Текст книги "Как стать ярлом (СИ)"

Автор книги: Геннадий Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 11

Я надеялась, что Ник сможет под меня подстроиться, но уже после первых шагов с изумлением поняла, что подстраиваться придется мне. Мышечная память – самая крепкая из всех возможных, однако шестилетний простой и недостаток физической активности тут же дали о себе знать. Что там короткая утренняя зарядка, такие же короткие прогулки и воркауты между делом!

В тридцать лет я была просто сдвинутой ЗОЖницей. Когда ребенок подрос и не требует ежеминутного внимания, с мужем тухло, а любимой работы нет, женщина обычно ищет что-то, чем можно раскрасить жизнь. Собака или кошка, шопинг, кулинария, кино, любовник – и так далее. Я сфокусировалась на здоровом образе жизни и красоте.

Сейчас обо всем этом вспоминалось с недоумением. Безлимитка в фитнес– и велнес-клубы, куда ходила каждый день, а то и по два раза. Пешие челленджи. Правильная еда из эко-магазинов по цене бриллиантов. Пищевые добавки горстями. Салоны красоты со всеми возможными и невозможными процедурами. Регулярные медицинские осмотры и анализы.

Захар сначала одобрял, потом это стало его раздражать.

Жень, тебе бы притормозить немного, осторожно говорил он. Любое хорошее дело можно довести до абсурда, если не знать меры.

Я злилась, поскольку считала, что с мерой у меня все в порядке. И со всем остальным тоже. Но Захар, видимо, был с этим не согласен. Поэтому, наверно, и свалил всего через четыре года к Регине, которая подобным фанатизмом не страдала, но выглядела на все сто.

С ЗОЖем было покончено. Сначала от переживаний, а потом я стала писать. Но, видимо, задел был основательным, потому что даже теперь, при откровенно нездоровом образе жизни, я сохранила фигуру, выглядела моложе и чувствовала себя получше многих ровесниц.

Да, прежней легкости мне сейчас не хватало, но она окупилась кое-чем другим. Справившись с мгновенной растерянностью, я окунулась в танец, от которого буквально сносило крышу.

Захар был предельно техничен: каждое движение отточено, выверено, ничего лишнего. Ник танцевал иначе. Может, не так идеально, но с грацией дикой черной кошки, под вкрадчивой мягкостью которой скрываются стальные мышцы. Сегодня на нем был темно-серый костюм, пиджак он снял, и черная облегающая рубашка еще больше подчеркивала это сходство.

Меня словно окутало каким-то силовым полем, встроило в систему. Я угадывала, нет, предугадывала каждое его движение, отзываясь даже на самое легкое касание. Ник вел – и я подчинялась, потом вдруг передавал инициативу мне, словно сдавался на милость победителя, но тут же снова перехватывал ее.

Это был чистой воды секс.

Потому что меренге – это и есть танец о сексе. Еще более чувственный, чем бачата. Темп, ритм, тесные объятия, эротичные движения и недвусмысленные прикосновения. Его главная сложность – избежать вульгарности, особенно в движениях бедер. Не показать секс, а лишь намекнуть на него, обозначить, оставив простор для самой разнузданной фантазии.

Свет бликовал на красном шелковом поясе, бросая отблески на черное и на лицо Ника. Все тот же адский огонь, снаружи и изнутри. Да, как же я угадала вчера! Сейчас он был полностью открыт и тянул в это пламя меня, а я охотно летела – как бабочка, не боясь опалить крылья. Купалась в нем, наслаждалась, растворялась…

Музыка кончилась внезапно, как будто обрезали ножом, и тут же началась медленная сальса, но Ник за руку повел меня к столу.

– Отдышись, – подождав, пока я сяду, сел сам и налил мне минералки.

– Шесть лет не танцевала, – я схватила стакан и сделала большой жадный глоток.

Не поэтому, не поэтому! Неужели не понимаешь?!

Но дразнящая улыбка и блеск в глазах ответили: еще как понимает!

– Это называется «в принципе, танцую»? – ехидно спросила я.

– Специально не занимался, – Ник пожал плечами.

– Но как-то ведь научился?

Он опустил глаза, словно думая, стоит ли отвечать.

– Жена бывшая – хореограф-постановщик, «кулек» окончила. В Североморске в клубе вела танцевальную студию, детскую и взрослую. Вечера всякие организовывала. Ну и… вот. А ты?

