Текст книги "Последнее желание"
Автор книги: Галина Зарудная
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
– 53
Чувство небывалого стыда охватило ее гнетущим внутренним пожаром. Он заполнил ее всю – сверху донизу. Казалось, она не выдержит такого сильного презрения к себе. Ей сорок давно, но семнадцатилетний мальчишка во сто крат умнее и честнее ее. Она с трудом доплелась домой, ноги сделались вялыми, а живот свело так сильно, что возникло ощущение, будто она теряет сознание.
Люди не меняются.
Запомни.
Невозможно изменить фотонегатив. Он может стать четче при проявке. Или выцвести со временем. Но изображение все то же…
Ты готова на все, Валерия, потому что цель оправдывает средства!
Ты являешься сюда сквозь года, вмешиваешься в чужую жизнь, ломаешь чужие планы…
Все. Всегда. Неизменно. Должно быть по-твоему!
Как ты могла пойти на такое?
Превзошла саму себя!
Браво!
– Пап! Пап, ты дома?
Она вломилась в его комнату, не разуваясь, просто с порога, больше всего опасаясь, что его нет.
Но дома стояла неподвижная тишина, только радио неутомимо бубнило где-то за стенами.
Лера со вздохом закрыла дверь спальни, присела в прихожей на тумбочку для обуви и так, словно это стоило непосильного труда, стала снимать мокасины. Встречающий ее котенок гарцевал у ног, терся шерсткой и издавал плачевно-влюбленные серенады, вскидывая мордочку.
– Ох, не до тебя сейчас, Коби…
Первоначальное имя Ганди, измененное на Кобейн, трансформировалось в конечном результате на Коби. Всем это имя понравилось, даже самому коту. Он срывался с места и летел через всю квартиру, едва заслышав его.
Не прекращая вздыхать, она все же подхватила его на руки и, не имея сил ни для чего другого, просто пошла в свою комнату, легла на постель и уставилась в потолок. Коби прыгал у нее на груди и лице, как маленькая обезьянка, тыкался мокрым носом в щеки, уши, глаза, шею, пока, наконец, не зарылся мордочкой в ее волосы и не притих, посвистывая во сне.
Валерия лежала все это время, не двигаясь.
Грудь сжимала непреодолимая тоска. Что за невыносимая боль…
Вот откуда люди знают, что все чувства живут в сердце. Сердце, спешащее жить от любви. Рвущееся от волнения. И отказывающееся биться от боли.
До чего ты сложный механизм, человек!
Самое странное, и, пожалуй, ужасное, что у нее нет ни одной мысли в голове.
Хоть бы тебе одной!
Она пришла к разрушительной стадии смирения. К безысходности. К умиранию…
Где-то она слышала, что так умерла Жозефина, жена Бонапарта. Улеглась на постель – и тихо испустила дух.
Это не были мысли о каком-нибудь нелепом суициде. Это не было депрессией.
Всего лишь абсолютное понимание конца.
Твой лимит исчерпан, детка.
Набери побольше воздуха в легкие и считай до ста.
Ты же знаешь, тебе нечего терять…
Представь, что тебя уносит теплая волна. Ничто не важно. Больше нет никаких долгов. Нет невыполненных обещаний. Нет прошлого и будущего. Растворяющая гладь воды… и пустота…
Дверной звонок вырвал ее из забытья. Лера вздрогнула.
Показалось, она дремала…
Выпутала котенка из волос, и, оставив его лежать на кровати, медленно поднялась, по-прежнему ощущая слабость во всем теле.
Каково было ее удивление, когда в глазной линзе она увидела Фому.
Руки задрожали. На миг растерявшись, сомневаясь, стоит ли его впускать, все же отворила дверь навстречу.
Парень скользнул глазами по ее лицу и молча вошел, сутулясь больше обычного.
Она отступила немного назад, словно боялась его.
Он постоял, хмуро разглядывая пол, затем в упор посмотрел на нее и спросил:
– Зачем ты это сделала?
У Валерии вырвался вдох и на глаза мгновенно навернулись слезы.
Фома непонимающе смотрел на нее, начиная хмуриться еще больше.
– Хорошо, – кивнула она. – Я расскажу. И может быть, ты меня поймешь когда-нибудь…
Затем пошла в свою комнату, он молча последовал за ней.
