Текст книги "Как стать ярлом (СИ)"

Автор книги: Геннадий Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 31

– Ого!

Челюсть упала куда-то в район колена. Ник улыбался, довольный эффектом. Прямо как будто сам этот домик построил, отделал и обставил.

Раздевшись в прихожей, мы вошли в гостиную – огромную, с кухней и обеденной зоной. У камина на металлической подставке лежали наколотые поленья, тут же из стойки торчали какие-то инструменты.

– Ник, он настоящий! Не электрический! И даже инструкция есть, – я взяла с журнального столика брошюрку с изображением этого самого камина на обложке. – Жаль, шкуры медвежьей нет. Или хотя бы коврика.

– Женька, ты представляешь, что бы с этой шкурой было? Да ты бы и сама не захотела… на такой шкуре… многоразовой.

Я не сразу сообразила, о чем он, но потом поняла и захрюкала в кулак.

– Шкуру надо заводить индивидуальную, – оставив сумки у лестницы, Ник подошел ко мне и взял другую брошюрку, потолще. – И приучать ее к своей флоре и фауне.

Это прозвучало настолько двусмысленно и непристойно, что я… захрюкала еще сильнее.

– Так что, Пятачок, мы идем? Или тебе надо переодеться в вечерний туалет?

– Переодеться нет, а вот в туалет… не помешало бы.

Наверняка означенное помещение было и внизу, но я решила совместить полезное с приятным и заодно посмотреть на спальни. Одну, с раздельными кроватями, забраковала, от второй осталась в полном восторге.

Да нет, я от всего была в восторге – просто в детском восторге, до визга. Когда в последний раз чему-то так радовалась? Даже и не вспомнить. С Захаром мы часто куда-то ездили, а вот радости такой не было.

Пока я с этим самым тихим визгом валялась на кровати, Ник изучил брошюрку и сказал, что имеются на выбор два кафе, три бара и три ресторана, но мы пойдем для начала куда поближе.

«Поближе» оказалось рестораном «Ле Шале» с альпийскими интерьерами и «авторской кухней». Открыв меню, я тут же его закрыла.

– Ник, я все поняла насчет расходов. Но пока привыкну к лакшери, лучше не провоцировать жабу отбивать аппетит. Закажи сам. Я не ем только…

– Селедку, студень и болгарский перец. Я помню.

Блин, в него можно было влюбиться уже за одно это. За то, что запомнил. Но я и так была влюблена по уши, поэтому повторить не удалось.

Все оказалось вкусно. И красиво. И вообще здорово. И напились мы до той первой магической стадии, когда мир только-только начинает раздвигать границы. Когда все вокруг кажется нереальным, фантастическим, но при этом не сомневаешься в собственном всемогуществе и способности перевернуть вселенную.

Обратно мы шли долго, то и дело сбиваясь с дороги в сугробы. Толкались, как подростки, валялись в снегу. Дергали еловые лапы – кто кого больше обсыплет. Обстреливали друг друга снежками и хохотали до икоты. К домику пришли замерзшими, мокрыми до нитки и безумно довольными.

– Сейчас бы в сауну, – вздохнула я, снимая куртку. – Обидно, тут спа есть, а я купальник не взяла.

Ник хмыкнул и открыл дверь, из которой потянуло волшебным теплом.

– Крекс-пекс-фекс. Извольте. Сауна.

– У-и-и-и!!! – я повисла у него на шее. – А кто ее включил?

– Я. Когда уходили. Только после бухла долго нельзя. Иди, сейчас все повешу сушиться и тоже приду.

Я подстелила полотенце на верхний полок, чтобы побыстрее согреться. Ника не было минут десять. Наконец он пришел и устроился снизу. Лежали, нежились, перебрасывались ленивыми фразами, но меня после выпитого и правда хватило ненадолго – зачастило сердце.

– Все, вали в душ! – скомандовал Ник.

Я быстро сполоснулась, влезла в махровый гостиничный халат, таинственным образом перелетевший в предбанник из спальни, и вышла в гостиную. А там…

Черт, едва на слезу не пробило!

Там в камине горел огонь, а вместо медвежьей шкуры был разложен широкий диван.

И когда только все успел – повесить одежду в сушилку, разложить диван, разжечь камин?

