Текст книги "Печать на устах. Рыцарь (СИ)"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Часть 2. Главы 1 и 2

Часть 2.

Глава 1.

Небольшая процессия неспешно двигалась через лес вдоль берега речной старицы. Два всадника сопровождали четырех женщин – пожилую даму и трех молодых девушек. Путешествуя налегке – кое-какие дорожные припасы были навьючены на одну из лошадей – они спокойно шли по обочине дороги, любуясь красотами природы.

Весенний лес был прекрасен. На деревьях лопались почки, открывая молодые листики. Ольха, берёза, осина, тополь красовались в сережках. Звонко и задорно распевали птицы.

Девушки никуда особенно не торопились, радуясь теплому дню, яркому солнцу, прозрачному свежему воздуху и чувству свободы. Они то и дело сходили с тропы, чтобы сорвать вылезший под кустами первоцвет и задорно перекликались друг с другом:

– Леди Исмираль! Скорее сюда! Вы только посмотрите, какие чудные подснежники!

Девушка спешила на зов своих подруг, и осторожно опускалась на колени перед маленькими невзрачными цветочками, касаясь их кончиками пальцев.

– Ах, какая красота!

– Девы, – их старшая спутница не спешила углубляться в лес, – девы, вернитесь! Если мы будем срывать все цветы, которые встретим, то уже через несколько лет в этом лесу не останется ни одного цветочка! Помните, что у Покровительницы Гал* на счету каждая травинка! Она разгневается на нас, если мы будем бездумно уничтожать природу, и может послать неурожай и прочие беды! Не рвите цветы!

(*Гал или Гало – одна из девяти Покровителей. В ее ведении находятся все растения, от крошечной ряски и лишайника до самых высоких дубов.)

– Но мы только любуемся, дама Эстирель, – улыбнулась Исмираль и кончиками пальцем погладила подснежник. – Они такие милые!

– Любуйтесь, но не рвите! Леди Исмираль, если вам так угодно украсить цветами свою комнату, только отдайте приказ садовникам. Они специально выращивают в парниках и на грядках самые разнообразные цветы. Среди них есть и первоцветы, столь милые вашему сердцу!

– Неужели вообще нельзя сорвать ни цветочка? – девушка встала с травы.

– Можно, но мы приближаемся к священной роще! – дама указала вдаль. За кустами среди более темных кленов и вязов виднелись стройные бело-пестрые стволы. Лесная тропа в том месте сворачивала прочь от старицы, огибая островок березового леса.

Девушки, последний раз бросив взгляд на подснежники, взявшись за руки, бегом вернулись на тропу и какое-то время шли чинно, лишь изредка перемигиваясь друг с дружкой.

Такое путешествие они совершали несколько раз в год – леди Исмираль не сиделось в замке своих родителей, под присмотром матери и старшего брата. И она довольно часто отправлялась погостить в один из небольших домиков, расположенных в глубине леса или на берегах речных стариц. Обычно леди Исмираль отправлялась в путешествие налегке – взяв с собой двух-трёх подруг, одну из придворных дам и пажей, чтобы было, кому накрыть стол на привале. В этот раз, кроме пажа, девушек сопровождал и молодой рыцарь, сын дамы Эстирель. К седлу его скакуна были приторочены вещи.

От тропы в сторону священной рощи отходила тонкая стёжка. За деревьями, среди тонких стволов берёз, виднелся массивный силуэт тёмного камня странной формы. Если присмотреться, он сильно напоминал стоявшего на задних лапах медведя – голова, плечи, передние лапы, опущенные вдоль туловища. У его подножия, там, где он врос в землю, раскинулся ковер вечнозеленых растений – ярко выделялись темные листья и ослепительно жёлтые головки распускающихся калужниц.

– Вы ничего не забыли? – строго спросила дама Эстирель.

Исмираль пробормотала слова извинения и поспешила взять у пажа нечто, завернутое в тряпицу. Оставив подруг в отдалении, она тихо прошла по стёжке до подножия камня, немного постояла, глядя на морду «чудовища», потом опустилась на колени и, развернув тряпицу, положила в траву кусок хлеба. Постояла немного, беззвучно шевеля губами, осторожно погладила шершавый бок камня, после чего тихо вернулась к остальным.

