Текст книги "Последнее желание"
Автор книги: Галина Зарудная
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Испытала свою реальность так испытала!
Лучше бы все это оказалось сном!
* * *
В кабинет, где только что завершился последний урок, Лёня-Федя вскочила, как бык, сметающий лбом все преграды. Ноздри раздувались, едва не выпуская клубы пламени, глаза метали молнии индры, лицо тряслось. Оставалось только лягаться и бить пяткой о пол.
Лера ждала это явление почти что с нетерпением.
Класс разбежался. Она продолжала сидеть на своем месте, когда Леофтина Федоровна не просто подошла к ней, а практически вжалась в лицо громадным тазом. Девушка отклонилась чуть в сторону и молча подала дневник. Она слышала громкое сопение у себя над головой, даже волоски на макушке зашевелились. Запах никотина придавил, как невидимый пласт. Дневник мгновенно был вырват из руки жесткими сухими пальцами.
Леофтина прошла к столу учителя, швырнула дневник, наклонилась, листая страницы, практически выдирая их с корнями, пока нашла нужную, и твердой рукой нацарапала великое карающее послание.
Учительница по языку, урок которой только что окончился, стояла чуть позади, молча наблюдая за происходящим. Она заглянула поверх плеча Лёни-Феди, прочла написанное и с откровенным сочувствием поглядела на Леру.
Вот только давай без этого! От такого взгляда от спокойствия почти не осталось следа. Валерия разрывалась между двумя сильными желаниями: расплакаться или дать волю гневу.
Чертовы гормоны, чтоб вас!
В этой школе есть нормальные педагоги, они достойны высшего уважения, но даже они не могут сохранить общее равновесие.
Дневник врезался перед ней в парту. Какое счастье, что учителям Совдепии не выдавались кнуты и топоры, мельком подумала Лера, сжимая зубы.
Жирной красной прописью – ровной как боевая лента – было вписано: «Родителям срочно прийти в школу на воспитательный час!!!»
Целых три восклицательных знака. Крупные буквы казались выгравированными, пропечатавшись на все нижние страницы.
– Родителям на воспитательный час? Вы их воспитывать будете? – не удержалась Валерия от ядовитого вопроса.
У руководительницы последовала шизоидная реакция, что было, в прочем, предсказуемо. Она резко метнулась вперед, намереваясь ухватить девчонку за плече, но Лера оказалась шустрее – выскочила с противоположной стороны парты. Раздался клокот, затем пыхтение и, наконец, крик:
– Ну все, Черноус! Теперь ты точно вылетишь!
Она придавила девчонку уничтожающим взглядом, но та даже не моргнула. Нежное лицо подростка в этот момент казалось высеченным из камня, глаза блестели холодным бесстрашием. Несколько секунд скрещивались эти взгляды, но в конце концов, руководительница поджала губы, круто развернулась и громовым шагом, от которого сотрясались парты, умчалась из кабинета.
– 35
Герои всегда гибнут. Тем паче в Совдепии.
Валерия Черноус решила стать героем?
Лера ненавидела все происходящее и в том числе себя самое. Она поддалась естественному для нормального человека стремлению отстоять собственную честь. Но отстоять честь перед системой, неуязвимой как бронированные танк? Лера, проснись!
Ты в этой системе – ничто, ноль без палочки. У тебя не может быть своей правды. Или своего права. А требовать его равносильно тому, чтобы принести в школу бомбу и заминировать класс.
Чувство праведного гнева прожигало ее насквозь. Но бессилие лишало надежды.
Все катится коту под хвост. Ее будущее, если оно и есть, рушится у нее на глазах. Она ничего не может сделать.
Все точно так же как и тогда. Те же ощущения, когда она теряла буквально все, но любая ее попытка спасти положение приводила к еще большей потере. Но что она делала не так? Сидеть молча, как мышь, пока по тебе топчутся? Сдавать позиции безропотно? Принимать несправедливость как дань?
Нет, и еще раз нет!
Гори все синим пламенем!
Кто придумал этот чертов мир с его двойными стандартами? С бесконечной ложью, грубостью и насилием? С эффектом стадности, превращающим толпу в колесо титана, безжалостно давящего каждого нового праведника.
