Текст книги "Как стать ярлом (СИ)"

Автор книги: Геннадий Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 15

«Расстегнув пуговицы одну за другой…»

«Расстегнув одну за другой пуговицы, он коснулся губами кожи…»

«Его губы скользнули по шее, опустились к груди…»

«Запрокинув голову, я смотрела из-под ресниц, как его губы…»

Твою мать!!!

Третий час подряд я пыталась написать эротическую сцену. Идеальный секс между Ириной и Кириллом, которые не остановились на поцелуе у парадной, а поднялись наверх и…

И ни фига.

Похожие на бетонные блоки слова складывались в корявые неуклюжие фразы. Я выделяла их мышкой, и под клацанье клавиши Delete они проваливались в небытие, как в черную пасть мусоропровода. Раз за разом, снова и снова.

Когда я проснулась утром, Алены уже не было. В раковине сиротливо стояла грязная кофейная чашка. Шевельнулось что-то вроде сочувствия к Виталику, хотя, конечно, дело было не в посуде. Не только в посуде.

Насмотревшись на два моих неудавшихся брака, Алена решила, что должна быть бой-бабой, у которой мужик в кулаке и не смеет сказать лишнего слова. Но ни Сереге, ни Виталику это – вот ведь чудо! – не нравилось. Первый долго терпеть не стал, послал по известному адресу и ушел в закат. Виталик пока сопротивлялся, но и ему, похоже, обрыдло. Как донести до нее, что эта модель сработает только с манной кашей, которая вряд ли нужна ей самой, я не знала.

Да и стоит ли? Кто в этом возрасте следует родительским советам? Предки же замшелые динозавры, родившиеся в прошлом веке, и вообще ничего в жизни не смыслят. Доходит только через свой печальный опыт – если, конечно, доходит.

Работа сначала пошла бодро. Миллиардер отоварил Эльвиру по роже и по жопе, затейливо отымел во все природные отверстия, а потом милостиво предложил присоединиться стаюарду, утирающему в уголке кровавые сопли. На описание этого бардака потребовалось меньше часа. За скобками остался вопрос, способен ли будет стюард на подвиги после экзекуции, не говоря уже о том, откуда берутся такие дебилы. Кому это, в конце концов, интересно?

С Клотильдой тоже все прошло без проблем. В очередной проде она искала того, кто поможет ей выручить супруга из плена, и этим помощником оказался влюбленный в нее придворный. О чем королева – дура слепая! – разумеется, не подозревала. Если кого мне и было жаль, то лишь этого бедолагу, которому ничего в финале не светило. Как бы не пришлось ему героически погибнуть, чтобы не мешать будущему супружескому счастью королевской четы. А может, сделать наоборот – убить короля и оставить Клотильду с верным рыцарем?

Я закончила с Джо и Жанной, открыла файл Нины, собираясь наваять hot, и вот тут-то авторская машина завязла в сугробе по самое брюхо. Секс не получался.

Обычно у меня никогда не было с этим проблем. Эро-лайт на нюансах, полутонах и эмоциях в принципе писать сложнее, чем «очень откровенно», но я давно нашла способ.

Как-то меня потыкали носом в то, что все мои главные герои мужского пола скроены по одному лекалу. Это было не совсем так, они здорово отличались друг от друга по всем статьям, кроме одной: в каждого из них я могла влюбиться. Они косячили, говорили глупости, храпели и разбрасывали носки, но неизменно оставались мужественными, порядочными и надежными, как скала. В реальности Кит и Захар с этой точки зрения проверку временем не прошли, но я продолжала надеяться, влюбляясь между делом в своих героев.

Любовь эта была короткой, всего на четыреста килознаков, зато яркой. Нет, я не отождествляла себя с героинями, а только смотрела на происходящее их глазами. Но в эротических сценах… да, я ставила себя на их место.

Эти выдуманные мужчины, слепленные из внешек артистов и моделей, из характеров, привычек, вкусов десятков разных людей, становились вдруг реальными, и я легко могла представить секс с ними. Идеальный секс. Представить – и выплеснуть свои эмоции и ощущения в текст.

