Текст книги "Ничейный космос"

Автор книги: Филипп Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Я называла это «Секс и Смерть»

В молодости я выучилась карате у одного сэнсэя, который обустроил свое до-дзё в здании бывшей фабрики по производству мрамора. Через его школу прошли целые поколения мальчишек из Южного Лондона. Сэнсэй Эдди обучал своей философии: смеси восточного мистицизма и уличной смекалки. Сам он происходил из семьи грабителей, еще в молодости отмотал срок, а по выходе из тюрьмы заделался убежденным каратекой, вегетарианцем и аскетом. Стал одним из виднейших мастеров контроля тела и разума.

Эдди лбом крушил ледяные блоки. Мог правой рукой поймать муху в полете и выпустить ее из левой. Эдди стукнуло уже шестьдесят, когда он взял меня в ученицы. Без препаратов и курсов омоложения он сохранил силу, скорость и способность сосредотачиваться. Организм у него работал как у двадцатилетнего.

Эдди научил меня технике остановки сердца ударом ладони в грудь. Такой прием вовсе не подразумевает убийство, но используется как вспомогательное средство при медитации. Эдди продемонстрировал его на мне: ударил в грудь, и на десять долгих-долгих секунд я умерла; душа будто отделилась от тела, в ушах бурной рекой зашумела кровь… Эдди ударил меня еще раз, и сердце снова пошло.

Проделывать подобные фокусы с женщиной, некогда перенесшей сердечный приступ, жутко опасно. Однако вера Эдди в собственные силы и мою гибкость тронула меня. К тому же выяснилось, что мои тело и сознание упрямо не желают высвобождать ци. Вот и пришлось Эдди таким изощренным способом доказывать мне истинную – преходящую – суть бытия.

На втором свидании у нас с Андреем по части секса ничего не вышло. Я удивилась. А потом испугалась – так он был зол на себя, так беспомощен.

Все хорошо, уверяла я его, не стоит беспокоиться. Хотя лоно мое горело желанием, и тогда Андрей принялся вылизывать его и посасывать, будто оно сочилось лучшим в мире бренди. Затем ввел в меня пальцы и так довел до оргазма. А после – телом и душой – буквально рухнул подле меня.

– Хочешь поговорим об этом? – предложила я. – Да, так будет легче.

– Значит, это… у тебя э… не впервой?

– Случается периодически.

– Попробуем еще раз?

– Я доволен. Честно. Больше не хочется. – Так я тебе и поверила.

– Для женщины секс не обязательно должен кончаться оргазмом. Мужчины, бывает, тоже так относятся к делу. – Ты прямо читаешь мои мысли.

– Мне приятно просто лежать рядом с тобой.

Я укусила Андрея за сосок, провела ногтями ему по груди – из царапин выступила кровь.

– Вот я тебя и расшевелила.

Андрей, нахмурившись, сел на кровати. По натуре он был старой закалки: в глазах у него читался гнев, плечи напряглись. Между нами начала расти пропасть. Еще чуть-чуть, и Андрей устроил бы мне скандал.

Я встала перед ним обнаженная.

Андрей ухмыльнулся, и я принялась возбуждать его – ходила по комнате скользящей походкой, покачивая бедрами, потом включила «ящик», и на стену спроектировалась картинка: полуголые певцы зажигали под музыку в стиле ар-н-би. Я стала подражать им, двигаясь подчеркнуто эротично.

У Андрея встал.

Мне стоило поманить Андрея кивком головы, и он поднялся с кровати, подошел ко мне.

– Станцуй для меня, – попросила я. Андрею мысль понравилась, и он рассмеялся. Двигался он неуклюже, не чувствуя ритма, смешно покачивая эрегированным членом, будто слон – хоботом.

Я добавила жару, начала поглаживать себя. Сама завелась еще больше.

– Возьми у меня в рот, – нетерпеливо велел Андрей.

