Текст книги "Глаза зверя"

Автор книги: Фридрих Незнанский

3

Дом, в котором предстояло переночевать Асет, был деревянный и очень старый. Маклюда вышла из машины и открыла ворота. Потом снова села в машину, и они въехали во двор. Двор оказался небольшим, с клумбой и маленьким декоративным холмиком из камней.

Маклюда заглушила мотор.

– Ну? – сказала она Асет. – Чего сидишь, королева? Вылезай, приехали!

Асет выбралась из машины и сделала несколько шагов вдоль клумбы, чтобы размять затекшие ноги. Потом посмотрела на темные, потрескавшиеся бревна дома и сказала:

– Он страшный.

– Это только с виду, – успокоила ее Маклюда. – Внутри он светлый и чистый. Сейчас сама увидишь.

Маклюда достала из кармана ключ и открыла дверь веранды. Они поднялись по ступенькам и оказались в сенях.

– Эта дверь не закрыта, – сказала Маклюда. – Но когда будешь открывать ее, слегка приподнимай, а то не откроется. Доски рассохлись.

Асет кивнула. Маклюда открыла внутреннюю дверь, и они оказались на пороге большой светлой комнаты с большим окном и круглым столом, накрытым голубой клеенкой. На столе стоял синий электрический чайник, а рядом с ним – несколько белых чашек.

– Ну как? – спросила Маклюда. – Нравится?

– Очень, – сказала Асет.

– Иди за стол. Будем пить чай с пряниками.

Чай был зеленый, горячий и очень вкусный. А пряники – большие, как лаваш, коричневые и ароматные.

– Мы в лагере тоже пили зеленый чай, – сказала Асет, улыбаясь от беспричинного счастья. – А пряников таких у нас там не было.

– Это тульские пряники, – объяснила Маклюда. – Их делают в Туле и привозят сюда.

– Прямо из Тулы? – удивилась Асет и покачала головой: – Надо же. Москва – большой город. И такой красивый.

– Это тебе так после гор кажется, – сказала Мак-люда. – Да и вообще, много ли ты городов в своей жизни видела?

– Нет, немного. И больше ни одного не увижу. – Асет засмеялась. – Смешно, правда? Сейчас я сижу и пью чай с пряниками, а завтра буду в раю. Увижу Аллаха!

– Увидишь, увидишь, – кивнула Маклюда, прихлебывая чай. – Расскажи ему о нас. И попроси послать нам удачу.

Асет вновь засмеялась. Воздушное настроение, которое появилось у Асет, после того как она выпила апельсинового сока, не проходило.

– Он и так все про нас знает! – сказала Асет, смеясь. – Неужели вы думаете, что он нас сейчас не видит? Видит! Видит, как мы с вами пьем чай! Смешно, правда? Мы здесь, а он – там!

Маклюда с усмешкой посмотрела на Асет:

– Н-да. Веселая ты девчонка. Светлая. Поэтому и сок на тебя так подействовал. Ты, главное, перед сном его выпить не забудь, когда я уеду. Тогда не страшно будет одной здесь ночевать.

– Я еще никогда не ночевала в доме одна, – сказала Асет. – Это страшно?

Маклюда покачала головой:

– Нет. Ты ведь не в лесу, а в деревне. Здесь вокруг люди.

– Кяфиры?

– Угу.

Асет подумала и спросила:

– Их тоже нужно убивать?

– Зачем? – удивилась Маклюда.

– Но ведь они кяфиры, неверные! Такие же, как те, что живут в городе!

– Гм… – Маклюда задумчиво потерла пальцем лоб. – А тете Хаве ты такие вопросы задавала?

– Нет.

– Почему?

Асет пожала острыми, худыми плечами:

– Не знаю. Тогда я об этом не думала.

– А сейчас, значит, задумалась? Нашла время. Жуй пряник и ни о чем не думай. Завтра ты попадешь в рай. Там у тебя будет много времени для размышлений.

Асет вздохнула:

– Вряд ли. Ведь в раю все люди счастливы. А разве может быть человек счастливым, если он все время думает? – Она покачала головой. – По-моему, нет. Когда человек счастлив, он ни о чем не думает, он просто наслаждается.