Но Кирилл не был выдуманным. Это был вполне так настоящий Ник. А Ирина – настоящая Женя. Вот в этом и была загвоздка.

Я знала, что рано или поздно мы с Ником окажемся в постели, и хотела этого. И даже могла представить, как это будет. Но… не могла изобразить. Почему? Я не знала.

О чем только мне не приходилось писать за двадцать лет. Контекстная реклама, должно быть, сходила с ума от моих запросов в поисковиках: от гравия в бочках и оверлочных игл до хроник Гептархии и коллапса солитонов. Сбор и изучение матчасти, комбинирование, контаминация – прокачав скилл, я могла выдать на-гора любой текст, были бы исходники.

Этот навык я использовала потом и в романах. Несколько часов шерстить интернет ради одной фразы, которая, возможно, и не войдет в текст? Легко! Единственное, что мне не давалось, – описание своих реальных чувств, и первая книга это только подтверждала. Тут проглядывало что-то общее со знаменитой Джулией Ламберт из моэмовского «Театра», которая жила на сцене, а в жизни – играла, причем довольно скверно. Мои придуманные чувства в книгах были живыми, а настоящие… Они словно сопротивлялись, упирались всеми лапами, не желая быть выставленными на всеобщее обозрение.

Если я все-таки хочу написать эту книгу, мало придумать события, которые не происходили в действительности. Ира и Кир должны стать другими, не имеющими ничего общего со мной и Ником. Но это была бы уже совсем не та книга.

* * *

Короче, вместо секса, который я так и не смогла выжать из клавиатуры, Кир поехал домой, а Ира пошла гулять по улицам, ловить языком снежинки и мечтать. Новый год скоро, пусть представит себе сказочную ночь вдвоем под елочкой, пока коварный автор готовит ей замерзшие ноги, сопли по колено и мужицкий бас. Главное – чтобы и мне с ней за компанию не прилетело. Такое авторы тоже знают: подкинешь герою какую-нибудь гадость, а потом она догонит и тебя.

До Нового года и правда оставалось чуть больше недели, и я не представляла, где буду его отмечать. Витька собирался к родителям в Мурманск, Андрей играл в каком-то клубе, Костя надолго завис в больнице. Немногочисленные приятельницы праздновали дома, в семейном кругу, куда я никак не вписывалась. К маме забегала днем, а вечером она шла к кому-то из своих подруг. Алена и вовсе не компания. Хотя сейчас – как знать? Да нет, даже если не помирится с Виталей, придумает куда пойти.

Ник? Ну он ничего пока не предлагал, а форсировать эту тему я не хотела. Зайдет разговор – хорошо, нет – значит, останусь дома. Новый год давно утратил для меня волшебство и ожидание чуда. Просто повод устроить выходной, приготовить тазик оливье и посмотреть в очередной раз любимые фильмы: «Пока ты спал», «Морозко» и «Один дома». А, ну да, еще подарить себе вишневый кружевной комплект из «Эстель Алдони» стоимостью в дневной заработок. Просто так жаба задавит, а на Новый год – в самый раз.

Время перевалило за обед начало темнеть. Ник молчал. Не выдержав, я написала:

«У тебя все в порядке?»

Минут через пять пришел ответ:

«Да, в Москве. Все нормально. Бегаю по делам. А ты как?»

«Тоже».

На этом разговор закончился. Ник не любил телефон, игнорировал соцсети, по минимуму использовал мессенджеры – ну и ладно. Я тоже была не самой большой любительницей общения онлайн, уж слишком много времени оно отжирало. Но вот то, что он не бросил маячок: «Долетел, все хорошо» – это был маркер.

Либо он в принципе не считал эту информацию важной, что маловероятно, либо я не входила в круг лиц, которым она предназначалась. Ничего странного в этом не было, парой мы еще не стали. И неизвестно, станем ли, даже если окажемся в постели. Более того, я вообще не знала, хочу ли этого. Нет, не в постель, а стать парой.