Еще чего! – подумала я тогда. Танец мой, и правила диктовать мне. Но Андрей боялся упустить момент и хотел поскорее кончить мне в рот.

Тогда я ударила Андрея в волосатую грудь – с такой силой и скоростью, что он поначалу ничего и не понял. Только через некоторое время сообразил: что-то не так, и побледнел.

Я снова ударила Андрея, запустив его сердце. Вскарабкалась на любовника, наделась на член. Мы трахались почти час. Андрей крепко стоял на сильных ногах, а я поднималась на седьмое небо по ступеням оргазмов – они следовали один за другим, почти непрерывно, и каждый был сильней предыдущего.

– Ка-ааайф… – только и произнес Андрей после. Назавтра мы сели на самолет и отправились в Нью-Йорк.

Там гуляли по Бродвею, поедая багели, прошвырнулись по Тайм-сквер, на вертолете облетели статую Свободы. Потом пошли на мюзикл «Президентство Буша» и там чуть не заснули. В отеле мы разделись и танцевали. Я вновь поглаживала себя, посасывала пальцы – не сработало, Андрей не завелся. Я ударила его в грудь, позволила слегка умереть, вновь оживила, и мы опять отдались страсти, прозанимавшись сексом до утра.

Следующий день прошел в том же духе: сначала мы поплескались в ванне с гидромассажем, потом выскочили из воды,

помчались в спальню, где я убила и вновь оживила Андрея. А

дальше – секс, секс, секс…

Я вдруг с ужасом поняла, что так и будет продолжаться. Андрей страдал жуткой формой импотенции – дело было исключительно в психике, но лечению его расстройство не поддавалось. На первом нашем свидании он накачался стимуляторами вроде виагры, а на второе пришел «чистым», и потому ничего не смог сам.

Теперь, когда он нашел способ достичь эрекции без лекарств, назад дороги уже не было.

Я испугалась. Одно дело жесткий секс, но наша половая жизнь напоминала кошмар. Что, если бы я убила Андрея? Ослабила бы сердце, спровоцировала обширный инфаркт?

На такое я не подписывалась. Любовь – пожалуйста, и романтика, и секс – тоже да. Но ежедневное смертоубийство… Не-ет. Тысячу раз нет!

Но Андрей стал для меня всем, затмил собой образы прочих мужчин. Превратился в моего бога. И я забыла обо всем, отдалась жизни, наполненной безумным, восхитительным, будоражащим воображение и невероятно опасным сексом.

Так наши с Андреем отношения выстроились на Сексе и Смерти. Я стала хозяйкой, несущей смерть и дарующей воскрешение. Андрей влюбился в меня до безумия, боготворил. Мы купили дом в Лондоне, развели сад, за которым я следила и который украшала в своем фирменном стиле. У нас был спортзал, где Андрей поддерживал форму. Мы устраивали званые вечера, приглашали художников, политиков и спортсменов.

Так родился наш собственный уютный мирок, который я полюбила. Полюбила и себя в нем: такую остроумную, полную жизни, цивильную. Перестала стесняться бывать в обществе, потому что меня начали обожать, находить удовольствие в общении со мной.

Но чтобы сексуально удовлетворять Андрея, мне пришлось измениться. Он хотел не хорошую девочку, он хотел меня плохую; просил одеваться как в порнофильмах: черная кожа и высокие каблуки (дома), трусики с вырезом в промежности (на людях). Я стала смертоносной сучкой из ада, чтобы только Андрей любил меня.

Не такой жизни я себе желала. Хотелось уюта, тепла. А вместо них мне досталась… опасность.

Мы объехали мир, занимались любовью в Венеции, в Париже трахались прямо на улице; заказывали номера в самых дорогих и шикарных отелях, днями напролет отдаваясь во власть чистой, первозданной страсти.