– Ну примерно так же. В детстве в ансамбле танцевала. Знаешь, в таком – два прихлопа, три притопа. А муж до двадцати лет серьезно занимался. На конкурсы всякие международные ездил, побеждал даже. Мы с ним раза два-три в месяц на такие вечеринки ходили. Забавно совпало.

– Любое совпадение – лишь частный случай, – хмыкнул Ник. – Если из десяти девять раз не совпало – никто и не заметит. А совпало один раз – ну все, знак от вселенной.

– Именно потому, что совпадения бывают реже, – кивнула я. – Так и с людьми. Сто человек встретишь и тут же забудешь. А один вдруг твой.

– Да, наверно… Ну что, отдохнула? Пойдем?

Бачата у нас вышла тоже очень эротичной, но по-другому. Мягче и сдержаннее – но лишь внешне. Танец не на раскаленных углях, а в комнате над пожаром. Потрескивают горящие перекрытия, половицы обжигают ноги, еще один шаг – и пол провалится, а внизу бушует огонь…

С Захаром ничего подобного не было. Даже в самом начале. Мы просто танцевали. Да, с удовольствием, волнующе, возбуждающе, но без сакрального, мистического. Может, потому, что целый год до этого, изредка встречаясь и болтая в сети, мы изо всех сил пытались этот огонь погасить? Наверно, что-то в нас тогда и перегорело, раз хватило так ненадолго.

Один танец сменялся другим, и уже после третьего нас, по давней традиции, выпихнули на середину: «вы круче всех, жгите, а мы посмотрим». Иногда мы уходили передохнуть. Сидели, низко наклонившись над столом, почти соприкасаясь лбами, глаза в глаза. И уже было неважно, о чем говорить, совсем неважно, потому что разговор шел на другом уровне. Тонкая вибрация в ритме учащенного дыхания – особое состояние, я называла его «вайб», подхватив новомодное словечко у Алены.

Время приближалось к полуночи. На последних аккордах очередной сальсы мы сделали разворот и оказались нос к носу с Захаром и Региной…

От неожиданности я сильнее перенесла вес на левую ногу, и один из двух ремешков, обхватывающих щиколотку, лопнул. Нога подвернулась, и я грохнулась бы у всех на виду, если бы Ник не подхватил меня и не прижал к себе. Выглядело все это вполне органично – как элемент танца.

Впрочем, мне было не до органичности, потому что от боли потемнело в глазах.

– Блядь! – тихо взвыла я, впившись зубами ему в плечо.

Нику хватило ума сообразить, что это не эротическая фишечка. Легко подхватив под спину и под колени, он отнес меня к нашему столу и сгрузил на стул. Пододвинул поближе свой, сел, приподнял мою ногу. Пальцы пробежались по лодыжке, заставив шипеть сквозь стиснутые зубы.

– Насколько хватает моих скудных медицинских познаний, перелома или вывиха нет, – Ник опустил мою ногу на пол. – Сильно болит?

– Да-а-а!

– Скорее всего, растяжение, но может быть разрыв связок или трещина в кости. Так, ладно, на сегодня танцы закончились, – он встал и наклонился ко мне. – Хотя это было…

Последнее слово, сказанное на ухо, тихо-тихо, я не расслышала. Но показалось, что «охуенно». Или это шутка воспаленного воображения? И ведь не переспросишь же. Очень редким мужчинам я позволяла употреблять при мне подобные слова. Только тем, при которых сама могла высказаться аналогично. Это было своего рода маркером.

– Сиди! – надавив на плечо, Ник пресек мою попытку подняться. – Я сейчас.

Он ушел, а я начала озираться по сторонам, но ни Захара, ни Регины не увидела. Может, померещилось? Мы провели в ресторане больше трех часов, как я могла их не заметить? Хотя… разве я смотрела по сторонам? Как-то не до того было.

За шесть лет мы с Захаром не встречались ни разу. В последний – когда получили свидетельства о разводе и уладили все имущественные вопросы. Свои вещи из квартиры он забрал еще до этого. Пару раз разговаривали по телефону, по каким-то деловым моментам. Сначала мне было слишком тяжело слышать его голос, а потом и желание пропало.

Умерла так умерла.

Но вообще-то я могла бы подумать, что такая встреча в «Эль Пульпо» возможна. Почему бы им не ходить сюда, как и раньше?

Обычно мы с Захаром танцевали по средам: посреди недели народу было поменьше. Но тогда почему-то пришли в пятницу, да еще поздно, когда ни одного свободного столика уже не осталось. Нас подсадили к другой паре, мы познакомились и разговорились.

