Текст книги "Фарос"

Автор книги: Гай Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Warhammer 40000: Ересь Хоруса

Гай Хейли
Фарос

Действующие лица

IX Легион, Кровавые Ангелы

Сангвиний – император поневоле, правитель Империума Секундус, примарх Девятого легиона

Азкаэллон – командир Сангвинарной Гвардии

XIII Легион, Ультрамарины

Робаут Жиллиман (Мстящий Сын) – владыка Ультрамара, примарх Тринадцатого легиона

Валент Долор – тетрарх Ультрамара (Окклуда), чемпион примарха

Тит Прейтон – магистр Верховной центурии, библиариум

Сергион – эпистолярий

Адалл – капитан 199-й роты «Эгида»

Геспациан – медик-примус

Тарик – апотекарий

Ген – вексиллярий

Одиллион – сержант

Ахаменид – сержант

Солус – сержант

Арк – сержант отделения, 55-я разведывательная когорта, рота «Эгида»

Обердей – скаут

Тебекай – скаут

Толомах – скаут

Солон – скаут

Флориан – скаут

Маллий – скаут

Криссей – скаут

Летик – сержант, легионер-командующий «Нравственности»

Кай – боевой брат

Тиберий – боевой брат

Геллас – боевой брат

Геллий – капитан «Нравственности»

Юлиана Врат – вокс-офицер

Лукреций Корвон – заслуженный капитан 90-й роты «Нова»

Гефт – апотекарий

Дамий – вексиллярий

Коррел – технодесантник

Красе – сержант

Беллефон – боевой брат

Голлодон – боевой брат

Цереан – боевой брат

Валенциан – капитан «Великолепной Новы»

Материд – рулевой

I Легион, Тёмные Ангелы

Алквид – капитан, легионер-командующий «Смотрящего»

VIII Легион, Повелители Ночи

Крукеш Бледный – новый лорд Кироптеры

Гендор Скрайвок (Крашеный Граф) – магистр когтя, 45-я рота

Беренон – боевой брат, бывший библиарий

Галливар

Келлендвар – палач

Келленкир

Карриг

Ворш

Бордаан

Форвиан – командир когтя

Древний Каракон – почтенный дредноут-контемптор

Бентен Теш – магистр когтя, 7-я рота

Хранители Фароса

Барабас Дантиох – опальный кузнец войны, Железные Воины

Алексис Полукс – капитан 405-й роты, Имперские Кулаки

Карантин – магос биологис, Механикум Бета-Фи-97 – инфокузнец

Граждане Империума

Гулион Вителлий – лейтенант 1-й Сотинской ауксиллии (нерегулярной)

Мерик Гиральд – сержант 1-й Сотинской ауксиллии (нерегулярной)

Джонно (Мелкий)

Гаскин

Мартин

Челван Квинт

Дорикан

Морион

Ганспир

Понтиан

Элий

Говениск – сержант 1-й Сотинской ауксиллии (нерегулярной)

Колом Боларион – сержант 1-й Сотинской ауксиллии (нерегулярной)

Демефон

Клавий

Другие герои и потерянные души, забытые в превратностях войны на Фаросе

Часть первая
Око бури

Глава 1
Бесчестье
Испытание
Тайны и ложь

Обердей был в опасности.

Боевой сервитор вступил в тренировочную клетку, двигаясь по-тупому заторможенно, но, когда дверь за ним с грохотом опустилась и его атакующие протоколы заработали, ничего тупого в нем не осталось. В глазах засветились следы психопатического разума. Изо рта хлынула слюна – побочный эффект боевых наркотиков, которые поступали в организм из медного аппарата, врезанного в спину. Половина черепа сервитора была стальной, а еще остававшаяся кожа имела трупно-серый оттенок, отекла и сморщилась возле имплантатов. Одну руку ему заменял моторный дисковой нож, а вторая заканчивалась на середине предплечья острейше наточенным мечом. Ускорители роста раздули его мышцы до абсурдных размеров, а ноги были дополнительно усилены поршневыми шинами.