– Ты умная девочка, – сказала Маклюда. – Но слишком много болтаешь. – Она допила чай и поставила чашку на блюдце. – Мне пора ехать, Асет. Оставляю тебе сок, можешь пить сколько влезет. Туалет на улице, прямо перед крыльцом. Кровати нет, будешь спать не печке.

– На печке?

– Да. Вон она, у тебя за спиной.

Асет оглянулась:

– Ого! Какая большая!

– Это русская печка, – объяснила Маклюда. – На ней спят. Там есть мягкий матрас, подушка и одеяло. Чистая постель тоже там. Сможешь сама постелить?

– Да, конечно! Только… – Асет озадаченно улыбнулась. – Как же я туда залезу?

– По ступенькам. Вон они, сбоку. Видишь?

– А, вижу.

– Вот по ним и вскарабкаешься. Еда в пакете, пакет под стулом. Захочешь пить – вода в ведре. Все запомнила?

– Да.

– Молодец. Я заеду за тобой завтра, часов в двенадцать.

– Но у меня нет часов, – сказала Асет.

– А это что, не часы? – Маклюда показала пальцем на ходики, висящие на стене. – Не забудь подтянуть гирьку на ночь, а то остановятся.

Асет с улыбкой уставилась на ходики, они были смешные – кошачья мордочка с бегающими туда-сюда в такт тиканью глазами.

Маклюда встала из-за стола и взяла свою сумку:

– Пойдем, закроешь за мной ворота.

– А этот дом ваш? – обеспокоилась Асет. – Сюда никто не придет?

– Никто, – сказала Маклюда. – А если кто сунется – гони вон. На веранде есть топор.

Асет представила себе, как она гонится за непрошеным гостем с топором, и поежилась.

– Надеюсь, что до топора дело не дойдет, – сказала Асет.

Они вышли во двор. Маклюда забралась в машину, махнула Асет рукой и уехала. Асет закрыла ворота на засов и вернулась в дом.

В доме после ухода Маклюды стало необычно тихо и скучно. Асет давно уже не была так одинока. Пытаясь хоть немного развлечься, она обошла весь дом (две комнаты и веранда), с любопытством заглядывая в каждый угол. Ей удалось найти два старых журнала «Здоровье», сломанные очки, пластинку Аллы Пугачевой и красивый стеклянный флакон из-под духов. На дне оставалось еще немного желтоватой, ароматной жидкости. Асет попробовала вылить остатки духов на ладонь, но оказалось, что они загустели и прилипли к стенкам флакона. Вздохнув, Асет поставила флакон на стол и стала им просто любоваться. Он был сделан в виде маленького замка с башенкой наверху. Если внимательно приглядеться, можно было различить окна и ворота замка. И даже маленького часового в каске, замершего у ворот.

– Прекрасный замок чудных сновидений… – тихо прошептала Асет. И сами собой стали складываться стихи:

 
Прекрасный замок чудных сновидений
Сегодня утром вторгся в жизнь мою.
Среди цепи космических явлений
Свой скромный путь я в замке узнаю.
 
 
Такой же он прозрачный и стеклянный,
Такой же хрупкий, как моя судьба.
Вокруг него – сожженные поляны,
Тела людей, гробы, как короба.
 
 
Пылают села, гибнут дети, звери.
И с каждым годом дьявол все лютей.
Умру и я… Увы, моей потери
Никто не обнаружит из людей.
 
 
Обделывая грязные делишки,
Большие люди заняты собой.
И что для них все прочие людишки,
И я с моей несчастною судьбой?..
 

Асет вдруг стало так грустно, что хоть плачь. Она вспомнила Сулеймана, его худощавое лицо, внимательные и добрые глаза, темные губы, большие руки, его негромкий, приятный голос. Вспомнила, как они виделись в первый раз. Как в первый раз поцеловались…

На глаза Асет навернулись слезы. Казалось, она только сейчас поняла, что никогда больше его не увидит. Не увидит никого из родных и близких людей – ни Сулеймана, ни маму, ни отца.

– И что для них все прочие людишки… – прошептала она строчку из только что сочиненного стихотворения.

