Текст книги "Ничейный космос"

Автор книги: Филипп Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

И там же таятся два греха: я виню себя в том, что мой сын родился из искусственной матки без отца, у матери возрастом почти в двести лет; я виню себя в том, что не была со своим сыном, не кормила его грудью, не баюкала, не стирала пеленок. Питер родился, когда я только начинала работать в «Поможем Африке». Когда я лишилась кожи, ему исполнилось всего четыре годика; переполненная ненавистью, я даже не обращала на него внимания.

Питеру исполнилось восемь, когда мне восстановили кожу. В это время страх чужих прикосновений частенько загонял меня в запои. Я срывалась на Питере, орала, а иногда в спальне облизывала его, рассказывая страшные истории – специально, чтобы ранить мальчика, причинить боль.

Сейчас, конечно, можно покаяться перед Питером, но времени вспять не развернуть.

Подросток из Питера вышел дикий, но я прощала ему все, ведь он моя плоть, моя кровиночка. Он купался в любви и заботе (как думаете, кто оплачивал все счета, развлечения, кто вносил залог, если Питер попадал в тюрьму?). Стремясь быть лучшей для сына, я закрывала глаза абсолютно на все его проступки – снова и снова, снова и снова.

Так я ли виновна в том, что мой прекрасный, мой любимый сыночек стал самым злым и деспотичным человеком за всю историю нашей расы?

Книга 5

ЛЕНА

Я слежу за собственной смертью.

Алби окутывает меня собой – бережно, почти что с любовью – и отпускает.

Падаю на пол, объятая пламенем. Воплю и катаюсь в попытках потушить себя. Бесполезно. Моя кожа плавится, кости обугливаются.

Погибаю в страшнейших мучениях.

Агония прекращается. Перезагрузив CD-ROM, я нажимаю «Воспроизведение» и снова смотрю на свою смерть.

Алби окутывает меня собой – бережно, почти что с любовью – и отпускает.

Падаю на пол, объятая пламенем. Воплю и катаюсь в попытках потушить себя. Бесполезно. Моя кожа плавится, кости обугливаются.

Погибаю в страшнейших мучениях.

Агония прекращается. Перезагрузив CD-ROM, я нажимаю «Воспроизведение» и снова смотрю на свою смерть.

Алби окутывает меня собой – бережно, почти что с любовью – и отпускает.

Падаю на пол, объятая пламенем. Воплю…

* * *

Нажимаю на паузу. Смотрю на маску смерти, в которую превратилось мое лицо. Ох, не надо бы, так мне только хуже становится. Но я вновь нажимаю на «Воспроизведение» и смотрю, смотрю, смотрю на свою смерть…

ЛЕНА

– Назовем это праздником в честь воскрешения, – предлагает Флэнаган. В глазах у него – огоньки (как они меня достали!).

– Я не умерла, – строго возражаю я. – И никогда не умирала. Вы убили мой клон.

– Вот только твой дражайший сынок об этом не знает. Флэнаган лыбится, а у меня вот-вот начнется истерика. Но я держусь изо всех сил. Возражаю мрачным тоном:

– Откуда такая уверенность в том, что мой сын знает, а чего не знает?

– Он видел тебя на экране, видел, как ты погибаешь, и позволил тебе умереть.

– Правильно сделал.

– Поступив таким образом с матерью?!

– С террористами и вымогателями – никаких переговоров! Никаких уступок им делать нельзя. Таков основной принцип нашего законодательства.

– Но ведь ты мать Гедира, ты дала ему жизнь.

– Не такая уж я и мать.

– И тем не менее он позволил тебе умереть. – А от меня-то ты чего хочешь?! Прошения?

– Поддержки.

– Я все еще пленница – приказывай.

– Что, если мы тебя выпустим? Освободим и позволим уйти? – Ах, не смешите меня, капитан Флэнаган! Твой идиотский план провалился, и теперь все вы беглые преступники. Гедир твою шайку найдет и предаст медленной смерти. Советую хорошенько насладиться этим вечером, он может стать для тебя последним.

– Совсем наоборот. Таков и был мой план, все идет, как задумано.

– Не получить выкупа – таков твой план?!

– На что нам выкуп? Мы крадем только нужное. Деньги Гедира нам ни к чему.

– А пленники?

– Тоже часть плана. Я требовал освободить узников, которых успели казнить. Их что-то около четырехсот десяти тысяч, и они месяц как мертвы. Каждые тридцать дней Гедир казнит полмиллиона человек.