Сервитор был облачен в такой же плотный прорезиненный комбинезон, какой носили все сервиторы на памяти Обердея, и до начала тренировки почти ничем не отличался от своих мирных товарищей, безропотно убиравших, стряпавших и чистивших форму для Тринадцатого легиона.

Но потом все изменилось. Электричество, хлынувшее в модифицированное тело, проявило истинную сущность сервитора – смертоносного человека-машины, запрограммированного делать все возможное, чтобы убить своего противника.

Неофит на мгновение задумался, что, возможно, он совершил ошибку. Затем дисковая пила с визгом ожила, сервитор нетвердым шагом бросился в атаку, и у Обердея не осталось времени на сомнения.

Скаут дрался простым стальным гладием из арсенала тренировочной комнаты. Собственный он еще не получил и, возможно, никогда уже не получит. Тяжесть короткого меча, поначалу смущавшая, быстро стала родной. Оружие идеально лежало в ладони, вызывало чувство правильности, но теперь эта правильность была ему противна. Его никогда не наградят клинком, который он так старался заработать. Тренировочный меч был нарушенным обещанием будущего, которое никогда не наступит.

До конца обучения оставалось несколько месяцев, но Обердей оказался испорчен, а потому стал недостоин легиона.

Сервитор приближался, занося циркулярную пилу над головой. Неофит закричал ему в лицо, давая выход злости и стыду, и, уперев клинок в левую руку, принял удар пилы на лезвие. С металла посыпались искры, шипя на голой коже. Он приветствовал эту боль. Близость смерти заостряла недоразвитые рефлексы. Если он проиграет, то хотя бы успеет впервые почувствовать себя легионером.

Сервитор был невероятно силен. Мышцы ныли под напором, но скаут держался. Противник зарычал, окатив его лицо лишенным запаха дыханием.

Обердей уступил и, используя направление атаки против сервитора, вынудил массивную тушу пошатнуться, поразившись при этом собственной силе. Его до сих пор изумляла мощь, которой его наделили. Совсем недавно у него были слабые мышцы типичного подростка, но теперь руки стали толстыми и могучими. Последние два года синтетические биохимикаты разгоняли его метаболизм до предела, а дополнительные органы контролировали все аспекты организма. Когда их работа будет закончена, ненадежные, возникшие в результате череды случайностей системы обретут совершенство. За считанные десятилетия Император довел до идеала то, что после миллионов лет эволюции оставалось неуклюжим и незаконченным.

Обердею оставалось четыре месяца до последней аттестации, и его развитие еще не завершилось. Горло до сих пор болело от последней серии имплантатов, и ему только предстояло достичь окончательных роста и силы. Человекоподобная машина же, с которой он сражался, считалась одним из самых мощных тренажеров в арсенале. Она предназначалась для того, чтобы испытывать на прочность полноценных боевых братьев, а Обердей, как он со злостью себе напомнил, легионером еще не стал.

Из вокса, имплантированного в грудь боевого сервитора, вырывался животный рев. Двигаясь с плавностью, которая составляла абсурдный контраст с его уродством, он обратил падение в смертоносную атаку: развернулся всем телом, вытянув руки, и направил сверкающее острие меча к животу неофита. Тот прогнулся, и острие лишь царапнуло кожу, оставив неглубокую рану. Машина крутанулась, проводя горизонтальный удар вращающейся пилой, на который Обердей едва успел ответить. От неловкого парирования меч задрожал так, что онемели пальцы, и он перехватил клинок поудобнее, одновременно отскакивая назад.

Словно вживую послышался голос сержанта Арка: «Не сжимай его так крепко, парень!» Он мысленно обругал себя за беспечность и слабость.

Машина обошла его по кругу. Обердей успел лишь напрячься, когда она опять бросилась к нему, шипя поршнями и тяжело стуча ногами по металлическому полу клетки, и ударила в грудь армированной головой, выбив воздух из легких и отшвырнув через весь зал на решетку. Та завибрировала от столкновения. Киборг предплечьем отвел его ведущую руку назад и вниз, так что металлические штифты, крепящие протез к костям, больно впились в запястье юного воина, дважды ударил ею о решетку, пока меч не выпал из предательских пальцев, а затем надавил мясистой частью предплечья на горло. Прикрепленная к руке пила оглушительно жужжала прямо над левым ухом Обердея. Лезвие впилось в щеку, из нее и уха брызнула кровь. Неофит дернулся назад. Сервитор мог отрезать ему голову в любой момент, но вместо этого давил на трахею, намереваясь задушить.