Какое-то время она набиралась решимости, стоя к нему вполоборота, прислонившись к стене. Он сел в кресло напротив.
Наконец, утерев слезы, она заговорила:
– Веришь ты мне или нет, но это ровным счетом ничего не меняет. Я из другого времени, Фома. Из другой жизни… Ты напоминаешь мне моего сына! Он такой же красивый и целеустремленный юноша…
На этих словах сердце словно пронзило спицей, и она невольно задохнулась. И все же смогла подавить новый, удушающий прилив рыданий.
– Я никогда… никогда не была с ним близка, как с тобой… – Голос все равно дрожал, она с трудом могла говорить, глотая слезы. – Мне страшно подумать, что я не знаю даже имя его девушки. Какое его любимое блюдо… Как часто он влюблялся и страдал. Почему решил стать именно футболистом, а не рок-звездой… И моя дочь! Моя сластена! До чего же она ненавидит меня, считая полной дурой и стервой с отмороженным сердцем. И разве я этого не заслужила? Откуда им было знать, как сильно я их люблю! Я сама никогда не знала этого. Не понимала, что они в действительности значат для меня… Я думала, что это они неблагодарные. Но это я, именно я была неблагодарна им за то, что они есть у меня! А потом… Я проснулась 15-летней девочкой, какой была когда-то, только память моя сохранила все подробности моей жизни… будущей жизни! Которой только предстоит случиться. Или уже нет. Я теперь ничего не знаю…
Он смотрел на нее, не моргая, чуть наклонив голову.
– Я знаю, ты мне не веришь. – Валерия вытерла слезы рукавом. – Я бы сама себе не поверила. Но ты хотел правды – вот она, какая есть. Можешь делать с ней, что пожелаешь. Считай меня шизофреником, дело твое. Это ничего не изменит. Я была бы сейчас мертва, а не здесь… Мой последний шанс спасти собственную шкуру и снова увидеть своих детей – это спасти Глеба. Если мне удастся сохранить его жизнь, я сохраню, быть может, и собственную. А я очень, очень хочу вернуться, пусть даже это будет только миг. Лишь бы они снова были – Женька и Ленка! И Андрей! Это все, чего я хочу!
Никогда Фома еще не выглядел таким задумчивым, таким серьезным. И в то же время, невозможно было прочесть по его лицу, верит ли он ей. Скорее всего, нет.
Он медленно поднялся, не проронив ни звука, взял свою сумку, перебросил ее через плече, и ни разу не посмотрев больше в сторону Валерии, ушел.
Ей почему-то сделалось невыносимо больно от этого. Похоже, все хорошие люди, которые верили в нее, рано или поздно должны ее оставить. Она ужасный человек! Она заслужила свои страдания!
И будто прорвала большая плотина. Лера не помнила, когда еще она плакала так долго, так надрывно и обреченно. Она обессилено повалилась на пол и оплакивала все, что имела прекрасного и все, что разрушила в своей жизни. Она оплакивала свою неспособность что-то изменить.
Она оплакивала и тот факт, что даже получив второй шанс – ни за что и никогда не сумеет исполнить свой долг перед судьбой.
Она оплакивала себя…
– 54
Так часто бывает именно в эту пору, весной. Долгожданное солнце – рьяное, игривое, несдержанное – внезапно куда-то пропадает – и все резко меняется под куполом неба.
Преображается картина дня, а с тем и любое настроение.
Слишком неуверенными казались зелено-белые мазки на цветущих деревьях, земля потемнела, пространство затянула старая грязная драпировка.
Для Валерии это выглядело не просто переменой погоды. А грозным напоминанием беспощадного конца.
Но она не могла, а точнее – не умела сдаваться. Что бы там не происходило в целом мире, даже если мир рухнул, даже если собственные силы и дух покидали ее.
Она не замечала того времени, что проводила в школе. Она машинально вставала поутру, умывалась, чистила зубы, перебрасывалась несколькими фразами с мамой, делая вид, что завтракает. Затем шла на уроки, честно отсиживая их. На переменах стояла где-то в углу, отвернувшись в окно, вяло реагируя на болтовню Нади, никого и ничего не замечая вокруг.
