Текст книги "Как стать ярлом (СИ)"

Автор книги: Геннадий Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5

– Николай, а ты не женат? – спросила я, покосившись на руку без кольца.

Два часа мы разговаривали о всяких нейтральных вещах, постепенно сужая круги и приближаясь к личной информации. Вообще-то лупить вот так в лоб не собиралась, но прицел сбила неловкость, связанная с обращением. За все время я ни разу не назвала его по имени, и это напрягало. Бессмертный Дейл Карнеги уверял, что собственное имя – самая сладкая музыка для слуха его обладателя. И да, это работало. Но и у Николая, и у меня имена были не самыми удобными для той стадии контакта, когда уже перешли на «ты», но дистанция еще сохраняется. Хоть он и называл меня Женей, у меня «Коля» на язык не ложилось.

– Лучше Ник, – видимо, он понял мою запинку. – В разводе. А ты?

Ник? Я мысленно покрутила этот вариант на языке, вслушиваясь в ощущения. Ником друзья звали Никиту, но для меня он с самого начала был Китом, поэтому ненужных ассоциаций не возникло. Ник так Ник. Действительно, лучше, чем Николай или Коля.

– Я тоже. Дочери девятнадцать лет. А у тебя дети есть?

– Сыну двадцать.

– Тоже студенческий брак? – понимающе кивнула я, деликатно опустив «по залету».

– Одноклассница. Два года встречались в школе, на втором курсе поженились. Интересно… – он снова потер переносицу, видимо, это был его привычный, машинальный жест. – Пока служил на севере, все было нормально. А как вернулись в Питер – развалилось.

– Служил? Ты военный?

Это не слишком удивило. Жесткость в нем чувствовалась. Кадровым военным был мой дед по отцу, и я заметила что-то неуловимо схожее.

– Летчик-истребитель. В прошлом году на пенсию вышел.

– Так рано? Или по болезни?

– Набралось двадцать лет выслуги со льготными – и ушел. Но это не самая веселая история.

– А сейчас чем занимаешься?

– Так… небольшой бизнес, – Ник слегка сдвинул брови. – Друг предложил вложиться, а я как раз от деда наследство получил. Потом выкупил его долю. А ты?

– Я копирайтер, – это было патентованное вранье, когда не хотелось говорить правду. Далеко не все реагировали адекватно. Да и он, кстати, от ответа ушел. – Статьи пишу на заказ, контент для сайтов, отчеты всякие, например, годовые для акционеров.

Вообще-то это было не совсем вранье, потому что я и на самом деле этим занималась, довольно долго. До того момента, когда начала зарабатывать книгами больше среднестатистической зарплаты.

Ник хотел что-то спросить, но тут у него в кармане запел телефон. Даже не выслушав собеседника, он коротко бросил:

– Да, скоро приеду, – и отключился. – Извини, Жень, мне пора.

Я даже не слишком огорчилась, потому что мне тоже было пора. Давно уже. Ждали две проды – от Аркаши и от Джо, плюс куча всяких мелких технических дел. Да и с Ниной наконец надо было уже решить.

Ник оплатил счет, я настояла на том, что чаевые – мои.

– Интересная система, – заметил, глядя, как я перевожу деньги на Гришин аккаунт через куар-код из чека.

– Можно даже отзыв написать. Ну что, идем?

Во двор снова прошли через проход, где на этот раз никого не было.

– А ты смелая вообще, – Ник придержал меня под локоть перед замерзшей лужей. – Тогда ночью остановилась, сегодня целую орду орков разогнала.

– Смелая? – хмыкнула я. – Да нет, не очень. Если бы ты просто на обочине стоял с аварийкой, проехала бы мимо. А так машина в кювете – вдруг пострадавшие. Орки? Прикольно. Иногда бывает. Когда, например, пирожные пытаются отобрать.

На самом деле все было не совсем так. Или совсем не так.

Лет в пятнадцать-шестнадцать я буквально притягивала к себе всевозможных извращенцев. Похоже, их радары засекали меня с другого конца города, и они неслись, раздувая полы плащей, чтобы продемонстрировать процесс превращения дохлой сосиски в ливерную колбасу. И это еще полбеды, противно, но не особо опасно. Хуже то, что за два года меня трижды пытались изнасиловать.

