Текст книги "Печать на устах. Рыцарь (СИ)"
Автор книги: Галина Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)
Глава 3
Глава 3.
Они зажали орков в низине, захлопнув «котел» и назначив наступление на рассвете, за четверть часа до восхода солнца, чтобы с трех сторон раздавить темноволосых и опрокинуть в реку. Берега её заболочены, это единственное препятствие и для пеших легионеров, и для конных рыцарей. Но и не каждый орк пройдет по трясине. Темноволосым некуда будет деться – они измотаны предыдущими боями, потеряли многих ранеными или убитыми. Им останется только одно – сопротивляться до последнего или сдаться.
Накануне был разработан план сражения, каждый легион знал свое место, и лишь когорте Преданных отводилась роль резерва – все же основная их задача была охранять Наместника и его наследника, а не добивать попавших в окружение врагов. Все готовились к бою, ждали сигнала.
Одинокий воин углубился в заросли. Он ступал совершенно бесшумно, как дикий зверь, легко пробираясь сквозь кусты и огибая деревья. Зайдя подальше, он спустился в овраг, воровато оглянулся, прислушался, припал ухом к земле, пытаясь различить посторонние шаги. Никого и ничего. Тогда он быстро разделся, оставив все – мундир, обувь, рубашку, штаны, не говоря уже об оружии – под камнем на дне оврага и нагим, но совершенно не стесняясь отсутствия одежды, легко и свободно, несколькими прыжками взбежал по противоположному склону.
Охтайр бежал через лес, дыша полной грудью. В чаще он чувствовал себя увереннее, чем среди себе подобных. Босые ноги сами находили точку опоры, тренированное тело не нуждалось в «подсказках» мозга. Не было даже нужды следить за направлением – в прошлой жизни он столько лет провел в лесу, сейчас словно растворился в нем и чувствовал себя почти счастливым.
Через пару лиг он сделал прыжок, подскакивая и хватаясь за ветку. Дальше его путь пролегал по деревьям – прыжками, с ветки на ветку, как огромная бесхвостая куница. Быстр, легок, бесшумен.
Деревья стали реже. До ноздрей долетел запах сырости.
Сбавив скорость, он ловко спрыгнул наземь, приземлившись за спинами двух орков-часовых. Все это было проделано так бесшумно, что темнокожие воины почувствовали неладное лишь когда над их головами с шорохом распрямились ветки.
Два арбалетных болта мгновенно пронзили листву в том месте, где еще миг назад на дереве сидел Охтайр. Но было поздно.
– Ку-ку!
Арбалеты упали на траву, два талгата* уперлись в голую грудь. Охтайр не сделал и попытки отстраниться.
(*Талгат – тяжелый однолезвийный меч орков.)
– Светловолосый…– процедил один из часовых. – Ты – мертвец.
– Сомневаюсь. Я пришел, чтобы помочь, – и прежде, чем орки шевельнули хоть пальцем, добавил несколько слов на их гортанном наречии.
Часовые переглянулись. Странный светловолосый не сказал ничего особенного – несколько самых простых слов: «Мама», «папа», «дом»… Но это и удержало их от немедленно расправы.
– Ты кто? – рыкнул один.
– Полукровка. Я хочу поговорить с вашим командиром. У нас мало времени!
И он произнес эти слова таким тоном, что два вооруженных воина спасовали перед голым мужчиной.
– Пошел. Руки за голову!
Охтайр оскалил зубы в довольной улыбке. Происходящее ему нравилось.
