Текст книги "Ничейный космос"

Автор книги: Филипп Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Филипп Палмер
Ничейный космос

Книга 1

ЛЕНА

У меня чувство, будто я вместе с кораблем растворяюсь в пространстве. Мое судно мчится на околосветовой скорости, солнечный парус ловит порывы солнечного ветра, и тот несет нас вперед. Сенсоры следят за температурой и уровнем космической радиации, система калибрует ускорение, а мои глаза жадно всматриваются в игру спектра, на который распадается солнечный свет. Я перевожу взгляд на приборы, потом опять – на обзорный экран; вновь – на приборы… Чувствую, как нас подгоняют порывы солнечного ветра… нет, «солнечного ветра» повторилось три раза, сотрем. Пишем: потоки пульсирующих фотонов бьют в мои плавники, и солнце, желтый карлик, обжигает мне щеки

Лена, у нас гости.

и обнаженные руки, прижатые к подлокотникам кресла силой ускорения. Ах!!! Тлеющая рана в пространстве, желто-красный ожог, безумный сгусток фотонов – вот что такое звезда D43X. Это солнце, удаленное на четыре тысячи световых лет от центра галактики. Вокруг него вращаются одиннадцать планет. Дьявол, ну и громадина! Окружено поясом, астероидов, как Сатурн. Захваченные в плен гравитацией звезды, осколки небесных тел сверкают в безжалостном желтом свете. А я несусь им навстречу,

Лена, пора выходить.

рискуя кораблем, собственной жизнью – лечу к вращающимся с немыслимой скоростью астероидам, а в это время гравитация солнца, будто голодный рот, засасывает нас.

Я обрубаю связь.

а ты ни хрена не делаешь, чтобы…

Шучу, я ведь не смогу обрубить связь. Доступ к системе записи – у тебя. Расслабься, Лена, мне нужна твоя помощь.

Зато ты мне не нужен. Сам разбирайся. Не прерывай больше поток моих мыслей – они записываются в дневник

Я подредактирую.

Но это мое – мое видение, моя поэзия, неизбежный…

Лена, корабль, который к нам приближается, – он не зарегистрирован. Что, если это злодеи? Тогда – все, Лена. Прощу, помоги, я не справлюсь один. Помоги. Оборви запись, Лена, и вернись на мостик. Я боюсь.

Да разгребись уже сам как-нибудь. Ты же разумное существо!

ФЛЭНАГАН

– Следи за ее ходом.

– Огибает солнце.

– Вот это детка! Быстра-то как, обалдеть!

– Она у нас в руках.

– Выстрелим по ней из плазменной пушки, – говорю я. – Далеко, не попадем.

– Нет, продолжай, – говорит Джейми. – Кроши камень. Зажжем небо, чувак.

– Так и быть, крошите камень, – велю я.

– Есть, – говорит Гарри. – Бу-ум!

Астероид взрывается, и черную пустоту озаряет свет. Я веду корабль прямо в огонь; так больше никто не сумеет – провести судно сквозь облако пламени. Выйдя по другую сторону ревущего шара, замечаю яхту – она все так же плавно маневрирует между астероидами.

– Она не убегает?

– Не убегает, – говорит Брэндон.

– Тогда надо быть осторожней. Переходим в режим стелс, – говорю я.

– На нашем корабле этот режим не предусмотрен, кэп.

– Знаю. Я имел в виду, что лететь надо тише. Не орите тут.

– Есть, кэп. Будет исполнено, кэп.

– И камней больше не взрывайте.

– Но тот камень взорвали по вашему приказу, кэп.

Мой взгляд прикован к монитору. Членов команды узнаю по голосам: Брэндон разговаривает баритоном, проглатывая слоги; Роб – с акцентом жителя Юга Галактики; Аллия – мелодично, будто песню поет, Джейми лопочет, словно ребенок. Кэлен сидит в двигательном отсеке и общается с нами по рации. А вот Алби…

– Она с-сссейчас-ссе мечтает, кэп, – говорит Алби.

– Знаю.

– Ее-ссели подойти ближе… – Торпеды! В нас стреляют!