Нет, я не носила ультрамини и декольте по пейджер, не красилась вызывающе, не болталась одна по ночам, не пила и не курила в стремных компаниях. Насильники подстерегали меня во дворе, в парке, в перелеске на даче. Запах страха, запах жертвы – они чуяли его, как хищники. Три раза мне удавалось вырваться и убежать. Четвертый едва не увенчался успехом.

Какой-то парень в надвинутом на лицо капюшоне зашел за мной в парадную, прижал к стене, сначала мерзко засунул в рот язык, а потом разорвал платье, от ворота до подола. От ужаса я впала в какой-то ступор и не могла даже пискнуть. Спасла бабка с собачкой. Она вошла, заорала, парень отпустил меня и выскочил.

Когда дома я прекратила рыдать, мама повела меня в отделение милиции. Заявление приняли, но на этом все и закончилось. А ночью мне приснился сон. Тот же парень снова напал в парадной, но в руке у меня оказалась бутылка. Я разбила ее о стену и… В общем, это был очень жестокий и кровавый сон, я не любила его вспоминать. Потом, через много лет, психолог, которого мне посоветовали после развода с Захаром, сказал, что в том сне я убила не парня, а свой страх.

И это было правдой. Страх исчез. Маятник качнулся в обратную сторону. Я как будто специально нарывалась на неприятности, искала их, чтобы отомстить за свой ужас, и в любой потенциально опасной ситуации из меня перло, как лава из вулкана: только пальцем троньте – разорву! Да-да, тот самый бешеный заяц, так я называла это состояние. Но извращенцы теперь обходили меня за километр, закутавшись в плащи с головой, а насильники попрятались в окопы.

А потом родилась Аленка, и маятник застыл в равновесии. Я стала просто осторожной, хотя заяц никуда не делся, он впал в спячку и просыпался только в случае крайней необходимости. Как сегодня.

Но обо всем этом рассказывать Нику я не собиралась. Потому что вообще никому об этом не рассказывала.

* * *

– Я позвоню… – сказал он, когда мы остановились у его машины.

По интонации было не совсем понятно, вопрос это или обещание, но уточнять я не стала и только кивнула: и ты тоже понимай как знаешь.

Дальше получилась заминка. Видимо, Ник не мог решить, как лучше попрощаться. Сказать: «ну пока» и залезть в машину? Поцеловать? Или там, не знаю, руку пожать? Ну что ж, спасение утопающих где? В Караганде. Я сама поцеловала его в щеку, развернулась и пошла к парадной, буквально чувствуя, как дымится между лопатками от пристального взгляда.

Вот как так получается? Ты даже не видишь, что на тебя смотрят, но чувствуешь. Причем не только спина пригорает, еще и в животе от этого плавится.

Выгрузив пирожные в холодильник, я задумалась. Просидели мы в ресторане до самого ужина, но есть не хотелось. Отрезав небольшой кусочек курника, я разогрела его в микроволновке и бродила с ним по квартире взад-вперед, свиняча крошками, как мальчик-с-пальчик.

Последнее сравнение вылезло совсем некстати, потому что лично для меня оно обладало вполне так эротическим подтекстом. Да еще и потянуло за собой воспоминание об одном недавнем эпизоде, где кое-кто продемонстрировал габариты точно не с пальчик. Ну, то есть не продемонстрировал, а дал понять, что… То есть не дал, а…

Вот черт!

Одна моя знакомая авторесса жаловалась, что ну совсем не может писать эротические сцены. После них ей необходим мужчина, а его в наличии нет, и приходится заниматься ручным трудом. У меня все обстояло с точностью наоборот. Если по какой-то причине ниже пояса закипало, возбуждение прекрасно снималось хоть и ручками, но посредством клавиатуры в файл. Сублимация чистой воды. Оставалось только радоваться, что сегодня очередь Аркаши и Джо, есть где разгуляться.

