Текст книги "Чужак с острова Барра"

Автор книги: Фред Бодсворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Репортер ушел,  и  Кэнайна потащилась к  себе.  За  ужином Ральф  Бик напряженно сидел  во  главе стола.  За  все  время никто не  вымолвил ни слова. Кэнайна предчувствовала неотвратимо надвигавшуюся катастрофу. Она поднялась в  свою комнату.  Около восьми часов к  школе стали съезжаться легковые машины и  "пикапы".  Она сидела у  окна и смотрела вниз.  Дверь внизу отворилась,  и в сумерках она увидела,  как Ральф Бик направился к школе.  Кэнайна  знала,  что  там  происходит.  И,  не  дожидаясь  конца родительского собрания, знала, чем оно кончится!

Около десяти вечера машины одна за другой разъехались.  Свет в  школе погас.  Дверь внизу отворилась,  и она слышала,  что вернулся Ральф Бик. Спустя несколько минут он постучался к ней. Кэнайна отворила. Он стоял в коридоре,   маленький,   нервный  человечек  в  комбинезоне,  с  бледным серьезным лицом.

– Мне очень жаль, – начал он. – Я думаю, вы уже догадались, а?

– Да, догадалась.

– Я  пытался их  уломать,  но  они все разъярились.  Даже не пожелали обсудить,  может, вы бы остались здесь до июня, когда закрывается школа. Несправедливо, но что поделаешь?

– Тут были репортеры. Скверное выйдет дело, коли попадет в газеты.

Он протянул ей чек.

– Я сказал, что мы обязаны выплатить вам полный месячный оклад.

Еще  три  дня  прожила  Кэнайна у  Биков,  размышляя о  том,  что  ей предпринять теперь,  когда рухнули все  ее  планы.  Бики  не  выписывали газет, но родственники присылали им газеты по почте, и Кэнайна прочитала целую кучу заметок и передовиц,  в сильных выражениях клеймивших расовые предрассудки,  из-за  которых  она  лишилась места.  Доказательства были красноречивы и излагались высоким,  даже выспренним стилем, и Кэнайна не раз задавалась вопросом,  что произойдет,  предстань она,  прося работы, перед ними в их кабинетах,  а не на столь безопасном расстоянии, в лесах Северного Онтарио.

Теперь Кэнайна видела себя  и  свое положение с  такой ясностью,  как никогда.  Она знала,  что может существовать в мире белого человека,  но лишь  в  качестве  официантки  или  прислуги.   Другой  мир,   ученый  и образованный,  в  котором нашел бы  применение ее  ум,  а  не руки,  был недоступен.  Оставалось два пути:  поступить к  белым в  прислуги или же вернуться в Кэйп-Кри и снова зажить жизнью мускек-оваков,  с которой она распростилась четырехлетним ребенком. Семнадцать лет, что миновали с тех пор,  превратили ее  в  человека,  которого пугало и  то и  другое.  Она подумала об  отце с  матерью,  которые,  сидя на  полу,  расправляются с большими кусками мяса,  хватая их руками из котелка.  Подумала о парнях, завсегдатаях ресторанчика в  Блэквуде,  украдкой щипавших ее  за  бедра, когда она подавала им кофе. Ей предстояло выбрать одно из двух.

Эта  трагическая ошибка тянулась ровно семнадцать лет.  Было бы  куда лучше,  если б  ее  не отправили в  санаторий,  когда ей было четыре.  В санатории исцелили от  одного недуга ее  тело и  взамен привили ее  душе другой.  Кэнайна знала, как она должна поступить. По происхождению, хотя и  не  по  воспитанию,  она мускек-овак и  никогда не сможет стать никем иным, потому что в конечном счете все решает кровь.

Через  три  дня  после  увольнения она  приняла решение и  за  ужином сказала об этом Ральфу Бику:

–  Завтра утром отправляется поезд в Мусони.  Вы не подвезете меня на станцию?

