355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Геннадий Сысоев » Фашизофрения » Текст книги (страница 21)
Фашизофрения
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 13:30

Текст книги "Фашизофрения"


Автор книги: Геннадий Сысоев


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 39 страниц)

Рейнская зона стала первым куском

Первым шагом, усилившим Гитлера и гитлеровскую Германию, принято считать занятие 7 марта 1936 года немецкими войсками Рейнской демилитаризованной зоны (так называлось принадлежащее Германии левобережье Рейна и 50-километровая полоса на правом берегу, где, согласно Версальскому договору, не могли находиться германские войска).

Немецкая армия была еще чудовищно слаба, французские дивизии могли раздавить малочисленные немецкие батальоны как трактор – яйцо.

Генералы в один голос отговаривали фюрера от самоубийственного, как им представлялось, шага. «Чего вы беспокоитесь? – ответил Гитлер одному из них. – Если Франция двинется, вы немедленно уберете войска, а я застрелюсь».

Стреляться не пришлось. Франция не пошевелилась. Это был первый эпизод так называемой «политики умиротворения», приведшей Гитлера к могуществу, а Европу и весь мир – ко Второй мировой войне.

«Гитлеру этот шаг дал двойное стратегическое преимущество: ему удалось прикрыть важный промышленный район в Руре и создать плацдарм для вторжения во Францию», – писал Лиддел Гарт.

Англии и Франции, которые вышли победительницами из страшной бойни Первой мировой войны, очень не хотелось снова браться за оружие. Результатом такого пацифизма и стала самая страшная в истории человечества война.

А для Гитлера слово «пацифизм» являлось едва ли не худшим из ругательств. И он объявлял в своем программном сочинении, что пойдет завоевывать «жизненное пространство» на востоке.

А на востоке был СССР, сам по себе страшивший политических деятелей Европы. И в прошлом, под именем России, не раз Европу укрощавший. «Россия – это ледник, нависающий над Индией», – пугал Дизраэли, лорд Биконсфильд. Но многим в Европе казалось, что этот угрожающий ледник нависает над ними…

И с точки зрения таких пацифистов, конечно, было бы просто прекрасно, если два диктатора, Гитлер и Сталин, два воинственных народа, немецкий и русский, вцепятся друг в друга и как можно сильнее друг друга истощат.

«Умиротворители» действовали по-своему совершенно правильно, в интересах собственных стран. Они только не рассчитывали, что Гитлер, перед тем как броситься на восток, основательно потреплет их самих.

Аншлюс: нацистская крыса показывает зубы

Следующим шагом в политике умиротворения – а на самом деле усиления Гитлера – стал аншлюс – присоединение Австрии к Третьему рейху.

12 февраля 1938 года австрийский канцлер Шушниг и министр иностранных дел Гвидо Шмидт были фактически вызваны в Берхтесгаден, резиденцию Гитлера, где состоялся очень показательный диалог, сохраненный для нас благодаря отчету Шушнига.

« Гитлер:Стоит мне только отдать приказ – и в одну ночь все ваши смехотворные пугала на границе будут сметены. Не думаете ли вы всерьез, что сможете задержать меня хоть на полчаса? Кто знает, быть может, в одно прекрасное утро я неожиданно появлюсь в Вене, подобно весенней грозе, а тогда вы действительно кое-что испытаете. Мне очень хотелось бы избавить Австрию от такой участи, ибо эта акция повлекла бы за собой много жертв. За армией вошли бы мои СА и легион! И никто бы не мог помешать им мстить, даже я. Не хотите ли вы превратить Австрию в новую Испанию? Я хотел бы, по возможности, избежать этого.

Шушниг:Я соберу необходимые сведения и приостановлю всякие оборонительные работы на германской границе. Я, конечно, понимаю, что вы можете вторгнуться в Австрию, но, г-н рейхсканцлер, хотим мы этого или нет, это будет означать кровопролитие. Мы не одни в этом мире, и такой шаг, вероятно, будет означать войну.

