Текст книги "Претендент"

Автор книги: Гарольд Хоук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

46

Головастика протащили через весь лагерь, приволокли в палатку начальника штаба и бросили на брезентовый пол.

– Надо же, успели, – усмехнулся Штольц, подкручивая усы. – Вы двое свободны, – махнул он рукой рослым парням. – А ты, – его палец нацелился на Джефри, – выйди вон и никого сюда не впускай. И смотри, чтоб как в прошлый раз не получилось.

– Есть! – вытянулся Макклин и выскользнул за полог следом за бугаями.

– Садись! – Зигмунд указал взглядом на гостевой стул возле стола.

– Не могу. Связанные луки месают. Мозет развязесь? – спросил Кунц, зияя провалами выбитых зубов.

– Не дождёшься. – Зигмунд повернул спинку стула к столу. – Садись!

Головастик оседлал сиденье, немного поёрзал задом, ища удобное положение, лёг подбородком на высокую спинку.

– Я вчера был у Че Гуано, доложил ему о гибели эскадрильи, – сказал Штольц, усевшись за стол. – Он сразу раскусил твой подлый замысел и приказал выбить из тебя признание. Говори, я записываю.

Начальник штаба подвинул к себе лист бумаги, взял со стола ручку и приготовился писать.

Кунц поднял голову. На потолке дремало несколько крупных ночных мотыльков. Чёрные линии и точки на сложенных треугольниками крыльях походили на черепа. Примерно с десяток ликов смерти смотрело на него пустыми глазницами, скалясь тёмными пещерами ртов.

– Ну, мне долго ждать?

Дик перевёл взгляд на Штольца, криво усмехнулся, заговорил:

– Я, Дик Кунс, улозенес объединённой Феделасии населённых планет, вссупил в ляды двизения за независимоссь…

Зигмунд записывал, высунув язык от старания. Ручка со скрипом скользила по бумаге, выводя неровные строчки с ошибками.

– …где и слузил велой и плавдой великому команданте Фиделю, пока не пал зелтвой плеступного заговола.

– Молодец! – выдохнул Штольц, разминая пальцы. Всё-таки руки настоящего камрада больше привыкли сжимать оружие, нежели рисовать каракули на бумаге. – С этого момента давай подробнее. Какой заговор? Кто его автор? Каким образом ты стал жертвой? Давай, давай, не стесняйся. Чем больше расскажешь, тем больше шансов, получить снисхождение.

– Ладно, сам наплосился. Писы. Инициатолом заговола плотив камлада Се Гуаны и всей его алмии был не кто иной, как пледатель…

Начальник штаба вытянул шею, стараясь не упустить ни одной детали.

– Чего остановился? Кто предатель? Говори!

– Ты и плавда хосесь знать его имя? – удивился Головастик.

– Хватит паясничать! – хлопнул по бумаге Зигмунд. – Или ты мне сейчас всё расскажешь, или я заставлю тебя говорить по-другому.

– Пледателя зовут… – начальник штаба приготовился записывать. – Зигмунт Стольс! – выпалил Кунц и довольно захохотал.

– Ты думаешь, я с тобой в бирюльки играю? – Штольц бросил ручку на стол. – Ошибаешься, голубчик. Не хочешь по-хорошему, давай по-плохому.

Он резко встал, подошёл к выходу, дернул полог.

– Эй, как там тебя, ну-ка быстро сюда!

Топая ботинками, охранник ввалился в палатку.

– Обработай этого клоуна, а я свежим воздухом подышу.

– Будет сделано, – Макклин расстегнул пуговицы на манжетах и стал демонстративно закатывать рукава.

Штольц вышел на улицу. Спустя мгновение из палатки послышались глухие удары, короткие на выдохе крики мучителя и длинные стоны избиваемого. Проходившие мимо мятежники вскидывали кулаки, приветствуя камрада, и замедляли шаг, когда из штаба доносились специфичные звуки. Штольц всем приветливо улыбался, махал рукой, разгоняя любопытных. То и дело слышались его крики: «Чего встали? У вас работы нет? Мало ли чем люди в штабе занимаются, идите куда шли, нечего здесь уши вялить».

