Текст книги "Как стать ярлом (СИ)"

Автор книги: Геннадий Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13

Проснувшись в половине десятого, я спохватилась, что так и не включила звук. Дотянулась до телефона и обнаружила отправленное в начале пятого сообщение:

«Спокойной ночи. Или утра. Спасибо».

Мур-р-р!

«Утречка! Извини, только сейчас увидела. Тебе спасибо».

«Как нога?» – тут же прилетело в ответ.

Откинув одеяло, я проинспектировала лодыжку. Под повязкой, разумеется, ничего не увидела, но ныло не меньше, чем ночью.

«Болит, зараза».

«Лежи».

«Угу».

Галочки поголубели, но ответа не последовало.

Да, лежи. Конечно. У меня, наверно, завалялась персональная сиделка в хозяйстве. Алена на эту роль точно не годится.

Кстати, что там Алена-то? Ушла в институт?

Я прислушалась, но не уловила ничего, кроме обычных признаков жизнедеятельности многоквартирного дома: где-то заходилась, подпрыгивая в отжиме, стиралка, где-то гудел лифт.

Барышня лежала на тахте под пледом и смотрела в потолок. С заплаканными глазами. По протоколу я не должна была ни утешать, ни спрашивать, пока сама не начнет жаловаться.

– Тебе не надо на занятия? – с трудом нагнувшись, я вытащила вилку ноутбука из розетки.

– Зачетная неделя, – безжизненно прошелестело в ответ. – После обеда пойду.

– Завтракать будешь?

– Буду.

Все познается в сравнении. Сначала ты просыпаешься и думаешь, что сорок – это глубокая дряхлость, эх, где мои двадцать. А потом ковыляешь с костылем и понимаешь, что обычные сорок, которые без костыля, – это очень даже молодость и здоровье.

Кое-как управившись с утренней рутиной, я пожарила омлет и закинула капсулы в кофемашину. Алена села за стол, вяло поковырялась в тарелке, отпила кофе.

– Ма, ну что за жопа? Ну почему все так?

Вот тут я как раз могла сказать многое. Конечно, для каждой мамки своя кровиночка самая любимая и прекрасная, но, подходя объективно, нельзя было не признать: Алена та еще душнила, не хуже папочки. Ее первый парень Сергей продержался полгода. С Виталиком они познакомились год назад, семь месяцев жили вместе, но, несмотря на его темперамент черепахи, ругались так, что тряслось небо. Выслушать противную сторону у меня возможности не было, однако за Аленкиным «а чего он» явно просвечивало невысказанное «а чего она».

– Мам, я по пять раз повторяю одно и то же, а он как будто не слышит.

Ясное дело, ей хотелось сочувствия и осуждения негодяя, и в другой раз я наверняка покивала бы, но тут не выдержала.

– Ален, он не не слышит, а не слушает. Чуешь разницу? Знаешь почему? Потому что ты повторяешь по пять раз. Зачем ему слушать, если ты потом еще раз скажешь? И еще раз? Психика ставит блок, чтобы не перегреваться. Не надо повторять. Сказала один раз, не услышал – сам себе злобный буратин.

– То есть, если я попросила помыть посуду, а он не услышал, мыть самой? – Алена по-кошачьи сощурилась.

– Зачем? Не мой. Когда кончатся тарелки, наверняка его это удивит. Тогда можно и сказать: я тебя попросила, а ты не услышал.

– Ага, прекрасно. Разводить тараканов, пока не закончатся тарелки. Отличный совет. Спасибо, мамочка. Ты, конечно, эксперт. И почему только от тебя два мужа сбежали?

Она бросила вилку, ушла к себе и хлопнула дверью.

Два мужа? Ну, от первого, допустим, сбежала я. Потому что он был таким же занудой, из-за чего мои чувства к нему постепенно задохнулись. Верно сказал отец, все остальное – это только поводы. А вот почему сбежал второй, тут уже вариативно. Возможно, потому, что душной была как раз я – со своим агрессивным ЗОЖем. Но разве кто-нибудь учится на чужих ошибках? И на своих-то далеко не все. Сейчас я, по крайней мере, это понимала.