Никто точно не знал, откуда пошёл этот обычай, что он означает. Но все помнили, что, если случится проехать или пройти мимо священной рощи, надо обязательно оставить у подножия стоящего в её сердце камня какое-нибудь подношение и загадать желание. И если духи леса будут милостивы, оно обязательно исполнится.

Девушки двинулись дальше. Исмираль затормошили подруги:

– Ну, что? Что ты загадала? Про жениха, да?

– Девы, девы, – дама Эстирель остановила любопытных. – Не надо спрашивать ничего! Если открыть тайну, желание не исполнится!

– Нет, я не думала про жениха, – ответила Исмираль таким тоном, что у подруг сразу отпало желание расспрашивать ее о чем-либо.

Дальше путь продолжили в молчании.

Тропа опять сделала поворот, возвращаясь к речной старице, и на этой тропе девушки внезапно оказались не одни. Поджидавший за деревьями на обочине всадник тронул коня, выезжая и останавливаясь поперек дороги.

Судя по одежде и оружию, а также по породистому скакуну под седлом, это был знатный лорд, но полумаска до поры скрывала его лицо.

– Добрый день, леди Исмираль, – промолвил незнакомец. – Вы заставили себя ждать!

Девушки, сбившись в стайку, испуганно оглянулись – позади них на тропу выехали еще два всадника. Четвертый и пятый показались справа и слева от тропы, шестой и седьмой появились из-за спины рыцаря в маске. Сопровождавший девушек воин потянул из ножен меч.

– Что происходит? Вы кто? – спросила Исмираль.

– На этот вопрос я отвечу только в моём замке, – незнакомец улыбнулся. – Извольте следовать за мной!

– Никуда мы с вами не пойдем! – девушки попятились, толкаясь и прячась друг за дружку.

– А я и не собираюсь никого уговаривать! Взять!

Все шесть его спутников только и ждали команды.

Завизжав, девушки бросились врассыпную, но двоих сразу подхватили всадники, хватая и бросая поперёк седла. Охранник попытался атаковать, но, пока он сцепился с одним рыцарем, другой зашел сзади и оглушил его ударом по шлему. Воин, роняя меч, рухнул с седла. Забыв про своих подопечных, дама Эстирель с криком бросилась к нему, но еще один всадник заступил ей дорогу.

Паж, не растерявшись, пришпорил коня, бросаясь прочь. За ним в погоню устремились сразу двое. Стрела из лука попала скакуну в круп. Он поддал на бегу задом, и не ожидавший этого мальчишка кубарем вылетел из седла. Упав на траву, он не сразу смог подняться, а когда вскочил на ноги, бежать было поздно. Чтобы не сопротивлялся, ему связали руки за спиной, другой конец веревки прикрепили к луке седла и в таком виде доставили обратно на дорогу, бросив раненого скакуна в лесу.

Сама Исмираль, когда её подруги кинулись бежать, заметалась, не зная, куда деваться. Мысль о священной роще, через которую они только что прошли, пронзила её, как молния. И девушка со всех ног помчалась обратно.

Ей немного помогло то, что на пути оказались те два всадника, что оглушили ее защитника. Пока они были заняты, беглянка прошмыгнула мимо и помчалась к островку березового леса.

– Догнать!

Крик придал ей сил. Подобрав подол, Исмираль стрелой понеслась по тропе, забыв о достоинстве, грации, манерах – обо всём, что всегда должна помнить любая леди. Сломя голову, она пролетела по тонкой стежке, чудом нигде не споткнувшись, и упала на колени перед каменным «медведем», обнимая его руками и прижимаясь всем телом.

– Спаси меня! Защити!

Она не знала имени того духа, которому поклонялись в этой роще, но почему-то была уверена, что он не откажет. Только надо принести дар…Но что ему дать?

