Текст книги "Печать на устах. Рыцарь (СИ)"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

– Ты как сюда попал?

– Пришел, – пожал плечами тот, делая мягкий шаг в сторону. Женщина чуть развернулась, следя за каждым движением Охтайра.

– И зачем?

Зелёные глаза блеснули – словно изнутри на миг прорвался огонь.

– Я хотел предупредить...

– О чем?

– Вас хотят убить.

Это было уже интересно, а в свете последних событий – и ожидаемо. Но почему так быстро? За нею следили или тот юнец проболтался? Нет, он бы просто не успел…

– И кто же?

– Я.

Волшебница медленно опустилась на ближайшую скамью. Охтайр стоял перед нею.

– Ну, и почему же ты этого до сих пор не сделал?

Она всем существом ощутила, как напрягся её собеседник.

– Мне нужна помощь, – наконец, нехотя промолвил он.

– Вот как? – Видящая усмехнулась. – А с чего ты взял, что я стану помогать какому-то полукровке? Ты ведь полукровка, не так ли?

Мужчина опустил взгляд, изображая смущение, которого на самом деле не испытывал. Но ему не хотелось, чтобы эта старуха читала по его глазам, как по книге. Простые эльфы так не могут – его еще никто не сумел раскусить. Но она – волшебница. Она может многое.

– И как же, интересно знать, полукровка оказался включен в элитную когорту, куда принимают только избранных? – продолжала женщина, не обращая внимания на выразительное молчание собеседника. – Откуда ты вообще такой взялся?

– Это долгая история, – нехотя сказал он.

– А я никуда не спешу, – Хозяйка подвинулась и приглашающе похлопала ладонью по скамье. – Садись и рассказывай!

Мальчик проснулся от тихого толчка.

– Р-р-рс…

Он быстро сел, мгновенно собравшись. Рука сама сомкнулась на дубинке – его единственном оружии.

– Тс-с-с…

Сидевшая рядом на корточках лесная троллиха склонила голову набок, насторожив треугольное ухо. Её вывернутые наружу ноздри шевелились, ловя запахи. Затаив дыхание, мальчик замер, не сводя с неё заблестевших глаз.

Эта троллиха, лохматое, вонючее, грязное существо, закутанное в плохо выделанные звериные шкуры и вооруженная дубиной и камнем, была ему единственным близким существом на всем свете. Он ещё помнил, как пробудился на голой земле где-то на дне сырого оврага, дрожа от холода – и почувствовал на себе пристальный взгляд этого чудовища. Дикий страх сковал его тогда. Он заскулил и неожиданно обмочился, но троллиха не стала его есть. Она шумно обнюхала дрожащего ребенка, потом бесцеремонно сгребла его в охапку, забросила на плечо, как дикого зверя, и понесла.

Страх пришел позже, только через несколько дней. Поначалу мальчик дичился, вздрагивал от каждого шороха и шарахался от любого жеста в его сторону. Пару раз он пытался удрать из пещерки, куда принесла его троллиха, но самка выслеживала «дичь» по запаху и притаскивала обратно. В конце концов, он смирился и привык.

Мальчик бы не выжил в лесу той зимой, если бы не троллиха. Лесные тролли существа одинокие. Они сходятся вместе только для того, чтобы зачать детёныша. Самка потом растит малыша самостоятельно, и если удается встретить нескольких троллей это всегда одна такая самка и несколько еще не достигших зрелости малышей, зачатых в разное время от разных отцов. У этой троллихи, очевидно, младенец погиб недавно – ее отвисшие сосцы ещё были полны молока, и она пыталась давать найденышу грудь. Молоко было густым, каким-то соленым и сильно пахло зверем. Но это была жизнь.

К следующей весне он уже привык и к своей приемной «матери», и к пещерке под корнями старого дуба. Его одежда обтрепалась, и самка кое-как соорудила ему балахон из звериных шкур, скрепив их между собой травяными волокнами. Башмаки она плела из коры, набивая их изнутри сухой травой и птичьим пухом. Большую часть рациона составляли молоко из её грудей, орехи, почки липы, шишки и полупережеванное сырое мясо. Весной добавились свежая зелень, птичьи яйца, ягоды, грибы, рыба, лягушки – то есть все, что можно найти в лесу.