По просьбе трудящихся нового Аркашиного героя занесло в эротическую игру, где этот прыщавый очкарик-задрот в качества лута получил мускулатуру Шварценеггера, а своего мальчика-с-пальчик прокачал до размеров бейсбольной биты. Теперь у него был гарем сисястых и жопастых кошкодевок, которых он между делом драл всеми возможными и невозможными способами, набирая экспу. Порадовав его и читателей ударным минетом, я выложила проду, выпила кофе с эклером и переключилась на Джо.

Бешеный заяц еще не совсем уснул, поэтому я выплескивала заодно и неизрасходованный запас агрессии. Миллиардер и его референт со всей дури лупили героиню по заднице, наматывали на локоть ее волосы, кусали за соски и вколачивались синхронно с двух сторон с интенсивностью отбойных молотков. Однако расписывая в подробностях процесс двойной пенетрации, краем сознания я думала о чем-то другом.

Или о ком-то другом?

Что-то она у нас слишком много пиздит, недовольно заметила Джо.

В смысле, уточнила я, очнувшись и тормознув пальцы на середине фразы. Она их подстегивает всякими грязными словечками, что не так?

Они и без словечек прекрасно справляются. Технологическое отверстие используется не по назначению, вот что. Давай стюарда позовем в компанию.

Слушай, ну я сегодня про минет уже писала, сколько можно.

Да ладно тебе, хмыкнула Джо, где один минет, там и два. Можешь Аркашин переписать, все равно аудитория не пересекается.

Когда с двойной порцией порева было покончено, я вышла на кухню и остановилась у окна, глядя во двор. Туда, где днем стояла машина Ника.

Состояние было… странное. Да, по-прежнему странное, только теперь уже иначе.

Напряжение хардовой эротикой вовсе не снялось. Возможно, потому, что обычно оно бывало безадресным, а сегодня – направленным на вполне конкретный объект. Но дело было не только в этом.

Мы проговорили больше двух часов, но Ник так и остался для меня загадкой.

Бывший военный летчик, который ушел на пенсию, едва набрав стаж, даже не календарный. Мне казалось, что пилоты помешаны на небе и на пенсию добровольно не уходят, только если вынесут под зад коленом. Некрасивая история? Или неприятная? Нет, не слишком веселая, вот как он сказал.

А еще сказал, что с женой все развалилось, когда вернулись с севера в Питер. Интересно, это как-то связано?

Сытая Джо уже отправилась спать, а вот скучающая Нина сразу начала придумывать какие-то сюжетные коллизии, встречи через годы, любовные треугольники. В общем, драматический анамнез.

Отстань, попросила я с досадой.

Что значит отстань, завелась она. Реклама оплачена, три дня до старта, а у тебя одна глава так и зависла. И обложки нет.

По большому счету, Нина была права. Реклама – полбеды, ее всегда можно тормознуть, тем более с таргетологом мы работали уже третий год и проблем никогда не возникало. Обложку я могла слепить на коленке за час. Но надо было наконец определиться. Или отбросить рефлексии и писать книгу с этим героем, или отказаться от затеи и срочно придумать что-то другое.

Отказаться было жаль. Писать? Пришлось признать, что сегодняшняя встреча не только не прояснила ситуацию, но сделала ее еще более мутной. Военная служба, развод, бизнес – это все частности, а вот сам Ник оказался книгой за семью печатями.

Все мужчины, с которыми сталкивала меня жизнь, были, может, и не примитивными, но достаточно прозрачными и предсказуемыми. Мне не приходилось ломать голову, чтобы понять и даже предугадать их поступки. Обычно уже после первого свидания я в общих чертах представляла, как все пойдет дальше, и практически никогда не ошибалась. Но сейчас…

Как говорила моя бабушка, темна вода во облацех. Я не могла писать о человеке, который оставался для меня непонятным иероглифом. Придумывать что-то при таких исходных данных – в конце концов все свелось бы к сове, натянутой на глобус. В чужих книгах меня больше всего бесило отсутствие логики.

В итоге мы с Ниной пришли к компромиссу. Если в течение этих трех дней ничего не прояснится, возьмем что-то другое.