Как-то я уже подумала об этом – что с Ником или серьезно, или никак. В двадцать или даже тридцать возможная неудача не слишком пугает. Хочется, конечно, чтобы раз и навсегда, но если и нет, времени впереди много. Так кажется. Ошибиться в сорок уже страшнее. Одно дело, когда знаешь: отношения легкие, ни к чему не обязывающие, временные. Закончатся – и сожалений особых не будет. И совсем другое – если пустишь человека к себе в душу. А Ник уже стоял на границе, к которой подошел всего за несколько встреч. При этом недосказанность висела между нами мутным облаком, и мне это не нравилось.

Нога болела уже меньше, и я обходилась без костыля, хотя и старалась лишний раз не бродить, только по самой необходимой траектории: рабочий стол – кухня – туалет. К вечеру мобилизовалась и приготовила ужин, но ни в восемь, ни в десять Алена не появилась.

«Тебя ждать?» – после некоторых колебаний написала я в воцап.

Когда они с Виталиком сняли квартиру, я какое-то время по привычке беспокоилась, но потом волевым усилием этот режим отключила. Точнее, перевела в фоновый. Девочка взрослая, живет с парнем, он и должен волноваться, если она где-то задержалась и не позвонила. А мне и знать об этом ни к чему. Если что-то случится, мне сообщат. Но сейчас она снова дома. И не в самом адекватном состоянии. Есть из-за чего переживать.

Пять минут. Пятнадцать. Полчаса. Серые галочки.

В одиннадцать я набрала номер. Длинные гудки. «Абонент не отвечает».

После третьей попытки дозвониться я уже всерьез занервничала.

Спокойно, убеждала я себя. Может, они там сладко мирятся, а ты тут со своими звонками лезешь. Но почему-то верилось с трудом.

В половине первого я зашла в воцап оказавшегося в сети Виталика и набрала:

«Алена не с тобой?»

В последнюю секунду хватило ума тормознуть палец на подлете к галочке отправки. Если они не вместе, то у него возникнет вполне резонный вопрос: а где же она шляется по ночам. Не стоило усугублять еще больше.

Все это очень живенько напомнило мне Аленкин десятый класс, когда она влезла в компанию ребят постарше и вот так же пропадала где-то, вообще отключая телефон. Я сходила с ума, бегала по потолку, названивала ее подругам, которые ничего не знали – или врали, что ничего не знают. Скандалы, уговоры, разговоры, попытки достучаться… Я чувствовала себя абсолютно беспомощной, а Кит только подливал маслица, заявляя, что я отвратительная мать, если не могу найти подхода к ребенку.

И все-таки мне удалось. Алена стала предупреждать, оставлять какие-то координаты, звонить. Я все равно, конечно, беспокоилась, но уже не так – не на грани паники и истерики. Но сейчас, особенно после ночной сцены, всерьез боялась, как бы она не наделала глупостей.

В начале второго на площадке лязгнул дверями лифт, в замке завозился ключ. И по одному уже звуку все стало ясно. Я успела дохромать до прихожей и подхватить ее на лету.

– Мам, ты… прости, – бормотала она из-под упавших на лицо волос. – Я это… немного… Ой, меня сейчас…

Каким-то чудом я дотащила ее до унитаза. Жалость при этом боролась с яростью. Где-то рядом плескалось облегчение: жива, а остальное – переживем.

Глава 16

Третий день подряд Алена лежала на тахте носом к стенке. Ничего не говорила, ничего не ела. Иногда выбиралась на кухню попить воды и на площадку – покурить. Я заходила, садилась рядом, гладила по спине, целовала – и уходила. Все в этом мире должно созреть. И разговор тоже.