Дети быстро ко всему привыкают. Мальчик уже к концу первого года совершенно приспособился к жизни в лесу, а на второе лето и сам пробовал охотиться, сбивая палками и камнями птиц и ловя рыбок в ручейке. Троллиха с радостным ворчанием приветствовала любую его удачу.

На третий год молоко в её грудях ещё оставалось, хотя и не в таком количестве, как раньше. Но она упорно продолжала кормить своего странного «младенчика» и даже несколько раз прогоняла самцов-троллей, желающих с нею совокупиться. Инстинктом матери она догадывалась, что самец перво-наперво прикончит «неполноценного» ребенка, чтобы его мать поскорее зачала нового, здорового, уже от него. Однажды, спасаясь от домогательств одного тролля, они шли два дня без остановки, не тратя времени даже на то, чтобы напиться и опасаясь справить нужду, чтобы по этим меткам их не настигла погоня.

На новом месте им пришлось долго искать новую пещерку, где можно если не перезимовать, то хотя бы просуществовать какое-то время, пока не подвернется жилье получше. Но эти места оказались обитаемы.

Поблизости жили разумные существа. Однажды, отправившись к берегу реки, чтобы поискать утиных яиц, мальчик увидел на той стороне всадников.

И все вспомнил.

Осенняя ночь пять с половиной лет назад… чужие всадники…нянька-орчиха с разрубленной головой… мать, стоявшая на коленях в окружении вооруженных мужчин-эльфов… «Смотри! Запоминай!»

Ровилар…

В тот день он долго плакал, уткнувшись лицом в волосатую грудь троллихи, а она ворчала что-то себе под нос, гладила его по грязным спутанным волосам и пыталась дать сосок. Молока там совсем не осталось, выжать удалось всего несколько капель, но это было всё, что могла она дать своему странному приемышу.

А еще через несколько дней их разбудили. И обострившимся инстинктом хищника мальчик понял, что это пришли охотники.

– Д-ди-ди та! – самка махнула ему рукой, показывая, что он должен немедленно убраться подальше.

Их новое логово было в овраге – самка и мальчик в четыре руки вырыли на склоне приличную нору, достаточно глубокую, чтобы лежать на дне, обнявшись и прижавшись друг к другу. Она была не слишком глубокой – к зиме ее ещё предстояло углубить, расширить, немного приподнять потолок и набросать на пол листьев и веток, чтобы устроить ложе. Пока годилось и это, и мальчик послушно отполз к задней стенке, сжимая свою палку так, что побелели костяшки пальцев.

Земля хорошо передавала звуки – он сразу услышал и лошадей, и собак, и сжался в комок, втягивая голову в плечи. Потом зарычала самка, выскакивая навстречу охотникам.

Рев… Рычание… Визг раненого пса… Резкий крик-команда…

Мальчик закрыл уши руками, зажмурился, пытаясь вжаться в земляной пол, чтобы не слышать криков и воплей издыхающей самки. Но что-то сильнее страха вдруг сорвало его с места. Не помня себя, он выскочил из пещеры и бросился к троллихе, обхватил руками утыканное стрелами еще теплое тело, давясь слезами…

Эльфы-охотники стояли над ним, не веря своим глазам.

– Так вот почему она не убегала! Детеныш!

– Добить тварь!

– Погоди! Его волосы!

– А ну-ка…

Мальчика схватили за грязные отросшие космы, заставили поднять зареванную мордашку. В ярко-зеленых глазах страх мешался с ненавистью. Оскалившись, он вцепился зубами в державшую его руку.

– Звереныш! – эльф стряхнул его, сгоряча пнув ногой, но его удержали свои же:

– Не стоит! Наверное, она украла младенца в каком-нибудь селении. Они часто так делают… Заберем его с собой.

Мальчик сопротивлялся, кусаясь и отбиваясь, и его пришлось связать. Страх перед незнакомцами смешался со страхом встретиться с теми воинами, которые убили ту, первую его, настоящую мать. Он бился, пока совсем не обессилел, покорившись судьбе.