А ведь завтра Асет сама отправит в ад множество таких «людишек». Таких же маленьких, бедных и никому не нужных, как она сама. Сейчас они ходят по улицам и ничего не подозревают. Кто-то из них сидит дома, с женой или мужем, а может, даже с детьми. Они накрывают на стол, едят, разговаривают, смеются, строят планы на завтрашний вечер и даже не подозревают, что больше в их жизни ничего не будет. Их существованию придет конец. И сделает это Асет.

«Они грешники, – сказал Асет ее внутренний голос. – Они слуги Иблиса. Они хотят превратить землю в ад!» «А разве эта земля сейчас не похожа на ад? – ответила своему внутреннему голосу Асет. – А разве не будет похоже на ад завтрашнее зрелище? То, как это обычно показывают по телевизору, – разорванная на куски девушка, и мертвые люди, лежащие в лужах крови…» И это сделает Асет. Она убьет этих людей, убьет себя. Но разве это нужно Аллаху? Неужели для того, чтобы попасть в рай, нужно самому создать маленький ад? Но тогда чем отличаются кяфиры от праведников? Получается, что и те, и другие служат Иблису?

Асет совсем запуталась. «Не думать!» – приказала она себе. Слава Аллаху, на столе был флакон с апельсиновым соком, который оставила Маклюда. Асет схватила его и с жадностью сделала несколько глотков.

Не прошло и минуты, как ей полегчало. Мир снова стал светлым и радостным. Краски стали ярче, предметы – приятней на вид, даже собственная судьба показалась Асет значительной и необыкновенной. «Завтра днем я увижу Аллаха!» – подумала Асет и засмеялась, так ей вдруг стало хорошо.

4

Следователь Генпрокуратуры Миша Камельков пребывал в отвратительном расположении духа. Сегодня утром Юля Иванова уехала с мамой на курорт. За полчаса до выхода из дома она сказала Камелькову, что им нужно непременно расставить все точки над «и». Миша понятия не имел, что это за точки, и почему их нужно расставить «непременно», но согласился. Голова его в этот момент была занята совершенно другим, однако он попробовал сконцентрироваться на разговоре, даже достал из кармана «сникерс» – ведь, как известно, шоколад улучшает циркуляцию крови в мозгу и тем самым способствует лучшей концентрации внимания.

Разговор состоялся на кухне, при закрытой двери. Начала Юля издалека:

– Понимаешь, Миша… В жизни людей бывает много моментов, когда они – в силу определенных обстоятельств – совершают ошибки. Даже не ошибки, нет, а… Ну, в общем, в экстремальных ситуациях люди поступают не так, как в обычной жизни. И когда экстремальная ситуация проходит, они стараются ввести свою жизнь в прежнее русло. Ты меня слушаешь?

Он откусил «сникерс» и кивнул:

– Слушаю, ангел мой. Продолжай.

– Так вот… – Юля нахмурилась и принялась перебирать пальцами кисти шали. – Нам было хорошо вместе. По-настоящему хорошо. И я тебе очень благодарна за все, что ты для меня сделал. Но сейчас, когда все беды позади, пришло время более здраво взглянуть на все, что произошло между нами. Ты согласен?

– А что между нами произошло? – Миша пожал плечами. – Ничего не произошло. Просто мы любим друг друга, вот и все. Чего тут усложнять?

Юля посмотрела на него и грустно улыбнулась:

– Ты мне дорог. Правда очень дорог. И ты мне нравишься. Но… Понимаешь, мы с тобой слишком разные, чтобы быть счастливыми.

– Разные? Что ты имеешь в виду?

Юля собралась с духом и сказала – четко и честно:

– Миша, ты очень милый, но меня многое раздражает в тебе. Ты все время ешь, ты пропадаешь где-то целыми сутками. И потом, я устала постоянно бояться, что тебя убьют на этой твоей дурацкой работе.

– Что за чушь? – поморщился Камельков. – Кто меня убьет? Я ведь не солдат и не оперативник. Я следователь. Я работаю с бумажками.

Юля покачала головой:

– Ты ведь знаешь, что я права. В общем… – Она перевела дух и закончила фразу: – Я приняла решение: мы с тобой должны расстаться. Мы можем быть хорошими друзьями, но жить вместе у нас не получится. Вот, я все сказала. А теперь извини, мне нужно проверить вещи.

