Текст книги "Летающие киты Исмаэля(сборник)"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

Кармода со смехом спросил:

– Муж миссис Кри? Он что же, вел неподвижный образ жизни?

Танд поднял брови.

– Верно. В период своей человеческой жизни он предпочитал сидеть, смотреть на птиц, читать книги по философии… Он был очень молчалив, избегал общества. И никогда не достиг высот мастерства, так как ненавидел всяческий труд.

– Миссис Кри зарабатывала на жизнь, сдавая дом, – продолжал Танд после небольшого молчания. – Она сделала жизнь мужа несчастной, непрерывно тормоша и попрекая его. Однако она так и не смогла наполнить его своим энтузиазмом и амбицией. Наконец, желая сбежать от нее, он стал ловить свои шанс. И это случилось. Многие говорят, что ему не повезло, но я в этом неуверен. Он получил то, чего хотел всей душой. – Танд негромко рассмеялся. – На планете Радость Данте каждый может получить то, чего хочет. Вот почему сюда ограничен въезд людям Федерации. Это очень опасно, если подсознательные желания каждого исполняются полностью и буквально.

Кармода почти ничего не понял, но лукаво спросил:

– Танд, ты ведь не собираешься напугать меня так, чтобы я улетел с планеты или погрузился в Сон? Ничего не выйдет, я не из пугливых.

Внезапно смех его оборвался. Он застыл, глядя перед собой. Силы покинули его, тело охватил жар. В трех футах перед ним воздух заколыхался, как будто через него прошла тепловая волна. И затем воздух превратился в зеркало, вибрация сконцентрировалась и превратилась в нечто материальное. Медленно, как опадавший воздушный шар, из которого выходит воздух, появилась кожа.

Кармода еще не успел узнать лица.

– Мэри!

Он мог дотронуться до кожи, лежащей на обочине дороги, но на это у него не было сил. Что–то высосало их у него. И только нежелание показать свой страх заставило его нагнуться и поднять кожу.

– Настоящая? – спросил Танд.

Откуда–то из глубины своего естества Кармода почерпнул силы, чтобы изобразить смех.

– Наощупь совсем как у нее. Гладкая, почти атласная. У нее была самая стройная фигура в мире. – Он нахмурился. – Когда начался разлад… – Кисть его разжалась, и кожа упала на землю. – Пустая, совсем как она. Ничего в голове. Никаких мозгов.

– Ты очень холоден, – сказал Танд. – Или тупой. Мы посмотрим.

Он взял кожу обеими руками и поднял так, чтобы она развевалась на ветру будто флаг. Кармода увидел, что здесь не только лицо, но и скальп, и передняя часть шеи и часть плечей. Длинные светлые волосы струились по ветру. А под ресницами был виден белок глаз.

– Ты начинаешь беспокоиться, – сказал Танд.

– Я?! Вовсе нет. Я даже не знаю, как это делается.

Танд притронулся к его голове и сердцу:

– Они знают. – Он сложил кожу и убрал ее в свой мешочек на поясе.

– Пепел к пеплу, – заметил Кармода.

– Посмотрим, – снова сказал Танд.

К этому времени появились облака. Одно из них закрыло солнце. Свет, отфильтрованный облаками, делал все серым и призрачным. Внутри дома этот эффект был еще более зловещим. Когда они вошли в столовую, их приветствовала группа привидений: мамаша Кри, летчик с Беги по имени Арс и два землянина – все сидели за круглым столом в большой темной комнате, освещенной семью свечами в канделябрах. Позади хозяйки стоял каменный алтарь с изваянием Боситы, держащей в руках близнецов Месса и Ал гула. Месс спокойно сосал правую грудь, а Алгула впился зубами и ногтями в левую. Мать Босита смотрела на них с прекрасной счастливой улыбкой. На самом столе, доминируя над канделябрами, кубками и блюдами, стояли символы Боситы – рог изобилия, горящий меч, руль.

Мамаша Кри, низенькая, круглая, с огромной грудью, улыбнулась им. Ее голубые глаза в полумраке казались черными.

– Привет, джентльмены. Вы как раз поспели к Последнему ужину.