Потом, подхватив тяжелую сумку, упрямо следовала одним и тем же маршрутом – к гаражу Фомы, где не могла застать его уже два дня к ряду. В школе она его также не встречала.
В тот холодный ветреный день в воздухе кружилось белое конфетти, сея слишком грустный праздник по земле. Валерия, укутав шею в некое подобие палантина, что как-то подыскала для себя в комиссионке, в легкой красной штурмовке, обдуваемая всеми ветрами, все же настигла в лабиринтах гаражей своего беглеца, свою последнюю надежду.
Он как раз шел впереди нее, она ускорила шаг и позвала его. Но он не откликнулся.
Лера снова его позвала – снова без ответа.
– Фома, – звала она, продолжая преследовать его. – Ты должен послушать меня!
Он шел, не оборачиваясь, словно ее не было вообще.
– Ты слышишь, – кричала она, – Фома!!!
Она догоняла его и преграждала путь. Упиралась ему в грудь. Но он даже не смотрел на нее, равнодушно обступая и направляясь дальше.
– Пожалуйста, Фома!
Снова и снова Лера оказывалась просто перед ним, но он упрямо уворачивался, делая вид будто ничего не замечает. Это могло продолжаться бесконечно долго.
– Фома, ты знаешь, я не сдамся, – снова настигала она его. – Ты должен мне помочь!
– Фома! – Она подпрыгнула к нему и схватила за борта куртки, он резко отмахнулся и Валерия чуть не упала.
Но она снова выскочила перед ним, преграждая путь.
Его лицо оставалось непроницаемым.
– Что там? – окликнул его Митя, когда они приблизились к гаражу, к ожидающей компании на больших мотоциклах.
– Пристала, – рявкнул Фома. Ребята заухмылялись.
– Хочешь меня унижать? – Лера снова преградила ему путь. – Ну давай! Я все равно не отстану! Ты меня плохо знаешь! Можешь сидеть целыми днями и придумывать, как унизить и оскорбить меня, а на следующий день снова сидеть и думать, как ужалить посильнее. Но ты не отделаешься от меня, я могу повторить это тысячу…
Земля неожиданно исчезла из-под ног и все подскочило перед глазами. Не успела она сообразить, что происходит, как сильная боль пронзила ее предплечье и в мгновения ока, словно тряпичную куклу, парень зашвырнул ее за угол гаража, ударив спиной о кирпичную стену. Не дав опомниться, он резко и грубо впился ей в губы, от чего она глухо стукнулась затылком и все загудело в голове, как в чугунной бочке. Он прижал ее к стене всем телом и девушка оказалась словно зажата в тиски, не в силах даже шелохнуться. Свободной рукой он схватил ее за грудь и стиснула так сильно, что она замычала, не имея возможности закричать. А потом дрожащий от ярости голос прошипел ей в лицо:
– Хочешь унижений? Как тебе такое?!!
Ее губы затряслись, но так же внезапно он отпустил ее, и она чуть не упала, как подкошенная.
Фома исчез за углом гаража и уже через несколько секунд мотоциклы громко взревели всего в нескольких шагах от нее, наполнив улицу грозным урчаньем железных моторов. Она стояла, опираясь о стену, и еще очень долго слышала эти звуки откуда-то издалека.
Прижимая ладонь к груди, Валерия пыталась унять дрожь во всем теле. Несмотря на всю свою стойкость, она не смогла пересилить в себе эту боль и шок. Оглядываясь, она вдруг поняла, что не знает, где находится… точнее, все происходящее вдруг утратило свою схожесть с реальностью и расплывалось перед глазами, как неясный сон.
Всего этого не должно быть, простонала она в который раз, все это не может быть настоящим…
Я только сплю.
Сплю – и все не могу проснуться…
* * *
И вот она снова на своем таинственном пустыре. В месте, где никто и никогда ее не найдет. В месте, что фактически символизирует ее появление в этой реальности.
Деревья поскрипывали, склоняясь о ветра. Прошел мелкий дождь, пока она добиралась сюда, но Валерия даже не заметила его.
Мокрые ресницы стали холодными и колючими.
За пять недель я выплакала больше, чем за всю свою жизнь, подумала она невольно.