Обердей пытался вдохнуть, чувствуя, как изгибается под давлением хрупкая подъязычная кость. Сервитор сверкал глазами. В них не было ничего человеческого, только запрограммированные ненависть и потребность убивать.

Обердея ждала смерть, и он был рад этому.

Он больше не мог выносить сны. Тьма наступала. Однажды услышав шепот под Фаросом, он стал жертвой постоянного страха перед бедой столь огромной и ужасной, что тот выжег из его души всю надежду. Обердей знал, что не может ничего предотвратить.

Это знание терзало его, лишало сна.

Шесть недель в апотекарионе. После отбоя он лежал с закрытыми глазами, проводя целые ночи в горячечном не-сне, возвращавшем его во тьму под горой, к обитавшим там жутким истинам. Каждый дневной цикл после пробуждения – если это можно было назвать пробуждением – начинался с одним и тем же дурным предчувствием.

Страх и знание его погубят. Именно страх привел его в тренировочный зал посреди ночи.

Горло сомкнулось. Организм предпринимал все усилия, чтобы сберечь кислород. Сервитор рычал в запрограммированной ярости. Вены Обердея вздулись, лицо покраснело. Казалось, что глаза сейчас лопнут.

Он в отчаянии плюнул сервитору в лицо.

Плевок вышел неудачный: из-за сдавленного горла не получилось выплюнуть достаточно яда из железы Бетчера, да и тот не достиг цели. В сервитора ударило лишь облако брызг.

Ослепленный киборг отшатнулся. Обердей бросился вбок, и пришедший в себя сервитор рассек пилой воздух в том самом месте, где мгновение назад была голова скаута. Боевая аугметика врезалась в решетку клетки с такой силой, что разорвала металл с жутким визгом.

Потеряв из виду цель, сервитор остановился. Обердей замер, не сводя глаз с лежащего на полу меча. Не обращая внимания на сжигающую лицо кислоту, машина склонила голову набок, выискивая мальчика. Обердей сдерживал желание глубоко вдохнуть и наполнить воздухом опустевшие легкие, боясь, что противник его услышит. Сдерживать дыхание после того, как его едва не задушили, было невероятно сложно. Перед глазами плавали точки. Ему следовало надуть мультилегкое перед тем, как ступить в клетку, – это обеспечило бы его кислородом на несколько минут. Он мысленно обругал себя за то, что не додумался использовать свои новые возможности в полной мере.

Скаут неподвижно смотрел, как машина делает полуоборот. Меч лежал на противоположной стороне от твари.

Существовало лишь одно возможное практическое решение. Обердей не стал тратить время на размышления и издал вопль, вложив в него все свое отчаяние. Сервитор мгновенно повернулся к нему. Обердей кувыркнулся прочь от пилы, та ударила в пол, вгрызлась в покрытие и увлекла киборга вперед. Пролетев мимо врага, неофит схватил гладий и побежал вдоль периметра клетки, ведя широким острием по решетке, чтобы та запела. Сервитор двинулся на шум и прыгнул в момент, когда Обердей остановился. Неофит уклонился от выпада мечом, схватил ведущую руку сервитора и засунул ее между решетками, заблокировав локоть между балками. Затем пронзил локоть мечом и рубанул сервитора по ногам.

Удар не отличался изяществом, но свою цель выполнил. Из перерезанных труб в шинах хлынула гидравлическая жидкость. Левая нога подкосилась. Обердей отскочил, пока сервитор дергался, пытаясь вытащить парализованную руку. Скаут ударил по стальным кабелям-связкам его щиколотки и отпрыгнул назад, когда сервитор наконец сумел освободиться и двинулся на него. Ликование было недолгим и сменилось отчаянием, когда его собственная нога отказала и он упал на спину.

Киборг шагнул вперед, ступил на свою поврежденную конечность и рухнул прямо на мальчика.