– Опять издеваешься.

– Как ты допускаешь подобное? Как потом спишь по ночам?

– Я тут не при делах.

Флэнаган молчит, сдерживая гнев. Потом произносит:

– Ты свободна. Яхту тебе приготовят. Лети.

– Я… свободна? – Да.

Не может быть.

– На каких условиях?

– Свободна – и все тут. Мало, что ли?

– Яхта заминирована, да?

– Нет, даю слово.

– Так я пошла?

– Пошла-пошла. Ты свободна как ветер.

– Замечательно…

– Только есть одно «но».

– Э? – не успела я обрадоваться… Пригвождаю Флэнагана к месту яростным взглядом. А он смотрит на меня спокойно, с уважением. Благоговейно.

– Ты свободна – это да. Но я бы хотел, чтобы ты задержалась и помогла нам.

– Помочь своим похитителям?!

– Наше дело правое, и ты нам нужна, Лена. Ты наш герой, наша спасительница.

Фи, сколько пафоса… но, с другой стороны, приятно-то как!

– Что значит – я ваша спасительница?

– То и значит! Я отдаю тебе свой корабль и капитанство.

– Серьезно?!

– Серьезней и быть не может.

– С ума сошел.

– Я просто в отчаянии. Без тебя мы пропали. Останься. Голова идет кругом.

– Тогда за каким чертам надо было создавать мою копию и казнить ее?

Флэнаган смотрит на меня тепло, уважительно и самым мягким тоном произносит:

– Хотели доказать, что твоему сыночку все равно, жива ты или мертва. Вас ничто не связывает, даже любовь. Присоединяйся, веди нас. Помоги убить Гедира и низвергнуть его империю зла!

Поразительно. Прямо теряю дар речи. Флэнаган больше не улыбается. Просто смотрит на меня, ждет ответа.

Но ответа я дать не могу – трудно даже слово вымолвить. Кивком отсылаю Флэнагана прочь. В горло мне будто набили пепла.

Оставшись наедине с собой, я тупо смотрю в стену. Сердце бешено колотится.

Что за игру затеял Флэнаган? Чего хочет?

ЛЕНА

Что делать?

Откажись.

Почему?

Тебя просят стать террористом! Пиратом!

Это так плохо?

Сама знаешь.

Однако в этом есть… своя прелесть.

О, Лена!..

У меня появится роль, цель в жизни.

Объявишь войну родному сыну?

Не я первая.

Да. Правда. Могу перечислить…

Не стоит.

Не распускай нюни. Дело пахнет керосином. Это ловушка.

Но какая? Не вижу смысла в обмане. Как Флэнаган может надуть меня, вверив мне свой корабль и команду? У тебя началась паранойя.

Просто откажись, и все.

Я…

Думаю, ты прав. Точно прав. Откажусь.

Но не прочь согласиться.

А то!

Тебе вновь хочется власти.

Еще бы.

Тем не менее ты должна отказаться.

И откажусь. Плюну в харю этому самодовольному хаму.

ФЛЭНАГАН

Сегодня Лена плюнула мне в лицо, назвала самодовольным хамом и прокляла, пожелав вечных мучений.

Я в восторге. Победа за мной. Я обманул эту стерву, обвел вокруг пальца.

Она считает себя умнее меня. Да, это так, но я успел изучить Лену и теперь знаю ее как облупленную. Могу играть ею, как играю на гитаре.

Надеюсь…

ЛЕНА

Вот. Она. Я.

Обрела равновесие! Стою на ногах!

Передо мной открыты такие возможности. Прямо сейчас: захочу – станцую, захочу – спою, а могу и ката отработать, поэму написать или сюжет для картины придумать. Но я щелкаю пальцами, и возникает оркестр…

…Струнные затягивают жалостливую мелодию. Зазвучали фагот й гобой. Ударили литавры.

Я дирижирую. Снижаю темп… что это?

Концерт Джона Молви для торна.

Я так и знала.

Одна из твоих любимых. Ты играла ее, когда мы отправились к живописной двойной звезде BDDU77; в тот день ты еще попросила меня назвать десятерых величайших атлетов двадцать второго столетия.

Ты что это, подсказываешь? По-твоему, память у меня уже никудышная?

Нет-нет, напротив. Не отвлекайся, Лена. Струнные играют мимо нот, литавры – чересчур громко. И темп слишком медленный.