Убрав со стола и помыв посуду, я устроилась в спальне-гостиной с ноутом. Раньше так и писала, но за последние месяцы настолько привыкла работать за Аленкиным столом, что теперь никак не могла сосредоточиться. Да и в целом настроение было совсем не писучим. Я уже зарядила таймер авторской группы на неделю вперед, ответила на читательские комментарии, просмотрела все чаты. Дальше отлынивать было некуда. Но ни Аркаша, ни Жанна никак не включались. Нина – тем более. Пришлось применить «лопату» – тот самый копирайтерский способ, когда пишешь поток сознания, пока не втянешься в процесс.

Минут через десять невструической хрени я плавно свернула на описание новой Аркашиной антропофелины. Помимо хвоста и ушей, характерной особенностью этих тварей был бюст как минимум десятого размера. Когда я кормила Аленку, мой раздулся до пятого, и это был ад. Но любители кошкодевок утверждали, что у них особая анатомия, избавляющая и от обвисания, и от растяжек вокруг сосков, и от болей в грудном отделе позвоночника. Новая кошечка должна была стоить Феликсу – так звали героя – потерянной жизни и отката на два уровня назад, но он, рассчитывая заполучить ее в свою коллекцию, разумеется, об этом не подозревал.

Закончив проду и выложив ее на растерзание читателям, я открыла файл Жанны. И снова зависла. Вот только думала вовсе не о Клотильде и ее супруге-короле. И даже не о Нике.

Аленка, конечно, неправа, но… Она пришла за сочувствием и поддержкой. За тем, в чем мне отказали в подобной ситуации и подруги, и мама. Или я действительно, как припечатал Кит, мать-ехидна?

Я встала и пошла к Алене. Она все так же лежала и смотрела в потолок.

Села рядом, обняла, и она засопела жалобно в плечо.

Маленькая моя. Такая еще маленькая и глупенькая. Девятнадцать – я была всего на полгода старше, когда познакомилась с Никитой. Такая же дурочка. А оказалась бы поумнее – и не было бы у меня вот этого чуда. Вредного, занудного. Самого прекрасного. Самого любимого.

* * *

После обеда Алена собрала себя веничком на совочек, накрасилась и ушла в институт сдавать зачет. Училась она в «тряпке» на дизайнера интерьеров, ее Виталик там же, на курс старше. Перебравшись на привычное рабочее место, я кое-как включила Жанну и написала совершенно проходную главу, в которой Клотильда страдала и строила планы по спасению супруга из драконьего плена.

Осталась Нина, и тут я снова зависла.

С каждой новой главой все отчетливее проступало, что писать эту книгу было ошибкой. Да, завязка шикарна, но вот дальше…

Я сомневалась еще тогда, когда после первой встречи все замерзло и никакого продолжения не предвиделось. Теперь, когда дело сдвинулось с мертвой точки, – да еще как сдвинулось! – меня словно на две половинки порвало. Одна отчаянно хотела написать эту историю. Именно в самом натуральном виде, as it is. Вторая не менее отчаянно сопротивлялась, справедливо намекая, что это так же мерзко, как снимать репортажи из своей спальни и тайком выкладывать в какой-нибудь ТикТок. И если бы я узнала, что это делает Ник…

Да, мне это определенно не понравилось бы. Мягко сказано. Узнай я, что он занимается такими вещами, и наши отношения немедленно закончились бы, толком не начавшись.

Ну… ты же не пишешь про Женю Зимину и Николая… как там его? – возразила Нина. – Вот, ты даже фамилии его не знаешь. Это просто герои. Ира и Кир. Совершенно придуманные герои.

А может, не будем лукавить, а? Даже Лариса и Виктор из самой первой книги не были до такой степени идентичны прототипам. У Иры и Кира только имена придуманы. Ну и внешность маленько подкорректирована. Все остальное – прямо хроника событий, сопровождаемая моими собственными мыслями, которые выдаются за мысли героини.

Ну и что делать дальше? Копать или не копать? Писать или не писать? А если писать, то как?

Пока я не открыла подписку, пространство для маневра еще оставалось. Самым простым было удалить книгу. Вложенные в рекламу деньги пока не открутились, Леша заморозил бы остаток и перенес потом на другой старт. Да и формальный повод есть: книга плохо набирает просмотры и библиотеки. Я, конечно, никогда так не делала, не хотелось бы разочаровывать читателей.