Глава 6

Одна из самых важных кнопок в Ворде – это «Пересчет».

Когда ты вольный каторжник и пишешь для себя, на объем текста не смотришь. Глава на сорок тысяч знаков? Норм. Пять томов по миллиону каждый? За милую душу. И не важно, сколько лет ты пишешь эти пять томов. Все равно уйдет в стол. Или родным-друзьям-знакомым, которые притворятся, что осилили, и обольют автора пеной неискреннего восторга. Зато тебя прет от процесса. Ты – творец, демиург, движущая сила созданной тобою вселенной!

Иное дело, когда ты становишься автором коммерческим, рассчитывая кормиться из-под пера, то есть из-под клавиатуры. Оказывается, что муза больше не согласна довольствоваться меню из лунного света и пения птиц на рассвете, когда ты заваливаешься спать с красными от недосыпа глазами. Она хочет жрать! Наступает тот самый момент, когда понимаешь: человеко-часы, килознаки и денежные единицы находятся в тесном взаимодействии.

Моим стандартом были четыреста тысяч знаков, плюс-минус немного. Вполне годный объем, чтобы раскрыть тему и не утопить ее в лишней воде. Это для Нины и Жанны, для Джо и Аркаши даже поменьше. Примерно два с половиной месяца на сет из четырех книг. С учетом перерывов – шестнадцать в год. Пятнадцать – двадцать килознаков в день. Не так уж и много. Копирайтером писала больше. Если случался затык с одной книгой, переключалась на другую, так же легко, как переходила из комнаты в комнату.

Именно такой затык был у меня сейчас. Я выделяла написанные абзацы и компульсивно нажимала на «Пересчет», но количество знаков не увеличивалось. Странно, правда? И переключатель псевдонимов сломался.

Нет на свете такого автора, к которому зверь неписец – самая противная тварь писательского зоопарка! – не прибегал ни разу. Стоит пожалеть его и покормить, он поселится у тебя надолго. Я еще с копирайтерских времен, когда над головой висел вечный топор дедлайна, знала способ борьбы с ним: писать. О чем угодно, не задумываясь, пока поток сознания не перетечет в настоящий текст. Главное потом не забыть удалить своего «Улисса». Но сейчас не работало и это. Я смотрела на монитор и не могла выжать из себя ни строчки. Ни о чем.

Ник позвонил на следующий день после нашей встречи, вечером, в самый разгар работы. Хорошо хоть не на Джо попал, а на Жанну. Разговор не клеился. Во-первых, потому что мыслями я была наполовину в королевстве василисков, во-вторых, потому что вообще не любила разговаривать по телефону. Если не живьем, тогда уж писать, хотя переписка и отнимала адову прорву времени. Наверно, надо было сказать, что работаю, но постеснялась и вымучивала какие-то неловкие фразы.

Ну давай уже, пригласи меня куда-нибудь, и я вернусь в текст.

Но он, видимо, принял мою сдержанность за нежелание общаться и распрощался. И это окончательно выбило меня из колеи.

Еще ни разу за шесть лет сетевого творчества личные отношения не мешали мне писать. Но все когда-то случается впервые.

Проду я кое-как домучила и легла спать еще до полуночи, что для меня было совершенно ненормально. Сон не шел, я крутилась, таращилась в потолок, пыталась обдумывать какие-то сюжетные ходы в четыре книги по очереди, но мысли расползались, как мокрая промокашка. А утром пришел он – пушной зверек.

Один день я еще боролась с ним, писала через силу, высекая зубилом неуклюжие фразы. Все три проды получились совершенно проходными. Для Джо пришлось пробежаться по своим закладкам. Да, у меня, прямо как у профессионального дрочера, была папочка с любимыми порносайтами. Секс с капитаном лайнера в рубке получился без огонька, сухим конспектом ролика. Кто бы знал, как я ненавидела эту мерзкую шлюху Эльвиру, которая пары часов не могла прожить, чтобы с кем-нибудь не потрахаться. Но читатели считали, что она просто темпераментная, и еще до открытия платной подписки охотно поддерживали ее рублем, кидая награды.

