Текст книги "Фарос"

Автор книги: Гай Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Сергион долгое время смотрел на Адалла с непроницаемым выражением лица.

– Ты ведь понимаешь, что мы обязаны расследовать эти проявления? Враг открыто сотрудничает с чудовищами из высших измерений.

– С демонами, – без выражения произнес Адалл.

– Можно и так сказать, – отозвался эпистолярий. – Как их ни называй, мы вступили на неизведанную территорию. Нельзя игнорировать любые потенциальные риски.

– Я сам видел во сне, как Кёрз атакует Магна Макрагг Цивитас, а ведь я не псайкер, – заметил Адалл.

– Да, не псайкер, – согласился Сергион.

– Итак, – сказал Адалл. – Вы обследовали нас всех, причем Обердея зондировали дольше остальных. Надеюсь, расследование закончено?

– Полегче, капитан, – предупредил его Гортензиан.

– Прошу прощения, брат. Но я трачу на это расследование очень много времени и сил, когда нужно заниматься укреплением Соты. Приношу свои извинения.

– Не забывай, что мы здесь по приказу примарха, Адалл, – напомнил Гортензиан.

– Эпистолярий, ты всем доволен?

Сергион выдохнул. Напряженное выражение ушло с его лица. Он моргнул, как будто его выдернули из воспоминаний, и в этот миг преобразился, став мягче – хотя аура загадочности никуда не делась.

– Да.

– Твой вердикт?

– Я вернусь к лорду Прейтону и доложу, что Сто девяносто девятая не затронута варпом.

– А видения? Из них еще можно что-нибудь почерпнуть? – спросил Гортензиан.

– Обердей предчувствует какое-то великое бедствие, – сказал Сергион. – Это я уловил. Но хотя у нас есть примеры сбывшихся вещих снов, у половины легионеров видения не исполнились. Пророчества всегда ненадежны, а предсказаниям ксеносской машины я доверяю еще меньше. Кроме того, когда ждешь знамений, даже рябь в луже обретает неоправданную значимость. Тревоги Обердея могут быть просто плодом его воображения. Лучше был готовым к появлению врага с любой стороны – это все, что нам остается. Но в одном я уверен: то, что вызвало у ваших воинов эти видения, к имматериуму прямого отношения не имеет.

– А к чему имеет? – спросил Адалл. – Моим людям ничего не угрожает?

Библиарий пожал плечами:

– С этим вопросом лучше обратиться к технодесантникам. Но я пагубных эффектов не вижу.

– Уверен, лорда-защитника и нашего отца это удовлетворит.

– Думаю, что да, – ответил Сергион.

Арк немного расслабился.

– А неофит Обердей? Каков твой вердикт, годен он к службе?

Библиарий улыбнулся юноше:

– Еще один вопрос, который следует задать кому-нибудь другому, сержант. Ответить на него должен ты. Но, если тебе интересно мое мнение, я согласен, что из него выйдет отличный воин.

– Тогда почему я до сих пор испытываю страх? – брякнул Обердей и с несчастным видом взглянул на офицеров.

– Ты пережил большое потрясение, – ответил Тарик. – А твоя гипнообработка не закончена. Твоя реакция находится в допустимых пределах. Пройдет еще несколько месяцев, прежде чем подготовка завершится и страх исчезнет навсегда.

– Он хочет сказать, – вмешался Арк, – что после всего случившегося бояться нормально.

– Я… я годен?

– Твоей кандидатуре ничто не угрожает. Я рассчитываю, что тревожность начнет ослабевать, пока не исчезнет вовсе, – сказал Тарик. Он взял у помощников планшет, глянул его содержимое и разрешил им удалиться. – Если этого не случится, честно скажи мне или кому-нибудь из призывной команды. Со страхом можно справиться. Капитан, твое мнение?

– Не мое это дело – прямо вмешиваться в призывные процессы Сто девяносто девятой. Если вы считаете, что он годен, несмотря на недавние экстраординарные события, то он годен.

Обердей взглянул на Арка. Сержант испытывал не меньшее облегчение, чем юноша.

– Ты хочешь вернуться к своим обычным обязанностям, Обердей? – спросил Арк. – Твоя когорта сегодня прилетела с поверхности и уже разместилась во временной казарме.

Обердей решительно кивнул:

– Да, милорд. Я устал здесь сидеть.