Тогда менее радикальный способ. Не удалить, а заморозить. Мол, как-нибудь потом, попозже… А через годик, когда все уже об этой книге забудут, потихонечку снести.

Нина в голове орала и топала ногами, заявляя, что я подлая негодяйка, предательница и даже убийца. Ей непременно хотелось писать дальше. Именно про Иру и Кира. То есть про Женю и Ника.

Он все равно никогда не узнает – это был ее главный аргумент.

Так себе аргумент, на мой взгляд. Подленький.

А как же читатели, уперлась Нина, они уже начали, им интересно. И неважно, что деньги не заплатили. Вот представь, ты читаешь книгу, а автор вдруг ее удалил или заморозил. Ты к нему снова придешь?

Ясень пень, не приду. Разве что это самый-пресамый любимый автор, а таких у меня в сети полтора человека, и они подобные вещи не устраивают.

Ну вот… Раз уж начала, значит, надо писать дальше. Читатели на дороге не валяются, они вообще на вес золота, а постоянные – особенно.

Торг продолжался долго, в результате мы пришли к кровавому компромиссу.

Книгу будем писать дальше. С теми же героями. Завязка и все уже написанное останется. Однако с того момента, когда Ира и Ник… то есть Кир, конечно! С того момента, когда они поцеловались у парадной после вечера в клубе, все пойдет иначе. Ничего общего с действительностью.

Впрочем, это решение вовсе не подтолкнуло меня вперед: я по-прежнему не представляла, о чем писать дальше. В голове образовался роскошный сферический вакуум, в котором умирали все возможные варианты событий. Промучившись почти час, я повесила обращение к читателям: по независящим от автора обстоятельствам график прод отменяется, обновления будут появляться по мере написания.

Внезапно образовался свободный вечер, и, учитывая ограниченную подвижность, я не знала, для чего его употребить. Воцап насплетничал, что Ник туда не заходил с утра, да я и не собиралась писать сама. И вообще не собиралась ничего делать в сети. Разве что узнать его фамилию? Ну так, чисто из любопытства?

Налоговый сайт в несколько кликов выдал единоличного владельца клуба «Черный лис» – Николая Владимировича Зарецкого. Теперь можно было и погуглить.

Однако с этим получился облом. Кроме всевозможных реестров, Ник нигде не фигурировал. В соцсетях несколько человек с теми же ФИО не имели к нему никакого отношения. Надо же, какой загадочный мужчина.

Заказав в доставку два больших осетинских пирога, я устроилась на диване перед телевизором. Поглядывая, тем не менее, на лежащий рядом телефон. Примерно на десятом канале он ожил.

– Привет, Жень, как ты?

– Привет, Ник, – мурлыкнула я. – Сижу вот…

– Нога как?

– Ну а что нога? Болит.

– Хочешь, приеду? Еды привезу.

– Послушай… – поколебавшись пару секунд, я решила ничего не выдумывать. К чему? – Детка моя расплевалась с бойфрендом и вернулась домой. Насовсем или нет, не знаю. И она сама тоже не знает.

– И что? – хмыкнул Ник. – Она запрещает тебе приглашать гостей?

– Нет, но…

– Ну значит, приеду. Если ты не против, конечно. Что привезти?

– Все равно, – сдалась я. Если уж его не пугает, то чего мне пугаться? Может, это что-то значит. А может, ровным счетом ничего. – Я не ем только селедку, студень и болгарский перец.

– Пойду поскребу, что там у нас на кухне есть. Ну а дальше по загруженности дорог.

– Хорошо, – улыбнулась я в пространство. – Жду.

Глава 14

Если б не заказанные пироги, мы бы с Аленой умерли с голоду. Ну или все-таки пришлось бы что-то готовить. Ник где-то застрял, а звонить и спрашивать я не стала.

Алена пришла расстроенная. Зачет сдала – это все, что удалось узнать. Но и так было ясно: с Виталиком не увиделись. Или увиделись, но не помирились.