– Последний ужин? – спросил Кармода, направляясь в ванную. – Ха! Я буду играть роль своего тезки – доброго старого Джона – Иоанна. Но кто будет Иудой?

Он услышал негодующее фырканье Скалдера. Тихий голос Галлункса произнес:

– В каждом из нас сидит маленький Иуда.

Кармода не мог удержаться, чтобы не спросить:

– Неужели ты тоже беременный? – И вышел, весело хохоча.

Когда он вернулся и сел за стол, то с улыбкой взглянул на вытянутое лицо Скалдера.

– Как в Риме, – сказал он и рассмеялся, увидев смущение монаха. – Передай соль, пожалуйста, – попросил он. – Да смотри не рассыпь. – И тут же разразился хохотом, когда Скалдер все же рассыпал ее. – А вот и Иуда!

Лицо монаха вспыхнуло, и он рявкнул:

– С таким поведением, мистер Кармода, я очень сомневаюсь, что ты переживешь эту ночь!

– Беспокойся о себе! – сказал Кармода. – А я намереваюсь подыскать себе хорошенькую девочку и полностью сосредоточиться на ней. Я даже не замечу, как пролетят эти семь суток. Советую попробовать и тебе, приор!

Скалдер поднял руки. Его умное лицо было прямо–таки создано, чтобы выражать негодование – многочисленные глубокие морщины на лбу и щеках, костлявые щеки и челюсти, длинный мясистый нос – все было лицом сурового судьи. На нем как бы отпечатались пальцы Создателя, слепившего это лицо и не разгладив, бросившего его в печь для просушки.

И это каменное лицо проявляло теперь признаки жизни. Оно покраснело, когда кровь прилила к коже. Светлые серо–голубые глаза горели огнем из–под светло–золотых бровей.

Ласковый голос Галлункса прозвучал в комнате, как благословение:

– Гнев не относится к числу наших добродетелей!

Странно выглядел этот священник, со своими большими ушами, рыжими волосами, носом пуговкой и пухлыми улыбчивыми губами добродушного ирландца. И в довершении всего – большие темные глаза с длинными женскими ресницами. Из широких плеч вырастала толстая, перевитая мышцами шея, а могучие руки заканчивались маленькими женскими кистями. Мягкие влажные глаза смотрели на собеседника честно и открыто, но при этом у собеседника почему–то создавалось впечатление опасности.

Кармода удивлялся, как этот монах стал партнером Скалдера. Ведь он не пользовался такой известностью, как старый монах. Но было известно, что Галлункс пользуется авторитетом в антропологических кругах. Ему была поручена даже более ответственная часть работы, чем Скалдеру, но начальником экспедиции был все же назначен Скалдер, как более сведущий в других областях. Тощий монах был главой консервативной фракции в церкви, которая пыталась реформировать мораль во всей Вселенной. Его аскетическая фигура появлялась на всех планетах, где существовали касты. И он сыпал громовые обличения нудизма в частных домах и на планетах, краткосрочных брачных отношений, разнообразных форм сексуальных отношений и всего того, что было запрещено Западным земным обществом и к чему теперь церковь относилась вполне терпимо, даже разрешала, если это не противоречило социальным отношениям на данной планете. Скалдер хотел использовать самое сильное оружие церкви, чтобы вернуть мир к прежним стандартам, а когда либералы и умеренные обвинили его в викторианстве, он с радостью принял этот титул и заявил, что хотел бы вернуть тот век.

Все это объясняло тот яростный взгляд, который он метнул в сторону Галлункса.

– Господь разражался гневом, когда к тому вынуждали обстоятельства. Вспомни менял в храме и фиговое дерево! – Он ткнул длинным пальцем в сторону оппонента. – Заблуждается тот, кто считает его кротким и мягким Иисусом! Достаточно прочесть Евангелие, чтобы убедиться, что он был жесток во многих случаях, что…

– О, боже, я голоден, – сказал Кармода. Он действительно был голоден так, как будто не ел целую неделю.

Танд заметил:

– В течение следующих семи дней вы будете есть страшно много. Энергия будет расходоваться быстрее, чем поступать.