Обердей в последний момент приподнял меч, и плотное, как металл, тело под собственным весом съехало вниз по клинку. Запястье хрустнуло, не выдержав тяжести меча в неудобном хвате. Он проигнорировал боль и протащил оружие сквозь внутренности сервитора. Машина издала пронзительный механический хрип, безумно застучала зубами, задергалась на нем с такой силой, что наверняка оставила несколько синяков, а затем обмякла.

Пила еще вращалась несколько секунд, но вскоре тоже замерла.

Обердей на всякий случай повернул меч. Реакции не было. Встроенные в сервитора светодиоды не горели.

– Умер, значит, – сказал он и уронил голову на пол.

Он лежал под машиной, пока сердца успокаивались, загипнотизированный их странным двойным биением. Ни к одной из произведенных над его телом модификаций не было так сложно привыкнуть, как к этому изменению фундаментального телесного ритма.

Обердей сбросил с себя киборга и встал.

Его взгляд задержался на разрушенном теле, которое истекало кровью с маслом напополам. Обердей не знал, каким преступлением сервитор заслужил эту судьбу, и никогда не узнает, но полагал, что тот искупил вину. Он получил удар милосердия от его руки.

Скаута вдруг передернуло от отвращения. Если его сочтут недостойным, он может оказаться в похожем положении, ибо у провалившихся кандидатов было немного вариантов. Когда он поднял руку, чтобы вытереть пот со лба, та заметно тряслась. Он нередко испытывал легкую слабость в стрессовых ситуациях. Имплантаты до сих пор не прижились до конца.

Апотекарий Тарик заверил его, что это пройдет.

Из горла Обердея вырвался сдавленный звук.

Не пройдет. Процесс не будет закончен. Он никогда не станет Ультрамарином. Он был осквернен прикосновением машины в горе. Гладий выпал из руки. Его мутило от вернувшегося шока. Сколько бы раз он ни думал о случившемся, боль не утихала.

Как же Обердей горевал по человеку, которым никогда не станет.

Тихий кашель заставил его развернуться. Он торопливо вытер щеки.

– Доброе утро, неофит Обердей. – Сержант Арк, его командир и наставник, стоял на противоположной стороне тренировочного зала, прислонившись к стене рядом с дверью в оружейную. На его грубом лице было мягкое, бесстрастное выражение. – Не хочешь рассказать, почему ты не спишь в казарме? Тарик только вчера тебя выпустил, а ты уже перенапрягаешься.

– Сержант!

– Да, верно. Сержант. Я, как твой сержант, задал тебе вопрос. Ты, как неофит, обязан ответить, но что-то я ответа не слышу.

– Я… Я не мог уснуть, сержант.

– Поэтому ты решил прийти сюда и совершить самоубийство? Радикальный метод борьбы с бессонницей.

Обердей опустил взгляд на мертвого сервитора.

– Я хочу стать достойным легиона.

Арк отодвинулся от стены и вошел в клетку.

– А, теперь все ясно.

– Да, сержант, – сказал Обердей, подняв глаза на наставника. Арк был на голову выше скаута. – Долго вы смотрели?

– Достаточно долго, чтобы насладиться вашим жутким парированием. Подними меч.

Обердей выполнил приказ и встал в стойку для боя без доспехов, скрипя зубами от боли в запястье.

Арк недовольно замотал головой.

– Не так, вот так. – Сержант накрыл кисть Обердея огромной ладонью и повернул его руку. В порванной мышце вспыхнула боль, и он едва подавил крик. – При обороне держи оружие под углом, лезвием наружу, к противнику. Будешь сражаться как сейчас – и хороший противник оставит тебя без предплечья, едва ты поднимешь руку!

– Так точно, сержант. Прошу прощения.

– И тем не менее, – добавил Арк, – ты его убил.

Он потрогал мертвого киборга ногой. На Арке были хитон без рукавов и свободные штаны – костюм фермера или ремесленника. Эта простая одежда должна была делать легионеров ближе к людям, для защиты которых их создали, но никто не назвал бы Арка обычным человеком: он был более двух метров ростом, имел огромные мышцы, а его кожу усеивали порты для соединения с доспехами.

– Спасибо, сержант.

