Текст книги "Последнее желание"

Автор книги: Галина Зарудная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

– 23

Валерия открыла дверцу шкафа. Глазу достаточно беглого взгляда, скользнувшего по вешалкам: к танцам ее гардероб не расположен!

Но это ли проблема для профи? Что было модным в 80-х она знала безоговорочно, а экспромт – правая рука таланта!

Поэтому выбрала белую блузу и синие парусиновые штаны. Последние оказались короткими и она превратила их в шорты с отворотами.

Любой остолоп с дохлым чувством вкуса согласился бы, что синяя болоньевая куртка и торчащие из-под нее ни с того ни с сего голые ноги в шортах, разрушали весь ансамбль.

Однако Лере стало несколько легче, когда после тщательных и долгих поисков, она обнаружила в недрах шкафа капроновые колготки бирюзового цвета (и откуда экая невидаль в ее шкафу?) А потом еще одни – белые, детские, в которых торжественно посещала все утренники когда-то, и которые без зазрения совести, продолжая мастерски орудовать ножницами, превратила в обычные гетры.

Бирюзовые ноги в синих шортах смотрелись диковато для неискушенного глаза, но цвета прекрасно меж тем дополняли друг друга. Белая блуза на выпуск с закатанными рукавами и тонким золотым ремешком на талии плюс новые гетры – все это строило ритм.

Образ получился спортивно-романтичный, с задающими тон 80-х элементами аэробики и морского стиля, искусно подчеркнув ее нежный возраст.

Вместо куртки подойдет объемный белый свитер, просто накинутый на плечи. Да, пожалуй, это лучший из всех вариантов.

Не ахти какой фонтан! Но, погоди горевать, – ты же еще не знаешь «модной» действительности своих сверстников. Скорее всего и без того окажешься королевой бала.

Это было делом принципа. И привычки. А как, вы думаете, видит мир художник, если не в бесконечной пляске штрихов и рефлексов? Акула моды Валерия Черноус никогда не будет выглядеть как торговка зеленью. Недоступно для понимания – возможно, но банально – ни за что!

Однако с одной деталью времени она уж никак не согласится – уродовать волосы зверским начесом! Это превратило бы ее в идола 80-х мгновенно, даже без кричащего макияжа. Но такая жертва не имела оправдания, – видок получался как у жены неандертальца, к тому же Лера питала инстинктивное отвращение к издевательству над волосами.

Да, она звезда эпатажа! На подиум она бы и не такое выпустила, когда ломая стереотипы, а когда и для привлечения критиков. Уж тут никаких барьеров. Валерия Черноус умела лавировать на грани, а если нужно – могла ее смело перешагнуть…

Но откинь это все – и обнажиться душа истинного художника, восхищенного волшебной игрой цветов, тонов, бесконечностью форм и слиянием стилей. И эта игра бесконечна. А душа художника всегда и во всем, ежеминутно, ищет радугу…

Лера приняла душ, в который раз пожалев, что не имеет под рукой привычных средств по уходу за кожей и волосами. Но, впрочем, не ощущала сильного урона и с легкостью расчесала длинные шелковистые пряди. Кто будет спорить – в пятнадцать все и так в прекрасном виде. Но волосы у нее всегда отличались привередливостью и требовали особого внимания.

После неказистой, плохо пенившейся «Крапивки» они выглядели совсем не так, как после дорогих салонных средств. А неясный травяной запах, без объемного парфюмерного «букета», даже смущал.

Девушка откручивала крышечку и пыталась разобрать аромат шампуни всякий раз, пока лежала в ванной, надеясь разгадать секрет наполнителя. На бутылочке не перечислялись компоненты, только краткое «экстракт крапивы». Были еще такие же бутылочки с «Лавандой» и «Розой», которые лишь отдаленно их напоминали.

Хотелось верить в натуральность компонентов, пока еще не вытесненных химическими стимуляторами, раздумывала она. Какой-нибудь мыльный корень, пересушивающий кожу, зато не создающий проблему в виде перхоти. Волосы не настолько гладкие, как от салонных средств, наполненных силиконом и нефтепродуктом, и вряд ли ей хотелось другого. Однако же следует обязательно разузнать, где люди достают хорошую шампунь в этом мире…

Каким-то чудом у ее матери сохранился пузырек с духами «Шанель?5».