Мамаша Кри вышла и вернулась с блюдом кексов.

– Здесь семь штук, джентльмены. Каждый из них олицетворяет одного из семи отцов Месса. Такие кексы всегда выпекаются к праздникам, а Последний ужин перед Сном тоже праздник. Я думаю, джентльмены, что вы не будете противиться. Кусочек от каждого кекса и глоток вина символизирует не только то, что вы вкушаете кровь и плоть Месса, но и то, что вы получаете возможность и способность создать собственного бога, как сделали эти семеро.

– Галлункс и я не можем совершить святотатство, – ответил Скалдер.

Миссис Кри была разочарована, но лицо ее тут же просветлело, когда Арс, Кармода и Танд сказали, что они конечно же не возражают. Кармода решил, что отказываться не следует. Нужно заручиться поддержкой миссис Кри. Он намеревался прибегнуть к ее помощи в будущем.

– Я думаю, – сказала женщина, – что вы, святые отцы, передумали бы, если бы знали историю этих семерых.

– Я знаю ее, – сказал Скалдер. – Прежде чем направиться сюда, я изучил вашу религию. Я не могу позволить себе ничего не знать о предмете, если у меня есть возможность изучить его. Насколько я понимаю вашу религию, дело происходило так: в начале богиня Босита путем непорочного зачатия родила сыновей–близнецов. Когда они выросли, один из сыновей, злой сын, убил другого, разрезал на семь частей и закопал в разных местах, чтобы мать не смогла собрать части вместе и дать новую жизнь сыну. Злой сын, Алгул, как вы называете его, правил миром, и только его мать не позволила ему уничтожить человечество. Везде было зло, люди погрязли в грехе. Но были и праведники, которые молили богиню вернуть к жизни Месса. И им было сказано, что если найдется на земле одновременно семь праведников, то Месс может быть возрожден. Многие добровольцы бросились на поиски семи праведников, но условие оказалось невыполнимым в течение семи веков. На планете ни разу не нашлось семи праведников одновременно. За эти семь веков в мире становилось все больше и больше зла. И вот однажды собрались вместе семь человек, семь праведников. Бог зла Алгул для того, чтобы уничтожить их, погрузил в Сон всех, кроме семи закоренелых грешников. Но семеро праведников успешно боролись со сном, войдя в духовную и физическую близость с богиней. – Лицо Скалдера при этих словах исказила гримаса страдания. – Каждый из них стал ее любовником, и все семь частей Месса воссоединились – он вновь ожил, хотя на этот раз непорочное зачатие тут было ни при чем, – ядовито заметил он. – Семеро грешников стали носителями зла на планете, а семеро праведников превратились в малых богов и стали консортами матери–богини. Месс вернул мир в прежнее состояние. Его брат–близнец был разорван на семь частей, и все части закопаны в разных местах. С тех пор добро преобладает над злом, но зла еще осталось очень много, и легенды утверждают, что, если соберутся одновременно семь великих грешников, они могут во время Сна вернуть к жизни Алгула.

Скалдер помолчал, улыбнулся явной глупости мифа, затем сказал:

– Конечно, существуют разные версии мифа, но я рассказал самое существенное и общее для всех вариантов. Это обычная история борьбы добра и зла, которая встречается во всех религиях Галактики.

– Может, это и общая тема всех религий, – сказала мамаша Кри, – но остается фактом то, что семеро создали своего бога. Я знаю это потому, что видела его на улицах, касалась его одежды, была свидетелем того, как он творил чудеса, хотя ему не очень нравится это занятие. И я знаю, что во время Сна собираются все грешные люди. Они могут вернуть к жизни Алгула. Ведь тогда они будут править миром и все их желания будут исполнены.

– Я вовсе не собираюсь ругать твою религию, миссис Кри! Но откуда тебе известно, что тот, кого ты видела, действительно Месс? – спросил Скалдер, – И как могут обычные люди сотворить бога из ничего?

– Я знаю, потому что я знаю, – произнесла женщина сакраментальную фразу религиозных фанатиков всех времен и народов. Она коснулась своей огромной груди. – Что–то там говорит мне об этом.

