Текст книги "Ничейный космос"

Автор книги: Филипп Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

ФЛЭНАГАН

Я иду навестить Лену. Она спит у себя в каюте. Нежно целую ее в щеку.

– О, это ты, – спросонья бормочет Лена и распахивает глаза. – Все кончено?

– Да.

– Мы проиграли?

– Мы победили.

– А сколько наших выжило?

– Очень немного. Корабля три уцелело, самих пиратов – где-то сотня. Плюс наш корабль и мы.

Лицо Лены приобретает пепельный оттенок. Не думал, что она так за нас переживает.

– Сотня выживших, – повторяет Лена, – из одиннадцати миллионов? И это ты называешь победой?

– Но ведь мы убили всех врагов.

– Прости, что уснула.

– Ты сделала все, что от тебя требовалось.

– Тогда, пожалуй, вздремну еще чуток.

Лена снова ложится на кровать и через пару секунд вырубается. Везет ей. Мне бы так – уйти в сон, спрятаться от чувства вины.

Но этому не бывать.

АЛБИ

Победа. С-сссудно Флэнагана и штурмовая бригада из-ззз трех кораблей идут на Корнблат.

Я не с-ссспешу вс-ссслед з-ззза ними. Мне нельз-зззя было учас-ссствовать в битве. Мой народ не воюет, не принимает ничьих с-сссторон, но Флэнаган нравитс-ссся мне, я считаю его с-сссвоим другом. Он многому меня научил.

Люди такие с-ссстранные и в то же время бес-сссконечно вос-ссхитительные и раз-зззумные. Они похожи на з-зззверей с-ссс бритвами вмес-сссто пальцев, которыми они с-сссами с-сссебе вырез-зззают глаз-ззза.

С-сссамое с-ссстранное в людях то, что они не умеют делитьс-ссся – раз-зззмножаютс-ссся медленно и болез-зззненно. Не могут выражать мыс-сссли без-ззз пос-сссредстс-ссствас-сссимволов. Ещеонис-сссоз-ззздаютинс-ссструменты, хотите верьте, хотите – нет.

И так какое-то время я раз-зззмышляю о бес-сссконечной наивнос-сссти и з-зззбавном многообраз-зззиии человечес-ссства.

Потом начинаю ус-ссстало мерцать и умираю.

А вс-ссскоре рождаетс-ссся новое с-сссущество, которому передаютс-ссяз-зззнания и намерения ушедшего Алби. Но рожденный должен продолжить дела уникальной бес-сссконечной личнос-сссти, и я вновь с-ссстановлюс-сссь Алби.

Передо мной с-ссславный вид. Люди опрометчиво вз-зззорвали бомбу из-ззз с-сссжатого прос-ссстранс-ссства, убив множес-ссство с-сссебе подобных. Но пос-сссле вз-зззрыва ос-сссталась мерцающая дымка, и ее с-сссвет ярче с-сссвета обычного. Для меня, с-сссущес-ссства и-ззз с-сссвета и пламени, это похоже на явление Бога.

Я приближаюс-сссь к дымке и вижу, что она с-сссос-ссстоит из-ззз мелких частичек, из-ззз вибрирующих колец, парящих, танцующих в кос-сссмос-сссе. Некоторые с-сссливаютс-ссся, образ-зззуя большие кольца, рас-ссстут, а потом с-сссжима-ютс-ссся.

В них з-зззаключена невероятная энергия. Интерес-сссно, что будет, ес-сссли эти кольца ое-ссстанутс-ссся в с-сссвоей прежней форме? Они поют, и их музыка, рез-зззонанс-ссс – это с-сссуть с-сссамой реальнос-сссти.

Чудес-сссное з-зззрелище. Никто подобного не вс-ссстречал.

Эти кольца – с-сссущес-ссства, которые мы наз-зззываем bzb, а ученые людей – с-сссу. перс-сссимметричными с-ссстру-нами. Они фундаментальны и неделимы, из-ззз них с-сссос-ссстоит материя. Они – фотоны, ионы, кварки, нейтрино… любое проявление материи в любой ее форме, даже мельчайшей.