Сегодня с утра затык перешел в терминальную стадию. Причем это был последний день из трех, оговоренных с Ниной. Еще сутки – и либо стартовать с тем, что есть, либо тормозить рекламу и срочно придумывать что-то другое.

Оставалось одно средство, последнее.

«Налетела грусть, что ж, пойду пройдусь».

Я выросла в центре и окраины воспринимала как другой город. Не совсем Питер. А настоящий Питер был продолжением меня. Я не любовалась красотами. Дворцы, парки, мосты? Нет, все это было для меня воздухом, а воздух не замечаешь, пока он есть. Когда мне становилось душно на своей окраине, ехала в центр, причем на метро, чтобы бродить и не думать о машине, которую попробуй еще приткни куда-нибудь. Ходила, дышала Питером, растворялась в нем. Мне нравилось путешествовать, я любила многие другие города, но только он один был для меня местом силы – магическим, мистическим местом.

Выглянуло бледное солнце – особое декабрьское, с обещанием новогодних чудес, которых я давно уже не ждала. Но декабрь, вот такой, с солнцем и легким морозцем, все равно любила. Нос и уши пощипывало, зато вымораживало хандру. Идти по Невскому – это как плыть по течению, ни о чем не думая. Можно дойти до самой Лавры, а можно свернуть куда-нибудь – на Литейный, на Восстания или на Суворовский.

Иногда за меня решали светофоры: зеленый – шла дальше, красный – сворачивала. Сегодня завернуло на Восстания, и тут же какой-то замерзший парень сунул в руку флаер, который я не глядя положила в карман. Только потому, что поблизости не оказалось урны.

С Некрасова наперерез мне вышла женщина с коляской, и я машинально притормозила, чтобы пропустить, но огненно-рыжий водопад из-под ее шапки, ударив по глазам, выбил из прострации.

– Янка?! Ты?

* * *

С Яной Логиновой мы познакомились лет пятнадцать назад в детской больнице. Я лежала там с Аленкой. То есть Аленка лежала с отитом, а я сидела при ней в качестве санитарки. У Янкиного сына тоже была какая-то лорная болячка, и мы с ней подружились – как легко дружатся мамки в таких местах. Впрочем, особо тесных отношений не поддерживали, время от времени перезванивались или перекидывались парой слов в соцсетях, еще реже встречались поболтать.

Работала она на телевидении, сначала репортером, потом ведущей утренней программы. Я даже один раз побывала у нее на съемках в качестве приглашенной гостьи: рассказывала о сетературе. Правда, в последние года полтора она куда-то пропала. Программа ее закрылась, в сети Янка не появлялась, телефон был недоступен.

– Привет, Жень, – улыбнулась она. – Сколько зим! Куда исчезла?

– Я исчезла? Это до тебя не достучаться. Телефон вне сети, контактик мертвый.

– Да как-то так получилось. Уезжала, работала. И всякое такое…

– Внук? – кивнула я на коляску, лихорадочно вспоминая, сколько лет Янке и ее сыну. Она была моложе меня, но родила рано, вполне могла уже стать бабушкой. Хотя коляска сидячая, не грудной младенец.

– Дочка, – рассмеялась Янка. – Верочка. В октябре годик исполнился.

– Значит, все-таки вышла замуж? – я помнила, что у нее был какой-то постоянный мужчина, но она не выходила за него из-за сложностей с сыном. – Илья, да?

– Ой, нет. Вышла, но за другого. Слушай, а ты торопишься? А то пойдем ко мне, посидим, поболтаем? Я же тут рядом. Дом все никак достроить не можем. В Озерках, кстати. Будем соседями.

У Янки я никогда не была, поэтому согласилась не без любопытства. Жила она в огромной двушке, не слишком уютной – бич старых домов. Комнаты в тридцать-сорок квадратов и потолки три с лишним метра. Красиво, но как-то… на любителя, одним словом.

Распаковав такую же рыжую, как она сама, девчонку из миллиона одежек и поменяв подгузник, Янка запихнула ее в манеж к игрушкам.