Как-то я смотрела невероятно трогательный документальный фильм про рыбку иглобрюха, который выкладывает на морском дне сказочной красоты узоры из песка, намывая их плавниками и украшая потом камешками и ракушками. Все только для того, чтобы впечатлить самку. Вот именно такой самкой иглобрюха я себя сейчас и чувствовала.

Разумеется, мужчины, с которыми я имела дело, не были законченными эгоистами, действующими по принципу «мне, мне и снова мне». И приятных сюрпризов в моей жизни хватало. Но вот чтобы все только для меня, все так, как мне хочется… Я не считала, что это должно быть постоянно, но даже в качестве рекламной акции подобное было в новинку. Невероятно приятную.

Подошел Ник, тоже в халате, и я потянула его за пояс к себе, но он лишь наклонился и поцеловал меня в висок.

– Подожди немного, я скоро.

Что-то бренчало и шебуршало на кухне, а я смотрела на огонь, проваливаясь даже не в дремоту, а в удивительное состояние блаженной истомы на грани яви и грез.

– Не уснула?

Ник выключил свет, поставил на край большую кружку, исходящую паром, и лег рядом. Я принюхалась и застонала:

– Глинтвейн? Откуда?

– Взял с собой вино, апельсин и пряности.

– Апельсин… – я вспомнила тот самый апельсин, который он вручил мне в качестве платы за помощь. До того как съехала в канаву. – Ник, иногда мне кажется, что все это снится.

– Тогда нам снится один и тот же сон, – он отпил немного и передал кружку мне. – Так бывает?

– Не знаю…

Мы пили по глотку, по очереди. Как в новогоднюю ночь за стойкой бара. И было в этом что-то изысканно эротичное – касаться губами одного и того же места на ободке. Как будто поцелуй, и чудилось в нем нечто сладко-порочное, до мелкой серебристой дрожи.

Мы почти не разговаривали – это был все тот же глубинный диалог, когда хватает взглядов и прикосновений. Неторопливо, плавно. Словно в первый раз наедине, и неясно, кто кого соблазняет. Такого между нами еще не было, и я с удовольствием приняла эту игру.

Ты охотник, а я дичь. Ну… как будто.

Глаза в глаза, не отрываясь. Тепло дыхания на щеке, на мочке уха, на шее. Слова, похожие одновременно на капли раскаленного металла и тонкие, прозрачные льдинки, – потому что от них бросает сразу и в жар, и в холод. Пальцы, пробирающиеся под халат медленно, вкрадчиво, словно разведчик в тыл врага. Чуть выше… и еще немного… и еще… Губы, касающиеся моих губ легко, как тополиная пушинка, и хочется поймать ее, не дать улететь.

Я словно забыла обо всем, что уже случилось раньше, поверила, что это впервые… только еще будет.

Я не хочу, я не могу, я не…

Боже, как хорошо!..

Еще, пожалуйста, еще…

* * *

– Подъем!

– Ник, зараза, темно еще!

Черт бы подрал этих долбаных жаворонков, я бы их законодательно запретила!

– Зимой до десяти часов темно. Ты что, дрыхнуть сюда приехала?

– Да! – я спрятала голову под подушку. – Ну, может, еще трахаться.

– Это и в городе можно. Вставай, пойдем завтракать. У нас шведский стол в ресторане.

– Да бли…ядь! Кухня есть, какой шведский стол? Туда же идти надо.

– Угусь, ща шкурки апельсиновые пожарим. Вставай, говорю!

– Злыдень!

Уже одетый, умытый и даже побритый. Не человек, а энерджайзер какой-то. Нет, ну хорошо, конечно, некоторые в его возрасте только от работы до дивана и вообще ни на что не годны. Но лучше бы употребил энергию на что-то более с утра приятное.

Жень, ну ты точно наглая. Хочешь, чтобы сорокалетний мужик тебя по пять раз подряд трахал? Такое только в глупых романах бывает. Ты сама сдохнешь первая.

Пять не пять, но хотя бы парочку…

Таблеток тебе от жадности, да побольше!

Зевая шире вселенной и продолжая бухтеть себе под нос, я поплелась в ванную.

Ну в конце-то концов! Шведский стол не десять минут по таймеру, не кто опоздал, тот не успел. Можно было еще полчасика поспать.

Кафе, куда нам выдали карточки для завтрака, находилось от коттеджей довольно далеко. Мы доехали на машине до стоянки, но все равно пришлось еще пройтись. Тем временем рассвело, и я наконец проснулась.

