Текст книги "Глаза зверя"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Как только Асет перестала сочинять стихи, ей стало страшно думать про Иблиса, и она решила подумать о чем-нибудь хорошем. Она вспомнила Магомета, как он кормил ее конфетами втайне от мамы и папы. Кормил и, улыбаясь, говорил: «Эх ты – чудо-юдо шоколадное! Ешь скорей, пока никто не увидел. Если будешь молчать, я тебе еще достану. Хочешь?» Асет мычала набитым ртом и кивала. Магомет глядел на нее, качал кудрявой головой и смеялся.

Воспоминание было приятным, и вскоре Асет уснула с улыбкой на губах.

2

Сулейман, Алмаз Рафикович, Иван Лобов и еще один мужчина – лысый, с элегантной бородкой-эспаньолкой, по кличке Чача – сидели вокруг стола в съемной квартире Лобова и пили чай. Беседа текла неторопливо и легко, словно это был не инструктаж перед опасным делом, а просто обсуждение какого-нибудь не очень значительного, но забавного события.

– Спортивная подготовка у тебя есть, – говорил Алмаз Рафикович, прихлебывая чай. – Это хорошо. Но стрелять ты не умеешь.

– Мне приходилось стрелять из боевого оружия, – сказал Сулейман.

Алмаз Рафикович покачал головой:

– Школьные занятия не в счет.

– Я стрелял в Казани в тире, – сказал Сулейман. – Из «Макарова» и ТТ.

– И как, попадал? – поинтересовался Иван Лобов, сжимая чашку с чаем в мускулистых руках.

Сулейман пожал плечами:

– Когда как. Случалось, что попадал.

– А из «калаша» стрелял? – спросил Лобов.

– Из «калаша» нет.

– Ну вот видишь. – Лобов криво усмехнулся и провел ладонью по белобрысым волосам. – «Калаш» – первейшее оружие бойца. Неважно, где ты, в горах или в городе. Если у тебя есть «калаш», а у твоих противников его нет, ты всегда выйдешь из боя победителем.

– Раз на раз не приходится, – заметил на это Алмаз Рафикович. – Кроме огнестрельного оружия ты должен научиться владеть ножом. Нож – незаменимая вещь, когда нужно уложить противника быстро и бесшумно. Но главное, конечно, не нож и даже не «Калашников». Главное – научиться работать со взрывчаткой. В лагере есть очень хороший инструктор, настоящий профессионал. Помнишь взрывы в Москве в девяносто седьмом?

– Помню, – тихо сказал Сулейман, стараясь сохранить на лице безмятежное выражение. – Это что, его работа?

– Не то чтобы его, – уклончиво ответил Алмаз Рафикович. – Но он тоже приложил к этому руку.

– Ничего себе, приложил! – засмеялся лысый Чача. – Да ведь он своими руками…

– Угомонись, – строго сказал Чаче Алмаз Рафикович, и тот замолчал. Алмаз Рафикович вновь обратился к Сулейману: – Подготовка займет пару-тройку месяцев, смотря по тому, как быстро пойдет у тебя дело. Отцу скажешь, что поехал к другу в Казань. Потом позвонишь ему и – скажешь, что поживешь у друга несколько месяцев. Как только будешь готов, пойдешь на задание вот с ним. – Алмаз Рафикович кивнул на Чачу. – Он парень надежный, хоть и любит болтать языком.

– Да ведь я молчу! – возмутился лысый.

– Вот и молчи, – строго сказал ему Алмаз Рафикович. – Кабы ты и без меня так же молчал, как со мной, мы бы забот не знали.

Чача обиженно насупился, но возражать боссу не стал.

– А что за дело? – осторожно спросил Сулейман.

Глаза Алмаза Рафиковича, и без того узкие, превратились в две черные щелочки.

– Об этом ты узнаешь позже, – сказал он. – Но дело будет сложное и рискованное, поэтому не советую тебе сачковать в лагере. Запоминай все, что говорят инструкторы. – Алмаз Рафикович внимательно посмотрел на Сулеймана. – Хочешь о чем-то спросить?

– Да нет. Хотя… Много нас там будет, в этом лагере?

– Кого это – вас?

– Студентов, – серьезно сказал Сулейман.

– «Студентов»! – передразнил Чача. – Видали, а?