Пока Камельков сидел с открытым от удивления ртом, Юля прошла к двери. Перед дверью она остановилась и сказала:

– Ты можешь проводить нас, но только, ради бога, не говори ничего маме. Я сама ей скажу… Потом.

Юля отвернулась и вышла с кухни.

Вечером того же дня Миша Камельков напился. Зверски. Он два часа сидел в баре «Кружка» неподалеку от «Белорусской». Пиво здесь было невкусное, но зато дешевое. И к тому же из огромного окна заведения (а сидел он на втором этаже) открывался великолепный вид на церковь. Смотреть на белеющую в сумерках церковь и пить пиво было очень грустно и романтично.

На шестой кружке пива Камельков решил остановиться. Он заказал шаурму, съел ее и… велел принести седьмую кружку. После седьмой у Миши кончились деньги.

Покинув бар, он долго шел куда глаза глядят. А глядели они вперед. Остановился Камельков лишь тогда, когда почувствовал в ногах нечеловеческую усталость. Тогда он вздохнул и тяжело опустился на землю.

Потом он немного подремал, а потом откуда ни возьмись появилась Алена Никитина.

– О господи! – воскликнула она. – Камельков! Ты ведь сидишь прямо на земле!

– Оставь меня, – устало сказал он и снова закрыл глаза.

– Ты что, пьяный? Господи, да ты и впрямь пьяный. А ну вставай! Вставай, не ленись. Рассказывай, что с тобой случилось?

Камельков поднял на Алену мутные, усталые глаза и проговорил заплетающимся языком:

– Грусть и лень – фактически антиподы. Не очевидная вещь, но алкаши пьют и смущаются. А лень – это таинственная, очеловеченная, тантрическая работа… Она может анархизировать небытие… Понимаешь, о чем я говорю?

– Не очень, – сказала Алена. – А ты?

Камельков на секунду задумался, затем покачал головой и грустно сказал:

– Я тоже не очень.

– Оно и видно, – резюмировала Алена. – Эх ты, «камелёк, птичка певчая». Завтра у нас операция, а ты нализался до поросячьего чириканья.

– Поросята не чирикают, – сказал Камельков. – Они лают. Или кукарекают… Точно не помню.

Алена наклонилась, подхватила Камелькова под мышки, с трудом подняла его и взгромоздила на скамейку.

– Уф-ф, – она перевела дух. – Какой же ты тяжелый, Камельков. Быстро говори, что произошло.

– Она уехала, – сказал Миша.

– Кто?

– Юля.

Алена нахмурилась:

– Насовсем?

Камельков кивнул:

– Да– Горе ты мое луковое, – сказала Алена. Ее аккуратные, красивые брови дрогнули. – И куда ты сейчас?

– Не знаю, – сказал Камельков, потом немного подумал и философски добавил: – Куда-нибудь.

Алена обхватила подбородок тонкими пальцами и нахмурилась. Думала она долго. Наконец, когда Камельков сделал такой резкий крен в сторону, что едва не упал со скамейки, она решилась:

– Ладно, Камелёк, пойдем ко мне. На твое счастье, мои предки чалятся на даче. Твоим я позвоню, объясню ситуацию.

– Только не закладывай меня начальству, – жалобно попросил Камельков. – Я не хочу, чтобы меня считали конченым человеком.

– Не буду, – пообещала Алена. – Но только в том случае, если ты спокойно ляжешь спать и не будешь буянить.

– Хорошо, – согласился Камельков. Потом растерянно огляделся и столь же растерянно уточнил: – А куда я лягу спать? Здесь же вокруг мокро.

Алена улыбнулась:

– Не беспокойся, Камелёчек, в лужу я тебя не положу. Будешь спать в чистой, уютной постели. Что надо сказать тете?

– Спасибо, – промямлил Миша.

– Соображаешь, – похвалила его Алена. – Значит, ты не совсем потерянный для общества человек. А теперь обопрись на меня – и пошли. И не вздумай орать по дороге песни. Издашь хоть один непотребный звук – придушу собственными руками, понял?

– Понял, – вяло кивнул Камельков. – Кстати… а как ты здесь оказалась?

– Где? – не поняла Алена.

– Здесь.

– Ну ты и балбес, Камельков. Это же мой двор. А это… – она показала рукой на горящие огни окон, – мой дом. Так что, Миша, странно совсем не то, что я здесь, а то, что ты тут оказался.