Над ее головой загрохотали копыта. Исмираль зажмурилась до зеленых пятен под веками. Защити! Помоги! Он не посмеет подойти! Он не сможет! Не…

Одним прыжком спешившись, похититель схватил девушку за локти, силой отрывая от камня, ловко запеленал в свой плащ, как куклу, и, легко приподняв, бросил поперек седла, даже не оглянувшись на каменного обитателя священной рощи. Девушка, пораженная этим последним обстоятельством – еще никто и никогда на ее памяти не выказывал столько непочтительного отношения к духу рощи! – даже не пыталась сопротивляться.

Каменное изваяние молча смотрело им вслед. Потом, когда топот копыт и крики девушек стихли вдали, из-под него выползла змея-медянка и не спеша устремилась в противоположную сторону.

На ночлег артисты остановились на берегу лесной речки, выбрав уютную просторную полянку, где нашлось достаточно места и для того, чтобы пустить пастись лошадей, и для фургона, и для костра. Выпрягли усталых коней, задали им ячменя. Пока мужчины обустраивали лагерь, женщины доставали провизию. Несколько дней, проведенные в поместье-столице, существенно обогатили труппу, а остановка на ферме светлых альфаров ещё больше пополнила запасы – у них теперь был солидный запас муки, круп, всяких приправ, масло, немного меда, пара кругов отличного сыра, немного фруктов для детей и, кроме солонины, пара кур.

Крунху, как самый сильный, вооружился маленьким топориком и отправился за дровами, но в основном актеры собирали хворост. Ибо все оружие их составлял тот самый топор, боевые ножи у менестреля и главы труппы и несколько метательных стилетов, принадлежавших лично Янсору. Сейчас, вооружившись короткой прямой палкой, тот прикрутил один из них к ее концу и, закатав штанины, зашел в воду в надежде подбить самодельной острогой пару рыбин.

Все хлопотали, не сидя без дела. Кто перебирал и аккуратно складывал плохо закрепленные пожитки, кто делал из старых одеял и веток навесы и готовил спальные места, кто осматривал копыта лошадей и упряжь. Ниэль и Ханирель вместе готовили вечернюю похлебку. Таша устроилась на одеяле поближе к огню и кормила грудью сына. Соэль присматривала за ее дочкой – засидевшись в фургоне, малышка весело бегала вокруг лагеря, и нужен был глаз да глаз за маленькой непоседой. Особенно маленькой Нюше нравилось играть в прятки в кустах. Постепенно добровольная нянька увлеклась игрой, и на опушке раздавался двухголосый смех.

– Не уходите далеко в лес! – окликнула их Ниэль. – Тут могут быть волки!

– Нет тут волков! – вернувшийся от речки Янсор бросил на траву всего одну рыбку. – Место тихое.

– Откуда знаешь?

Вместо ответа бывший браконьер ткнул пальцем вверх, заставив всех посмотреть туда же.

Над ними почти смыкались ветки ясеней и буков с недавно раскрывшимися почками. Молодые листики только-только лезли на свет и казались яркими даже сейчас, в вечернем сумраке. Кроны деревьев еще не были густыми, и на одном суке отчетливо виднелся шар из туго переплетенных веточек с мелкими листочками.

– Омела, – сообразил Даррен.

– Ага. Тут дриады живут поблизости! Они нас защитят.

Дриады, лесавки и прочая мелкая нежить в изобилии водилась в лесах Сапфирового Острова. Поговаривали, что Белый Лес*, любимое детище Покровительницы Гал, бывает тут чаще других. Только на этом Острове было больше священных рощ, чем на всем остальном Радужном Архипелаге.

(*Белый Лес – живой лес, не имеющий постоянного места произрастания. Умеет по собственной воле менять вокруг себя время и пространство, вследствие чего часто путешествует по миру, то появляясь, то исчезая. Составляющие его деревья обладают коллективным разумом.)

Таша вздрогнула и прижала к себе ребенка:

– А они на нас не нападут?

– Нет. Мы – мирные путники, никого не обижаем, – ответил мастер Неар. – Если не будем портить природу, с нами ничего не случится. Да и не проснулись еще, наверное, дриады – омела ведь пока не расцвела.

– Говорят, она лечебная? – Ниэль посмотрела на Даррена, сидевшего рядом с женой и осматривавшего сбрую.

– Да, я слышал что-то в этом роде, – кивнул фокусник. – Из нее приготавливают зелья… но лучше уж спросить о них у какого-нибудь травника… Или у тех же дриад! Но я в этом ничего не понимаю!