Бум, бу-ум! Мои руки порхают над пультом управления – увожу корабль из-под обстрела, а торпеды тем временем сбивает наша плазменная пушка. Лж-шш, пж-шш, пж-шш!.. Торпеды гибнут одна за другой. В открытом бою этой яхте нас не одолеть. Потенциала ей хватит, чтобы уничтожить боевой корабль, но мы-то побольше будем – мы мегабоевой корабль. Идти против нас – все равно что перед бульдозером шпагой размахивать.

Продолжаем увертываться от торпед, яхта не прекращает стрельбу. Наверное, она на автопилоте, вот только автопилоты сражаться-то не умеют.

– Почему она просто не скроется?

Яхту можно взять в плен, топлива хватит. А можно взорвать – запустим в нее водородные бомбы. Однако яхта – произведение искусства: солнечные паруса огромны, как маленькая планета, и при этом почти невесомы, толщиной всего несколько нанометров; двигатель на ионной тяге. По сравнению с навигационным компьютером яхты наша система управления – груда бесполезного лома. Пилоту яхты достаточно отдать мысленный приказ «Бежим!», но такого приказа он не отдает. Пилот не бежит.

– Может, на борту все мертвы? – говорю я. – Наверное, это корабль-призрак.

– Было бы славно, – отзывается Брэидон.

– Она обречена скитаться в эмпиреях. Навеки…

– Что значит «в эмпиреях»? – спрашивает Роб.

– Мы сейчас плывем в эмпиреях, н-на, – говорит Джейми.

– Вселенная, пространство. Можно космос назвать эмпиреями, – объясняю я.

– Так бы сразу и сказал, – обрывает Роб. – На хрена убивать мозг непонятными, ненужными словами?!

Яхта медленно разворачивается по широкой луге. Пилот, наконец, решает спасать судно. Двигатели включаются, солнечные паруса начинают мерцать – в мелкие ячейки своих сеток они ловят фотоны, каждый из которых, словно бесконечно малый порыв ветра, толкает судно. Фотоны попадают в ловушку темного состояния паруса, одного из искривленных измерений. А когда парус под их давлением начинает вибрировать, их выбрасывает обратно в наше пространство не искривленных трех измерений. Фотоны будто выстреливают в парус дротиками энергетических импульсов, и на несколько коротких секунд яхта разгоняется до 0,99 световой скорости. Временами – благодаря эффекту квантовой случайности – яхта движется сразу на двух скоростях: быстро и медленно.

Эти две скорости заставляют судно скакать – оно то пропадает, то вновь материализуется, покрывая километры пространства за время, которое лишь с огромной натяжкой можно назвать «чуть дольше, чем мгновение ока».

– Горящий мусор, раз, два, три…

– Четыре, пять, шесть…

– Семь, восемь, девять…

– Десять, одиннадцать, двенадцать…

Мы забрасываем кассетные бомбы с таймером – они ложатся точнехонько по курсу следования яхты. Она мерцает – скачок, – вновь материализуется. Взрыв – и парус яхты сминается; нарушен тончайший баланс.

Дальше как по накатанной: яхта мерцает, растворяется – скачок – вновь материализуется. Бум! Мерцает, растворяется – скачок – БУМ!

И так снова и снова. Снова и снова.

Мы все бросаем бомбы, ударная волна бьет по яхте, и та – как светляк, принявший сильный наркотик, – будто прыгает через дыры в реальности.

Но вдруг яхту разрывает на куски, и она исчезает – судно в ловушке.

Фотоны, будто рой разозленных пчел, устремляются прочь от потерпевшего крушение судна. Захваченные гравитационным полем желтой звезды, они несут в себе запас неистраченной энергии – рой сливается со звездой, и та разбухает.

Нас окутывает пламя. В космос от поверхности звезды устремляются столбы красного и желтого света, кольцо астероидов горит – камни плавятся с громким шипением. А наши силовые поля дико пульсируют.

Алби удовлетворенно вздыхает.

– Я будто домой вернулс-ссся. – Его огненная сущность трепещет от удовольствия.

ЛЕНА

Я сам не свой. Мне нанесли жестокое поражение. Все потеряно.

Не отчаивайся, мы…

Молчи.