– Цыц! – рявкнул на него Алмаз Рафикович. – Парень все правильно говорит. Сколько вас там будет, Сулейман, это тебе знать незачем. Увидишь сам, когда приедешь.

– Да уж, там тебе будет на что посмотреть, – усмехнулся Лобов.

Чача скабрезно захихикал, однако, наткнувшись на жесткий взгляд босса, замолчал.

– Лобов намекает на то, что там будет много женщин, наших сестер, – сказал Алмаз Рафикович. – Они готовятся стать шахидками, чтобы бороться с неверными во всех концах России. Надеюсь, тебя это не смущает?

– Нисколько, – сказал Сулейман. – Каждый борется с неверными так, как он может. Если не можешь взять в руки автомат, значит, бери бомбу и иди туда, где кяфиров больше всего.

– Правильно рассуждаешь, – сказал Алмаз Рафикович. – Когда будешь в лагере, с сестрами не разговаривай. Не нужно отвлекать их разговорами от главного.

– А что это за девушки? – спросил Сулейман.

– В каком смысле?

– Ну откуда они?

– Это неважно. Они все хотят мстить кяфирам. Это все, что тебе нужно о них знать. – Алмаз Рафикович посмотрел на расстегнутый ворот рубашки Сулеймана. – Кстати, что это за кулон у тебя на шее? Подковка на счастье? Небось память о какой-нибудь земной гурии из прошлой жизни, а?

– Было дело, – смутившись, кивнул Сулейман.

– Что ж, будем надеяться, она тебе поможет.

– Жизнь покажет, – сказал Сулейман. – Когда ехать?

– Завтра, – ответил Алмаз Рафикович. – Документы у тебя с собой?

– Да.

– Переночуешь здесь. А с утра Чача тебя проводит на поезд.

Сулейман нахмурился.

– А потом как? – спросил он.

– Об этом не волнуйся. Тебя встретят наши друзья и доставят на место.

– Я их узнаю?

Алмаз Рафикович улыбнулся:

– Тебе не нужно никого узнавать, Сулейман. Наши друзья узнают тебя сами. – Алмаз Рафикович поставил пустую чашку на стол. – Ну все, – сказал он. – Теперь спать. Завтра у тебя тяжелый день.

3

Камельков закрыл за собой дверь, вяло кивнул Поремскому и прошел к столу. Бросив сумку на стол, он рухнул на стул как мешок с удобрениями. Протер кулаками глаза и смачно зевнул.

– Что, всю ночь резался в «квейк»? – поинтересовался Поремский.

– Да какой там, – махнул рукой Мишаня. – С рыбалки приехал только в два часа ночи. Машина у приятеля заглохла. Пришлось добираться своим ходом.

Называется «отдохнул». – Неожиданно лицо Камелькова просветлело. – Кстати, Владимир Дмитриевич, хотите анекдот по этому поводу? Друг вчера рассказал.

Поремский поморщился:

– Давай, если недлинный.

– Ну слушайте. – Камельков сделал грустное лицо и заговорил елейным голосом: – В три часа утра жена тихо выскользнула из-под одеяла и на цыпочках пошла в кладовку. Добравшись до кладовки, она вытащила удочки мужа и, стараясь не шуметь, аккуратно сломала их об колено. Затем взяла ножницы, отрезала от удочек крючки и блесны и выбросила их в ведро. Потом изрезала рыболовную сеть на куски. Окинув удовлетворенным взглядом результаты своего труда, счастливая женщина вернулась в спальню, нырнула под одеяло и сладко прижалась к теплому плечу мужа… – Тут Камельков сделал паузу и докончил траурным голосом: – Жить ей оставалось не больше двух часов.

Поремский засмеялся. Камельков, ободренный реакцией шефа, загоготал еще громче него.

– Ладно, Петросян, посмеялись – и хватит. – Поремский перестал смеяться и напустил на себя серьезный вид. – Ты сделал, что я просил?

– Да, Владимир Дмитриевич. Несколько дней только этим и занимался. – Миша достал из сумки несколько листков бумаги и фотографии, затем положил все это перед Поремским: – Вот посмотрите.

Поремский взял листки и стал читать.