Через пять минут Зигмунд вернулся в палатку. На полу лежал Кунц в рваной форме и с лицом цвета баклажана. Рядом с ним тяжело дышал мучитель с разбитыми в кровь костяшками пальцев.

– Подними его, – негромко сказал Штольц.

Макклин тут же схватил Дика за шиворот, мешком опустил на стул.

Кунц сидел, уронив голову на грудь. На разбитых губах пузырилась кровавая пена, из носа сочилась густая кровь, скапливалась на подбородке, тяжёлыми каплями падала на грязные брюки. Он пошевелил за спиной связанными руками, пытаясь ослабить тугие узы.

Зигмунд схватил его за волосы, запрокинул голову, заглянул в единственный глаз. Второй заплыл синяком и не открывался.

– Будешь говорить, кто послал тебе сообщение?

Дик растянул распухшие губы в слабой улыбке, хотел плюнуть Штольцу в лицо, но сил не хватило. Красная слюна тонкой ниточкой потянулась из уголка рта.

– Ни хлена я тебе не сказу! Вас, гадов, били, бьют и будут бить! Он издал какое-то кудахтанье, по-видимому, означавшее смех.

Начальник штаба с размаху ударил его в челюсть. Голова Дика мотнулась и упала на грудь. Штольц достал из кармана платок, стёр с лица попавшие туда капельки крови, повернулся к охраннику:

– Беги за аккумулятором. Посмотрим, как этот заговорит, когда здесь запахнет жареным.

Макклин оскалился в зловещей улыбке и выскочил из палатки.

– Ну, что ты упрямишься? – ласково заговорил Зигмунд, присаживаясь на корточки перед Кунцем. – Неужели так сложно сказать, кто послал тебе сообщение и на кого ты работаешь? Тебя всё равно убьют. Так неужели ты не хочешь умереть не мучаясь?

– Не хосю! Я никому не велю. И ты здесь самый главный пледатель. Кто с меня деньги тлебовал? Отвесяй! – закричал Кунц, услышав шуршание полога. Это Джефри ввалился с тяжёлым аккумулятором в руках. Дик специально повысил голос, надеясь, что мятежник услышит его обвинения и задаст соответствующие вопросы начальству.

– Ты что несёшь, гнида? – Штольц отвесил арестанту звонкую затрещину. – Принёс? – повернулся он к помощнику.

– Ага! – ответил тот, утирая вспотевший лоб.

– Подсоединяй! Сейчас птенчик у нас по-другому запоёт.

– Ты мстис за то, сто я застукал тебя с Либби! – прохрипел Кунц и тут же задёргался, заорал от боли, заглушая воплями сухой треск электричества.

Пытка током длилась несколько секунд, но Дику они показались вечностью. После неё сердце молотом било по рёбрам, в жилах кипела кровь, казалось, проткни сосуды и она дымящимися потоками хлынет наружу. Покрытая кровоподтёками грудь вздрагивала, втягивая в себя воздух, хриплое дыхание со свистом вырывалось сквозь бреши выбитых зубов, уцелевший глаз слезился.

– Кто тебя послал, контра? – продолжал допрос Зигмунд.

– Не сказу… – мотнул головой Дик, пытаясь стряхнуть ниточку окровавленной слюны.

– Давай ещё!

Мучитель замкнул цепь, треск электрического разряда заглушил дикий вопль. Кунц затрясся на стуле, ощущая, как внутренности разрывает боль, а под кожей перекатываются тысячи ощетинившихся острыми иглами шариков.

В платке ощутимо запахло палёной плотью. Штольц махнул рукой, издевательства прекратились. Он взял со стола кувшин, окатил водой потерявшего сознание Дика, подождал, когда тот очухается.

– Ну, а теперь будешь говорить?

– Я узе всё сказал. Ты пледатель, а ты, – он кивнул на палача, – болван, котолого тозе убьют.

– Камрад Штольц, можно я ему врежу, чтоб не выпендривался? – попросил Макклин.

– Валяй! – разрешил Зигмунд и повернулся к нему спиной.

Сзади раздались глухие удары. Джефри бил Дика по лицу, приговаривая:

– Это тебе за камрада! А это за меня! И снова за камрада! Опять за меня! За камрада! За меня!

– Достаточно! – остановил Зигмунд не на шутку разошедшегося мятежника. – Убьёшь ещё ненароком, а он так ничего не сказал.