Должен быть выход…

Молчи, я сказала!

Твои мысли невыносимы.

Подумай о приятном. Ради меня.

Лена! Не надо! Умоляю, остановись!

Ах, боль моя – она бесконечна.

Так-то лучше. Жалуйся, жалуйся, только не

Душа моя – пустыня.

замолкай. Тебе так досталось, Лена.

Ты прав! Я страдаю!

Что дальше?

Ну, мы летим. То есть судно летит.

А если проиграем?

Сдадимся. Вряд ли они убьют тебя. Ты слишком ценна для них – этакий приз. Захватят тебя и потребуют выкуп.

Я тоже так думаю.

Ну конечно: нетрудно выяснить, что яхта зарегистрирована на имя дочери Гедира.

Они, должно быть, обмочились со страху.

Лена, они же пираты.

Кулак ярости Гедира сметет их, как пыль. Сокрушит их, будет варить живьем, пока их мозги не высохнут от неописуемой боли.

Если поймает.

Сомневаешься? Мы ведь в цивилизованном обществе!

Вселенная необъятна, а эти люди – прирожденные воины.

Уничтожить их – всех до единого.

Проще заплатить за тебя выкуп. Пиратам нужно только это.

Чего они захотят? Денег?

Деньги для них не имеют значения. Они запросят оружие, припасы, возможно, новый корабль… а возможно, и терраформирующий завод.

На что им терраформирующий завод? Обживать планету?

Они и так обживают планеты – создают себе свободные небеса. Колонизируют Ничейный космос. И жаждут еще больше планет – взамен тех, которые потеряли из-за… Впрочем, довольно об этом. Ничейный космос, как тебе известно…

Ты прав, мне известно.

В самом деле.

Объясни только, как можно жить в этом проклятом пространстве, полном отчаяния?

Живя среди опасностей, пираты ожесточаются, закаляют дух.

[Я вздрагиваю от отвращения. ] Понимаю. Сам чувствую то же самое.

Но если… если пираты возьмут нас в заложники, потребуют выкуп, и на их требования согласятся, тогда бандитов выследят. И уничтожат.

Да.

Очистим Ничейный космос. Такова моя воля. Решение окончательно.

Но это невозможно.

Только не для меня!

Гедир попросту этого не допустит.

Тогда пусть катится к черту.

Лена!

ФЛЭНАГАН

– Готовьтесь, берем яхту на абордаж.

– Да! Да-да-да-да!

– Силовые поля – на максимум.

– Орудия к бою готовы.

– Ой, а у меня встал.

– И вот это ты называешь «встал»? – говорит Аллия. – Он такой масенький, что тебе лучше…

– Погоди, вот увидишь мой резервный пенис.

– Приготовьтесь к контакту.

Мы пробиваем в корпусе яхты дыру, и тут же начинается ад… По нам лупят пушки и автоматический излучатель; рвутся плазменные снаряды, раскачивая наш корабль. Но мы успели наладить абордажный тоннель – его стенки непробиваемы, сотканы из плотно сжатого воздуха. Мы ныряем в этот тоннель и спокойно подлетаем к яхте…

– У меня на мониторе нановоины.

– Мать твою!

Мы взрываем пылевые гранаты – облако радужной пыли оседает на стенках, на полу и панцирях невидимых глазу боевых роботов. Этим бойцам ничего не стоит пробить человека насквозь и вырвать внутренности. Вооруженные лезвиями, нановоины бросаются на нас, нашу экзоброню режет и покалывает. Мы метим в маленькие искорки и ударяем по роботам из импульсных винтовок.

Я замечаю искорку на спине у Аллии и стреляю по ней. Ослепительный луч света опаляет броню. Робот уничтожен. Поднимаю винтовку и – пж-шш, пж-шш, пж-шш – еще две искорки исчезают, а в переборке образуется большая дыра.

Мы пробиваем себе путь, рассеивая пыль и расстреливая микроскопических врагов. Продвигаемся вперед – грозные, неудержимые, словно отряд сумасшедших десантников, стреляющих по воображаемым мухам.