Регина, яркая, эффектная брюнетка чуть постарше меня, преподавала на курсах испанский и португальский, латину танцевала с детства. Замужем не была, а партнеров для вечеринок – и не только – выбирала из своих учеников. Полгода мы регулярно встречались в «Эль Пульпо», вполне так по-приятельски. Захар танцевал с ней не меньше, чем со мной, мотивируя тем, что ее уровень намного выше. Я ничего не замечала – или не хотела замечать?

В тот вечер он пришел домой и сказал:

– Жень, прости, я, кажется, полюбил другую женщину.

– Регинку, что ли? – рассмеялась я, подумав, что это глупая шутка. И по тому, как вытянулось его лицо, поняла: нет, не шутка.

Со мной была такая истерика, что Алена сбежала из дома и неделю жила у бабушки – матери Кита. Захар не оправдывался, не пытался утешать. Дождался, когда успокоюсь, собрался и ушел. Позвонил на следующий день и предложил закончить все быстро и мирно.

– Пойми, Жень, – сказал он, – все решено, нет смысла тянуть. Я не вернусь. Мне жаль, но так уж вышло. Детей у нас нет, с имуществом разберемся. Разведемся быстро через загс. На квартиру я уже оформил дарственную. На тебя.

Самое интересное, что сочувствия я не дождалась ни от кого. Ни от подруг, которые после этого перестали быть подругами, ни от мамы. Все в один голос сказали: а чего ты хотела? Увела мужика из семьи, вот и прилетела ответка. Он вон какой молодец, квартиру вам отдал, хотя и не обязан был. Да и вообще от хороших жен мужья не уходят. Так что самадуравиновата.

Я была согласна с тем, что прилетела ответка, но лишь за то, что ушла от Кита. Доказывать, что никого ниоткуда не уводила, что мы с Захаром до моего развода даже не целовались ни разу, не имело смысла. Насчет хороших жен – тем более. Ну а за квартиру я была благодарна, поскольку своего жилья не имелось. Ипотечную, выплатив мне какие-то смешные деньги, захапал Кит, оформивший ее на себя.

Пожалуй, единственным, кто встал на мою сторону, оказался отец. Они с матерью развелись после двадцати трех лет брака. Никто ни к кому не уходил, просто надоели друг другу до чертиков и тихо разошлись.

Он приехал, обнял меня и сказал, помолчав:

– Не слушай никого, кто будет говорить, что ты виновата. Причина всегда в том, что ушла любовь, а все остальное – лишь поводы. Она не спрашивает, когда прийти и когда уйти. Хоть до неба подпрыгивай. Можно тянуть эту лямку до конца жизни, можно расстаться. И вот что… – он положил на стол ключи и какую-то бумагу. – Это от дачи. Я там давно уже не бываю, а вам с Аленкой пригодится.

В итоге материально от развода я не особо пострадала, а вот морально… Лишь через год, с Андрюшкиной помощью, начала потихоньку оттаивать. Но это было потом, а тогда держали только две вещи.

Во-первых, дочь, на которую происходящее подействовало не лучшим образом. С Китом у нее теплых отношений никогда не было, с Захаром Алена и вовсе держалась швейцарского нейтралитета, но мои два развода, как она потом призналась, напрочь убили в ней веру в институт брака. Моя хандра моментально передавалась ей, поэтому приходилось собирать себя в кучку.

Во-вторых, я начала писать, выплескивая все свои эмоции в тексты. Из массы советов от психотерапевта, к которому пинками отправил отец, сработал только один: найти новое хобби. Первую книгу я писала чисто для себя, не ориентируясь ни на что и ни на кого. Опубликовала ее только года через три, когда давно уже не была новичком, и, кстати, особого интереса она не вызвала. Слишком много в ней оказалось «ушей автора», которые я тогда еще не умела прятать.

Захар с Региной то ли ушли, то ли и правда померещились, но я их так и не увидела. Прислушалась к себе: что чувствую из-за всего этого. И поняла с удивлением: ровным счетом ничего. Кроме досады от испорченной концовки вечера. Хотела точку – ну вот и получила.

Ник куда-то пропал, и я уже собиралась ему позвонить. Ну не бросил же он меня тут одну. Только взяла в руки телефон, и появился – одетый, с моим пальто и сапогами.

– Извини, еле нашел, где машину воткнуть поближе. Здесь, конечно, стоять нельзя, но, надеюсь, успеем раньше эвакуатора. Одевайся, а я гляну, где тут ближайшая травма.