Меньше bzb во Вс-ссселенной ничего нет. Для людей они с-сссушес-ссствуют в теории, потому что ни один инс-ссструмент не поз-зззволяет увидеть bzb, ведь вс-сссе с-сссубатомные индикаторы регис-ссстрируют вз-зззаимодейсссствие час-ссстиц. Но во Вс-ссселенной прос-сссто больше нет час-ссстиц с-ссстоль же мелких.

Но я вижу bzb, могу их потрогать, а вс-сссе потому, что с-сссуперс-ссструны подверглис-сссь воз-ззздейс-ссствию выс-сссоких энергий. По природе с-сссвоей они неиз-зззменяемы, но эти с-сссамые выс-сссокие энергии з-зззас-ссставили их увеличитьс-ссся вдвое, втрое, а то и в с-сссотни раз-ззз. С-сссейчас-ссс их видно невооруженным глазом.

Такой получилс-ссся побочный эффект у вз-зззорванной бомбы.

Я с-ссслушаю пес-ссснь bzb и торжес-ссствую, ведь явилс-ссся голос-ссс с-ссамой Вс-ссселенной во вс-сссем ее без-зззграничном многообраз-зззии. Это с-сссверкаюшее без-зззумие и ес-сссть ис-сссточник проис-сссхождения вс-сссего.

Я нас-ссслаждаюс-сссь пес-ссснью Бога. И умираю в экс-ссстаз-зззе, от чис-ссстого удовольс-ссствия.

Потом вновь рождаюс-сссь.

ФЛЭНАГАН

Мы пьем, произносим тосты и анализируем цену победы. Самой худшей и ужасной победы. У каждого из нас ком подступает к горлу от презрения к собственному триумфу. Пусть даже маневр, такой блестяще спланированный, удался.

Представьте: самая огромная флотилия из когда-либо собиравшихся встречает крохотный пиратский флотик; миллионы кораблей против нескольких сотен тысяч. Просто не верится, что Корпорация проиграла. Но проиграла же. Мы устроили ей бойню, разрушили мозги всех доппельгангеров, до единого.

Однако гордости я не испытываю. Какая уж тут гордость. Эта битва – отвлекающий маневр, ради которого я пожертвовал всей своей армией, только чтобы сохранить себя и свой экипаж для выполнения основной миссии.

Потому-то мы и не бились, а перед лицом опасности отступили. Все остались при мне, кроме Аллии – она не захотела жить после гибели своих детей.

И вот мы празднуем победу. Утешаемся тем, что остальные погибли не зря. Праздник пустой и безрадостный, но мы все равно пьем.

Я беру гитару. Струны запрограммированы на старомодную мелодию для пианино «хонки-тонк», микрочип гитары даст оригинальный соул-аккомпанемент.

Я не стану петь блюз, он нас добьет. Выбираю евангельский гимн о надежде и искуплении:

 
По пути
В Ханаанскую землю
Я иду по пути
О да-а, в Ханаанскую землю
По пути-иии
О да
В Ханаанскую землю
По пути Славы Господней
Иду по пути.
 

Струны пианино на пределе; слова и мелодия звучат возвышенно.

 
Да, я иду по пути
В Ханаанскую землю
Да, иду по пути
В Ханаанскую землю
Я иду-уууууууууууууу
В Ханаанскую землю
По пути Славы Господней
Я иду.
 

Я добавляю в пение страсти, и кажется, будто со словами из меня выходит душа.

 
Велики мои тяготы
Но я не сверну
Велики мои тяготы
О да, да, да
Великие тяготы
Ждут еще на пути.
На пути Славы Господней
На пути!
 

Голосовые связки у меня модифицированные, и звучное горловое пение дается мне без труда. Грудь словно бы разрывается, выпуская душу, чтобы та прикоснулась к нашим товарищам – и погибшим, и выжившим.

Я думаю об Аллие, о том, как она умерла, как сделала последний выбор. Мысленно вижу, как она уходит. Уходит во славе.

 
Велики мои тяготы
Но я не сверну
Велики мои тяготы
О да, да, да
Великие тяготы
Жду-ууут на пути.
 

Я думаю обо всех погибших: о Гренделе, о Гере, о детях. Все мои дети – все сорок восемь – погибли. Я желал спасти хотя бы некоторых, самых любимых, приблизить их к себе, оставить на командном судне, даже подготовил приказ для них и почти отослал по е-мейлу, но в последнюю минуту стер. Потом снова подготовил – и снова стер, ибо не мог делить детей на своих и чужих. Я всех любил одинаково. Разве я мог уберечь любимчиков, послав на смерть остальных?! Нет! Никаких исключений. Приносить в жертву – так всех.