– Пойдем на кухню.

Не успели мы устроиться за столом с чашками кофе, как открылась дверь в прихожей, и оттуда прилетело подростковым баском:

– Мумс, я пришел!

В кухню заглянул высоченный, наверно, под метр девяносто, широкоплечий блондин, настоящий богатырь, а за ним протиснулся мордатый кот. Парень поздоровался и полез в холодильник, а кот принялся отираться вокруг его ног.

– Алекс, а обедать? – возмутилась Янка.

– Попозже, – отмахнулся тот, сделал бутерброд и бросил кусок ветчины коту в миску. – Пойду Верунчика потискаю.

Из комнаты раздался счастливый младенческий смех, сопровождаемый неразборчивым бормотанием.

– Вот у меня нянька, – Янка отпихнула ногой кота, быстро подобравшего угощение и теперь выглядывающего, чем бы еще поживиться. – Борис, а ну брысь отсюда! Алекс сестру обожает. Представляешь, он ведь в медицинской гимназии учится. Сначала нацелился на медицину катастроф, а как Верка родилась, передумал. Будет в педиатричку поступать.

Когда мы виделись в последний раз, больше двух лет назад, она была такая скучная, погасшая, а сейчас расцвела, помолодела. Без слов ясно, что у нее все хорошо. И стало вдруг отчаянно завидно.

Еще неделю назад я была уверена, что все у меня прекрасно. Любимое дело, приносящее неплохой доход, дочка – умница-красавица, родители живы и относительно здоровы. Квартира, машина, дача. Личная жизнь… Тогда почему внезапно так горько и одиноко? Сижу, как пенек, со своими книжками, никого рядом. Личная жизнь? Да нет, это просто три мужика, чтобы иногда потрындеть и потрахаться, только и всего.

Стоп-стоп, сказала я себе. Это минутная слабость. Меня такая жизнь вполне устраивает. Замужем я была, аж два раза, больше не хочу. Да и кто выдержит рядом писательницу? Пишущая мать – горе в семье. Зато сама себе хозяйка.

От Янки я вышла уже в сумерках. Полезла в карман за перчатками и наткнулась на жесткую глянцевую бумажку. Вытащила, развернула, скользнула рассеянным взглядом, скомкала, оглядываясь в поисках урны, но спохватилась и развернула снова: глаз зацепился за знакомое слово, а мозг среагировал не сразу.

Название ночного клуба ничего мне не сказало, а вот рок-группу «Ежемухи», которая завтра давала там концерт, я хорошо знала. Андрей играл в ней на бас-гитаре. В бытность замужем за Захаром с какой только богемой я не познакомилась. И Андрей, и Витька остались мне в наследство от тех времен.

Так, если концерт завтра, значит, Андрюха уже вернулся?

Словно сигнал прошел по невидимым проводам мироздания. Не успела я донести флаер до урны, как ожил телефон.

– Привет, Жень.

– Привет, Андрюш. Ты уже в Питере?

– Да, еду из аэропорта. Слушай, ты как завтра? Не хочешь на наш концерт? У нас клубешник.

Все мои знакомые знали: о встречах и прочей активности нужно договариваться заранее, потому что «Женя пишет». Тайминг у меня и правда был довольно жесткий, но завтра по графику значился выходной, поэтому согласилась. На их концертах я была уже не раз и вряд ли услышала бы что-нибудь новое, просто хотелось немного отвлечься. Старый добрый рок – то, что доктор прописал.

Питер и неожиданная встреча с Янкой прогнали неписца. До половины третьего я сидела над продами, но закончила все три и загрузила на сайты.

Нина выжидательно молчала.

Понятия не имею, о чем писать, призналась я. Потому что ничего не происходит.

Тогда давай писать не о том, что происходит, а о том, чего бы ты хотела.

Да если б я знала! Но… ладно, давай попробуем.

Еще полтора часа ушло на то, чтобы найти на стоках более-менее подходящие исходники, слепить немудреную обложку и придумать аннотацию. Поставив будильник на девять утра, я завалилась спать.