Сладко-приторная невесомая ассоциация с детством! Когда-то она только то и делала, что приникала к флакону и наполнялась детскими грезами о неком таинственном, но великом будущем, тонко проникающем сквозь колпачок, как через занавесь пространства…

Кажется, подарок отца на их с мамой юбилей.

Единственный признак роскоши тех лет, а точнее – намек на роскошь, который не без стараний, но все же можно было приобрести. Но пользовалась мама ими то ли редко, то ли очень бережно, потому что позже флакон почти в полной сохранности перешел к Лере. Она щеголяла знаменитым, легко узнаваемым парфюмом весь период своей блистательной юности.

Лера нашла его на трюмо в своей комнате, исполняющим роль декорации. Промокнула палец и провела благоуханной капелькой вдоль шеи, коснулась мочек ушей. Замерла на секунду, рассматривая в зеркале модное, подростковое подобие себя с россыпью пробивающихся веснушек на вздернутом носике…

Как много воспоминаний волей-неволей всплывало в памяти из-за этого аромата…

И в тот вечер, когда она встретила Андрея, своего будущего мужа, она пахла именно этими духами. Она… через три года… или двадцать два года назад…

– Не надо об этом, – сказала она отражению. – Не сейчас…

* * *

Именно в таком виде она и столкнулась с матерью в пороге.

– Куда ты?

– Папа меня отпустил, – быстрый аргумент, опережающий любые расспросы.

– На дискотеку?

– Вряд ли это можно так назвать, – Лера поглядела на часы. – Только пять часов вечера.

Мать вошла в прихожую, отставила в сторону сумки с продуктами, внимательно изучая ее внешний облик.

– Это та самая блузка?

– Я переделала ее еще раз, видишь, теперь подол как у рубашки, – с волнением резюмировала девушка.

– Ремешок – тот самый? А это? – Она кивнула на запястье Леры, обмотанное таким же ремешком.

– Я сделала еще один, как браслет, чтобы сохранить ритмику…

– Ритмику? В одежде есть ритм?

– Ритм есть во всем. Точнее, ему положено быть…

Мать пригляделась к ее ногам:

– Это те колготки, на которых мы испытывали красители для пасхальных яиц? Зачем ты их надела?

– Ах, вот они откуда… Но они хороши, согласись. Эксперимент удался…

– Чудно! Я ничего не понимаю, на мой вкус слишком эксцентрично… Не знаю, – она задумчиво повернула голову набок, – не могу сказать, будто мне не нравится, но я бы такое не надела. И откуда оно в тебе? У нас в родне никто подобным никогда не увлекался…

Она выглядела отстраненной.

– Я хотела с тобой поговорить.

– Конечно, – кивнула Валерия.

Они пошли на кухню, мать села за стол, покрытый красной клетчатой клеенкой, положила сверху руки.

– Присядь, пожалуйста, – попросила она. – Я думала о том, что мы тут с тобой говорили накануне. Думала, да… притом – немало… Ты столько еще не понимаешь. Но… наверное, в чем-то ты права. Я не хочу из упрямства говорить, будто это не так.

Она осторожно трогала крышечку стоящей перед ней солянки в виде гриба-мухомора, озадаченно рассматривая свои худые пальцы. Лера напряженно следила за ее движениями, изучая измученное лицо, опущенные ресницы, выбившуюся прядку у лба, – и боялась шелохнуться.

– Я понимаю, что времена меняются, – говорила мать. – И все же никогда не соглашусь, что шмотки важнее всего… К сожалению, нынешнее поколение не знает цену выживания…

– Очень скоро узнает, – мрачно вставила Лера.

– Что?

– Чтобы узнать цену чему-либо, приходится пережить много перемен, верно? Ну да ладно, не обращай внимания…

Вряд ли мать поняла, что имела в виду ее дочь, и не слишком обратила на то внимание, сосредоточенная на разговоре, пройденном в уме уже не раз.

– Ты же знаешь, мы семья не богатая. Мы не можем покупать импортные вещи. Я хочу, чтобы ты поняла это прежде всего.

– Разумеется, я понимаю, – Лера судорожно сглотнула.