Темп – отличный. Но я все же ускоряюсь, грозно смотрю на струнников, ловлю взгляд воображаемого литаврщика – тот понимает намек.

Теперь я дирижирую четче, добавляю страсти и огонька. Ловлю волну звука. Становлюсь музыкой, музыка становится мною; мы сливаемся воедино, воплощая в себе красоту, ритм… м-м, рывок, разрыв, подъем…

В сердце начинает шевелиться нечто такое (это только наброски к дневнику; вечером напомни, чтобы я подыскала подходящую метафору – опишу чувства, пробужденные ритмом вековой давности).

…И этот ритм вековой давности возносит меня к бесконечно высокой точке крещендо.

Сойдет. Но почему звучит не та часть? Куда делись скрипки?

Они свою партию отыграли.

Радость от процесса пропадает. Довольно! Швыряю палочку на пол, музыка умирает.

Принимаю позицию «кошка», но ката не идет. Я потеряла настрой.

Это временно.

Хватит со мной сюсюкаться! Я не ребенок, не утешай меня.

Прости, я порой забываю, что ты в душе художник.

Заметила.

Это все Флэнаган. Он нарушил твое равновесие.

Мелкий гаденыш.

О да, он такой.

Его мысли для меня – открытая книга.

Само собой.

Я отказала ему, а он ведет себя так, словно получил мое согласие. Использует тактику отрицания реальности в сочетании с настойчивым убеждением. Методика медленная, но верная, действует подобно воде, точащей камень. Срабатывает стопроцентно, я сама ею пользовалась. Но со мной такие фокусы не пройдут. Я Флэнагана насквозь вижу!

Да, ДА!

Лесть! Он мне льстит!

Но ты чересчур мудра, чтобы попасться на столь очевидную уловку.

Какая проницательность. Я потрудилась на славу, когда тебя программировала. Однако вернемся к делу: Флэнаган изучил мои архивы, знает, какова я, что сделала. Приятно, конечно, и… я даже краснею, стоит ему упомянуть какие-то детали и моей биографии. Поразительно, с каким воодушевлением он цитировал мою первую книгу, а потом недоуменно прокомментировал: «И как только все сразу восприняли столь глубокую, мудрую мысль?!»

Ужасно грубо. Очевидно и низко.

И в то же время… ох, до чего приятно было слышать эти слова!

Но минутная слабость прошла очень быстро. Я слишком мудра, чтобы попасться на такую уловку. Не льсти мне! Этим надо мной власти не получить.

Харизма – еше один крючок Флэнагана. Харизмы у него в избытке. Команда боготворит капитана. Он обращается с ними хорошо, по-доброму, но без нежностей. Сила, которую Флэнаган излучает, сводит с ума. Я даже завидую. Но Флэнаган использует это качество злонамеренно, знает, как я падка на сильных, властных мужчин без телячьих нежностей.

Флэнаган хорошо изучил меня!

Наконец, травма. Он запустил горе мне в душу, будто червя – и этот червь грызет мне сердце. Я засыпаю и вижу Питера, его пеленочки, слезки, слюнявчики… вижу улыбку сына. Питер смеется, пускает пузырики из слюней. Смеется и пускает пузырики… смеется и пускает пузырики, глядя, как я горю, как обугливаются мои кости!

Этот образ ранит так больно! Ради него Флэнаган и затеял спектакль с требованием выкупа. Он хотел, чтобы Питер, наблюдающий мою смерть, навсегда поселился у меня в сердце – Питер-предатель, презирающий свою мать.

Игра Флэнагана достойна уважения, несмотря ни на что. Он действительно изучил мою душу, извлек уроки из моей биографии – того периода, когда я боролась с королями преступного мира. Флэнаган мастерски насобачился пудрить мозги и сумел лишить надежды женщину, которая думала, будто лишилась этой самой надежды давным-давно.

Черт возьми, Флэнаган, а ты крут.

Еще одно оружие Флэнаган – скука. До плена я и не знала, что значит скучать от безделья. Теперь я с завистью смотрю, как эти ребята тренируются, составляют планы, готовятся к битвам. В них море энергии, с которой они движутся к цели.

То, что раньше доставляло мне радость, утратило смысл. Я гордилась собой, когда управляла виртуальным оркестром – он существовал у меня в мозгу, а звук рождался в слуховом чипе. Но теперь, стоит взять в руки воображаемую дирижерскую палочку, я слышу Флэнагана – слышу, как он, мать его, тренькает на гитаре. Играет он, может, и бездарно, но ведь играет. Инструмент у него настоящий. Флэнаган постукивает по корпусу гитары, создавая ритм… черт, талантливый гад.