Гитлер:Легко говорить о войне, сидя здесь, в этих удобных креслах. Но война означает бесконечные страдания для миллионов. Готовы ли вы взять на себя такую ответственность, г-н Шушниг? Не думайте, что кто-либо на земле может отвратить меня от моих решений! Италия? У меня с Муссолини одинаковые взгляды, и теснейшие узы дружбы связывают меня с Италией. Англия? Англия не пошевельнет ни одним пальцем ради Австрии… Франция? Два года назад, когда мы вошли в Рейнскую область с горсткой батальонов, – в то время я рисковал многим. Если бы Франция выступила тогда, нам пришлось бы отступить…Но сейчас для Франции слишком поздно!» {131}131
  Цит. по: Черчилль У.Вторая мировая война. – М.: Воениздат, 1991 (онлайн-издание на сайте militera.lib.ru). Приведенные ниже цитаты из книги Черчилля также даны по этому изданию.


[Закрыть]

Конечно, Гитлер блефовал. Для Франции не было слишком поздно, а уж для Франции в союзе с Великобританией – и подавно. Но блеф опять удался. Показательна наглость бесноватого фюрера и робкая готовность к уступкам австрийского канцлера. Он, как и все умиротворители до и после него, ошибочно полагал, что, имея дело с фашистами, можно ценой незначительных уступок спасти целое. Про такой модус операнди говорят: благими пожеланиями вымощена дорога в ад.

Шушниг хотел ценой уступок спасти свою страну от вторжения – а в результате помог Гитлеру его подготовить. 12 марта 1938 года германские войска захватили Австрию.

Англия, как и предсказывал Гитлер, «не пошевелила ни одним пальцем ради Австрии». Ведущие европейские державы, США, да и Лига Наций – прообраз ООН, как будто не заметили исчезновения с карты европейского государства и усиления фашистского рейха. СССР протестовал, но этот протест игнорировался.

В результате аншлюса территория Германии увеличилась на 17%, а население – на 10%, то есть на 6 млн. 713 тыс. человек. Почти все 50 тысяч солдат и офицеров австрийской армии были включены в состав вермахта.

В тот день, когда Гитлер в Вене провозглашал ликвидацию Австрийской Республики и присоединение ее территории к германскому рейху, в Лондоне тоже случились некоторые изменения. Вот как описывает происходившее Черчилль в своей уже цитированной выше книге:

«В тот момент Риббентроп собирался покинуть Лондон и занять пост министра иностранных дел Германии. Чемберлен дал в его честь прощальный завтрак на Даунинг-стрит, 10. Мы с женой приняли приглашение премьер-министра и поехали на завтрак. За столом было человек шестнадцать. Моя жена сидела возле сэра Александра Кадогана, на одном из концов стола. Примерно в середине завтрака курьер из министерства иностранных дел вручил ему пакет. Он вскрыл его и погрузился в чтение.

Затем он встал, обошел вокруг стола, подошел к премьер-министру и передал ему полученную записку, и хотя, судя по поведению Кадогана, ничего особенного не произошло, я невольно обратил внимание на то, что премьер-министр глубоко задумался.

Кадоган вернулся с бумагой к своему месту. Позднее мне сообщили содержание этой записки. В ней говорилось, что Гитлер вторгся в Австрию и что германские механизированные части быстро продвигаются к Вене. Завтрак продолжался своим чередом, однако вскоре госпожа Чемберлен, получив какой-то сигнал от своего супруга, поднялась и пригласила: „Пойдемте все в гостиную пить кофе“. Мы направились туда, но мне и, быть может, кое-кому из других гостей было ясно, что супруги Чемберлен стремились поскорее закончить прием. Какое-то беспокойство охватило присутствовавших. Все стояли, готовясь проститься с почетными гостями.

Но Риббентроп и его жена, казалось, ничего не заметили. Напротив, они задержались почти на полчаса, занимая хозяина и хозяйку оживленной беседой. В один из этих моментов я подошел к госпоже Риббентроп и, прощаясь с ней, сказал:

„Надеюсь, что Англия и Германия сохранят свои дружественные отношения“.

„Смотрите только не нарушайте их сами“, – кокетливо ответила она.

Я уверен, что оба они отлично понимали, что именно произошло, но считали ловким ходом подольше удерживать премьер-министра от его деловых обязанностей и телефона. Наконец Чемберлен обратился к послу:

„Я должен извиниться, но я обязан заняться сейчас срочными делами“, – и без дальнейших церемоний он вышел из гостиной.