С уверенностью, будто свинцовый груз, повисшей у меня на шее, я осознала, что с Андреем приходится играть роль – не быть собой. При нем я не могла позволить себе надеть джинсы или спортивку, подурачиться, покапризничать, поворчать. Не дай бог было разрушить образ женщины-тайны, так возбуждавшей Андрея, такой экзотичной, соблазнительной. Я играла в шлюху в спальне и в роковую женщину – у плиты.

Для выхода в простое кафе я надевала свои самый красивые и откровенные платья, для званых ужинов доставала самые дорогие бриллиантовые колье; на вечеринках при Андрее флиртовала с его приятелями, не стесняясь в выражениях. Чтобы он продолжал восхищаться моим телом, изнуряла себя на тренажерах; чтобы доказать преданность и бесстрашие, дралась с ним на татами и сбивала в кровь кулаки о макивару; по утрам брала в рот и сосала его мягкий член. Трижды в неделю мы играли в Секс и Смерть; получив наслаждение, напивались шампанского до рвотных позывов.

В погоне за наслаждением Андрея я не щадила себя: забросила чтение, ограничила свои музыкальные вкусы, перестала общаться с друзьями. Я влилась в мир Андрея и там потерялась; стала заложницей, секс-рабыней, преданной тенью, готовой ублажить повелителя в любую секунду. Но Андрей не сделал меня своим другом, а как я об этом мечтала!

В каком-то смысле (и сейчас я это понимаю) Андрей сам продался мне в рабство. Он зависел от меня, он бы с радостью убил для меня. А я… нет бы бежать, прихватив его денежки (как поступила бы любая разумная женщина)! Я потеряла голову. Мне нравилось быть для Андрея всем.

Постепенно я перековала свой характер, искоренила в себе все, что мешало счастью Андрея. Научилась улавливать малейшие изменения в его настроении, подстраиваться под них. За все годы, что мы были вместе, я ни разу не дала повода разочароваться в себе.

Я отучила себя от глупого смеха, который так раздражал Андрея.

Вместе с Андреем стала завтракать круассанами, хоть и любила по утрам перехватить тосты.

Позволила Андрею смотреть, как справляю нужду.

Подкалывала его, когда чувствовала, что он именно того и ждет, но ни разу не поправила, услышав заносчивое и, в общем, некомпетентное мнение о политике или науке.

По ночам, или когда мы сбивались с пути по дороге куда-нибудь, я позволяла себя утешать, притворяясь слабенькой, напуганной и беспомощной.

Я молчала в тряпочку, когда мы смотрели фильм, понравившийся Андрею, но не мне. Я только просила объяснить, чём это кино его так зацепило. А поскольку Андрей обожал фильмы о боевых искусствах, с погонями и перестрелками, волю мне приходилось проявлять железобетонную.

Мнение Андрея о людях было поверхностное и наивное, но стоило ему высказаться, как я соглашалась.

Я позволяла ему побеждать себя в игре в слова, хотя его словарный запас оставлял желать лучшего.

Прямо на улице вместе с Андреем я восхищалась прелестями других женщин, а потом добавляла: «Хочешь, трахнем ее? Здесь и сейчас?». А стоило Андрею всерьез заглядеться на какую-нибудь красотку, я притворялась, будто жутко ревную. Андрея это сильно заводило.

Он во многом был замечателен. Использовал свое имя и богатство на благо других: инициировал реформу системы образования, занимался благотворительностью, лично следил за воспитанием тысяч детей из малоимущих семей. Для всех Андрей стал неким чудом, загадкой, а для меня – марионеткой, которой я поигрывала.

Сегодня мне за себя стыдно.

Потом я забеременела, но ему ничего не сказала. Да, я боялась, да, все получилось так неожиданно, но я носила ребенка под сердцем, мечтала, как буду кормить его, менять пеленки. Мечтала о бессонных ночах – обо всех ужасах и радостях, боли и счастье материнства. Однако чем больше я думала, тем слабее становилась надежда на это счастье.