«Лобов Иван Степанович. Национальность – русский. Год рождения – 1968. Родился и вырос в Москве. Отец – инженер-электронщик. Мать – библиотекарь. Когда Лобову исполнилось 10 лет, родители развелись. Жил с матерью. В 1991 году закончил Московский авиационный институт, но по специальности не работал. Преподаватели вспоминают, что учился Лобов хорошо, спортсмен. Со сверстниками был груб и надменен, с наставниками – почтителен. С отцом отношений не поддерживал. Со школьных лет активно занимался спортом. Кандидат в мастера спорта по спортивной гимнастике, мастер спорта по борьбе самбо. Участвовал в российских и мировых чемпионатах, однако выше второго места не поднимался. В настоящее время работает тренером по самбо в детской спортивной школе. Адрес спортшколы прилагается.

Нигматзянов Алмаз Рафикович. Национальность – башкир. Год рождения —1963. Родился в Уфе. С 1980 года проживает в Москве. Закончил Институт культуры. Работал режиссером и организатором праздников. Был женат два раза. От первого брака имеет сына Галейма. Сын проживает в Санкт-Петербурге, учится в университете. С отцом отношений не поддерживает. По отзывам бывших коллег, А. Р. Нигматзянов всегда проявлял себя как талантливый организатор. Пользовался авторитетом у сослуживцев. С начальством не конфликтовал, с подчиненными был вежлив. В настоящее время А. Р. Нигматзянов возглавляет фирму «Факел». Фирма занимается организацией корпоративных праздников и свадеб на территории Москвы и Подмосковья.

Джабраилов Ибрагим Асламбекович (кличка Чача). Национальность – чеченец. Год рождения – 1970. Родился во Введенском районе Чечни. С 1992 года проживает в Москве. С 1992 по 1999 год учился в МГУ им. Ломоносова на отделении политологии. Несколько раз уходил в академический отпуск по состоянию здоровья и уезжал в Чечню. Есть косвенные сведения, что Джабраилов участвовал в боевых операциях против федеральных войск, однако факты этого не подтверждают. В 1999 году Джабраилов отчислился с четвертого курса университета, не закончив обучение. Несколько месяцев провел в Чечне у родителей, затем вернулся в Москву. В настоящее время работает на фирме «Имярек-консалтинг» в должности менеджера».

Пока Поремский читал, Камельков достал из сумки гамбургер и принялся уплетать его за обе щеки. К тому моменту, когда шеф прочел справку-установку, гамбургер был съеден и ему на смену пришел шоколадный батончик. Камельков ел батончик медленно, тщательно пережевывая и смакуя, явно наслаждаясь.

Поремский отложил листки и начал перебирать фотографии.

– Ну и рожа, – сказал он, разглядывая снимок Ивана Лобова.

– Да уж, мордоворот, – подтвердил Камельков, жуя батончик. – Похож на Ивана Драгу.

– На кого? – не понял Поремский.

– На русского боксера из фильма про Рокки. Его еще Дольф Лундгрен играл.

– Это такой накачанный блондин с квадратным подбородком?

– Угу. Наш, правда, чуть помельче, но тоже ничего. Как в том анекдоте про двух качков, помните?

Поремский нахмурился:

– Мишаня, угомонись с анекдотами.

– Да я и не собирался рассказывать, – пожал плечами Камельков и обиженно засопел.

– «Имярек-консалтинг»… – задумчиво повторил Поремский. Он побарабанил пальцами по столу. – Что-то такое вертится в голове… Где-то я это название слышал… А, вспомнил! – Поремский хлопнул ладонью по столешнице. – Черт, это же та самая фирма, где работал Хамзат Муслиев! Надо же, как тесен мир!

– Постойте, – Камельков недоверчиво склонил голову. – У Муслиева ведь была своя фирма – «Заря».

– Ну да, была. А до этого он работал в этом самом «Имяреке». Опыта набирался. Я встречался с президентом фирмы. Забавный субъект.

– Думаете, он тоже замешан?

Поремский покачал головой:

– Вряд ли. Муслиева он выгнал, как только прознал про его темные делишки. Думаю, что Муслиев привел Джабраилова-Чачу на фирму, еще когда сам там работал. Муслиев ушел, а Чача остался. Место для него вполне подходящее. Наверняка занимается тем же, чем занимался Му с лиев.

– А чем там занимался Муслиев?