Фокусник откровенно смущался – после того, что случилось накануне, на альфара-полукровку посматривали с откровенным восхищением, смешанным с плохо скрываемым изумлением. До этого все видели в нем только иллюзиониста, мастера по спецэффектам, а оказывается, рядом с ними почти настоящий маг! Но доказательство того, что парень не так прост, полулежало с другой стороны костра на подостланном одеяле, укутанное в старую лошадиную попону.

Вынутый накануне из петли незнакомый юноша-эльф, которого уже многие почитали за мертвого, все-таки пришел в себя. Правда, он оставался ко всему безучастен, смотрел по сторонам мутными глазами грудного младенца и молчал – лишь иногда постанывал или надрывно, с хрипами, кашлял. Ханирель сейчас варила в маленьком котелке отвар из набранных по пути трав, но весна только-только вступила в свои права, и многие целебные растения просто-напросто еще не вылезли из земли. Приходилось довольствоваться тем, что есть. Омела бы здорово помогла…

– Попробую сорвать, – Тайн вопросительно посмотрел на старую женщину и фокусника, угадав их мысли.

– Не стоит этого делать, – возразил мастер Неар. – Без разрешения дриады…

Юноша упрямо насупился, но менестреля поддержали остальные, и ему пришлось замолчать до поры.

Незнакомый эльф, чьего имени пока никто не знал, лежал на своем месте, не пытаясь встать. С тех пор, как пришел в себя, он дважды обмочился, и Таша ворчала, что лично ей и одного младенца более чем достаточно. Ханирель и Ниэль в четыре руки сами переодевали его в запасные трико. Никто не знал, что с ним делать – взрослый мужчина был беспомощнее младенца. Полугодовалый сынок Таши уже хотя бы держал головку, непрестанно гулил, хватал игрушки и пытался ползать, если его положить на животик, смешно оттопыривая попку. А этот…

Доварив настой, Ханирель нацедила немного в кружку и присела рядом со спасенным, принимаясь поить его из ложечки. У юноши было повреждено горло, глотал он с трудом, маленькими порциями, морщась и постанывая от боли, да и то часто давился, и тогда добровольная кормилица осторожно массировала ему шею с синими пятнами оставшихся от веревки кровоподтеков. Вернее, пыталась это сделать – при первой же попытке дотронуться до горла, эльф шарахнулся от нее, издав странный сдавленный звук. Впрочем, это было хоть какое-то проявление эмоций, и все сочли такое поведение добрым знаком.

– Мы не можем таскать его с собой, – себе под нос ворчал Тиар. – На кой он нам сдался?

– Ты точно также был против, когда мы нашли Ташу, – напомнила ему мать. – А если вспомнить, как ты сам появился на свет…

Тиар прикусил губу, но сдаваться не собирался.

– Я – будущий герой, спаситель мира, чье появление на свет знаменует начало великих событий, – произнес он. – Мое происхождение и моя судьба – лучшее тому доказательство!

– Герой, – мягко усмехнулась Ниэль, потрепав бронзово-алые волосы юноши. Ее приемный сын слишком часто играл в пьесах принцев, великих воинов и спасителей прекрасных дев, чтобы даже сейчас забыть об этом. Когда-то давно она сама играла этих дев, только тогда в роли спасителя выступал молодой еще Боар…

– Ужин готов!

Актеры оживились, подсаживаясь поближе с деревянными мисками. В густой похлебке из муки и овощей плавали кусочки разварившейся курятины, и первые порции, пожирнее и понаваристее, достались Таше, Соэль и Раэне. Потом свою долю получили Даррен, Тайн и Тиар. Взрослые ели последними, сняв наполовину опустевший котелок с огня и по очереди черпая оттуда ложками. Единственную пойманную Янсором рыбку запекли на углях и отдали опять-таки Таше и ее детям.