Военный лагерь орков во многом походил на лагеря эльфов-легионеров – тот же наскоро сооруженный вал из земли, та же полоса вырубленного кустарника, чтобы помешать врагам подкрасться незамеченными. Но внутри не стояли ровными рядами палатки. Запертые в «котле» темноволосые воины расположились, кто где. Не было костров и навесов от дождя. Орки сидели или лежали вперемешку, раненые рядом со здоровыми. Все держали оружие наготове, все были напряжены и провожали странного лазутчика подозрительными взглядами. Держа руки сцепленными в «замок», Охтайр шагал среди них, следя лишь, чтобы ни на кого не наступить, и легкая улыбка кривила его тонкие губы. Эти орки были так похожи на тех, среди которых прошло его детство, что в душе поднималась радость. Нет, он замечал и отличия – как-никак, это эльфы живут долго, а со времени окончания той, давней, войны, среди орков сменилось уже девять или десять поколений. Окружавшие его темноволосые воины были чуть выше ростом, шире в плечах, крепче и массивнее. У многих крупнее стали клыки, а уши, наоборот, меньше. Но кастовая прическа – хвост на макушке – которую во времена его детства могли носить лишь гладиаторы, здесь явно обозначала просто воинов. Лица, плечи и руки многих покрывали татуировки и шрамы. Некоторые из них были так похожи на аналогичные знаки, которыми часто щеголяли эльфы, что Охтайр мог без труда их «прочесть».
Командир сидел среди других, скрестив ноги и уперев кулаки в колени. На первый взгляд он ничем не отличался от остальных – ни прической, ни ростом, ни одеждой, ни вооружением. Но на груди под ключицами виднелся знак, которого Охтайр не видел ни у кого из эльфов. Лично ему этот символ был не понятен. Не вставая, орк снизу вверх окинул пленника долгим взглядом от макушки до босых пяток. И под этим тяжелым откровенным взглядом тот впервые почувствовал себя голым. На его теле не было никаких знаков – только клеймо, обозначающее его принадлежность к когорте Преданных, да небольшая татуировка на левом плече, которую ему нанесли как сироте-найдёнышу в воспитательном доме.
Орки обменялись несколькими фразами на своем языке. Он был похож на эльфийское наречие, но был начисто лишен мягких звуков и переполнен согласными. Арестант понял лишь несколько самых простых слов.
– Откуда взялся? – выслушав часовых, обратился к нему командир.
– У нас мало времени, – не дожидаясь разрешения, Охтайр опустил руки. – Через пять часов начнется наступление. Вы обречены.
– Это все? – командир и бровью не повел.
– Вы окружены.
– Знаю. Светловолосый, если ты думаешь, что…
– Я полукровка.
Командир кивнул, не то принимая это объяснение, не то просто соглашаясь.
– И ты предлагаешь нам спастись? Как? Почетная сдача и обещание рабской смерти? Нам, чьи предки с оружием в руках отвоевали себе свободу? Нам умереть рабами?
Два талгата тут же уперлись ему в спину. Одно движение – и окровавленные лезвия выйдут меж ребер.
– Вы в «котле», – Охтайр опустил взгляд, словно проверяя, не торчит ли из-под кожи кончик меча. – Выхода отсюда нет. Почти нет. Но я знаю место, где вам легко прорвать окружение. У кого-нибудь есть нож?
Насмешливое фырканье было ему ответом – давать пленнику в руки оружие никто не собирался.
– Хорошо, – как ни в чем не бывало, тот сел прямо на голую землю, скрестив ноги, как командир, подобрал веточку и стал чертить план, попутно давая объяснения:
– Вот река. Это болото… Тут лес. Дальше, за лесом поля. Наши войска стоял здесь и здесь. Тут – конница, а вот тут, двумя корпусами, пехота.
– Обложили, – кивнул командир, глядя на рисунок.
– А вот тут, – Охтайр сделал паузу, – стоит резерв. Всего семь десятков бойцов. Командует ими мальчишка, который наложит в штаны, едва вы окажетесь в пределах досягаемости. Это его первый настоящий бой. Вас здесь даже навскидку больше. Правда, эти парни будут драться за троих и встанут насмерть, но если они пойдут в бой без своего командира, вы легко сломаете сопротивление и уйдете. Понятно?
– Почему мы должны тебе верить? – сидевший напротив командир смотрел в упор. Взгляды их встретились, и пленник впервые почувствовал страх.
– Во время войны они убили мою мать. И отца. Мама… прятала раненых. За это ее зарубили.
– Идем с нами? – судя по тону, командир предлагал это не всерьез. Так, прощупывал почву. И Охтайр покачал головой:
– Не могу. Сначала я должен отомстить.