Пять недель. Не сложно было прикинуть в уме срок ее пребывания здесь. Сорок дней. С того дня, как она появилась тут и до запланированных роковых гонок – ровно сорок дней. Случайность?
Говорят, сорок дней отводится душе после смерти, чтобы проститься со всеми.
Но никто не знает, чем занята душа эти сорок дней…
А она была здесь. В прошлом…
Стояла посреди пустыря, в быстро наплывающих сумерках, сбиваемая с ног порывами ветра – и прощалась со всеми, к кому больше не могла обратиться. Со своей семьей там. Со своей семьей тут.
С мечтами. Иллюзиями. Победами. Провалами.
Растворяющая гладь воды… и пустота…
Прямо у нее над головой раздался оглушающий хлопок, от которого едва не задрожала земля. Резкая вспышка света ослепила ее на мгновение, но это нисколько не напугало и не потревожило Валерию. Всего лишь гроза и молния. Как и в тот ее первый день.
Вот-вот прольется еще один дождь, на этот раз – серьезный.
Но и это совершенно ее не заботило.
Однажды она уже попала под дождь, заболела. Какая хитрая уловка. Но теперь ее время все равно на исходе. Теперь ей уже некогда валяться с температурой.
У нее осталось три дня.
И пожалуй, это все, что у нее осталось.
Лера вздохнула. Что бы ты сделала в свои последние три дня жизни?
Она продолжала разглядывать мрачный, раскиданный пейзаж перед собой.
Нужно как можно больше времени провести с родителями. Еще раз напомнить Наде, что не стоит идти на выпускной. Возможно, это самообман и уже ничем не исправить судьбу несчастной девочки, но так ей самой будет спокойнее…
О, и еще одно! Помочь папе подготовить маму к покупке дома; уговорить ее потратить деньги со сберкнижки все равно, что заставить дуб танцевать.
Но вдруг получится.
И подарить кому-то эту замечательную золотую сумочку. Быть может, лучшее из ее творений.
Больше у нее ничего не останется. Она все отдаст, она готова к этому. Жаль, что раньше она не знала, насколько это замечательно – отдавать что-то просто так.
Валерия скрестила руки, бесполезно пытаясь согреться.
Кому я отдам свой пустырь, усмехнулась она. И сердце ее подскочило.
Ну конечно!
– 55
Каким-то чудом солнце все же прошмыгнуло – просунуло короткие лучики сквозь гряду надвинутых друг на друга туч.
Это произошло в тот самый момент, когда Валерия – неожиданно спокойная и неправдоподобно терпеливая, – сидя на нижних трибунах стадиона, подняла взор к небу. Ей показалось, что солнце не просто коснулось ее лица, легонько скользнув по векам, но и успело запечатлеть поцелуй на лбу.
Когда она повернула голову вправо, увидела мужчину с пышной копной светлых волос, что сливались с жесткой щетиной бороды. Издалека могло показаться, что на голове у него меховой шлем, а вблизи он напоминал хиппи. Лера узнала его еще и по спортивному костюму и цветной гоночной куртке. Это его она дожидалась здесь еще с полудня. Сейчас часы показывали половину четвертого.
Он направлялся к ней. Лера поднялась и шагнула ему на встречу.
– Мне сказали, меня ждет какая-то девочка, – обратился он. – Ни за что бы ни подумал, что та самая.
– Та самая, что делает такие пакости? – заключила Валерия с иронией. И серьезно добавила: – Я бы тоже не подумала. Здравствуйте, Эдуард.
– Я только в паспорте Эдуард, – поморщился он.
– Эдик…
– Так-то лучше.
Он внимательно оглядел ее.
– Зачем ты меня искала? Кто-то прислал?
– Нет. – Валерия выглядела решительно. – Моя выходка была спонтанной, и я очень сожалею о ней. Из-за нее я потеряла лучшего друга.
– А, вот оно что, – протянул Эдик, стрельнув в нее бледно-голубыми глазами, в которых в этот момент отражались беглые солнечные лучи.
– Да, – ответила она, – друга, которого у меня никогда не было прежде, и которого я не оценила. Теперь поздно, наверно, что-то исправить. И я скорее здесь не из-за этого.
– А из-за чего же?