– Ты не боишься умереть? – спросил Гортензиан.

– Нет, – твердо ответил мальчик. – Я боюсь лишь неудачи.

«И тьмы под горой», – подумал он про себя, но вслух говорить не стал.

– Тогда с тобой все в порядке, – ободряющим тоном сказал Арк. – Чтобы победить страх, нужно сперва выйти на бой с ним. Космодесантник не ведает страха лишь потому, что одолел его.

– Он может вернуться к занятиям в группе, как только восстановит силы, – сказал Тарик. – Сложности, которые он испытывает, несущественны и имеют исключительно психологическую природу. В окружении товарищей он оправится быстрее.

– Я уже достаточно силен, раз вы меня выпустили, апотекарий Тарик. – Обердей встал. Ноги не подвели его, как он боялся. – Я готов вернуться к своей когорте.

Обердей открыл свой шкафчик, вытащил панцирную броню и взвесил груду в руках. Плотные кожаные ремни. Кобальтово-синяя пласталь и многослойная ткань. Белая ультима легиона гордо выделялась на левом наплечнике, а в полукруглых рогах буквы лежала черная коса – символ 199-й роты. На правом наплечнике была указана когорта: круг, разделенный на четыре равных сектора желтым и черным цветами, а поверх него – белая «LV». 55-е отделение.

Юноша крепко сжал броню и решил, что в следующий раз сложит ее аккуратнее. Бережно положив ее на пол шкафчика, он достал остальную одежду: серо-белую полевую форму, разгрузочные ремни для многочисленных подсумков, болт-пистолет в кобуре и боевой нож в ножнах.

Обердей задумчиво расстегнул форму. Он так долго переживал, пройдет ли рекрутинговые испытания; теперь же, когда страх неудачи ослаб, он чувствовал странное спокойствие и только злился на себя из-за формы. Ее состояние Арк назвал бы позорным. Ничего нового не произошло, но Обердей впервые готов был согласиться с сержантом. Ему следовало проявить больше усердия.

Его мысли грубо прервали ударом в бок. Обхватив Обердея поперек груди, неизвестный противник повалил его на пол.

Обердей извернулся на спину, уперся ногами в грудь врага и резко выпрямил их, отбросив того в ряд шкафов. По пустой оружейной разнесся гулкий грохот.

Нападавший оказался Тебекаем, братом Обердея по отделению. Он лежал на полу, попеременно смеясь, как ребенок, и задыхаясь от удара. Он был жилистым мальчиком с периферии Пятисот миров, имел множество странных привычек и такую молочно-белую кожу, что та, казалось, светилась изнутри. Он часто смеялся, иногда раздражал и никогда не затыкался.

Он также был лучшим другом Обердея.

– Хуже тебе от шести недель в апотекарионе не стало! – выдохнул Тебекай. Он поморщился и потер плечо. – Больно было.

Обердей попытался нахмуриться, но после недолгой внутренней борьбы расплылся в улыбке:

– Тебекай.

– Я слышал, тебе разрешили вернуться к нам.

– Правильно слышал.

Они встали и по воинскому обычаю пожали друг другу предплечья, после чего Тебекай дернул Обердея на себя и обнял.

– Яйца Конора, ты меня так напугал! Я уж решил, что с тобой всё.

– Я в порядке, – ответил Обердей. Он не хотел признаваться, что боялся того же, и слегка отодвинул друга в сторону. – Правда. Не надо так нервничать. Я вернулся, и больше не о чем говорить.

Тебекай потер шею сзади.

– Я не нервничаю. Без тебя все шло наперекосяк. Толомаха рвало ночами напролет – гормоны никак не улегались. А меня три раза ставили в пару с Солоном. Три раза! Ты хоть представляешь, какой он унылый? «Э-э-э… мм… двадцать градусов вправо, немного вверх», – произнес он, передразнивая разведчика. – Большего от него за весь день не вытащишь. Он такой зануда.

– Бесконечная болтовня – еще не признак хорошего человека, Тебекай. То, что он молчит, ничего не значит.

– Как скажешь. Что с тебя взять? Ты никогда не был таким живчиком, как я, – показал он на грудь большим пальцем. Поблекшие шрамы от аутентических операций пересекали бледную кожу серебряными полосами. – Где-то тебя грызет червячок уныния.