Кармода издевательски рассмеялся:

– Она побила тебя, Скалдер. Твоим же оружием. Разве твоя церковь не пользуется таким же аргументом в спорах, когда ее загоняют в угол?

– Нет! – холодно ответил Скалдер. – Это не так. Нам нет нужды заниматься этим. Здание церкви стоит твердо, несмотря на все наскоки атеистов и правительств. Церковь несокрушима, как и ее учение. Она проповедует Истину.

Кармода фыркнул, но отказался от дальнейшего обсуждения этого вопроса. Какая разница, что думает Скалдер и те, кто с ним? Кармода хотел действовать, ему надоела бесцельная болтовня.

Миссис Кри встала из–за стола и отправилась мыть посуду. Кармода хотел получить от нее побольше информации, но так, чтобы этого не слышали остальные. Он поднялся и сказал, что хочет помочь ей. Мамаша Кри была очарована. Она любила Кармоду за то, что тот постоянно оказывает ей услуги, отпускает комплименты. Хотя она и понимала, что он это делает не просто так, все же это льстило ей.

Уже на кухне Кармода сказал:

– Ну, мамаша Кри, расскажи мне правду. Ты действительно видела Месса? Также, как видишь меня?

Женщина подавала ему тарелки, чтобы он протирал их.

– Я видела его гораздо чаще, чем тебя. Он даже один раз обедал здесь.

Кармода с трудом проглотил сообщение о таком прозаическом контакте с божеством.

– Неужели? И после этого он ходил в туалет? – спросил он, считая это самым надежным способом отличить бога от простого смертного. Это настолько не божественное деяние, что…

– Конечно, – сказала мамаша Кри. – Ты думаешь, что у бога Месса не такие же желудок и кишки, как у тебя?

В это время вошел Скалдер, как бы для того, чтобы выпить воды. Кармода, однако, знал, что тот хочет подслушать разговор.

– Конечно, – сказал монах, – как и у всех людей. Скажи нам, мамаша Кри, давно ли ты видела Месса?

– Когда я была ребенком, а теперь мне пятьдесят лет.

– И с тех пор он нисколько не постарел и выглядит таким же молодым? – спросил Скалдер не без сарказма.

– О нет! Теперь он старик, вот–вот умрет.

Землянин поднял бровь.

– Здесь какая–то неясность, – быстро заговорил он. – Может, неточность в терминологии. По нашим понятиям бог умереть не может.

Танд, который тоже зашел на кухню, услышал последние слова и сказал:

– А разве ваш бог не умер на кресте?

Скалдер прикусил язык.

– Я прошу простить меня, – улыбнулся он. – Должен признаться, что я поддался приступу гнева, и это затуманило мою память. Я забыл о различии между человеческой природой и божественной природой Христа. Я рассуждал как язычник, но упустил из виду, что и языческие боги умирают. Может, вы тоже признаете отличие божественной природы Месса от человеческой природы. Этого я не знаю. Я пробыл у вас не так долго, чтобы вникнуть в тонкости. Мне нужно еще в очень многое вжиться, чтобы понять вашу религию полностью.

Он замолчал, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и продолжал:

– Но все же я не думаю, что между вашей концепцией Месса и нашей концепцией Христа существует большая разница. Христос был воскрешен и поднялся на небо, чтобы соединиться со своим Отцом. Более того, его смерть была необходима – он принял на себя грехи человечества, пострадал за них и этим спас людей.

– Если Месс умрет, то он когда–нибудь возвратиться вновь.

– Ты не понимаешь. Коренная разница в…

– Значит, ваша религия истинная, а наша – языческая? – смеясь, перебил его Танд. – Кто может сказать, где правда, а где нет? Где факт, где миф? Все, что влечет за собой действие, – факт, и если миф вызывает действие – значит, он факт. Слова, которые произносятся здесь, умрут, вибрация воздуха, вызванная ими, затухнет. Но кто знает, умрет ли этот эффект, который возбудили они?