– Я тебя не хвалил, парень. Если бы у него были отключены болевые схемы, ты сейчас был бы мертв. Эти боевые модели в принципе не многое чувствуют, но, если бы он не чувствовал вообще ничего, бой сложился бы не в твою пользу.

Обердей пожал плечами:

– Я не знал, как их отключить.

– Мы не просто так не обучаем вас всему сразу, парень. – Арк опустил взгляд на сломанную боевую машину. – Это сервитор класса «тета». У тебя нет допуска на тренировки с ними. Похоже, мы уже сейчас преподаем вам больше, чем нужно.

Обердей открыл рот, собираясь ответить, но сержант перебил его.

– Я не хочу знать, как ты добыл коды активации. Ты молодец, что победил. Не знаю даже, наказать тебя или поощрить.

Он заложил пальцы за широкий пояс. Эмблема ультимы на пряжке ярко сверкнула.

Обердей выжидающе смотрел на наставника. Наказать – его следовало наказать. После инцидента под горой Арк был к нему слишком снисходителен.

Офицер с задумчивым видом сжал губы в тонкую линию.

– Адепт Криол будет тобой очень недоволен. Но… впечатляюще. Очень впечатляюще. Однако в следующий раз ограничься простыми боевыми машинами.

Арк печально улыбнулся.

– Пора, да? – нервно спросил Обердей.

Сержант кивнул, и его улыбка пропала:

– Да, Обердей, пора. Библиарий уже закончил с остальными.

Арк нерешительно почесал голову. Он тоже видел сны – как и все, кто подолгу находится рядом с горой, – но никого не посещали такие мощные и жуткие видения, как Обердея, когда тот потерялся в лабиринте. И это было проблемой.

– Он захотел принять тебя последним. Ты пойдешь со мной.

Перед выходом скаут с неуверенным видом оглянулся на труп машины. Он не мог избавиться от ощущения, что больше никогда не ступит в тренировочную клетку.

Глава 2
Приговор
Под горой
Когорта

Обердей следовал за Арком по орбитальной платформе Соты, чувствуя себя маленьким и жалким на фоне широко шагавшего сержанта. Узкие коридоры были битком забиты легионерами и слугами 199-й роты «Эгида», и он изо всех сил старался не попасть под ноги людям, которых страстно надеялся однажды назвать своими братьями.

Сота представляла собой планету редкого Терранского типа. После открытия ее пометили для скорейшего заселения, но, когда в самой высокой горе основного континента обнаружили ксеносские артефакты, Робаут Жиллиман приостановил процесс на неопределенное время. Почти столетие на планете действовал режим секретности, пока активные исследования не выявили, что гора была огромным маяком, который ускорял путешествие сквозь варп, обеспечивал связь на огромнейшем расстоянии и даже позволял перемещаться с одного мира на другой, как из комнаты в комнату.

Это было настоящее чудо, и оно спасло Макрагг.

С тех пор как Фарос запустили, чтобы удержать Пятьсот миров от распада, порождаемые артефактом сны стали такими навязчивыми, что капитан Адалл перенес командный центр с поверхности на станцию. С недавнего времени та начала играть столь значительную роль для операций 199-й, что и гарнизон, и колонисты теперь называли ее «платформой Эгиды».

Все расступались перед сержантом Арком и следовавшим в его тени мальчиком, об которого было так легко споткнуться. Большая часть роты с чем-то да столкнулась, и все подвергались проверкам высшего командования легиона, так что они знали, куда идет Арк. Никто не знал точно, что случилось с Обердеем, но было ясно, что дело важное. Несколько братьев понимающе кивнули ему. Неофит застенчиво и благодарно кивнул в ответ.

Платформа была небольшой – Арк с Обердеем за двадцать минут пересекли ее и оказались у входа в апотекарион.

Медцентр был таким же тесным, как остальные помещения платформы, но командующие здесь четыре апотекария держали все в идеальном порядке. Обердея только вчера отсюда выпустили, и на обоих сердцах потяжелело, когда он вновь оказался в этих блестящих белых стенах. За время бесконечных тестов и имплантационных процедур апотекарион успел опостылеть, а после происшествия в горе его заперли здесь еще на несколько недель. Теперь Арк в сотый, должно быть, раз вел своего подопечного по главному коридору, мимо ярко-белых дверей, отмеченных изначальной спиралью медике. Сотрудники из числа неаугментированных людей уважительно расступались, приветствуя Ультрамаринов легкими поклонами.