– Хорошо! – Длинные пальцы теперь обводили квадраты на клеенке. Она говорила расслабленно и вместе с тем с глубокой внутренней тоской, будто всеми силами сдерживала прорывающийся тяжелый вздох. – Себе я тоже многое не могу позволить, потому что у нас имеются затраты поважнее. Деньги на сберкнижке – это не просто накопление на черный день. Если твоему отцу срочно понадобиться еще одна операция, то рассчитывать мы сможем только на сберкнижку…

Лера невольно укусила себя за губу. Мысль о том, что она наговорила матери накануне, была отвратительна уже сама по себе.

– Есть один очень красивый костюм, – продолжала женщина, – я уже несколько недель на него засматриваюсь, когда прохожу мимо витрины универмага. Стоит он невообразимо дорого, страшно даже вслух произнести! Спустить такую сумму из семейного бюджета – преступление! Но то, что мне нужен новый костюм, давно уже нужен… я согласна. Я не думала, что мне скажет об этом родная дочь…

Что-то вдруг заскребло у нее в горле, она неловко прокашлялась, встала и набрала в чашку воды из чайника, сделала несколько быстрых глотков и вернулась на место. Лера молча наблюдала за ней, ощущая странную неловкость, до ужаса схожую с чувством стыда.

– И я тут подумала… Ведь за те же деньги, что пришлось бы отдать за новый костюм, можно купить ткань и… швейную машинку.

Она подняла глаза на Леру.

– Что скажешь?

Но Лера вообще не могла говорить от потрясения.

– То, как ты перешила блузку, а затем и мое платье – достойно высшей похвалы. Я не шучу. Конечно, я никогда так не умела, что там говорить, – в наше время на трудах такой сильной базы не давали…

Лера с трудом сдержала кривую усмешку. На трудах – как же!

– Но я вижу твои старания, вижу, как хорошо у тебя получается. И подумала, что если бы ты имела швейную машинку, а не мучилась с ручным стежком, все было бы еще лучше. Отец не будет против, я уверена.

– Ты серьезно? – выдавила Лера.

– Ну почему же нет? Если ты хочешь…

– Конечно, хочу! На целый год раньше! Я даже подумать о таком не могла!

– Что на целый год раньше? – удивилась мать.

– Не важно, мам, не важно! – Лера упала животом на стол и ухватила ее за плечи. – Да я тебе такой костюм пошью, что сам Армани удавится от злости!

– Нет, так не надо, – улыбнулась мать. – Мне бы что-то похожее на тот, что в универмаге. Если получится.

– Еще как получится! Я сегодня же займусь эскизами…

– Но только на новую машинку не рассчитывай, – в итоге заключила мать довольно строго. – Возьмем пока подержанную, а дальше посмотрим…

«Все точно так же, как и когда-то! – возбужденно думала Валерия. – Могу поспорить, что и машинка будет та же! Я изменила события на целый год! Как такое может быть?!!»

– Вот увидишь – жалеть тебе об этом не придется, – она чмокнула маму в лоб. – Я тебе это гарантирую!

– 24

В каждой школе есть такой спортзал – площадью 150 квадратных метров, высотой в два этажа.

Мекка для любого школьного события, начиная различными Олимпиадами и заканчивая выпускным балом. Новый год, брейн-ринги, все награды и общественные выговоры.

Лера сидела у длинной кирпичной стены с большими окнами и раскачивалась в деревянном раскладном кресле, к которому крепилось еще несколько, при этом непроизвольно задирала голову вверх, разглядывая высокий облупленный потолок с крупными серыми пятнами. Зачем такой высокий? Чтобы не пробить башкой крышу, кувыркаясь на брусьях? Не промазать по волейбольной сетке? Кто-то доползал по канату до самого верха? На полдороге физруки принимались орать благим матом, что делать этого нельзя. Так чего ради? Принцип храма? Должно же быть хоть одно место в школе, где ты заслуженно почувствуешь себя мелким и ничтожным.

Как и эти кресла: жесткие, сухие, скрипучие, с высокими подлокотниками, – зажимающие группку людей в неразмыкаемый ряд, как в тиски, делая одинаково незначительным и безвольным каждого. Шелохнешься – пошлешь колебание по всему ряду, шелохнешься второй раз – нарвешься на препятствие из каменных спин и первые предупреждения. Шелохнуться третий раз не хватит духу, а хватит – получишь локтем по ребру, да так, что мало не покажется!