– И не сказу! Головастик, выплюнул ещё несколько выбитых зубов.

Начальник штаба подошёл к столу, достал из ящика гильотинку для обрезки сигар.

– Напрасно ты так, я тебя считал своим другом, а ты вот как со мной поступаешь. – Он вернулся к Дику, встал у него за спиной. – Я смотрю, у тебя ногти длинноваты. Похоже, пора заняться маникюром. – Штольц взял посиневшую от застоявшейся крови кисть арестанта, разогнул указательный палец, просунул в отверстие резака. – Последний раз спрашиваю: будешь говорить, или я тебе все пальцы укорочу?

– Я узе всё сказал, – упрямо повторил Кунц.

Штольц покачал головой и только хотел нажать на гильотинку, как Макклин завопил:

– Стойте! Я знаю, как его разговорить. – Начальник штаба повернулся к нему. – Я где-то читал, что раньше пытали щекоткой. Никто не мог выдержать этого испытания. Те к кому применяли пытку сознавались даже в том, чего не совершали.

– А это идея. Быстро беги на кухню и попроси у повара птичьи перья. Сегодня жареная курица будет, так что там этого добра должно быть навалом.

Охранник кивнул и молнией выбежал из палатки.

Штольц высвободил палец Кунца из гильотинки, спрятал жестокую игрушку в карман. Вернулся за стол, сел, облокотясь.

– Всё кончено, Дик, сейчас ты расскажешь мне правду, а потом я расстреляю тебя по законам военного времени и никто, ты слышишь, никто не узнает о моём романе с Либби. Че Гуано в курсе твоей аферы с дредноутом. Ты умрёшь, а я всё свалю на тебя и сухим выйду из воды.

– Осибаесся, Стольц, не я один видел тебя с Либби. Этот плидулок тозе там был.

– Не переживай, с этим я разберусь, – пообещал Зигмунд.

Полог раздвинулся и на пороге возник Джефри с кучей перьев в руках.

– Ну, давай, начинай щекотать что ли, – сказал Штольц.

Палач приблизился, провёл кончиками перьев по телу жертвы. Судорога волной пробежала с головы до ног Кунца, кожа покрылась пупырышками, превратившееся в большой синяк лицо исказила мучительная гримаса. В разведшколе Дика многому научили. Он умел переносить любую боль, мог обмануть детектор лжи и сыворотку правды, но защищаться от щекотки – такой курс обучения он не проходил. Да и вряд ли его учителя могли подумать, что когда-нибудь их учеников подвергнут подобным истязаниям.

Истерический смех вырвался из груди Головастика, он заёрзал на стуле пытаясь спрятаться от вездесущих перьев.

– Ой, не могу!.. Хватит!.. Довольно!.. Не надо!… – Кунц выкрикивал отдельные фразы, прерываемые взрывами нервного хохота. – Плеклатите!.. Я всё сказу!.. – с трудом выдохнул он последнюю фразу.

– Давно бы так, был бы цел и невредим, – начальник штаба подвинул к себе лист бумаги, взял со стола ручку. – Выйди на улицу, – сказал он охраннику и повернулся к Дику, когда за Джефри сомкнулся полог:

– Ну, давай снова всё по порядку.

– Я секлетный агент внедлился в глуппиловку с пелвого дня её сусессвования… – Кунц облизнул разбитые губы: – Пить хоцю.

Зигмунд взял со стола пустой кувшин, выглянул из палатки.

– Сейчас принесут, – сказал он, вернувшись на место, – а ты продолжай.

– Пять дней назад со мной на связь высел Омега.

– Стой! Давай подробнее. Кто такой Омега?

– Не знаю, – пожал плечами Кунц. – Это новенький, до него был Мак Алтул, того я холосо знал, а этого… – он покачал головой.

– Ясно, а настоящее имя он тебе называл или у вас только клички, как у собак?

– Это не клиськи, а позывные. – Дик закашлялся, сплюнул под ноги кровавый комок. – Имена нельзя называть это плотив плавил.

– А как ты узнал имя предыдущего Омеги? – удивился Зигмунд.