Он  молча кивнул.  На следующее утро она получила в  городе деньги по чеку.  В  одном  киоске  она  увидела книгу  Джулиана Хаксли  "Человек в современном мире"  в  бумажной обложке  и  купила  ее,  чтоб  почитать в дороге.  Потом мистер Бик отвез ее на вокзал и помог сдать вещи в багаж, пока она покупала билет до Мусони.

– Туда и обратно? – спросил кассир.

– Только туда, – спокойно ответила она.

Ральф Вик,  очень смущенный,  сказал ей на прощанье несколько слов, и Кэнайна  осталась одна  на  перроне.  Она  с  сомнением взирала  на  два облезлых пассажирских вагона.  Возвращаясь домой на  каникулы,  а  после каникул в  школу,  она ездила в заднем,  более чистом вагоне,  где ездят белые,  полагая,  что,  раз  она  посещает школу  для  белых,  ей  можно пользоваться и  правами белых.  Но теперь-то она наконец узнала,  где ее место.  И  Кэнайна  медленно  поднялась по  ступенькам переднего вагона, отведенного для индейцев.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Наступили сумерки; на западе, за островерхими елями, погас последний, узенький, красный краешек солнца, экспресс "Белый медведь" бешено мчался под  уклон,  преодолевая  последние  мили,  отделявшие  его  от  Мусони. Безучастно смотрела Кэнайна  на  проносившиеся за  окном  чахлые  ели  и зеленеющие полоски мшистых болот.  Она ничего не ела с самого завтрака и страшно проголодалась,  но боялась пойти в вагон-ресторан, зная, что там сидит Рори Макдональд,  рослый,  белокурый биолог с облупленным носом. С той минуты, как она познакомилась с ним, ею овладела смутная, выбивавшая ее из равновесия тревога.

Теперь она понимала,  до чего привлекательной находили ее мужчины,  и была почти уверена, что этот молодой и симпатичный ученый сумел бы, если бы  она,   со  своей  стороны,   поддержала  знакомство,  предложить  ей серьезные,  подлинно интеллектуальные отношения,  которых она  так долго искала.  Но  было уже слишком поздно.  Уроки прошедших семи лет в  конце концов глубоко врезались в  ее  сознание,  Для  индейца-интеллигента нет места  ни  в  обществе индейцев,  ни  в  обществе белых,  и  чем  скорее вернуться к  простой  жизни  мускек-оваков,  тем  счастливее она  будет. Разговоры о  Джулиане Хаксли и  тому  подобных вещах  с  университетским студентом,  который начитан не  меньше  ее,  только затянет и  затруднит окончательный разрыв, который непременно должен произойти. От этого Рори Макдональда нужно держаться подальше.

Жалобно завыла сирена тепловоза. Они подъезжали к Мусони, и пассажиры начали снимать с  полок свои мешки и  узлы.  Кэнайна встала и увидела на противоположном сиденье  томик  Хаксли,  который  несколько часов  назад швырнула туда.  Придется провести в  Мусони,  по крайней мере,  ночь,  а может, два-три дня, ей будет одиноко и, конечно, захочется почитать. Еще раз  взглянув на  книгу,  она побежала в  тамбур.  С  миром книг и  идей покончено...

Поезд со  скрежетом остановился,  и  она  выглянула на  переполненный людьми,  слабо освещенный перрон.  Кондуктор открыл дверь,  и она первой сошла  на  платформу.  Белые пассажиры выходили из  задних дверей своего вагона, и она заметила высокого молодого биолога, который размашисто шел к ней по перрону.  Кэнайна быстро прокладывала локтями путь в толпе и по единственной улице Мусони устремилась к  маленькому пансиону,  в котором ей уже случалось ночевать.  Она оглянулась.  Поезд окружала шумная толпа народа, по преимуществу индейцев. Рори Макдональда не было видно.

Так как пижама осталась в  багаже на вокзале,  в эту ночь она легла в постель  в  нейлоновой  комбинации.   Последней  комбинации,  с  горечью подумала она, потому что для чего ей нейлоновое белье в драном вигваме в Кэйп-Кри.