– Я не нарочно, – виновато сказал Камельков. – Ноги привели.

Алена улыбнулась:

– Значит, ноги сами привели тебя сюда? – Хм… Интересно, с чего бы это вдруг. Ладно, Сусанин, пошли.

Через десять минут они добрались до квартиры. А еще через десять Камельков лежал в Алениной постели и сладко посапывал во сне. Сама Алена пристроилась в гостиной на диване. Несколько раз за ночь ее будили громкие стоны Камелькова. Она вставала и шла в спальню. Однако, как и следовало ожидать, с Камельковым все было в порядке. Если, конечно, не брать в расчет слез, блестевших на его худых щеках.

Утром Алена разбудила Мишу в семь часов.

– Вставай, Ромео! Тибальт воскрес, Джульетта вышла замуж. Пора начинать новую жизнь.

Миша с трудом разлепил опухшие веки. Затем долго и обалдело смотрел на Алену. Потом оглядел комнату, и взгляд его стал еще более обалделым.

– Алён, где я, а? – испуганно спросил он.

– У меня дома, – сказала Алена.

– А почему?

Алена насмешливо пожала плечами:

– Сама не знаю. Наверное, потому, что я слишком жалостливая.

– Ты что, – удивленно спросил Камельков, – напила меня на улице?

– Примерно, – кивнула Алена.

– Н-да… – Миша потер пальцами сонные глаза.

– Не три! – строго сказала ему Алена. – Пальцы грязные, занесешь инфекцию.

– Подумаешь, инфекция, – горестно усмехнулся Камельков. – У меня личная жизнь рушится, а ты – инфекция.

Алена внимательно посмотрела на Камелькова. Поняв, что дело серьезное, она села на кровать рядом и покосилась на его искаженное страданием лицо.

– Так, давай по порядку, – спокойно сказала Алена. – Ты вчера сказал, что от тебя уехала твоя Юля, правильно?

– Правильно, – со вздохом ответил он. – Она считает, что мы не пара. Ей не нравится, что я шляюсь где попало и ищу на свою задницу приключения.

– Это все?

Камельков удрученно покачал головой:

– Нет. Еще она сказала, что я слишком много ем.

– Ну ешь ты и в самом деле немало, – согласилась Алена. – И что самое неприятное, ешь все подряд.

–  Явсегда думал, что это достоинство, а не недостаток, – заметил Камельков.

– Это как посмотреть. Избирательность в еде придает мужчине черты интеллигента и аристократа. Ну да ладно, бог с ней, с едой. А вот что касается всего остального… Она ведь знала, кем ты работаешь, когда связывалась с тобой?

Камельков издал такой душераздирающий вздох, что Алена чуть не прослезилась.

– У нее не было выбора, – грустно ответил Камельков. – Я навязал ей свою дружбу, помнишь?

Алена задумчиво потеребила подбородок тонкими пальцами:

– В таком случае она права. Посуди сам, Камельков, на фиг ты ей такой сдался? Ты не бизнесмен, не телезвезда, даже не врач-стоматолог.

– Так и есть, – признал Камельков.

– Ну а раз так и есть, значит, вытри сопли и собирайся на работу. Через полтора часа нам нужно быть на месте. – Алена встала с кровати и взъерошила Камель-кову волосы: – Эх ты, Ромео.

– Хватит обзываться, – нахмурился Камельков. – Лучше скажи, у тебя есть что-нибудь пожрать?

Алена насмешливо всплеснула руками:

– Ну слава богу! Узнаю прежнего Камелькова! Яичница с сосисками тебя устроит?

– Смотря сколько будет яиц и сколько сосисок, – изрек Миша.

Алена усмехнулась:

– На твою душу хватит.

5

Двумя днями раньше, в среду, около одиннадцати часов утра, Владимир Дмитриевич Поремский вошел в двери офиса оборонного предприятия «Серп» и, благополучно миновав охрану (удостоверение рослый охранник изучал долго и пристально, словно читал написанное по слогам), вошел в приемную директора предприятия. Рослая, коротко стриженная секретарша с лицом Шэрон Стоун и взглядом горгоны Медузы вопросительно посмотрела на Поремского.