Чтобы кем-то управлять – его нужно принизить. Эта система будет действовать всегда.

У рабов нет воли, как нет и амбиций. Вот почему в школе так много отстающих, вот почему единицы чего-то добиваются в жизни. Мелкой сошке ведь много не нужно. Не каждый станет впоследствии «по капле выдавливать из себя раба…»

Рядом с ней сидела Надя, преобразившаяся в обновках, с неаккуратным высоким хвостом, с торчащими размытыми кудрями и с ярко проявившейся на губах помадой (Лера все же заставила ее хорошенько промокнуть губы платком, от чего девчонка теперь дулась на нее, но алое пятно продолжало гореть на ее губах, как пионерский флаг).

Она выглядела взволнованно, без конца вертелась, от чего кресло Леры шаталось как шлюпка, дрейфующая на волнах. Это в конце концов вывело ее из себя.

– Ты пойдешь танцевать или нет? – спросила она.

– Я не умею, – хныкнула Надя. – Может, ты научишь меня?

– Я что, по-твоему, танцор диско? – изумилась Валерия – Иди и учись.

– У меня не получится.

– Тогда какого черта мы здесь делаем?

Надя насупилась, потом снова принялась канючить:

– Валь…

– Ты издеваешься? Леонтьев?!! Может, сразу два пальца в рот?

– Ну хоть медленный…

– Не проси! Какой толк идти на дискотеку, если ты не умеешь танцевать? – Лера порывисто вскочила, готовая визжать от досады. Это ж надо было позволить себя втянуть в такое!

– Я хоть молчу про то, как ты вырядилась, – огрызнулась Надя. – Над тобой все смеются, не видишь? Что это за колготки такие, где ты их откопала вообще?

У Леры отвисла челюсть. Надя учит ее моде?

– Ты бы их запомнила хорошенько, – выпалила она, не сдержавшись – Потом, когда будешь мечтать о таких, вспомнишь, где видела!

Черт! Зачем?

Злясь больше на саму себя, чем на Надю, Валерия отвернулась, присела на ручку кресла и снова принялась изучать обстановку спортзала.

В дальнем углу зала, почти в тени, притаилась «Лёня-Федя» и беспрестанно пасла ее. Всякий раз поворачивая голову, Валерия замечала грозный взгляд.

Присутствовала еще парочка учителей, но их почти никогда не было видно. Они появлялись вдруг, материализуясь из воздуха, стоило только о них забыть. Если пара чуть сильнее прижималась друг к другу – они тут как тут выныривали просто между танцующими.

– Дистанция, дистанция, – напоминали сурово.

Если кто-то громко ржал, бегал, в общем, вел себя недостойно пионера, ему тотчас напоминали строгим взглядом, либо нотацией – что к чему.

Лера вздохнула, не в силах сдержать раздражение.

Тут и там сновали дежурные с красной повязкой на предплечье, тоже блюли порядок. Один из них прошелся вплотную, задев ее и чуть не наступив на ногу, – с видом полной вседозволенности.

Сами танцы навевали погребальную тоску. С трудом верилось, что кто-то мог посещать такие мероприятия. Звучавшие из хрипящих колонок унылые песенки с гулом разносились по пустому, плохо проветренному спортзалу. Реденькая кучка танцующих в центре напоминала ей фрагмент из фильма про сумасшедший дом, пациенты которого картинно раскачивались туда-сюда, плохо понимая, где они находятся.

Даже взгляду не на чем остановится: одеты подростки слишком просто и скучно, на их фоне она могла показаться пришельцем.

Еще немного – и ее стошнит!

Надя задергалась в кресле, устремив обеспокоенный взгляд на танцующих, прыщавое лицо наморщилось.

– Барановская!

– Кто?

Лера проследила за ее глазами.

В центре зала и правда возникло внезапное оживление, вызванное появлением блондинки в черных брюках и бежевом жакете (первая модница за весь вечер!), вокруг которой, прервав танцы, образовалось движение, как возле знатной особы, – все приветствовали ее, чуть не толкаясь, с кем-то она обнималась. При этом самодовольство на ее лице читалось так отчетливо, что было различимо даже издалека.