– Я его по голосу опледелил, – объяснил Головастик. – Мой сталсий блат с ним вместе в сколе усился, так он сясто к нам домой заходил. Бабник, каких свет не видывал. Бывало…

– Не отвлекайся. Значит, Омега вышел с тобой на связь, а дальше что?

– А дальсе он пледлозил плодать вам дледноут за сетыле миллиона. Я снасяла отказался, но он пообесял долю от сделки. Я подумал и согласился, деньги лисними никогда не бывают…

Начальник штаба быстро записывал признание Кунца. В палатку вошёл охранник с кувшином, поставил на стол и удалился. Зигмунд стукнул узким горлышком о край стакана, наполнил водой, поднёс к губам Дика. Тот жадно припал к краю и долго пил большими глотками. Когда стакан опустел, узник пошевелил затёкшими кистями, попросил закурить.

– Сначала всё расскажи, потом покуришь, – ответил Штольц, возвращаясь за стол.

– Нет, спелва дай покулить, а то ты всю плавду узнаесь и убьёсь меня. А я, мозет, хосю пелед смелтью в последний лаз затянуться.

Штольц выдвинул ящик стола, достал мятую пачку дешёвых папирос. Вынул одну, обмял картонный мундштук и всунул его в рот арестованному. Тот глубоко затянулся, едкий дым дешёвого табака сильно продрал горло, проник в отбитые лёгкие, выкручивая их наизнанку в мучительном кашле.

– Нисего полуссе не мог дать? – прохрипел Кунц, выплюнув на пол папиросу.

– Чем богаты, – Зигмунд затоптал окурок, пока тот не прожёг в брезенте дыру, спрятал пачку в карман. – Отдохнул? Попил? Покурил? Всё, можно продолжать?

Кунц кивнул:

– Мозно, только я узе всё сказал. Болсе нисего не знаю.

– Как ничего не знаешь? – удивился начальник штаба. – А как же адреса, пароли, явки? Ты с кем-то должен встречаться, получать задания, передавать полученную информацию.

– Нисего не знаю, – выдохнул Дик.

– Опять начинаешь? – с угрозой спросил Штольц.

– Я плавда нисего не знаю! – отчаянно воскликнул Кунц. – У меня нет связного, задания плиходили на коммуникатол в виде обысьных сообсений я их лассифловывал и делал, сто надо.

– А как твои начальники узнавали, выполнил ты задачу или нет?

– Не знаю. Навелно следили за мной со спутника.

– Ясно. Подпиши здесь, здесь и здесь. Штольц показал, где арестант должен поставить подписи.

– Как я подпису, если у меня луки связаны?

– Зажми ручку зубами и крестики поставь.

– Какими зубами? – грустно усмехнулся Кунц. – Этот упыль мне их давно выбил.

– Не умничай! Хоть дёснами, хоть задницей зажимай, но крестики поставь. Зигмунд снова ткнул в те места, где Кунц должен расписаться.

Дик вздохнул, покачал головой, зажав ручку разбитыми губами, поставил крестики на исписанных неровным почерком бумагах.

– Ну что ж, для тебя жизнь на этом кончилась, – сказал Штольц, вытирая испачканную ручку. – По законам военного времени я должен без суда и следствия уничтожать выявленных изменников, шпионов и предателей Родины.

– Последнее зелание полагается? – криво усмехнулся Головастик.

Штольц пропустил его слова мимо ушей, встал и громко произнёс:

– Дик Кунц, именем камрада-командира Че Гуано и великого команданте Фиделя ты приговариваешься к высшей мере наказания – расстрелу за измену святому делу революции и предательство веривших в тебя товарищей. Приговор окончательный и пересмотру не подлежит. Приговор немедленно привести в исполнение. Твоё последнее слово, Кунц.

– Дай мне виски и холосую сигалу. Хоть пелед смелтью немного зизни поладоваться.

Штольц выдвинул ящик, порылся, разгребая сваленные как попало бумаги и всякое барахло. Извлёк на свет дорогую сигару – подарок самого Че – сунул в карман и выглянул из палатки.

– Через пять минут здесь должна быть машина.

Макклин помчался выполнять приказ. Штольц несколько секунд смотрел ему в спину, потом вернулся к арестованному, вынул из кармана плоскую фляжку, зашоркал крышкой по резьбе. Кунц почувствовал запах отличного виски, обхватил горлышко губами, запрокинул голову. Кадык забегал, проталкивая в пищевод чудесный напиток. С каждым глотком по измученному телу разбегались волны тепла.

