Текст книги "Фарос"

Автор книги: Гай Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Глава 10
Развалины часовни
Пятьсот
Чудо

– Есть небольшие повреждения в верхних залах. Сервиторы-дроны магоса Карантина уже осматривают поверхность стен. Боюсь, там будут трещины. Мы пока не знаем, как это сказалось на работоспособности маяка.

– Тебя я вижу прекрасно, кузнец войны, – сказал капитан Касмир.

Дантиох был вынужден согласиться: видимый эффект от повреждений был минимален. Развалины Поклонной часовни на платформе выглядели такими же реальными, как и всегда, когда Фарос на нее настраивался. Казалось, что они действительно занимают половину главной локации «Альфа», а не находятся в нескольких световых годах. В одном месте черный пол Фароса просто заканчивался, и начиналась побитая плитка часовни. На макраггской стороне зала была ночь. Лес свечей горел на многоуровневых подсвечниках. Сквозь открытую крышу часовни виднелось злое алое сияние Гибельного шторма, куда более яркого, чем на Соте. За время работы он научился хорошо считывать эмпатическое поле устройства. Это было столь же поразительно, сколько гадко, и он с трудом верил своим ощущениям, но чувствовал злость неба. От шторма исходило ошеломляющее безумие, и казалось, что оно поглотит его, если он станет всматриваться. Но он никогда этого не делал, ибо уже после мимолетных взглядов начинал догадываться, что овладело его братьями.

Касмир также был для него открытой книгой. Сегодня советник Валента Долора был так же дружелюбен к кузнецу войны, как и всегда, но, услышав о Инвите, увиденном Полуксом, и попытках пробиться дальше, насторожился.

Кузнец войны заворочался на троне для аудиенций, но не нашел положения, в котором сгорбленная спина болела бы меньше, и заставил себя сесть смирно. У сломанной арки навытяжку и в полной неподвижности стояли два инвитских стража. Дантиох и не надеялся, что когда-либо опять сможет так же.

Кузнец войны был искалечен собственными собратьями. При ходьбе боль была невыносимой, но, когда он не двигался, становилось еще хуже. Боль без конца разъедала психообработку. Он никогда бы не подумал, что будет ощущать себя стариком, измученным жизнью. Работать удавалось лишь благодаря силе воли и поддержке доспехов. «Железо внутри, железо снаружи», – иронично подумал Дантиох. Он рассмеялся бы, но давно усвоил, что часто этого лучше не делать, поскольку за смехом следовал мучительный кашель, от которого грудь словно пронзало сотнями ножей.

Многие знакомые полагали, будто он носит маску кузнеца войны, чтобы скрыть уродство. Это было лишь частью ответа, и не самой значимой. Для Дантиоха на первом месте был разум. Его мало волновал собственный облик, на что ясно указывал потрепанный вид доспехов. Тем, кто спрашивал, он отвечал, что носит маску от стыда, чтобы помнить, кто он, и никогда не забывать о предательстве братьев. И это тоже было частью ответа.

Но Дантиох гордился. Он гордился своим легионом и чтил клятвы, которые помогли ему выстоять, когда Крендл предал его в Шаденхольде. Гордость искалечила его. Гордость надела на него маску. Боль предательства была на лице заметнее, чем шрамы, а Дантиох не хотел, чтобы видели его страдания – только поступки.

– Этот передатчик часто открыт, капитан Касмир. Машина к нему привыкла. Нам с Алексисом несложно его здесь сфокусировать: в масштабах галактики Макрагг недалеко. Если Фарос все-таки поврежден, судить об этом по нашему разговору бессмысленно. Поэтому вопрос остается: продолжать ли нам поиски других работающих маяков, чтобы расширить зону досягаемости нового Империума, как приказал лорд Жиллиман, или остановить исследования, обезопасив то, что уже имеем?

– Пожертвовать потенциальным стратегическим преимуществом ради установленных связей в малом диапазоне? Разрешить такую систему теоретических соображений непросто, – ответил Касмир. – Столь важное решение может принять лишь лорд Жиллиман.

– А как же император Сангвиний? – спросил Дантиох.

– Приказы лорда Жиллимана однозначны. Он, и только он, может принимать решения по вопросам, касающимся маяка. Даже император без совещания с лордом не оспорит их.

– И можно ли связаться с лордом Жиллиманом?

Касмир скривил рот:

– Не сейчас. Примарх занят государственными делами.