– Насколько я понял, черной работой. В каждом консалтинговом агентстве есть такой отдел. Сбор и слив компромата, срыв митингов, выпуск «черных» листовок и тому подобная фигня.

– И что, это все легально? – удивился Мишаня.

– Нет, конечно. Поэтому и работа черная. Ее делают тихо и анонимно, стараясь не засветиться. На всех выборах есть такие теневые дельцы. Надо будет встретиться с Муслиевым и вытряхнуть из него информацию про этого Чачу.

– Давайте я к нему съезжу, – предложил Камельков. – Люблю смотреть на подонков по ту сторону решетки. Тем более что у меня с ним личные счеты. Гарантирую, что выбью из этой сволочи все, что он знает.

– Выбьешь? – приподнял светлые брови Поремский.

Камельков невинно улыбнулся:

– Это я фигурально, Владимир Дмитриевич. Просто передам ему привет от Юли.

Поремский с сомнением посмотрел на Камелькова.

– Не знаю, не знаю… Ты парень горячий, можешь наломать дров. Кстати, как поживает Юля?

– Да все нормально. Из больницы уже выписалась. К ней недавно приехала мать с Украины – выхаживает. На днях отправляем ее на курорт. -

– Курорт – это хорошо. Передавай ей привет.

– Обязательно, – пообещал Камельков. – Ну так как насчет Муслиева? Обещаю держать себя строго в рамках закона.

Поремский еще немного подумал, потом кивнул:

– Ладно, езжай. Формальности я улажу сейчас же. – Он протянул руку и снял телефонную трубку.

4

Сулейман сошел на перрон последним. Поставил сумку на асфальт и огляделся. Со стороны здания вокзала к нему неспешной походкой приближались двое мужчин. Один из них тот, что пониже и покряжистей, помахал Сулейману рукой. Сулейман помахал в ответ.

Через минуту они подошли к вагону. Остановились перед Сулейманом и внимательно его оглядели.

– Табеев? – спросил один из мужчин – тот, что пониже и покряжистей.

– Он самый, – кивнул Сулейман.

– Ну здравствуй! – кряжистый протянул Табееву-младшему руку. Рука была широкая и сильная, под стать хозяину. – Меня зови Муса. А вот его… – он кивнул на своего спутника, угрюмого и молчаливого кавказца, – Али. Али немой. Он все понимает, но не говорит.

Сулейман пожал руку сперва Мусе, потом угрюмому Али.

– Как доехал? – спросил Муса.

– Нормально, – ответил Сулейман. – Вагон старый, но полка мягкая. Почти всю дорогу проспал.

– Это хорошо, – кивнул Муса. – Когда спишь, дорога кажется короче. Сейчас будем долго-долго ехать на моем мустанге. А потом потопаем пешком. Алмаз сказал, что у тебя крепкие ноги, так что не устанешь. Бери сумку и пошли.

«Мустанг» оказался старой, обшарпанной «Нивой».

– Катался когда-нибудь на джипе? – с ухмылкой спросил Муса.

– Приходилось, – ответил Сулейман. – Но на таком шикарном – никогда.

– Ничего, сейчас покатаешься. С виду он старик, но бегает как молодой.

Сулейман забросил сумку на заднее сиденье, затем забрался сам. Угрюмый Али сел рядом с Сулейманом, Муса – за руль.

– Про Адыгею что-нибудь знаешь? – спросил Муса, глядя на Сулеймана в зеркальце заднего обзора.

– Только то, что здесь делают адыгейский сыр.

– Негусто, – констатировал Муса. – Но ты еще ничего, некоторые и этого не знают. Ладно, поехали.

«Нива» тронулась с места. Долго ехали молча. На выезде из города Муса сказал, обращаясь к Сулейману:

– Извини, брат, но сейчас Али закроет тебе глаза. Это необходимая предосторожность. Не в обиде?

– Да нет, – пожал плечами Сулейман.

Угрюмый Али достал из кармана черную лыжную шапочку и протянул ее Сулейману. Сулейман взял шапочку и надел ее на голову.

– Закрой лицо, – приказал Муса.

Сулейман покорно надвинул шапочку на глаза.

– Вот так хорошо, – одобрил Муса. – Теперь лучше поспи, а то скучно будет ехать в темноте. Когда приедем, мы тебя разбудим.