– Ну почему ты не взял дредноут? – спросил Зигмунд, плотно заворачивая крышку пустой фляжки. – Пересчитывал бы сейчас где-нибудь заслуженные денежки, да и меня бы в накладе не оставил.

– Колабль здесь не плисём, ты меня устланяесь из-за Либби. Боисся, сто я всё Се Гуане лассказу.

С улицы донёсся шум мотора, послышался скрип тормозов. Спустя мгновение хлопнула дверь и в палатку просунулась голова Макклина.

– Транспорт прибыл, – закричал он. – Куда едем?

– Сядем в машину – расскажу. Забери предателя и садись за руль, – сказал Зигмунд, проверяя, хорошо ли достаётся из кобуры пистолет.

Охранник вошёл в палатку, сдёрнул Кунца со стула, толкнул вперёд.

– Пошевеливайся, сволочь, – прикрикнул он, замахнувшись автоматом. Кунц одарил его презрительным взглядом и поковылял к выходу.

47

Штольц последним выбрался из палатки, увидел пятиместный грузовичок с небольшим кузовом и распахнутой задней дверью. Кунц одной ногой стоял на подножке, связанные за спиной руки мешали, без посторонней помощи он никак не мог залезть в просторную кабину. Помощь пришла в виде удара в спину автоматным прикладом. Дик буквально влетел внутрь, упал вниз лицом между сиденьями. Охранник схватил его за шиворот, кулем водрузил на широкий диван.

– Сиди здесь и не рыпайся, – зачем-то сказал он, будто пленник мог убежать.

Кунц завозился, затёкшие руки ныли за спиной, мешали нормально сидеть. Он поёрзал ещё немного, нашёл приемлемое положение и затих. Громко щёлкнули замки передних дверей, кабина дважды дрогнула. Зажужжал стартёр, двигатель рыкнул и затарахтел, грузовичок затрясся, громыхая разболтанными бортами кузова.

– Куда ехать? – услышал Кунц голос охранника.

– Выедешь за ворота, сразу поверни направо, километров через пять увидишь рощицу. Тормозни перед ней, там его и расстреляем, – прозвучал в ответ сочный баритон Штольца.

Охранник газанул, машина помчалась по лагерю, поднимая колёсами тучи пыли. Попадавшиеся на пути мятежники заблаговременно отскакивали в стороны, пропуская грохочущий грузовик.

За пределами лагеря, автомобильчик резво заскакал по ухабам. Дороги как таковой здесь не было, мятежники особо не пользовались этим направлением, они в основном передвигались в сторону пустоши, где засели железные полки Федерации.

Водитель крепче вцепился в руль, «баранка» так и норовила выскочить из рук и от него требовались недюжинные усилия, чтобы машину не выбросило в кусты.

В кабине сильно трясло, и если Макклину было за что держаться, то Штольц проявлял чудеса изобретательности. Сначала он попробовал упереться руками в потолок, но они быстро затекли и ему пришлось отказаться от этой идеи. Потом упирался в крышку «бардачка», но и это мало помогло, его мотало по кабине, будто он находился не в машине, а на борту катера во время шторма. Наконец Зигмунд вцепился в край пассажирского кресла, вдавил ноги в пол и тесно сжал зубы. Разговаривать при такой болтанке не хотелось да и чревато последствиями, откусишь язык на какой-нибудь кочке и пиши пропало.

Лучше всех в этой ситуации было Головастику. На первом ухабе его опрокинуло на спину. Несколько дополнительных телодвижений и вот он растянулся во весь рост и никакая тряска уже не страшна, и можно чувствовать себя счастливым, если б не ноющее от боли тело, затёкшие кисти рук и осознание того, что жить осталось не так уж и много.

Пытка бездорожьем закончилась, грузовичок повернул у переднего края деревьев, с визгом тормознул, качнулся на рессорах и замер, пощёлкивая остывающим двигателем.

– Приехали! – воскликнул Макклин, спрыгнул на землю и потряс руками. Накопившееся в мышцах напряжение требовало выхода, вот он и старался, как мог.

– Бери лопату, копай могилу, – сказал ему Штольц, вынул пистолет и направил на Кунца.