На яхте лишь один пассажир – женщина, которую мы так давно хотели захватить. Врываемся на мостик – и вот она: гибкая, ловкая, прекрасная, черноволосая. В гневе палит по нам из плазменного пистолета, но мы уворачиваемся. Гарри стреляет по ней из импульсной винтовки и выбивает пистолет из рук. Мы тут же подбегаем, берем ее в плен при помощи липких оков. Женщина кричит, и крики ее эхом разносятся по коридорам судна… Но она в безопасности, нановоины запрограммированы не нападать на нее.

Неожиданно Роб судорожно сглатывает и начинает дрожать.

Он смотрит на меня полными страха глазами. Бьет себя по щеке – наноробот пробился через силовое поле и вошел Робу в голову. Через секунду он доберется до мозга, измельчит его, а через минуту уничтожит все внутренние органы.

Такая потеря! Тридцать лет Роб был мне другом, а я ему – капитаном, покровителем, напарником. Мне становится больно.

Я вскидываю винтовку и выстрелом сношу Робу голову. Кровь и мозг разлетаются в разные стороны. Остальные члены команды тоже стреляют по Робу, сжигая тело, чтобы ни частицы не коснулось пола.

Остается лишь искорка света – чудом уцелевшая, она мечется в воздухе.

Пять винтовок стреляют одновременно – искорка умирает. Я скорблю.

Но сейчас время действовать.

За этой яхтой мы гонялись двенадцать часов – только затем, чтобы наткнуться на смертоносные искорки света. Сейчас я ужасно устал и хочу лишь одного – облегчить кишечник.

– Все чисто.

Я сплю на ходу. Спотыкаюсь, и Аллия подхватывает меня. Она сама засыпает. Мы поддерживаем друг друга, пошатываясь, моргаем, чтобы не слиплись глаза.

И плачем, обнимаясь. Роб был ей мужем, и она любила его больше всего на свете.

– Родной мой, – рыдает Аллия, – не покидай меня. Останься со мной.

Я сам реву, как ребенок, и крепче прижимаю к себе Аллию.

ЛЕНА

– Добро пожаловать.

Я смотрю на него холодным угрожающим взглядом.

Его зовут капитан Флэнагон. «Капитан» – это вежливое формальное обращение. Сам он не проходил летной подготовки и лицензии на полеты не имеет. Поселенец в пятидесятом поколении с планеты Кембрия. Пятьдесят семь лет от роду.

А выглядит намного старше – седина, морщины…

Таков его выбор: глаза и органы новые, а волосы он предпочел оставить свои. С возрастом, знаешь ли, у всех волосы седеют…

Ты меня за дурочку держишь?! Я знаю, что с возрастом волосы седеют!

– Позвольте представить мою команду, – говорит капитан Флэнаган.

Я кричу – мостик объят огнем. Отступаю на шаг…

Добавляю мощности в твое силовое поле.

Прекрати!

Не бойся, это просто огненный зверь из солнечной системы С40333. Он разумен.

– Его зовут Алби.

– Рад вс-ссстрече.

Передо мной столб огня, который мерцает, потрескивает и говорит. Он – живое существо.

– Здравствуй, Алби. – Вместо руки мне приходится пожимать язык пламени. Горячо, но я терплю.

– Брэндон.

Брэндом Бисби, сорок пять лет, по образованию – астрофизик. Его родители погибли во время рейда ударных частей армии Гедира против Террористов; посмертно реабилитированы.

Этот – стройный, нет, скорее, худощавый. Улыбается, скользит по мне взглядом – по груди, по бедрам… Бог мой, он хочет секса. Пожимаю Брэндону руку, затем стискиваю ее, а второй рукой хватаю его за промежность. Брэндон замирает под моим взглядом – ему стыдно.

Капитан улыбается. Его умиляет такая демонстрация силы.

– Аллия.

Беглая рабыня из тюремного поселения XIY. Дочь профессиональных преступников, родилась в тюрьме; сбежала после падения власти в 82-м.

Она сильна, ярко-пурпурная броня облегает точеную фигуру, развитые мускулы. Взгляд у рабов всегда затравленный, но эта женщина смотрит с вызовом. Она ненавидит меня. Я улыбаюсь мягкой улыбкой, предлагаю милость и благосклонность (естественно, иронически). Аллия – прекрасна, замечательный образчик рабыни.