– Какая на фиг травма? – возмутилась я.

– Поговори мне еще, – ответил он спокойно и открыл интернет.

Глава 12

– Сама дойдешь? – спросил Ник, заправляя меня в пальто.

– Дойду, – буркнула я. – Только придется за тебя держаться.

– Ну само собой, – он подставил локоть.

Вцепившись мертвой хваткой, я ковыляла за ним между столами и танцующими парами. Кто-то поглядывал сочувственно, кто-то едва ли не со злорадством, но большинству было абсолютно наплевать. Лишь бы под ногами не путались.

Машина стояла прямо перед входом, мордой на тротуаре, задом на мостовой, активно мешая и пешеходам, и водителям. В другой ситуации меня это взбесило бы. Водятлов, которым «надо», я люто ненавидела, но сейчас возмущаться что-то не хотелось. Кто из нас свободен от двойных стандартов, если дело касается себя любимого? Боюсь, никто.

– Ближайшая круглосуточная травма на Кавалергардской, – сказал Ник, утрамбовав меня на пассажирское сиденье. – Полис с собой?

– С собой, – прошипела я, неосторожно двинув ногой. – А может, не надо? Не перелом же.

Он посмотрел на меня молча, ясно дав понять, что даже отвечать на подобную глупость не собирается. Завел двигатель и выбрался на дорогу. Доехали по пустым улицам быстро.

– Врач занят, – заявила сонная медсестра, заполнив карточку. – Ждите.

Оставалось только догадываться, чем занят врач в пустом травмпункте. Ест? Спит? Трахает рентгенолога?

Мы сели на диванчик, я прислонилась к плечу Ника и закрыла глаза, с трудом сдерживая скулеж. Он взял мою руку и осторожно поглаживал, как вчера в такси. Ногу адски дергало, боль отдавала до самой попы. Звонок телефона заставил вздрогнуть.

Ник встал, отошел в сторону. Его лица я не видела: он стоял спиной. Долго слушал, что ему говорил, потом ответил – коротко, тихо и неразборчиво. Отключился и вернулся ко мне, с абсолютно непроницаемым выражением. Резануло ревностью.

– Тебя, наверно, ждут? – спросила и тут же обругала себя.

– Женя, если ты таким хитровыдуманным способом пытаешься узнать, ждут ли меня дома, то нет, – поморщился Ник. – Не ждут. Я живу один. Сын снимает квартиру.

Ага, меня это прямо успокоило. На языке вертелся следующий вопрос: если не дома, то где тогда ждут. Я сосредоточилась на том, чтобы не задать хотя бы его, и тут из кабинета выглянул молодой парень с крошками в бороде.

Это что, врач?

Чем старше становишься, тем больше вокруг тебя тех, кто моложе. Причем не только дети, подростки и юноши, но и вполне дееспособные единицы. Врачи, например. И как ни пытаешься воспринимать их всерьез, получается так себе.

– Проходите, – кивнул он.

Извлеченная из сапога и колготок лодыжка выглядела пугающе: раздутая и сине-багровая.

– М-да, – вынес вердикт травматолог, ощупав ее.

Заглядывая в карточку, он быстро набарабанил что-то на клавиатуре, и принтер выплюнул сопроводиловку, с которой я в одних колготках заковыляла в рентгеновский кабинет. Аппарат, к счастью, оказался цифровым, результатов не пришлось ждать долго.

– Ну я даже не знаю, – сказал врач, изучая снимок на экране компьютера. – Перелома нет, трещин нет, вывиха нет, разрыва связок нет. С чего вдруг так растащило? Надрыв может быть, но его на рентгене не видно. МРТ бы сделать.

– Это где? – вполне мирно спросила я, хотя сильно тянуло поинтересоваться, правда ли он окончил мединститут или просто папин халат надел.

– Ну я даже не знаю. Сходите в свою поликлинику, пусть хирург направление даст. Или платно где-нибудь.

– Сходите? – хмыкнула я. – Ну ладно, а сейчас-то что?

– Больничный нужен? Нет? Ну и отлично.

– Чего отличного-то? – из ноздрей, кажется, начал идти пар.

Видимо, парень испугался, как бы эта мегера не вцепилась ему в бороду, туго забинтовал лодыжку, дал какую-то обезболивающую таблетку и радостно сообщил, что за небольшую плату можно взять напрокат костыль.

– Говорила же, незачем было сюда ехать, – буркнула я, выбравшись из кабинета с сапогами под мышкой. – Только время потеряли.