Валерию не покидало чувство, что она пытается побороть гигантскую махину, гигантский маятник, гигантскую мельницу. Сраный Дон Кихот! Либо сойди с дистанции, либо жернова подхватят тебя и сотрут в пыль.
Но дух, что жил в ней, не умел сходить с дистанции!
Хотелось поговорить с отцом. Да что там, ладно! – упасть ему на грудь и разразиться чистыми детскими слезами. Ах, как она нуждалась в этом! В отрезвляющей, очищающей разрядке. В его мудром спокойном голосе, в ауре защиты и покровительства. Какое счастье иметь такого отца. Если бы он ей не поверил… Лере осталось бы, наверное, только одно – броситься под машину.
Ему достаточно просто быть, даже если он болен и слаб, и не способен стать надувным матрасом между ней и злобным миром. Зато он как целебный подорожник, поразительным образом заживляющий раны.
Вот что такое одиночество, осознала она с внезапной ясностью. Не физически, потому что вокруг всегда топчутся толпы людей. А морально.
В пустыне безлюдно. В толпе – пустыня.
Если среди тысяч людей нет ни одного, у кого на груди ты мог бы выплакаться, чье слово дает надежду, а поступок – веру, – ты среди мертвого песка, дружище!
* * *
Вместо отца она натолкнулась на Фому.
Жизнерадостный, цветущий – ходячий фонтан с энергией. Он переловил ее у лестницы.
– Простите, что прерываю связь с космосом! – Громко щелкнул пальцами возле ее головы. – Я тебя зову уже минут пять, пол коридора обернулось, но только не ты. Вообще ты знаешь, по-моему, это такое извращение – оборачиваться на чужое имя!
Лера улыбнулась. Ей приятно было видеть этого клоуна.
– Они оборачиваются, потому что кто-то орет. Я задумалась и не слышала…
– Я уж подумал, ты имя свое забыла. О чем так задуматься можно, разведка?
– Мне сегодня пообещали, что я вылечу из школы.
Парень хохотнул:
– Добро пожаловать в семью! Я уже четыре года вылетаю.
– Тебе то что, лоботряс, у тебя есть твоя «Ласточка». А мне в серьезный ВУЗ поступать надо.
– Ты мне расскажешь потом, что натворила. Я тебя хотел с друзьями познакомить.
Он взял ее за руку и потащил по запруженному коридору. Когда они, наконец остановились, перед ней возникла та самая парочка, что вызвала истерику у Нади на танцах.
Лера переловила взгляд Барановской, что отсканировал ее от макушки до пят, вычисляя недостатки и достоинства соперницы. Для таких как эта, подытожила Лера, все – соперницы, но решила не давать спуску и ответила таким же колючим изучающим взглядом.
– Света, – представил Фома. – А это Глеб.
Лера повернулась к парню, что стоял в шаге от нее и внезапно произошло что-то странное.
Резко, без всяческих предупреждений, в голову ударила горячая волна, как раскаленная лава. В одночасье все поплыло перед глазами и удушающий ком возник в горле.
Складка памяти быстро шевельнулась и оттуда, как двадцать пятый кадр, взметнулась, ослепив ее, страшная картина: молодой красивый мальчик, мечта почти каждой девочки… в луже собственной крови… с раскроенным черепом… посреди беговой дорожки…
Она инстинктивно вырвала руку из ладони Фомы и отступила на шаг. Он смотрел прямо на нее… этот мальчишка… мальчишка, что ездил без шлема!
Валерию залихорадило с такой силой, словно через все тело пропустили электрический ток, и показалось, что содержимое желудка ищет немедленного выхода. Такое потрясение могло лишить ее последних сил, отнять весь разум. Ноги сделались слабыми, начинали подкашиваться.
Она вспомнила!
Господи, вспомнила!
И могла просто не пережить этого. В испуге она развернулась и побежала обратно к лестнице. На улицу! Скорее на улицу!
Лестница показалась просто непроходимой, ей словно нарочно преграждали путь, она толкалась на последнем дыхании, предчувствуя страшную истерику или падение. Под конец она готова была драться, и возможно так и делала, потому что постоянно ощущала под ладонями чьи-то бока и спины, кто-то толкал ее в ответ и тогда, не рассчитав силу, она била по чем приходилось. Исчезните! Исчезните все! Где же этот долгожданный кислород?!!