– Я чувствую некоторое недовольство, Касмир.

Касмир поморщился:

– Они никак не оставят моего повелителя в покое. Всякий раз, как Фарос фокусируется на Макрагге, к нам приходят новые корабли. Всех их нужно встретить, оценить экипаж. Многие сильно пострадали от предательства. Жиллиман пытается помочь всем, но не всем можно помочь и не все готовы принять наши методы. Многие находятся во власти эмоций. – Он замолчал, осознав, что плохо отзывается об их союзниках. – Мне назначена встреча с лордом Жиллиманом сегодня попозже. На ней я обсужу и твои проблемы. Пока не проводи локационные исследования на дальних дистанциях. Когда закончишь с сегодняшними переговорами, оставь фокус здесь, на Поклонной часовне.

– Как хочешь, капитан.

– Я не хочу этого. Я хочу, чтобы война никогда не начиналась. Я хочу, чтобы твоя ксеносская машина могла доставить нас на флагман Хоруса, прямо на мостик, и мы закончили бы эту войну одним ударом. Но хотения никогда не дают удовлетворительных решений. Я лишь использую практический подход. Ты готов?

– Да.

– В таком случае отдаю тебя на милость консула Форше. Сегодня двадцать встреч.

– Постараемся провести их все.

– Мы все тебе очень благодарны. Мне не хочется так тебя обременять, кузнец войны, но правительство Пятисот миров зависит от твоих трудов. Если мы можем хоть как-то облегчить тебе работу, пожалуйста, скажи консулу, чтобы он мне дал знать.

– Учитывая наклонности твоего легиона и Ультра-мара, уверен, вы уже делаете все возможное.

Касмир поклонился:

– Это так, кузнец войны. – Он обратился к страже: – Консул Форше может войти.

Это было формальностью: стен между залом часовни и ее внутренним двором все равно больше не было.

Небольшая армия писцов в главной локации «Альфа» приготовилась.

Вошел Форше в сопровождении смертных членов макраггской Преценталианской Гвардии, а за ними последовала колонна клерков и слуг с толстыми книгами, кафедрами, столами, стульями и планшетами. В развалинах поставили шатер и поставили переносные обогреватели, чтобы прогнать макраггский холод. С быстротой и эффективностью, ставшей для Дантиоха привычной при взаимодействии с людьми Пятисот миров, Поклонную часовню приготовили к сегодняшней работе.

– Добрый день, кузнец войны, – сказал Форше. Он не был старым, по меркам смертных, но последние месяцы плохо на нем сказались. Его кожа начинала обвисать, а темные волосы на висках поседели.

– Я вас оставлю, другие дела зовут, – отозвался Касмир. – Осветите Макрагг к девятнадцати ноль-ноль по сотинскому времени. Я тогда с вами поговорю.

Он ушел.

– Где первый из сегодняшнего списка, консул? – спросил Дантиох.

Форше поднял руку, и клерк вынес вперед пачку бумаг, свободно подшитых в папку. Форше пролистал папку и устало вздохнул.

– Приказы для олигархов Траи, – сказал он. – Тридцать строк. Требуется немедленный ответ.

Клерк зачитал запросы Трае. Один из работников Дантиоха записал их.

Техножрецы Карантина перенастроили свои машины и направили Фарос к Народному акрополю в столице Траи. Помощники Дантиоха научились мастерски управлять машинами Механикум, которые регулировали работу ксеносского устройства, так что Дантиох мог сосредоточиться на фокусировке коммуникационного луча. Иногда его место занимал Полукс. Кроме него фокусировке учили еще трех легионеров, но никто не обладал талантом, который развил Дантиох. Когда он стоял на платформе, луч быстро находил цель. Однако работа, выполнявшаяся людьми, продолжала отнимать время. Человек всегда оказывался слабым звеном в любой цепи.

Корабли могли достаточно легко добраться до Макрагга, двигаясь на свет Фароса. Но вернуться домой было не так просто, а потому Жиллиман приказал использовать Фарос для прямой связи со своими вотчинами. Фарос можно было сфокусировать только на одном месте зараз. Он не мог соединить друг с другом третьи стороны и оставить их решать свои вопросы самостоятельно. А потому все административные дела Империума Секундус проходили через пещеру на вершине Фароса. Дантиох и Жиллиман составили расписание, назначив время связи для каждого мира, аванпоста и флота в Ультрамаре. Это более-менее работало, хотя запросы войны нередко вносили коррективы. Если Сота выходила на связь без предупреждения, геральдам в местах фокусировки приходилось вызывать своих повелителей. После этого они обменивались вопросами и ответами, записывали показания и встречные запросы, снова устанавливали контакт с Макраггом, передавали доклад, вели обсуждения с Форше или другими членами Верховного Сената и, если была необходимость, принимали меры.