Андрей не хотел ребенка, он нуждался в покорной любовнице, которая бы им восхищалась, а никак не в пузатой хныксе, озабоченной исключительно пеленками и детскими книжками.

Откуда мне было знать, спросите вы? Я ведь не спрашивала самого Андрея. Возможно, я заблуждалась, лишая его того, что стало бы для него величайшим сокровищем.

Но нет, я знала своего мужчину: ребенка бы не принял. Мне оставалось только извлечь эмбрион на восьмой неделе и поместить его в искусственную утробу, которую затем сохранили в криогенном хранилище.

Андрей так и не узнал о ребенке

Он умер задолго до рождения Питера.

Один раз я навестила Андрея в больнице – там он лежал, похожий на скелет. Его органы и нервную систему пожирала гигантская опухоль и ее метастазы.

К тому времени мы с Андреем уже тридцать дет не встречались, только изредка виделись. Например, Андрей однажды явился ко мне – негодующий, недовольный тем, как я преуспела. Завидовал признанию, которое получили мои книги, возмущался, что я написала о его собственных достижениях и мировоззрении. Должно быть, думал, будто у него украли душу.

Он превратился в мрачного завистника, а разрыв получился ужасно болезненным. Андрей дважды пытался отсудить у меня долю от прибыли с книг и научных публикаций. Он рассказывал дружкам, будто я испортила его, а в книгах и вовсе низвела до нуля. Пустил слух, что я – вероломная психопатка, неразборчивая в половых связях, и сижу на игле.

Именно этого стоит ожидать от мужика, если перестаешь ему льстить.

Но почему же я перестала льстить Андрею? Когда поняла, что нам пора расходиться? Наверное, не сразу, а постепенно – со временем, которое не спеша выветривает целые горы.

Или же…

Нет. Так оно и произошло.

Помню, был один момент… ага, вот он, послушайте.

В тот день Андрей получил Нобелевскую премию мира за вклад в дело благотворительности. Он казался выше. Сиял, словно бог, принятый на Олимпе. Я поцеловала Андрея, поздравила, ощутив, однако, укол зависти. А он все понял и истолковал это как проявление низких чувств.

– Ну что ты, я рада за тебя, очень. Поверь, – успокаивала я.

Андрей смотрел сердито. Моих слов оказалось недостаточно, потому что в них не было обожания, благоговейного трепета. Я перестала играть свою роль.

В ту ночь у нас был Секс, но уже без Смерти. Впервые за десять лет. Я ласкала Андрея орально, но у него так и не встал. Я рассмеялась, сказав, что все хорошо – соврала.

Андрей вышел в уборную, там помочился, а вернувшись, велел мне продолжать. Я возмутилась Сказала: «Сначала подмойся», но когда Андрей вернулся в спальню, прикинулась спящей.

Андрей стоял надо мной, тяжело дыша и гадая, не притвориться ли ему самому, будто он не распознал обмана. Интересно, в тот момент он ласкал сам себя? Фу, какой же он мужик, если у него не стоял на такую шикарную бабенку, как я?!

Утром Андрей преобразился. Вовсю улыбался и пожарил мне оладьи. Я отсосала у него прямо за столом (у меня даже привкус лимонного сока с языка не сошел), а когда Андрей кончил, меня вдруг затошнило, и я выплюнула сперму на пол.

Андрей ударил меня.

Надо было накричать на него, упрекнуть… да что там – вытрясти из него душу! Я бы смогла. Но я смолчала и, кажется, даже улыбнулась. Андрей расслабился, просиял. Снова стал самим собой.

С этого все и началось, наступила медленная смерть нашей любви. Андрей бил меня каждый день – пощечина, не больше. А я молчала, не жаловалась. Серьезных побоев Андрей мне не устраивал, и боли от пощечин я почти не испытывала (после занятий-то по карате!). Однако свою функцию шлепки выполняли прекрасно – Андрей доказывал собственную мужественность, источник которой видел во власти над женщиной, в презрении к ней.