Ник взял у меня листочек с рекомендациями, пробежал глазами и без стука вошел в кабинет. Сначала там шел невнятный разговор на повышенных тонах, потом еще какой-то бубнеж, после чего он появился уже с другой бумажкой.

– Поехали, – он подал мне руку. – МРТ делать.

– Прямо сейчас? – я вытаращила глаза. – Куда?

– Какая-то там Красноармейская. Платно, но круглосуточно. С направлением без записи.

– Может, хватит? – мне хотелось то ли плакать, то ли смеяться, то ли материться, а лучше все сразу. – Я просто подвернула ногу и растянула связки.

– Ты сильно растянула связки, – все так же невозмутимо возразил Ник. – Возможно, там надрыв. Жень, – он осторожно провел костяшкой пальца по моей щеке. – Мне понравился этот вечер, и я хотел бы его повторить. Чем скорее, тем лучше. Так что не сопротивляйся, ладно? Все равно не получится.

Да? Тебе только сам вечер хочется повторить? Больше ничего?

Похоже, генератор идиотских вопросов сегодня работал бесперебойно.

Уже в машине Ник что-то вспомнил и пошел обратно. Вернулся минут через пять с костылем.

– О боже, заче-е-ем? – захныкала я. – Его же потом возвращать придется.

– Не придется, – хмыкнул он. – Девушка согласилась списать как сломавшийся.

Впрочем, надо было признать, что с костылем ковылять удобнее, я оценила это, когда приехали на Шестую Красноармейскую в какой-то институт. На МРТ ушло часа полтора: пока заполняла анкету и договор, пока ждали в очереди, пока обследовали и написали заключение.

– Надрыв связки есть, незначительный, – сказала врач, тоже молодая, но все же больше похожая на медика, чем бородатый недоучка. – Тут даже гипс не нужен. Тугая повязка и покой. Первые два дня можно холодные компрессы поделать, чтобы отек снять, потом сухое тепло. Ну и любое обезболивающее, которое хорошо переносите.

– Какого? – мрачно поинтересовалась я, глядя, как Ник прикладывает карточку к пинпаду.

– Такого. Если б я не назвал кого-то бодрой старушкой, ее не укусило бы вспомнить молодость. Так что… вина моя.

– Ты издеваешься, да?

– Ну если только совсем немного. Зато теперь буду спокоен, что ничего фатального. А спокойствие, знаешь, штука вообще недешевая. Идешь к врачу, вываливаешь кучу бабла, он ничего не находит, и ты рад. Все, поехали, уже почти три.

– Неплохо так погуляли, – пробурчала я, с трудом застегивая молнию на сапоге.

Больше всего меня интересовало, чем кончится этот убойный вечер. Ну ясно, что не сексом, но все равно – чем?

Ник помог мне добраться до квартиры, я открыла дверь, вошла в прихожую и обернулась вопросительно: зайдешь или как? Секунду помедлив, он перешагнул через порог, и тут из темноты прилетело возмущенное:

– Мать, у тебя совесть вообще есть?!

В прихожую выскочила Алена, в трусах и футболке. Ойкнула и убежала обратно в свою бывшую комнату, после ее переезда служившую мне рабочим кабинетом. Ник посмотрел на меня вопросительно, но я только руками развела, поскольку сама была в недоумении.

Такое явление могло означать лишь одно: они с Виталиком в очередной раз разругались вдрызг. Случалось это с регулярностью месячных, а вот с эвакуацией к мамочке – впервые.

– Ну я, пожалуй, пойду, – сказал Ник, но тут Алена появилась снова, на этот раз в халате.

– Добрый ночер, – поздоровалась вежливо, переводя изучающий взгляд с него на меня и обратно.

– Добрый, – кивнул он, тогда как я пыталась справиться с затыком по части этикета: кого в такой ситуации кому представляют. Видимо, сообразив, в чем дело, назвался сам: – Николай Владимирович.

– Э-э-э… Алена.

– Матушка ваша растянула ногу. Доставлена в относительной целости и сохранности, – прозвучало это совершенно индифферентно, как будто курьер заказ привез. – Спокойной ночи.

Впрочем, брошенный на прощание взгляд был вполне так в стилистике вечера. Хоть пожарную команду вызывай. Я предпочла бы в качестве бонуса еще и «позвоню», но… видимо, придется привыкать, что все звонки и визиты будут сюрпризными. Ну ладно, зато есть чего ждать.