Некоторое время Сулейман бодрствовал, но, как и предсказывал Муса, ехать в темноте оказалось скучным занятием. Тогда Сулейман попробовал заснуть. В поезде он почти не спал, часами обдумывая все, что с ним происходит, поэтому это оказалось нетрудно.

Когда через десять минут Муса окликнул Сулеймана, тот не откликнулся.

– Спит, – удовлетворенно констатировал Муса. Подумал немного и добавил: – Это хорошо. Дорога у нас дальняя, времени много, пусть спит.

Муса растолкал его через полтора часа.

– Вставай, Сулейман! Вставай, дорогой! Приехали!

Сулейман снял лыжную шапочку и отдал ее угрюмому Али. Потом выбрался из машины и огляделся. Вокруг были горы.

– Нам туда, – сказал Муса и показал в сторону синеющей неподалеку горы. – Пройдем через ущелье,

там будет горная речка. Потом перейдем через нее и снова поднимемся.

– А долго идти? – спросил Сулейман.

– Порядочно, – ответил Муса. – Час точно, если в хорошем темпе. Если устанешь, то дольше. Бери сумку, и айда. Нужно дойти до темноты.

Сулейман взял сумку, пожал на прощание руку угрюмому Али, и они пошли: Муса – впереди, Сулейман – за ним.

Дорога оказалась не такой уж и трудной. Муса вел Сулеймана по одному ему известным тропкам. Они то карабкались вверх, то спускались во впадины. Через полчаса пути у Мусы появилась одышка, но Сулейман чувствовал себя прекрасно. Крепкие и легкие кожаные кроссовки оказались весьма кстати.

– Хорошие, – похвалил Муса обувь Сулеймана (сам он был в армейских ботинках на шнуровке). – Только непрактичные. На один переход, может, и хватит. Но если ходить туда-сюда – быстро сносятся. – Муса остановился и огляделся. – Половину пути прошли, – сказал он. – Давай передохнем.

Они сели на камни. Муса достал из кармана сигареты и закурил.

– Еда есть? – спросил он, кивнув на сумку Сулеймана.

– Да, – ответил Сулейман. – Хлеб, консервы, шоколад.

– Это хорошо, – кивнул Муса, попыхивая сигаретой. – Ешь сейчас. Потом уже пойдем без остановок.

– Да я неголоден.

– Это тебе так кажется. Шоколад-то у тебя какой, черный?

– Конечно.

– Дай попробовать.

Сулейман достал из сумки плитку шоколада и протянул Мусе. Тот отбросил окурок в сторону, сорвал с шоколадки обертку и откусил большой кусок.

– М-м! – сказал он и зажмурился от удовольствия. – Хороший шоколад. Московский?

– Угу.

– Сразу видно.

Муса доел шоколад, вытер руки об штаны и поднялся с камня.

– Пора идти, – сказал он. – Впереди речка. Дно неровное, так что будь осторожен.

И они пошли дальше. Минут через сорок, миновав ущелье и горную речку, они приблизились к лагерю. Неожиданно из-за камня показалась мужская фигура.

– Муса, это ты? – спросил незнакомец хриплым голосом.

– Да, – ответил Муса. – Вот привел вам гостя. Получайте.

К ним подошел высокий, худощавый кавказец, одетый в зеленую форму. Внимательно оглядел Табеева.

– Георгий, – сказал он и протянул руку.

– Сулейман, – представился Табеев.

Они обменялись рукопожатием.

– Пойдем, тебя уже ждут, – сказал Георгий, повернулся и направился к большому камню, за которым укрывался до сих пор. Обогнув камень, они спустились в небольшую долину, уставленную затянутыми маскировочной сеткой палатками.

– Сейчас познакомлю тебя с Султаном, – сказал Георгий. – Вон его офис. Класс люкс!

Муса и Георгий засмеялись шутке.

Начинало смеркаться. Небо стало темно-синим и стремительно темнело. Неподалеку Сулейман увидел нескольких девушек, закутанных в черные платки, бредущих к большой палатке. Одна из девушек остановилась, что-то сказала подругам и показала на Сулеймана рукой. Другие девушки посмотрели в сторону Сулеймана, но не остановились, а, наоборот, прибавили шагу. Та, что остановилась, некоторое время рассматривала гостя, потом поправила платок, так, чтобы он прикрывал нижнюю часть лица, и побежала догонять подруг. Через некоторое время они скрылись.

