Текст книги "Летающие киты Исмаэля(сборник)"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 45 страниц)

Потом деревья пересадят на трубы, или заменят погибшие зрелые особи, а зоогея будет постепенно убрана в трубу, потом она попадет в канал, где реактивные рыбы отфильтруют часть ее, а часть съедят, перекачивая воду от полярного конца трубы к экваториальному.

К концу для Лейн попробовал съесть немного супа из зоогеи и сумел пропихнуть его в желудок. Чуть позже он съел немного злаков.

Марсия настойчиво предлагала ему пищу с ложки. В ее заботливости было что–то настолько женственное и нежное, что он не смог протестовать.

– Марсия, – сказал он, – конечно, я могу ошибаться. Но между нашими народами могут быть хорошие отношения и взаимопонимание. Вам нужно взглянуть на нас. Если бы ты была настоящей женщиной, я бы полюбил тебя. Конечно, ты можешь в любое время заставить меня почувствовать тошноту. Но если ты так поступишь, то, значит, это так и надо в данный момент, а не потому, что ты зла. И сейчас ты заботишься обо мне, своем враге. Любишь этого врага. Хотя ты и не можешь мне сказать об этом, но наверняка знаешь, что делаешь.

Она, конечно, не поняла его. Однако ответила ему на своем языке, и Лейну показалось, что в ее голосе звучит тоже чувство симпатии.

Когда он засыпал, то подумал о том, что он и Марсия должны быть двумя послами, несущими своим народам мир. В конце концов, оба они были высокоцивилизованными представителями Вселенной, в основе своей мирными и искренне религиозными. Существовала же такая вещь, как братство. И не только людей, но всех разумных существ в космосе.

Тяжесть в мочевом пузыре разбудила его. Он открыл глаза. Потолок и стены пульсировали, сжимаясь и расширясь. Часы на запястье меняли форму. Только предельным напряжением воли Лейн смог сфокусировать свои глаза и вытянуть руку с часами. Часть их, призванная измерять немного длинный марсианский день, показывала полночь.

Шатаясь, он встал. Он чувствовал уверенность, что его одурманили наркотиком. Он продолжал бы спать, если бы резь в мочевом пузыре не была бы такой острой. Лейн собирался найти что–либо нейтрализующее наркотик и попытаться воплотить свои планы в жизнь. Но сначала он должен сходить в туалет.

Сделав это, он приблизился к кровати Марсии. Она не двигалась, лежа на спине, ее руки были раскинуты и свисали по сторонам кровати. Ее рот был широко раскрыт.

Глаза Лейна уловили какой–то блеск, мимолетную вспышку света, словно во рту у Марсии находился сверкающий драгоценный камень.

Лейн склонился над ней, присматриваясь, и в ужасе отпрянул: между ее зубов виднелась голова.

Он протянул руку, чтобы вытащить это существо, но замер, когда узнал крошечные вздутые губы вокруг рта и маленькие голубые глаза. Это был червь.

Сначала он подумал, что Марсия мертва. Существо не свернулось кольцами у нее во рту; его тело исчезало у нее в глотке.

Затем Лейн увидел, что ее грудь слегка приподнимается и что она вроде бы не испытывает затруднений с дыханием. Мускулы живота Лейна сжались, а мышцы шеи напряглись, но он приблизил свою руку к губам Марсии.

Теплый воздух коснулся его пальцев, и он услышал легкое посвистывание.

Марсия дышала через это!

Он хрипло сказал: «Боже!» – и потряс ее за плечо. Он не хотел дотрагиваться до червя, так как боялся, что повредит ей. Он даже забыл, что сейчас у него преимущество перед ней и он может использовать свой план.

Веки Марсии открылись; ее глаза были бессмысленно вытаращены.

– Вынь это, но осторожно, – сказал Лейн успокаивающе.

Она задрожала. Ее веки закрылись, шея выгнулась назад, лицо исказилось.

Он не мог сказать, выражала ли эта гримаса боль или что–либо другое.

– Этот монстр… что это? – спросил он. – Симбиот? Паразит?

Он подумал о вампирах, о червях, которые внедряются в спящее тело и сосут кровь.

Внезапно Марсия села и протянула свои руки к нему. Он сжал их.

– Что это? – спросил он.

Марсия привлекла его к себе, одновременно поднимая к нему свое лицо.

Из ее открытого рта потянулся червь, его голова направилась к лицу Лейна, маленькие губки сложились в букву «О».

Это был рефлекс. Рефлекс страха заставил Лейна отдернуть руки и отпрыгнуть назад. Он не хотел делать этого, но не мог справиться с собой.

Внезапно Марсия полностью проснулась. Червь целиком выскользнул из ее рта и грудой упал между ее ногами. Здесь он метался какое–то время, прежде чем свернуться кольцами, как змея. Его голова покоилась на бедре Марсии, глаза повернулись к Лейну.