– Вы к Игорю Андреевичу? – спросила она неожиданно тонким и писклявым голосом.

– А разве в этом кабинете заседает еще кто-нибудь? – ответил Поремский вопросом на вопрос.

Секретарша нахмурилась.

– Вам назначено? – строго спросила она.

Поремский улыбнулся:

– Еще как! Думаю, Игорь Андреевич сгорает от нетерпения.

Секретарша раскрыла ежедневник в шикарном кожаном переплете. Посмотрела на страницу, потом на Поремского и спросила:

– Владимир Дмитриевич?

– Он самый, – признался Поремский.

Строгое лицо секретарши осветилось приветливой улыбкой.

– Игорь Андреевич вас ждет. Проходите, пожалуйста!

Поремский направился к двери.

– Одну секундочку, – с виноватой улыбкой окликнула его секретарша. – Владимир Дмитриевич, только вы, пожалуйста, постучитесь. Игорь Андреевич не любит, когда входят без стука.

– Не любит, говорите? – Поремский усмехнулся. – Что ж, не будем травмировать его нежную психику.

Постучавшись и услышав басовитое «да-да», Порем-ский вошел в кабинет.

Игорь Андреевич Треплев оказался огромным, как буйвол, и столь же грозным на вид человеком. Он оторвался от Просматриваемых бумаг, сурово глянул на вошедшего Поремского и грубо спросил:

– Кто такой?

Поремский поморщился – как и большинство людей, он терпеть не мог хамства и приходил в ярость от бесцеремонности больших начальников.

– Вы, вероятно, хотели попросить меня представиться, – спокойно сказал Поремский. – Меня зовут Владимир Дмитриевич Поремский. Мы разговаривали с вами по телефону полтора часа назад.

– Поремский? – Треплев сдвинул лысоватые надбровные дуги, словно никак не мог припомнить человека с такой фамилией. – Что-то я не… А-а! – Лицо верзилы осветилось пониманием. – Следователь из прокуратуры? Насчет моего «убийства»? Как же, как же! Проходите, присаживайтесь!

Поремский прошел в кабинет и сел в черное кожаное кресло.

– Извините, что сразу не вспомнил, – сказал Треп-лев. – У нас сейчас конец квартала. Как всегда, страшная запарка. – Он обвел рукой стол, заваленный папками и документами. – С этими бумажками и мать родную забудешь.

Директор насмешливо посмотрел на следователя.

– Итак, – продолжил он, – насколько я помню, по телефону мы с вами говорили о том, что на меня готовится покушение. Признайте, Владимир Дмитриевич, что это было довольно неразумно с вашей стороны.

– Почему? – спокойно спросил Поремский.

– Как это – почему?! – гаркнул Треплев. – А вдруг мой телефон прослушивается? Это значит, что вы – вместо того чтобы поймать преступников – спугнули их! Теперь они лягут на дно!

Поремский усмехнулся:

– Напрасно волнуетесь. Ваш телефон не прослушивается.

– Как это? – Треплев набычился еще больше. – А вы откуда знаете?

– Мы проверили офис, – сказал Поремский.

– Проверили? – Крупное лицо директора стало багроветь. – Как проверили? – проворчал он. – Когда?

– Помните позавчерашнюю инвентаризацию? Вот тогда и проверили.

– Постойте… – Воловьи глаза Треплева злобно блеснули. – Вот чер-рт! – прорычал он. – Вы понимаете, уважаемый, что такое говорите? Вы понимаете, что я могу засудить вас, к чертовой матери?! Понимаете, что я могу сделать так, что через неделю вас выгонят из органов?! Что вас после этого даже в дворники не возьмут!

Поремский сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и спокойно смотрел на директора. Дождавшись, когда тот выговорится, он заговорил сам:

– Послушайте, Треплев, если вы и дальше будете себя так вести, я просто уйду, оставив вас наедине с вашими проблемами. Рано или поздно они до вас доберутся. И я палец о палец не ударю, чтобы вам помочь. Вы этого хотите?

Треплев промычал что-то невразумительное. Постепенно кровь отлила от его одутловатых щек. Он сделал усилие и взял себя в руки.