 
Да, я иду по пути
В Ханаанскую землю
Да, иду по пути
В Ханаанскую землю
Я иду-уууууууууууууу
В Ханаанскую землю
По пути Славы Господней
Я иду.
 

Я думаю о жизни и о смерти, но больше, конечно, о смерти. Аллия, Роб, мои дети с Детского корабля, моя жена с Пиксара, наши с ней дети. Мой экипаж. Друзья, любовницы. Мои жертвы. Я думаю о миллионах людей, погибающих ежегодно из-за тирании Гедира, который не заморачивается по поводу «побочных эффектов» своего правления.

А сам я до сих пор жив – мое сердце бьется, разум рождает мысли, и они несутся вдаль, обгоняя друг друга.

Единственное мое утешение в том, что скоро я тоже погибну. В нашем деле иной исход невозможен.

Я допеваю последний куплет и, сохраняя настройки пианино, перехожу к следующему гимну.

АЛБИ

Я догоняю корабли, держус-сссьс-ссснаружи, мерцая, будто с-ссолнце на волнах. По внутренней с-сссвяз-зззи с-ссслышу пение Флэнагана и предс-ссставляю, как люди у с-сссебя в каютах и з-зззалах для с-сссобраний хлопают в ладоши, подпевая ему.

Мелькая меж кораблей, с-сссреди з-зззвез-зззд с-сссгус-ссстком пламени, я с-ссслышу, как начинаетс-ссся новая пес-сссня – быс-ссстрая, с-сссильная, она з-зззвучит под аккомпанемент волнообраз-зззно нарас-ссстающей мелодии пианино. Очень прос-ссстая, о надежде. Мое с-сссердце трепещет от вос-сссторга.

 
О Господи!
Не отними десницы своей
От плуга,
И правь.
О Господи
Правь
О Господи
Правь
Не отними десницы своей
От плуга
И правь.
 

Флэнаган поет. Жаль, у меня нет пальцев – я бы прищелкивал в такт.

 
Было у Марии три отреза цепи
И каждый назван во имя Иисуса.
Не отнимай десницы своей от плуга
И правь.
О Господи
О Господи
О да.
Не отнимай десницы своей от плуга
О Господи
О да
О Господи О да
Не отнимай десницы своей от плуга
И пра-ааааааааааааааааааааааааавь.
 

ЛЕНА

– Что-то не так? – нежно спрашиваю я Флэнагана. Поминки закончились, все уже трезвые. Мы с капитаном в баре.

Флэнаган тоскует. Неестественно веселое настроение улетучилось, и я сама погружаюсь в отчаяние Флэнагана.

– Столько людей погибло, – отвечает он.

– Все к тому и шло.

– Знаю. – Флэнаган смотрит на меня пустым взглядом. – И нам не победить.

– У нас уже есть опыт уничтожения бакенов.

– Да, и враг знает о наших приемах. Он подготовится. Из этой миссии возврата точно не будет.

– Значит, такова судьба. – Ты готова умереть?

– Нет, черт возьми! Но я готова позволить умереть всем вам.

– Спасибо, – кисло улыбается Флэнаган.

Он не знает, как быть с фактором растяжения во времени.

– Все дело в растяжении во времени, да? – спрашиваю я. Флэнаган очень долго не отвечает.

– Я знал, – говорит он наконец, – что рано или поздно ты об этом догадаешься.

Наливаю себе. Вместе с Флэнаганом мы потягиваем напитки и лелеем собственное ничтожество.

Каждый раз, как пираты изобретают новый способ ведения боя, проходит десять – двадцать лет (субъективного времени), прежде чем им снова представится возможность его использовать. На Земле успевают минуть все шестьдесят, а то и восемьдесят лет.

– Против тебя действуют эффект растяжения во времени и большие расстояния. Пока ты летишь от одной звезды к другой, у врага имеется в запасе полвека, чтобы вычислить твой следующий ход и продумать контратаку.

– В яблочко.