– В одиночку? – усмехнулся орк.
Полукровка задумался. Он столько времени пробыл один и столько всего совершил без чьей-либо помощи и поддержки!
– Это дело чести, – только и сказал он. – Мне пора. Наступление начнется через пять часов. Если вы атакуете всего на два часа раньше, вы спасены.
Он встал и никто не думал его удерживать. Лишь командир поднялся на ноги вместе с ним.
– Но ты должен понимать, что если уйдем сейчас, рано или поздно мы вернемся, – нехорошо усмехнулся он.
– Возвращайтесь, – улыбнулся Охтайр. – На Сапфировом Острове вас будут ждать.
– Уж не ты ли?
– Хотя бы и я. А чтобы не было сомнений…
Отделив на виске прядь волос, он быстро заплел их в тугую косичку:
– Нитку!
Не раздумывая, командир выдернул одну из подола своей рубахи. Разделив ее на две половинки, Охтайр перевязал косичку снизу и сверху, словно пуповину.
– Режь. Вместе с кожей!
Орк не колебался ни на миг. Полукровка лишь с шипением втянул воздух сквозь зубы, когда лезвие полоснуло, срезая часть скальпа, и поскорее зажал порез ладонью.
– Я буду ждать знака, – сказал он, последний раз взглянул на косичку в руках орка и побрел прочь из лагеря. Часовые, получив приказ от командира, затопали следом, провожая до границ лагеря.
Вернуться назад тем же путем удалось легко, но едва Охтайр, уже одетый, выбрался на опушку, его окликнули.
– Ты куда ходил? – один из Преданных стоял на часах. Наверное, сменился, пока денщик бегал туда-сюда.
– По нужде.
– Полчаса?
– Живот от страха прихватило, – зло огрызнулся Охтайр. – Ты тоже сбегай, если невтерпёж. Я посторожу.
– Я всё доложу командиру, – пообещал легионер.
– Хорошо! – оскалился денщик. – Я передам лорду Раваниру, что ты хотел меня арестовать!
Не обращая внимания на бывшего сослуживца, он вернулся к палатке, поймав себя на мысли, что ждет условного сигнала.
И он прозвучал, но на два часа раньше срока, и этот короткий резкий звук рога совсем не походил на спокойное: «Подъем!»
– Уоо-о! – и, после небольшой паузу еще раз. – Уоо-оо!
Что-то пошло не так. Но задумываться было некогда – легионеры были слишком дисциплинированны, чтобы терять время и гадать о причинах. Они вскакивали, торопливо облачались в доспехи. Прислуга спешила седлать лошадей. Те Преданные, кто успел одеться первыми, помогали товарищам или спешили разобрать оружие и коней. За суетой и шумом некогда было прислушиваться к звукам, долетавшим из-за рощи, но внезапно прозвучавший сигнал заставил всех вздрогнуть.
– Трр-рууу!
Он завершился визгом, словно горн взял тот, кто не умеет с ним обращаться и дунул просто так, во всю силу легких.
– Что это? Что случилось? – заволновались легионеры.
– Орки прорвались, – подумал вслух десятник Линнемир. – Не может этого быть!
Последние слова он выкрикнул уже на бегу, устремившись к палатке командующего.
На пороге его встретил Охтайр. Оба они когда-то были новичками, оба принимали присягу практически в один день, но Линнемир легко стал своим в когорте, а неуживчивый, замкнутый, резкий в словах и поступках Охтайр не прижился среди Преданных. Они все называли друг друга братьями, а назвать так зеленоглазого смуглого чужака ни у кого не повернулся язык. Любой другой, оказавшись изгоем, попросился бы в отставку или совершил ритуальное самоубийство, ибо всем известно, что Преданных от клятвы верности может освободить только смерть, но Охтайр покинул когорту для того, чтобы стать денщиком и личным слугой у наследника Наместника, сразу поднявшись на целую ступень над своими бывшими собратьями по оружию. Это отнюдь не способствовало улучшению его отношений с окружающими. А Линнемир еще и видел его вчера вечером…
– Куда? – холодно осведомился он.