Силачу Крунху тоже налили полную порцию, такую же, как у всех, но все знали, что, если в котелке что-то останется, то остатки пойдут ему до последней крошки и капли. Крунху ел больше всех, но никто не смел его упрекнуть в непомерном аппетите – на представлениях он кидал камни, рвал цепи, гнул подковы, наматывал на палец гвозди, носил на плечах лошадей и удерживал за хвост рвущихся бычков. А вытащить из осенней грязи застрявшую повозку? А чуть ли не в одиночку устанавливать помосты для выступлений? Когда силач примкнул к труппе актеров, все вздохнули свободнее.

Закончив поить больного эльфа, Ханирель подсела к котелку, и Ниэль подала ей чистую ложку. Старая женщина прикусила хлеб от прихваченного из поместья-столицы каравая.

– Наверное, стоит и ему немного нацедить, – подумала она вслух. – На одном моем отваре он долго не протянет, а бульон, – она съела ложку, – наваристый получился.

Ниэль тут же сходила, принесла еще одну маленькую мисочку и осторожно, по краю, налила в нее немного мучной похлебки.

– Странно он дышит, – прислушался мастер Неар.

– Угу, – Крунху быстро расправился со своей порцией и подсел к остальным в ожидании, когда можно будет с чистой совестью доесть остатки. – Точно дырявые кузнечные мехи.

– У него горло больное, – сказал менестрель. – Если бы он был певцом, я бы не надеялся услышать когда-нибудь его песни.

Сам Крунху родился в человеческой деревне недалеко от Плоскогорья. Местные жители знали, что лесная и горная нечисть часто ворует детей, подменяя их своими уродцами. И когда на свет появился странный темнокожий очень крупный мальчик с раскосыми глазами и заостренными ушками, все сразу поняли – без нечисти дело не обошлось.

До семи лет Крунху жил, не слишком тяготясь своей странной внешностью – мать даже любила его по-своему. Но потом все переменилось – у него появилась маленькая сестренка, совсем нормальная, вполне себе человек, и мать открыто начала называть его подменышем, уродом и помехой. Как прежде она его ласкала и баловала, так теперь стала шпынять и наказывать за все подряд. Объяснялось это просто – вся семья была уверена, что Крунху проживет всего лишь семь лет, а потом умрет, как умирали все подменыши, которых в деревне было предостаточно. Крунху оказался чуть ли не единственным, кто благополучно миновал опасный рубеж и болеть, хиреть и умирать не собирался. Вот разочарование матери и выливалось в злость. Масла в огонь подливало рождение вслед за девочкой и второго мальчика, тоже нормального. Правда, у всех троих были одинаковые зеленые глаза и широкие, словно приплюснутые, носы, но то, что вызывало отвращение у подменыша, казалось вполне нормальным у его «законных» родственников.

Мальчишки из деревни и раньше недолюбливали «троллячьего ублюдка», а сейчас и подавно ополчились всем миром. И еще неизвестно, не прибили ли его как-нибудь, если бы не кузнец, который что-то такое разглядел в подкидыше и не забрал его к себе. В четырнадцать лет Крунху уже стал первым молотобойцем, кузнец стал доверять ему кое-какую свою работу, и подростка перестали презирать, но начали бояться. И поэтому, когда еще несколько лет спустя в окрестностях деревни появились эльфы, Крунху просто-напросто выставили за ворота. «Иди к своим сородичам! – сказали ему. – И назад не возвращайся!» Ни мать, ни кузнец даже не вступились за него, зато среди бродячих артистов на его внешность никто не смотрел с презрением. Наоборот, Крунху объяснили, что в числе его предков наверняка были горные тролли. Человеческие женщины могут рожать от этих великанов вполне нормальных детей, но если двое таких полукровок создают семью, то каждый четвертый ребенок такой пары обязательно родится с троллиной внешностью.

Поскольку Ханирель еще не поела, Ниэль сама отнесла мисочку для найденыша. Что-то в ее лице и улыбке, ее голосе и жестах, когда она уговаривала его поесть, очевидно, было близко юноше, потому что на глазах его внезапно показались слезы, и он безропотно стал глотать густой бульон, хотя было заметно, что каждый глоток причиняет ему боль.