– А почему я?

– Хочешь, чтоб я копал? Зигмунд перевёл оружие на охранника.

– Нет, камрад Штольц! Как вы могли такое подумать?

– Может, развязать смертнику руки и дать лопату ему?

– Ага! Он ей же нас и укокошит!

– Тогда в чём дело? – приподнял бровь Зигмунд.

– Ни в чём, – Макклин извлёк лопату из кузова. – Я просто так спросил.

– Просто так ты сейчас пойдёшь и выроешь яму, во-о-н под тем деревом, – Штольц показал стволом пистолета на могучего исполина далеко выступившего из основного массива.

Боец отправился к роще. Вскоре он ожесточённо вгрызался в землю, отбрасывая далеко в стороны пласты срезанного дёрна.

Штольц ещё сколько-то понаблюдал за ним, потом повернулся к Дику. Тот занял прежнее положение и сидел с закрытыми глазами, вернее с одним закрытым глазом, второй и так не открывался из-за огромного синяка.

Зигмунд не без содрогания посмотрел на изуродованное лицо с корками запёкшейся крови, вынул из кармана сигару, распечатал и долго водил перед обрезанным кончиком огоньком зажигалки.

– На покури, – он перегнулся через сиденье.

Кунц обхватил похожими на сливу губами острый конец табачной скрутки, глубоко затянулся, невзирая на правила курения сигар.

– Холос табасёк, с тем дельмом не славнится.

Штольц оглянулся на увлечённо копавшего яму мятежника. Убедившись, что тот далеко и не сможет подслушать, начал разговор:

– Дик, давай без обид. Сегодня ты, завтра я. У нас у всех судьба висит на волоске. Просто так сложились обстоятельства и мне пришлось выбить из тебя признание.

– Да я всё понимаю… – Кунц сделал очередную затяжку. – Сам такую лаботу выблал. Обидно только, сто мало позил. Ну нисего, ты не надолго меня пелезивёсь.

– С чего ты взял?

– Не надо было с Либби мутить, – Дик кивнул в сторону рощи. Охранник уже по колено ушёл в землю, но продолжал с прежним рвением орудовать лопатой. – Ты увелен, сто кломе него и меня её больсе никто не видел?

Штольц вспомнил безумные глаза командира, направленный в лоб пистолет, судорожным глотком выдал пробудившиеся внутри чувства.

– Во-во! И я о том, – довольно хохотнул Головастик и тут же сморщился: избитое тело отзывалось на каждое движение острым приступом боли. – Так сто до сколой встлеси, камлад. На том свете состёмся. Он отвернулся к окну и стал молча курить сигару.

За всё время пока водитель копал яму, они больше не сказали ни слова. Дик думал о своём, а Зигмунд, приоткрыв дверь, смотрел на проплывающие в небе облака.

Через полчаса охранник воткнул лопату в холм вынутой земли и вернулся к машине.

– Могила готова, – доложил он, очищая ладони.

– Возьми автомат и отведи смертника к месту казни, – сказал Штольц, пряча пистолет в кобуру.

Макклин закинул оружие на плечо, распахнул заднюю дверь:

– Выходи!

Дик вылез из кабины, в тело вонзились тысячи раскалённых игл, но он даже не поморщился. Эти ублюдки не дождутся от него ни стонов, ни мольбы о пощаде. Он покажет им, как умирают настоящие мужчины.

– К месту расстрела, шагом марш! Макклин подтолкнул смертника прикладом в спину, сам отправился следом. Штольц шагал позади конвоира, не сводя глаз с бритого затылка.

Медленно переставляя ноги, Дик приблизился к свежевырытой могиле, встал на краю, поднял изуродованное лицо к небу и долго смотрел на диск Адониса. Налетевший откуда-то ветерок зашуршал листвой, затрепал волосы, забрался под лохмотья одежды, защекотал кожу.

Дик старался не моргать уцелевшим глазом, он уже ничего не видел, всё залил яркий ослепительный свет. По щекам покатились слезы, но это была не жалость к себе, а обычная реакция организма на внешние раздражители.