Но и на улице кислорода не оказалось.
В голове шипел раскаленный пар. Валерия добежала до ближайшей свободной скамьи и, рухнув на нее, попыталась взять себя в руки. Что-то было не так с окружающим. Все исказилось и изменилось до неузнаваемости, как при сильном опьянении или отравлении. Она мелко и часто дышала, не в силах сделать продолжительный ровный вдох. Скамья стала мягкой, начала парить над землей. Лера совершенно точно знала, что ноги ее упираются в землю, но это словно были не ее ноги.
Одежда, напротив, стала очень ощутима, показалась невыносимо тесной. Доносившиеся отовсюду голоса звучали разреженно, цвета потеряли четкость, как если бы весь окружающий ее фон сильно размыли в фотошопе. Только солнце казалось ярким, даже слепящим, резало по глазам.
Проведя ладонью по лицу и шее, Лера изумилась тому, как холодны ее пальцы, как сильно они дрожат. Отупело посмотрела на свою руку.
Все как тогда – в тот злосчастный первый день, когда она очутилась здесь! Такое же ощущение полной расщепленности пространства. Она словно вдавлена в него, втиснута, но на самом деле ее тут нет. Это может быть только сон!
Все это не реально. Не реально!
Мальчишка давно мертв!
Холодная дрожь волной прошлась по спине. Кто-то возник в пространстве рядом, бросив тень на ее лицо.
– Что случилось? Лера, почему ты убежала?
Она понимала, что это Фома, мельком взглянула на него и прикрыла глаза. Этого всего нет. Господи, зачем ты мучаешь меня?!! Она ощутила руку у себя на плече и… только по горячим импульсам в животе, похожим на щекотку, знала, что бежит, бежит, бежит. Все остальное не имело осязания, она проплывала, как джипиэс навигатор, потерявший связь со спутником.
Вскоре она очутилась на соседней улице, возле маленького рынка.
При входе на земле сидело двое пьяниц, от которых несло чем-то кислым и нездоровым. Они лениво потягивали пиво и поглядывали по сторонам. Она миновала их, и когда кто-то из них что-то сказал, Лера с ужасом повернулась и закричала:
– Ничего этого не существует!
У бочки с молоком две женщины быстро обернулись.
– И вас нет! Вас тоже не существует! – крикнула она им.
Людей на рынке было мало, но все оглядывались на нее и дико шарахались. Лера бросала резкие реплики, сжимала кулаки и яростно тыкала пальцем в прохожих.
– Этого всего нет, – повторяла она, – это все ненастоящее!
Небольшой торговый ряд заканчивался овощами. Лера остановила глаза на яблоках, узнала продавщицу, зарычала, глядя на нее:
– И тебя здесь нет! Ничего нет!
Кровь свистела в висках, голос срывался. Рядом аккуратной пирамидой высилась капуста, девчонка со всей силы ударила по ней. Головешки разлетелись, попрыгали по земле, как мячи.
– Этого не существует, не существует!
– Ты что творишь? – завопил кто-то из покупателей, хватая ее за руку, но Валерия издала такой страшный рев, что он отпрянул.
– Нужно скорую вызвать, не видите – наркоманка!
– Тогда уж милицию, милицию!
Продавщица, вместо того, чтобы собирать капусту и браниться, ступила к девушке и стала что-то спрашивать.
Но Лера не слышала ее, она продолжала метаться, зацикленно повторяя, что всего этого не существует.
Солнце по-прежнему беспощадно резало глаза. Она с трудом различила выход из рынка, что вел на противоположную улицу, ринулась туда, все так же не разбирая ничего у себя под ногами, словно глаза ее были замылены пеной.
Но только шагнула за ворота, и через узкий тротуар на дорогу, как некая сила быстро и крепко подхватила ее.
Показалось, будто она летит, отброшенная в сторону, ноги метнулись в воздухе, вплотную пролетев мимо огромного автобуса, почти коснувшись его. Валерия обмякла, окончательно теряя равновесие, и когда ее ноги снова коснулись тротуара, они подкосились. Кто-то удерживал ее, и только поэтому она не рухнула.
Эти руки так крепко впивались в нее, что стало больно. Затем эти же руки встряхнули ее, быстро повернули и она уткнулась лицом в чью-то грудь. К щеке прижимались пуговицы рубашки, она с жаром дышала в нее, глотая слезы. Кто бы то ни был, он держал ее слишком сильно. И даже если бы она захотела, то ни за что не смогла бы вырваться (ее ноги, кажется, так и не касались земли). Но она не хотела…
Он действительно держал ее со всех сил, отчетливо понимая, что от этого зависит ее жизнь.
Проходили нескончаемые минуты, но он боялся отпустить ее, и сам старался не дрожать. Она успокоилась, стала легкой, но продолжала беззвучно рыдать. Его рубашка уже промокла насквозь.
И только тогда он стал постепенно отпускать ее, когда девушка уже стояла на ногах, уже практически затихла.
Она подняла к нему распухшее лицо и выдохнула:
– Ты? – Влажные глаза цвета корицы еще не совсем обрели осознанность.
– Ты не видела, что я иду за тобой? – спросил он.
– Это действительно ты?
– Если хочешь, можешь ущипнуть меня.
Кто-то подошел к ним, Лера повернула голову и увидела женщину, которой она разгромила прилавок. Женщина обеспокоено смотрела на нее, протягивая стакан.
– Это газировка…
Фома взял стакан и держал его, пока Лера пила. Вода отдавала содой, но была холодной и до того освежающей, что ее оказалось мало.
– Я принесу еще, – сказала женщина и отошла к автомату, что стоял тут же, в двух шагах, при входе на рынок.
– Тебя автобус чуть не сбил, – тихо проговорил Фома. Она ничего не ответила.
Ей снова подали воду, она снова жадно пила, на этот раз самостоятельно. Каждый новый глоток вымывал сгустки копоти из ее головы. Отдав женщине стакан, Валерия неуверенно посмотрела на нее и извинилась. Женщина печально улыбнулась и ушла.
– Все хорошо? – спросил Фома.
– Я не знаю, – призналась Валерия, продолжая подрагивать. – Но ничего не спрашивай меня, ладно?
– Ладно, если больше не будешь бросаться под автобус.
– Ты, выходит, спас мне жизнь…
– Выходит…
– В Японии говорят… если ты спас кому-то жизнь, ты навеки теперь его господин…
– Мы не в Японии.
– А где же?..
– Здесь…
Ноги Валерии все еще казались ватными.
Фома взял ее под руку и они не спеша побрели вдоль узкого тротуара, мимо окон жилых домов…
Дома слишком близко располагались к улице, казалось, будто идешь по краю комнат, нарушая границы приватности живущих там людей.
Через много-много лет на месте этих старых штукатуренных желтых коробочек появится новострой с высотками и бетонными дворами.
Но пока эти покосившиеся бараки еще стояли, неудобно втиснутые с одной стороны в рынок, с другой – в улицу. Половину тротуара занимали старые клены, широко раскинув ветки над улицей и цепко ухватившись корнями в асфальт. Острые листочки уже распустились, – для них не могло быть ничего другого. Ветки задевали их с Фомой головы. Зеленые сторожи маленьких двориков. Их сметут в один день со всем прочим…
Лера разглядывала себя в отражении окон. Волосы на лбу и висках были мокрыми, выбились из косы и некрасиво торчали, лицо покраснело. Какой ужас постигает тот, кто оказывается перед лицом нервного срыва, – начиная криками и заканчивая вот этой вот физией, – думала она, удивляясь собственным мыслям. Но не потому ли так мало людей способны в критический момент оказаться рядом, протянуть руку, подставить собственную грудь под этот выплеск? Как правило, все бегут в страхе и омерзении. А еще чаще – бросают в несчастного камни. Добить, чтоб не мучился? Дай то Бог, чтобы в момент их собственного срыва, рядом все же оказалось плечо, загородившее от камней.
– О чем ты думаешь?
Валерия туманно взглянула на парня.
– Ни о чем.
Тротуар резко сворачивал влево, но Фома, продолжая крепко держать Валерию за руку, повел ее куда-то дальше через дорогу.
– Это мой бывший детсад, – он кивнул на открытые ворота. – Если нас не выгонят, давай посидим в тени.
Девушка не возражала.
На детской площадке пахло кухней, видимо она располагалась где-то поблизости, и Валерия снова почувствовала легкий прилив тошноты. Но ветерок в тени был нежный и прохладный, они сели на скамью и только теперь парень отпустил ее руку.
Какое-то время они молчали. По ноге Леры стали бегать муравьи, увидев это, Фома подул и они посыпались на землю. Ее это внезапно рассмешило.
Какой все таки мальчишка! А уже жизни спасает!
С трудом верилось, что ее мог сбить автобус. Да, по логике вещей Фома ее спас, но неужели, неужели в этой реальности, в этом сне она могла бы…
Скорее всего, очнулась бы в больнице с тысячью переломов, а еще оказалось бы, что в Совдепии не практикуют обезболивающее и все такое…
Она так тяжко вздохнула, что Фома снова спросил, о чем она думает.
Конечно, ему не все равно. Ему важно знать причину ее помешательства. Но что она могла сказать этому парню? Что не должна тут находиться, что она не та, за кого ее принимают, что встречает живыми людей, которые давно уже покоятся с миром? Что всего этого нет и не может быть?
Фома поднял с земли тоненький прутик и начал погонять настырных муравьев, взбирающихся им на ноги. Этот мальчишка и сам не понимает, что оберегает кого-то, пусть каким бы обычным делом это не казалось. Для него все так просто. Все же, заключила Валерия, способность позаботиться о ком-то еще – особое качество. У большинства оно не работает.
– Что-то напугало тебя? – спросил он. – Я знакомил тебя с ребятами, ты посмотрела на Глеба и поменялась в лице. Я не уверен, но мне показалось…
– Расскажи мне про него, – попросила Валерия осипшим голосом.
– Про Глеба? Ну… Его отец полковник. Тут все ясно, да?.. Он гоняет, как и мы с ребятами, но держится особняком. У него свои механики, свои друзья, отдельный гараж… Но моя «Ласточка» все равно круче. И вообще, с этого то все и началось. Еще год назад его мотоциклы вообще не интересовали. Мы дружим с первого класса, но тут он достал просто! Одеваться начал как я, мотоцикл такой же подавай! Его папаша тоже связи имеет нехилые, но за моим не угнаться. Теперь со своими механиками пытается превратить «Яву» в «Харлей». Смешно.
– Но ты разве не того же добиваешься? – спросила Валерия. – У вас соперничество?
Парень фыркнул:
– Глеб мне не соперник!
– И он ездит без шлема?
– Все ездят без шлема.
– Тебя я видела в шлеме несколько раз.
– Ну, это, во-первых, из-за тебя, – признался Фома. – Да и матери обещал.
– Глеб, значит, тоже участвует в гонках?
– Пока еще нет. Почему ты про него расспрашиваешь? – В его голосе послышалась нотка ревности. – Я чего-то не знаю? Почему ты не говоришь мне, в чем дело?
– Фома, скажи, эти гонки как-то можно отменить? – задумчиво поинтересовалась Валерия.
– С какой стати?
– Например, чтобы кто-нибудь не пострадал…
– Фигня это все! От чего пострадать?
Она не ответила, чувствуя, как разрастается головная боль. Запах жареной рыбы становился просто несносным.
– Я хочу уйти отсюда. Мне нехорошо. Сейчас бы послушать музыку, – она многозначительно взглянула на парня.
– Тогда пойдем, – он подал ей руку. Лера решила, что это лишнее, встала и просто молча пошла вперед.
Фома всю дорогу поглядывал на нее, – то ли ожидая нового взрыва, то ли пытаясь отгадать ее мысли…
– 36
Она сидела на стуле в гараже и, поставив перед собой большую картонную коробку, перебирала пластинки. Фома принес ей чаю, сетуя на то, что сахар опять кто-то выжрал.
– Как раз идеально, я пью без сахара, – кивнула она, поставив чашку рядом на пол.
– И почему я не удивлен? Все не как у людей…
– Я не видела здесь раньше Моррисона, – удивилась Лера. – Ты его прятал, что ли? Это именно то, что нужно!
– Я не все пластинки сюда приношу, знаешь ли.
– Только те, которыми хвастаешься? – Она как ни в чем не бывало подтрунивала над ним, ее голос звучал весело, хоть она и выглядела взъерошено, как будто недавно проснулась. Косу Валерия переплела, но лицо оставалось еще немного опухшим.
Фома поставил пластинку, она попросила его найти «Riders On The Storm».
Запись зашумела раскатами грома и атмосфера гаража мгновенно переменилась, отбросив их куда-то очень далеко.
Это было и прошлое, и настоящее, и будущее. Все и ничего в одночасье.
Словно натянутая пружина, наконец, выстрелила в ее душе. Валерия сладко вздохнула, закрыла глаза и откинулась на спинку стула, как наркоман, принимающий свою дозу. Когда песня закончилась, она попросила пустить ее еще раз. А потом еще.
Все таки хорошо, что в этот момент в гараже больше никого не было.
Лера приоткрыла глаза и сквозь призрачную дымку увидела силуэт Фомы. Высокий, юный и такой стильный в своей «косухе». Он стоял напротив, скрестив руки на груди, с поднятой к губам чашкой и внимательно изучал ее.
– Ты знаешь, о чем эта песня? – спросила она.
– Я понимаю то место, где он поет, что девушка должна любить своего парня.
Валерия хрипло засмеялась и процитировала:
– Мы рождены в этом доме, мы брошены в этот мир, как собака без кости, актер, играющий в одиночестве…
Он задумчиво смотрел на нее.
– А что это значит?
– Наверное то, – ответила она отстраненно, – что все мы что-то ищем, думая, что нам выпала особая звезда. А в действительности, мы воюем с собственным одиночеством. И дорога никогда не кончается, и эти поиски никогда ни к чему не приведут… Живи одним мгновением, потому что… – Лера замолчала. – Потому что и этого когда-то не будет…
Песня доиграла и они продолжали какое-то время слушать тишину. Потом Валерия попросила поставить для нее «Whitesnake».
– Не представляю, как можно жить без музыки, – заметила она печально. – Есть люди, которые совсем не слушают музыку. Это душевная инвалидность! Ты можешь книг не читать, не любить спорт, не интересоваться политикой, не иметь хобби. Но не слушать музыку – все равно что не выпускать на волю свою внутреннюю птицу, запереть ее на сто замков, а ключи утопить в океане!
– Я вообще думаю, что эту самую птицу они и топят в океане. А клетку оставляют для себя… Какая отрава, – скривился Фома, допивая чай. – Ты извращенка, если пьешь это без сахара!
– Отрава то, что ты называешь чаем, извини. Даже без сахара не лезет. В следующий раз, когда будешь отправлять отцу список прихотей, впиши туда хороший цейлонский чай, не пожалеешь.
Он изумленно вздохнул:
– Откуда в тебе столько всего, что в одну голову не уместиться?
– Лучше тебе не знать, – ответила она с налетом горечи.
– Почему? Что не так с тобой? Про Марс я уже знаю, что еще?
Валерия сделала вид, что не слышит его расспросов, продолжая копаться в пластинках.
– Тебе непременно следует раздобыть «Joy Division» и «The Cure». Не имею ничего против выдающихся личностей из твоей коллекции, но, боюсь, они не зажгут твою ракету так, чтобы можно было долго и упорно рвать небеса.
– Ты выражаешься как чокнутый поэт!
– Так и есть! Сам посмотри, – она кивнула на стену гаража, где висела на гвозде его белая школьная рубашка. – Кто б еще так сумел? Ею теперь ворон пугать, когда все сопли высохнут.
– В нашем ЦУМе таких еще много, ты если что – обращайся.
Лера затряслась в беззвучном смехе. Здорово, что мальчишка за словом в карман не лез. Для нее это было сейчас лучшим лекарством наравне с музыкой.
– Элис Купер? Неожиданно! Дедушка Мэрилин Мэнсона откопался в твоей коробке…
– Дедушка кого?
– Это я вслух мечтаю, не обращай внимания!
Валерия все азартнее рылась в пластинках, как в коробке с новогодними игрушками, нуждаясь в хорошей психологической разрядке, а посильно это лишь очень, очень хорошей музыке.
– Дэвид Боуи! Ну наконец-то, не одним металлом, значит, кормимся… Ты, кстати знаешь, почему у него глаза разного цвета?
– Читал, что он марсианин. Твой родственник, стало быть.
– Родственник-родственник… Только по глазу он получил тут, на Земле, от лучшего друга. За то, что увел у него девчонку.
– Ну так и поделом.
– Поделом, говоришь? Ну-ну. А про Патти Смит ты когда-нибудь слыхал?
– Это та девчонка?
– Нет, балда… Это певица. Очень крутая тетя в роке… Странно, что до тебя не дошли ее пластинки… Даже Боба Дилана нет, беда какая…
– Дилан есть, – воскликнул Фома. – Только дома.
– Принеси обязательно, давно не слушала…
– Откуда, правда, откуда? – Он не переставал изумленно трясти головой. – Если половина из того, что ты тут бормочешь не выдумка, тогда как ты можешь знать столько музыки?
– Ну… скажем… – Валерия задумалась. – Однажды меня здорово просквозило этим всем. И вот теперь я им болею…
– Я уж не знаю, чем ты там болеешь, но, похоже, это всерьез.
– Всерьез, всерьез и надолго, – приняла она очередной укол. И тут же вскинулась: – Майкл Джексон?!! О, Боже, держите меня семеро! Откуда это здесь?
– Это не мое! – быстро среагировал мальчишка.
– Ну, конечно! Надеюсь, я не найду здесь Леонтьева и Ротару! Тут байкеры тусят или кто? Песен из «Электроника» никто не прячет?
Фома по-девчачьи захихикал. Лера продолжала в том же духе:
– Совать попсу в одну коробку с роком – это саботаж, который нужно расследовать – и виновного казнить!
– Мы прибьем его сожженное чучело над входом, – пообещал Фома.
– Хоть бы перебирал свои сокровища…
– Класс, теперь есть кому меня вычитывать!
– Да, тебе повезло.
– Может, тогда и пыль протрешь?
– Может, заткнешься?
– Но ты же начнешь тогда с собой разговаривать, – парировал он, давясь смехом.
– Я заметила, что ты любишь музыку вроде «Iron Maiden» и «Black Sabbath», – сказала она уже серьезно, – хотя твои ровестники едва до «Procol Harum» доросли. Я знаю почему… Байкером так просто не становятся. Как и рок-музыкантом. Live fast, die young? И предстоящие экзамены в школе уж точно занимают тебя меньше, чем гонки.
– Мне кажется, или эти гонки занимают не только меня? – поинтересовался Фома, неожиданно помрачнев, уселся за руль своего мотоцикла и закурил.
– Я только хотела сказать, что это опасный спорт…
– Жизнь вообще опасна! Можно угодить под автобус, например, – он выразительно посмотрел на нее.
Лера отодвинула от себя коробку с пластинками, откинулась на стуле и смерила его пронзительным взглядом.
– Ты многого не знаешь!
– Ты же мне не говоришь!
– Тебе это не понравится.
– А ты меня проверь, – сказал мальчишка с вызовом, щурясь из-за дымящей во рту сигареты. Лера сжала зубы и отвернулась.
– Черт, не заставляй меня воспользоваться привилегией, что дает эта японская традиция.
– Мы не в Японии, – отрезала она.
– Я уже начал жалеть об этом. – Он резко оттолкнулся, вывернул руль, и почти наехал на нее передним колесом мотоцикла. Она бросила на него предостерегающий взгляд.
– Фома, я сейчас уйду!
Он какое-то время молчал, выпуская крупные сизые кольца, и все так же не сводил с нее пристального взгляда. Валерия встала и отошла, чтобы не дышать дымом.
– Ты знаешь обо мне практически все, – заговорил парень через минуту. – Сама при этом – ходячий ларец с сюрпризами. Постоянно говоришь какими-то загадками. Трудно представить, что у тебя на уме, ты совершенно непредсказуема! Ты кажешься мне порой какой-то нереальной. Как эксперимент. И еще меня не покидает подозрение… что ты не с Марса, что на самом деле ты с Луны!