На  следующий день после завтрака Кэнайна увидела,  как  два  летчика заправляют пришвартованный к пристани самолет, и спустилась к реке. Один из них был в форме цвета хаки. Очевидно, пилот.

– Я возвращаюсь из школы домой,  в Кэйп-Кри,  -сказала она ему.  – Не захватите меня, если только у вас там есть посадка?

Он  смерил ее  взглядом с  ног до  головы,  и  его брови одобрительно поползли вверх:

– Ну,  конечно,  мисс.  Но, вы, право, совсем не похожи на девушку из Кэйп-Кри.

– У меня есть багаж. Он на вокзале.

– Сколько мест?

Кэнайна подумала о двух картонках с книгами,  спрашивая себя, есть ли смысл тащить их  с  собой.  Но если она действительно откроет школу,  ей понадобятся некоторые  из  них,  а  теперь  некогда  отбирать  учебники. Придется взять все.

– Четыре, – сказала она пилоту.

– Через несколько минут сюда придет грузовик.  Шофер прихватит и ваши вещи. Летим через полчаса.

Она  отдала  багажные  квитанции  пилоту  и  отправилась в  гостиницу расплатиться.  Когда  она  вновь  возвратилась  к  самолету,  багаж  уже погрузили,  и мотор,  разогреваясь, работал вхолостую на малых оборотах. Пилот жестами велел ей садиться, и она забралась на заднее сиденье, а он остался ожидать на пристани.

– Куда,  к  дьяволу,  запропастился этот  гусиный  деятель?  –  вдруг услышала она.

– Да вон он идет, – ответил его напарник.

Самолет  был  повернут  носом  к  реке,  и  берег,  лежавший  позади, оставался невидим для  Кэнайны.  Несколько мгновений спустя она услышала грохот шагов по настилу пристани: кто-то бежал. Пилот сказал: "Полезайте назад".  В  дверях появился Рори Макдональд,  поднялся на  борт и  занял место рядом с  Кэнайной.  На шее у  него болтался большой бинокль,  а на плече висел маленький дорожный мешок.  Он  ослепительно улыбался во весь рот.

– Вот так так! Опять вы! Да как скоро! – воскликнул он. – Ну и везет!

Кэнайна слегка поклонилась и сказала:

– Добрый день!

– Вчера вечером вы скрылись так быстро,  что я подумал,  уж не забыли ли вы чего в поезде и не вернулись ли назад,  пошел вас искать, и вот... – он порылся в своем мешке. – Вы и в самом деле забыли.

И он протянул ей книгу Хаксли "Человек в современном мире".

–  Спасибо,  мне она не нужна,  –  сказала Кэнайна.  – Оставьте себе. Современный мир Джулиана Хаксли слишком далек теперь от моего мира.

Рори пристально посмотрел на нее.

– Не стоит ребячиться,  – сказал он.  – Вы не должны чувствовать себя отверженной потому только,что какие-то  дремучие мужики из глухих дебрей не  захотели принять  вас  на  работу  в  школе.  Вы  получили серьезное образование.  Вы  нужны.  Я  отказываюсь поверить,  что мои соплеменники настолько тупы, что никогда не пожелают взять вас на работу. Вы придаете слишком большое значение паре мелких уколов.

– Расскажите это своим людям,  которые нанимают на работу учителей, а не мне, – сказала она.

Пилот и  его напарник забрались в  кабину,  мотор взревел.  При таком шуме было невозможно продолжать беседу,  и  Кэнайна откинулась на спинку кресла,   обрадованная  тем,  что  разговор  прервался.  Под  поплавками забурлила вода,  и  они взлетели.  Украдкой поглядывая по сторонам,  она заметила,  что  Рори  Макдональд  сунул книжку к  себе  в  мешок,  потом повернулся к ней спиной и начал в иллюминатор осматривать расстилавшуюся внизу равнину.  Она заметила,  что у него широкие,  сильные плечи,  хотя стоя он выглядел худощавым,  узким в кости.  Вскоре он вновь обернулся к ней  и  улыбнулся;  она с  досадой заметила,  что с  момента взлета,  не отрываясь, смотрит ему в спину, и теперь поспешно отвернулась.