На этот раз Арк прошел мимо дверей в зал, где скаутов так долго подвергали различным тестам, и шагнул в центральное помещение. Оттуда Обердея повели в коридор, который охраняли два воина, облаченные в цвета третьей роты. Проходя мимо, юноша украдкой взглянул на них, заинтересованный отличиями в броне, геральдике и вооружении, и вновь ощутил укол сожаления из-за того, что ему никогда не доведется узнать этих достойных воинов и разделить с ними тяготы службы.

Арк остановился перед большими двойными дверями и тепло улыбнулся Обердею.

– Готов, парень? – спросил он.

Обердей кивнул.

Арк мгновение помолчал. Подняв на него взгляд, скаут увидел на лице сержанта борьбу противоречивых эмоций.

– Помнишь, что сказал Лев?

– Он сказал, что нам нельзя говорить о произошедшем, – ответил Обердей.

– Неофит, хотя, признаюсь, инстинкты и подсказывают мне, что это неправильно, но, когда мы окажемся внутри, ты не должен упоминать ни о картографической миссии в Фарос, ни о том, что пережил там.

– Сержант…

– Неофит Обердей, у нас прямой приказ от Льва. Я нарушу его, только если мне велит сам Жиллиман. Мне не хочется лгать братьям, но мы обязаны подчиняться распоряжениям примарха. Для находящихся за дверью офицеров твои сны просто сильнее и чаще, чем у остальных. В конце концов, ты же предсказал прибытие Кровавых Ангелов в Ультрамар. Ясно?

– Д-да, сержант, – запинаясь, ответил Обердей. Во рту пересохло. При мысли о том, что ему придется лгать начальству, в голове застучало, а ладони зазудели.

– Ты нервничаешь, неофит. Не надо. Иногда требуется что-то утаить, – сказал Арк, но по тону голоса было очевидно, что сам он так не считает.

Офицер нажал на кнопку. Дверь с шипением открылась, и сержант завел скаута в среднюю по размерам, ничем не примечательную комнату, в которой тот еще ни разу не был.

Внутри их ждали четыре Ультрамарина. Апотекария Тарика, рекрутского врача 199-й роты, Обердей знал хорошо. Лица двух стоящих рядом медиков из вспомогательного персонала также были ему знакомы. С удивлением увидев среди присутствующих капитана Адалла, он обменялся с сержантом настороженным взглядом. Двух последних офицеров Обердей раньше не встречал. Оба были в полном боевом облачении. У одного броня была отмечена редким на его памяти символом библиариума, а голову покрывал металлический капюшон, усыпанный голубыми кристаллами. Другой, в чине капитана, носил на доспехах угрожающее количество знаков отличия. Обердей резко замер. На лбу капитана было три штифта за выслугу лет, кожа имела грубую текстуру, характерную для особенно древних легионеров, а волосы были серыми, как свинец.

– Неофит Обердей, это эпистолярий Сергион из библиариума, – представил Арк.

Юноша посмотрел в светящиеся внутренней силой глаза и поклонился:

– Милорд.

– А это капитан Гортензиан, верховный наблюдатель за рекрутами.

От удивления Обердей распахнул глаза и едва успел взять себя в руки. Гортензиан был самым старшим офицером в подразделении по набору рекрутов и отвечал за пополнение всего легиона.

– Милорд, – с уважением сказал Обердей.

Гортензиан направил на него долгий, пристальный взгляд, и скаут изо всех сил постарался выдержать его.

– Не нужно тревожиться, неофит.

– Я не встревожен, милорд. Удивлен, может быть, хотя удивляться тоже нечему. Ваше присутствие логично с практической точки зрения. На Соте действительно происходит что-то необычное.

– Ты хорошо рассуждаешь. Нам сообщали, что на тебя маяк подействовал хуже всего, – сказал Гортензиан.