Вспоминаю годы, когда я была пианисткой. Вернуть бы сейчас былой навык, но сколько сил и времени придется вложить, чтобы вновь обрести легкость, непринужденность рефлекторной игры… руки опускаются. Впереди вечность, а я не могу запастись терпением для серьезной работы. Хочется легких путей.

Но легкие пути мне теперь кажутся нечестными, не приносящими пользы.

Флэнаган загнал меня в порочный круг душевных терзаний и самокритики. Тоже искусно. Но теперь-то я готова к дальнейшим сюрпризам, жду, чем он еще зацепит мое любопытство.

Так чем же?

АЛЛИЯ

– Приготовиться к стыковке.

Я включаю подачу кислорода у себя в дыхательном устройстве. Рядом стоит Лена – в нательной броне и скафандре, с кислородным баллоном за спиной. На ногах у нас у обеих ласты, и выглядим мы жутко нелепо. Но Лена, кажется, возбуждена.

– Ты Аллия, – обращается она ко мне привычным снисходительным тоном. – Это твоего мужа убили?

– Верно.

– Он погиб, пытаясь взять меня в плен.

– Нет, не так. Он взял тебя в плен, но в процессе погиб.

– Пусть так. Горюешь?

– Я любила его.

– А я прочла его досье. Мир без него не обеднел. – Давишь на психику. Флэнаган предупреждал.

– Просто стараюсь не потерять навык. Ты выглядишь усталой, разбитой, опустошенной. Тебе не хватает любви.

– Смотри не переусердствуй. А лучше обратись к нашему капитану, он тебя кое-чему да научит.

– У него мне учиться нечему.

Тут замки воздушного шлюза открываются, и нас сбивает с ног поток воды, хлынувшей на корабль. Меня распластывает на стене. Вокруг водоросли, мелкие гребешки. Трудно представить, но корабль дельфов – не просто звездолет, но обитаемая среда.

Лена грациозно выныривает и устремляется вперед. У меня получается только барахтаться. Зря я вызвалась добровольцем на эту миссию.

За мной следует Флэнаган. Алби, понятное дело, идти отказался. Он может надеть герметичный скафандр и просидеть в нем сколь угодно долго, но подводное плавание вызовет у него панический ужас.

Огромный тронный зал. Он заполнен соленой водой, точно такая – на Земле. Вокруг рыбы, ракообразные…

Навстречу нам плывут трое дельфов. Они прекрасны, но в то же время вселяют благоговейный ужас. Их тела стройны, обтекаемы, наружных гениталий не видно; у женщин широкие соски, а кожа серебристого оттенка. Волосы дельфов извиваются в такт движениям; каждый локон – это особо чувствительный орган, уловит движение на расстоянии в милю.

Я смотрела много фильмов о дельфах, но увидеть этих существ вживую оказалась не готова. Дельфы так не похожи на лоперов – те воплощают грубую силу, мощь, способность выживать в экстремальных условиях. А дельфы, напротив, вершина человеческой эволюции, будто идеальные скульптуры, лишенные резких углов и неровностей. Изящные, гибкие, эстетичные и утонченные.

Лоперы ограничены в численности, заперты внутри одной галактики, а дельфы потрясающе плодовиты. Подсчитано, что на каждый «сухой» обитаемый мир приходится по три водных. Сами дельфы – вторая по степени распространенности раса (после самих людей, разумеется).

Пираты среди дельфов – настоящая редкость. Они будто поглощают тиранию, воспринимают ее как должное. Дельфы тоже подчиняются роботам-долпельгангерам, но при этом не ропщут. Дельфы попросту лишены гена возмущения.

Хозяева корабля приветствуют нас.

– Это Лена, – говорю я. – Она друг.

Лена успокоилась и открыто любуется дельфами.

– Мы – Карл, – представляется первый из них.

По непонятным причинам, эта раса взяла за основу цивилизации «шведскую семью». Иногда это две самки и один самец; в нашем случае – это два самца и самка.