Но ему повезло. Это оказался совсем другой замок и совсем другие эльфы, которые ничего не знали о том, что произошло с его родным домом много лет тому назад.

Война на Архипелаге еще продолжалась, но откатилась дальше к востоку, а здесь выжившие понемногу начали налаживать мирную жизнь. Где-то до сих пор шли бои, где-то орки осаждали замки, а тут заново отстраивались разрушенные дома, домой возвращались прятавшиеся по лесам мирные жители. Война оставила много вдов и сирот, и в замке, куда попал маленький лесной приёмыш, воспитывалось несколько осиротевших эльфят.

Маленький дикарь поначалу шарахался ото всех, даже не пытаясь высунуть нос из комнатки, в которую его поместили. Он царапался и кусался, пока его пытались отмыть, постричь и привести в приличный вид. Прошло несколько дней прежде, чем он успокоился. Но лишь два месяца спустя окружающие впервые услышали его голос. Дважды сирота, он постепенно оттаял, начал общаться с другими эльфами, назвал свое имя – Охтайр – но близко так ни с кем и не сошелся.

– Вот, значит, как, – промолвила Видящая, когда денщик наследника закончил свой рассказ.

– Меня дразнили троллёнком, – продолжал тот ровным голосом. – Взрослые ничего не говорили, но дети сами решили, что я – сын троллихи и эльфа. Каких только гадостей я не наслушался! Дети – самые жестокие существа на свете. Я ненавидел их всех. Меня пытались бить – поодиночке и всей кучей. Я вечно ходил с синяками и держался в стороне. Полукровок ненавидели с особенной силой – Смутные Века оставили их так много… Днем я держался подальше ото всех, а ночами повторял единственное имя, которое запомнил: «Ровилар… Ровилар… Кузен Ровилар…»

– Ты хотел его найти, – произнесла Видящая. – И ты его нашел. Ты хочешь мести? Ты – Преданный, поклявшийся защищать жизнь и честь семьи Наместника? Ты понимаешь, в какую ловушку загнал себя?

– Это не ловушка, – Охтайр оставался спокоен и уверен в себе, словно это не с ним происходили в детстве все эти ужасные вещи. – И никто не говорит о мести. Я был тогда слишком мал, чтобы всерьез задумываться о том, чтобы отомстить. Слишком мал, слаб, глуп… и озабочен совсем иными вещами. Я думал только о том, как бы выжить. Что такое «месть», я узнал уже подростком, когда пытался мстить тем, кто меня дразнил и унижал в приюте. Тогда же я узнал значение слова «кузен» и стал потихоньку пытаться узнать, есть ли где-нибудь на свете эльф Ровилар, у которого во время Смутных Веков погибла кузина, имевшая ребенка. Искал – и нашел.

– И что ты теперь будешь делать?

Охтайр стиснул кулаки, заиграл желваками на резко очерченных скулах:

– Я хочу занять то место, которого меня лишили. Только и всего. И в этом мне нужна ваша помощь, госпожа!

Старая Хозяйка тихо хмыкнула. Как много событий всего за один короткий день! Завтра начинается празднование новогодия. А тут еще этот труп…

– Мне надо подумать, – промолвила она.

Дехтирель чувствовала себя просто отвратительно, а должна быть счастлива.

С утра ярко светило солнце, было по-летнему тепло, и легкий ветерок навевал приятную прохладу и колыхал пестрые знамена, которыми была украшена турнирная арена. Зрители располагались на двух трибунах, стоявших друг напротив друга. Там были установлены скамьи, застеленные льняными полотнищами. В центре одной из трибун был устроен отдельный помост, где установили кресла для семьи лорда-Наместника и почетных гостей. Полотняный навес закрывал их от яркого солнца.

Сам лорд Ровилар Сапфировый сидел в середине. По левую руку от него устроилась леди Аннирель, вертевшаяся, как на иголках и шепотом раздававшая последние указания. Место справа досталось его наследнику, а слева, сразу за леди Аннирель, было установлено кресло для Дехтирель. Таким образом, между братом и сестрой сидели двое.