Риббентропы все еще задерживались, но большинство из нас под разными предлогами отправились по домам. Надо полагать, и они наконец откланялись. Это был последний раз, когда я видел Риббентропа – вплоть до того момента, когда его повесили».

Чемберлен продолжал политику умиротворения – ему, по-видимому, все еще казалось, что это – последний захват, что на этом нацисты успокоятся. Но у Гитлера уже была намечена следующая цель – Чехословакия.

Еще в разгар вторжения в Австрию Гитлер сказал в автомобиле генералу Гальдеру: «Это будет большим неудобством для чехов».

Гальдер сразу понял смысл замечания, открывавшего ему дальнейшие планы фюрера, однако само замечание показалось ему безграмотным с военной точки зрения. Но прав оказался Гитлер, а не его генерал.

На очереди – Чехословакия

12 марта, в день вступления германской армии в Австрию, Геринг торжественно заверил чехословацкого посланника в Берлине, что у Германии нет «никаких злых умыслов в отношении Чехословакии». Это заявление следовало понимать с точностью до наоборот: гитлеровская Германия уже начала подготовку к оккупации Чехословакии.

В пограничных с Германией районах этой страны жило немало немцев. Лидер судетских немцев Гейнлейн 24 апреля 1938 года выступил в Карлсбаде с требованием автономии для Судетской области. В том же месяце происходит конференция в Лондоне, которая рекомендует чехословацкому правительству принять так называемое «требование Гейнлейна».

18 июня Гитлер дает указание своим генералам подготовить план вторжения в Чехословакию, так называемый план Грюн. С точки зрения генералов это было авантюрой: в случае нападения на Чехословакию на ее стороне должна была выступить союзница – Франция, а в случае выступления Франции поддержать Чехословакию должен был и Советский Союз. Великобритания должна была вмешаться как союзница Франции. Гитлер успокаивал Кейтеля:

«Я приму решение о действиях против Чехословакии, только если буду твердо уверен, как это было в случае вступления в демилитаризованную зону и в Австрию, что Франция не выступит и что поэтому Англия не вмешается».

И Гитлер снова оказывался прав – лидеры Англии и Франции продолжали его «умиротворять». Несмотря на то, что 12 июня премьер-министр Франции Даладье подтвердил прежние обещания и заявил, что обязательства Франции по отношению к Чехословакии «священны и от выполнения их нельзя уклониться».

В августе 1938 года в Прагу отправляется лорд Ренсимен. Цель его миссии – уже, ни много ни мало, утвердить претензии Гитлера как «естественные».

Между тем СССР заявляет о своей неизменной готовности поддержать Чехословакию в случае германской агрессии. Советский посол в Великобритании встречается 2 сентября с Черчиллем, основным противником «политики умиротворения».

По результатам встречи Черчилль направляет в Форин Офис следующее письмо:

« Черчилль – лорду Галифаксу 3 сентября 1938 года

Я получил неофициально из абсолютно надежного источника следующие сведения, которые я считаю своим долгом передать Вам, хотя меня об этом не просили.

Вчера, 2 сентября, французский поверенный в делах в Москве (сам посол в отпуске) посетил Литвинова и спросил его от имени французского правительства, какую помощь Россия окажет Чехословакии в случае нападения Германии, учитывая в особенности затруднения, которые могут возникнуть в связи с нейтралитетом Польши и Румынии. Литвинов, со своей стороны, спросил о намерениях самих французов, указав, что у Франции есть прямые обязательства, тогда как обязательство России стоит в зависимости от действий Франции. Французский поверенный в делах не ответил на этот вопрос. Тем не менее Литвинов заявил ему, во-первых, что Советский Союз решил выполнить свои обязательства. Он признал трудности, связанные с позицией Польши и Румынии, но высказал мнение, что в отношении Румынии их можно преодолеть.

…Литвинов напомнил о своем интервью от 17 марта, копия которого, несомненно, есть у Вас в министерстве иностранных дел. Там он защищал идею консультаций между миролюбивыми державами относительно лучших методов сохранения мира, возможно, с целью опубликования совместной декларации при участии трех заинтересованных великих держав – Франции, России и Великобритании. Он считает, что Соединенные Штаты оказали бы такой декларации моральную поддержку. Все эти заявления были сделаны от имени Советского правительства и отражают его мнение относительно наилучшего пути предотвращения войны…

Возможно, конечно, что все это стало Вам известно по другим каналам, но заявления Литвинова показались мне настолько важными, что я не мог полагаться на волю случая».