На это уходили часы. Но это было лучше, чем ничего.

Остаток дня Дантиох фиксировал проблемы Пятисот миров. Просьбы о помощи, сообщения об атаках небольшими группами врагов и опасный уровень психических происшествий на двух мирах оказались самыми срочными. Нередко просители были злы и напуганы. Они постоянно пытались вызнать у Дантиоха природу используемого устройства и без конца спрашивали, откуда оно взялось и где находится. Новости редко бывали хорошими. По воле случая Дантиох оказался шплинтом, удерживающим Ультрамар от развала, и даже с его силой духа и самоотверженностью работа ментально изматывала.

Несколько часов спустя прозвенел хронометр, извещая о конце переговоров. Дантиох отвел луч от взбешенного полимарха Афона и вновь направил ксеносский маяк на Поклонную часовню. После обмена парой слов с Форше Официо Ультрамара был распущен, и развалины часовни погрузились в тишину.

Дантиох встал, заскрипев зубами, и отошел от центра главной локации «Альфа». Все тело затекло после целого дня на стуле. Активность пробуждающихся мышц и костей подняла бурю протеста в нервной системе. Но работа все еще не была закончена.

Вперед без напоминаний вышли сервиторы, чтобы передвинуть трон к стене. Поклонная часовня оставалась в фокусировочном поле. Она казалась такой реальной, и он был вынужден напомнить себе, что она действительно реальна. Что это не изображение.

Помощники Дантиоха ушли, и остался лишь костяк команды Механикум, чтобы следить за машинами Фароса. Дантиох лично контролировал и оценивал их работу, разгуливая при этом по залу, чтобы унять боль в спине.

Он не замечал, что Полукс ждет в дальнем конце зала, пока тот не заговорил.

– Барабас, – позвал Полукс.

– А, ты уже пришел.

– Я наблюдал весь сеанс. Мне важно все понимать.

– Значит, ты видел багровое лицо лорда Эспона?

– Видел. Не завидую тебе, друг мой. Я не дипломат. Я вернее всего накричал бы в ответ.

– Я тоже не дипломат, но мы редко выбираем свои роли. – Дантиох закашлял и, не удержавшись, вздрогнул от боли и схватился за бок.

– Тебе следует отдохнуть, Барабас. Давай я завтра проведу встречи.

– Все в порядке. Сегодня ночью отдохну. Но сначала надо выяснить, как сильно мы повредили маяк.

– Ты сказал им об Инвите, но не о том, что я видел лорда Дорна, – сказал Полукс, следуя за другом.

– Верно.

– Почему?

– Ты знаешь почему. Не беспокойся, я скажу, и буду благодарен, если ты придержишь язык за зубами. Столь важные новости надо сообщать только примарху.

– Какому именно? – уточнил Полукс. – Я не понимаю этих повелителей других легионов. Как можно хранить тайны от того, кто командует остальными? Нужно ли говорить Льву? Или Ангелу? А если Жил-лиман прикажет скрыть это от своих братьев? Мы окажемся замешаны во лжи. Не нравится мне эта секретность.

– Быть начальником связи – значит знать все, – заметил Дантиох. – Мы и так по уши в чужих интригах. Слишком много узнали, пока здесь работаем.

– Вот бы вновь стать воином! – вздохнул Полукс.

– Меня эта мысль часто посещает, – усмехнулся Дантиох.

– В таких войнах я сражаться не привык, – сказал Полукс. Он был величественен, как бог, вырезанный из мрамора, но в его облике проглядывало что-то мальчишеское, и в минуты тревог он невольно приобретал капризный вид.

– Верю, хоть мне это и не нравится. Доводы Льва вполне убедительны. Если бы рассказали, что случилось с неофитом Обердеем, лорд Жиллиман наверняка запретил бы нам экспериментировать.

– Видимо, в этот раз ты решил ничего не говорить по той же причине.

Дантиох рассмеялся и тут же об этом пожалел. Он громко закашлялся, пытаясь прогнать спазм обратно в усеянную крючьями клетку, в которую превратилась грудь.