Он продал наш дом, и мы переехали на берег озера Комо, в Италию. Языком мы оба владели прекрасно и очень скоро даже стали вмешиваться в местную политику. Андрей занялся скульптурой. Купил тонну мрамора и кромсал его, кромсал целыми днями, пока от запасов не осталась гора осколков, покрытых пятнами крови из-под Андреевых ногтей.

Тогда Андрей приобрел моторную лодку. Я обожала купаться в озере, и он стал гонять по нему на моторке широкими кругами, так чтобы меня било волнами.

По вечерам мы сидели на террасе. Андрей прижимался ко мне, вдыхал мой запах, ласкал мне груди, клал мои ладони себе на член. Мы часто занимались любовью на террасе, упиваясь ароматом оливок, смакуя красное вино. Я разворачивалась к Андрею лицом, запрокидывала голову и, любуясь мириадами звезд, ждала, пока Андрей наконец распалится. Проходило время, и вот у него вставал…

Тогда Андрей ударял меня, но не сразу. Он выжидал, пока я забудусь, чтобы шок от пощечины походил на нырок в ледяную воду после сауны. Я содрогалась всем телом, но боль быстро проходила, да и синяков не оставалось.

Однако пощечина есть пощечина. Не поцелуй, но ласка-удар.

Потом мы сбрасывали одежду и занимались любовью на деревянном столике, пронзая криками ночь. Нередко нас за этим заставали местные жители – они смеялись, потому что узнавали пару, которая трахается ночь напролет. Мне лестно думать, будто так мы вдохновили другие пары начать семейную жизнь.

Какое-то время мы наслаждались жизнью. Не играли больше в Секс и Смерть. Когда Андрей бил меня, он чувствовал себя замечательно – импотенция отступала, возвращались чувство юмора и та часть его личности, которой я восхищалась.

В то же время я мечтала: вот как-нибудь Андрей залепит мне очередную пощечину, а я рефлекторно выбью ему глаз. И съем.

Но пощечины продолжались, и я, если честно, не просила их прекратить. А в какой-то момент осознала: Андрей бьет меня, думая, будто мне это нравится. Я оказалась рабыней порочного мазохистского удовольствия – Андрей совершал грех, бывал непростительно грубым, проявлял свою брутальную суть.

Но грешила и я, желая быть укрощенной, потому как в душе ощущала себя диким животным.

Я зверь, животное. Шлюха, никто. Жалкий кусок… я заслужила все, что со мной произошло! Я… я…

А кто я? Какова моя истинная суть?

Мне трудно писать об этом. Тяжело даже думать и говорить. Ведь то была не я. Ненастоящая я. В моем характере вскрылась некая аномалия, жуткая, отвратительная – чтобы мне да нравились пощечины? Чушь!

Но так продолжалось еще несколько лет. Утро – пощечина, день – пощечина, ночь – то же самое. Я не обращалась в полицию, не говорила ничего друзьям. Это даже не казалось мне странным, я воспринимала побои как иную грань нормальных отношений.

Причинял ли Андрей мне боль? Нет. Боялась ли я? Нет. Принимала ли я это добровольно? Принимала ли?

Да, разумеется. Еще как. Потому и не могу ни в чем винить Андрея. Я виню только себя.

И все же – хоть я и сказала, что наша любовь начала умирать – кое в чем я ошибалась. То было самое счастливое время в нашей с Андреем совместной жизни. Из нас получилась идеальная пара. Счастье, никакой спешки и нервотрепки, полная удовлетворенность – вот что я переживала. Мы с Андреем шутили, смеялись, разговаривали о литературе, политике… то есть говорил он, а я слушала.

Большего счастья и пожелать было нельзя. Пока однажды…

Пощечина!..

Ну и что? Все нормально, все хорошо…

Нет, неверно. Ведь я не моральный урод. И потому в один прекрасный день я высказала Андрею все, что о нем думала. Все.