Сомнений не было. Марсия выглядела разочарованной и расстроенной.

Колени Лейна, и так слабые, подогнулись. Однако он собирался исполнить свое намерение, хотя его сердце бешено колотилось в грудной клетке и он с трудом дышал.

Лейн сел позади нее, потому что не хотел быть там, где червь мог коснуться его.

Марсия показала жестом, что он должен вернуться на свою кровать, и они все будут спать. «Несомненно, – подумал он, – она не нашла ничего пугающего в том, что произошло».

Однако Лейн знал, что не сможет отдыхать, пока не получит объяснений. Он взял бумагу и ручку с прикроватного столика и сделал выразительный жест. Марсия пожала плечами и начала рисовать. Лейн наблюдал из–за ее плеча. Ей потребовалось пять листов бумаги, чтобы передать ему нужную информацию.

Глаза Лейна расширились, и он побледнел.

Итак, Марсия была женщиной. Женщиной в том смысле, что она заботилась о яйцах – и временами о младенцах – внутри себя.

И был тут так называемый червь… Так называемый? Как Лейн должен называть его? Он не подходил ни под одну категорию. Это было множество вещей в одной. Это была личинка. Это был плод–яйцо. Это был также отпрыск Марсии, ее плоть и кровь. Но родился, если так можно сказать, не от нее.

Вернее, она родила его, но не была его матерью. Она не была даже одной из его матерей.

Головокружение и неудобство, которые ощущал Лейн, не являлись результатом его плохого самочувствия. Он размышлял мучительно и долго. События развивались слишком стремительно. Он думал неистово, стараясь придать ясность полученной информации, но его мысли только метались туда–сюда ни на чем не задерживаясь.

«Нет причин расстраиваться, – сказал он себе. – В конце концов, разделение животных на два пола – это только один из путей воспроизводства, опробованный на Земле. На планете Марсии Природа – БОГ – предпочла для высших животных другой метод. И только ОН, БОГ, знает, как много других видов воспроизводства существует в других мирах…»

Однако Лейн расстроился.

Этот червь… нет, эта личинка, этот эмбрион, вылупившийся из яйца его вторичной матери… хорошо, назовем его личинкой раз и навсегда, так как позже личинка перевоплотится.

Эта особая личинка будет пребывать в своей теперешней форме до смерти от старости.

Если Марсия не найдет другого взрослого ээлтау.

И если она и этот другой не почувствуют влечение друг к другу.

Затем, согласно рисункам, которые рисовала Марсия, она и ее друг – или любовник – должны будут лечь или сесть вместе. Они будут много ласкаться и целоваться, как и земные мужчина и женщина, хотя на Земле Лейну не польстило бы, если бы его стали называть «Большой Рот».

Затем в отличие от земных обычаев, к союзу должен был присоединиться третий, чтобы сформировать желанный, совершенно необходимый и вечный треугольник.

Личинка, бессмысленно повинуясь своим инстинктам, ласкаемая обоими, должна будет погрузить свой хвост сначала в глотку одного из двух ээлтау; тогда внутри тела любовника откроется мясистый клапан, принимая скользкое тело личинки. Кончик личинки коснется яичника хозяина. Личинка, как электрический угорь, выбросит слабый заряд электротока. Один из ээлтау придет в экстаз, яичник выдаст яйцо, размеры которого окажутся не больше, чем поставленная ручкой точка. Оно исчезнет в открытом кончике хвоста личинки, и она начнет свое путешествие к центру тела, подгоняемая ресничками и сокращениями мускулов.

Затем личинка выскользнет изо рта первой особи и войдет в другую, повторяя процесс. Иногда личинка захватывает яйца, иногда нет, в зависимости от того, подготовил ли яичник яйцо к выделению.

Когда процесс успешен, два яйца движутся навстречу друг другу, но еще не встречаются.

Еще нет.

Там должны быть и другие яйца, собранные в темном инкубаторе личинки в пары, причем необязательно, чтобы они были от одних и тех же доноров.

Их должно быть где–то от двадцати до сорока пар.

Затем однажды таинственная химия клеток сообщает телу личинки, что яиц набралось достаточно.

Выделяются гормоны, и начинается метаморфоза. Личинка ненормально разбухает, и мать, видя это, осторожно помещает ее в теплое место и кормит в изобилии отрыгнутой пищей и сахарной водой.

На глазах матери личинка становится короче и толще. к, о хвост сокращается. Хрящевые кольца, широко раздвинутые на стадии личинки, сближаются друг с другом и затвердевают. Формируется скелет, ребра, плечи. Появляются руки и ноги, они вытягиваются и приобретают человеческую форму. Проходит шесть месяцев, и вот в детской кроватке лежит нечто напоминающее ребенка хомо сапиенс.