Внезапно в комнате потемнело, и каждый инстинктивно схватился за что–нибудь для опоры – за спинку стула, за край стола… Кармода ощутил волну тепла, прошедшую сквозь него, увидел, что воздух стал сгущаться, превращаться во что–то стекловидное…

Из этого зеркала фонтаном ударила кровь прямо ему в лицо. Она ослепила его, наполнила рот соленым, потекла в горло…

Послышался крик. Но это крикнул не он, а кто–то рядом. Кармода отпрянул назад, вытащил платок, вытер глаза и увидел, что стекловидная туманность исчезла. Исчез и фонтан крови. Но стол и пол вокруг него были окрашены густой красной жидкостью. Тут, вероятно, кварт десять, прикинул он. Как раз столько должно было вылиться из женщины, которая весит сотню фунтов.

Затем он увидел, как на полу борются мамаша Кри и Скалдер. Миссис Кри одолевала монаха – она была тяжелей и, возможно, сильнее его. Она была более агрессивной и чуть не задушила Скалдера. Он обхватил руки, которые вцепились ему в горло, и крикнул:

– Убери свои грешные руки, ты… самка!

Кармода захохотал, и звуки его хохота разрушили маниакальный психоз, овладевший женщиной. Она замерла, как бы очнувшись, опустила руки и сказала:

– Что я делаю?

– Ты хотела лишить меня жизни! – крикнул Скалдер. – Ты сошла с ума!

– О! – сказала она, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Это пришло раньше, чем я предполагала. Мне, пожалуй, сейчас лучше идти спать. Мне вдруг показалось, что я ненавижу вас всех, потому что вы непочтительно говорили о Мессе. И мне захотелось убить вас. Конечно, я была немного раздражена вашими речами, но не до такой же степени!

Танд заметил:

– Очевидно, причины твоего гнева гораздо глубже, чем ты думаешь, мамаша Кри. Он сидит в твоем подсознании, и теперь ты не смогла удержать его.

Он не закончил. Женщина повернулась и увидела, что Кармода и все в кухне залито кровью. Она вскрикнула.

– Заткнись, – сказал Кармода без всяких эмоций и ударил ее по губам.

Она замолчала, заморгала глазами, затем сказала дрожащим голосом:

– Сейчас я уберу все это. Я не хочу, проснувшись, отскребать засохшую кровь. Ты точно знаешь, что ты не ранен?

Он не ответил ей и пошел из кухни. Поднявшись по лестнице в свою комнату, он стал снимать намокшую в крови одежду. Галлункс, который шел за ним, заговорил:

– Я начинаю бояться. Если такое будет случаться часто, а, по всей видимости, это не галлюцинации, то что будет с нами?

– Я думаю, у вас есть устройство, которое защитит нас, – сказал Кармода, снимая остатки одежды и направляясь под душ. – Или вы сами не верите в него? – Он рассмеялся, увидев отчаяние на лице Галлункса, и заговорил из–за завеса воды, которая лилась ему на голову: – Ты действительно испугался?

– Да. А ты?

– Я? Испугался? Нет, я никогда и ничего не боялся. Я говорю это не ради красного словца. Я просто не знаю, что это такое – чувствовать страх.

– Я сильно подозреваю, что ты не знаешь, что такое чувствовать вообще, – сказал Галлункс. – Я даже сомневаюсь, есть ли у тебя душа. То есть она конечно есть, но запрятана так глубоко, что никто, даже ты сам, не можешь обнаружить ее. В противном случае…

Кармода рассмеялся и начал намыливать голову.

– Один врач, Джон Гопкинс, говорил, что я – конгениальный психопат, что я рожден совершенно неспособным воспринять мораль – без понимания греха, без понимания добродетели. Эти понятия для меня не существуют. Я рожден с какой–то болезнью мозга – у меня чего–то не хватает. Не хватает того, что делает человека человеком. Гопкинс говорил, что я из тех редких особей, перед которыми наука в 2856 году от Рождества Христова совершенно беспомощна. Он говорил, что такие, как я, должны всю жизнь проводить под действием обезвреживающего наркотика. На мне нужно было бы поставить тысячи экспериментов, чтобы выяснить, почему я такой психопат.