– Ну что, на лыжи? – с невинной улыбочкой поинтересовался Ник, когда, позавтракав, мы вышли на площадку у начала трасс.

– Ты издеваешься?! – я взвилась, как Горыныч. – Я же сказала, что со школы на лыжах не стояла. А на горных – вообще никогда.

– Ну так и я тоже. Там инструкторы есть. Для начинающих. Даже дети катаются.

– Вот дети пусть и катаются. Если хочешь позориться – вперед. А я пойду посплю.

– Скучная ты, Женька. А на ватрушечках?

Это прозвучало таким тоном, словно он предлагал мне заняться каким-то немыслимым развратом. Я заколебалась. На ватрушках мы катались когда-то в Озерках с Захаром и Аленой. Давно. И тогда мне нравилось.

– У тебя в книгах небось герои приезжают на курорт и из постели не вылезают, да?

– Ничего подобного! – возмутилась я, стараясь не покраснеть. Именно так у меня в книгах и было.

– Ну что? Смотри, через полчаса прокат откроется, и будет очередь. А пока можно занять.

– Задница в джинсах отмерзнет, – из последних сил трепыхалась я.

– А мы штаны возьмем лыжные напрокат. И шлемы. И очки. И перчатки.

– Ник, ты и мертвого уговоришь.

– Смотря на что…

– А чего ж ты пошлый-то такой? – махнув рукой, я уже плелась за ним в сторону проката, но не хотела сдаваться без боя.

– Нормулечки! Ты себе всякие похабные картинки представляешь про некрофилию, а пошляк почему-то я.

Меньше чем через час я тащила ватрушку к подъемнику, захлебываясь от восторга.

– Ник, какой же ты молодец, что… уговорил! – тут я фыркнула, вспомнив про некрофилию.

– Ночером сочтемся, – он наклонился и укусил меня за ухо. Я уже заметила, что это ему почему-то страшно нравится. Особого возбуждения не вызывало, но и возражений тоже. По сравнению с некоторыми эрофишечками, которые мужчины любили, а я терпеть не могла, было даже мило.

Катались мы до самого обеда. Скорость, солнце, небольшой мороз. Восторг – совершенно детский! Меня, как и вчера вечером, распирало от радости настолько, что хотелось визжать. Всегда казалось странным, что дети могут просто открыть рот и орать от переполняющих эмоций. Наверно, когда-то и со мной так было, но я давно забыла. А теперь вот вспомнила.

Обедали мы в панорамном ресторане, и аппетит у меня прорезался такой, что пиранья обзавидовалась бы. Еле выбралась из-за стола.

– Если верить карте, тут есть какая-то эротропа, – Ник остановился у стенда. – Пардон, экотропа. Предлагаю спуститься по ней вниз, дойти до озера и там в баре выпить кофе.

– Ни хрена себе! – присвистнула я, взглянув на карту. – Ну ладно, идем. Бешеной собаке семь верст не крюк. Заодно обед растрясем.

В конце концов, ноги в тимберах не мерзли, а с прокатными штанами я сроднилась за полдня так, что уже сожалела о предстоящей разлуке. И подумала, что надо будет обязательно купить себе такие же.

Не прошли мы и десятка метров, как наткнулись на колоритную пару. Девушка лет двадцати пяти в низко надвинутой на глаза шапке стояла, обнимая сноуборд, а быковатого вида мужчина выговаривал ей на повышенных тонах, нисколько не заботясь о том, что могут услышать посторонние:

– Какого хуя, блядь, я должен смотреть, как какой-то хер с горы лапает тебя за жопу? Инструктор, блядь!

Ник сощурился и улыбнулся совершенно по-змеиному. Демонстративно положил руку на мою задницу и сказал – вроде бы мне, но достаточно громко:

– Извини, Жень, но если не лапаешь свою женщину за жопу сам, рано или поздно это сделает кто-то другой.

Я неприлично заржала, девушка покраснела, мужик побагровел, и я испугалась, как бы все не закончилось дракой, но обошлось.

– Зря ты, – сказала я, когда мы отошли. – Он наверняка еще сильнее на ней отыграется.

– А нечего свою жопу инструкторам подставлять.

– Да ну, я уверена, никто ее не лапал. Ну показывал инструктор, как надо стоять правильно или что там, а таким козлам этого достаточно. В его воображении они уже трахались в сугробе.