Каждая битва записывается системами слежения кораблей и моментально передается на Землю через бакены. Один раз Флэнаган применил бомбу из антивещества – в следующем бою РД использовали сеть против таких бомб. В битве на Кембрии Флэнаган захватывал мозг доппельгангеров, теперь же иное управление андроидами возможно только с Земли.

– «Большой взрыв» ты больше не используешь, – говорю я. – Ему найдут альтернативу.

– Даже если не найдут, я такую бомбу больше взрывать не стану. Нечего засирать родную галактику!

– Справедливый довод. Но как ты собираешься уничтожить Корнблатский бакен?

Флэнаган бросает бокал о стену, но посуда не разбивается, а только отскакивает. Вместо драматического эффект вышел комический. Флэнаган явно раздосадован.

– Уничтожим – так уничтожим, нет – так нет, – говорит он.

– И это твой план?!

– Это план «А». – В голосе нотки уверенности, хоть капитана по-прежнему гложут сомнения.

– Каков же план «В»?

Флэнаган пристально смотрит на меня. Воздух между нами начинает дрожать и рябить, и мне чудится, будто Флэнаган – пустынный мираж, каких я не видела очень-очень давно. Уж не вернулся ли к нам Алби, эта огненная тварь?

Затем воздух словно бы уплотняется, принимая форму буквы «П». Она висит над полом, мерцая и подрагивая. Мне отвечает сам воздух!

– Флэнаган! – Я гляжу на капитана в упор. – Ты безумец! – Другого выхода нет.

Черная масса принимает форму человеческого тела, и этот гуманоид садится рядом, закинув ногу на ногу. Он состоит из миллиардов крохотных существ, подчиняющихся коллективному разуму, чужеродных настолько, что чужероднее просто быть не может.

Флэнаган заключил сделку с жуксами.

И эти жуксы сидят в кресле рядом со мной.

Каждый волосок у меня на теле встает дыбом, нервы словно бы оголились. Становится трудно дышать.

Рой жуксов мерцает, видоизменяется. Пытается подобрать лаконичную форму, чтобы выразить дружеское ко мне отношение. Но получается нечто сюрреалистичное. Приступ паники у меня только усиливается; еще немного – и я сойду с ума. Не знаю, что делать: истерически рассмеяться или обделаться, а потом умереть.

Вот такой образ выбрали жуксы:

– О нет, – выдыхаю я. – Боже милостивый, только не это!

Книга 8
Выдержки из мысленного дневника Лены Смит, 2004 г

Я много лет прожила впустую

Я пила, закидывалась наркотой, бездельничала, забивала на все ржавый гвоздь. Год я провела в постели, подобно Сэмюелю Беккету.[18]18
  Беккет, Сэмюель (1906–1989) – выдающийся ирландский писатель, один из основоположников театра абсурда, лауреат Нобелевской премии по литературе 1969 г. В последние годы вел очень замкнутый образ жизни.


[Закрыть] Мне случалось наедаться, как Винни-Пуху, так что желудок чуть не лопался. Бывало, я убирала в доме, потом снова устраивала беспорядок, опять убирала – и целыми так месяцами.

Но самым безрассудным поступком было потратить два года на книгу, вложить в нее сердце и душу. Я написала историю своей семьи и дала почитать людям, мнение которых глубоко уважала. А они… они плевались, говорили, что в жизни не читали такой тягомотины. Близкие друзья называется! Пришлось с ними расстаться.

Я снова ушла в запой, вернулась к наркотикам. А через десять лет мне пришлось менять печень и носовую перегородку, разъеденную кокаином. Я сидела на смеси крэка, ЛСД и экстази, несколько раз чуть не умерла от передоза.

Но это было не просто так, я не бесилась с жиру. Впереди меня ждала долгая-предолгая жизнь, и мне хотелось попробовать всего.

Я занималась скай-дайвингом, скуба-дайвингом; переболела гонореей, поработала высококлассной проституткой, профессиональным игроком в карты; пробовала секс с кинозвездой; прочла «А1а Recherche du Temps Perdu»[19]19
  «В поисках утраченного» – роман французского писателя Марселя Пруста (1871–1922).