– Так точно, милорд.

– Ты знаешь, зачем мы здесь?

Обердей не удержался и ссутулился.

– Чтобы определить, достоин ли я продолжать обучение.

– Именно так.

– Он хороший скаут, и легионер из него выйдет отличный, – сказал Арк. Он по-отечески положил руки на плечи молодого человека. – Сегодня я обнаружил этого юношу в тренировочной клетке, где он сражался с боевым дроном «тета»-класса, не меньше.

– Ты разрешаешь своим рекрутам драться с тета-ми? – спросил Гортензиан.

– Нет, не разрешаю, – ответил Арк. – Обердей редко нарушает правила, но если нарушает, то делает это изобретательно.

Капитан окинул скаута оценивающим взглядом. Обердей вдруг обнаружил, что ему нелегко стоять по стойке «смирно». Ему доводилось бывать в присутствии самого Жиллимана, но взгляд этого воина удивительным образом был еще тяжелее.

– Твое поведение выдает твой страх, неофит Обердей, – сказал наблюдатель. – Не тебе решать, чего ты достоин. Это моя забота.

Обердей кивнул:

– Так точно, милорд. Я ожидаю вашего решения.

– С нетерпением, как я вижу.

– Да, милорд, – ответил Обердей. – Когда вы вынесете приговор, я узнаю, какое будущее меня ждет, и буду в состоянии сформулировать необходимое практическое решение. Ничего не зная, я не могу определиться с требуемым ходом действий.

– Неплохой ответ. Никто не станет тебя задерживать, и ты сможешь вернуться к своему отряду – если окажешься того достоин. – Он помолчал. – А если нет?

– Я поступлю так, как мне прикажут.

Гортензиан кивнул:

– И это правильно. Апотекарий, эпистолярий. Прошу, начинайте.

– Обердей, ляг, пожалуйста. – Тарик указал на кушетку, выехавшую из стены.

Неофит без вопросов подчинился.

Апотекарий встал сбоку от Обердея. Смертные помощники-медики захлопотали вокруг скаута, подсоединяя к его рукам различные измерительные приборы. Обердей не мешал им, безвольно смотря в белый потолок. Он вдруг задумался, сколько часов своей жизни провел, разглядывая такие потолки.

– Что ты с собой сделал? – цокнул языком Тарик, изучая раны Обердея. – Я только вчера выпустил тебя из апотекариона. Ты так жаждешь вернуться?

– Нет, апотекарий, я хочу стать достойным, – ответил юноша. – Других устремлений у неофитов нет.

– Постарайся в процессе не уничтожить плоды наших тяжких трудов. – Тарик взял массивный инъектор с серебряного подноса, протянутого одним из помощников. – Это поможет тебе расслабиться. Затем брат Сергион тебя обследует. – Он прижал инъектор к бицепсу скаута. Раздалось тихое шипение, и апотекарион исчез за облаком разноцветных точек.

Обердей погрузился в состояние, самое близкое ко сну с того дня, когда рухнул в темноту, но отдыха оно не несло.

Он задрожал и вновь оказался в горе…

Звук собственного дыхания грохотал в ушах под оглушающий аккомпанемент текущей по венам крови. От волнения опять заработало второе сердце, и двойной ритм решил осознание собственной никчемности. Он не был воином. Он был потерявшимся мальчишкой, дрожащим от страха перед обитателями темноты.

Он пытался не обращать внимания на полупризрачных существ, скрывающихся на периферии чувств, сосредоточиться на том, чему его учили, и прогнать все эмоции.

«Соберись, – думал он. – И они не будут ведать страха».

Таков был приказ Императора и обещание Легионес Астартес.

«Сосредоточься на нем».

Но, несмотря на все улучшения и гипнотренировки, он не был космодесантником. Все еще не был.

Он боялся. Но еще глубже сидел страх, что он потерпел неудачу, как многие другие до него, что способность бояться сделала его недостойным вступить в ряды Тринадцатого в качестве полноценного легионера. Он злился от стыда, и хотя злость боролась со страхом, он все равно не мог ждать грядущего без ужаса. Из-за проклятой улучшенной памяти он в точности помнил, что тогда произошло, и боль полученного знания останется с ним навсегда, даже когда забудутся лица родных.