Мы еще немножко поспорили, но кругом была такая умиротворяющая красотища, что хотелось просто идти молча, наслаждаясь ею и близостью друг друга. Гуляли долго, почти до темноты, потом сидели в баре.

– Ух ты, – Ник посмотрел на часы. – Ужинать пойдем?

Мы поднялись на канатке к кафе, где завтракали, и снова натолкнулись на ту же самую девушку. Только уже с молодым парнем. Тот что-то говорил ей, а она смущенно улыбалась, опустив глаза.

– Ну и что ты теперь скажешь? – поинтересовался Ник.

– То, что я ее вполне понимаю.

После ужина он потащил меня в боулинг и там уже легально лапал за попу, показывая, как правильно бросать шар. Ушли мы в двенадцатом часу, и я думала, что на сегодня бобик сдох, но ошиблась. Все дневные эмоции и впечатления переварились в такой умопомрачительный секс, что… да, я верещала, как кошка, и ни капли этого не стеснялась.

Если бы мы остались на весь день в постели, наверно, тоже было бы хорошо. Очень. Но… по-другому. Вот этот приток внешнего счастья, вроде бы никак не связанного с эротикой, дал какой-то новый импульс, новый привкус счастью внутреннему, интимному.

Я думала об этом, когда Ник уже уснул. Он спал тихо, только иногда немного похрапывал. Мне нравилось лежать вот так – прижавшись к его спине, носом в плечо и с рукой на животе.

Была ли я вообще когда-нибудь такой счастливой, как сейчас? Не просто моменты счастья – этого хватало, – а именно состояние, то, что гораздо глубже и захватывает полностью, без остатка? И была ли я вообще счастлива с мужчиной? С Никитой сначала творился какой-то угар, а потом свалилась нежданная беременность, брак, которого, если подумать, и не хотела, монотонная и безрадостная семейная жизнь. С Захаром – что-то вымученное, перебродившее, перегоревшее. Наверно, подсознательно я чувствовала, что ничего хорошего не выйдет, поэтому и рожать больше не стала. С Андреем вопрос о счастье и вовсе не стоял.

Сейчас… я плыла в этих чувствах, парила в них, нежилась. И единственное, чего мне хотелось, – чтобы оно продолжалось как можно дольше. Разумеется, так не бывает, но… все равно хотелось.

Сон не шел. И я вдруг вспомнила ту девушку со сноубордом. И бычару с ней. И парня. И…

Женя… ну Жень…

Нина, отстань.

Ну что отстань, это же они, ты что, не поняла? Ее зовут… Полина. А его Макс. Нет, Данила. А быка Толян, разумеется.

Да все я поняла, не дурее некоторых. Давай не сейчас. Не до тебя. Вообще не до вас. Я даже продажи весь день не смотрела. И комменты.

Жень, ну только заметочки. А то забудем ведь.

Если забудем – значит, и не надо.

Ну Же-е-ень…

Да твою же мать!

Я осторожно отползла на край, дотянулась до телефона. Терпеть не могла писать в нем, даже сообщения. Вроде и пальцы не толстые, а все мимо букв. А кто-то целые книги так строчит. Нет, не пойдет, от экрана слишком много света.

Ноутбук остался в гостиной. Встала, накинула халат, спустилась на цыпочках вниз.

Пять минут. Только самое-самое главное. То, как они катаются, а тут инструктор, и потом эта сцена мерзкая, и…

– Нормально!

Я вздрогнула, подняла голову. Ник стоял у лестницы, скрестив руки на груди, и смотрел на меня.

Глава 32

Черт… Ощущение было такое, как будто застукал за дрочкой на порнушку.

– Ник, я… я не пишу. Это просто заметки… для новой книги. Чтобы не забыть. У меня такое бывает – придет мысль, а потом вылетает из головы. Пять минут. Сейчас приду.

Он молча пожал плечами и ушел обратно наверх. Я попыталась снова зарыться в свои обрывки, больше похожие на шпионскую шифровку, но запал прошел. Птица вдохновения испугалась и улетела. Написав еще пару фраз, я выключила ноут и вернулась в спальню. Ник то ли спал, то ли притворялся, но я особо прислушиваться не стала, легла и тут же заснула. А вот проснулась в начале восьмого, когда он точно еще сопел в подушку.