Но и этого оказалось мало – Рави заставили взять с собой леди Шанирель Изумрудную, рядом с которой развалился, закинув ногу на ногу, молодой, недавно женившийся Наместник Шандиар Изумрудный. А соседом самой девушки оказался Эльтанар Нефритовый. Ну, что за невезение!

То и дело посматривая в сторону брата и прислушиваясь, как он любезничает с леди Шанирель и её братом, Дехтирель изводилась от ревности. Ночь она плохо спала и все думала о Рави. Несколько раз девушка уже почти порывалась пойти к нему в комнату, но её удерживало то, что вокруг много гостей. Вот ведь она дурочка! Когда брат был свободен, играла в недотрогу, разрешая разве что в щеку поцеловать да за руку подержать, когда никто не видит. А теперь, стоило появиться гостье с Изумрудного Острова, как сразу воспылала страстью. Потеряла почти две недели времени! Рави про нее и думать, наверное, забыл! Вон как любезничает с этой… Ох! Упустила она его! Упустила!

Задумавшись о своём, Дехтирель сама не заметила, как её рукой завладел Эльтанар Нефритовый. Пользуясь тем, что молодая волшебница не спешит вырываться, он гладил и мял тонкие пальцы, а потом осмелел настолько, что свободной рукой обнял за талию.

– Вы такая напряженная, – шептал он. – Что с вами? Сейчас праздник, надо веселиться!

– Мне не до веселья, – пробормотала Дехтирель, думая о брате.

– Но ведь все вокруг веселятся! Как можно в такой день быть несчастной?

– Можно…

– Это неправда! – горячо воскликнул Эльтанар. – Вам просто скучно. Но вот-вот начнется турнир, и вы сразу развеселитесь. Это такое незабываемое зрелище!

– Что? – девушка в упор взглянула на своего кавалера.

– Турнир, – хлопнул он ресницами.

– Зрелище?

– Да! А вы разве не знаете…

– Нет. Я никогда не была на турнирах.

Это была чистая правда. Когда была девочкой, Дехтирель не ходила смотреть на поединки рыцарей – родители считали, что не всякое зрелище полезно для ребенка. Потом у нее обнаружился Дар, и она покинула родной дом на много лет. А в Обители, где она жила до недавнего времени, подобные развлечения не были в почете. Волшебницы не умели так веселиться. Лишь иногда боевые магички устраивали поединки, но это были лишь показательные выступления, которые предназначались скорее для обучения молодежи. Они больше походили на танцы с оружием, чем на настоящие схватки.

– Ого! – глаза у Эльтанара стали круглыми, как блюдца. – Значит, вы не умеете владеть никаким оружием?

– Никаким.

– И очень плохо! – категорично воскликнул он. – Каждый должен уметь владеть оружием! Так говорит моя матушка… Вот что, – он даже подпрыгнул на месте, настолько эта мысль показалась ему интересной, – вы должны непременно познакомиться с моей матушкой. Но это не сейчас, это потом.

– Когда?

– После турнира. Моя мать, леди Ганимирель, скоро выйдет на поле. Она будет принимать участие в меле. Здорово, правда?

– Что?

– Ну, она будет сражаться! Вам никогда не хотелось поучаствовать в бою?

– Нет, – отрезала Дехтирель, жалея уже, что поддержала этого болтуна разговором.

– Очень жаль. Тогда вам тем более стоит поближе познакомиться с моей матерью. Ручаюсь, после беседы с нею вы перемените свое мнение.

– Сомневаюсь, – процедила девушка.

Настроение испортилось окончательно. Этот несносный Эльтанар вовсю принялся хвалить свою мать, и сидевший с другой стороны лорд Глессиар поддакивал сыну. Если бы могла, Дехтирель сбежала от этой парочки, куда глаза глядят. Смех леди Шанирель резал слух, как нож.

В это время чья-то рука мягко легла ей на плечо, выбрав, как назло, то место, где тонкая ткань немного сползла вниз, приоткрыв больше, чем нужно.

– Ну, не надо дёргаться, – шепнул знакомый мурлычущий голос денщика Охтайра. – Будьте спокойны, внимательны и собранны.

– Я спокойна, – шепотом огрызнулась молодая волшебница.

– О да. Факел в бурю перед вами – просто угли, присыпанные пеплом… Смотрите внимательно и не пропустите все самое интересное!