– Мы пришли торговать, – говорю я, и торг начинается. Пираты-дельфы редко пользуются тем, что награбили. Они странствуют по галактике и заключают сделки с мародерами вроде нас. Сейчас мы предлагаем дельфам добро с последнего ограбленного корабля в обмен на компьютерные примочки – энергетические капсулы и программы, с помощью которых потом можно будет создавать виртуальную еду, вино, ТВ-шоу, интерактивные секс– и туристические игры. Нас ведь хлебом не корми, дай только попробовать новую забаву, чтобы скоротать время. Мы, словно наркоманы, зависим от виртуальных туров, позволяющих исследовать, познавать все мыслимые удовольствия нашей галактики.

– А давайте поплаваем, – предлагает Лена, и дельфы раздуваются от гордости. Мол, вот мы тебе сейчас покажем, что значит плавать. Они торпедами срываются с места, и мы неуклюже пытаемся их догнать.

Мимо проплывает большая белая акула. Вижу коралловые рифы, крабов. Мерцающее пятно передо Мной оборачивается медузой.

Плывем и поражаемся, с какой любовью дельфы населяют свои корабли всякой там флорой и фауной. Совсем как люди, воссоздающие у себя на судах тропический рай с птицами, змеями, слонами, собаками…

Но есть разница: без всего этого подводного многообразия корабль-дом дельфов превратился бы в летающий бак с теплой водицей. А так дельфы повсюду возят с собой родной мир.

Боже, как Лена быстра! Мастерски владеет техникой подводного плавания. Идет бок о бок с одним из дельфов-самцов, а тот вдруг подныривает и выплывает у Лены между ног. А она – хвать его за плечи! Оседлала, будто коня. Дельф несет ее вниз по спирали, но вот Лена отпускает его и берет за волосы. Карл прямо-таки вздрагивает от удовольствия. С тем же успехом Лена могла бы схватить его за член – волосы у дельфов почти так же чувствительны.

Я отрешаюсь от происходящего. Жаль, Роба нет с нами.

У меня за спиной Флэнаган – наблюдает за Леной. Даже под забралом шлема видно, как ей хорошо, просто здорово! Мы летим к планете Фронтира и могли бы сбыть товар там, куда как выгодней, но Флэнаган выбрал дельфов, чтобы познакомить с ними Лену. И теперь она резвится, будто ребенок в парке развлечений. Чистый восторг!

ЛЕНА

Я вижу Флэнагана насквозь, знаю, что он пытается мною манипулировать, использует психологические уловки. У меня глаз наметанный.

Проблема втом, что этот пэ-и-дэ-о-эр-а-эс и ха-эр-е-эн-о-эс-о-эс тоже видит меня насквозь.

Ночью мне снится, как я занимаюсь любовью с дельфом. Его пенис появляется, будто лезвие выкидного ножа, входит в меня. Я кончаю… и все это под водой.

И тут я просыпаюсь. Фу, грязь, мерзость, пошлость!

Я вся в поту – покрыта тонкой серебристой пленкой, будто только что выбралась из океана на берег.

ФЛЭНАГАН

Мир Кемпбела. Самый свободный и самый печально известный из миров, освоенных человеком. Планета Фронтира. Если хотите наркотиков, продажной любви, смертельных игр, знакомства с сектами самоубийц – в общем, если ищете приключений на свою пятую точку, то добро пожаловать.

Этот мир не подлежит терраформированию. Тут слишком сильные ветра, летом бушуют бури, а град такой, что пробивает штурмовую броню космодесантника. Мир Кемпбела известен своей ночной жизнью, а днем это – раскаленная, раздираемая штормами сковородка пустыни.

Атмосфера, понятно, для дыхания непригодна, но гигантский энергетический насос забирает жар от ядра, питая герметичные дома по всей планете. Жилища, будто стеклянные глаза, смотрят в небо, где светят два солнца, а внутри, за тройным слоем герметики, вполне уютно живут обитатели Кемпбела.

Стены подземного бара сотрясаются от криков толпы и басовых ритмов. Здесь стробосвет заменяет естественный, а галлюциногенные наркотики распыляются в воздухе, чтобы разогнать тоску и отчаяние долговременных обитателей. Быть пьяным тут не порок, но достоинство.

Причаливаем в укромненьком доке для контрабандистов. Нам гарантирована безопасность, и власти не тронут нас.

Время забуриться в кабак.

Большого труда стоит уломать Лену пойти с нами. Она корчит из себя фифу, но видно: мои внимание и настойчивость льстят ей. Я – охотник и соблазняю ее. Лена – моя добыча и объект вожделения, хрум-ням-ням! Но самый шик – сделать так, чтобы она пошла сама, приняла мою страсть. Так мне легче будет открыться, быть естественным.