– Не грызет. Просто я отношусь ко всему более серьезно. Я хочу быть достойным чести служить в Тринадцатом. А ты нет?

– «Я хочу быть достойным чести», – передразнил Тебекай. – Не надо быть унылым, чтоб стать Ультрамарином! – Он захватил голову друга в замок и взъерошил короткие волосы, не обращая внимания на то, что Обердей был выше и сильнее. – Унылый!

Обердей схватил его за запястье и попытался отвести руку. Рассмеявшись, Тебекай вступил с ним в шутливую борьбу.

– Все, хватит! – заявил Обердей, высвобождаясь, но к тому моменту он и сам тихо смеялся. – Полегче, меня только вчера из апотекариона выпустили.

– Заметно, – ответил Тебекай, кивая на свежие раны, видневшиеся между планками расстегнутой рубашки. – Сурово там с тобой обращались. И что они сделали с твоим лицом?

– Я был на тренировочной палубе.

– С кем сражался?

Обердей не ответил, достал форму и стал одеваться.

– Что у нас сегодня?

– Гипномат. Обслуживание и пилотирование транспорта пятого уровня. Шесть часов, потом два часа выравнивания химического баланса, потом разборка оружия, потом четыре часа истории легиона. Скучно. В отличный день ты вернулся.

– Главное, что вернулся.

– Это точно.

Тебекай хлопнул его по спине и посерьезнел:

– Я рад. Хочу, чтобы ты знал.

– Я тоже рад. Сидеть там без дела целыми днями было очень скучно.

– Уныло, – шутливо сказал Тебекай.

– Да. Точно.

Обердей пытался изобразить ради друга веселость, и, по правде говоря, это было притворством лишь отчасти. Но, хотя дух его окреп, пережитое в Фаросе продолжало тревожить.

Их ждало что-то ужасное.

Глава 3
«Нравственность»
«Никтон»
Дилемма

Эсминец «Нравственность» мчался сквозь срединную область Сотинской системы. Он был небольшим кораблем полуторакилометровой длины и, как следовало ожидать от судна таких размеров, не обладал значительной огневой мощью. Правобортная и левобортная орудийные батареи состояли из пяти пушечных турелей каждая, а на расширенном носу был установлен скромный комплект торпедных аппаратов. Любому крейсеру хватило бы одного прямого попадания, чтобы разнести «Нравственность» на атомы, но недостаток силы она успешно возмещала быстротой. Капитан Геллий любил сравнивать ее с рапирой, тогда как большие корабли были для него тяжелыми топорами. Сейчас требовалась вся его скорость.

Эсминец прервал патрулирование, когда ауспики дальнего действия – хоть на них и сложно было полагаться из-за ярости Гибельного шторма и слепящего Фароса – зафиксировали большой металлический объект, летящий в сторону Соты. Трезво оценивая опасность вторжения в ключевую систему, экипаж поспешил его исследовать.

– Цель в пределах видимости, милорд, – сообщил капитан Геллий своему командиру-легионеру.

Мостик «Нравственности» имел двадцать метров в длину, десять – в ширину и мог служить образцом экономичного устройства. Ступенчатые уровни, заставленные концентрическими дугами приборов и пультов, спускались вперед, к треснувшему обзорному экрану. Сержант Летик наблюдал за работой с верхней платформы – единственного пустого пространства на всей командной палубе. Он был массивным даже для легионера, приземистым, с толстыми конечностями, круглой головой и почти отсутствующей шеей. Но благодаря именно своей заметной ауре, а вовсе не фигуре, казалось, что он занимает всю платформу.

– Откройте обзорный экран, – приказал Летик.

Пластальные заслонки поднялись, открывая вид на хребет корабля до самого плугообразного носа. Мостик залило неестественным красноватым светом.

На орбитах срединных планет системы Соты было почти невозможно разглядеть что-либо за Гибельным штормом. К галактическому востоку от Ультрамара звезды все еще пробивались сквозь бурю. Яростный фильтр поверх реальности там был слабее, и реальное пространство хорошо просматривалось.

При взгляде в сторону галактического ядра картина была совсем иной. Ультрамар тонул в кроваво-красном свете. Колдовская буря бушевала с такой силой, что просачивалась из варпа в реальность и окутывала космос алой вуалью. Фальшивое небо, бурлящее жутким цветом, рассекло Империум. Лишь две звезды кроме сотинской светили в этом шторме, и обе были ложью. Они не были солнцами: одна была одиноким ультрамарским миром, который освещался мистическими технологиями Фароса, маяка на Соте, второй огонек был самим маяком. Только освещаемый и освещающий пробивались сквозь шторм. Остальные Пятьсот миров Ультрамара и прочие звезды Галактики пропали из вида.