Он не мог дать себе ответ, зачем терзал единственный глаз. Может, потому, что не хотел перед смертью видеть царящее вокруг буйство жизни, а может, по какой-то другой причине. Во всяком случае, так поступить со слухом он не мог и прекрасно слышал шорох травы под набегами ветра, тихий шелест листвы, жужжание насекомых и пение птиц. Природа будто говорила ему: жизнь вечна её нельзя оборвать градом обжигающих пуль.

Палач тянул с казнью. Дик устал ждать развязки, не опуская головы закричал:

– Сего тянесь, сволось? Стлеляй!

Резко затявкал автомат, пули вонзились Головастику в спину, толкнули вперёд. Мёртвое тело кулем свалилось в яму, замерло в странной позе.

Громкий треск очереди нарушил сонное спокойствие рощи. Крупные серые птицы с тёмными головами хрипло закричали, резко захлопали чёрными крыльями, срываясь с насиженных мест.

– Проверь, как он там. Может, его добить нужно, – сказал Штольц, пряча за спиной пистолет.

– Чего? – обернулся мятежник.

– Я говорю, пойди, проверь. Ты ведь не хочешь закопать его живьём?

– Не хочу!..

– Чего не хочешь: проверять или хоронить? – уточнил Зигмунд.

– Живьём похоронить не хочу, – сказал охранник, глупо хлопая ресницами.

– Так пойди и проверь!

– У меня в автомате патроны кончились.

– Пистолет достань, оболтус.

Макклин подошёл к краю могилы, осторожно заглянул и почувствовал, как в затылок уткнулась холодная сталь.

– Алаказам, придурок! – сказал Зигмунд и спустил курок.

Вышибленные мозги брызнули на стенку глубокой ямы. Тело палача свалилось вниз и накрыло собой жертву.

Эхо одиночного выстрела опять спугнуло недавно успокоившихся птиц. Небо наполнилось громким граем и шумными хлопками крыльев.

Штольц дунул в дымящийся ствол, крутанул пистолет на пальце, оружие сделало кульбит и в следующую секунду замерло в кобуре. Зигмунд плюнул на ладони, выдернул из холма свежей земли лопату. Тяжёлые комья полетели в могилу. Они с глухим стуком падали на тела, разбивались на комки поменьше и с шорохом скатывались на дно.

Птицы устали летать кругами над братской могилой и обмениваться хриплыми криками. Ко времени, когда большая часть пернатых расселась на ветвях соседнего дерева, трупы почти полностью исчезли из виду. Долго белела загнутая кисть Макклина, но и она скоро исчезла.

Изредка переговариваясь, птицы то одним, то другим глазом косились на трудившегося внизу человека. Холм вынутой земли быстро уменьшался в размерах.

Через несколько минут Штольц бросил лопату, вытер лоб рукавом. Пропитавшаяся потом форма липла к телу, хотелось пить.

«Надо было взять бутылку, – подумал он, подставляя лицо налетевшему ветерку. – Раз нет воды, так хоть покурю».

Дрожащими руками Штольц нащупал в кармане пачку папирос, вытянул одну из них, прикурил и жадно затянулся. Надрывный кашель снова поднял в небо стаю здоровых птиц. С недовольными криками те потянулись на восток, искать более спокойное место.

Штольц кашлял долго, с надрывом, подрагивая всем телом. Поборов приступ кашля он с отвращением взглянул на дымившуюся в пальцах дешёвку, далеко зашвырнул окурок.

Всё ещё покашливая, вернулся к грузовику. Лопата с грохотом ударилась в дно кузова, скрипнула, открываясь, дверь. Зигмунд забрался в кабину, поёрзал на сиденье, сунул руку к замку зажигания. Пусто. Поднял ноги, вдруг ключи упали на пол, но на коврике их не было. Опустил светозащитный козырёк. И там нет. В сердцах ударил по рулю.

– Этот дебил положил их в карман. Мне – что его откапывать? Ну уж нет, хватит, накопался!

Зигмунд не раз видел в кино, как заводили угнанные машины без ключа и решил сам попробовать. На экране всё просто выходило, вот и у него получится.

Он выдернул из-под рулевой колонки пучок разноцветных проводов и принялся экспериментировать. Многочисленные попытки ни к чему не привели, грузовичок упорно не хотел заводиться. Изрядно намучавшись, Штольц плюнул на всё и пешком отправился в лагерь.