– К командующему, – сейчас было не до выяснения отношений. – Ты разве не слышал рога? Темноволосые прорвались.
– Ждите здесь, – кивнул Охтайр и скрылся в палатке.
Рави не спал – трудно уснуть, когда снаружи трубят рога. Он сидел на походной постели, подтянув колени к животу, и глаза его были белыми от страха.
– Что там происходит? – потребовал он ответа.
– Темноволосые прорвались, – денщик стал разбирать вещи. – Идут прямо на нас. Скоро будут здесь.
– Здесь? О, нет, только не это! – вскрикнул наследник Наместника. – Что же будет?
– Бой.
Рави задрожал, бледнея на глазах. Обычно Преданным отводилась роль телохранителей – защищать жизнь Наместника или его наследника. Сейчас примерно пятая часть когорты охраняла Наместника, еще десятка полтора рыцарей отлеживались в госпиталях, и с наследником оставалось около половины всех легионеров. Они вступали в сражение в самом крайнем случае – если их командиру грозила смертельная опасность. И в предстоящем бою они вовсе не должны были участвовать – элитной когорте отводилась роль резерва, но ночная контратака орков спутала все планы. Весь тщательно продуманный план рухнул, и неожиданно стало понятно, что именно Преданным сейчас придется принимать бой, пытаясь сдержать орков, пока не подоспеет подмога.
– Что мне делать? – запаниковал юноша.
– Одеваться.
Палатка командующего была просторной и удобной. Снаружи она мало, чем отличалась от таких же палаток легионеров – разве что над входом реял сине-белый стяг. Но внутри все было подчинено комфорту – ковер поверх слоя травы, походная кровать, стол, заваленный бумагами и объедками, два складных стула, сундук с личными вещами, жаровня для тепла, на лавке разложены туалетные принадлежности. Для доспехов были установлены специальные козлы, оружие и плащ развешаны на вбитых в опорные столбы крюках.
– Я не могу, – Рави отпрянул от денщика, протягивающего ему сапоги. – Я не хочу! Мне страшно!
Он боялся. Это было ясно, как день. Его всего трясло – еще чуть-чуть и разревется, как мальчишка. Легко быть храбрым на бумаге, а что делать, если начинается настоящий бой, в котором тебя по-настоящему могут убить! И ведь это был первый бой, в котором ему придется принять участие.
Денщик тихо выругался. Что было делать? Не тащить же его из палатки силой, визжащего от ужаса и брыкающегося, как поросёнок. Их заметят, это может вызвать ненужные вопросы. А счет идет уже на секунды. Темноволосые атаковали раньше намеченного срока, идут на прорыв и в любую минуту могут быть здесь.
Решившись, Охтайр вышел из палатки и был встречен десятником Линнемиром:
– Что командующий?
– Вам оказана честь, сотник, – ответил денщик. – Вы должны возглавить когорту и вести ее в атаку.
– Сотник? Но я…
– Получите нашивки после боя. Это приказ командующего.
– Но, – недоверие к зеленоглазому чужаку было столь велико, что даже сейчас профессиональный воин колебался, не зная, подчиняться ли приказу, исходящему из этих уст или нет, – как же командующий?
– Это его приказ. Выполнять! – рявкнул Охтайр. – Вы должны остановить орков любой ценой и защитить наследника! Вперед! Выполняйте свой долг!
Бой шел уже близко – ржание коней, гортанные крики темноволосых звучали за рощей. Присмотревшись, можно было даже увидеть за деревьями какое-то движение. Раз или два кто-то пытался трубить в рог, зовя подмогу, и медлить было нельзя. Еще пара минут – и все.
– Я сейчас уйду, – легионер попятился, – но после боя вернусь, и тогда кое-кто ответит мне на все вопросы.
– Непременно! – весело и зло оскалился Охтайр.
Последний раз смерив соперника взглядом, Линнемир побежал обратно, к легионерам, на ходу выкрикивая приказы строиться и наступать.
Проводив когорту взглядом, денщик вернулся в палатку и решительно сдернул одеяло с Рави.
– Что случилось? – с тревогой поинтересовался тот.