Макрагг был одинокой гаванью в море кошмаров.

Летик навалился на перила всем весом и навис над пультом капитана Геллия. Трон для легионера предшественник Летика приказал убрать, рассудив, что если пять офицеров и двенадцать сервиторов занимали почти все пространство, то с троном для обладателя трансчеловеческих размеров будет совсем тесно.

Никто не говорил вслух, что, забирая себе столь высокое положение, легионеры в лучшем случае потакали прихоти, а в худшем – умаляли власть капитана-смертного.

Летик был с этим согласен. Он прекрасно осознавал, какая пропасть разделяет легион и его немодифицированных слуг, и долгое время не чувствовал никакой общности с теми, кого защищал. Предательство Хоруса заставило его заново осознать себя. Воины легиона были частью человечества, а не стояли над ним. Летик никогда не отличался эмоциональностью – ни до повышения, ни тем более после. И все же он испытывал смутное отвращение при мысли о том, как далеко позволил себе отдалиться от собственного вида.

Эсминец летел вперед на потоке раскаленной плазмы. Долгое время ничего не было видно, хотя сигналы ауспика гласили, что корабль приближается к цели, но в конце концов сквозь бурлящий шторм проступила черная тень.

Ни один звездный луч не отражался от черной поверхности корабля. Лишь слегка потускневшее штормовое свечение указывало на то, что он тут вообще есть. Полуслепые ауспики эсминца его толком и не видели, пока корабль случайно не оказался в малом радиусе их действия. Экраны, гололитические проекции и загадочные строки бинарных отчетов показывали, что это огромный, но абсолютно мертвый кусок металла. Даже на таком близком расстоянии нужно было знать, куда смотреть, чтобы его увидеть.

Круглая дверь в задней части мостика открылась, разрезав пополам отчеканенную на ней ультиму и спрятав ее в стенах. Вошел брат Кай, замкомандира в отделение Летика, и корабельные бойцы у двери отсалютовали.

– Ты явно не спешил, Кай, – пробурчал сержант.

– Тренировки, Летик, следует проводить правильно или не проводить вообще. Никто не атакует. Мы почти все сделали, и я решил, что надо закончить.

Летик качнул головой, что, вероятно, означало согласие.

– Из-за чего волнения? – поинтересовался Кай.

– Мы приближаемся.

– Это корабль?

– Да, как мы и боялись. Легионес Астартес.

– Ударный крейсер? – спросил Кай.

Он наклонился вперед и сощурился, пытаясь разглядеть что-нибудь в сводящем с ума свете шторма. Корабль увеличивался на глазах и постепенно начинал раскрывать свои тайны.

– Сложно сказать чей. Похоже, он сильно поврежден. Наверное, прилетел на свет Фароса?

– Тогда почему он не у Макрагга? Что он делает в системе Соты? В варпе видно только место, которое освещается лучом, но не сам маяк.

Когда расстояние сократилось до тысячи километров, корабль начал стремительно расти на обзорном экране. Размерами он значительно превосходил «Нравственность», но, как сообщал ауспик, никого живого не нем было.

– Что прикажете, милорд? – Капитан Геллий был талантливым командиром, но все же он оглянулся на космодесантника, ожидая указаний.

– Проведи нас вокруг него. Медленно, – угрюмо распорядился Летик.

– Будет сделано, – ответил Геллий.

«Нравственность» замедлилась. Шли минуты. Аккуратно маневрируя, эсминец приблизился к крейсеру на десять километров.

– Полная развалина, – пренебрежительно бросил Кай.

– Тем не менее осторожность не помешает.

– Не спорю, брат. Но нас ждет еще много таких. Война везде. Множество еле работающих кораблей пробиваются в варп и не выходят из него живыми. Столько же исчезает по пути. Незачем дергаться при виде каждой мертвой посудины. Давай доложим о нем и двинемся дальше.

– Его появление здесь, у Соты, не может быть случайностью. Геллий, подведи нас ближе. На триста метров.