– Ты так хорошо меня знаешь. Но я сделаю, как обещал. Я все расскажу лорду Жиллиману, только с глазу на глаз. Незачем смущать его слухами, если можно позже предоставить факты.

Полукс схватил друга за руку и мягко повернул лицом к себе. Он был гигантом, даже по меркам космодесантников, и нависал над сгорбленным от травм Дантиохом.

– Поклянись, что мы не будем участвовать в этих тайных играх. Я не собираюсь влезать в братскую грызню. Надо рассказать ему. Это слишком важная новость.

– Возможно, ты ничего и не видел, Алексис. Когда Фарос не настроен, на платформе порой возникают призраки. И не все они…

– Поклянись, – повторил Полукс. – Барабас, пожалуйста.

– Клянусь, – повиновался Барабас. Настойчивость Полукса слегка испытывала его терпение. Он взглянул сквозь вход в пещеру на выступ, залитый алым солнечным светом. – Скоро закат. Нужно спешить, если хотим осмотреть повреждения при вечернем оттоке. Есть одна теория, которую я хочу проверить.

Полукс отпустил кузнеца войны.

– Хорошо, – сказал он и последовал за Дантиохом из зала, тщательно подстраиваясь под неровный шаг друга.

Путь из главной локации «Альфа» был извилистым. В некоторых тоннелях пещерной системы Фароса установили мостики, перекрывая многочисленные углубления, ямы и пропасти. Решетки тряслись и дребезжали на штырях под их ногами. Они казались примитивными на фоне гладких, блестящих стен. Дантиох упрекнул себя за то, что ставит технологию ксеносов выше человеческой, но сложно было этого не делать, имея все свидетельства перед глазами.

Большую часть времени они спускались. Блестящий черный камень фаросского заводного механизма подступал все ближе.

За пять минут до заката они добрались до последних человеческих пристроек. Дантиох отпер ворота в ограждении мостика и с трудом спустился на черный камень. Полукс позади напрягся и протянул руку, чтобы поддержать его.

– Камень не такой скользкий, что можно упасть, Алексис! – резко бросил Дантиох. – Я искалечен, но не беспомощен.

– Извини, – сказал Полукс и убрал руку.

Дантиох тут же пожалел о своих словах.

– Ты меня извини, Алексис. Никогда нельзя бранить брата за заботу. Твое беспокойство напоминает мне о моем состоянии, и меня злит именно это, а не ты. Я должен извиняться. Я устал. Наше бремя слишком тяжело даже для таких, как мы. – Он по-дружески сжал Полуксу предплечье. – Следуй за мной. Участок, который я хочу осмотреть, в этой стороне.

Они двинулись но тропинке скромной метровой ширины, за которой открывалась расщелина в двести метров глубиной. Из-за стеклянного края и черного, поглощающего свет камня даже глаза космодесантника не могли различить, где тропа заканчивается. Вдоль стены шла натянутая страховочная веревка с пристегнутыми к ней ремнями, но легионеры не стали ими пользоваться. Они направились в глубь горы по тоннелю, который сужался медленно, но неуклонно. Расщелина уменьшилась до нескольких сантиметров в ширину.

В тоннелях Фароса стоял холод. Почти во всей пещерной системе ветер безостановочно дул снизу вверх, добавляя неработающие законы термодинамики к длинному списку странностей горы. Воздух приходил из теплой долины и внизу должен был иметь более высокую температуру, чем на вершине. Но влажный прибрежный ветер остывал, едва очутившись в горе. Влажность тоже была ниже ожидаемых значений и падала с каждым метром вверх. К тому моменту, как ветер выходил на вершине, он был полностью иссушен.

Они проделали долгий путь от главной локации «Альфа», но по-прежнему находились высоко над уровнем моря. На этом уровне влаги в воздухе почти не оставалось. Ветер, с уханьем вырывающийся из трещины в полу, обдавал их резкой сухостью, обжигающей ноздри.

В тоннеле темнело. Вскоре Дантиох и Полукс не видели ничего, кроме серых силуэтов друг друга на фоне полной тьмы. Всякий раз, как Дантиох протягивал руку к стене тоннеля и наталкивался на камень, это было внезапно: стояла кромешная тьма, глазу не за что было зацепиться. Четверть километра тоннель сужался, в конце концов им пришлось пригнуть головы. Трещина в полу стала такой тонкой, что в песне горного ветра, бьющей из нее, зазвучала настойчивая тоска.