– Вот-вот, – подхватил со своей стороны Эльтанар. – Сначала – меле, потом победитель выберет Королеву Любви и Красоты… Как думаете, кто ею станет? Леди Шанирель или та дама в кремовом наряде с розами… никак не могу запомнить ее имени!

– Леди Аннирель, Мастерица Развлечений и родственница Наместника, – подсказал сыну лорд Глессиар. – Но, скорее всего, выбор падёт на Шанирель Изумрудную.

– Почему? – против воли заинтересовалась Дехтирель, чувствуя новый укол ревности.

– Я понимаю, миледи, что в присутствии одной девушки не расточают похвалы другой, – улыбнулся Наместник Нефритовый. – Но что-то мне подсказывает, что она рано или поздно станет вашей родственницей. Шандиар прихватил сюда сестру не просто так…

Дехтирель сжала кулаки. Если бы могла, она бы вцепилась этой девице в волосы. Но мягкая рука на плече внезапно стала твердой, как латная перчатка.

– Ты прекрасна, – рука ожила и переползла ей на шею, мягко погладив, отчего по спине от затылка до ягодиц девушки прошла волна сладкой истомы. – Люблю, когда ты злишься…

– Я тебя ненавижу, – сквозь зубы процедила девушка. – Я тебя уничтожу…

– Ничего, – он наклонился, чуть коснувшись губами мочки её уха, – у тебя, – второй поцелуй обжег шею, – не получится… Я живучий!

С этими словами Охтайр отошел к креслу наследника Наместника и замер там – спина прямая, руки по швам, – идеальный телохранитель. Но даже в такой позе, с каменным лицом, казалось, он излучает презрение и насмешку.

До начала турнира оставалось всего ничего, а в палатке, над которой реял стяг с эмблемой Преданных – на белом фоне ярко-синий граненый камень – шестеро Преданных в дюжину рук одевали новичка.

Лаэмир пребывал в состоянии оцепенения. Он до сих пор не мог отойти от церемонии, которая совершилась каких-то полчаса назад.

…Присягу пришлось принимать спешным порядком – просто потому, что в самый последний момент выяснилась одна неприятная подробность – оказывается, от когорты в турнире могут выступать только те легионеры, которые уже принесли клятву верности. То есть, либо сию минуту принимать новичка в элиту, либо выставить вместо него кого-то другого. Последнее слово оказалось именно за Преданными, ибо все они считались братьями. И все, как один, высказались за то, чтобы, не теряя времени, принять Лаэмира в свои ряды.

Юноша смутно помнил начало обряда. Напевную молитву Видящей Хозяйки, благословлявшей собрание, четкий, как на параде, чеканный шаг легионеров в парадных мундирах и белоснежных плащах, скрепленных пряжками с сапфирами. Мастер Оружия держал Лаэмира за локоть, пока его новые братья выстраивались для приветственной церемонии. Остальные новички, которые не участвовали в меле и должны были принести клятву верности чуть позже, после праздников, смешались с толпой немногочисленных зрителей. Юноша был один против всего мира. Он чувствовал обращенные на него взгляды, но один – взор Видящей – обжигал, как раскаленное железо. «Ты обещал молчать! Молчи, как если бы немота сковала тебе уста!»

Помнил он и то, как прошел между двумя замершими колоннами своих будущих братьев. Шагал и избавлялся от одежды, преодолев последние несколько шагов нагим и босым, словно новорожденный. Обычно новички сутки до посвящения сидели в темноте, взаперти, и оставляли свои одежды там, под замком. Но, поскольку церемонию скомкали, решили обойтись без этого.

Возле Наместника стояли и женщины. Леди Аннирель хмурилась и то и дело озиралась по сторонам – она продумала все до мелочей, рассчитала план по минутам, а из-за этой церемонии весь четкий график может сломаться! На наготу новичка она едва взглянула – мать двух взрослых детей трудно чем-нибудь смутить. Гости, напротив, таращились во все глаза – особенно леди Наместницы с соседних Островов, ибо у них церемония принятия присяги от новых легионеров существенно отличалась от этой. Супруга лорда Глессиара Нефритового едва ли не ощупывала каждый его мускул взглядом, одобрительно покачивая головой. А леди Ллиндарель Изумрудную, кажется, интересовало лишь то, что находится ниже пояса. Во всяком случае, на лицо неофита она не взглянула ни разу.