Кармода замолчал, вышел из–под душа и стал вытираться. Вдруг он улыбнулся:

– Ты, конечно, понимаешь, что если кто и мог с этим согласиться, то только не Джон Кармода. Я сбежал от Гопкинса, сбежал с Земли, улетел на край Галактики, на самую далекую планету Федерации – Спрингвод. Там я оставался почти год, счастливо проживая среди содомитов, но там меня отыскал Располд – космический Шерлок Холмс. Но я ускользнул от него и очутился здесь, на планете Радость Данте, где не действуют законы Федерации. Но я не собираюсь торчать здесь вечно. Не потому, что это плохой мир, вовсе нет. Здесь хорошая еда, вкусные ликеры и женщины вполне могут заменить земных женщин во всех отношениях. Но я хочу доказать Земле, что она всего лишь конюшня для глупых меринов. Я хочу вернуться назад, на Землю, и жить там в свое удовольствие, не опасаясь ареста.

– Ты сошел с ума! Тебя арестуют сразу же, как только ты вступишь на корабль.

Кармода рассмеялся:

– Ты так думаешь? А ты знаешь, что Федеральное Бюро Антисоциальных расследований получает информацию от Кужума?

Галлункс кивнул.

– Кужум – это всего лишь чудовищная белковая память и, возможно, компьютер. В ячейках своей памяти он хранит информацию о некоем Джоне Кармоде. Он приказывает обыскивать все корабли, взлетающие с Радости Данте, на предмет обнаружения Джона Кармода. Но если придет информация, что Джон Кармода умер, отдал богу душу? Тогда Кужум отменит все приказы и перешлет информацию о Кармоде в механическую картотеку. И тогда колонист с… ну, скажем, с Уайльценаулла проведет здесь отпуск, а затем решит лететь на Землю, свою родную планету. Кому до него дело, даже если он как две капли воды похож на Джона Кармоду?

– Но это же абсурд! Во–первых, откуда Кужум получит неопровержимые доказательства твоей смерти? А во–вторых, когда ты приземлишься в земном порту, твои отпечатки пальцев, данные об излучении мозга, – все будут занесены в картотеку.

Кармода ухмыльнулся:

– Я не хочу тебе говорить, как я собираюсь устроить первое, а насчет второго… ну и что? Данные о каком–то колонисте, родившемся черт знает где, заносятся в картотеку впервые… Кто будет проверять их? Я могу даже не менять имя.

– А если тебя узнают?

– В мире, где живет десять миллиардов людей? С такими шансами я не боюсь рискнуть.

– А если я расскажу о твоем плане властям?

– Разве мертвые говорят?

Галлункс побледнел, но взял себя в руки. Его лицо оставалось лицом благочестивого монаха. Большие темные глаза прямо смотрели на Кармоду. Он робко спросил:

– Ты хочешь убить меня?

Кармода расхохотался.

– Нет, это не потребуется. Не думаешь ли ты, что вы со Скалдером пройдете через Ночь и останетесь живыми и в здравом рассудке? Ты видишь, что происходит даже при слабых одиночных вспышках. А это только начало. Что же будет, когда начнется Ночь?

– А что же происходит с тобой? – спросил Галлункс. все еще бледный от пережитого страха.

Кармода пожал плечами и пригладил руками волосы, отмытые от крови.

– Очевидно, мое подсознание, или как вы его там называете, проецирует части тела Мэри. Можно сказать – реконструирует преступление. Но как можно чисто субъективное представление преобразовать в объективную реальность, я не знаю. Танд говорит, что на этот счет существует несколько теорий, которые пытаются объяснить это явление чисто научно, без привлечения божественных сил. Но бог с ними. Я не переживал, когда резал тело Мэри на куски: и не буду переживать, когда они будут появляться передо мною из воздуха. Я переплыву через океаны ее крови, но своей цели я достигну. – Он помолчал, глядя сузившимися глазами и все еще улыбаясь. Затем он спросил: – А что видишь ты во время вспышек?

– Я не знаю, почему я говорю тебе это, но все же я скажу. я был в аду.

– В аду?!