Они повернули за угол и оказались в купольном зале двадцатиметровой высоты, встретившем их ярким светом электролампы. Черный проход вел во второй зал, идентичный по форме и расположению, так что вместе они образовывали пространство, похожее на пару легких. Прямо под лампой кристаллы камня холодно блестели, но материал неестественно приглушал свет, и освещенное пространство вскоре резко обрывалось. Рядом раздражающе гудел переносной генератор, питающий лампу. На страже его стоял сервитор.

Когда они приблизились, он развернулся всем телом, вставая к ним лицом.

– Кузнец войны. Капитан. Приветствие. – Голос был человеческим, но абсолютно лишенным эмоций. Направленные на них глаза были пустые и серебристые, как монеты. – Каков приказ?

– Приказов нет. Продолжай, модель девятьсот девяносто два.

– Подтверждение.

Дантиох подвел Полукса к стене.

– Посмотри, Алексис, вот поврежденный участок.

Сервитор послушно отковылял в сторону, чтобы они могли подойти поближе. Дантиох показал Полуксу трещины, покрывшие камень ромбовидным узором, который напоминал рыболовную сеть. Между трещинами сидели отломанные кусочки камня, готовые выскочить при малейшем движении.

– Эффект смещения. Фарос устроил землетрясение, – объяснил Полукс. – Я его устроил, – поражение добавил он.

– Да уж.

– Мы можем починить это? И нужно ли?

– Я не уверен, но не потому, что повреждения не сказываются на работе механизма. Именно поэтому мы здесь.

– Не понимаю. Друг мой, ты не очень ясно выражаешься.

– Если моя гипотеза верна, после наблюдений тебе не потребуется ничего объяснять. Девятьсот девяносто второй, выключи, пожалуйста, лампу.

– Подтверждение, – тупо произнес сервитор.

Он прошагал к генератору и отключил его неловким движением руки. Гул замолк, и на них вдруг навалился вес горы. Приглушенный шелест сквозняков в тоннелях начал походить на могучее дыхание, словно Фарос был гигантом, заснувшим на века.

Было время, когда они оба с недоверием отнеслись бы к своим впечатлениям. Они сказали бы, что это лишь воображение, что человеческий разум всегда проводит аналогии, когда пытается что-то понять. Но теперь, когда Галактику заполняли невозможные вещи, от таких ассоциаций больше не отмахивались.

Дантиох взглянул на хронометр на экране маски:

– Три секунды.

Гора состояла из камня во всех отношениях обычного: мелкозернистого базальта, выдавленного из мантии на дне древних океанов. Исключением были места, где ксеносы-архитекторы Фароса придали ей тот самый гладкий, блестящий черный вид. В системе тоннелей свет вел вопреки законам природы. Почти все время обработанный камень быстро поглощал его, но на закатах и рассветах все происходило наоборот. Песнь горы была одним из самых удивительных зрелищ на планете. Дантиох видел самые разные ужасы и чудеса, и все равно световая песня Фароса поражала его.

Когда солнце Соты опускалось за далекие Чернокаменные горы, последние лучи дня падали на отверстия западного склона. И этот свет не поглощался, а отражался, усиливался, выпускался с удвоенной силой.

Золотое сияние пробегало по пещерам Фароса лениво, как вода, льющаяся из кувшина. Свет огибал углы, спускался по закрученным шахтам, заливал полы огромных залов и сиял из неведомых глубин крупнейших расщелин. Он пронизывал каждый сантиметр бесконечных тоннелей. Ярче всего он становился в гигантском машинном зале, где располагались квантово-импульсные двигатели. Получив дополнительную энергию, он ускорялся, наполняя гору от подножия до вершины, за исключением пары мест – в Фаросе было несколько огромных пустот, куда свет не проникал и откуда казалось, что его вовсе нет.

Дантиоху никак не удавалось рассчитать, как такое было возможно. И медлительность света не была иллюзией, свет действительно замедлялся до семидесяти процентов от своей нормальной скорости и менее. Дантиох даже не мог определить по характеристикам феномена, в чем его цель или причина. Как и магос Карантин.

Но если Карантина это только раздражало – судя по его злому бинарному стрекотанию, – то Дантиох видел в феномене красоту.

Свет с различимым вздохом ворвался в двудольный зал.