Вру. Не было такого. Но мне хотелось бы думать, что было. Что однажды утром я встала и внушила себе: хватит вести себя как дура, ты не заслуживаешь подобного обращения.

Однако я не сопротивлялась, не проявляла волю. Любовь умирала… вопрос только, почему она не погибла раньше? Не знаю.

Знаю только, что я начала просыпаться по утрам, чувствуя вкус праха во рту. Вроде все правильно, и в то же время наперекосяк; вроде я счастлива, а вроде и нет.

Как-то я купалась в озере, и вдруг началась гроза: молнии пронзали тучи, вода лилась с неба… А потом все успокоилось, и над горами повисла радуга.

Никогда в жизни я не видела такой красоты. Меня со всех сторон окружала вода, лицо саднило, побитое струями дождя, но я этого не замечала, потому что во мне словно бы открылось нечто божественное.

И в то же время, как ни странно, я не чувствовала ничего, кроме вкуса праха. Вместо красок, пролитых самим небом, – только серость и пустоту.

День сменял день, ночь шла за ночью. Я утратила способность что-либо чувствовать, жила рефлексами, искусно изображая эмоции. Но Андрей обо всем догадался – видимо, потому, что я перестала ему льстить. А может, льстить ему я перестала и раньше, не помню (у меня как-то случилась жуткая депрессия, и я почистила блок памяти в голове). Не могу сказать, когда именно исчез даже призрак любви, или сколько продлился период серой и тусклой не-жизни.

Однажды утром я проснулась в отеле «Браунз», совершенно не помня, как туда попала. Выбросила сотовый, чтобы Андрей меня не вызвонил, сняла квартиру в городе. Но спустя четыре недели Андрей меня нашел – приполз на коленях, умоляя признаться в измене. А я смотрела на него, смеялась и осыпала издевками. Андрей не выдержал, разразился напыщенной, гневной тирадой. Как же мне было хорошо в тот момент.

Затем… Не помню, я стерла целые месяцы собственной жизни. От них ничего не осталось.

Следующий блок памяти начинается с того, что я просыпаюсь в убогой каморке: обои отклеиваются, а в раковине черви поедают забытое яблоко. И сама я – совершенно седая, располневшая – умираю от тоски по Андрею.

Кающейся грешницей, поджав хвост, я вернулась на виллу на озере Комо. Но Андрей сменил замки, сжег на костре мои платья и завел новую любовницу, которой отдал мои драгоценности. От ревности у меня челюсти свело.

Я напала на Андрея, до смерти напугав его девушку, но он отбил атаку. И черт с ним, подумала я тогда, уходя.

Сегодня я понимаю: покидая Андрея, я была стопроцентно права, так родилась моя новая личность. Но в тот момент я кляла себя, ненавидела, не понимала, как могла бросить любовь всей своей жизни? Какая я после этого женщина?!

В тот тяжелый момент я решила, что никогда себе этого не прощу. Улетела в Австралию, стала актрисой, благополучно загубив карьеру. Начала пить, принимать наркотики, разбила две тачки, заработала нервный срыв. Много лет прожила впустую. И вновь увидела Андрея, только когда он превратился в скелет.

Я тосковала по нему во время разлуки. Мне не хватало пощечин. Чудовищно не хватало. Иногда я становилась перед зеркалом и била себя по щекам, воображая, будто моя рука – это рука Андрея. Начала вновь заниматься карате и на тренировках намеренно пропускала удары в лицо.

Со временем жажда пощечин прошла. Я приняла свое помешательство, смирилась с этим отклонением в психике. Разобралась в себе. Без психиатров. Теперь я знаю, что стремление играть в Секс и Смерть с сильным мужчиной, который бил меня по лицу, – симптом неустойчивой психики. Знаю, что я – ненормальная, просто умею это скрывать.

Я.

Ненормальная.