– Да, я горел в аду. Вместе с остальными грешниками. С девяносто девятью процентами тех, кто жил, живет и будет жить. – Пот струился каплями по его лицу. – И это не было что–то воображаемое. Я ощущал боль, свою и чужую.

Он замолчал, а Кармода склонил голову набок, как любопытная птица, разглядывая его. Галлункс прошептал:

– Девяносто девять процентов!

– Так. Значит, – сказал Кармода, – это беспокоит тебя больше всего. Это у тебя на уме постоянно?

– Может быть, и так, этого я не знаю, – прошептал Галлункс.

– Но как ты можешь думать об этом? Ведь даже твоя церковь давно отказалась от средневековой концепции адова огня. Что до меня, то многих людей следовало бы покарать в огне. Я бы хотел быть кочегаром в аду. Я бы с удовольствием вытапливал из людей жир эгоизма…

– Ты ненавидишь эгоистов? – саркастически спросил Галлункс.

Кармода, уже чистый и одетый, ухмыльнулся и начал опускаться по лестнице.

Миссис Кри уже закончила уборку и собиралась отправится спать. Она объяснила, что для их удобства оставит двери открытыми, и надеется, что когда проснется, то не найдет помещение грязным. Нужно вытирать ноги перед входом, выбрасывать пепел из пепельницы, мыть посуду… Она настояла на том, чтобы поцеловать каждого из них, затем расплакалась и сказала сквозь слезы, что, наверное, видит их всех в последний раз и что она просит прощения у мистера Скалдера за свой ужасный поступок. Скалдер был так растроган, что даже благословил ее.

Через пять минут миссис Кри ввела себе снотворное и удалилась.

Танд тоже попрощался.

– Если меня застигнет Ночь до того, как я доберусь до своих покоев, то мне волей–неволей придется бодрствовать. Ведь тогда уже не будет пути назад. Все будет черно, и все будет светло. Через семь дней ты будешь богом, или трупом, или монстром.

– А что вы делаете с монстрами? – спросил Кармода.

– Ничего, если они безвредны, как муж миссис Кри. В противном случае мы их убиваем.

Он пожал всем руки по земному обычаю и пожелал – не счастья, нет, а удачной ночи. С Кармодой он простился последним, долго держа его руку в своей и глядя в глаза:

– Это твой последний шанс стать чем–нибудь. Если Ночь не разморозит самые глубины твоей души, если ты останешься таким же айсбергом с головы до ног, каким был, значит, ты создан таким. Если в тебе осталась хоть искра человеческого тепла, дай ей разгореться, даже если тебе будет очень больно. Бог Месс однажды сказал: если ты приобрел жизнь, ты должен потерять ее. В этом нет ничего особенного. Другие боги, другие пророки в разных местах и в разное время говорили это. И это правда, тысячу раз правда.

Когда Танд покинул их, три землянина молча поднялись по лестнице и взяли с полки три шлема, каждый с маленькой коробочкой наверху. Из коробочек торчали длинные антенны. Они надели шлемы, повернули ручки, расположенные над правым ухом.

Скалдер прикусил тонкую губу и сказал:

– Я уверен, что ученые из Джунда не ошибаются в своих расчетах. Они говорят, что электромагнитные волны детектируются этим прибором и он вырабатывает противофазные волны, которые гасят внешние волны магнитного поля. Поэтому мы можем пройти через самую сильную магнитную бурю и она не подействует на нас.

– Надеюсь, что это так, – сказал Галлункс, глядя в пол. – Я благодарю бога за этот шлем.

– Я тоже, – сказал Скалдер. – Но я считаю, что мы двое полностью можем довериться богу и обнажить головы и души всем злым силам этой забытой богом планеты.

Кармода цинично усмехнулся:

– Тебя ничто не удерживает. Давай. Ты можешь заслужить ореол мученика.

– У меня есть приказ, – сухо сказал Скалдер. Галлункс встал и начал расхаживать взад и вперед.