– Ладно, – тихо прогудел Треплев. – Ваша взяла. Но на будущее учтите – я терпеть не могу, когда что-то делается у меня за спиной. Ясно?

Поремский кивнул:

– Ясно. Но учтите и вы – прежде чем прийти к вам, мы навели о вас кое-какие справки. Мы выяснили, что вы человек не только грубый и бестактный, но и крайне невоздержанный на язык. Если бы мы пришли к вам легально, вы бы подняли такой вой, что через пять минут о нашем приходе узнала бы вся Москва. – Поремский взглянул на Треплева и усмехнулся: – Не нужно метать молнии глазами – я не ваш подчиненный. Если хотите выпустить пар, откройте окно и прокричите свои обычные гадости туда. Потом возвращайтесь к столу – и мы продолжим беседу.

Некоторое время Треплев сидел молча, шумно выдыхая воздух через раздувающиеся ноздри. Затем выдавил из себя улыбку и сказал – на этот раз гораздо миролюбивее, чем прежде:

– Что ж… Вы преподали мне хороший урок, господин следователь. Признаюсь, вы первый за последние три года, кто сумел поставить меня на место.

– Вы не вещь, чтобы вас ставить, Треплев. И я сюда пришел не ссориться. Вам грозит опасность, и я по долгу службы обязан ее предотвратить. Тем более что благодаря охоте на вас мы сами можем превратиться в охотников.

– Скорей, в рыбаков, – поправил Треплев. – Это они ловят хищную рыбу на живца. Впрочем, неважно. Я готов быть хоть живцом, хоть подсадной уткой. Г лав-ное, чтобы это продолжалось недолго. У меня слишком много дел.

Треплев взял со стола пачку «Парламента», вытряхнул из нее сигарету, нервно вставил в губы и прикурил от массивной серебристой зажигалки. Разогнал рукою дым и посмотрел на Поремского:

– Продолжим?

– Если вы успокоились, то да, – сказал Поремский. – Итак, по нашим сведением, ваше убийство…

– Мое предполагаемое убийство, – поправил Треп-лев.

Поремский кивнул:

– Совершенно верно, ваше предполагаемое убийство будет тщательно замаскировано под теракт. Скорей всего, это будет шахидка. Она попытается проникнуть в офис.

– Это невозможно, – отрезал Треплев. – Вы ведь видели, какая здесь охрана.

– В офисе покойного Карасева охрана была не хуже, – заметил Поремский. – Тем не менее советую вам проинструктировать своих людей на случай появления незнакомой женщины. Она может представиться журналисткой или еще кем-нибудь. Не принимайте никого без предварительного звонка. Разумеется, я имею в виду людей, которых вы не знаете лично.

– Разумеется, – кивнул Треплев и выпустил из легких косматое облако дыма. – Что дальше?

– Мы пришлем к вам человека из ФСБ. Он будет сидеть на вахте вместе с охранниками, и сортировать визитеров, руководствуясь собственным опытом и интуицией. Если вам будут звонить люди, о которых вы ничего не знаете, извещайте его. Встречаться с ними можете только после того как наш человек их проверит.

– Ясно, – сказал Треплев. – Но что, если они решат прикончить меня не в офисе, а на улице или дома?

– Вы ведь, кажется, живете в загородном доме? – Да.

– И этот дом окружен бетонной стеной с колючей проволокой?

Треплев усмехнулся и покачал головой:

– Я смотрю, вам все известно.

– Въехать на ваш участок на машине без риска взорваться, не добравшись до цели, они не могут. Через забор они тоже вряд ли полезут. Им незачем так рисковать. Они не хотят вас пугать, они собираются действовать наверняка.

– Но остается еще улица, – напомнил Треплев.

– Да, – согласился Поремский, – остается. Наши люди будут следовать за вами повсюду. Вы их не увидите, но знайте, что они рядом.

Треплев нервно рассмеялся:

– Джеймс Бонд какой-то! И сколько дней они будут за мной таскаться, эти ваши «люди-тени»? Или правильней спросить – сколько недель?

– Нам известно, что покушение состоится в ближайшие три дня, – сказал Поремский. – В эти дни мы ни на секунду не оставим вас в одиночестве. Хотите вы того или нет.

Поремский посмотрел на Треплева сквозь облако сизого дыма и добродушно улыбнулся.