– Они ушли. Выполнять ваш приказ, – коротко ответил Охтайр, выдёргивая его из кровати.
– А мы?
– Мы тоже сейчас уйдем. Только в другую сторону. Одевайтесь живее!
Юноша вскочил и кинулся к своим вещам. Пока он торопливо надевал походный мундир, влезал в кольчугу и вооружался, денщик привел двух скакунов. Оставив опустевший лагерь, они поскакали в сторону, противоположную той, где уже разворачивалось сражение, и успели скрыться в лесу, не замеченные никем.
Два всадника мотались туда-сюда почти полдня, продираясь сквозь кусты и отсиживаясь в оврагах, и лишь когда через несколько часов их кони стали спотыкаться и плохо слушаться поводьев, повернули назад, к той самой роще и низине, где все и случилось.
Уйдя в бой без струсившего в самый последний момент командира, когорта Преданных лоб в лоб столкнулась с орками, которые с боем прорывались из «котла». Она атаковала вслепую – и вся полегла, усеяв мертвыми телами низину.
Оставив Рави в оцепенении таращиться на побоище, Охтайр пошёл по полю, достав кинжал и внимательно глядя по сторонам. Он пытался найти именно Линнемира, единственного, кто мог наверняка догадаться, почему командующий не пошел вместе со всеми, а предпочел спрятаться. Найти и заставить замолчать навсегда.
К счастью, судьба распорядилась по-своему. Когда денщик отыскал десятника, тот был уже мертв. Его правая рука была отрублена по локоть, меч валялся возле левой. Несколько трупов орков рядом говорили о том, что он сражался до последнего момента. Но на всякий случай Охтайр все-таки всадил в широко раскрытые глаза кинжал – пусть думают, что это сделали темноволосые, решившие надругаться над телом…
Тот случай удалось замять. Никто в целом свете за пять с половиной лет не догадался о том, что случилось на самом деле. Но прошло время – и юноша, похожий на погибшего Линнемира, как две капли воды, смотрел на денщика снизу вверх так, словно знал нечто, касающееся только их двоих.
Весенние дороги столь ужасны, что и лошади, и артисты еле держались на ногах, когда прибыли в поместье-столицу. Провожавшие рыцари доставили труппу в один из садов на окраине, в двух шагах от крепостной стены. В этой части парка вообще не было дорог – только под растаявшим снегом были заметны посыпанные галькой и песком тропинки, да отделявшие их невысокие бортики из округлых камней. Колеса то и дело запинались об них, если ехать поперек, и застревали. Артисты умаялись бороться с ними. В конце концов, Янсор решил проблему радикально – он просто выломал несколько булыжников из бортиков, чтобы фургон мог проехать.
Они еще пробирались между рядами яблонь и груш, выискивая удобное место для стоянки, когда их обнаружил старший садовник, пожилой важный эльф.
– Это вы – бродячие артисты? – поинтересовался он, подходя.
– Мы, мастер.
– Будь моя воля, вы бы тут и лишней минуты не остались, – заявил старший садовник. – Саженцы потопчите, кусты поломаете… кое-что уже сломали. После вас хоть все тут вырубай и снова начинай возделывать, на чистом месте!
– Знаете, нам тут тоже не слишком нравится, – буркнул Янсор и, взвесив на ладони один из булыжников, метко швырнул его на тропинку. Тот лег точно в ямку, откуда его выломали некоторое время назад, только другим боком.
– Ну, раз леди Аннирель не нашла для вас более подходящего места, – пожал плечами садовник, – значит, так лучше для всех. И вообще – это не мое дело. Все, что я хотел сказать – деревья для костра не ломать, кусты не рубить.
– А что можно использовать для растопки? – мастер Боар оглядел сад. Уже вечерело, от стены ползла большая тень, постепенно погружая мир в сумерки.
– Ветки. Их тут много валяется!
Соэль наклонилась и подняла маленькую веточку с несколькими сухими листиками. Подобных веток вокруг валялось действительно много, но все понимали, что надолго кучи палочек не хватит. Таша, вылезшая из фургона, чтобы немного размять ноги, покачала головой:
– Мои дети замерзнут!