[Закрыть] в оригинале; прослушала все до единого произведения Бетховена, Моцарта, Баха, Шопена. Я год прожила в Китае, год в Индии и много лет – в Италии. Усыновляла и удочеряла множество детей – и грудничков, и тех, которые уже делали первые шажочки. Искренне почитала Бога и столь же искренне отрицала. Совершила убийство, села в тюрьму, где мне поджарили мозг, но выжила, сохранив волю, сбежала. Сплавлялась на плоту по горной реке, работала фотомоделью. Была матерью – плохой и хорошей. Меня обкрадывали, дважды освежевали. Я пробовала писать книгу, но ее недооценили. Сочинила несколько симфоний, выучила десяток языков; выступила с концертом для рояля. Написала и издала научно-популярный бестселлер. Заводила друзей среди транссексуалов, гомосеков и давших обет безбрачия. Любила, была любимой, мое сердце разбивалось несчетное количество раз.

И еще – почти сотню лет я была лидером всего человечества.

Знаю, последнее звучит не особенно правдоподобно. Мне и самой – даже сегодня – кажется, будто все происходило только в мечтах. Сейчас я не та – пропала сосредоточенность, страсть к управлению, манипуляциям. В те дни работать приходилось по восемнадцать часов в сутки, а то и дольше: контактировать с людьми вживую, по телефону, через электронные письма. День за днем, месяц за месяцем я выстраивала стратегию успеха, пока не пришла наконец к абсолютной власти – цинично, по головам оппонентов.

Идея стать лидером человечества осенила меня после столкновения с «Мечтами о будущем», с этим цветом коррупции и несправедливости. Я горела желанием изменить мир к лучшему. Да, прошел не один десяток лет, прежде чем план начал претворяться в жизнь, но все это время я развлекалась на полную катушку: литрами пила «маргариты» и пачками соблазняла мужиков. Однако семя отмщения было посеяно – и проросло.

В тот период жизни я нигде не работала, лечилась от алкоголизма, вдобавок меня продинамил любовник. Пришлось поднять старые связи в надежде устроиться на какую-нибудь должность в институт, но меня постигла неудача. Тогда я совершенно наобум прибилась к ООН, где меня назначили младшим директором одного проекта в Португалии. Произошло это, конечно же, после Векового ужаса, принесшего глобальное разрушение экосистемы и гибель жизни на Земле. Пока я пила, закидывалась наркотиками и трахалась, Флориду и Испанию затопило, на Центральную Америку обрушилась эпидемия малярии, а Европа почти полностью превратилась в пустыню. Однако в деле восстановления биосферы ООН достигла больших успехов.

Двадцать лет вместе с другими работниками ООН я спасала планету, лечила больных и возвращала жизнь в опустевшие моря-океаны. То были дни поистине прекрасные, мы все знали, что делаем по-настоящему доброе дело. Именно тогда я поняла, каково это – быть Человеком, гражданином планеты. Объединенные общей задачей, мы потом и кровью восстановили наконец жизнь на Земле.

Когда мы поняли принципы равновесия в экосистеме, работа пошла много быстрее. Гигантские плавучие угольные фильтры очистили воздух от вредных выхлопов, океаны вновь наполнились планктоном, расплодилась треска. При помощи замороженного гелия на полюсах был восстановлен ледовый покров.

Началось самоисцеление Земли.

С годами пришли амбиции. Кризис миновал, и работа стала больше рутинной, бумажной. Я поняла, что мой опыт больше не позволяет оставаться ведомой, а, напротив, толкает вперед – к лидерству.

И я устремилась к этой цели, как теплонаводящаяся ракета. Впервые поставила себе задачу взобраться на самый верх, занялась этим грязным, бездушным делом, ушла в него с головой, использовала все свои таланты и опыт.

От противников я избавлялась посредством психологических трюков; без конца прорабатывала связи, развивала способности, льстила и подмазывалась ко всем, кто мог быть полезен, флиртовала со своим португальским боссом и даже спала с ним несколько раз. Я стала светской львицей, обо мне говорили. Потом пришло повышение – от замдиректора до директора, а после – назначение руководителем одного проекта во Франции. Там я выбилась в члены верхушки ООН.

Через семь лет, во время большого политического переворота, я получила должность помощника вице-президента ООН. В первый же год на новом месте я написала работу, в которой с научной точки зрения попыталась проанализировать проблемы человечества, а также найти их решения. Основной бедой оказалась нехватка энергии – все со мной согласились. Годом позже построили сверхпроводящий насос, который потом вывели на орбиту собирать энергию солнца. От него на Землю потянулись невидимые лучи, и наше общество потребления обрело источник бесконечного питания для техники.