– Э, – сказал Сулейману Георгий, – не туда смотришь, брат. Это наши сестры. У них своя работа, у нас с тобой – своя. Пошли, Султан уже заждался.

Они прошли к палатке Бариева. Георгий откинул полог. Внутри было светло и пахло едой.

– Чего стал? – сказал Георгий. – Топай внутрь, нечего здесь отсвечивать.

Султан Бариев сидел за столом и ел макароны с тушенкой. Завидев гостей, он вытер полотенцем рот и бороду и поднялся им навстречу. Бариев оказался мужчиной низкорослым и щуплым. Он был на голову ниже Сулеймана – издали и со спины его можно было принять за девушку, таким он был хрупким.

– А, Сулейман, – сказал Бариев и обнажил в улыбке белые, крепкие зубы. – Ждал тебя. Проходи к столу. Сейчас будешь ужинать.

– Спасибо, – сказал Сулейман и прошел к столу.

– Садись, садись! – Бариев похлопал его по плечу. – Сегодня ты гость, завтра – боец.

Сулейман сел за стол. Бариев уселся напротив. Вгляделся в лицо Сулеймана. Улыбнулся:

– Алмаз так тебя и описывал. Говорит – высокий, красивый парень. А я думаю – красивый? Это хорошо. Красивые люди не вызывают подозрения, им везде рады. Особенно когда поблизости есть женщины.

Бариев хихикнул. Георгий и Муса, расположившиеся на раскладных стульях, отозвались на его веселые слова дружным смехом. Сулейман, чтобы не выделяться, тоже улыбнулся.

– Макароны будешь? – спросил его Бариев.

– Да я вообще-то не голоден…

– Ц! – сказал Бариев. – Нельзя отказываться от угощения, Сулейман. Ты кто, татарин?

Сулейман кивнул:

– Да.

– Значит, не знаешь, что такое кавказское угощение! На Кавказе хозяин сам с голоду умрет, а гостя накормит.

«Это ты-то умрешь? – подумал Сулейман. – Скорей укокошишь гостей и сам сожрешь их с потрохами».

– Ну-ка, Георгий, – сказал Бариев, – поухаживай за нашим гостем.

Георгий подошел к столику, стоявшему в углу, набросал в алюминиевую тарелку макарон и поставил тарелку перед Сулейманом. Бариев взял вилку в руку и принялся поглощать свои макароны, поглядывая на Сулеймана. Сулейман последовал его примеру.

– Муса, а ты что же? – спросил Бариев.

– Я не хочу, – ответил Муса. – Сулейман меня шоколадом накормил.

– Опять шоколад! – Бариев покачал головой. – Смотри, Муса, выпадут у тебя все зубы, будешь одной манной кашей питаться.

– Ничего, не выпадут. А выпадут, так я новые вставлю.

Бариев хмыкнул и снова принялся за еду.

– Ну и как там Москва? – спросил он Сулеймана, причмокивая жирными губами.

Сулейман пожал плечами:

– Нормально.

– Еще стоит?

– А что ей сделается.

– Ничего, скоро рухнет, – пообещал Бариев. – Мы с тобой ей в этом поможем, да?

– Да, – кивнул Сулейман.

Съев макароны, мужчины стали чаевничать. Чай приготовил Георгий. Как понял Сулейман, он был кем-то вроде адъютанта при Бариеве.

Сулейман достал из сумки пару шоколадных плиток и положил на стол:

– Угощайтесь.

– Опять шоколад! – засмеялся Бариев. – Вы что там, в Москве, одним шоколадом питаетесь? Поди забыли, что такое настоящая мужская еда? Завтра накормлю тебя тушеной бараниной. Вот это еда! Любишь баранину?

– Люблю, – кивнул Сулейман.

– Все равно сладости никакое мясо не заменит, – сказал Муса, сдирая обертку с шоколада. – Будь моя воля, я бы одними шоколадными конфетами питался.

Обмениваясь репликами и шутками, мужчины около получаса пили чай – чашку за чашкой.

– Уф-ф, – сказал наконец Бариев, отдуваясь и вытирая все тем же полотенцем мокрое лицо. – Теперь можно и на покой.