– Если хотите, можете сходить на кухню ближайшего замка, – садовник указал направление. – Там вам дадут горячий хлеб и, возможно, кипяток для травяного чая.
– То есть, мы должны сами себя обеспечивать? – поинтересовался мастер Боар. – Но нас пригласили на праздник. И нам, как артистам, обязаны предоставить…
– Вам никто ничем не обязан, – отрезал садовник. – Во всяком случае, это не мое дело. Мне важно лишь, чтобы вы не повредили сад. Все вопросы задайте леди Аннирель, которая вас нашла и пригласила. Только сомневаюсь, что она найдет время для разговора. До начала празднования новогодия остается всего несколько дней. Миледи сбилась с ног, организуя праздник. У неё нет ни минутки спокойной. Вот когда праздник завершится, то перед отъездом испросите у леди аудиенции и изложите вашу просьбу. А пока – можете разжечь костер во-он на том пятачке. Так пламя не повредит деревьям! И там как раз осталось кострище – осенью мы сжигали палую листву.
Артисты посмотрели в указанном направлении – за деревьями виднелось небольшое свободное пространство. Там вполне мог бы разместиться фургон, но туда пришлось бы добираться через полосу густого колючего кустарника.
– Мы останемся здесь, – решил мастер Боар.
– Как хотите, – пожал плечами садовник. – Но если я или мои помощники обнаружат, что вы ломали для костра сучья или, чего доброго срубили не сухое дерево, берегитесь!
С этими словами он отправился по тропинке прочь.
– Какой противный, – поёжилась Раэна. – Вроде эльф…
– Он отвечает перед господами за этот сад, – миролюбиво объяснил девушке мастер Боар. – И я согласен с ним, что это – не лучшее место для ночлега. Впрочем, если нам для репетиций и переодевания выделят какую-нибудь каморку, вы, девушки, и Таша с малышами будете ночевать под крышей.
– Я одна никуда не пойду, – тут же заспорила альфара. – Я боюсь!
– Дорогая, – Даррен обнял жену за плечи, – тут нет твоего бывшего хозяина. И потом – подумай о наших детях! Калонику всего пять месяцев. Он может простудиться.
– И там ты будешь не одна, – Раэна подошла с другой стороны. – Я тебя не оставлю. И Соэль будет с нами! И госпожа Ниэль, и матушка Ханирель тоже. Мы запрем дверь и подтащим к ней что-нибудь тяжелое, чтобы не открыли.
Такие горячие доводы убедили Ташу, и она, повеселев, взялась за сбор хвороста.
Подходящих для костра веток нашлось довольно много, но это был именно хворост, который хорош для растопки. Он дает много света, но совсем не выделяет тепла. Им хорошо обложить большое бревно или горку поленьев, но ни того, ни другого у артистов не имелось. И мужчины, и женщины разбрелись по саду, собирая все, что могло пойти в костер. Куча выросла солидная, но даже для неопытного глаза было видно, что на всю ночь ее не хватит.
Костер разгорелся ярко, освещая темнеющий сад и сразу разгоняя тьму, делая её глубже, полнее, осязаемее. Матушка Ханирель и Ниэль в четыре руки принялись готовить ужин. Поскольку запечь в глине уже было невозможно, глухаря решили отварить и сделать похлебку с остатками крупы, муки, ранней зелени и приправ. Таша мешала тесто для пресных лепешек, мужчины рыскали по саду в поисках случайно забытых веточек. Янсор возился в кустарнике – громкий треск возвещал о том, что бывший браконьер помогает садовнику прореживать заросли, удаляя лишние сучья. Крунху распряг лошадей и пользовался моментом, чтобы осмотреть подковы – когда-то он работал в кузне и лучше кого бы то ни было в труппе разбирался в гвоздях, заклепках и прочем железе.
Только мастер Неар не принимал участия в общем деле. Он присел на передок и наигрывал что-то на лютне, то ли сочиняя новую мелодию, то ли вспоминая старую. Проиграв несколько раз подряд один и тот же отрывок, менестрель остался доволен исполнением и встал, привычным жестом забросив инструмент за спину.