Мы сидели за столом, отламывали куски от пирога и макали в смесь сметаны и аджики. Разговор не клеился, смотрели «План побега».

– Надо же, на твоего этого… знакомого похож, – заметила Алена, когда на экране появился главгад. – Который тебя ночью притащил.

– Ну… да, есть общее, – вынуждена была согласиться я. И тут же в дверь позвонили – не в домофон, а с площадки.

– Открою! – встрепенулась Алена и бросилась в прихожую, а я оперативно переключила фильм на новости.

Наверняка она подумала, что заявился Виталик, иначе с чего бы такое разочарование прозвучало в кислом «добрый вечер». Мне это было понятно, а вот Ника, должно быть, удивило.

– Привет, – выбравшись из-за стола, я выглянула в коридор. – Думала уже, что ты снова в кювет уехал.

– Извини, – Ник протянул мне букет в бумаге и пакет. – Немного на кухне завозился, а потом в самые пробки попал.

– Давай я поставлю, – Алена забрала у меня извлеченные из крафта розы. Прозвучало это еще более кисло: ну вот как так, к старухе-матери ходят мужики с цветами, а я, молодая и прекрасная, сижу никому не нужная.

Пока Ник мыл в ванной руки, я выгрузила из пакета три маленьких контейнера с салатами и один побольше – с запеченным мясом и картошкой.

– Вы повар? – спросила Алена таким ехидным тоном, что захотелось отгрузить ей основательного поджопника. – Сказали, что на кухне завозились. Готовили?

– Нет, – все так же невозмутимо ответил Ник. – На кухне клуба позаимствовал. «Черный лис». Не слышали?

– Это на «Чернышевской»? – Алена села и приоткрыла крышку одного из контейнеров. – Вы там работаете?

– Можно сказать и так.

– Тарелку с вилкой достань, – рыкнула я.

Ник отказываться не стал, положил себе немного греческого салата и кусок мяса. Алена довольно мерзким тоном, через губу, доставала его вопросами о клубе. Все это напоминало сцену уже из другого фильма – горячо нелюбимого мною «Москва слезам не верит». К счастью, с Гошей-Гогой у Ника ничего общего не было, за исключением, может быть, непрошибаемого спокойствия, с которым он отвечал.

Наконец, после моего ощутимого пинка под столом, барышня заявила, что ей надо идти готовиться к зачету, и с царственным видом удалилась.

– Извини, – попросила я, глядя в тарелку. – Обычно она не такая хамка. Ждала своего мальчика, а появился ты.

– Понятно, – усмехнулся Ник и положил руку поверх моей. – Дети как ежи иголками внутрь.

– Почему внутрь? – не поняла я.

– Потому что сами себя колют. Не бери в голову. Мой иногда такое выдает, что убить хочется. С особой жестокостью.

– Тебе? Да ладно! Не поверю, что тебе хочется кого-то убить. Мне кажется, ты настолько спокойный, что… даже не знаю.

– Ошибаешься, Жень, – он покачал головой. – Я тоже еж иголками внутрь. Бывает такое… да, лучше не знать. Но когда ты сидишь в стальной дуре стоимостью в два лярда, набитой электроникой и ракетами, под тобой пятнадцать километров, а скорость под две тысячи километров в час, да еще тебя пытаются сбить… тут хочешь не хочешь, а будешь держать себя в руках, при любом раскладе.

– Нет, это не так работает, – не согласилась я. – Ты бы не смог, если бы изначально не был таким. Если бы не умел держать себя в руках.

– Ну… наверно. Я вырос в творческой семье, а люди искусства в большинстве своем токсики. Мама оперная певица, папа режиссер-постановщик в театре оперетты. Не дом, а дурдом. Только немецкая бабушка была спокойной, как удав. Я пошел в нее. Наверно, из противоречия.

– Ну надо же. И как тебя не затащили в искусство?

– Пытались. Четыре года скрипка, а потом я ее случайно сломал. Совсем-совсем случайно. И пошел в секцию каратэ. Не спортивную, а такую… для малолетних гопников. Дома была истерика, но я уперся. Я вообще упертый, Жень, – он медленно обводил мои пальцы по контуру, рисуя вокруг них зигзаги. – А потом, уже в девятом классе, капитально навалял парням из десятого. Они пристали к Ленке, которая мне нравилась. Ну и…

– Это на ней ты женился? – я поймала себя на крошечной ревности. Маленькой, игрушечной, но все же.