Когда с едой было покончено, мастер Боар принес и развязал бурдюк с вином. Артистам чаще приходилось довольствоваться простой родниковой водой или отваром из трав, собранных на обочине дороги. Даже эль они пили лишь в том случае, если выпадала удача выступать на празднике в какой-либо деревне, поэтому изысканный напиток смаковали маленькими глотками. Маленькая дочка Таши вместо вина получила одну половину яблока, а вторую ее мать изжевала в кашицу для пока еще беззубого сына.

Сделав пару глотков, Раэна отказалась от третьей порции и потянулась за арфой, задумчиво перебирая струны.

– Споешь? – спросил ученицу мастер Неар.

Девушка на миг замерла, прислушиваясь к чему-то в душе, потом кивнула и завела нежную печальную мелодию:

Я тебе принесу воды

Из ручья на склоне холма

И опять буду ждать, чтоб ты

Хоть на миг очнулся от сна.

Слишком долго ты спишь, мой брат!

Слишком долго ты спишь, мой бог!

Это меньшая из утрат –

Ждать и слушать твой каждый вздох.

Я найду ключевой воды,

Я плоды отыщу в лесу.

Тяжесть этой большой беды

Я одна на плечах несу.

Не разбудит тебя слеза,

Не услышишь ни крик, ни стон.

А над миром встает гроза –

Скоро пламя охватит дом.

Скоро дом опалит огонь

И отрежет назад пути.

И сгорю я рядом с тобой

Потому, что мне не уйти…

– Слишком печально, – Тиар сделал очередной глоток вина и передал мех брату. – Не под настроение!

– Зато под ситуацию, – Раэна кивнула на спасенного юношу, который так и лежал на своем месте. То ли от тепла, то ли от сытости, то ли от обилия впечатлений и усталости, но он успел задремать под тихую песню и сейчас напоминал ее главного героя.

– Да уж, – проворчал Тиар, – ситуация.

– Оставлять его на произвол судьбы мы не будем, – решительно сказал мастер Боар. – Сделать это – все равно, что выкинуть новорожденного ребенка, – он покосился на Ташу, которая под этим взглядом судорожно прижала сына к груди. – Рано или поздно он очнется и тогда…

– А если не очнется? – не сдавался Тиар. – Вы всмотритесь в его лицо! Тьма уже наложила свой отпечаток на его черты! Он не жилец на этом свете и рано или поздно наступит час…

– Вот когда этот час наступит, тогда и будем думать! – оборвал приемного сына актер. – А сейчас, Раэна, девочка, спела бы ты в самом деле что-нибудь повеселее?

– «Танец в ночи», – робко подала голос Соэль. Девушка сидела между матерью и Тайном, обхватив колени руками.

– Лучше это спою я, – мастер Неар потянулся к лютне. – Арфа вряд ли вытянет.

Сильные пальцы менестреля ударили по струнам, рождая легкую быструю мелодию.

Яркое пламя над степью несётся,

Словно рождается новое солнце.

В алом огне сгорают бесследно

Все одиночество, горе и беды!

Девушки недолго смогли усидеть на месте. Вскочив, Раэна и Соэль закружились в танце, подхватывая припев:

Танцуй в ночи!

Танцуй, пока горит костер!

Пока есть в небе звезда,

Чей свет так манит тебя!

Танцуй в ночи!

Открой своей душе простор!

Ты больше не одинок –

Смотри, в ночи костры горят!

На втором куплете к ним присоединилась и отбросившая робость Таша, уложившая сына на одеяло, и три тени закружились возле костра под бренчание лютни. Актеры потеснились, давая плясуньям место. Не двинулся с места лишь менестрель, да спящий по другую сторону спасенный юноша.

Но был еще кое-кто, чьи глаза удивленно распахнулись при звуках песни. Маленькая сонная дриада, разбуженная в своем дупле, тихонько выползла наружу и вытаращилась на огонь.

Пламя стремится в дальние дали.

С ним улетают наши печали.

Горе и боль, болезни и беды -

Вот они были, а вот уже нет их!

Танцуй в ночи!

Танцуй, пока горит костёр!

Пока есть в небе звезда,

Чей свет так манит тебя!

Танцуй в ночи!

Открой своей душе простор!

Ты больше не одинок –

Смотри, в ночи костры горят!