– Пойду, пройдусь.
– Куда? – Ниэль подняла голову.
– Прогуляюсь по поместью-столице, – менестрель направился прочь. – Поинтересуюсь, знает ли тут кто-нибудь Неара-Рунопевца?
Менестрель оказался прав. Не прошло и получаса после его ухода, как к фургону бродячих артистов вышел незнакомый эльф-управляющий в сопровождении скрипящего зубами садовника.
– Труппа мастера Боара? – поинтересовался управляющий.
Артисты кружком сидели возле небольшого костерка – сушняк прогорел быстро, с последними языками пламени уходило и тепло – и названный встал:
– Это я.
– Моя госпожа, высокородная леди Миритирель, желает принять у себя труппу бродячих артистов и жаждет насладиться их игрой! Миледи дает званый ужин через четверть часа. После ужина она хочет увидеть небольшое представление.
Артисты переглянулись. Званый ужин у знатной дамы всегда означает не просто остатки с праздничного пира, которые всегда присылают артистам, но и возможность заночевать в замке. Им наверняка отведут пару комнат – для мужчин и женщин отдельно. Во всяком случае, эту ночь они будут спать в тепле. Привыкшие к превратностям судьбы, артисты жили сиюминутными радостями и печалями. Сегодня есть ужин и крыша над головой – а что будет завтра, не важно.
– Мы согласны.
– Тогда поспешите! Миледи не любит ждать. Она является известной ценительницей искусства и желает увидеть лучшую труппу, которая когда-либо посещала Сапфировый Остров!
Несомненно, такую лестную характеристику коллегам дал мастер Неар, которого самого звали уважительно Рунопевцем потому, что, как утверждали завистники, в его стихах была заключена какая-то магия. Не случайно он часто записывал их, пользуясь не буквами, а рунами*. Торопясь и не желая подводить товарища, артисты повскакали с мест и принялись лихорадочно собирать вещи.
(*Руны – здесь некая тайнопись. Используются, как правило, в гадании, при составлении некоторых заклятий и надгробных надписей. Как обычный алфавит применяются крайне редко.)
Управляющий проводил их к одному из замков. Тот стоял, как и все прочие, посреди небольшого парка, на берегу небольшого искусственного пруда, от которого лучами расходились ухоженные аллеи. Фургон велели поставить возле зимнего сада, а самих артистов проводили через задние двери внутрь. Место вполне подходило для представления – часть зимнего сада располагалась на искусственных террасах, любую из которых, осторожно сняв несколько лишних вазонов и кадок с орхидеями, можно было превратить в сцену.
– Что будем играть? – поинтересовались у мастера Боара сыновья. Вопрос был немаловажный, ибо не так уж много спектаклей труппа могла хорошо сыграть практически без репетиций, сходу. Глава труппы оглядел зимний сад.
– Думаю, «Лесную Сказку» вполне поставить можно, – решил он. – Декорации подходящие – там же половина действия происходит как раз в лесу!
«Лесная Сказка» была историей о любви смертного юноши и бессмертной дриады. Мужчина случайно спас нежить от смерти, влюбился и та, исполняя долг, отправилась к нему домой. Дриада была вынуждена вести непривычную ей жизнь до тех пор, пока ее собственный отец не освободил дочь от заклятья. История была коротенькой, всего в двух действиях – лес и дом юноши – зато там было много песен и танцев.
Еще час спустя все было готово, между двумя опорами для вьющихся растений натянули занавес, поближе к рампе выставили низкие вазоны с первоцветами, а сами артисты торопливо переоделись за кустами.
Знаком к тому, что званый ужин завершился, были слуги, которые стали вносить и расставлять перед импровизированной сценой легкие плетеные стульчики. Практически сразу появились и зрители. Артисты подсматривали за ними через дырочки в занавесе.