Ладно, раз так, то моя месть будет ужасна.

Ну и на тот случай, если злится за то, что удрала ночью. Как можно сердиться на женщину, которая будит тебя вот таким… неприличным способом?

Хотя за что злиться-то? Ну да, обещала, что не буду писать. Так ведь и не писала же. Заметки – вы не понимаете, это другое!

Тьма в комнате была хоть глаз выколи. Это не город, где полной темноты в принципе не бывает. Даже через самые плотные шторы всегда какой-то свет с улицы просачивается. Пришлось действовать на ощупь, но вряд ли я заблудилась бы: маршрут был уже изучен от и до. Осторожно тянула одеяло вниз и следовала за ним губами и языком. Но когда до цели оставалось всего ничего, пограничные собаки меня все-таки унюхали. А может, как раз там и подстерегали.

– Хенде хох!

В одну секунду я оказалась в позе перевернутой черепахи. Ник наклонился надо мной, прижимая запястья поднятых рук к подушке.

– Ну и что с тобой сделать, диверсант?

– Да хоть расстреляй, – великодушно разрешила я, обхватив его ногами за талию и подтягивая к себе.

– Смотри, сама напросилась.

Его язык настойчиво раздвинул губы, протискиваясь между ними, и меня накрыло тяжестью мужского тела – такой приятной, такой желанной…

Потом я фальшиво пела в душе, а Ник, зачищая щеки станком, заметил:

– Английские ученые сделали открытие, достойное Нобелевской премии. Трахни женщину с утра – и она не станет выжирать тебе мозг как минимум до обеда. Еще и петь будет, как соловей.

– Ну это смотря как трахнуть, – не согласилась я. – А то, может, наоборот, вынесет подчистую. Зубочисткой. И надо же, какая у английских ученых соображалка реактивная. Всего-то девять дней им на это понадобилось.

Когда мы сидели за завтраком, я все-таки рискнула. Ник о ночном инциденте не упомянул, и, наверно, стоило притвориться, что ничего не было, но я уже знала: с ним лучше недосказанного не оставлять.

– Ник, – я осторожно дотронулась до его руки, – ночью… я правда не собиралась ничего писать. Просто мысль прибежала, важная.

– Солнце, – усмехнулся он, – я знал, что так и будет. Ты забыла, что я большую часть жизни прожил с ебанутыми во всю голову творцами? Вопрос заключался только в том, как долго ты будешь сопротивляться ломке. Не взяла бы ноут – полезла бы в телефон. Или записала бы на бумажке. Туалетной.

– Ну… да, – сокрушенно признала я. – Наверно. Знаешь, как мы, писуны, говорим? Пишущая мать – горе в семье. Разница с пьющей только в том, что одна несет деньги из дома, а другая в дом. Если, конечно, сможет заработать.

– Не могу сказать, что я от этого в восторге. Но если начну тебя строить, хуже будет нам обоим, ведь так? Поэтому придется искать какой-то разумный компромисс. Это как на дороге – хоть вверх колесами езди, только другим не мешай.

– Хорошо, – у меня в самом буквальном смысле отлегло от сердца. – Постараемся. Спасибо!

Ник поймал мою руку и поцеловал, наклонившись через стол. И я заметила краем глаза, как тоскливо поджала губы женщина за соседним.

– Ну что, может, все-таки на лыжах попробуем?

– Нет, – подумав, я все же отказалась. – Мне всегда неприятно, если что-то не получается, а посторонние люди на это смотрят. Когда цель стоит именно научиться, тогда еще можно потерпеть. А вот просто попробовать всем на посмешище – нет. Не хочу. Ник, это такие хорошие выходные, замечательные, не надо их ничем портить. Хочу вспоминать с удовольствием.

Он даже как будто растерялся немного.

– Женя, я очень рад, что получилось сделать их… хорошими, – с его лица исчезла та усмешка, которая зачастую пряталась за серьезной миной. Сейчас он был по-настоящему серьезен. – И они еще не кончились. Мы ведь ничего не испортим, да? – и тут же смел всю эту патетику азартной улыбкой: – А на зип-лайне слабо?

Я хотела было возмутиться: мне не десять лет, чтобы вестись на слабо, но любопытство пересилило.

– А это что такое?

– Да видела наверняка вчера – на тросе съезжают с горы и над озером.