– Да, милорд. Рулевой, не столкнись с обломками. Двигатели, мощность на четверть. Наводчики хребтовых орудий, приготовиться. Если к нам подлетит что-либо больше куска засохшей краски, открывайте огонь, – приказал капитан.

«Нравственность» затормозила еще больше, сравнявшись по скорости с мертвым кораблем. Теперь, когда оба судна имели одинаковую относительную скорость, крейсер обрел обманчивую неторопливость и только вращался вокруг точки, не совпадающей с центром масс, описывая носом и кормой тесные круги.

С правого борта «Нравственности» ударили прожекторы, пробивая круги в темноте разрушенного корпуса. Резкий белый свет выхватил из тьмы огромные вмятины и рваные дыры, пересеченные неровными полосами покоробившихся палуб. Клубы конденсирующегося газа до сих пор вытекали в космос. Края пробоин покрывал иней. За кораблем следовало облако из миллионов металлических обломков, увлеченное его гравитационным полем.

– Трон! От него ничего не осталось, – сказал Кай. – Не вижу ни одного рабочего орудия. Одним штормом тут никак не обошлось.

– Да, это явно боевые повреждения, а не от бури, – согласился Летик.

– Проведите полное ауспик-сканирование, – приказал Геллий.

– Так точно, капитан, – отозвалась Юлиана Врат, корабельный ауспик– и вокс-офицер.

Три сервитора хором застонали, подтверждая отданные им указания.

– Рулевой, подними нас над ними, – сказал Геллий.

Он отдал несколько коротких команд, и пальцы с металлическими кончиками заплясали в воздухе, работая со световым интерфейсом, видимым только его аугметированным глазам.

«Нравственность» аккуратно повернулась и пролетела над чужаком. Под килем проскользили сломанные дорсальные башни.

Сервиторы бормотали и скрипели зубами за металлическими масками. Пульт ауспика сиял потоками новых данных.

– Никаких следов энергии или признаков жизни, – сообщила Врат. – Корабль получил катастрофические повреждения. На левом борту идет остаточная утечка плазмы. – Она бросила взгляд на обзорный экран. – Уже должно быть видно. Вон там.

Оранжевые прицельные сетки сфокусировались на струях газа, вытекавших из реакторного блока. Они светились фальшивым цветом, говорившем об огромной температуре.

– Они заставляют корабль вращаться. Судя по силе воздействия, смерть реактора и пробой произошли где-то на прошлой неделе.

– Мы можем узнать, из какого он легиона? – спросил Кай.

– Идентификационные коды не транслируются. В элеткромагнитном смысле корабль мертв. Могу запустить на когитаторах процедуру идентификации по силуэту, но это займет время.

Летик покачал головой:

– Совершенно непримечательный корабль. Не вижу ни украшений, ни легионских символов.

– Цвет корпуса точно не определить, – добавил Кай. – Но вроде бы темно-синий или черный. Уже что-то.

– Гвардия Ворона, Повелители Ночи, Железные Руки, Темные Ангелы – выбирай. – Летик крепко сжал перила закованными в металл руками, изучая темные поверхности брошенного судна. – Геллий, можешь показать мне носовую обшивку?

– Как вам угодно, сержант, – ответил капитан.

Он ввел невидимую команду с помощью гаптических имплантантов на пальцах.

Сервиторы и логические машины отреагировали и под тщательным надзором рулевого направили «Нравственность» к носу вращающейся развалины.

– Кай, сформулируй мне теорию, – сказал Летик.

– Они выпали из варпа. Отказ поля Геллера из-за повреждений, полученных в бою. Корабль явно побывал в тяжелом сражении. Возможно, он из флота Несущих Слово или Пожирателей Миров, ранен при атаке на Ультрамар. Цвета не те, но сейчас это не имеет большого значения. Или…

Летик забарабанил пальцами по перилам и сощурился:

– Или…

– Это ловушка, – закончил Кай.

– И что тогда?

– Нужно уходить, – сказал Кай. – Вот разумное практическое решение.

Летик фыркнул:

– Как будто у нас есть такая возможность. Корабль дрейфует, но инерция у него значительная, и он держит курс на Соту. С текущей скоростью он прибудет к ней через пять дней.

– Какова вероятность падения на поверхность планеты? – спросил Кай.

Пальцы Врат забегали по клавишам, и когитаторы ее пульта выдали на экран ответ в виде светящихся строк с цифрами.