– Да. На первом курсе. Разумеется, снова была истерика. Не ту профессию выбрал, не на той женился, слишком рано. Но чем сильнее на меня давили, тем больше я упирался. Хотя особо давить уже не получалось, я в Краснодаре поступил в летное училище. А Лена осталась в Питере, виделись редко. Потом Вовка родился. Ну а потом уже в Североморск вместе уехали.

– Ты говорил, она хореограф? Тоже ведь человек искусства.

– Ну да, – поморщился Ник. – Из непризнанных гениев, загубивших свой талант в неправильном месте, рядом с неправильным мужем. Но круче всех Вовка. Он с детства мечтал стать писателем и писал романы в тетрадках.

Если бы я что-то ела, наверняка подавилась бы.

– И… что? – спросила осторожно.

– Да ничего. Учится на сценариста. Третий курс Института кино и телевидения. Запихивает в свои писули весь окружающий мир. Уверен, что непременно напишет гениальнейший сценарий, по которому поставят гениальнейший фильм всех времен и народов.

Мне не понравилось, как это прозвучало. И вспомнилось насмешливое: «Тебе бы книжки писать».

– Ну… я тоже, в принципе, пишу.

– Да ладно, Жень, – улыбнулся Ник. – Насколько я понял, ты пишешь статьи на заказ. Это не то. Знаешь, мне кажется, писатели – самые отбитые из всех творческих профессий. Даже хуже актеров. Иногда читаешь классную книгу, а потом узнаешь побольше об авторе и думаешь: твою же мать, и как такой козел мог написать такую вещь? И уже читать его не хочется.

– Не все же такие, – я пожала плечами, стараясь не смотреть на него. – Хотя… в чем-то ты прав. Лучше ничего не знать о писателях, актерах, музыкантах. Или учиться отделять мух от котлет, но это не всегда получается. Кофе будешь?

– Я сделаю.

Он встал и занялся кофеваркой, а я спешно пыталась придумать безопасную тему, на которую можно было бы перепрыгнуть.

* * *

Разговаривали мы еще долго – о детях и о своем детстве, об учебе и работе, о местах, где бывали, о книгах, кино и музыке. В общем, о тысяче самых разных вещей, которые обсуждают люди, когда только начинают узнавать друг друга. Если, конечно, их интерес не на одну ночь – в таком случае все это ни к чему.

Алена дважды выходила на кухню – якобы в холодильник. С елейной улыбкой: «ах, извините, что помешала». Я где-то могла это понять: всегда обидно, если у тебя все плохо, а рядом… хм, личная жизнь. Но все равно хотелось ей слегка наподдать.

– Ладно, Женя, – посмотрев на часы, Ник встал. – Поеду. Мне завтра утром в Москву лететь.

– Надолго? – я постаралась скрыть разочарование, но получилось слабо.

– Дня на три. Позвоню, когда вернусь.

Доковыляв до прихожей, я смотрела, как Ник одевается. Он застегнул куртку и, вместо того чтобы попрощаться, взял меня за руку и вытащил на площадку.

– Черт, ну хоть так, – сказал он с усмешкой, притиснул к двери и поцеловал.

Так? Нет, совсем не так, как в прошлый раз, у парадной. Но и не настолько взрывоопасно, чтобы голова сделала ручкой и стало на все наплевать: хочу-прямо-здесь-и-сейчас!

Тягуче, сладко, медово… Не оторваться. Как муха, попавшая в смолу – чтобы застыть в янтаре. Тихонько поскуливая, прижимаясь все сильнее и сильнее. Вот сказал бы сейчас: «Поехали ко мне» – и поплелась бы, прямо в домашних штанах, футболке и тапочках. И о ноге забыла, пока не оперлась на нее и не ойкнула от боли.

– Все, иди, замерзнешь, – прошептал Ник и поцеловал еще раз – коротко, словно точку поставил.

Нет, пусть будет многоточие – еще две точки, моих.