Кое-как раздевшись, я поволоклась с костылем на кухню. Сполоснула руки и полезла в холодильник. Алена стояла в дверях, сурово сдвинув брови.

– Ну и как это называется? – не выдержала она, когда я соорудила бутер из половинки багета с ветчиной, сыром и порезанной кружками помидоркой.

– Ночной дожор, – пробурчала я с набитым ртом.

– Мать!

– Твоя или твою?

– Тебе вредно жить одной, – вздохнула Алена с таким видом, как будто это она была сорокалетней мамашей непутевой девятнадцатилетней дочери.

– И поэтому ты вернулась в родные пенаты? – я доковыляла до окна, но Ник уже уехал. – Могла бы и предупредить, что ли.

– Помешала личной жизни? Ну извини. Я звонила. Раз десять. Потом просто плюнула и приехала.

Черт… Я и правда выключила звук в телефоне, когда пришли в ресторан. А потом элементарно забыла включить.

– Ну, и что это еще за Николай Владимирович? – ехидно поинтересовалось дитятко, влет поймав мое смущение.

– Знакомый.

– С которым ты где-то полночи отжигала латину, пока не свернула ногу? – точеный подбородок дернулся в сторону моей юбки, а заодно и в сторону костыля.

– И? Лучше ты скажи, вы с Виталей совсем разругались или временно?

– Пока не знаю, – поморщилась Алена. – А что, так сильно мешаю?

– Пока не знаю, – я постаралась как можно точнее скопировать ее интонацию.

На самом деле это было проблемой. И вовсе не потому, что она якобы мешала моей личной жизни. Когда ты становишься взрослым и уходишь из дома, понимаешь, что родителей легче любить на расстоянии. Когда становятся взрослыми и уходят из дома дети, понимаешь то же самое про них. Взрослым людям вообще комфортнее любить друг друга на некотором отдалении, если только это не муж и жена. Думать, беспокоиться, встречаться, разговаривать, помогать – и возвращаться в свою собственную жизнь.

Я скучала по Аленке, когда долго ее не видела, радовалась каждой встрече, но снова жить вместе… Это как ветку с яблони срезать. Сначала дереву больно, потом рана затекает соком и заживает. Обратно уже не вернешь. Можно, конечно, попытаться привить, но не факт, что приживется. За семь месяцев я привыкла к автономному полету, у меня сложился свой собственный распорядок и ритуалы. Мне было бы проще по-прежнему подкидывать ей денег на аренду, пока не начнет зарабатывать. Но говорить об этом не собиралась: рано или поздно скажет сама. Потому что уже попробовала вкус свободы, обратно под мамино крылышко не спрячется.

Разумеется, ей хотелось пожаловаться, но в половине четвертого утра я вряд ли была способна воспринимать информацию адекватно.

– Прости, давай завтра поговорим, – предложила я, расправившись с багетом. – На свежую голову.

– Завтра ты снова уткнешься в свою писанину, – вполне резонно возразила Алена. – Ну ладно, как скажешь. Спокойной ночи.

Наскоро смыв макияж и почистив зубы, я влезла в ночную рубашку и легла. Нога мерзко ныла, в голове шариками пинг-понга скакали мысли.

Ник. Алена. Книги. Снова Ник.

От одного воспоминания о том, как мы танцевали, отголоски пожара прокатывались по всему телу мягким теплом. Теперь я уже не сомневалась, что все будет – и будет на высшем уровне. Танец, который удался, – это, по сути, уже прелюдия к сексу. За четыре года с кем я только не танцевала на таких вечеринках. Сначала, когда еще училась, с одним Захаром, но базу освоила быстро и уже не пугалась других партнеров. Дальше все зависело от каких-то внутренних частот. Иногда с кем-то по технике получалось грязновато, но некие флюиды перетекали туда-обратно, и тогда Захар, глядя со стороны, явно начинал нервничать. А иногда все выходило идеально, но сухо и холодно.

Так, как с Ником, не было еще ни с кем. Будто танцевали вместе не один год. И не только танцевали.

Здравый смысл шептал из уголочка, что не сексом единым… С Витькой у нас тоже получился вполне так пожар. Но с ним с самого начала все стало ясно, он был прозрачен, словно хорошо вычищенный аквариум: все рыбки, водоросли и улитки как на ладони. А вот Ник так и оставался для меня закрытым сейфом. То, что я узнала о нем, было как кусочки пазла. Всего несколько кусочков из большой картинки, и я даже приблизительно не могла угадать, что на ней может быть изображено.

Тем было интереснее.