Его спящее «я» плыло по воспоминаниям, умоляя Обердея из прошлого остановиться, не делать следующий шаг, не ступать в бессветную ночь. Он хотел повернуть назад, отыскать хоть какой-нибудь огонек, чтобы прогнать тьму.

Но не мог. Все это уже случилось.

Всего четыре шага. Четыре шага, после чего он рухнул в бездну и узнал слишком много. Обердей поднял ногу, и его спящее «я» предупреждающе воскликнуло, прося остаться в безопасности незнания.

Чей-то разум коснулся его разума, наполняя покоем. Поднятая нога замерла над бездной.

– Довольно, – произнес незнакомый голос, и сон закончился.

Его взяли за руку – крепко и по-отечески нежно.

Обердей открыл глаза. Они чесались, как от долгого сна. После привидевшейся тьмы белизна апотекариона ослепляла.

– Неофит Обердей, ты проснулся?

Сержант Арк стоял над ним, бережно держа за руку.

Скауту потребовалось время, чтобы прийти в себя.

– Обердей? – Арк посмотрел за плечо и обратился к остальным: – С ним такое часто бывает.

Обердей поднял руку и встал, оттолкнувшись от кушетки. Гелевые аппликаторы измерительных приборов, которых не было, когда он погрузился в видение, потянули за кожу. Он неверным движением свесил ноги с кушетки.

– Я проснулся.

Горло пересохло. Неужели он действительно спал? Он опустил голову и стиснул край кушетки. Руки казались слишком большими. Во сне он был не таким, как сейчас: там он по-прежнему был слабым и уязвимым. Настоящим мальчиком, а не химерой между человеком и трансчеловеком.

– Я проснулся, – повторил он, скорее чтобы убедиться в этом самому.

Тарик жестом велел Обердею закатать рукав туники. Похожее на шприц устройство выдвинуло вперед новый комплект игл, и апотекарий прижал их к руке мальчика. Подняв к лицу присоединенный экран, Тарик промычал что-то про себя при виде результатов, а затем перевел взгляд на большой дисплей, встроенный в стену над кушеткой.

– Все показатели в норме. С медицинской точки зрения неофит по-прежнему является идеальным кандидатом на трансформацию.

Заговорил третий воин. Обердей поднял голову – в его сне звучал именно этот голос.

– Следы психической скверны в нем отсутствуют. Мальчик не псайкер, – сказал Сергион.

Арк взглянул на Обердея с таким видом, будто просил у него разрешения на что-то, после чего встал между своим подопечным и его экзаменатором.

– Как я и говорил, брат Сергион. У моих мальчишек нет таких способностей. Доложи лорду Прейтону о результатах, и покончим с этим. Он исключительный кандидат.

– Арк, – предостерегающе сказал Адалл.

Сергион прищурился. Обердею страшно хотелось убежать от его взгляда.

– Однако сержант Арк прав, – продолжил Адалл. – Похожие сны и видения посещали всех, кто провел в горе хоть немного времени. Обердей пробыл там больше остальных, только и всего.

– Но почему? – спросил Гортензиан. – Согласно вашему графику ротаций, ни один воин Сто девяносто девятой не должен проводить на поверхности больше недели подряд.

– Это случилось еще до того, как я изменил ротный график. Тренировки скаутов всегда проходили в том регионе – и до сих пор проходят. Там идеальная местность, к тому же они обеспечивают операциям дополнительный уровень секретности.

– Ты тоже провел на поверхности много времени, брат, – возразил Гортензиан. – Но ты на грани комы не оказывался.

Обердей молча смотрел на вышестоящих воинов. Между ними начала чувствоваться некоторая напряженность.

– Никто из вас не докладывал об ощущениях такой же силы, какие описывает этот молодой человек, – сказал Сергион.

– Никто из нас не относится к числу неофитов, – заметил Арк. – Он самый младший из рекрутов. Возможно, возраст делает его более восприимчивым. Именно ему приснилось прибытие Сангвиния с Девятым легионом – от чего мы, к слову, только выиграли. Я считаю, причина в силе воздействия.