Из главной локации «Альфа» феномен выглядел поразительно; возможность смотреть, как два мира заливает медовым светом, была настоящей привилегией. Из глубин горы световая песня ощущалась иначе и вызывала чувство единения с машиной, что сильно тревожило Дантиоха. Во время последних исследований он выяснил, что, когда свет падал на него в тоннеле, успокаивающий эффект Фароса усиливался до предела и он на мгновение забывал о боли.

Уверенность, что он поступает правильно, бальзамом проливалась на искалеченные душу и тело кузнеца войны. Он представлял, как стоит в главной локации «Альфа», узнав все тайны Фароса и открывая для Мстящего сына путь к победе. Как Хорус повержен, как действия Дантиоха возвращают честное имя его легиону… Фантазии. Сны горы. Они посещали всех, кто хоть немного пробыл у вершины. Лишь некоторые оказывались правдой, и Дантиох не питал иллюзий насчет своих мечтаний.

Он заслонил глаза рукой, чтобы оценить, как поведут себя трещины в камне. Когда из тоннеля в зал выкатилась золотая волна, в тонких щелях зажегся другой свет, зеленоватый, исходящий от минералов.

Феномен закончился. Свет погас. Зеленоватое свечение задержалось на несколько мгновений, но вскоре тоже потухло. Дантиох опустил руку.

– Девятьсот девяносто второй, свет! – приказал он.

Резкий свет лампы вспыхнул вновь.

– Видишь? – взволнованно спросил он, пробегая по трещинам закованными в металл пальцами.

Полукс всмотрелся в стену:

– Трещины! Они закрылись.

Сеть линий в камне заметно уменьшилась. Если раньше она представляла собой ромбовидную паутину, то теперь многие трещины оказались изолированы. И все были уже. Отделившиеся фрагменты больше не грозили выпасть, опять став частью стены.

– Это я и хотел проверить. Моя гипотеза оказалась верна. Материал исцеляется сам, – сказал Дантиох.

– И мы этого раньше не замечали?

– Я лишь недавно стал этому свидетелем. Как ни странно, это не наблюдается в местах, где мы сами нарушили целостность вещества. Анкерные болты не вылетели, прорезанные нами отверстия не закрылись. – Дантиох коснулся повреждений. – Но еще один рассвет, и стена будет как новая. Возможно, потому что урон ненамеренный? И это очередной аспект эмпатической природы Фароса? Чем больше времени я здесь провожу, тем больше удивляюсь.

Полукс помолчал. Он настороженно относился к тайнам Фароса и имел не тот характер, чтобы скрывать свои тревоги.

– Этого следовало ожидать. Артефакт древний.

– Следовало. Континенты смещаются, моря поднимаются. Камень трескается, – сказал Дантиох. – Поверхность горы демонстрирует все признаки естественной эрозии, но внутри ничего нет.

На поверхности было несколько участков, где камень полностью разрушился, и из скалы выступили входы в шахты, а в некоторых местах солнцу открылись их идеально изогнутые внешние стенки. Но на самом черном камне не было и царапины.

– Если Фаросу хотя бы миллион лет, гора уже пережила множество землетрясений и прочих катаклизмов, а я полагаю, что он неизмеримо старше. – Дантиох постучал по камню. – Упущение с нашей стороны. Я думал, что он просто неестественно прочен. Мы до сих пор не понимаем его природу, но очевидно, что дело не только в прочности, – сказал Дантиох. – А теперь мы знаем почему. Это важное открытие.

– Раз он исцеляется, можно сделать еще одно сканирование в дальнем диапазоне, – предложил Полукс, но в голосе начала звучать нотка сомнения. – Меня тревожат его возможности. На что еще он способен?

– Если отбросить в сторону твои тревоги, проблема случайных повреждений становится менее приоритетной, друг мой. Но помни, что об этом свойстве механизма мы знаем так же мало, как об остальных. Возможно, есть предел, за который его нельзя выводить. Модель девятьсот девяносто два, наблюдай за трещинами. Транслируй мне интервальный пикт-поток, одно изображение в минуту. Тогда мы сможем рассчитать скорость, с которой исцеляются повреждения.

– Подтверждение, – принял приказ сервитор.

Он повернулся на месте и уставился в стену.

– А пока лучше ничего необдуманного не делать, – сказал Дантиох. – Во всяком случае, пока не получится связаться с лордом Жиллиманом. Он должен об этом узнать, и как можно скорее. – Он опять взглянул на стену. – Любопытно.