На идеализме, чувстве долга и здравого смысла тут не сыграешь – для Лены эти абстрактные понятия ничего не значат. И я играю на скуке – мне удалось заморить Лену бездельем! До того как мы взяли ее на абордаж, она сотню лет провела в космосе одна, не видела ни души. Теперь я даю ей цель, смысл жить дальше.

Война с родным сыном – самое то.

– Собак не обслуживаем, – фыркает бармен, когда мы входим в заведение.

– Я лопер, – сдержанно отвечает Гарри. – Такой же человек, как и ты. Просто шерстью покрыт. Налей-ка текилки, большую.

– Мне пива, – говорю я, – и водки, чтоб заполировать.

– Водки, – заказывает Аллия, – с текилой.

– А мне всего этого – помаленьку, в одну большую посуду, – просит Джейми. – И ведро для блевотины, будьте добры.

Одариваю Джейми строгим взглядом. Он хлещет спиртное с тем же азартом, с каким десятилетка поедает конфеты. Да он, собственно, и есть десятилетка.

Бар спроектирован на основе работ Эшера[14]14
  Эшер, Мауриц (уменьш. Маук) Корнелис (1898–1972) – нидерландский художник-график. Автор концептуальных литографий, гравюр на дереве и металле, в которых мастерски исследовал пластические аспекты понятий бесконечности и симметрии, а также особенности психологического восприятия сложных трехмерных объектов.


[Закрыть] – интерьер закручен в ленту Мебиуса, гравитации нет. Столики прикреплены к полу, стенам или подвешены к потолку – где хочешь, там и пьянствуй. Впечатление, будто попадаешь в пещеру летучих мышей. Только здесь эти твари визжат-пищат по-человечески да еще травят непристойные анекдоты.

Я беру свежевыжатый сок папайи, сдобренный настоящим земным ромом. Лена потягивает дистиллированную водичку… и в ужасе пялится на участников шоу: пару девиц и мужчину с двумя членами.

Аллия рассказывает, как однажды Роб бился на шахтерской станции. Противник вживил себе металлические костяшки пальцев, но их не сумели скрыть даже перчатки: он бил Роба в челюсть, и каждый раз слышалось «бздынь!» Судья – продажная шкура – отказался проверить шахтера на металлодетекторе. Робу сломали челюсть в четырех местах, но он продолжал биться. Уходил от ударов, атаковал противника в корпус, пока тот не сблевал кровью прямо в лицо судье – и тот ослеп. Роб добил его.

Аллия, естественно, ставила на Роба, и он здорово наварился. Однако (Аллия коварно ухмыляется) из-за сломанной челюсти ночью жене куннилингус сделать не смог.

Мы все дружно смеемся над кульминацией. Аллия, как всегда, сама лаконичность – умеет одной фразой поставить эффектную точку.

Черт, я люблю эту женщину. Всегда любил. И сейчас думаю, что подсознательно, не признаваясь себе, подставлял Роба – всегда подвергал его большему риску, чем остальных. Надеялся, что он погибнет, а его женщина станет моей.

Но вот Роба нет, а его жена все равно недоступна. Аллия в трауре. Я и забыл, что она родом с планеты, входящей в Галактическую христианскую общину, и состоит в какой-то там секте.

Сам я против сект. По мне, так религия дискредитировала себя много лет назад, после ужасов, устроенных Церковью нового тысячелетия. Однако род Аллии колонизировал планеты, ставшие позже их домом; нес с собой веру, баптистские и методистские идеалы. Вот какой бульонец течет в жилах Аллии.

Я только не пойму, как можно любить мертвого? Забыть его, козла, и жить дальше!

На меня вдруг нападает тоска. Опрокидываю еще бокал сока с ромом.

Гарри рассказывает о себе – об эпическом забеге на родной планете во время одной из нескончаемых войн. Тогда Гарри был героем среди своих, а сегодня он пария, изгой и приговорен к смертной казни.

Брэндон, как всегда, вклинивается с подсказками, помогает Гарри. Кэлен слушает безразлично – она будто и не принадлежит этому миру. Такая в ней легкость, непринужденность. Интересно, почему меня не тянет к ней? Может, из-за кошачьих генов в ее организме? Но ведь они-то и придают ей такой шарм.