«Я послал это сообщение лорду Галифаксу, как только продиктовал его, – пишет Черчилль в своих мемуарах. – 5 сентября лорд Галифакс ответил в осторожных выражениях, что в настоящее время не считает полезными действия такого рода…»

10 сентября 1938 года французский министр иностранных дел Бонне задал британскому послу в Париже вопрос:

«Завтра Гитлер может напасть на Чехословакию. Если это случится, Франция немедленно объявит мобилизацию. Она обратится к вам и скажет: „Мы выступаем, идете ли вы с нами?“ Что ответит Великобритания?»

Ответ, данный правительством его страны, позволил Черчиллю мрачно иронизировать:

«Нужно признать, что, если Боннэ искал предлогов, для того чтобы покинуть чехов на произвол судьбы, его поиски оказались небезуспешными».

В Чехословакии готовились защищать свою независимость, и когда Гитлер 12 сентября на съезде нацистской партии в Нюрнберге обрушился на соседнюю страну с яростными нападками, то в ответ чехословацкое правительство ввело на следующий день военное положение в определенных районах республики. 14 сентября переговоры с Генлейном были окончательно прерваны, а 15 сентября судетский лидер бежал в Германию.

Казалось, войны не избежать.

Обратимся опять к мемуарам Черчилля:

«В ночь на 14 сентября Даладье связался с Чемберленом. По мнению французского правительства, совместное обращение руководителей Франции и Англии лично к Гитлеру могло бы принести пользу. Чемберлен, однако, уже принял решение самостоятельно. По собственной инициативе он послал Гитлеру телеграмму, выразив желание приехать и повидаться с ним. На следующий день Чемберлен уведомил о своем шаге кабинет, а во второй половине дня получил от Гитлера ответ с приглашением в Берхтесгаден».

Чемберлен трижды являлся к Гитлеру, и каждый раз претензии бесноватого ефрейтора возрастали пропорционально уступчивости английского лорда.

19 сентября Англия и Франция требуют от Чехословакии принять требования Гитлера, и 21 сентября Бенеш соглашается с ультимативным требованием. На следующий день Чемберлен встречается с Гитлером в Бад-Годесберге и слышит о новых притязаниях! Ей-богу, это напоминало бы пушкинскую «Сказку о рыбаке и рыбке», о старухе, которая все умножала требования. Когда бы не было столь страшно и столь трагично для всей Европы.

Гитлер выступил с речью в Берлине, он категорически потребовал, чтобы чехи очистили Судетскую область к 26 сентября. «Это мое последнее территориальное притязание в Европе».

21 сентября Черчилль передал в печать в Лондон следующее заявление:

« Расчленение Чехословакиипод нажимом Англии и Франции равносильно полной капитуляции западных демократий перед нацистской угрозойприменения силы. Такой крах не принесет мира или безопасности ни Англии, ни Франции. Мнение, будто можно обеспечить безопасность, бросив малое государство на съедение волкам, – роковое заблуждение».

В тот же день, 21 сентября нарком иностранных дел СССР Литвинов выступил на заседании ассамблеи Лиги Наций с официальным предостережением:

«…В настоящее время пятое государство – Чехословакия испытывает вмешательство во внутренние дела со стороны соседнего государства и находится под угрозой громко провозглашенной агрессии…

Один из старейших, культурнейших, трудолюбивейших европейских народов, обретший после многовекового угнетения свою государственную самостоятельность, не сегодня завтра может оказаться вынужденным с оружием в руках отстаивать эту самостоятельность…

Такое событие, как исчезновение Австрийского государства, прошло незамеченным для Лиги Наций. Сознавая значение, которое это событие должно иметь для судеб всей Европы и в первую очередь для Чехословакии, Советское правительство сейчас же после аншлюса обратилось официально к другим великим европейским державам с предложением о немедленном коллективном обсуждении возможных последствий этого события с целью принятия коллективных предупредительных мер. К сожалению, это предложение, осуществление которого могло избавить нас от тревог, испытываемых ныне всем миром, о судьбе Чехословакии, не было оценено по достоинству.