Вползла в квартиру, дверь закрыла, прислонилась к ней, зажмурилась. И стояла, совершенно бесстыже слизывая с губ его поцелуи, смакуя их вкус. Все равно ведь никто не видит. Нам, кинестетикам, можно не смотреть и не слушать. Только чтобы пахло в масть, вкус был… вкусный и чтобы кожа от восторга пищала, отзываясь на прикосновения.

– А я думала, он ночевать останется.

Да что за девка такая?! Весь кайф убила.

– Тебе сколько лет? – спросила, не открывая глаз. – Стыдобища.

– Стыдобища – это когда ты вот так стоишь и облизываешься. Блин, по возрасту уже бабушкой могла бы быть.

– Вот когда будут внуки, тогда и буду бабушкой, – спокойно, прямо как Ник, ответила я. – А пока, девушка, свободна. Иди уроки делай.

Дождалась, когда уйдет – разумеется, негодующе хлопнув дверью, – и только потом поползла обратно на кухню. Убрала со стола, загрузила посудомойку и ушла в гостиную. Включила бра, свернулась под пледом на диване. Если бы не Алена, наверно, долго еще перебирала бы свои ощущения, как четки. Но сейчас магическое очарование расползалось клочьями, разлеталось, таяло, как сон после пробуждения. И вот уже проступило сквозь него то, что я постаралась отодвинуть, отогнать прочь.

«Знаешь, мне кажется, писатели – самые отбитые из всех творческих профессий. Даже хуже актеров»…

Я должна была ответить не так.

«Ну… я тоже, в принципе, пишу… книги» – вот что надо было сказать.

Как бы я отреагировала на его месте?

Ну ладно, будем надеяться, что ты приятное исключение, сказала бы я. Даже если бы люто ненавидела писателей как класс.

Или просто: о как!

А вот если бы Ник в ответ на мое признание заявил, что с писателем на одном гектаре срать не сядет и что наша встреча – роковая ошибка, значит… наша встреча и правда была роковой ошибкой.

Но это вряд ли. Скорее всего, посмеялись бы вместе. А теперь вот признаться будет сложнее.

«Жень, а чего сразу-то не сказала?» – «Да вот потому что дура такая, прости господи».

Раздербанило меня даже не это, а то, что не так уж он был и неправ. Писатели действительно в массе те еще токсики.

Я сказала Нику: ты не смог бы настолько держать себя в руках в критической ситуации, если бы изначально не обладал такой способностью. Но и у писателя должна быть особая прошивка, чтобы по локоть запускать руки в человеческие души. Те самые руки, которыми подбираем все, что плохо лежит, а то, что хорошо лежит – тем более. Подбираем и лепим из подобранного, словно из пластилина, человеческие судьбы.

Ненастоящие? Выдуманные?

Тогда почему, заставляя своих героев смеяться и плакать, мы одновременно заставляем смеяться и плакать читателей – так, словно они переживают за живых людей, и не просто живых, а хорошо им знакомых, близких? Мы умеем это: написать так, чтобы в наших героев поверили, чтобы за них беспокоились.

А еще в каждом из нас живет циник. Та самая бессердечная скотина, заставляющая для пущего эффекта подвергать героев таким испытаниям, каких мы никогда не пожелали бы самим себе. Лишь бы зацепить, заинтересовать, не позволить закрыть книгу. Мы втайне радуемся, когда читателей пробирает до слез. Потому что это означает: у нас получилось! И да, глупо отрицать, мы вызываем эмоции и питаемся ими, как самые настоящие вампиры. Вот поэтому для нас так важен фидбек. Хотя, конечно, это палка о двух концах, и не всегда он бывает таким, на какой мы рассчитываем.

Думая обо всем этом, я так и уснула на неразобранном диване, а проснулась от громкого разговора. Точнее, не разговора, а монолога. Алена в своей комнате вопила что-то, пополам со слезами. Спросонья я подумала, что проспала появление Виталика, но потом сообразила: это по телефону. Наконец крики стихли, зато потянуло дымом.

Алена курила под открытой форточкой. Обернулась с досадой, дернула плечом, выбросила окурок и процедила сквозь зубы:

– Все в порядке.

– Хорошо, – сказала я и пошла к себе.