– Гарри.

Он – лопер, искусственно выведен в лаборатории Стэнстида на планете Стыдобион.

Получеловек-полузверь. Его тело покрывает густая серебристая шерсть, пасть полна острых зубов, на лице – три ярко-зеленых глаза, Одежды нет… Хм, а как у лоперов с гениталиями?..

Они их втягивают. В эрегированном состоянии половой член лопера достигает одиннадцати дюймов в длину. Вот картинка.

Меня разбирает смех. Никто не знает, из-за чего

– И, наконец, Джейми.

Джейми – ребенок. Ему самое большее десять лет. Поразительно.

У него задержка развития. Реальный возраст составляет сто двадцать лет. Заядлый компьютерный игрок. Незадолго до своего десятилетия обратился в лабораторию с просьбой остановить собственный физический рост. Родители узнали об этом лишь спустя несколько лет. Последствия операции необратимы.

– Клево, детка.

Он касается моей груди, чувствует тепло непроницаемого силового поля, гладкая поверхность которого начинает мерцать радугой образов.

– Джейми! – одергивает капитан.

– Вы, разумеется, умрете, – холодно обещаю я.

– Рано или поздно умрут все, – отвечает капитан Флэнаган.

Я обращаю на него задумчивый взор.

– Что вы хотите получить в качестве выкупа?

– Мы обо всем известим ваших людей. А пока вы помещаетесь под домашний арест. Моя команда вооружена парализаторами – любое неповиновение с вашей стороны, и окажетесь в состоянии полукомы. Однако если будете вести себя должным образом, получите достойное обращение как военнопленная со всеми полагающимися привилегиями и уважением. Мы подписали Постженевскую конвенцию, и вы лично сможете убедиться в наших добрых намерениях.

– Вы дерьмо, отбросы, – указываю я на капитана. – Ваши матери-шлюхи отсасывали у животных за деньги. Меня тошнит от вас. Уверена, вы поедаете своих младенцев живьем.

– Я… – Капитан слегка ошарашен.

– А ты, – произносит Аллйя, – сука. И отец твой – подонок, проклятый диктатор, лишивший человечество человечности!

– Аллия, успокойся, – мягко просит Капитан.

Слова Аллии меня потрясли, но я не подаю виду.

– Так вы заклятые враги Гедира? – говорю я. – Хотите бросить ему прямой вызов?

– Хотим получить от него кучу бабок и слинять подальше, – с ухмылкой говорит Джейми.

Держи себя в руках.

– Требую, чтобы вы меня освободили.

И не провоцируй пиратов. Пусть Гедир заплатит за тебя выкуп – это, в конце концов, только деньги.

– Гедир не ведет переговоров с террористами.

– Ваш отец может себе это позволить, он состоятельный человек.

– Сдавайтесь, или ощутите на себе его гнев. Пираты смеются.

– Сдавайтесь, – пародирует меня ребенок, будто какую-то злодейку из дешевого боевика, – или ощутите на себе его гнев!

Флэнаган тоже невольно прикрывает рот ладонью, прячет улыбку.

– Я не позволю так с собой обращаться. Флэнаган пытается вернуть себе суровый вид.

– Вы теперь наша пленница. И, черт возьми, вести себя будете, как…

Я ударяю Флэнагама по лицу. Он не ожидал этого – его голова запрокидывается, из носа хлещет кровь. Я кручусь, как маленький смерч – выбрасываю когти экзоброни, подрезаю ими подколенные сухожилия лопера, ногой с разворота бью женщину и…

ЛЕНА

Это ты виноват. Дал мне плохой совет.

Лена, ты не права. Я предупреждал, что нужно держать себя в руках.

Мог бы догадаться, что я тебя не послушаю. (Тяжкий вздох.)

Откуда мне было знать, что они такие хорошие бойцы?

Они же пираты, Лена, – смертельно опасные, прошедшие испытание не одним боем. А ты лишь тренировалась в спортзале.

Моя боль бесконечна. Мое положение – настоящая пытка, ад. Мне тяжело, надежды нет. Я унижена.