– Я не понимаю, как могут магнитные волны солнца возбудить атомные ядра живых существ на таком расстоянии. И в то же время зондировать, прощупывать подсознание, стягивать железными тисками сознание, создавать немыслимые психосоматические изменения. Солнце становится фиолетовым, распространяет невидимые лучи, вызывает образы чудовищ, живущих в самых глубинах нашего подсознания, или рождает золотых богов. Кое–что я могу понять. Изменения частоты электромагнитного излучения нашего солнца не только влияет на климат и погоду, но и на поведение людей. Но как может солнце воздействовать на плоть и кровь так, что давление крови уменьшается, кости становятся мягкими, изменяют форму, застывают в новых формах, которые не были заложены в генах…

– Мы еще не настолько знаем гены, чтобы понять, что в них заложено, а что нет, – прервал его Кармода. – Когда я был студентом у Гопкинса, я насмотрелся много странного. – Он замолчал, вспоминая те дни.

Скалдер, прямой и тонкогубый, сел в кресло. Шлем делал его похожим скорее на солдата, чем на монаха.

– Это не будет длиться долго, – сказал Галлункс, расхаживая по комнате. – Ночь скоро начнется. Если Танд говорит правду, то в первые двадцать часов все, кроме нас, защищенных шлемами, погрузятся в глубокое коматозное состояние. Очевидно, их организмы устроены таким образом, что могут оказывать сопротивление. А потом они просыпаются. После пробуждения они настолько заряжены энергией, что могут не спать, пока не кончится фиолетовая фаза солнца. А пока они спят, мы…

– …будем делать свою грязную работу, – сказал в тон ему Кармода.

Скалдер поднялся:

– Я протестую! Мы здесь проводим научные исследования и сотрудничаем с тобой только потому, что здесь есть работа, которой мы…

– …не хотим пачкать свои лилейно–белые ручки, – закончил за него Кармода.

В этот момент стало темно, в комнате разлился темно–фиолетовый полумрак. У них закружились головы, все чувства как бы покинули их. Это продолжалось только одну секунду. Но этого вполне хватило, чтобы у них подогнулись ноги и они рухнули на пол.

Кармода с трудом поднялся на четвереньки. Он покачал головой, точно бык, которого хватили дубиной по голове.

– Вот это да! Хорошо, что у нас шлемы, – проговорил он. Он поднялся на ноги. Все его мышцы сводила ужасная боль.

Комната, казалось, была завешана фиолетовой вуалью. Было сумрачно и тихо.

– Галлункс, что с тобой? – спросил Скалдер.

Бледный, как привидение, с лицом, перекошенным гримасой боли, Галлункс вскрикнул, сорвал с головы шлем, вскочил на ноги и бросился из комнаты. Звук его шагов послышался внизу, в холле. Затем хлопнула входная дверь.

Кармода повернулся ко второму монаху.

– Он… Что с тобой?

Скалдер с открытым ртом смотрел на стенные часы. Внезапно он повернулся к Кармоде:

– Пошел прочь от меня! – прорычал он.

Кармода удивленно моргнул, затем улыбнулся и сказал:

– Пожалуйста! Я никогда не испытывал удовольствия от общения с тобой. – Он с интересом смотрел на Скалдера, который как–то странно двигался к двери. – Что с тобой? Почему ты хромаешь?

Монах не ответил и, двигаясь как–то боком, вышел из комнаты. Снова послышался звук хлопнувшей двери. Кармода долго стоял в одиночестве, размышляя. Затем он взглянул на часы, которые так внимательно изучал Скалдер. Как и все карренские часы, они показывали время суток, день недели, месяц и год. Фиолетовая вспышка началась в 17.25. Сейчас было 17.35.

Прошло пять минут. И еще двадцать четыре часа.

– Неудивительно, что я так проголодался, – громко сказал Кармода, снимая шлем и швыряя его на пол.

Затем он спустился на кухню, открыл дверь, ожидая получить в лицо струю крови, но ничего такого не произошло. Посвистывая, он достал из холодильника еду, сделал себе бутерброды и с удовольствием поел.

Затем проверил пистолет и направился к двери.

Раздался телефонный звонок.

Кармода заколебался, но все же решил ответить. Черт бы их всех побрал, подумал он и поднял трубку.

– Алло!

– Джон! – послышался приятный женский голос.

Кармода отдернул трубку от уха, как будто в ней спряталась змея.