Еще через четыре года я ушла из ООН и пробилась в Британский парламент, где выступала от имени потребителей и заводских рабочих. Писала статьи в газету. Как-то раз приняла участие в комической телепередаче, после которой превратилась в культовую фигуру.

Через тринадцать лет я возглавила оппозицию. А еще через пять стала премьер-министром. Моя фотография висела рядом с фотографиями Тэтчер, мэра Лондона, Блэра, Брауна, Эндрюса и Макквиста. Я обедала с королевой, открывала заводы, во время часа вопросов отвечала оскорблениями на оскорбления, воевала с канцлером, делала хорошую мину при плохой игре, когда случился экономический кризис, потворствовала Средней Британии и дала добро на строительство подземного железнодорожного тоннеля по маршруту Глазго – Кардифф – Лондон. Короче, занималась всем, до чего только дотягивались руки (у меня до сих пор где-то хранится список всех дел). Мне, наверное, стоит гордиться собой, хотя сегодня вспоминается только, как члены парламента пили скотч и несли всякую чушь, явно считая себя отличными рассказчиками.

Представьте шок моих коллег, когда через четыре года я подала в отставку, чтобы побороться за пост посла человечества. Эту новую должность учредили, дабы умаслить либералов, вечно выступавших против национализма и фракционности. Однако для меня она открыла новые горизонты – так работать куда интересней, чем быть послушным орудием в руках партии либерально-демократического социалистического союза.

Я выиграла выборы – и ощутила себя ястребом, залечившим раненое крыло и вновь обретшим способность летать: после стольких лет внутрипартийных интриг я получила наконец свою работу! Я воспаряла к небесам и камнем кидалась на врагов, потом снова взлетала… А через какое-то время сменила название должности на Президент человечества.

Пришлось организовать Совет по облагораживанию. И тогда (спасибо харизме!) я стала носителем революционных идей, подлинным вождем человечества.

Не думайте, будто все дело именно в идеях. Просто во мне было больше, чем в других, драйва, выносливости, бесстыдства, багажа матерщины, а способностей – ну самая малость.

Мне построили офис в Брюсселе, где стены были обклеены трехмерными обоями – хлопаешь в ладоши, и они превращаются в карту Солнечной системы. Я принялась исследовать пределы средств, выделенных мне на представительские расходы; стала одеваться суперэффектно.

Я училась управлять человечеством, прочла все книги по теме – от Платона до Макиавелли. Потом начала применять принципы искусства управления к матрице человеческой души, основанной на уравнениях теории возникновения, заменивших мне слепые инстинкты. Используя их, я нашла нужный путь, создала компьютерную программу, позволявшую предвидеть события в мире политики. С ее помощью удалось предотвратить революции во Франции и Луизиане, наладить отношения между Китаем и Японией, поставить на место неоконсерваторов в Америке, потерявших доверие еще в начале двадцать первого века. Я создала элитный отдел по борьбе с преступностью – мои бойцы взялись за мировое зло еще безжалостней Тома, Тоша и Митито.

Политических врагов я не убивала, отнюдь. Только устраивала так, чтобы они сами себя дискредитировали. Я унижала их, подрывала душевное равновесие.

Вот это были деньки!..

Именно тогда мы отправили в космос вторую волну колонистов, а я попрощалась с сыном. Его (в который раз) хотели судить за изнасилование, но я, подделав документы, устроила Питера на корабль и убедила себя, что в космосе он для общества безопасен.

Когда же звездолеты стартовали, я отчетливо поняла: мой долг – обеспечить безопасность колонистов, рисковавших собой ради будущего людей.

Через несколько лет первая волна наших посланников достигла целей. Люди высадились на Надежде, построили первый Квантовый бакен и запустили «Хеймдалль». Я приготовилась принять вызов судьбы, потому что оказалась нужным человеком в нужный момент.

Я разработала нехитрую систему власти, которую назвала Доктриной Пурнелла[20]20
  Пурнелл, Джерри Юджин (p. 1933), американский писатель-фантаст.