Машина мягко покачивалась в теплых воздушных потоках, поднимавшихся с берегов залива Джемса.  Приближался июнь,  но вдали от побережья еще все озера были покрыты льдом,  вскрылись лишь реки – благодаря течению.  Она заметила,   что  Рори  Макдональд  рассматривает  землю  в  бинокль,   и сообразила, что он ищет гусей.

Полчаса спустя они сделали посадку в устье реки, где на берегу стояло шесть индейских вигвамов,  и причалили к берегу;  их встречала группа из тридцати-сорока индейцев.

– Нам нужно спросить их об охоте на бобров,  -сказал пилот.  – На это уйдет полчаса, так что можете немножко прогуляться. – Потом он обратился к Кэнайне: – Если нам понадобится переводчик, я вас позову.

Все   четверо  вышли.   Кэнайна  увидела,   что   Рори  Макдональд  с любопытством разглядывает индейцев.

– И  что,  все  эти  люди  спят  и  живут в  этих шестипалатках,  или вигвамах, или как там они еще называются? – осведомился он у Кэнайны.

– Вполне вероятно,  –  ответила она.  И  пошла вдоль узкой прибрежной полосы,  надеясь,  что Рори останется с  пилотом.  Но  уголком глаза она заметила,что он нагнал ее.

– До сих пор не обнаружил ни одного гуся.

– Увидите, – сказала она и пошла дальше.

Шли  они  медленно.  Он  был  гораздо выше ее.  Кэнайна подняла глаза вверх, но тут же торопливо отвернулась, так как он пристально смотрел на нее.  Молчание и то, что он шел совсем рядом, вызвали чувство смущения и неловкости.

– А где зимуют гуси? – спросила она, чтобы что-то сказать.

– Существует, по крайней мере, два семейства канадских гусей, которые гнездятся вокруг залива Джемса – объяснял он ей. – Все они принадлежат к одному и тому же виду,  но каждое семейство образует замкнутую группу, и каждое  имеет  свои  собственные,   унаследованные  от   предков  районы гнездовий и  зимовки.  Эти  два  семейства никогда не  смешиваются между собой.  Одно зимует в  долине Миссисипи и  гнездится по западному берегу залива Джемса,  но несколько дальше на север,  ближе к Гудзонову заливу. Другое известное нам семейство зимует в  южных штатах,  на атлантическом побережье,  и  гнездится здесь,  на  берегах  залива,  чуть  южнее,  чем семейство гусей с  Миссисипи.  Ни  летом,  ни  зимой они  не  заходят на территорию друг друга.  Нужно разработать предписания относительно охоты на каждое из них. Иначе можно полностью истребить одно, тогда как второе почти что не пострадает.

– Откуда вы все это знаете? – спросила она.

– Благодаря кольцеванию.  Вы  когда-нибудь видели,  чтобы  кто-нибудь подстрелил окольцованного гуся?

– Нет,  – сказала она.  – Но слышала об индейских охотниках,  которым попадались окольцованные гуси.  Кольца сдают в  лавки Компании Гудзонова залива.  Некоторые думают,  что окольцованных гусей посылает с  неба сам господь бог...  И я знала нескольких миссионеров, которые поддерживали в индейцах это  мнение.  Господь бог  не  так  часто  помогает людям,  как прежде,  и порой индейцы хотят знать,  почему это так. "Ежели он посылал иудеям манну небесную,  – спрашивают они,  – то почему бы ему не послать немножко и нам,  когда зимой умирают с голоду наши старики и дети?".  На этот вопрос нелегко ответить,  поэтому иной миссионер рад,  когда что-то приходит на помощь, вроде ниспосланных небом гусей с серебряным колечком на лапке.

Рори тихо рассмеялся в ответ.