Особенно часто припадал к ней Тиар. Юноша знал о своей привлекательной внешности – не зря же он играл большинство главных мужских ролей, принцев и героев! – и пользовался ею для того, чтобы искать любовных приключений. Многие знатные дамы сами шли ему навстречу, после спектакля посылая за кулисы цветы и коротенькие записочки. Дальше, как правило, следовало свидание, а порой и не одно. Каждый раз они заканчивались одним и тем же – проведя несколько часов в романтичной обстановке, леди остывала к любовнику и разрывала отношения, отделываясь небольшим подарком. Но Тиар всё равно раз за разом откликался на приглашения в надежде, что однажды таким образом встретит ту, которая принесет ему настоящее счастье и примет руку и сердце, выйдя за него замуж.
Вон, кстати, одна! Конечно, она не выглядит юной девушкой, но этот недостаток можно простить, тем более, что и старой ее не назовешь. Одета изысканно и скромно, на лице – задумчивая усталость. Интересно будет покорить сердце этой красавицы!
– Ты чего? – пробегавшая мимо Таша шутливо шлепнула его пониже спины. – Опять кого-то высматриваешь?
– А тебе-то что? – возмутился Тиар не столько из-за ее интонаций, сколько из-за шлепка.
– А то. Они же леди! Им всем от тебя нужно только одно!
– Много ты понимаешь в чувствительных порывах возвышенной души! – обиделся юноша.
– Да, конечно! Я ведь не женщина, – фыркнула альфара, убегая со сцены. Она была уже в весьма откровенном наряде дриады – несколько полосок шелка скреплялись между собой брошками в виде листиков и цветов так, что при неосторожном движении открывалось больше, чем позволяли приличия. Но, по сюжету, дриады не ведают стыда. Они вообще могут показываться обнаженными, прикрываясь только парой листиков.
Мастер Неар, оказывается, во время пира исполнял для гостей баллады и явился к началу представления. Он молча кивнул, узнав, какую пьесу собирается ставить труппа, и прошел к авансцене, усаживаясь там на кадку с розами и начиная наигрывать вступление. Услышав музыку, которая была условным сигналом, артисты быстренько закончили свои дела и упорхнули со сцены. Занавес открылся. Представление началось.
«Лесная Сказка» была знакома всем артистам, а для тех, кто случайно забыл свои слова, за кулисами сидела матушка Ханирель. По своему преклонному возрасту, она уже редко выходила на сцену, но зато помогала остальным, внимательно следя, чтобы всё шло хорошо. Открывалась пьеса монологом главного героя, бедного фермера Джокко, который вынужден зарабатывать себе на жизнь тем, что продает дрова. Но за них много не выручишь, вот ему и приходится махать топором с утра до ночи для того, чтобы заработать на пирог и эль. Подойдя к самой авансцене, юноша умело играл голосом, подкрепляя слова мимикой и жестами. Это давало ему возможность как следует, уже открыто, рассмотреть зрительниц.
Устав от «работы», дровосек прилег под деревом и задремал. Но только он смежил веки, как на поляну выбежали дриады – их роли исполняли Соэль, Раэна и Таша. Взявшись за руки, они закружили по сцене, напевая веселую песенку. «Спящий» юноша какое-то время лежал, а потом, не открывая глаз, встал и двинулся к девушкам, протянув вперед руки, словно слепой.
– Какой чудесный сон, – промолвил он.
Дриады сначала отпрянули в стороны, удивленные и напуганные его появлением, а потом осмелели, обступили человека и закружили с ним вместе. Тиар, изображая спящего, смотрел на мир сквозь прищуренные ресницы.
Наконец, спектакль закончился. Прозвучал последний монолог, доиграла печальная мелодия – дриада простилась с обманувшим ее возлюбленным и не отозвалась на его страстные мольбы, оставив бедного дровосека безутешным. Над стоящим на коленях и простирающим руки к небесам героем опустился занавес, но Тиар, еще находясь в образе, застыл на несколько секунд, и не сразу выпрямился. Громкие хлопки со стороны зрителей заставили его и других артистов выйти на поклон. Две из трех дриады – Соэль и Раэна – держали юношу за руки, как ни в чем не бывало. Таша осталась за кулисами – робкая альфара старалась как можно реже попадаться на глаза посторонним.