– Семьдесят процентов. Он летит прямо на планету, если учесть будущее воздействие гравитации.

– Вероятность обнаружения? – спросил Летик.

– Если он все же подберется к планете, его ни за что не увидят. Фарос практически ослепил орбитальную платформу.

– Вечно этот Фарос… – проворчал Летик.

– Да, милорд, – кивнула Врат.

– Ксеносские технологии, – тихо буркнул Кай. – Мне совсем не нравится, что они освещают столицу для всех подряд, но при этом нас оставляют без глаз, а себя – без защиты. Я чувствую себя червем-светляком в пещере, полной летучих мышей.

– Нужно о нем сообщить, – сказал Летик.

– Отсюда с «Эгидой» не связаться, господа. Вокс на таком расстоянии ненадежен, а астротелепатия невозможна из-за шторма. – Враг погрустнела. – Второй астропат Кивар до сих пор не оправился после недавней попытки. Мне попросить саму госпожу Тибаниан?

Летик помотал головой:

– Я не буду рисковать ее разумом ради сообщения, которое все равно не дойдет.

– Значит, Кивар? – предположил Кай. – Можно попросить его вежливо.

– Мы уже потеряли слишком много астропатов. Кивар и так на грани безумия. Нет, мы на полной скорости отправимся к ретрансляционной станции и отправим вокс-сообщение через усилитель.

– Или можно отправиться по пути крейсера, – сказал Кай. – Обогнать его и предупредить Соту лично.

Летик выпрямился и потер подбородок:

– Если корабль здесь не случайно, тот, кто устроил нам эту дилемму, весьма умен. Он выбрал место, где мы сильно рассредоточены. Теоретически, если мы отправимся сопровождать эту развалину до самой Соты, то оставим в патрульной сети большую дыру. Возможно, враги именно этого и ждут, чтобы последовать за нами домой.

– Или они надеются, что мы дадим крейсеру ускользнуть, пока будем отправлять сообщение на станции, – задумчиво сказал Кай. – Все теории ведут к плохим практическим исходам. Взойдем на борт – рискуем подвергнуться атаке. Оставим его – рискуем пустить в систему врагов.

– У нас полный боекомплект торпед, – заметил Летик.

– Артиллерия, – позвал Кай. – Мы можем уничтожить корабль?

– Да, милорд, но для этого потребуется израсходовать большую часть боеприпасов.

– После чего мы останемся практически беззащитны, – сказал Кай. – От орудий «Нравственности» толку немного.

– У нас останется наша скорость, – ответил Геллий. Он по праву гордился своим проворным кораблем. – Мы можем сбежать почти от любого противника.

– Скорость – оружие столь же эффективное, как гладий, если находится в умелых… – начал Кай.

– Прошу прощения, милорд, но я установила название корабля, – перебила Врат. – Это «Никтон», Восьмой легион. В последний раз был замечен в битве при… Тсагуальсе, Трамасский сектор. По неподтвержденным сообщениям, был критически поврежден Первым легионом через некоторое время после битвы. – Вокс-оператор пробежалась взглядом по потокам данных. – Похоже, все спасательные капсулы и шлюпки были выпущены. На корабле есть только остаточные следы энергии из вторичных и третичных источников. Он мертв, милорд.

– Та битва была больше года назад, а он до сих пор истекает плазмой. Либо повреждения получены недавно, либо это уловка. Я бы свой последний болт-снаряд поставил на то, что жизнь там есть. – Летик вдруг со злостью ударил кулаком по перилам. – Повелители Ночи! Не нравится мне это. Во всем раскладе чувствуется что-то неправильное. Если бы «Никтон» занесло сюда случайным течением, его бы заметили сторожевые корабли у Мандевилля. Геллий, отступай. Артиллерия, рассчитать данные для стрельбы, минимальный расход снарядов. Врат, следи за ситуацией. Запусти сферообразное ауспик-сканирование широкой направленности.

Юлиана нахмурилась:

– Дальность сенсориума ограничена десятью тысячами километров.