[Закрыть] – в честь одного из своих любимых писателей. Заключалась она водном-единственном принципе: неразрешимых проблем не бывает. В Африке царил голод из-за нехватки ресурсов, воды, из-за коррупции и войн. Поэтому я предложила африканским народам стать автономными коммерциализированными энергодобывающими объектами, возделывающими плодородные поля и содержащими подземные заводы. Диктаторов сместили, оставив их без права вести торговлю, войны прекратились, потому что людьми овладела жажда делового успеха и радости, которые давал им стиль жизни двадцать второго столетия.

Я разработала сложную систему кругов добродетели, в которых примерное поведение поощрялось укреплением здоровья, благосостояния и продлением жизни. Неисчерпаемый источник энергии решил проблему бедности, вопрос перенаселенности отпал сам собой (как и предвидел в свое время Пурнелл). Ведь когда материальное состояние в обществе улучшается, размер семьи уменьшается. Нас перестала беспокоить нехватка земли – палестинцы и жители Восточной Европы стали записываться в колонисты.

Первоначально я поставила себя как пассивно-агрессивный диктатор: контролировала поведение каждого человека на Земле, притворяясь, будто осуществляю мечты человечества. Я была как жена, которая заправляет всем в доме, но позволяет мужу верить, что глава семьи – он.

Да, я поддалась тщеславию. Даже имя сменила – с Лены на Забар. Стала носить облегающие одежды из пласто-кожи с блестками. Создав имидж женщины с темным прошлым, я вела себя, будто вождь армии воинов – как Боддика.[21]21
  Боддика или Боадицея (60 г. н. э.), предводительница племени Исени (Восточная Англия), возглавляла восстание кельтов против римских захватчиков. Восстание потерпело поражение, но Боддика предпочла смерть унижению плена и покончила с собой, приняв яд.


[Закрыть] В Забар воплотились черты крутых героинь комиксов и мультфильмов. В мире, где правили серые политики среднего возраста, я была свечой и пламенем; я светила.

Все было просчитано: я создала о себе несколько мифов, которые потом скормила народу: о том, что я служу человечеству; о том, что я властная женщина и люблю доминировать в сексе; о том, что я – «снежная королева» и воительница, способная надрать задницу любому мужику; о том, что я нежная, любящая и заботливая мать/сестра/любовница. Короче, все в одном флаконе. Левая, правая, консерватор, либерал, потаскуха, пуританка, угроза для жизни и ее же защита.

Вот на какие приходилось идти уловки. Но и сама по себе я не была пустышкой. Многие считали меня бюрократкой, у которой из достоинств – только фигура. Нет, я стала провидицей, но провидицей в сексуальном наряде, с экзотическим именем, умеющей быть такой, какой ее хотят видеть.

Лет через двадцать мой вид изменился. Я стала строже, ввела больше запретов. В политической линии добавила либерализма, в собственном облике – чопорности; наготу на ТВ сделала табу. Вела себя как нянечка с врожденным чувством морали. Этот образ сослужил мне долгую службу.

Я назначила себе симпатичного вице-президента, и десять лет все верили, будто он – истинный вождь, что мы любовники и что я готова отдать ему собственное президентство. Сейчас, хоть убейте, я даже имени того человека не вспомню. Можно, конечно, посмотреть в памяти компьютера, однако мне лень. Как бы там ни было, когда у моего режима начались проблемы, козлом отпущения назначили вице-президента – он ушел, а я осталась.

У каждой нации, естественно, имелся свой лидер, суверенитет и могущество, я только координировала Совет Земли, но дело вот в чем: лидеры приходили и уходили, проигрывали на выборах, становились жертвами киллеров, умирали от сердечных приступов, а я оставалась. Оставалась постоянно, лишь временами преображая себя – и в этом смысле была всемогущей.

Поначалу я много ездила по планете, потом всецело положилась на видеонаблюдение (со временем даже переехала из Брюсселя в Лондон, в пристройку к зданию парламента, и уже оттуда следила за миром).

Каждую ночь я загружала свой разум в тело РД и до утра оставалась в нем на Надежде; к рассвету голова гудела, переполненная образами песчаных бурь, ужасных смертей, героизма.

Постепенно мне удалось развить способность бегло просматривать кипы бумаг и отвечать за день на неимоверное количество электронных писем, проводить по сотне видеоконференций. Вживую с людьми я виделась редко – удобнее было отвечать на вопросы, присланные по электронной почте.