В ту ночь, обнимая унитаз, она рыдала так, что у меня внутри все переворачивалось. Я прекрасно помнила свою дикую истерику, когда Захар ушел к Регине, и вполне могла ее понять. Между двумя приступами рвоты мне удалось выцарапать, что ночью она позвонила Виталику, и тот сказал, что все кончено. Дальше следовал тоже очень знакомый набор: она неудачница, никому не нужна, и что это за жизнь такая, лучше вообще сдохнуть. Я, правда, говорила это, когда была лет на пятнадцать постарше, и трезвая.

Утешать и уговаривать не спешила. Просто стояла рядом. Дождалась, когда все закончится, уложила спать, поставив у тахты тазик. Сидела на краешке, пока Алена не уснула, и только после этого ушла к себе.

Была надежда, что на свежую голову все покажется ей не таким ужасным, но нет. Похоже, затягивало сильнее и сильнее. Как бы еще учебу не забросила. Два зачета поставили автоматом, один сдала, последний завалила, но, поскольку он был не по профильному предмету, к сессии допустили. Хватит ли ей новогодних праздников, чтобы понять: жизнь не кончилась, не стоит гробить свое будущее? Я начала в этом сомневаться.

Ник писал по вечерам, примерно одно и то же, чисто информационно: как дела, у меня все нормально, спокойной ночи, целую. Я даже не знала, когда он должен вернуться, но сейчас это как-то отступило на второй план. Если болеет ребенок, все остальное тускнеет, а то, что происходило с Аленой, мало чем отличалось от болезни.

К вечеру третьего дня она попросила съездить за ее вещами, таким убито-размазанным тоном, что я не смогла отказаться. Да и с Виталиком хотелось поговорить. Не уговаривать помириться, конечно, а просто узнать, как все выглядит из его окопа. Для полноты картины. В отличие от хамоватого Сереги, Виталик мне нравился. Он был спокойным, как удав – или как Ник? Если уж у Алены регулярно получалось спровоцировать его на скандал, это говорило о многом.

Я написала, что приеду вечером, Виталик ответил, что будет ждать. По дороге думала, как бы раскрутить его на разговор, но, видимо, он и сам хотел этого, потому что предложил кофе, едва открыв дверь.

Раздевшись, я пошла на кухню, обогнув две собранные спортивные сумки. Виталик варил кофе в турке, и вид у него был… немногим лучше Аленкиного.

Эх, дети, дети, что ж вы так себя мучаете-то?

– Переживает? – спросил он, когда я отпила глоток.

– А ты как думаешь?

– Я тоже, – он запустил пальцы в волосы, превратив идеальную стрижку в воронье гнездо. – Евгения Олеговна, я не хочу жаловаться, но…

– Просто расскажи, – попросила я. – Не думай, отговаривать не буду. Это только ваше дело.

– Спасибо вам. Большое. Мать мне уже весь мозг съела. Ты мужчина, ты должен… А что я должен, если меня воспринимают не как мужчину, а как мальчика, который писает на ковер? Должен стать таким вот ручным мальчиком? Песиком, который лает по команде и приносит в зубах тапки? Простите, но я не хочу. Мы с ней не один раз об этом говорили. И вроде понимала, соглашалась. А потом все начиналось по новой. В конце концов я просто перестал ее слушать. Как только включала училку, думал о своем. Она еще сильнее заводилась. А если Алена заведется, просто так уже не остановится.

Все это подтверждало то, о чем я говорила себе. И о чем пыталась сказать ей. Откуда у нее это? Импринтинг, чтоб ему. Когда-то я тоже старалась достучаться до Кита, которому все было до одного места – лишь бы не отрывали от компа. Кит отмахивался, я злилась, Алена впитывала. И хотя Виталик мало чем напоминал ее папашу, модель все равно уже сложилась: мужчина – это неразумное существо, добиться от которого чего-то можно только с помощью команды.

– Евгения Олеговна, я Алену люблю, но у нас ничего с ней выйдет, – он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. – Лучше уж сейчас переломаться, чем испортить жизнь себе и, возможно, детям потом.

– Ты так уверен? – вопрос этот был, вообще-то, лишним. Скорее, реплика, побуждающая продолжать.