Рави вышел вперед, и Лаэмир опустился перед ним на колени, вложив руки в протянутые ладони наследника.

– Здесь и сейчас я, Лаэмир из Дома Линнестар, припадаю к тебе, – зазвучали слова клятвы. – И присягаю быть тебе слугой и братом, мечом и щитом, совестью и честью. Моя жизнь в твоих руках. Моя честь – в твоих словах. Моя совесть – в твоих делах. Нет у меня отца – позволь звать тебя отцом, слушать и почитать, как отца. Нет у меня братьев – позволь тех, кто служит тебе, называть братьями. Нет у меня цели в жизни – дай мне ее. Нет у меня своего пути – пошли меня в дорогу. Именем Покровителей обещаю и клянусь служить тебе словом и делом, разумом и чувствами, честью и совестью, до смертного часа. Никто никогда да не разрешит меня от этой клятвы. Убей меня, если я предам тебя, ибо я – Преданный слуга твой.

– Встань, Лаэмир, – Рави слегка сжал его пальцы. – И прими знак служения своего.

Двое слуг быстро поднесли жаровню, на которой рдел, ожидая своего часа, железный прут с насадкой клейма. Наследник осторожно протянул руку. Ему не первый раз приходилось проводить эту церемонию за последние пять лет – когорта ведь обновилась более, чем наполовину! – но он всё равно каждый раз волновался, как впервые.

Пальцы крепко стиснули деревянную рукоять. Лаэмир не сводил глаз с приближающегося прута. Он не должен шевельнуться, не должен издать ни звука, как бы больно ему ни было.

– Прими сей знак служения своего и будь тверд духом и крепок телом всегда, как в этот миг.

Юноша стиснул кулаки, впиваясь ногтями в ладони, сжал зубы, чтобы ни криком, ни стоном не выдать себя. Очень хотелось отстраниться – его ведь никто не удерживал – но нельзя шевелиться. Преданный должен верить своему командиру и принимать из его рук все – награды и наказания, боль и страдания, если надо. Но короткий стон всё-таки сорвался с его губ, когда железо коснулось кожи. Клеймо успело немного остыть, и Рави надавил чуть сильнее, чем полагалось, чтобы след был четче.

Убрав, наконец, железный прут в сторону, наследник протянул неофиту меч, как символ его служения. Как во сне, чувствуя разливающуюся по телу боль, Лаэмир поднял руки, принимая оружие.

А потом чьи-то руки подхватили его под локти, помогая встать…

И вот он уже в палатке, и его новые братья помогают новичку облачаться перед боем. Одни подавали одежду, другие держали наготове части турнирного доспеха и оружие. Сам Доннар помогал натянуть тунику.

– Тебе это не помешает сражаться? – поинтересовался он, имея в виду свежий ожог.

Лаэмир поморщился. Сразу после обряда, когда знатные гости разошлись – вернее, умчалась леди Аннирель и едва не волоком утащила за собой остальных приглашенных, ибо они опаздывали к началу турнира, – Видящая смазала рубцы целебной мазью и туго-натуго забинтовала – больше для того, чтобы не испачкать остальную одежду. Сейчас под повязкой не ощущалось ничего – ни боли, ни жара.

– Нет, – ответил он. – Кроме того, я – Преданный. Если вместо меня на бой выйдет другой, значит, я слишком слаб, чтобы защищать себя самому. Какой же тогда из меня защитник? Выходит, и свою клятву я тогда приносил зря?

– Золотые слова, – Доннар с чувством хлопнул его по плечу.

Остальные легионеры выразили полное согласие. Даже вертевшийся тут же слуга-альфар – и тот закивал головой, присоединяясь к общему мнению, но не смея высказаться вслух.

В это время в палатку заглянул Мастер Оружия.

– Что я вижу? – прошипел он. – Через две минуты построение, а из вас половина не одета! Где доспехи? Где оружие?