– Что за птица? – спросила Лера, пытаясь припомнить самостоятельно.

– Здрасте! А то ты не знаешь, – удивилась Надя.

– Местная звезда? Чем примечательна?

– Это Барановская! – ответила девчонка так, словно это уже само собою все объясняло.

– Слушай, можешь не повторять мне ее фамилию каждую секунду, словно ты ее пиар-агент! Я не помню, кто она.

Надя выкатила глаза:

– Ну ты даешь! Она самая красивая девочка школы!

– Да ладно, – хмыкнула Валерия. – Ее едва симпатичной назовешь. Это ты под нее свой хвост начесала? А что за парень с ней?

– Глеб, – лицо девчонки вспыхнуло и она отвернулась.

– А! – гоготнула Валерия. – Мы здесь ради него? Становится жарко! А то уж я подумала, танцы в морге. Значит, это самая крутая девушка школы и ее бойфрэнд? Да, он хорош, согласна. И что, вот так все перед ними хвостами виляют?

– Не все, – Надя затравленно смотрела в пол.

– Ну! И почему ты щеки надула? Нарядилась, накрасила губы, заставила меня припереться, иди теперь – танцуй!

– Не пойду.

– Это почему еще?

Неожиданно до нее донесся всхлип.

Лера повернула голову, поглядела на Надю и опустилась рядом на сиденье.

– Эй, ты что? – потеребила ее за рукав. – Парня так не завоюешь.

Но та уже совсем разлилась водопадом.

– Я уродина!

Лера на миг опешила. Надя точно не была красавицей, прыщи во многом тому способствовали, но, ради Бога, даже среди кинозвезд и моделей – не так уж много истинных красоток! Не была бы она акулой моды, если бы не знала этого наверняка.

– Ты не уродина, – сказала она. – Тебе нужно больше работать над собой. А не сопли размазывать.

– Пойдем отсюда…

– Я думала, интересное только начинается. Черт, салфеток нет под рукой! Я на тебя все носовики извела… Ого, разве целоваться в школе на танцах можно? Что это они слиплись, а им никто и замечания не сделает?..

Надя подняла глаза на влюбленную парочку, и затем, ничего не поясняя, вскочила со своего места и помчалась к выходу.

Лера несколько секунд смотрела ей вслед, потом подхватила со спинки кресла их вещи и стала догонять девчонку.

Уже в метрах десяти от выхода она заметила Фому. Он стоял напротив, подперев плечом стену, небрежно склонив голову, и наблюдал за ней…

На улице было светло, вечер только начинался. Но отпустить Надю одну, в развинченном состоянии, Лера не решилась. Они отошли как можно дальше от входа, чтобы ничто не мешало девушке успокоится.

– Да ты королева драмы, – пошутила Лера, подавая Наде ее затрепанную штормовку. – Вещи бросила…

– Тряпки…

– Слушай, этих тряпок у тебя знаешь еще ско…

– Все зависит только от внешности! – перебила Надя и посмотрела на нее воспаленными мокрыми глазами, боль в них пылала такая острая, что пронзала насквозь.

– Нет, не только, – хотела уверить ее Лера, но запнулась. Разве совсем недавно не она убеждала мать, какое великое дело – внешность?

– В общем, все зависит от того, какую ценность это будет представлять для тебя в будущем, – заключила она.

– Но что я могу сделать? Как стать другой? – не унималась девушка, заливаясь слезами.

– Прежде всего – не будь глупой! Надя, поверь мне, как эксперту, красота прежде всего рождается здесь, – Лера постучала пальцем по виску. – И будь ты в платье от Армани или от местной портнихи – разницы никакой, если в тебе есть достоинство!

Девушка шмыгнула носом и довольно небрежно вытерла лицо рукавом своей новой блузки. Лера с силой прикусила губу и сдержала вздох, стараясь пропустить этот отвратительный жест, от которого ее не просто покоробило, а практически вызвало разъяренного демона из тайников души. Нужно надарить девчонке носовых платков, непременно!

– Я не знаю, как надо одеваться, – сказала Надя.

– Ах, перестань уже! – воскликнула Валерия. – Кто, по-твоему, знает? В лучшем случае – единицы. Для всех остальных существуют профессионалы.