Полог палатки открылся, и в палатку вошел заросший до глаз бородой мужчина с автоматом на плече.

– Султан, – сказал он резким и гортанным, как воронье карканье, голосом, – там этот русский опять воет. Никак пасть ему не заткну.

– Воет, говоришь? – Бариев прищурился. – Раз воет, значит, ему больно. А раз ему больно, значит, мы должны ему помочь. Правильно я говорю?

– Правильно, – кивнул бородатый. – Я давно говорю, что надо его шлепнуть. Выкупа за него все равно никакого, только хлеб и воду зазря переводим.

Бариев глянул на Сулеймана:

– Пойдем, Сулейман. Пройдешь боевое крещение. Сайд, веди русского к палатке.

Бородатый кивнул и ушел. Бариев медленно и тщательно вытер руки и лицо полотенцем. Затем все четверо мужчин поднялись из-за стола и вышли на улицу.

Тут было темно, и Сулейман не сразу разглядел худого паренька в мятой камуфляжной кепке со связанными за спиной руками, которого привел бородатый Сайд.

– Эй, русский! – весело окликнул худого Бариев. – Ты что воешь, а? Ты мужчина или нет?

Пленник молчал, покачиваясь из стороны в сторону. Глаза его были полузакрыты.

– Ничего нам за тебя не дают, – сказал парню Бариев. – Зря мы тебя ловили. – Бариев повернулся к Сулейману и объяснил: – Шакал он. Оружие нам продавал с военного склада. А когда купили, оказалось, что стволы бракованные, не стреляют совсем.

– Я… не виноват… – тихо проговорил парень. Он облизнул пересохшие губы и добавил: – Я не знал.

Бариев поморщился:

– Знал не знал, какая теперь разница?

– А что с выкупом? – спросил Сулейман. – Не дают?

– Да детдомовский он. Кто за него даст? – Бариев вновь повернулся к пареньку: – Все, Иван, больше не будешь мучиться. Отпускаю я тебя.

Парень широко раскрыл глаза и уставился на Бариева, не веря своим ушам.

– Что, Иван? Не веришь? – Бариев засмеялся. – Сайд, развяжи ему руки.

Бородатый Сайд достал нож и перерезал веревки, стягивающие запястья паренька.

– Вот видишь, Иван, – сказал Бариев. – Я тебя не обманывал. А теперь иди.

– Куда? – не понял паренек.

Бариев махнул рукой в направлении гор:

– Туда иди. Там дорогу найдешь. А не найдешь – твоя вина.

– Спасибо… вам. – Паренек вытер ладонью выступившие слезы, повернулся и поплелся в направлении, указанном Бариевым.

Когда он отошел метров на пять, Бариев достал из-за пояса пистолет и протянул его Сулейману.

– Убей этого неверного, – холодно сказал он.

Сулейман посмотрел на пистолет.

– Почему я? – тихо спросил он.

– Разве сам не понимаешь? – Бариев прищурился. – Мы должны видеть, что ты наш человек.

Сулейман взял пистолет и взвесил его на ладони.

– Ну чего ждешь? – грубо сказал ему Бариев. – Стреляй, пока он не ушел!

Сулейман поднял пистолет, тщательно прицелился и выстрелил. Кепка слетела с головы освобожденного пленника, но сам он не упал, а лишь припустил еще быстрее.

– Э-э, мазила, – разочарованно протянул Бариев. – Кто так стреляет? Смотри, как надо.

Бариев снял с плеча АКМ, прицелился и дал короткую очередь. Пленник взмахнул руками и упал, словно обо что-то споткнулся. Больше он не поднимался.

– Видал? – улыбаясь, спросил Бариев. – Не то что ты. – Он похлопал Сулеймана ладонью по плечу. – Не расстраивайся, это я так шучу. Ты все равно молодец. Чуть не разбил этому шакалу башку пулей. На таком расстоянии из пистолета попасть в голову человеку трудно.

– Чего ж тогда заставлял?

– А чтобы тебя проверить. Вдруг бы ты нарочно стал мимо стрелять. Я бы это сразу заметил. А ты промазал всего на сантиметр.

Сулейман усмехнулся.

– В следующий раз попаду, – развязно сказал он.