– Я слышала, что вы ищите новое место. По моей вине, естественно. Такое, о котором никто не знает. Чтобы не выводить из соревнования тех ребят, которые к нему долго готовились, но которых теперь взял на обозрение школьный комитет. Проводить гонки здесь вы уже не станете, разумеется.
Он смотрел на нее недоверчиво, искоса, не вынимая рук из карманов куртки.
– Да, я знаю, что это может напоминать, – продолжала Валерия. – Но мы не в плохоньком совковом фильмишке, никакими шпионскими штучками тут и не пахнет. Я действительно хочу исправить свою ошибку, и мне кажется, знаю, как именно.
– И как же?
– Есть место, где вы можете провести не просто гонки, а что-то вроде мотокросса. Мне кажется, это было бы даже интереснее, чем просто гонки.
– Интересно. И что же это за место такое?
– Я покажу.
– А кому ты его еще показывала? – Мужчина не спешил довериться школьнице, пусть она и не напоминала типичного подростка.
– Никому. О нем вообще мало кто знает, я случайно на него наткнулась.
Эдик какое-то время думал, почесывая бороду и разглядывая лужи, разлитые по всему стадиону. Затем спросил:
– Почему ты рассказала директору школы про гонки? Я же вижу, ты не из ябед. Не из тех, кто делает подлости из мести. Не хотела, чтобы Фома участвовал? Боишься за него?
– Если честно, да, – кивнула Валерия. – И не только за него. Как можно допускать кого-либо к участию в гонках, зная, что он не оденет шлем?
Мужчина снова задумался.
– Я бы никогда такого не допустил. Но я, к сожалению, не в силах контролировать их выходки. Я пытаюсь. Эти гонки не такие уж серьезные, скорее видимость, чтобы их чем-то занять. Сколько проблем эти лоботрясы избегают, пока готовятся к гонкам здесь, вместо беспрепятственного мотания по городу или на трассе.
– Теперь я вас понимаю…
– Отчего же?
– Это долго объяснять, – вздохнула она. – Просто есть ситуации, которые мы не можем изменить, а точнее – не должны этого делать. Парадокс. Исправляя ошибки, иногда можно только все ухудшить… Я видела этих ребят на байках, видела этот огонь в глазах. Не имеет значение, если гонки отменят или перенесут. Будут другие. Если на каком-то крутом повороте или лихом километре что-то случится… Вы правы, никто из нас не Бог, чтобы предотвратить это. Я сама в какой-то степени гонщик. Команда «стоп» не для меня. И чем рискованней виражи, тем больше во мне азарта… В общем, я надеюсь, вы не отвернетесь от моего предложения.
– Что ж, – ответил Эдик, – таких речей я ни от кого еще не слышал. Во всяком случае от девушек. Что-то в этом есть. Было бы странным не взять информацию к рассмотрению. Показывай давай свое место. – Молодой человек усмехнулся, натягивая перчатки. – Может, Фома и не раздавит тебя где-нибудь по дороге в школу, как обещал.
– Он такое обещал? – выдохнула Валерия.
– Я его таким злым в жизни не видел. А с таким настроем любые гонки опасны.
– Ну, тода я очень-очень надеюсь, что место вам понравится, – взволнованно заговорила она. – Мне плевать, пусть бы он меня и раздавил. Но я не хочу, чтобы он страдал.
– Согласен. Поехали.
* * *
– О, а вот и Валерия! – послышались дружные голоса из кухни, только она шагнула в прихожую. – Иди к нам!
В кухне пили чай. Мама с папой, Люся и папин сослуживец дядя Юра.
– Ого, какая компания, – удивилась девушка.
– Ты представляешь, – заговорил отец, светясь от радости, казалось, даже лысина его непривычно сверкает при свете лампы, и морщин как будто поменьшало. – Зашла к нам Люся с булочками, – ты любишь, кстати, булочки с маком? – давай тогда, присаживайся! – а через пять минут и Юрка подоспел. Только тебя и не доставало. Наливай чай.
Лера налила себе чаю, наблюдая за тем, как отец, сидя рядом с матерью, приобнимал ее за талию, как улыбалась счастливая мать. Напротив них сидели Люся с дядей Юрой, многозначительно переглядываясь.