–  Оно алюминиевое,  – сказал он.  – И кто бы ни надевал их – господь бог или господа биологи,  – кольца эти пока что не помогли нам составить полное представление о  гнездовьях в районе вокруг залива.  Поэтому-то я здесь и  нахожусь,  чтобы дополнить картину.  Если  я  смогу окольцевать несколько гусей и  если часть из  них  будет подстрелена осенью на  юге, это, возможно, поможет прояснить дело.

– А  к  какому  семейству  принадлежат  гуси,  что  гнездятся  вокруг Кэйп-Кри? – спросила она.

– Кэйп-Кри  расположен  на  севере  и  достаточно далеко,  чтобы  там поселилось семейство гусей с Миссисипи. Это нам хорошо известно.

Первый  вопрос она  задала лишь  для  того,  чтобы  прервать неловкое молчание, но теперь слушала с большим вниманием.

–  Вообще,   гуси  удивительные  птицы,   –  сказал  он.  –  А  самые удивительные из  них  два рода:  здешние канадские и  белощекая казарка, там,  в  Европе.  Они  обладают всеми  свойствами,  которыми восхищается человек в других людях.  Они упорны, сильны, умны, но главное – способны любить.

Он негромко рассмеялся и продолжал:

–  Большинство биологов пришло бы  в  ярость,  услышав эти слова,  но союз,  который возникает между двумя птицами,  самцом и самкой,  едва ли сильно отличается от того,  что мы называем любовью.  Они соединяются на всю  жизнь,  только смерть может  разлучить их.  У  гусей есть  семейная жизнь.  Как  правило,молодые птицы отделяются от  родителей,  как только научатся летать. А у гусей не так, гусиная семья почти весь год держится вместе,  и  только когда для родителей вновь наступает пора гнездования, они гонят молодняк,  говорят:  о'кэй, детки, вы уже достаточно взрослые, чтобы самим позаботиться о себе.

Он замолчал, но Кэнайна охотно слушала бы его и дальше, она и сама не знала, что больше увлекало ее – он сам или его рассказы о гусях.

– Где же теперь ваши гуси? – спросил он.

– Мы  еще  не  достигли тех  мест,  где  гнездятся гуси,  –  ответила Кэнайна.  –  Они предпочитают болота с  маленькими озерами и прудами,  и чтоб островки на озерах.  Они гнездятся на островах,  потому что там они чувствуют себя в безопасности от лисиц.  Минут через пятьдесят отсюда мы увидим первые болота и  будем летать над ними минут сорок-пятьдесят,  до самого Кэйп-Кри.

– А когда появляются здесь первые гуси? – спросил он.

– В конце апреля.  Они прилетают за две-три недели до того, как стает лед на озерах.  Гуси держатся небольшими стаями,  летают в поисках корма или  сидят  на  льду...   Я  думаю,  это  их  семьи.  Как  только  озера вскрываются,  стаи исчезают.  Должно быть,  в это время взрослые птицы и начинают вить гнезда.

Почему она ему все это рассказывала? Она вовсе не собиралась ни о чем говорить, но какая-то непонятная сила заставляла ее продолжать.

– Мои сородичи охотятся на гусей,  пока те летают весенними стаями, – продолжала она.  –  Сейчас,  должно быть,  они еще в лесу,  в охотничьих стойбищах,  весна в  этом году запоздала на одну-две недели.  Я видела с самолета,  что озера все еще стоят подо льдом.  Зиму напролет приходится питаться одним лишь бобровым мясом,  да и его не хватает, зато наступает счастливое время, когда весной возвращаются первые гуси.

Она помолчала и испытующе глянула на него.

– Вы когда-нибудь голодали?  Я не имею в виду – проголодались, оттого что обед запоздал. Я имею ввиду голод, который накапливается постепенно, если недели подряд,  изо дня в день тебе достается по какой-то горсточке еды.

Рори Макдональд медленно покачал головой.

–  А  здесь зимой нередко случается голодать.  Вот вам бы испробовать такое для ваших исследований.  Пока вы не испытаете того голода, который неделями сжимает и месит желудок,  будто комок теста, вы не поймете, что значит для моих соплеменников первая весенняя стая гусей.

Теперь она злилась на себя за то, что наговорила слишком много.