Лена, успокойся…

Заткнись! Я в полукоме. Я двигаюсь, говорю, дышу, ем, но… меня будто сжимает гравитационное поле. Я двигаюсь медленно, так медленно, что мышцы горят от натуги; каждый вдох и выдох – как скрежет, сипение.

И – мне-при-хо-дит-ся-го-во-рить-по-сло-гам.

Не-вы-но-си-мо.

ДЖЕЙМИ

Ух ты! Какая горячая!

Детка, ты прелесть!

Я ей, наверное, тоже нравлюсь.

Только я для нее слишком маленький.

Нет, я лишь выгляжу маленьким. Надо было повременить с остановкой развития… прийти к врачам не в десять лет, а, скажем, в одиннадцать. Или в двенадцать. Способностей игрока я бы не утратил. А женщины не любят мужиков, у которых еще женилка не выросла и которым не надо бриться. Как меня это беси-ииит!!!

Я слежу за ней на мониторе наблюдения – сигнал поступает от скрытой камеры. Она ходит из угла в угол. Ее лицо – застывшая маска. Быть в полукоме – это, наверное, чертовски больно. Вот если б она меня видела. Ну, посмотри на меня! На Джейми-красавчика!

Хоть она и полупарализована, но я смотрю на нее, и у меня встае-ееееееееееееееееееееет!!!

Капитан скорее всего хочет убить ее.

А жаль.

Может, стоит заглянуть к ней? Развеселить и так завоевать ее сердце? Ведь я здорово умею шутить. А уж ветры пускаю – точно по нотам.

Или же нет? Вдруг ей не понравится, как я сморкаюсь: я умею зажать одну ноздрю и стрельнуть соплей из другой.

С другой стороны… что, если это я для нее слишком хорош?

Да, мне так больше нравится. Я слишком хорош для нее! Дя-а!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

БРЭНДОН

– У… меня… жалоба, – говорит она.

– Обращайтесь к капитану, – отвечаю я.

– Я… не… могу…

Умираю со скуки, ожидая, пока она договорит.

– …не… могу… есть…

– Я сделаю вам внутривенную инъекцию питательной массы.

Я готовлю шприц, работающий на сжатом воздухе, соединяю его с пищевой ампулой. Она смотрит на меня безжизненным взглядом.

– …Б…р…э…э…э…

– Брэндон, – заканчиваю я за нее бесконечную попытку обратиться ко мне по имени.

Она смотрит на меня. Ее глаза – как два озера скорби. Она сама беззащитность; она излучает страсть, благородство, красоту. Она – женщина, умереть ради которой – великая радость.

– Ложитесь на койку, – велю я сдержанным тоном и ставлю ей капельницу.

Ее взгляд теперь полон чистой ненависти. Она устает от слов и поэтому выражает мысли проникновенными взглядами.

– М…ой… о…т…е…

– Слышать ничего не желаю о вашем отце. Я оставляю ее одну.

Слышу сдавленный всхлип. Мне ее жаль.

ФЛЭНАГАН

Когда-то я мечтал стать музыкантом. Окончил училище по классу гитары: играл на испанской гитаре, электрогитаре, джазовой гитаре, фьюжн-техно гитаре, играл на клавишных, изучал композицию. Сбежав из дома и очистив голову от бредятины, которой меня пичкали на родной планете Кембрия, я двадцать лет посвятил собственной музыке: сочинял, играл, осваивал новые инструменты, работал по семь дней в неделю, готовясь к своему звездному часу на галактическом телевидении. Я жил и дышал музыкой.

Блюз, буги-вуги, регги, хип-хоп, техно, гранж, кубинский фьюжн, фламенко-соул и электро-соул, нумьюзик, джиг-джаг, госпел – я был признанным мастером всех классических направлений. Современная музыка меня мало интересовала, я был королем ретро. Меня переполняло пьянящее чувство – мне казалось, я постепенно создаю собственным оригинальный стиль. В моей музыке сочетались смысл, душа и ритм. Мои стихи били по слушателю чистой, искренней страстью, сочились ядом сарказма. Такую гремучую смесь назвали в честь нашей группы – «Флэнаганз бэнд». Я обрел популярность.