Дядю Юру Лера помнила отлично. Это был высокий крупный мужчина с шикарной темной шевелюрой, который говорил всегда так громко и раскатисто, что звенела посуда. А когда смеялся, казалось, стекла могли посыпаться из окон. Тетя Люся, судя по всему, прибалдела около такого мужчины, скромно опускала глаза и краснела от каждого его взгляда.
Валерия села во главе стола, не в силах стащить с лица накрепко приклеившуюся улыбку. Общее настроение буквально припечаталось к ней самой.
– Так-с, дядя Юра, – обратилась она к сидящему по левую руку мужчине. Сделала выразительную паузу, взяла булочку и, вдохнув ее аромат, блаженно закатила глаза. – Вот это я понимаю… Вы пробовали, а, дядя Юра?
В кухне поднялся дружный смех, – все поняли ее намек.
Валерия помнила, что папин лучший друг овдовел уже прилично давно, так и не решившись на создание нового семейного гнездышка. Детей у него не было. Потому, вероятно, один из первых оказался в числе ликвидаторов аварии на ЧАЕС.
Меньше чем через год его уже не будет. А Люся испытывала глубокую потребность заботиться о ком-то. Все это понимали.
– Не просто пробовал, – отозвался веселым громом дядя Юра. – Я вот думаю, как теперь жить без них смогу.
– Все вопросы к изготовителю, – Валерия деловито развела руками.
– Ты глянь, как быстро дети растут! – кивнул отцу дядя Юра.
– Это точно, – ответил тот, улыбаясь, а мама трогательно вздохнула.
Дядя Юра продолжал:
– Сидела тут, барыня, с бантом вот таким, первоклашка, – что огрызочек. Я помню. А теперь, смотрите, красавица какая! Мальчишки, могу поспорить, маются, ночами не спят, всё думы думают. Скольким из них ты планируешь головной болью стать, признавайся?
Лера веселилась от души, наряду с остальными.
– Не загадывала еще. Теперь подумаю.
– Люся, кстати, про котенка уже сколько раз спрашивала, – вспомнила мама. – Ты его еще не передумала отдавать?
Лера задумалась.
– Уже привычно, что он носится под ногами как угорелый, – добавила мама меж тем. – И к лотку приучился быстро. А ты что скажешь?
– Кто же будет испытывать тогда мое терпение? – спросила Лера, прихлебывая чай. – Я не могу его отдать.
Папа подмигнул ей.
– Ой, да их вон сколько сейчас, – заметил дядя Юра, – только успевай подбирать. Сезон ведь. Люся! А я тебе, если хочешь, сиамского подарю. Или персидского, выбирай.
– Ой, – зарделась Люся, – да мне и с улицы подойдет, с улицы даже лучше, сиамский итак не останется без хозяев, а с улицы кто заберет?
– Добрая ты душа, Люся, – воскликнул Юра.
– Только, чур, не девочку, – заумоляла мама. – А то начнет Коби шастать, такое нам тут устроят через полгода! Кастрировать мы его все равно не будем, этого права людям вообще никто не давал. Но если у Люси будет кошка, только и успевай рассовывать по знакомым, знаю, о чем говорю, у меня на работе все этой проблемой озабочены, одних и разговоров, что о котах…
Лера наслаждалась такой простой, уютной обстановкой. Чуждой ей совсем недавно. По сердцу разливалось приятное тепло.
Дядя Юра не просто так зачастил в гости. Мама перестала препятствовать его посещениям, и к тому же такая важная дата была на носу. Тема об этом зашла чуть позже, и мужчин оставили наедине, чтобы обсудить ее.
Они планировали встречу для бывших сослуживцев в годовщину ужасной трагедии, потому что многие из них были в зоне риска и никто не знал, увидятся ли они когда-нибудь снова.
По странному совпадению годовщина припадала на день гонок.
Лера пошла к себе, прихватив Коби. Пока он прыгал как заведенный на клочок бумаги, свисающий на нитке с дверной ручки, она смотрела на него и думала про Фому.
Теперь уже поздно добиваться его прощения.
Важно было только одно – чтобы у мальчишки все сложилось хорошо. И сейчас и в дальнейшем. Чтобы все его мечты сбылись. Она бы очень этого хотела.