– Да. Она позвонила ночью. Если бы сказала, что неправа, мы, может, и помирились бы… до следующего раза. Но она спросила, понял ли я, что был неправ. А я понял… другое. Что так и будет продолжаться без конца. Каждый раз, когда я пойду навстречу, она еще больше будет убеждаться, что так и надо. Что надо жать, давить – пока не добьется своего. Мне правда очень жаль. И ее, и себя. Но я так не хочу. Может быть, сейчас до нее что-то дойдет. Чтобы не повторяла этого потом. С кем-то другим.

Этот двадцатилетний мальчишка показался мне вдруг на удивление взрослым и мудрым, и, как ни больно мне было за Алену, я про себя пожелала ему счастья с другой девушкой. Которая будет любить и уважать. От души пожелала. А Алена… после первого раза она ничего не поняла. Поймет ли после второго? Ей я, конечно, тоже желала счастья, но эти отношения было уже не спасти. Слишком далеко все зашло.

– Виталь, мне тоже очень жаль, что все так вышло, – сказала я, когда он, одевшись, помог мне донести до машины сумки. – Я просто желаю тебе всего самого лучшего. В новом году – и вообще.

Я поцеловала его в щеку – как всегда, когда они заходили ко мне с Аленой. Только этот раз был последним. Виталик не станет моим зятем, они никогда не приедут в гости вместе, с детьми…

Черт, как жаль…

Жаль, что они встретились так рано. Жаль, что Аленка в детстве наблюдала вовсе не те отношения между родителями, которые могли бы ее чему-то научить. Жаль, что не смогла понять, как надо строить эти самые отношения.

Просто жаль…

– Ну что? – встрепенулась Алена с какой-то безумной надеждой, когда я вошла в ее комнату. Но увидела сумки и тут же погасла.

– Это надо просто пережить, – сказала я, сев рядом с ней. – Перетерпеть…

* * *

Следующий день прошел как натянутая струна. Каждый раз, заглядывая к Алене, я видела одну и ту же картину. Она сидела на тахте, поджав под себя ноги, и наблюдала за воробьями у кормушки. Мне это напомнило, как вот так же сама сидела когда-то на диванчике в холле и таращилась в аквариум. Тогда у нас были рыбки – еще одна страсть Захара.

Что я могла ей сказать?

«Плюнь, это ерунда, он тебя не стоит, найдешь кого-нибудь получше»?

Никогда не надо обесценивать негативный опыт, иначе сложно будет сделать из него выводы. Если ребенок не обожжется, он не научится быть осторожным с огнем. Как ни печально, боль – лучший учитель. Если, конечно, не выжигает дотла. Или Алена сейчас что-то поймет, или так и будет биться об углы раз за разом. Но на это нужно время. Чтобы понять.

И все же… как же это больно – когда больно твоему ребенку!

Сейчас я ничем не могла ей помочь, а чтобы не трепать понапрасну нервы ни себе, ни ей, сидела и работала. Возможность убежать от реальных проблем в выдуманные, которые легко можешь решить с помощью клавиатуры, фантазии и такой-то матери, – за это я тоже любила писательский труд. За три дня Жанна, Джо и Аркаша значительно продвинулись вперед. Аркашин Феликс умер и воскрес, Жанкина Клотильда с верным рыцарем вышли в тайный поход, а Эльвира успешно перетрахала полтеплохода. И только Нина медленно, но верно тонула.

Я еле-еле смогла выжать из себя одну проду, в которой Ира заболела, а Кир предложил ей по телефону еду и лекарства. Рейтинг, и так невеликий, плавно падал вместе с просмотрами и библиотеками. Даже количество звездочек уменьшилось. Мы называли это царским лайком: хочу – дам, хочу – заберу. Стало очевидным: даже если открою подписку, реклама уйдет глубоко в минус. Когда автор пишет через силу, читатели это сразу чувствуют.