– И к этой-то жизни вы решили вернуться? -спросил Рори.

– Да, – твердо ответила она.

И  когда взгляды скрестились,  она посмотрела на  него открыто,  и  в глазах ее не было ни следа прежней робости.

Через несколько минут они вновь поднялись в  воздух,  и  вскоре пошли болота, о которых она только что ему говорила. Внизу до самого горизонта раскинулась плоская равнина с  лабиринтом озер и прудов;  покрытые льдом водоемы казались серыми пятнами и имели сумрачный вид.  Вокруг озер,  на каменистых гребнях и  откосах,  где корни деревьев могли протянуться над водой, заполнявшей весь этот край, черными щупальцами извивались полоски еловых лесов.  Между озерами и лесом протянулись сочные бурые мшаники, в которых с  первым,  робким  дыханием северной весны  начала  пробиваться зелень.

Кэнайна видела,  как  еще на  стоянке Рори о  чем-то  договаривался с пилотом.  Теперь они летели совсем низко,  и  Рори осматривал мелькавшие внизу замерзшие озера и болота. Кэнайна внимательно смотрела на землю со своей стороны. Внезапно Рори схватил ее за руку и притянул к себе.

– Гуси,  одиннадцать штук!  – крикнул он ей,  перекрывая шум мотора и взволнованно показывая в окно. – Глядите! Скорее!

Он все держал ее за руку и  тянул к себе,  пока не протолкнул вперед, чтобы она выглянула в окно,  расположенное с его стороны. Он прижал ее к своей груди,  и  под  его рукой,  лежавшей на  ее  плече,  она не  могла пошевельнуться.  Лицо его  было так  близко,  что их  щеки на  мгновение соприкоснулись.

Кэнайна не видела никаких гусей,  потому что голова у нее закружилась и  она ощущала только его близость.  Это длилось всего несколько секунд, потом она  высвободилась и  вновь пересела на  прежнее место.  Сердце ее стучало,  и  шум этот отдавался в  ушах как пушечный гром.  Она с ужасом поняла,  что  впервые  прикосновение  молодого  человека  доставляло  ей удовольствие.

Рори наклонился к ней.

–  Простите!  –  воскликнул он.  –  Но этой весной я прозевал гусей в Торонто. Я всегда страшно волнуюсь, когда завижу их вновь.

После этого Кэнайна видела много гусиных стай,  но  не стала говорить про них Рори;  судя по тому, как он поспешно записывал что-то в блокнот, он тоже видел их из окна самолета со своей стороны. Потом машина легла в вираж,  и  внизу показалась большая река,  это была Киставани,  с  давно знакомой группой домов и индейских вигвамов.  Но некоторые из них стояли с открытыми кровлями,  и Кэнайна поняла,  что из-за поздней весны многие семьи еще охотятся на гусей в верховьях Киставани.

Алюминиевые поплавки гидроплана ударились о  воду  с  таким грохотом, словно  раздалась  враз  дробь  множества барабанов.  Кэнайна  вернулась домой, на этот раз навсегда.

На берегу собралось меньше людей,  чем обычно.  Кэнайна видела миссис Рамзей,  которая шла к  самолету от большого белого дома,  легкое платье обвивалось на свежем ветру вокруг ее ног, Вот поразится, увидев Кэнайну. И не только – она придет в негодование, когда узнает, что Кэнайна больше не намерена жить в ее доме, а собирается перебраться к родителям.

Самолет подрулил к  берегу,  Рори  Макдональд открыл дверь  со  своей стороны,  вылез на поплавок и  обернулся,  чтобы помочь Кэнайне.  В этот момент ее увидела миссис Рамзей.

– Кэнайна!

Кэнайна кивнула ей,  однако не смогла улыбнуться. Волосы Джоан Рамзей совсем  поседели,  но  во  всем  остальном  она  выглядела  по-прежнему: улыбающаяся  женщина  с   тонкими  чертами  лица,   с   которой  Кэнайна познакомилась десять  лет  назад.  Кэнайна быстро окинула взглядом кучку индейцев,  сгрудившихся на береговом откосе, но родителей не обнаружила. Она шагала по отмели к миссис Рамзей, страшась предстоявшей встречи.