– Ты тоже думаешь, что косметика и модные платья сделают меня красивой, ну, как актрису или певицу? – спросила Надя мечтательно. – Потому что иногда, когда я гляжу в зеркало и представляю себя с прической, накрашенной, без этих прыщей, в одежде из журнала, я думаю, что я ничем не хуже кинозвезды.

Валерия беспомощно покачала головой:

– Ты меня не слушаешь. Давай я тебе кое-что разъясню: как оно в жизни бывает, а не в кино. Красота – это, конечно, мощное оружие. Прикольно думать, что красивая внешность – все проходящий бронированный танк, гарант любого успеха. Сказочка для отсталых! Я лично знаю столько земных богинь – идеальные параметры тела, совершенная лепка лица! – и такое же совершенное несчастье во всем! Ты хоть представляешь, какой на них обрушивается пресс: с одной стороны отвергнутые козлы, с другой – завистливые сучки! Да ты знаешь, как им судьбы коверкают? Насилуют, заряжают в лицо кислотой, убивают… Сколько их сломалось, как тростинка!.. Черт!.. Барановская! Я вспомнила! – Лера не могла говорить от потрясения и невольно замолчала. Потом, когда пришла в себя, заключила: – Через десять лет у нее не будет передних зубов…

– Зачем ты такое говоришь? – скривилась Надя.

– Она школу даже не закончит…

– Что за выдумки? Она идет на медаль. У нее все учителя на привязи, как собачонки. С такими-то родителями! Никто не посмеет испортить ей аттестат, и с чего бы ей школу не закончить?

– Тем не менее это так, – отозвалась Лера рассеянно. – Что-то ее сломает и твоя дражайшая Барановская сопьется за очень короткий срок, а потом и к игле пристраститься. Не знаю, доживет ли она до тридцати…

– Ты сама говорила про зависть, про все эти страшные вещи, а теперь такое выдумываешь!

– При чем тут зависть? У меня нет оснований желать зла этой девчонке. Но таким я знаю ее будущее…

– Ты что – ясновидящая? – спросила Надя.

– Нет, кажется… Но кое-что про будущее знаю…

– Скажи тогда про мое!

Лера ответила не сразу.

– Все будет хорошо. – Она даже кивнула, чтобы придать уверенности своим словам. – Ты сможешь стать кем угодно, если будешь помнить про осторожность и вести себя разумно…

– Но я буду красивой, правда?

– Конечно, – усмехнулась Валерия. – Я же говорю, все зависит от тебя… Я вот знаю одну девочку, ее зовут Лена, – продолжила она вдруг с оживлением, – настоящая красавица, и даже не догадывается…

– Это кто? – нахмурилась Надя.

– Ты ее не знаешь, она живет в Киеве… Пухленькая, постоянно запаривается на диетах, не может смириться, что рост у нее всего лишь метр шестьдесят пять, а не метр восемьдесят. Но ты бы видела, какая она прелесть! От нее все парни без ума! Я сама постоянно замечаю, как на нее смотрят. У нее превосходные волосы, и глаза невероятно красивые, и вообще… просто райская птичка! Влюбилась в какого-то Бориса… надеюсь, он оценит все ее качества… И ты представь, она вообще не понимает, насколько прекрасна! Вместо этого морит себя голодом, а бывает, прихожу домой – а она уже две коробки конфет ухлопала и не заметила! Я, конечно, ничего ей не говорю, потому что с утра она снова объявит, что больше не ест. Но…

– Я вообще не поняла, что ты несешь! – перебила Надя. – Что еще за Лена? Зачем ей морить себя голодом, она что – больная?

– Что-то вроде того, – с грустью констатировала Валерия. – Она заболела, как и ты. Она хочет быть картинкой из журнала.