Оставалась одна-единственная надежда: если мы с Ником все-таки окажемся в постели, возможно, это как-нибудь меня подпихнет. Тоже компромиссный вариант: события другие, эмоции мои. Но уверенности не было.

Вечером, когда я ужинала перед телевизором, Алена бледной тенью выплыла на кухню.

– Мам, а поесть есть чего? – спросила жалобно.

– Картошка тушеная с курицей. Накладывай.

Она накидала себе на тарелку, села за стол.

– А ведь бывают же люди счастливые. – Вилка противно взвизгнула, картошина запрыгала по столу. – Женятся и живут всю жизнь. С первого раза – в десятку.

– Бывает, – согласилась я. – Но редко.

– Ой! – Алена посмотрела на экран и заморгала удивленно. – Надо же. На нашего Буншу похож.

Повернувшись к телевизору, я тоже ойкнула. Показывали новости. Арабского вида мужчина в военной форме вручал награду Нику – тоже в военной форме. Синенькой. А чтобы уж никаких сомнений не осталось, Ник еще и пару благодарственных слов сказал, что-то про помощь братскому народу Сирии. С титром: «Николай Зарецкий, подполковник ВКС РФ».

– Не похож, а он и есть, – обалдело сказала я, когда сюжет закончился. И повторила: – Ну надо же. Вот зачем он в Москву поехал.

– Это как? – не поняла Алена. – Он же в клубе работает, сам сказал.

– Это его клуб. А так-то он летчик. На пенсии.

– Его клуб? Ни фига себе! – она снова захлопала глазами. – На пенсии? Сколько ему лет?

– Сорок.

– А почему на пенсии?

– Выслужил со льготными и вышел.

Быстро прожевав последний кусок курицы, я поставила тарелку в посудомойку, взяла телефон и отправилась в гостиную. Эфир явно был не прямым, так что рассчитывала дозвониться. Ник ответил после третьего гудка.

– Видела тебя по телевизору, – выпалила, едва поздоровавшись. – Прямо такой роскошный летчик. Поздравляю! Это медаль?

– Орден, – усмехнулся Ник. – Сирийский. «За военные заслуги». Хотя медаль у меня тоже есть, только наша. «Участнику военной операции в Сирии». А орден еще три года назад должны были дать, но наши тормознули.

– Почему? – не поняла я.

– Потому что мы с птицей ушатали самолет. Приостановили процедуру на время работы комиссии. Ну а потом, видимо, забыли. Сейчас вот вспомнили. Награда, типа, нашла героя. Но приятно.

– Еще бы не приятно! А за что? Орден?

– Удачно отстрелялись, – коротко ответил Ник, явно дав понять, что подробностей не будет. – Извини, Жень, мы тут немножко с ребятами отмечаем. Завтра прилечу, позвоню. Целую.

Откуда-то донесся хоровой мужской смех, и соединение прервалось. Я глупо улыбнулась. Ну какой женщине не будет приятно, если ее мужчина герой? Впрочем, насчет того, что мужчина мой, особой уверенности пока не было. Хотя бы уже потому, что его считает своим какая-то другая женщина. У которой дом или дача недалеко от моей. Откуда мне знать, порвал он с ней или нет. Но что-то подсказывало: нет… пока нет.

Хотя я ведь тоже свои отношения всего лишь поставила на паузу. Положа руку на сердце – готова ли я вот прямо сейчас взять телефон, позвонить всем троим и сказать: «прости, спасибо за все»?

Ответ – нет. Пока нет.

Потому что мы с Ником еще не перешли ту грань, за которой другие перестают существовать даже в качестве запасных вариантов.

Или ты, или никто…

Мне было с чем сравнивать. Когда я подала на развод, было все равно, получится ли у нас что-то с Захаром. Просто не могла больше быть рядом с Никитой – сидеть вместе за ужином, разговаривать, ложиться в постель.

Скажи честно, Женя, если с Ником ничего не выйдет, ты сможешь возобновить прежние отношения? С кем-то из троих или со всеми?

Честно? Смогу. Но… хотелось бы уже ответить отрицательно.