– Мне пришлось вернуться, – сказала она, твердо глядя в лицо Джоан. – Для  меня  там  нет  места.  Мне  понадобилось много времени,  чтобы это понять,но я поняла:  я мускек-овак.  И нечего было пытаться стать чем-то другим. Мне очень жаль – вы так старались мне помочь...

Джоан Рамзей взяла ее за руку.

–  Не будем об этом сейчас,  –  спокойно сказала она.  – Я рада,  что снова вижу тебя.

К  ним  подошел Рори Макдональд,  и  Кэнайна обрадовалась возможности переменить тему разговора.  Она познакомила Рори с  Джоан Рамзей,  и  он пошел за багажом.

– Могу я оставить у вас две картонки с книгами? – спросила Кэнайна.

– Ну, разумеется, – сказала миссис Рамзей. – Ты можешь поставить их в своей комнате.

– Мне больше не понадобится эта комната. Я возвращаюсь к родителям.

– Это невозможно,  –  спокойно,  но твердым и уверенным тоном сказала Джоан. – Твои родители в отъезде. Охотятся на гусей.

Этого и  опасалась Кэнайна,  Казалось,  на  нее  обрушилось все,  что только могло затруднить ей жизнь.  Сперва эта неожиданная встреча с Рори Макдональдом в  самолете,  теперь  отсутствие родителей,  вынуждавшее ее опять поселиться в доме Рамзеев.

Близился полдень,  и  Джоан  пригласила всех  к  себе  на  ленч.  Они медленно поднимались в гору к дому Рамзеев. Мужчины несли багаж Кэнайны. У магазина их поджидал Берт Рамзей, он крепко пожал Кэнайне Руку.

– Со вчерашним самолетом пришла целая кипа кроссвордов, – сказал он.

Миссис Рамзей велела пилоту и  Рори  отнести багаж в  прежнюю комнату Кэнайны.  За  обедом  Рори  рассказывал  об  исследованиях,  которые  он надеется провести.

– Потом, – сказал он, – я покину Мусони и двинусь в этом направлении. Куда –  будет зависеть от того,  где я  наткнусь на гусей,  но,  судя по тому,  что  мы  видели сегодня утром  во  время  полета,  район Кэйп-Кри представляется мне вполне подходящим. Не примете ли вы меня к себе?

– Очень даже охотно, – откликнулась миссис Рамзей.

– Я  собираюсь предпринимать вылазки  в  места,где  водятся гуси,  на неделю или подольше,  –  продолжал Рори.  –  Могу я здесь взять напрокат каноэ,  лодку с подвесным мотором,  палатку,  ну и тому подобное? И еще, можно тут получить проводника-индейца,который говорит по-английски?

Берт Рамзей кивнул.

– Есть надежный проводник,  – сказал он. – Переводчик из нашей лавки. Могу уступить на время. Его зовут Джок.

Во   время  ленча  Кэнайна  почти  ничего  не  говорила.   Потом  все отправились обратно  к  самолету.  Раздались  обычные  прощальные слова, потом Рори Макдональд подошел совсем близко к Кэнайне и шепнул:

– Через неделю-другую привезу вам  вашего Хаксли.  К  тому времени вы как раз соскучитесь по нем.

– Ну  уж  нет,  –  ответила она и  отошла от Рори,чтобы поблагодарить пилота. Краешком глаза она поглядела, как Рори влез в самолет, но больше не  смотрела на  него.  Пока машина вырулила на  середину реки,Кэнайна и Джоан Рамзей постояли на берегу.

– Теперь пойдем домой и поговорим.

Они мыли оставшуюся после гостей посуду,  и  Кэнайна рассказала Джоан про историю с ручкой в учительском колледже,  и о работе в ресторане,  о долгих поисках места учительницы,  и  о  том,  как из первой же школы ее уволили через три дня.