Надя задумалась:

– Потому что картинка красивая…

– Нет, потому что картинка – другая. Через пару лет картинка эта будет выглядеть смехотворно, так есть и будет всегда, – вот в чем проблема. Мы хохочем и краснеем от стыда иной раз, вспоминая, что носили на себе в какой-то период. Думаем, вот же были идиотами. Но ведь это не так. Просто картинка устарела. И так повторяется много-много раз. И каждый раз картинка стареет, теряет свою прелесть, а точнее – свою свежесть, мимолетное колдовство. То, что называется модой. Поверь мне на слово, я не знаю ничего, что было бы столь призрачно и недолговечно, как мода! Это самая тленная вещь на земле! Становиться ее заложником очень опасно. Потому что тогда не ты ею, а она тобой управляет. А тебя она попросту стирает словно ластиком – всю твою личность! Ты ведь помнишь, я чуть было не пошла на кражу ремня и пуговиц в галантерее. Я бы и кусок хлеба не украла, подыхай я с голоду, а тут… Ради чего, если подумать? Понимаешь?

– Нет. Быть модной плохо?

Лера вздохнула:

– Становится ее жертвой, понимаешь? Не замечать своей собственной прелести, не знать, как ее подчеркнуть, вместо этого – ломать себя, преобразовывать в мимолетное видение…

Надя непонимающе смотрела на нее:

– А чего же ты тогда вырядилась, как клоун?

Терпение Леры едва не лопнуло окончательно. Она с трудом удержалась, чтобы, подобно учителю дзэн, не влепить тугодумной однокласснице приличную оплеуху.

Распаляться про то, что она, Валерия Черноус (черт бы ее побрал!), – всю жизнь в моде (черт бы ее побрал еще раз!), что ее не исправить (побрал бы уже трижды!), и вечно будет нацелена на эксперименты со стилями и цветами! Что даже ослепнув, она бы все равно сочетала между собой тона, фактуры и формы. Потому что она состоит из всего этого, как программа по умолчанию! И никогда ей не стать другой. Единственная цель ее существования, в чем она ни минуты не сомневалась, – сделать людей чуточку совершеннее. Но только не жертвами! Не рабами и лунатиками! Кажется, в какой-то момент она призабыла об этом. Так ведь? Ее клиенты были жертвами моды, и Валерия стала жертвой для них. Одни жертвы. Ни одного спасенного!

– Давай я тебя провожу.

– Зачем? – удивилась Надя. – Сама, что ли, не дойду?

Лера с опаской поглядела в сторону турников.

– У меня, знаешь ли, как раз настроение прогуляться…

За спиной вдруг возникла фигура. Валерия не удивилась, услышав веселые нотки в знакомом голосе:

– А танцевалки?

– Для танцевалок музыка не та, – ответила она, не оборачиваясь. – Так что, мы, пожалуй…

Она подняла кисть, распрямила ладонь и сделала резкий жест, напоминающий падение самолета. Ее муж использовал его всякий раз, когда хотел показать, что кого-то или что-то «слили». Когда проваливался проект, дело, или чьи-то карты оказывались биты. Словом – фиаско. Но никто так и не понял, что она хотела этим сказать. Неуместная привычка!

– Отбой, короче!

– Я хочу тебя проводить. Или подвести, – предложил парень.

Лера, наконец, повернулась.

– Ах, ну да, у тебя же байк!

Байк оказался просто перед ней: Фома сидел на нем, уверенно держась за руль, и казалось, что они с мотоциклом – одно целое.

Лера отметила, что он хорошо смотрелся в черной кожанке на белую футболку, в синих джинсах. Ноги просто неприлично длинные. Волосы зачесаны назад, в глазах таинственные огни. Такой себе идол из рекламы жвачки, газировки, сигарет или того же мотоцикла – вечный Джеймс Дин!

Девочки от такого образа кипятком писают.

Но Лера делать поблажки ему не собиралась.

– Ну так проводи, – сказала она. – Мы вот Надю проводим.

Надя полуиспуганно и полувозмущенно уставилась на нее:

– Нет…

– Ну почему нет, если предлагают? Я права? – Она поглядела на Фому с вызовом, прекрасно понимая, что провожать Надю в его планы не входило. Но ему ничего не оставалось, как только подыграть:

– Права.

Потом они тащились минут пятнадцать какими-то окольными путями, через дворы. Парню пришлось спрыгнуть с мотоцикла и толкать его рядом. Надя шла впереди, мельтеша съехавшим на бок хвостом, думая о своем, неловко вжимая голову в плечи и каждые десять шагов напоминая, что может дальше пойти одна. Но всякий раз Лера отвечала, что «на ходу коней не меняют» и они молча продолжали свой путь. У одной из бесконечных пятиэтажек Надя вдруг резко свернула и, едва махнув рукой на прощание, юркнула в серый подъезд.