Так человечество, измененное кардинальным образом, вступило в двадцать третий век. Мозговые имплантаты стали нормой, и каждый получил доступ ко всем информационным ресурсам, к опыту, накопленному за историю развития нашей расы. Тела и лица менялись, словно костюмы, появились генетически модифицированные люди-амфибии, от которых позже произошли дельфы. На Земле подрастало поколение эпохи сплошных плюсов: войны нигде не велись, вовсю осваивались далекие планеты, бокс объявили вне закона, проституцию легализовали, обложив высоченными налогами и назначив производственный план.

Дети росли и учились быстрее.

В Африке забыли про голод.

Климат обрел наконец равновесие, утерянное в период катастроф, и более не метался от ледникового периода к глобальному потеплению. Музыка, правда, была откровенно паршивой даже на мой невзыскательный вкус: попса и классика исчерпали себя. Зато живопись переживала настоящее возрождение: во всех столицах мира стены жилых домов и даже небоскребов украшали фрески невиданной красоты.

Одна за другой решались все проблемы человечества. Все. Ведь неразрешимых проблем не бывает – надо только сесть и подумать.

Однако груз я на себя взвалила поистине титанический. На девяностом году правления в голову закралась мысль об отставке. Перед уходом я, правда, отменила привычную систему наказаний за уголовные преступления: не стало тюрем, зато появилась электронная модуляция и корректировка поведения. Пойманным вооруженным грабителям и убийцам отныне поджаривали мозги. Страх стал обычным настроением профессиональных преступников – они жили постоянными воспоминаниями о чудовищной боли, причиняемой подкорко-сушителями и фантазия-стирателями.

Что бы там ни говорили критики, это стало реальным решением проблемы преступности. Прежде преступников содержало за свой счет государство, и они транжирили в тюрьмах свои жизни. А после обработки по моему методу уголовники просто помыслить не могли о преступлениях. Если же кто-то попадался повторно, одноразовой поджаркой не обходилось – рецидивистов «жгли» постоянно, изо дня вдень, только давая мозгам восстановиться от повреждений.

Жестокий способ, признаю, зато действенный. А вкупе с прогрессом в судебной медицине и исследованиях процесса мышления ошибочные приговоры стали невозможны, а сама мера пресечения – совершенной.

Таким я построила свой новый мир. Смейтесь, издевайтесь, критикуйте – пожалуйста. Учтите одно: я достаточно прожила в мире старом, чтобы знать – моя Вселенная в триллионы раз лучше.

То были странные и прекрасные дни. Однако сегодня я понимаю: мне тогда не хватало друзей, тех, кто мог бы поспорить со мной, бросить вызов. У меня имелся лишь легион верных последователей, полных энтузиазма и глядевших мне в рот. Ни один из них не перешагнул возрастного порога в сорок лет, но каждый втайне алкал моего места.

Впрочем, власти хватало на всех. Как-то, прослушав альбом одного рэпера, я пригласила певца к себе в офис. Звали его Мэт Эванс, но сам себя он называл Мэт Икс. Меня сразили экспрессия, остроумие и ирония, с которыми он читал рэп. Я спросила Мэта, как бы он решил проблемы человечества. Мэт – полный злобы и агрессивной энергии юноша – со злобой и агрессивной энергией ответил: мол, в нашем гребаном обществе до сих притесняют темнокожих людей и людей смешанной расы.

Тогда я поручила ему дела в Африке, чтобы он вывел ее народы в разряд богатейших и самых крупных. Дала ему ресурсы, людей, а он, оказалось, ни хрена не знал, как работать! Даже по утрам вставал с диким скрипом.

Однако парень быстро учился: он вырос на улице, да и умом его природа наградила изрядным. Мэт вел переговоры с диктаторами, посещал массовые захоронения жертв геноцида (племена по-прежнему воевали). Он даже вызывал для совета дух

Манделлы. Делал все, чтобы влить в жилы Африки свежую кровь.

Я тайно следила за Мэтом, пользовалась его харизмой, молодостью, имиджем рэпера, чтобы завоевать умы и сердца африканцев. Триллионы темнокожих, ненавидящих власти, обожествляли Мэта Икса. Слушали его, восхищаясь стилем, и поразились, когда мой координатор по делам Африки представил манифест возрождения континента в виде девяностоминутного рэп-сингла.