Крунху изловчился, подбросив в костер целую охапку хвороста, и пламя весело взвилось ввысь, танцуя вместе с девушками. Склонив голову набок, дриада зачарованно слушала песню.

Костер уже давно прогорел, лишь сбоку на углях робкий язычок пламени догрызал остатки головешки. Актеры спали – мужчины на земле, завернувшись в одеяла и плащи. Женщины забрались в фургон и улеглись там, тесно прижавшись друг к другу для тепла. Тайн тихо приподнялся на локте, огляделся по сторонам. Судя по звездам, уже миновала полночь. Юноша изо всех сил старался не уснуть, дожидаясь, пока задремлют остальные. Мастер Неар дольше всех сидел у догоравшего огня, пытаясь подобрать какую-то новую мелодию, но сон сморил и его.

Тогда Тайн на четвереньках выбрался из-под одеяла и ползком направился к стволу ближайшего дерева. Добравшись до него, он ловко полез наверх, цепляясь пальцами рук и ног. Привычный к исполнению акробатических номеров и, в отличие от многих своих сородичей, не боявшийся высоты, он легко добрался до развилки, обхватил ветки всеми четырьмя конечностями и тихо пополз к пучку омелы.

Дриада, разбуженная музыкой и танцами, все еще лежала в своем дупле, когда услышала тихий шорох. Кто-то полз к её дому, кто-то чужой нарушил покой дерева. Но она только-только проснулась, была слишком слаба и не могла помешать незваному гостю. Высунув мордочку из трещины, она только наблюдала, покачивая лохматой головкой и исподтишка грозя кулачком, как, добравшись до цели, юноша одной рукой, помогая себе зубами, пытается оторвать цепко державшееся растение. Омела крепко вросла в старый раскидистый ясень, долго не хотела отрываться, но, в конце концов, половина куста осталась в руках юноши, и он, пятясь и щупая опору босыми ногами, стал спускаться вниз. Один раз нога его словно провалилась куда-то. Был миг страха падения, но обошлось…

А вот дриада до самого рассвета тряслась от страха в своем дупле, куда внезапно попала чужая нога, едва не раздавив его обитательницу, и лелеяла планы мести.

Наутро Тайн смущенно, но вместе с тем гордо предложил старой Ханирель кусок отломанного куста омелы, и та сделала больному примочки на синюшные пятна, изуродовавшие его горло.

– Надеюсь, это снимет отеки, – подумала она вслух, – и тогда он сможет нормально глотать.

За ночь неизвестный юноша немного пришел в себя. Во всяком случае, когда женщина склонилась над ним и улыбнулась приветливо, он попытался ответить ей улыбкой, неуверенной и слабой, как у младенца. Но взгляд его оставался таким же безмятежно-глубокомысленным. И он по-прежнему не издавал ни звука.

Наскоро перекусив лепешками и запив их травяным чаем, артисты запрягли лошадей и тронулись в путь. И никто не видел маленькую мордочку дриады, которая внимательно следила за ними из дупла своего ясеня.

Когда же повозка скрылась за деревьями, она выбралась наружу, подбежала к тому месту, где на земле и траве остались отпечатки колес и начала странный танец – прыгая на месте, взмахивая руками, она словно ловила что-то невидимое в воздухе и, поймав, сплетала это что-то в воображаемую ленту. Потом раскрутила ее, бросила, словно аркан и, натянув, крепко-накрепко привязала эту невидимую «веревку» к корням дерева.

Завершив работу, дриада не забралась в свое дупло, а со всех своих тонких ножек помчалась куда-то в чащу леса.

Долгое время ничего подозрительно путешественники не замечали. Но ближе к полудню, когда наезженная на вид дорога сузилась и превратилась в две простые заросшие травой колеи, артисты заволновались.

– Куда это мы заехали? – вопрошал Тиар, шагавший подле лошадей. – И где дорога?

– Под ногами, – ответил ему идущий с другой стороны Тайн. – Не видишь разве?

– Разве это дорога? Давно заброшенная тропа! В каком столетии по ней проезжали в последний раз?

– Сегодня, – ответил мастер Неар. – Именно сегодня по ней едем мы. Значит, этот раз – и есть последний.