Бариев засмеялся и похлопал Сулеймана по плечу.

– Попадешь, попадешь. Ладно, иди спать. Георгий, покажи Сулейману его палатку. Сайд, а ты убери труп, чтобы наши девочки с утра об него не споткнулись.

– Пойдем, – сказал Сулейману Георгий.

Сулейман попрощался с Бариевым, Саидом и Мусой и пошел за Георгием.

Палатка, в которой предстояло ночевать Сулейману, была небольшая, но с кроватью-раскладушкой и легким плетеным ящиком для одежды. Георгий сразу же зажег свечку, стоявшую на ящике, и палатка озарилась тусклым, рыжеватым светом.

– В ящике еще несколько свечей, – сказал Георгий. – Когда кончатся – скажешь. Принесу. – Он снял с пояса фляжку и протянул ее Сулейману. – Вот вода. Днем будешь пить из бака, он стоит на улице, под тентом.

Сулейман взял фляжку и поблагодарил Георгия.

– Ничего, завтра вернешь, – сказал Георгий. – Ладно, осваивайся, а я пойду.

Георгий ушел.

Сулейман сел на кровать, положив руки на колени. Потом посмотрел на свои пальцы – пальцы мелко подрагивали. Сулейман вздохнул, взял со спинки кровати полотенце и тщательно вытер вспотевшее лицо.

– Вот ведь черт… – тихо проговорил он.

Бариев здорово бы удивился, если бы узнал, что Сулейман вовсе не целился в голову беглецу. Он нарочно взял выше головы, но, не будучи умелым стрелком, взял ниже, чем полагалось, и только поэтому – сам того не ожидая – попал в шапку. Попал и сам испугался.

– Слава Аллаху, не дал взять грех на душу, – прошептал Сулейман побелевшими от пережитых волнений губами.

Успокоившись, Сулейман разулся, разделся, задул свечу и лег на кровать. Сон никак не шел. В голове теснились неприятные и жутковатые мысли, порожденные переживаниями сегодняшнего дня. Сулейман вспомнил хищное лицо Бариева и его черные и холодные, как два автоматных дула, глаза. Вспомнил пленного паренька, скошенного автоматной очередью. До сих пор Сулейману никогда не приходилось видеть смерть так близко. «Страшно ли мне? – спрашивал себя Сулейман. И, вздыхая, признавал: – Да, очень».

Весь вечер он боялся одного – проговориться каким-нибудь неловким словом, жестом или взглядом. Бариев – бандит опытный, такие, как он, видят людей насквозь. А ну как обо всем догадался? Да нет… Если б догадался, кончил бы на месте. Хотя… Бариев не прочь был бы узнать, кто послал Сулеймана и что знают люди, отправившие его сюда. Убивать Сулеймана сразу он бы, конечно, не стал. Сперва помучил бы как следует: отрезал пальцы, уши…

«Черт, что за дурацкие мысли лезут мне в голову?» – подумал Сулейман и поежился.

Кулон с радиомаяком висел у него на груди. Значит, Поремский, Солонин и Грязнов уже в курсе. Сейчас небось фотографируют базу со своих дурацких спутников. «Эх ты, кретин, – обругал себя Сулейман. – Дернул тебя черт ввязаться в это дело. Поремский с Солониным получат медальки и благодарность от начальства, а ты – пулю в голову, как тот мальчишка-пленный. Может, сломать кулон и перекинуться на сторону бандитов? А что, жизнь интересная, приключений хоть отбавляй. Да и платят, говорят, хорошо. Вон Лобов как мясом оброс, вылитый Шварценеггер. Не от плохой ведь жизни…»

Сулейман невесело усмехнулся своим мыслям, потом перевернулся на бок и стал считать баранов. На сто двадцать пятом он сломался. Уснуть не удавалось. Тогда Сулейман вспомнил совет Солонина и представил себе свое детство. Старую пятиэтажку с обшарпанными стенами, маленький, уютный дворик, заросший зеленью, где все друг друга знали и частенько наведывались друг к другу в гости. Отец играл с мужиками в домино. Мать развешивала белье на веревках. Сулейман» носился с мальчишками по двору, играя в мушкетеров.

Постепенно Сулейману удалось расслабиться. Вскоре он уснул и проспал до утра – чистым, безмятежным сном ребенка.