Точно, я обратила внимание издали на крохотные разноцветные фигурки, которые неслись в воздухе, подвешенные на веревочках. Показалось, что это должно быть пиздец как страшно.

Оказалось, и правда страшно. Оба троса: и большой, и тот, на котором меня к нему подвесили, – выглядели слишком хлипкими, а высота слишком большой. Впрочем, на тарзанке было гораздо страшнее. Зато восторга, когда инструктор придал мне ускорения с площадки, – в разы больше.

– Знаешь, о чем жалею? – спросила я, когда мы спустились вниз, обогнули озеро и зашли выпить кофе в лыжный бар у подъемников. – Ну не то чтобы прямо жалею, но… сожалею. О том, что какие-то вещи случились со мной в первый раз так поздно. Взять тот же зип-лайн. Будь мне сейчас двадцать, ощущения были бы совсем другими. Острее, ярче.

Я почему-то думала, что Ник не согласится, но он кивнул:

– Вполне возможно. Даже скорее всего. Но наверняка ты этого не знаешь. Может, наоборот, не понравилось бы. Как говорится, жизнь – это череда неиспользованных возможностей. Ты могла проехать мимо меня и не остановиться. И уж точно не думала бы о том, что потеряла. А насчет нового и необычного… Я подписан на один паблик, где люди делятся своими впечатлениями о таких вещах. И многие там постарше тебя. Если доживем до лета, кое-куда съездим. Будешь сильно удивлена.

– Ник, – я пнула его под столом, – ты такой идеальный, что мне становится страшно. Люди такими не бывают.

– Идеальный? – фыркнул он в чашку. – Нет. Ты просто меня еще плохо знаешь. К тому же я, как любой порядочный павлин, распускаю перед тобой перья. Мне вот тоже кажется, что ты идеальная. Если, конечно, закрыть глаза на твою профессию. Но здравый смысл намекает, что у тебя масса недостатков. Как и у меня, и у всех прочих. Ну вот скажи, к примеру, как мы с тобой будем ругаться?

– То есть? – не поняла я. – В каком смысле?

– Ну как в каком? В прямом. Ты же не будешь утверждать, что мы с тобой никогда не поссоримся. Так не бывает. Все люди ругаются. Живые, во всяком случае.

– Откуда я знаю, как мы будем ругаться. Ты еще спроси, из-за чего.

– Да наверняка из-за ерунды какой-нибудь, – Ник допил кофе и поставил чашку на стол. – Большинство ссор из-за такой мелочи, что потом становится смешно. А вот как – это уже интереснее. У каждого человека свои паттерны. Особенно когда заводятся до такой степени, что перестают себя контролировать. Обычно это стыдно и некрасиво, но остановиться уже невозможно.

Мне стало немного жарко. Потому что моя последняя стадия в ссорах действительно была довольно мерзкой. Доходила я до нее крайне редко, всего-то раза три или четыре за всю жизнь, но будь я на месте мужчины, увидев такое, точно собрала бы вещи и ушла. Захар и ушел. Правда, он ушел бы в любом случае, но моя истерика наверняка убедила его в правильности выбора.

– Ты уверен, что хочешь это знать?

– Ну в общих чертах не помешает. Все равно это когда-нибудь случится, а предупрежден – значит, вооружен. Не станет шоком.

– Если в общих чертах, то это отвратительно.

Я подумала, что такой разговор чем-то сродни рассказу о бывших. И что он вряд ли вписывается в концепцию идеальных радостных выходных. Но с другой стороны… Когда я пекла что-то сладкое, всегда добавляла в тесто по щепотке соли и черного перца. Чтобы подчеркнуть вкус. Может, как раз сейчас это и уместно. Чтобы не получилось слишком уж приторно.

– Мне уже страшно, – едва заметно улыбнулся Ник.

– Вот, уже страшно. А если до этого когда-нибудь дойдет? На самом деле обычно я просто становлюсь ядовитой стервой. Либо мертво молчу, либо говорю гадости. Спокойно.

– Ну как и я.

– Завести меня по-настоящему сложно. Довести до ручки – тем более. Но если уж это случится, остановиться уже не смогу. Пока завод не кончится. Буду орать во всю глотку, топать ногами, говорить то, о чем потом капитально пожалею. Ну и истерика, конечно. Натуральная, с рыданиями, диким смехом и икотой. В общем, фу такой быть. А ты?