– Ну, что дальше? – спросил Фома. – Может, вернемся в школу и еще кого-нибудь домой проводим?

– Не бухти, сам напросился, – ответила она.

– Я не напрашивался провожать ее, я напрашивался провожать тебя. Это что – чулки?

– Интересуешься чулками?

– Не думал, что ты ходишь на танцы.

– А что, только тебе можно?

– Я с друзьями приехал, решил на минутку заглянуть, а тут ты. Ничего прикид! Я с трудом тебя узнал. И пахнешь просто одурезно. Какая-нибудь «Шанель номер пять»?

– Вот это да, – изумилась Валерия. – Ты настолько разбираешься в духах?

– Угадал? – Фома захохотал. – Вообще-то ляпнул наугад, просто в журнале видел это название.

– Ну тогда тебе повезло. Хотя, откуда тебе знать, может это вообще какая-нибудь «Красная Москва».

– Ну уж нет, – продолжал веселиться парень, – этот психоделический кошмар ни с чем не спутаешь, именно так пахнут подруги матери, когда сбегаются к ней на чай. Я сразу же из квартиры выселяюсь.

Валерия тоже засмеялась.

– Бедный мальчик, так и быть, я капну тебе капельку своих духов на платок, чтобы ты мог отбиваться им в следующий раз от «Красной Москвы».

– Я даже не стану спрашивать, откуда они у тебя, – покачал он головой.

– Марсианские мутки, – произнесла она таинственно. – Забыл?

– Ну как же, забудешь…

Валерия окинула его байк оценивающим взглядом.

– Ничего машина. «Ява»? Не знала, что они черными бывают, я помню их красными.

– Я почему-то не удивлен, что ты еще и в мотоциклах разбираешься, – его улыбка напомнила ей чеширского кота. – Да, «Ява-350». Только с конвейера, краской еще пахнет. Красная модель – слишком дикая, мне такая тачка ни к чему. Я за черную полсвета перевернул! И руль что надо, и сиденье, и шпицы не вылетают к чертям, если набираешь больше 80-ти. А как тебе цилиндр?

– Почти как зеркало, – ответила она, с трудом удержавшись, чтобы не добавить: «Можешь при езде свои яйца рассматривать», но вовремя спохватилась, напомнив себе, что перед ней мальчишка.

– Не придел мечты, конечно, – продолжал хвалиться Фома. – Но на данном этапе – один из самых крутых мотоциклов в городе! Я как раз на пути к тому, чтобы усовершенствовать мою «Ласточку», тогда она полетит, как ракета!

– Сколько гордости, смотри не лопни! На школьных обедах, наверное, наэкономил, или бутылки сдавал?

– Что-то вроде того.

– О, смотрю, без шлема ездишь?

– Какой дурак ездит со шлемом? Это попса!

– Попса, говоришь? А мозги на асфальте – не попса?

– Если шлем на скорости поцелуется с асфальтом, – прыснул Фома, – он вряд ли даст мне фору! Это годится только для езды на коньках.

– В любом случае без шлема я на твой байк не сяду, – сказала Валерия.

– Ты просто источаешь капризы, ты это знаешь? Ладно. Добуду я тебе шлем. Скажи, какой тебе толк возиться с этой неряхой? Зачем ты ее провожать пошла?

Они неторопливо брели теперь другими дворами, сокращая путь к дому Леры.

– Мне нечего бояться.

– Ей, что ли, есть? – хмыкнул парень, приостанавливаясь, чтобы подкурить сигарету.

Лера пожала плечами и задумчиво обронила:

– Все может быть. Будущее меняется каждый день.

– Странная ты. – Он выпустил из легких сизое облако и поглядел на нее свысока. – Идти домой одна не боишься, зато прокатиться на мотоцикле без шлема тебе страшно. Философствуешь при этом о будущем. Почему я раньше тебя не замечал?

– Меня не водил дежурный школы в кабинет директора из-за курения, – ответила она.

Фома самодовольно улыбнулся:

– Если бы мне давали по рублю за каждый раз, когда я туда попадаю, я бы уже купил себе яхту!