– Вчера  прибыл  почтовый самолет,  –  сказала  Джоан  Рамзей.  –  Мы прочитали обо всем в  газетах.  Так вот что означает вся эта чушь насчет возвращения к прежней жизни?

– У меня нет выбора – либо это, либо жить в прислугах у белых. Если я недостаточно хороша,  чтобы учить их  детей,  я  не  желаю мыть за  ними посуду в ресторане или стелить им постели в гостинице.  Или же становись шлюхой!  Вот промысел, которым, по их мнению, я должна бы заняться. Но у меня  еще   осталась  гордость.   Я   не   стыжусь,   что  принадлежу  к мускек-овакам,  но  я  стыжусь того,  что  я  плохая мускек-овак,  что я выросла,   ничего  не  усвоив  из  их  познаний,  а  мое  воспитание  не подготовило меня к той единственной жизни, которая передо мной открыта.

– Вы пытались мне помочь, – торопливо продолжала Кэнайна. – Ни вы, ни я  не  знали,  что  учиться и  приобретать ученую профессию для индианки бессмысленно.  Я  благодарна вам за  все,  но это была ошибка.  Теперь я лучше знаю белых,  чем знаете их вы.  Вы жили здесь в полной изоляции, я жила среди них в самой гуще...

– Кэнайна,  – мягко прервала ее Джоан, – непринимай слишком поспешных решений...

– Они  вовсе  не  поспешные,  мне  понадобилось семь  лет,  чтобы  их принять.  Я все время пыталась себя убедить,  семь лет, с самого первого дня  в   школе  для  белых:   все,   что  происходит  со  мной,   только видимость,неправда.

– Ты  не привыкла к  индейской жизни,  –  уговаривала ее Джоан.  –  С четырех лет ты живешь по-другому. Для тебя нет пути назад. Их жизнь, эти зимовки в лесу убьют тебя.

Миссис Рамзей положила руку на плечо Кэнайны и с силой повернула ее к себе.  Кэнайна  никогда  не  видела  такого  исступленного  выражения  в остекленевших глазах Джоан Рамзей.

–  Кэнайна  Биверскин,  –  медленно произнесла белая  женщина,  четко выделяя слова, – быть может, это и впрямь ошибка, но еще большей ошибкой будет,  если ты теперь вернешься к  жизни индейцев.  Я была тебе матерью одиннадцать лет, и я не хочу, чтобы все это кончилось так. Ты останешься здесь у  нас,  пока что-то не подвернется.  А если понадобится,  я запру тебя в твоей комнате.

Неожиданный гнев  Джоан  испугал  и  поразил Кэнайну,  но  это  скоро прошло, и она спокойно взглянула в лицо миссис Рамзей.

–  Угрозы,  которые невозможно осуществить,  ничем нам не помогут,  – сказала Кэнайна.  – Вы были мне хорошей матерью, и не ваша вина, что все так обернулось... но, думаю, и не моя. Я больше не могу зависеть от вас. Это было бы несправедливо по отношению к  вам;  и  еще несправедливее по отношению ко мне. А если вас переведут в другую факторию? Придется и мне отправиться вслед за вами,  как беспомощной собачонке?  Неужели я  вечно должна цепляться за ваш подол?  Я начинаю новую жизнь, сначала. Я должна подготовить себя  к  тому,  чтобы  стать  женой  охотника  мускек-овака. Слишком много времени я  потратила даром..  И  если зимой я  умру и меня похоронят рядом с  моими братьями и сестрами,  может,  это и будет самый прекрасный выход.

Выражение Джоан  смягчилось,  на  глаза навернулись слезы.  Несколько минут они сидели молча. Потом Кэнайна спросила:

– Где мои родители? На Киставани? Джоан Рамзей кротко кивнула.

– Пойдет туда завтра чье-нибудь каноэ? Джоан Рамзей снова кивнула.

– Люди все время ездят взад и вперед, – сказала она. – Чуть не каждый день.  Ты найдешь родителей в  первом стойбище.  В  десяти милях отсюда, вверх по течению.