– В принципе, по той же схеме. Только без истерики. Ору и говорю то, чего на самом деле не думаю. Могу что-то разбить или сломать, если под руку подвернется. А потом бахну дверью и уйду. Буду ходить по улицам и злиться. Или напьюсь где-нибудь.

– Сниму девку? – дополнила я с подозрением.

– Нет, – поморщился Ник. – Без девок.

– Мне почему-то кажется, – я накрыла его руки своими, – что мы обойдемся без этого. Знаешь почему? Потому что оба умеем разговаривать и договариваться. А такая вот экстремальщина случается, когда люди тупо друг друга не хотят слушать. Ругаться, конечно, будем, но так… шипеть и кусаться по-змеячьи.

– По-змеячьи! – рассмеялся Ник. – До чего мне нравится, как ты со словами обращаешься. Настоящий писатель.

– Для меня это как пластилин – лепить монстриков. Но когда читаю других, сразу становлюсь грамма-наци.

– Змейка ты моя зубастая. Кстати, нам домик надо до шести освободить, но, я думаю, поедем раньше. Часика в четыре. Завтра первый рабочий день, все в город ломанут, кто выезжал. Какие-то пожелания еще есть на сегодня? Картинг, пейнтбол, лазертаг? Хотя там, наверно, надо заранее записываться.

– Нет, – мне и правда ничего больше не хотелось, чтобы не получилось перебора впечатлений. – А командные игрища вообще не люблю, я асоциальная зверюшка, даже в настолки не играю. Давай после обеда пройдемся немного, а потом просто отдохнем до отъезда.

– Принято, – кивнул Ник.

Мы перешли подземным переходом к автодрому, обошли его вокруг, пообедали в еще не охваченном нашим вниманием ресторане и вернулись обратно к стоянке, чтобы доехать до поселка. А когда зашли в коттедж и поднялись в спальню, я вдруг поняла, что и правда переполнена до краев, не расплескать бы.

Кровать была освещена послеобеденным солнцем, как лужайка в лесу.

– Задернуть шторы? – спросил Ник.

– Нет, – я легла поверх покрывала и натянула до носа плед. – Иди сюда!

Мы лежали в солнечном свете, обнявшись. Это было совсем другое молчание, не как в пятницу у камина. То – как натянутая струна, сладко напряженное, звонкое. Это – как мех сибирской кошки. Так мягко, тепло, уютно… спокойно… Ник осторожно перебирал мои волосы, изредка касался губами щеки или уха, а я нежилась на грани дремоты, и мысли текли такие же неторопливые, дремные, легкие, как пух.

Тот самый последний штришок, который сделал картину полной, завершенной. Наверно, именно сейчас я поняла окончательно, что нашла своего мужчину – того, кто подходит идеально, и не только в постели. Может быть, у него куча противных привычек, с которыми мне еще предстоит познакомиться, может, он разбрасывает носки, прется от «Уральских пельменей» или, не знаю, писает в душе, но это уже не имеет никакого значения. Потому что он – мой.

Даже страшно стало – как мгновенный ожог изнутри. Как будто плывешь и вдруг понимаешь, что под тобой метры, а то и километры глубины. Когда находишь что-то важное, необходимое, приходит и страх потери. Никто не застрахован от болезней, несчастных случаев, да и в мире черт знает что творится, благодаришь бога за каждый новый день – что он наступил.

Нет, не буду об этом думать. Буду радоваться тому, что есть. И надеяться на лучшее.

– Как не хочется уезжать, – вздохнула я, когда Ник потянулся за телефоном.

– Можем еще остаться, на буднях тут поспокойнее. Вот только ты или начнешь страдать, или засядешь на весь день за работу, а мне придется слоняться где-то одному.

– Это да. Так и будет.

– Тогда можем в следующие выходные приехать. Или через следующие. Когда захочешь.

– Нет, Ник, – я не знала, как объяснить. Это место стало для меня особенным, а эти выходные – тем, что я буду вспоминать, как бы ни сложились наши отношения. А особенное не должно становиться обыденным, привычным. – Мне очень понравилось, но… именно поэтому нет. Такое не должно быть слишком часто.

– Хорошо, – он поцеловал меня. – Тогда, может быть… на будущий год.

Господи, пожалуйста, пожалуйста, пусть так и будет. Пусть через год мы будем вместе и снова приедем сюда. Я очень этого хочу!