Кажется, я перебрал. Глотаю таблетку отрезвина.

Свою историю хочет поведать Джейми. Но куда ему! Ребенок, он живет в своих мыслях, мечтах, настоящего опыта не имеет. Его рассказ быстро захлебывается, однако мы делаем вид, будто внимательно слушаем. А Джейми замечает притворство и бесится. Мы терпим. Пусть он засранец, но он наш засранец. Эх, засранчик, мы любим тебя.

Лена осваивается. Ей по душе компания, дух товарищества, наши байки, чувство локтя и то, что мы всегда вместе.

Тут Кэлен обращается к ней:

– Расскажи о себе.

– Да я неважный рассказчик.

– Джейми тоже, двух слов связать не может.

– Иди-ка ты, я только разогреваюсь!

– Мы хотим послушать о жучиных войнах, как ты вела человечество.

– Что рассказывать-то? Все есть в учебниках по истории.

– В этих книгах твой вклад, как обычно, недооценили.

– Это потому, что я почти ничего и не сделала.

– Ты всегда была для меня героиней. Женщиной, которая столько всего совершила! – Хватит мне попу лизать. – Ой-ей…

– Как-то я посетил одну планетку, – говорит Брэндон, – где секс…

– Два часа, ребята, – указывает направление Флэнаган. – К нам гости.

Лена бледнеет, и я оборачиваюсь: к нашему столику подгребают парни Блэк Джека.

– Проблемы? – интересуюсь я.

– У нас с тобой осталось незавершенное дельце.

– Бизнес есть бизнес, – спокойно отвечаю я. – Caveat emptor.[15]15
  «Будь осторожен, покупатель» (лат.), принцип свободной торговли и свободы деловой активности; в США утвердился в XIX в.


[Закрыть]

Блэк Джек швыряет в меня нож – перехватываю его и бросаю назад. Джек ловит нож за клинок.

– Можем решить спор в зале турниров, – предлагает Аллия. Двое парней Джека бросаются к ней, но она ныряет им под руки и бьет в корпуса.

Кэлен взмывает над полом. Блэк Джек прежде не видел людокотов и поражен. У Кэлен молниеносная реакция и кошачье шипение.

В драку вступаю я сам, но меня кто-то шарахает по башке. Падаю, стараясь не поддаться панике. Лазером прожигаю дырку в полу и сквозь нее проваливаюсь на нижний уровень – прямо на карточный столик.

Проклятие! Я сломал спину. Надо сосредоточиться, презреть боль и заставить ноги двигаться.

Смотрю вверх. Обалдевшая Лена отрешенно наблюдает за дракой. Джейми бьет и пинает киллеров Блэк Джека – те не ожидали от ребенка подобной прыти. Брэндон и Аллия дерутся в паре. Но Кэлен сама по себе – удары ее длинных конечностей и тычки когтями смертельно опасны.

Блэк Джек обхватывает голову Лены руками и целует – мол, присоединяйся ко мне, детка.

А Лена улыбается, берет его за руку. Эй, мы так не договаривались!

Кто-то толкает Лену в бок, и она быстро ломает обидчику руку. Блэк Джек ухмыляется и уводит даму из бара. Но она решительно останавливается, хочет досмотреть шоу мужика с двумя пенисами – он вытворяет тако-ое, чего воспитанным девушкам видеть не следует.

Мне на шею набрасывают удавку. Пока я тут валялся, киллеры спустились за мной, петля впивается в горло. Кэлен все видит и ныряет сквозь дырку в полу ко мне. Но тут ей в гордо вонзается нож.

Лена смотрит – ей нравится.

Гарри! Гарри тоже прыгает вниз и махом откусывает башку моему душителю.

Блэк Джек что-то шепчет на ухо Лене. Она смотрит на него – на смуглого бородатого урода, убивавшего младенцев, только чтобы скрасить долгие зимние вечера.

Гарри с Кэлен выносят меня. Нас победили, мы отступаем. Лена хочет уйти вместе с нами, но Блэк Джек хмурится, хватает се за руку. Киллеры помогают.

Лена отбивается, атакуя. Я отворачиваюсь, но слышу позади крики и стоны.

Все же Лена на моей стороне – она вырвалась, идет рядом, бормочет:

– Тебе, должно быть, чертовски больно? – Бывало и хуже.

Покидаем кабак. Высоко в небе луна подсвечивает пурпурный газ в воздухе. Кусается ветер. Отходим к своему кораблю.