Когда за несколько дней до моего отъезда в Женеву французское правительство в первый раз обратилось к нам с запросом о нашей позиции в случае нападения на Чехословакию, я дал от имени своего правительства совершенно четкий и недвусмысленный ответ, а именно: мы намерены выполнить свои обязательства по пакту и вместе с Францией оказывать помощь Чехословакии доступными нам путями. Наше военное руководство готово немедленно принять участие в совещании с представителями французского и чехословацкого военных ведомств для обсуждения мероприятий, диктуемых моментом… Только третьего дня чехословацкое правительство впервые запросило Советское правительство, готово ли оно, в соответствии с чехословацким пактом, оказать немедленную и действенную помощь Чехословакии в случае, если Франция, верная своим обязательствам, окажет такую же помощь, и на это Советское правительство дало совершенно ясный и положительный ответ».

Но советская помощь никому не была нужна.

Бал правил Гитлер.

28 сентября он послал телеграммы Чемберлену и Даладье с приглашением встретиться на следующий день в Мюнхене вместе с Муссолини. В этот самый момент Чемберлен выступал в палате общин. Незадолго до конца его выступления лорд Галифакс, сидевший на галерее для пэров, передал ему телеграмму с приглашением в Мюнхен. В этот момент Чемберлен рассказывал о письме, которое он послал Муссолини, и о результатах этого шага:

«Гитлер согласился отложить мобилизацию на 24 часа… Гитлер сейчас уведомил меня, что он приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром. Он пригласил также Муссолини и Даладье. Муссолини дал согласие, и я не сомневаюсь, что Даладье поступит так же. Мне нет нужды говорить, каков будет мой ответ…»

Чемберлен вылетел в Германию в третий раз.

Встреча «большой четверки», впоследствии получившая название «Мюнхенский сговор», началась в полдень 29 сентября 1938 года и продолжалась до 2 часов ночи следующего числа – в это время был подписан окончательный меморандум. Гитлер получил все, что хотел, – на данном этапе. Потом его аппетиты, конечно, возросли.

Утром 30 сентября Чемберлен передал Гитлеру проект декларации, в котором говорилось:

« Мы, фюрер и канцлер Германии и английский премьер-министр, продолжили сегодня нашу беседу и единодушно пришли к убеждению, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих стран и для Европы.

Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англо-германское морское соглашение как символ желания наших обоих народов никогда не вести войну друг против друга.

Мы полны решимости рассматривать и другие вопросы, касающиеся наших обеих стран, при помощи консультаций и стремиться в дальнейшем устранять какие бы то ни было поводы к разногласиям, чтобы таким образом содействовать обеспечению мира в Европе».

Гитлер прочел эту записку и, не возражая ни слова, подписал ее. Фактически это был пакт о ненападении между нацистской Германией и Великобританией.

Вот как оценил итоги Мюнхена Черчилль, которому вскоре пришлось стать во главе воюющей с Гитлером Великобритании:

«Решение французского правительства покинуть на произвол судьбы своего верного союзника Чехословакию было печальной ошибкой, имевшей ужасные последствия. В этом деле, как в фокусе, сосредоточились не только соображения мудрой и справедливой политики, но и рыцарства, чести и сочувствия маленькому народу, оказавшемуся под угрозой. Великобритания, которая, несомненно, вступила бы в борьбу, если бы была связана договорными обязательствами, оказалась все-таки глубоко замешанной в этом деле. Мы вынуждены с прискорбием констатировать, что английское правительство не только дало свое согласие, но и толкало французское правительство на роковой путь».

На Нюрнбергском процессе фельдмаршалу Кейтелю был задан вопрос о мюнхенских событиях:

«Представитель Чехословакии полковник Эгер: „Напала бы Германия на Чехословакию в 1938 году, если бы западные державы поддержали Прагу?“

Кейтель: „Конечно, нет. Мы не были достаточно сильны с военной точки зрения. Целью Мюнхена было вытеснить Россию из Европы, выиграть время и завершить вооружение Германии“».

Прямыми следствиями Мюнхенского сговора стал пресловутый «пакт Молотова—Риббентропа», и заключенные незадолго до него германо-латвийский и германо-эстонский пакты, и нападение Гитлера на Польшу, и вторжение в СССР. Мир пал жертвой «умиротворителей».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю