Текст книги "Последнее желание"
Автор книги: Галина Зарудная
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
Фома мгновенно поменялся в лице и, приподнявшись было над стулом, сел обратно.
– Что?
– Ты слышал.
– Девушки не участвуют в гонках.
– Почему? Что тут такого? Это же безопасно.
Он ничего не ответил.
Собиралась ли она это делать?
Ну уж нет.
Но иначе к этой теме не подобраться, закорми его хоть всеми пиццами на свете!
Он закурил сразу же, только они вышли из кафе.
– Ты вообще как это себе представляешь? И… на чем?
– Вы же с Митей не жлобы, придумаете что-то для меня, – поделилась она простодушно.
Фома истерично заржал.
– Ты хоть представляешь, как к этому готовиться нужно?
– А я и не стремлюсь занять первое место. Главное – участие.
– Нет, ты точно меня доконаешь, – он взъерошил волосы на лбу. – Участвовать в гонках. Меня ребята на смех поднимут!
– Ты за них так печешься?
– Нет! – Он шел широким быстрым шагом, она с трудом поспевала за ним. – Это ты пока в горячке лежала такое придумала?
– Фома, ты должен был уже догадаться, не важно, какая абсурдная идея пришла мне в голову, но я сделаю все, чтобы ее воплотить. – Она решительно встала посреди тротуара. Он замедлил шаг и тоже остановился. Достал еще одну сигарету.
– Ненормальная, – проворчал, подкуривая, продолжая ошарашено мотать башкой. – Так не бывает…
– Не бывает, чтобы человек вернулся в прошлое, – возразила она. – А что такое девушка, участвующая в гонках?
– Да ты за руль хоть раз в жизни садилась?
Валерия сжала зубы, упрямство мальчишки изводило ее терпение. У нее, черт дери, водительский стаж – двадцать лет!
– А ты проверь меня! Я тебя еще как удивлю.
Он молчал.
– Ладно, – сказала она с показной обидой. – Мне надоели твои насмешки. Не веришь в меня, ну и черт с тобой. Найду кого-нибудь другого, кто мне поможет.
Затем повернулась и пошла в противоположную сторону.
Как она и предполагала, через несколько секунд за спиной раздался звук догоняющих ног.
Мальчишка рванул ее за плече, возможно, сильнее, чем нужно. Нагнулся вплотную к лицу:
– Ненормальная, – прошептал дрожащим голосом. – Ты только что показывала язык маленькой девочке в кафе. Теперь хочешь гонять мотоцикл! Я такую ненормальную точно никогда не встречал… Свихнутая просто! Тронутая!…
Лера знала, что он видит сейчас. Блестящие на солнце волосы, нежная розовая кожа, пресловутый нос-курнос и бенгальские огни в глазах. Никаких салонов, косметики и эпатажа ей не нужно – волшебство происходит само по себе, молодая энергия делает свое дело. Глаза мальчишки пожирал ее и Лера, далеко уже не пятнадцатилетняя, понимала, что сейчас он попытается ее поцеловать. Резко отпрянула.
– Какое тебе дело до того, что я хочу! – выпалила гордо. – Я же сказала, мои бредовые идеи – это мои идеи. Силой никого в помощь не зову!
Фома с яростью швырнул окурок на асфальт и растоптал.
– Ты просто вьешь из меня веревки…
– 44
Алгебра. Беглые хищные взгляды училки, за которыми одновременно любопытство и осторожность.
Валерия кивнула, когда Надя, положив стопку тетрадок на парту, спросила:
– Разберешься? Целая неделя. Столько догонять…
Что такое одна неделя по сравнении с четвертью века, подумала Лера.
Но она действительно чувствовала странную растерянность, войдя сегодня в школу, оглядываясь, будто оказалась здесь впервые. И в то же время все уже в достаточной степени выглядело знакомым, приевшимся. Не вспомнить, чем она занималась на том же месте 25 лет назад, но, отчего-то кажется, что сейчас она гораздо ближе знакома со всем этим бедламом, чем когда-либо.
Парадокс. Все уверяют, что учится нужно, пока юн, и это, несомненно, так, однако же способность по-настоящему, самостоятельно переваривать информацию достается лишь в зрелости. В лучшем случае.
Стандартная специфика школ – заталкивание безразмерной ерунды в голову, чтобы урезать количество резервов для выполнения отдельного, независимого анализа!
Валерия закончила школу почти с золотой медалью, но что из полученного материала она использовала практически, кроме грамоты? Зачем такие высокие требования по алгебре и тригонометрии, например? Что принесла она среднему ученику, кроме раздражения?
В том возрасте, когда больше всего хочется знать, у тебя отбивают всяческое стремление просто интересоваться. Тебе что-то постоянно навязывают, заваливают тонами классификаций, уравнений, элементов, сыпут все в огромную кучу. В конечном итоге ты попросту абстрагируешься – рефлекторно, – чтобы не снесло крышу. И вот эти дети ползут со школы, как с каторги, бледные и размазанные, как будто с них взымают по литре живой крови каждый день, а не обогащают жизнь знаниями.
И с каждым десятилетием программа только усложняется, как будто новые школьники в силу роста прогресса и сами обязаны рождаться вундеркиндами; возлагается все больше требований, вроде школа стремиться попутно выполнить еще и миссию института.
Система.
Тот, кто ее создает, вряд ли имеет хоть какое-то понятие, как в ней живется.
В конечном счете, Лере надоело играть в гляделки с математичкой. В виду эксперимента, а точнее – из скуки смертной, она потянула руку и попросилась выйти.
Учительница молча кивнула, неустанно косясь на нее, хотя по обыкновению никого среди урока не выпускает, отвечая на любые просьбы всегда одинаково:
– Меня не волнует, какие свои дела ты не решил на перемене!
В пустом коридоре царило что-то похожее на умиротворение, которое не смогли нарушить даже носившиеся вдоль стен сквозняки. Валерия поглубже вдохнула, проходя у распахнутого окна, и направилась к лестнице, намереваясь спуститься вниз и, если удастся обмануть дежурных, выскользнуть на улицу.
В другом конце коридора возникла знакомая фигура в школьных брюках и темной рубашке. Не слишком высокий, скорее среднего роста, немного щупловат. Походка у парня такая, словно немного прихрамывает и, запустив руки поглубже в карманы, еще и сутулится. Темная косая прядка падала на лоб. Он тоже направлялся к лестнице.
Сердце Валерии лихорадочно забилось.
Глеб.
Он издали взглянул на нее, но не подал вида, что они знакомы.
Сейчас, сказала она себе. Просто сейчас!
Рядом нет ни Фомы, ни Барановской. Тебе дают благословенный шанс, не вздумай его профукать!
Но по суставам пробежал странный ток, мышцы резко затвердели, а ноги перестали двигаться. Еще никогда она, кажется, не переживала такого немого, всепоглощающего ужаса от необходимости заговорить с человеком.
Валерия проводила тысячи переговоров с важными персонами, с самыми влиятельными и неприступными из них… Но никогда не столбенела от нерешительности и страха. Никогда ее жизнь не зависела от разговора, как сейчас!
Тем временем парень уже спускался по ступеням лестницы.
– Глеб, – окликнула она, всеми силами призывая себя выйти из оцепенения. Кажется, он не услышал. Она поспешила за ним и снова позвала, почти уже догнав внизу, на последней ступеньке.
Он обернулся. Ни удивления, ни интереса. Красивое, но совершенно безразличное лицо.
– Глеб, мне нужно тебе что-то сказать, – заговорила она, тревожно заглядывая ему в глаза.
– Это срочно? – спросил он. – Я вообще-то иду в туалет.
– Другой такой возможности может не быть. Поэтому послушай меня. Глеб, я знаю, как это все звучит абсурдно, но ты не должен участвовать в гонках!
При последнем ее слове он оглянулся на маячившую позади техничку, быстро ступил вперед, ухватил Леру за рукав и потащил под лестницу.
– Может, громче? Фома стал много трепаться!
– Дело не в Фоме! Дело в тебе, Глеб.
Он посмотрел на нее довольно холодно. Сейчас он примет ее слова за плохо срежиссированную постановку очередной школьной фанатки. Тот самый мальчишка, мать его за ногу, из-за которого она варится в этом всем, как в крутом кипятке. Из-за которого, быть может, получила единственный шанс вернуться к отправной точке. И вот он, этот гордый синеглазый Ромео, смотрит на нее почти снисходительно, уже наперед воспринимая любую ее реплику не более, чем очарованное тупое блеяние.
– Я тоже, быть может, приму участие в гонках, – выдохнула она, упрямо вскидывая подбородок, но прозвучало это отчего-то совсем неубедительно, напротив, так, словно она и правда переигрывала.
Парень криво усмехнулся:
– Представляю… – И покачал головой, словно подтверждая собственную догадку о том, что она непременно должна была сморозить подобное. – Только девчонки в гонках не участвуют.
– Это неважно, – Валерия сердито посмотрела на него. – Важно совсем другое. Глеб, ты можешь погибнуть!
Его брови чуть дернулись и он отвернулся, стараясь не выдать своего раздражения.
– То есть я не должен участвовать в гонках?
– Это не шутка, я говорю серьезно.
Он кивнул.
– Я ждал, что Фома однажды такое выдаст, – слишком стал нервный и сентиментальный в последнее время. Теперь он своих подружек подсылает? Еще бы гадалку пригнал. С чего он взял, что я поверю?
– Глеб! Оставь в покое Фому, – вскричала Лера почти в отчаянии. – Я объясняю тебе простым языком – ты не должен участвовать в гонках! Ты погибнешь! Расквасишься в дребезги!
– Передай Фоме, что я готов, и обгоню его уже при старте.
– Глеб…
– Ты не против – мне нужно отлить? – С этими словами он спокойно развернулся и, вскинув челку, как ни в чем не бывало отправился дальше по коридору.
Лера осталась стоять пригвожденная к полу, с нарастающим чувством паники.
Как еще, Господи? Она уже прямо ему сказала, – как еще? Он не видит и не слышит дальше своего носа. Он так самонадеян, так уверен в собственной победе…
Никого он тебе не напоминает, Валерия?..
* * *
Она смотрела на себя в зеркало в холле.
– Какой смысл в этом шансе, если все летит к чертям? – Лицо было напряжено, она смотрела едва ли не с ненавистью. – Чтобы поиздеваться?..
– Знаешь поговорку? Нечего на зеркало пенять…
Валерия обернулась. Техничка, старая маленькая цыганка, сидела позади нее на табурете и лукаво улыбалась. Странно, что она ее не заметила. Женщина как из воздуха появилась. Напугала. Хотя это вроде ее обычное место: сидит тут, возле кнопок со звонками, оповещает начало и конец уроков, ухмыляется. А что еще делать? На часы поглядывает.
– Коли рожа кривая? – закончила Лера рассеянно.
Та многозначительно кивнула.
Девочка недоверчиво взглянула на женщину и, спрятав руки в карманах юбки, не спеша направилась к ней.
– Давно хотела спросить. Почему у вас мужское имя – Паша?
Техничка обнажила крупные желтые зубы.
– Меня так все называют, я не против. По паспорту я – Апполинария…
– Кто?
– Поля. Польское имя.
Лера подошла к женщине ближе.
– Извините, но вы что-то не сильно похожи на польку. Я думала, вы цыганка.
– И что? Имя может быть каким угодно.
Лера хмыкнула, присаживаясь на свободный табурет рядом с техничкой.
– И все же вы не Полина – вы Паша.
– А ты чего ко мне прицепилась? У тебя самой имя мужское!
– Это вы откуда знаете? – вскинулась Валерия.
– Я же и говорю – нечего на зеркало пенять, – ответила цыганка таинственно.
Валерия какое-то время смотрела на нее – до того маленькую и хрупкую, такую же темную, как ее рабочий халат; широкая белая прядь шла от лба и терялась в узле черных волос. Определить возраст по лицу было сложно, оно выглядело морщинистым, но из-за подвижности не казалось сильно старым. Глаза настолько проницательны, светящиеся глубоким живым огнем, что Лере сделалось не по себе. Черты в прочем, как и вся фигура этой женщины, были непримечательные, мелкие, возможно потому ее не сразу удавалось заметить, проходя мимо. Но Лера помнила ее. Она всегда дежурила тут, у кнопок со звонками.
Губы цыганки натянулись в плутовской усмешке, она не сводила с девчонки внимательно взгляда.
Лера прислонилась спиной к стене и тяжело вздохнула. Вид у нее был как у поломанной куклы. Руки лежали на коленях почти безжизненно, лицо отсвечивало бледной синевой, а брови низко нависли над глубокими впадинами глаз.
Цыганка покачала головой.
– Сколько не возьми вопросов, ответов все равно столько не будет.
Лера снова вздохнула.
– Как вам знать, какие вопросы меня волнуют? Вы обычн… – и запнулась на полуслове.
– Обычная уборщица? – закончила женщина.
Лера поморщилась.
– Обычный человек… Я не смогу даже объяснить… это хуже тюрьмы…
– Ээ, – поежилась цыганка, словно внезапно очень сильно потянуло сквозняком, – не вспоминай тут про тюрьму, это не нужно… Тьфу-тьфу-тьфу!
Девушка с удивлением взглянула на нее, едва сдержав улыбку.
– Тьфукаете прям что бабка в деревне. Разве цыгане верят в языческие штучки?
– Мы во все верим. Во все, что работает.
– Правда? О, замечательно! – Валерия внезапно оживилась. – А вот скажите мне тогда, верите ли вы, что можно прожить себе жизнь, дойти до черты, а потом – хряк! – и ты какого-то черта снова просыпаешься ребенком! Вот только определенно точно помнишь, что ты не ребенок!
– Ну, – техничка пожала плечами, – в жизни чего только не бывает…
– А смысл? Скажите на милость! Ну же, вы во все это верите. Наверняка, знаете много чего. Так скажите.
– А нет его, – небрежно ответила та. – Нет никакого смысла. – И отвернулась.
– Вот так? – Лера внезапно вскочила, бешено скалясь. – Нет никакого гребанного смысла? Ни в чем? Тогда на кой хрен все это нужно? Это все! – она потрясла руками в воздухе, как драматическая актриса.
– Ну, тут уж каждый сам себе мастак. Хошь – пнись, авось повезет. А, может, и нет. Терять жеш нечего. А мошь ниче не делать, катись, как мешок с горы. Но в первом случае есть надежда. Иногда это, говорят, помогает…
– То есть… результат как зависит от моих усилий, так и не зависит? – Лера злобно захохотала. – Да вы гений! Заратустра! Спасибо, прояснили, а то я тут совсем извелась! – Она резко поклонилась. – Кто бы мог подумать! Два исхода: либо – да, либо – нет! Вы разрешили все мои терзания своей философией. Теперь мне вообще есть до всего дело, и так и чешутся руки что-то пойти и сделать хорошего!
– А мошь не делать, – спокойно ответила цыганка.
– Авось повезет, авось нет! – Лера изобразила мину счастливого прозрения. – То есть вы можете позвонить в этот чертов звонок, а можете и не позвонить, я верно поняла? Авось урок закончиться, авось не закончится!
– Ээ, – погрозила пальцем женщина. – Звонок – это просто. Тут стараться не надо, только на часы смотреть.
– Но ведь в этом тоже нет никакого смысла! Ни в уроках, ни в звонках, ни в переменах! Вообще ни в чем!
– Ну так то оно есть, а вообще – нет…
– Да ну вас!
Лера махнула рукой и сжав зубы пошла прочь от цыганки. Мозг вот-вот был готов взорваться, надо было эту сумасшедшую встретить!
Подумать только! Смысл есть, но его нет! Проще говоря – конец еще не конец, пока не настал! Фантастика!
Валерия и без того чувствовала себя безнадежно пропавшей, оставалось встать на четвереньки и завыть. Ведь выясняется, что ее растреклятого шанса, чудо-спасения, смысла всех смыслов, понимаешь ли, просто не существует!
Повезло – ни словом сказать, ни пером описать!
– Надо бы еще пойти физику поклониться, – проворчала она, вытирая слезы на ходу. – Он прав: все только хаотичное взаимодействие молекул! Сошедшая с ума программа компьютера! Каким еще путем я могла оказаться здесь и сейчас с якобы понятной, но нихрена не исполнимой задачей?!!
Итак.
Ты можешь просто попытаться.
И тогда что-то может получиться.
Вот и все.
Цыганка права, и не на что злиться. Можно уповать на судьбу, рок, карму, но все сводится к одному: ты можешь попытаться! Авось – это и есть твой шанс. Извечное авось!
Она, судя по всему, уже попыталась.
Ее «авось» свернулось фигой.
– 45
Если тебе крайне сложно простить человека, представь, что его вдруг не стало.
Ведь просто же.
Сейчас ты узнал эту новость. Его больше нет. Ты чувствуешь вполне естественный шок и понимаешь, как бессмысленно злиться на него. Под таким углом проще всего осознать, как мелки обиды и бессмысленно презрение!..
Такими пространными раздумьями заканчивался для нее урок английского. Еще до его начала учительница подозвала ее, попросила сесть на последнюю парту и дала старый замызганный британский журнал о путешествиях – еще с шестидесятых.
Открыла страницу с какой-то статьей и попросила Леру до конца урока сделать письменный перевод.
Это оказалось приятным сюрпризом, настоящим облегчением и возможностью отвлечься.
Статейка дурацкая: восхищенное обозрение английского фермера, побывавшего на экскурсии в Лондоне. Возможно статья была призвана рекламировать величественный город с многовековой историей и древней архитектурой, но язык изложения был слишком прост, в основном возгласы удивления вперемежку с многочисленными описаниями из энциклопедий. В общем, стандартное эссе в духе «теперь я видел все».
Справилась быстро. Учительница поглядывала за нее с явным беспокойством. Лера пролистала журнал, не найдя в нем ничего интересного, и, подперев ладонью скулу, устремила взор в окно…
А меж тем у нее только две недели в запасе.
Две. Гребанные. Недели.
Когда урок окончился, учительница, с багровым как у пристыженной школьницы лицом, изучила ее перевод. Затем подумала немного, отложила листок в сторону, всячески избегая встречаться с Лерой глазами, и достала из ящика стола картонную папку.
– Здесь… предположительно те вопросы, что будут на олимпиаде…
Валерия с большим трудом сдержала самодовольную улыбку.
– Только учти – времени осталось слишком мало, через пять дней ты должна быть полностью готова.
– Да хоть…
– Все! – оборвала учительница. – Мне некогда. Я проверю тебя послезавтра. Если увижу, что ты не готова, отстраню немедленно. – Затем отвернулась и с гордо-отрешенным видом стала перебирать что-то в своем портфеле.
Лера схватила папку, развернулась на носочках и быстро полетела к двери, в проеме которой в немом восторге застыла Надя.
– Ух ты, класс, – вскричала последняя, когда они оказались в коридоре. – Тебе то и надо на эту олимпиаду, я всегда это знала! Как ты с ней… по десять минут лялякала! Во даешь! Тебе точно нужно на иняз! Ты возьмешь первое место!
Улыбка слетела с лица Валерии.
Главным было доказать, что она достойна целой олимпиады! Сатисфакция, говоришь? Хм! Даешь первое место, Валя? Для тебя же первое место всегда играло важную роль?
– Я думаю, – вымолвила она озадаченно, – это вполне реально…
– Класс, класс, класс! – радостно повторяла Надя.
* * *
На последний урок она не пошла. Физра.
Сказала, что ее тошнит из-за ПМС.
Тошнило взаправду – от одного вида Лёни-Феди в облегающем ярко-красном полиэстере, со свистком на груди, с этой дурацкой стрижкой-ежиком, словно ее стригли щипцами для бровей, а сушили пылесосом.
Как ни странно, Федя весть про «немощь» проглотила. Ноздри зашевелились, губы стянулись в жесткую морщину:
– Тогда иди, смотри за вещами, – процедила почти смиренно.
Валерия пошла в раздевалку, но ни минуты не собиралась сидеть там и дышать потным смрадом, пропитавшим стены. Дождавшись звонка, выскользнула в коридор, запрыгнула на окно и раскрыла папочку с английскими вопросами.
Так-с… совсем немного вещей на свободную тему. Несколько тем по пройденному материалу: что-то из истории, что-то из литературы… Грамматика! Тут надо бы поднатореть. Есть вопросики и злючие совсем. И, похоже, значение времен тут не самое строгое… Как же она ненавидела зубрить правила! Именно зубрить, чтоб непременно слово в слово, иначе ответ не зачтут. Зачем было ввязываться в эту олимпиаду? Ты рехнулась, Лера! Щелкнули по носу, так щелкнули. Одно дело хорошо «толкать» речи, и совсем другое расписывать этой речи правила… пфф.
Придется все пять дней по-настоящему готовиться. Тупо жить, спать, есть, испражнятся с грамматическими словарями в обнимку.
Проблем совсем ничего, правда?
Она вздохнула и уткнулась в стенку лбом.
Щеки просто горели. Молодая кровь!
Такой дар… и такая расплата!
Все верно. Что толку наказывать в старости? Все не так уже страшно, важно, жизненно необходимо. А тут… До кричащей немоты, до ужаса и истерики хотелось жить! Жить в этом юном красивом теле, реализовывать талант художника, влюблять в себя задиристых мальчишек! Жить, зная, что завтра непременно наступит новый день, новая эра, новое столетие. Ты постигнешь что-то важное, прекрасное и волнительное…
Как бесподобна, как дорога жизнь!
Лера, Лера, что же ты натворила?
Как ты могла не понимать этого? Как могла ставить на кон все и сразу, как душевнобольной игрок?
Как легко оказалось все перечеркнуть. Просто сесть пьяной за руль.
И де-то в бесконечно огромной вселенной взорвалась еще одна Сверхновая…
Кому какое дело!
– 46
«Проблема в том, что человек не может владеть всем миром. Быть одновременно в нескольких местах, нажав одну-две кнопки. Это все равно, что пытаться съесть сразу все, что лежит на прилавках супермаркета… Ты можешь дерзнуть. Но это непременно тебя убьет! Для счастья нам не нужно все и сразу. Для счастья нам, как правило, нужно что-то одно. Или кто-то один…»
Ей так понравилось собственное умозаключение, что она записала его в тетрадь.
Счастье можно прилагать к каким-то вещам, быту, сытости, удовольствиям… Но рядом всегда должен быть кто-то еще. Ассоциации со счастьем всегда неполные, нечеткие, абстрактные, если в них нет человека… Кого-то, кто наполняет живыми красками твою жизнь. Ради кого все имеет смысл. Даже истинный мизантроп никогда не согласился бы жить на необитаемом острове. Даже откровенный гомофоб не смог бы существовать без объекта своего презрения.
Нет ни одной цели, за которой не стоял бы человек – значимый человек!
Сейчас по всем меркам таким человеком являлся Глеб.
Ни отец, ни мать, ни Андрей, ни Ленка с Женей. Ни Фома.
Именно этот неприступный, самоуверенный, почти нереальный мальчишка.
А она позволила себе, как пишут в книжках – ничтоже сумняшеся – накинуться на него со своей неосторожной правдой, зная наперед, что так нельзя.
Она попыталась «съесть сразу все, что лежит на прилавках супермаркета…»
В раздевалку пришлось вернуться. Урок закончился и разгоряченные ученики в мокрых спортивны формах высыпались из спортзала: мальчики в дверь направо, девочки – налево.
Девчонки голосили, как на базаре. Их словно весь урок удерживали в положении «смирно», а теперь дали долгожданную команду «вольно». Слетело напряжение и повалил обильный молодой жар.
Надя совсем запыхалась:
– Блин, мне чуть глаз не выбили… Посмотри, у меня лицо поцарапано?
Ее старая застиранная футболка, совсем пегая, сочилась потом. Лера задержала дыхание, когда Надя нагнулась к ней, – таким сильным концентратом можно приводить в чувство вместо нашатырного спирта!
– Нет, ничего не вижу, – ответила быстро.
– Ненавижу баскетбол… Парни толкаются, у девок когти!
Лера подошла к двери, чуть приоткрыла ее в надежде на слабый поток воздуха, потому что маленькие зарешеченные окошки в раздевалке не открывались.
Девчонки собирались очень активно. Еще бы – кто станет тратить хоть одну секунду законной свободы? Болтали без умолку, сбрасывали кеды и чешки, стаскивали прилипшие к попам шорты, майки, нахлобучивали через голову юбки, быстро застегивали пуговки на рубашках и блузках. Хватали сумки и бегом рвались к выходу.
Надя та еще капуша. У нее самая ужасная одежда, но она все аккуратно продевала, тщательно застегивала, одергивала, приглаживала, – прям гейша, исполняющая церемонию.
«А у моих детей в школе был душ!» – подумала Лера. Любая спортивная секция, какой бы она ни была, имеет душ. В ее совдеповской школе это, видимо, являлось непозволительной роскошью. Жировстсвом.
Черт, а на дворе то весна!
В раздевалке осталось только несколько человек, когда туда уверенно вошли три старшеклассницы. Барановская с двумя крепкими подружками. Быстро нашарили Леру глазами и остановились у выхода, многозначительно поглядывая на зевак, что еще не успели смыться при одном только их появлении. Через секунду не осталось уже никого, кроме Валерии и шнурующей ботинки Нади.
– Эй, корова, – крикнула одна из старшеклассниц, рыжая девчонка с начесанным как пакля хвостом, нетерпеливо чавкая жвачкой. – Ты еще долго там?
Надя повернула лицо, только сейчас их заметив. Побледнела. Перевела на Леру испуганный взгляд.
– Бери свои вонючие манатки – и вали отсюда! – снова рявкнула рыжая.
Надя трясущимися руками схватила сумку, не переставая смотреть на Леру, спрашивая взглядом, что делать.
Валерия кивнула, чтобы она уходила. Но Надя продолжала стоять в одном ботинке, оторопело глядя на нее.
– Бля, ты меня уже достала, – крикнула рыжая, резко шагнув к Наде, схватила ее за шиворот и вышвырнула из раздевалки. Подняла уроненный ботинок и кинула в след, наверняка целясь в голову.
Дверь захлопнулась. Они остались одни. Лера и три старшеклассницы, каждая выше на голову и шире ее в полтора раза.
Барановская пожирала ее свирепым взглядом, стоя все это время со скрещенными на груди руками. Теперь она не спеша и угрожающе опустила руки и двинулась к ней.
– Значит, караулишь моего парня у туалета?
Не успела Лера обмолвиться, как девчонка подошла и толкнула ее со всей силы. Лера с трудом удержалась на ногах.
– Черт… послушай, – она начала объяснять, но Барановская толкнула еще сильнее, входя в раж. Лера снова едва не упала, начиная злиться.
– Я тебя сейчас так уделаю, – прошипела Света, – мамуля не узнает!
– Ты можешь послушать?..
В этот раз Лера полетела в стену, хорошенько грохнувшись спиной. Из легких вырвался глухой звук, словно внутри рванула хлопушка. Внутренности мгновенно откликнулись тупой болью.
– Раздери эту мандавошку! – подзадоривали подружки Барановскую. – Порви ей пасть! Будет знать свое место!
– Я сейчас порву, – протянула Света драматически вычурно и зловеще, – сшивать придется…
Валерия тряхнула головой. Кровь ударила в виски и голова закружилась. Будь у нее возможность решить спор как-то иначе, она бы с удовольствием этим воспользовалась! Но ситуация была жестко накалена, а правила игры изначально определены: либо ты, либо она.
Светка вцепилась в нее, чтобы оторвать от стены и снова с силой шмякнуть о выкрашенные зеленой эмалью кирпичи, но Лера успела впиться в ее предплечья и не позволила этого сделать.
Светка разъяренно взвыла, но все-таки ударила ее о стену, и сразу за этим всадила кулак в живот. Лера задохнулась, сгибаясь пополам.
– Задай, задай, – захлебывались в азарте подружки.
Черт. Почему драться с мальчишками проще, чем с девчонками? Больше изощренности, безжалостности? Светка и впрямь пришла ее «уделать»!
Не успела она закончить мысль, как что-то острое впилось ей в щеку. Коготь!
Исполненная инстинктивной ярости, Валерия резко вскинула обе руки, одной хватая Барановскую за хвост, другой за блузу – и одновременно рванула вниз. Раздался крик и треск. В одной руке остался густой клок волос, в другой – карман блузки. Большего поражения, наверное, просто быть не могло.
Светка завизжала так громко, что Лера оглохла, и в следующий миг они уже катались по грязному полу раздевалки, хватая друг друга за что придется, вырывая волосы, царапаясь, кусаясь и извергая потоки отборной ругани.