– Команда ауспика, выполняйте приказ. Перенаправьте энергию с двигателей, чтобы до предела усилить сигнал, но дайте Врат все, что ей нужно, – приказал Геллий. Он особым образом сглотнул, активируя вокс-бусину, встроенную в горло. – Техноадепт Мю-Кси девятьсот тридцать шесть, подготовь оборудование сенсориума и ауспика к работе на максимальной мощности. Двигатели остановить, векторные ускорители – полный ход. Развернуться на сто восемьдесят градусов, затем средний вперед и курс на триста сорок девять к двадцати шести. Отдалитесь от «Никтона».

Раздались звонки. Двигатели остановились, и палуба завибрировала на другой частоте. «Нравственность» тряхнуло, когда включились тормозные реактивные двигатели, застилая обзорный экран клубами замерзающих газов. Корабль Ультрамаринов отлетел от «Никтона», продолжающего свой неровный полет к Соте.

«Нравственность» развернулась, описывая носом широкую дугу. Реактивная тяга, не совпадающая по направлению с корабельной гравитацией, потянула экипаж вбок, и Летику на мгновение показалось, что он падает в две стороны одновременно. Затем корабль затормозил, главные двигатели снова активировались, с равномерным ускорением уводя эсминец от развалины, и странное ощущение пропало.

Следующие пять минут он летел прочь, стремительно увеличивая расстояние между собой и крейсером.

– Ауспик показывает, что следов других кораблей нет, – доложила Врат.

– Ты уверена? – спросил Кай.

– Насколько вообще можно быть уверенным при таких помехах от шторма, милорд.

– Годится, – кивнул Кай.

– Надеюсь, что так, – сказал Летик. – Капитан, уничтожь корабль, а затем на полной скорости направляйся к седьмому маяку. Мы отошлем рапорт оттуда. Только так можно быть уверенным, что Сота получит наше вокс-сообщение. Если за нами следят, нападения надо ожидать в любой момент.

– Как прикажете, милорд. Но должна предупредить, что операция заставит нас значительно отклониться от запланированного патрульного маршрута. Вокс-сообщение будет идти до Соты несколько часов, а до седьмого маяка два дня хода, – сказала Врат. – Они получат наш доклад только через пятьдесят четыре часа.

– Лучше предупредить их с опозданием, чем не предупредить вообще, – настоял на своем Летик.

– Милорд.

– Полный вперед. Приведи корабль в боевую готовность, – приказал Летик.

– Так точно, милорд, – сказал Геллий. – Подготовиться к атаке. Боевые протоколы начинают действовать через сорок пять секунд. Всему экипажу занять посты.

– Врат, отправь сообщение по корабельному вокс-передатчику дальнего действия. Вдруг оно пробьется, – сказал Летик.

– Будет сделано.

Юлиана вернулась к своему пульту.

– Геллий, я оставляю мостик под твоим командованием и больше мешать не буду. Благодарю за терпение.

– Лорд Летик, – отозвался Геллий. Он склонил голову, но не отвел взгляда от приборов и членов экипажа.

Когда расстояние до «Никтона» увеличилось до шести тысяч километров, «Нравственность» резко повернулась и выпустила в мертвый крейсер полный комплект торпед. Они вылетели из труб двумя группами по три в каждой, увлекая за собой клубы замерзшей атмосферы, и рассеялись веером.

Реактивные двигатели, ярко горящие на грязно-красном фоне Гибельного шторма, резко изменили курс снарядов. Гигантские размеры порождали иллюзию величественной неторопливости, хотя на самом деле торпеды были способны двигаться со скоростью, которая составляла значительный процент от скорости света.

Эсминец только выпускал второй залп, когда в крейсер ударил первый. В пустоте мгновенно расцвела ослепительно яркая цепь перекрывающихся сфер, но столь же быстро угасла. Из мертвого корабля вырвались тучи светящихся обломков, но они быстро остывали и превращались в темные пятна, разлетавшиеся во все стороны под действием взрывов. Вскоре после этого ударила вторая очередь, и на обзорном экране вновь расцвело ядерное пламя.

Но лишь когда пришел третий залп, последовавший прямо за вторым, мертвый ударный крейсер разлетелся на куски, обратившись в шар из горящих металлических осколков и газов.

Эсминец мгновение висел неподвижно, словно оценивал результат своей работы. Затем включился его единственный главный двигатель, а вместе с ним и маневренные ускорители по левому борту. Описав длинную параболу, «Нравственность» развернулась кормой к звезде Соты и двинулась по плоскости эклиптики к безымянному газовому гиганту и вокс-ретранслятору, который там располагался.