Валерия обернулась и бросила в него какой-то тряпкой. Он едва успел пригнуться.
– Вот видишь, – крикнул Фома. – Никогда не знаешь, что ты сейчас выкинешь.
– Лучше молчи, здесь много тяжелых предметов! – предостерегла она.
– Вот так живешь и не знаешь, что мимо тебя ходит какая-то малявка с веснушками, а в ней сам черт сидит!
Лера закрыла лицо руками:
– Какие еще веснушки?
– О, поверь мне, те самые, – загоготал мальчишка. В него полетела кружка с недопитым чаем, Фома пригнулся, но, просвистев над головой, она все же успела его облить, ударилась о стену гаража и загремела где-то в коробках с инструментами. Он угрожающе ткнул в девчонку пальцем, вытряхивая ворот:
– Никогда в жизни больше не угощу тебя чаем! Будешь умолять – воды не дам! Где ты взялась на мою голову?
– Это я где взялась? – огрызнулась Валерия. – Куда не повернись – кругом Фома!
– Ну, знаешь! Тянет меня к этим твоим загадкам…
– Правда? – Она скрестила руки и деловито вскинула подбородок. – Втрескался, значит?
– Что? – возмутился мальчишка.
– Ой, только не надо делать такую рожу, вроде я двухголовая ящерица! Притащил свой байк ко мне знакомиться. – Валерия изобразила Фому верхом на мотоцикле. – Я такой крутой, детка!
– Я действительно крутой!
– Видела, перед малышней.
– Это мы еще посмотрим, когда я гонки выиграю, – пообещал он.
Вся игривость и адреналин, что так кстати вспыхнули в ее молодой крови от этой перебранки, столь же резко сникли, неприятно царапнув живот. Фома заметил эту внезапную перемену.
– Ты меня доконаешь, – покачал головой.
– Ты считаешь эти гонки безопасными? – спросила Валерия.
Он хмыкнул, давая понять, что это даже ежу известно.
– Можно сделать так, чтобы Глеб не участвовал? – поинтересовалась она.
Фома слез с мотоцикла. Пластинка доиграла и он пошел ее переставлять. К тому моменту, когда он повернулся, лицо его посуровело и показалось еще смуглее, черные как угольки глаза заблестели.
– Не понимаю, почему все девчонки от него голову теряют. Обычный пижон!
– Фома, ты сам нас сегодня познакомил…
– Значит, это из-за него?
– Фома, не разочаровывай меня, пожалуйста, не болтай чепуху.
– Но ты же мне ничего не говоришь! – Он тяжело дышал, сжимая губы. – Интересно, если бы тебя спрашивал Глеб, ты бы ему все рассказала?
– Фома, я не понимаю, что ты хочешь от меня? Что я должна тебе рассказать?
Парень резко шагнул к ней:
– Почему тебя так интересуют эти гонки? Почему Глеб не должен участвовать? Сначала я думал, ты не хочешь, чтобы я участвовал в них, но я ошибся. Почему ты так странно себя ведешь?
– Потому что я из будущего!
Он равнодушно повел плечами:
– Я это уже слышал.
– Хорошо, – предложила она. – Давай пари!
– Какое еще пари?
– В этом году у «Whitesnake» выйдет пластинка, равно которой у них еще не было.
– Неужели? И как же она будет назваться?
– Так и будет – «Whitesnake»!
Он насмешливо вскинул бровь:
– Вот так дела!
– Да, и ты должен все свои связи подключить, всю вселенную перевернуть, но достать эту пластинку.
Парень прикинулся изумленным:
– А что так?
– Потому что она войдет в историю.
– «Whitesnake – Whitesnake» войдет в историю? – он продолжал насмешничать.
– И тогда посмотрим – вру я или нет.
– И в чем же пари?
– Если такой пластинки не будет, значит, ты прав, и таких врух еще свет не видел. Но если пластинка выйдет…
– И что тогда?
– Ты больше не выкуришь ни одной сигареты за всю свою жизнь!
– Ясно, – прыснул мальчишка.
– Что именно тебе ясно, друг мой? – спросила Валерия.
– Курить я буду до последнего своего часа.
– Я бы на твоем месте не зарекалась…