Преданные вытянулись по стойке «смирно».

– Виноват, – за всех ответил Доннар, как самый старший по возрасту. – Помогали младшему брату.

Мастер Оружия посмотрел на краснеющего от смущения Лаэмира.

– Я их не просил, – пробурчал юноша. – Они сами…

– Ладно, – смягчился наставник. – Но построение пропустить вы в любом случае не имеете права. А оно вот-вот начнется. Я пришлю к вам пару ребят, чтобы помогли самим помощникам!

С этими словами он вышел, а в палатке засуетились, подавая друг другу наручи, подкольчужные рубашки, войлочные подшлемники, помогая застегивать поножи и панцири. Двое вошедших Преданных только увеличили суматоху, ибо Доннар, упакованный в доспехи лишь ниже пояса и щеголявший пока в одной нижней тунике, хотел сперва во что бы то ни стало помочь новичку одеться, а уж потом облачаться самому.

Но, несмотря на путаницу, суету и перебранки, когда в следующий раз Мастер Оружия заглянул в палатку, все семеро участников стояли перед ним навытяжку в полном доспехе.

– Вот это другое дело! Пора!

Участники меле располагались в палатках с двух сторон, на противоположных концах турнирной арены. Ожидая сигнала к началу, они двумя группами собрались у своих палаток. Длина турнирной арены была почти полсотни махов*, и всадники, привставая на стременах, силились рассмотреть своих будущих противников. Такие групповые схватки устраивались почти на каждом турнире, являясь его неотъемлемой частью наряду с турниром лучников и состязаниями копейщиков, но далеко не каждый раз противниками оказываются рыцари с соседних Островов. И уж тем более, далеко не каждый раз в турнире принимают участие Преданные. Шепотом из уст в уста передавалось сообщение, что и с той стороны тоже выступают Преданные – Нефритовые Бусы Наместника Глессиара точно заявлены – и рыцари силились угадать, кто из них кто.

(*Мах – мера длины, равная примерно размаху рук взрослого мужчины.)

Но приходилось ждать официального открытия турнира.

Взревели трубы. Чистый пронзительный звук прокатился над турнирной ареной, спугнул с деревьев птиц. Лорд-маршал турнира – эту роль взял на себя супруг леди Аннирель – в сопровождении двух герольдов выехал на поле и поравнялся с трибуной для почетных гостей.

– Великолепные лорды-Наместники! Высокие лорды и леди! Благородные господа! – крикнул он. – Лучшие из лучших собрались здесь, чтобы приветствовать вас и своей доблестью доказать вашу славу! Сегодня самые отважные воины будут сражаться между собой, и победителю, тому, кто покроет себя наибольшей славой, будет дарована честь объявить королеву любви и красоты и увенчать ее голову золотым венцом!

– Ах, как жаль, что мне нельзя выступать в меле! – тут же вздохнул Эльтанар и еще сильнее стиснул руку Дехтирель. – Уж будьте уверены, я бы сделал всё, чтобы победить и возложить венец Королевы Любви и Красоты на ваше чело!

– Да, – кивнул его отец. – Но, поскольку ты в турнире не участвуешь, скорее всего Королевой Любви и Красоты будет объявлена либо леди Аннирель, как ближайшая родственница Наместника, либо, что вероятнее всего, Шанирель Изумрудная, как возможная невеста лорда-наследника.

Дехтирель едва не застонала от досады. Что же делать? Может ли она помешать этой свадьбе? Вряд ли! Отец никогда не допустит, чтобы сестра вышла замуж за брата. Это противоестественно. Да и любит ли ее все еще Рави? Он же не сводит глаз с этой девушки, а на изнывающую от ревности сестру даже не смотрит. Зачем она ему отказывала в близости? Она поняла, что любит брата – жаль только после того, как между ними встала соперница.

– Дозвольте начать? – тем временем поинтересовался маршал.

Лорд Ровилар переглянулся с леди Аннирель. Та кивнула головой – все шло в соответствие с планом мероприятий.

– Дозволяю!

Снова взревели рога. И под эти звуки две колонны бойцов двинулись навстречу друг другу.