– Тогда предпоследний! – не сдавался юноша, тряхнув бронзовыми волосами.

– Откуда я знаю? Я менестрель, а не пророчица!

– Эй, вы там! – крикнул им мастер Боар. – Не устали? Может, устроить маленький привал?

Он вместе с Дарреном и Крунху подталкивали фургон с боков и сзади, поскольку колеса цеплялись в колеях за все подряд. Дорога и впрямь ожидала желать лучшего, а за последние пол-лиги и вовсе от неё осталось одно название. Разве можно назвать дорогой две глубокие оплывшие колеи, наполовину заросшие травой, на дне которых хлюпала весенняя грязь?

– Нет, – хором ответили ему сыновья. – Сначала надо выбраться на открытое пространство.

Однако через каких-то четверть часа даже эти две колеи пропали совсем. Кругом, куда ни глянь, был обычный весенний лес, где явно не ступала нога разумного существа. Пришлось пробираться вовсе по бездорожью. Лошади спотыкались чуть ли не на каждом шагу. Фургон отчаянно мотало из стороны в сторону, и всем актерам приходилось налегать на борта, чтобы удержать его от падения и помочь лошадям. Чтобы облегчить его, женщины взяли на руки кое-что из вещей. Внутри оставались лишь дети Таши – сама альфара шла у заднего борта, не спуская с малышей глаз, – и больной юноша, который никак не реагировал на происходящее.

Тем более что и лошади стали вести себя странно. Они двигались все медленнее и неохотнее, клонили головы к земле и тяжело дышали, словно тащили огромную тяжесть не пару часов, а несколько дней. Запнувшись о камень, одна из них внезапно споткнулась и еле устояла на ногах.

– Ну, нет! – Янсор, чья очередь была сегодня править лошадьми, решительно бросил вожжи. – Так дело не пойдет! Погодите меня здесь!

Вооружившись двумя ножами из своего многочисленного метательного арсенала, бывший браконьер передал поводья матушке Ханирель и легким шагом устремился в чащу.

– Привал! – объявил мастер Боар.

Таша тут же полезла в фургон, где устроилась рядом с детьми. Артисты последовали ее примеру, рассаживаясь, кто куда, чтобы дать отдых уставшим ногам – шагать по ровной дороге совсем не то, что пробираться по нехоженому лесу. Тем более что на всех навалилась страшная усталость. До полудня еще оставалось немного времени, но актеры чувствовали себя такими же утомленными, как и лошади. Соэль и старая Ханирель, например, сразу легли спать. Остальные терли слипающиеся глаза, борясь со внезапно накатившей сонливостью. А тут еще и неожиданная для весны летняя духота, когда глаза закрываются сами собой…

Приподнявшись на локте, глава труппы посмотрел вслед Янсору. Бывший браконьер тенью крался за деревьями.

– Возвращайся скорее! – крикнул мастер Боар и широко зевнул.

Легкая, как тень и стремительная, как солнечный блик, дриада скользила по лесу, и тот отзывался ей тысячами голосов. Шелестела листва – у каждого дерева свой голос, и даже ясень, выросший в чаще леса, поет не так, как его собрат, раскинувший ветви у солнечной опушки, – лепетал что-то ручей, вздыхала земля, пели птицы, осторожно вздрагивала прошлогодняя листва, звенели колокольчиками первоцветы.

В самом сердце Древеня дриада сбавила бег-полет и остановилась перед раскидистым дубом. Он был таким старым, что, наверное, сам не помнил, сколько лет прошумело над его кроной. Добрая половина сучьев его уже успела облысеть от древности – лишенные не только листвы, но и коры, они, словно обглоданные кости, торчали ввысь. Но рядом тянулись к солнцу живые ветки. Почки на старом дубе, однако, уже набухли и даже проклюнулись – этот старик всегда самым первым среди своих собратьев одевался листвой и последним сбрасывал свой зеленый наряд. Между его корней в небольшой ямке уже проснулся родничок, и тонкая струйка воды переливалась через природное углубление и стекала в ручей. Вдоль его берегов уже распускались белые крошечные звездочки. В складках его корявого ствола и трещинах коры жили дриады.