Ярость и жажда одержать реванш оказались настолько сильны, что не сразу стало ясно, что их кто-то настойчиво пытается растащить. Светку, оказавшуюся сверху, с силой отрывали от Леры, но обе девушки сопротивлялись этому, буквально впившись друг в друга.
– Хватит, хватит, я сказал!
Даже когда дошло, что это Фома, что он старается втиснуться между ними, Лера не могла отпустить Светкины волосы, продолжала клацать зубами и лягаться. Ему пришлось изрядно постараться, чтобы сперва отделаться от подружек Барановской, всячески препятствующих прервать драку, а затем разнять сцепившихся на смерть девчонок – с риском для себя самого.
– Дуры безмозглые! – орал он.
К Лере вернулось восприятие. Она увидела Надю, которая накинулась на Светкиных подружек, визгливым криком сообщая, что сейчас тут будет физручка, что она ее уже позвала. После чего они смылись. Барановская все норовила прорваться к Лере, но Фома отпихивал ее, как и Леру от Барановской.
– Вы ахренели обе?
– Я ей харю размажу! – рычала Барановская.
– Какого черта, Светка? – спрашивал он.
– Будет знать, сука, как чужих парней караулить!
– Лера? – поворачивался затем к Лере.
– Да пошла ты в жопу… – Валерия обрушила на голову Барановской такие избирательные эпитеты и сравнения, что Светка вместе с Фомой на несколько секунд просто онемели. Когда же посчитала, что выражений достаточно, спокойно завершила:
– Нахрен мне сдался твой герой-любовник? Я просто предостерегла его об опасности…
Барановская снова сделала попытку вцепиться в нее, но Фома выволок девчонку за дверь:
– Все, успокоилась! Потом поговорим. Скажи Глебу, что он ее неправильно понял. И не позорься! Посмотри на себя.
– Она мне блузку порвала, – заверещала Барановская.
– Нечего драки затевать, тогда и волосы будут на месте, и блузки целы. Я все сказал. Иди давай, пока сюда всякий сброд не набежал!
Валерия отвернулась, приводя себя в порядок.
– Ты что это делаешь? – закричал Фома сразу, как захлопнул дверь. – Совсем крыша поехала?
Он подлетел к ней и резко развернул. Лере показалось, что он ее сейчас ударит. В его темных глазах пылала просто адская ярость.
– Какого хрена ты цепляешься к Глебу? Что ты задумала?
– Ты как здесь оказался? – спокойно спросила Лера, заправляя блузку.
– Что? – Он растеряно уставился на нее.
– Это я его позвала, – вмешалась бледная и перепуганная Надя. – Я поняла, что они тебя бить пришли. И побежала, побежала со всех сил, прямо в одном ботинке. Увидела его на улице и позвала…
– Спасибо. – Сказала ей Лера и посмотрела парню в глаза, хоть это и оказалось чертовки трудно. Он был так зол на нее, что у него дрожал подборок. Давил ее глазами, как если бы хотел задушить, как если бы она предала его. Казалось, он сейчас разрыдается от злости. И ей самой страшно захотелось разрыдаться. Просто упасть ему в объятия и позволить напряжению лопнуть, как мыльному пузырю!
Ты так ничего и не понял!
Но гордость бы не позволила ей сделать это. Она спокойно попросила:
– Проведи меня домой. У меня кажется щека в крови…
– Да, она тебя поцарапала, – взволнованно ответила Надя вместо него. – Наверное шрам останется.
Лера продолжала смотреть ему в глаза.
– У меня нет носового платка. У тебя есть? – спросила она.
– Я тебя сейчас под краном умою, – проговорил он сквозь зубы.
Лера неожиданно рассмеялась.
Фома подхватил ее сумку, обхватил ее за плечи и повел в коридор к умывальнику.
– А почему Леофтина не прибежала на крики? И почему никто из наших не настучал? – удивилась Валерия, умывшись и отряхивая руки.
– Потому что Светку все боятся, – пояснила Надя. – А Лёня в кабинете небось своем заперлась, курит! Ей там не слышно.
– А ты бы правда побежала ее звать?
– Ты что? – возмутилась Надя. – Нам бы потом так влетело. И уже неважно, кто виноват.
– Это точно, – согласилась Валерия, наспех переплетая взлохмаченную косу.