А потом астероид убил моих жену и детей.

Мы тогда жили на Пиксаре – планете, входившей в состав Свободных миров: мягкий теплый климат, великолепные озера и никаких морей. У Пиксара было две луны, которые регулярно вызывали гигантские приливы, однако наши дома легко превращались в подводные капсулы. А воздух… чистый, богатый кислородом; на Пиксаре сам процесс дыхания доставлял удовольствие.

Потом случилась катастрофа – глобальная и совершенно неожиданная. На Пиксар упал астероид – были уничтожены миллионы видов живых существ, погибла планетарная цивилизация. Такое никому даже в кошмаре не снилось. Атмосфера на время исчезла, проснулись вулканы, материки раскололись, и планета исторгла содержимое своих недр.

Я в тот день вращался на орбите солнца Пиксара. давал концерт на космической станции. Но моя жена Джанет, сын Адам и дочери Клер и Аделаида оставались на Пиксаре. Они погибли в первые десять минут катастрофы и, надеюсь, не поняли, что же произошло.

Услышав новости о случившемся, я не поверил. Решил, что это дурная шутка – будто все разом решили меня разыграть. Я отрицал все с упорством безумного, но, просмотрев видеозапись, зарыдал. Погиб целый мир, и вместе с ним – моя семья!

О погибших скорбел весь обитаемый космос. На электронные ящики домена человеческой расы с дальних планет приходили письма с соболезнованиями. Мать-Земля объявила день траура по ушедшим детям.

Потом за дело взялись теоретики заговора. Они выли, ныли, рассылали по всей Галактике истерические и просто небывалые тексты, как и положено теоретикам заговора – ведь они всегда пишут и кричат в истерике о чем-нибудь небывалом. Если верить их бредовым заявлениям, о падении астероида было известно давно, однако Галактическая корпорация позволила катастрофе случиться – хотела сделать рельеф Пиксара более живописным.

Выходило, что правительство пожертвовало десятками миллионов людских жизней ради того, чтобы подкорректировать ландшафт планеты.

Разумные люди смеялись над этим бредом. Сам Гедир дал интервью – опроверг обвинения в адрес своей администрации; речь правителя звучала так убедительно и сильно, что его рейтинги просто взлетели.

Но я верил каждому слову теоретиков, ибо детям Кембрии ведомо, что бюрократы из Галактической корпорации воплощают бесконечное зло – они бессердечны, не знают жалости, в них нет ничего человеческого. Их власть безгранична, и они пользуются ею – кровожадные алчные монстры, убийцы, насильники.

Они привыкли к абсолютной вседозволенности и безнаказанности.

Я пристально следил за новостями, в которых освещалась спасательная операция, организованная Галактической корпорацией. Выживших заставляли сжигать мертвых, а пепел шел на удобрения. Затем инженеры Корпорации превратили Пиксар в курорт: расплавили полярные льды, образовав теплое море; континенты были разбиты на острова с живописными пляжами. Разумных эндемичных животных (двухголовых земляных червей) уничтожили, заменив новыми видами: пестрыми попугаями, дельфинами, стаями мурров (кошкоподобными травоядными) и генетически модернизированными лишенными когтей коалами со старушки-Земли.

Я покинул Пиксар и в соседней солнечной системе дал концерт на космическом лайнере. Ритмы хип-хопа, отыгранные на шестиструннике, принесли мне безусловный успех. Еще я спел блюз об астероидном шахтере, потерявшем сначала сердце, потом легкие, печень, конечности, уши и глаза в авариях и заменившем их устаревшими, никуда не годными механическими протезами; песня пелась от имени этого шахтера и называлась «Зато я сохранил свои яйца».

Мною восхищались, однако меня грызли сомнения, будто я иду неверным путем. В детстве я испытал немало ужасов, видел несправедливость, потерял семью на планете, казалось бы, застрахованной цивилизацией, – и по-прежнему стремился стать рок-звездой…

Погрузив в спасательную шлюпку лайнера, на котором проходил мой концерт, годовой запас марочного вина, я отчалил. С этого момента я стал вне закона.

Теперь же я капитан пиратской команды.