Трибуны взорвались приветственными криками. Сине-белые плащи Преданных и их покрытые синей эмалью доспехи были очень хорошо заметны на фоне разномастных панцирей, шлемов и кольчуг остальных бойцов. Среди группы их противников тоже были представители войсковой элиты – рыцари в изумрудно-зеленых плащах открывали шествие, неся стяг своего Острова, а золотисто-бурые Нефритовые Бусы замыкали шествие. Где-то среди них затерялись трое добровольцев с Рубинового Острова и парочка простых гостей, не Преданных, кому просто захотелось подраться на турнире.

Проезжая мимо трибуны, где восседали Наместники, обе стороны склоняли стяги, салютовали мечами и копьями. В ответ им летели ленты, цветы, раздавались приветственные возгласы. Лорд Шандиар помахал рукой рыцарю, ехавшему рядом со знаменосцем, и послал ему воздушный поцелуй. Рыцарь приподнял забрало. Это была леди Ллиндарель, недавно ставшая Наместницей.

– Вон! Вон, смотрите! – Эльтанар вскочил с места, дернув за руку Дехтирель, чтобы она тоже поднялась. – Вон она, под стягом! Это моя матушка, леди Ганимирель! Мама, мы здесь!

Наместница Нефритовая была старше жены лорда Шандиара – у нее было четверо сыновей, трое из которых сейчас остались дома. Она была умелой воительницей и держалась спокойно и уверенно. На крики старшего сына леди Ганимирель лишь покачала головой, и юноша опустился обратно в кресло, надувшись.

– Она нам даже не помахала, – пожаловался он. – А я так хотел вас познакомить…

– Ничего, у тебя еще будет такая возможность, – ответил его отец. – После турнира.

Сама Дехтирель не произнесла ни слова. Ей вообще не хотелось знакомиться с кем бы то ни было. Особенно если эта женщина претендует на роль ее свекрови. Если не за Рави, то лучше она вообще не пойдет замуж. В конце концов, она – волшебница и может отказаться от свадьбы!

Описав круг почета, две группы всадников выстроились на противоположных концах поля. По традиции, сейчас должно было состояться небольшое показательное выступление.

Напротив ложи, где сидели почетные гости, посреди трибуны был установлен помост, на который сейчас взошла Хозяйка Острова. Дехтирель застонала сквозь стиснутые зубы, увидев соперницу. С того злосчастного утра они не виделись – последние дни подготовки к празднику выдались суетливыми, – но сейчас ей показалось, что волшебница смотрит прямо на неё. Девушка отвернулась, бросив взгляд на невозмутимого, равнодушного, как каменный столб, Охтайра.

«Это ты виноват! – подумала она. – Ты обещал, что заткнешь ей рот, а сам ничего не сделал! У тебя было почти двое суток! Ненавижу!»

Но вскоре она отвернулась – смотреть на наглого денщика было невозможно без того, чтобы хоть краем глаза не замечать Рави и его вроде бы как нареченную невесту Шанирель Изумрудную. А эту пару Дехтирель хотелось видеть вместе меньше всего.

Тем временем, Хозяйка взмахнула руками и тихо запела. Мелодия была простенькой, слова наверняка хорошо слышали лишь те, кто сидел непосредственно возле помоста, но у всех на трибунах и на поле защемило сердце от сладкой грусти и предчувствия чего-то необыкновенного.

Начинается

Новое утро.

Ночь уходит,

Прощаясь с миром.

Плачет ночь

Медвяной росою.

Чашу пьют

Деревья и травы…

День рождается

В крике солнца,

Свет приносит

И боль уходит.

Плачет ночь,

Уходя из мира.

Пьют вино

Деревья и травы…

Не прекращая пения, Хозяйка закружилась в танце, и с каждым взмахом ее рук с пальцев срывались разноцветные искорки. Одни падали на помост, трибуны и даже долетали до поля, где превращались в цветы. Другие взмывали вверх, к солнцу – и уже на лету становились птицами с диковинным переливчатым оперением. Третьи принимались бестолково метаться вокруг волшебницы, словно разноцветный ореол – и зрители, как ни следили, затаив дыхание, не успели заметить миг, когда вместо цветных искорок над цветами запорхали крупные бабочки.