К своему четырнадцатому году ээлтау вытягивается и развивается, как и его земной аналог.

Зрелость, однако, приводит к еще более странным изменениям. Гормоны вырабатывают другие гормоны, пока первая пара яиц, дремавшая эти четырнадцать лет, сближается. Они проникают друг в друга, хроматин одного смешивается с хроматином другого, из них возникает простое создание, похожее на червя четырех дюймов длиной, и выделяется в живот своей хозяйки.

Затем тошнота. Рвота. Так почти безболезненно выносится наружу генетически новое существо.

Новый червь, который служил одновременно и фетишем и яйцом, мог приносить экстаз и втягивать в свое тело яйца любящих взрослых, мог претерпеть метаморфозу и стать новым младенцем, юношей, а затем взрослым.

И так далее, и так далее.

Лейн поднялся и, шатаясь, направился к своей кровати. Он сидел, склонив голову, и шептал самому себе:

– Так, Марсия родила и выносила эту личинку. Но в личинке нет ни одного гена Марсии. Для нее она была только хозяйкой. Однако если у Марсии будет пара, она с помощью этого червяка привнесет свои наследственные признаки. Этот червь станет взрослым и выносит другого – ребенка Марсии.

Он поднял в отчаянии руки.

– Как ээлтау считают свои поколения? Как прослеживают своих предков? Или они этого не делают? Может, легче считать свою приемную мать, свою хозяйку, настоящей матерью? Кто же она у вас на самом деле? И какого рода генетический код создает этих людей? Он не может, я думаю, сильно отличаться от нашего. Нет никаких причин, обусловливающих это. Но кто отвечает за развитие личинки и ребенка? Его псевдомать? Или это вменяется в обязанность партнера? И как в отношении собственности и законов наследования? И… и…

Лейн беспомощно посмотрел на Марсию. Ласково поглаживая голову личинки, она вернула ему его взгляд.

Лейн покачал головой:

– Я был не прав. Ээлтау и земляне не смогут встретиться на дружеской основе. Люди станут воспринимать вас как отвратительных паразитов. Будут разбужены их глубочайшие предрассудки, сокровеннейшие табу будут осквернены. Они не сумеют жить с вами или хотя бы отдаленно считать вас людьми. А если это произойдет, то сможете ли вы жить с нами? Разве моя нагота не вызвала у тебя шока? Не поэтому ли вы не контактируете с нами?

Марсия положила личинку, подошла к нему и поцеловала кончики его пальцев. Лейн хотя и сопротивлялся немного, но тоже взял ее пальцы и поцеловал их. И сказал мягко:

– Да… индивидуальности могут научиться уважать друг друга, даже полюбить один другого. А массы состоят из индивидуальностей.

Он откинулся на кровать. Он больше не мог бороться со сном.

– Прекрасный, благородный разговор, – прошептал он. – Но это ничего не значит. Ээлтау не думают, что они смогут иметь с нами дело. Что случится, когда мы будем готовы совершить межзвездный прыжок? Воина? Или они побоятся позволить нам продвинуться даже до этой точки и уничтожат нас до этого? В конце концов, одна кобальтовая бомба…

Он вновь посмотрел на Марсию, на ее не совсем человеческое, но прекрасное лицо, гладкую кожу груди, живота и поясницы. Вновь ощутил отсутствие сосков, пупка, лобка. Она пришла издалека, из ужасно отдаленного места, через огромные расстояния. Леин, однако воспринимал ее как теплое, щедрое, дружеское и привлекательное существо.

Засыпая, он вновь вспомнил строки, которые читал в последнюю ночь на базе:

Это голос моего возлюбленного.

Стуча, говорит он:

«Открой мне, моя сестра, моя любовь,

моя голубка, моя невинная…

Сестра есть у нас,

которая еще мала,

И грудей нет у нее;

Что нам делать с сестрой,

Когда будут свататься за нее!

С гобои беседуя, забыл я о времени,

О временах года и смене их —

все они нравились мне

равно…

– С тобой беседуя, – повторил Леин громко, повернулся спиной к Марсии и ударил кулаком по кровати: – Великий боже, почему не может быть так?

Долгое время он лежал, вжимаясь лицом в матрас. Что–то случилось; окутывающая его усталость исчезла; его тело словно выплыло из какого–то резервуара. Осознав это, он сел, кивнул Марсии и улыбнулся ей.

Она медленно поднялась и подошла к нему, но он показал, чтобы она захватила с собой личинку. Сначала она глядела недоуменно. Затем выражение ее лица прояснилось. Недоумение уступило место пониманию. Слабо улыбаясь, она снова направилась к нему, и, хотя он знал, что это обман его собственного воображения, ему показалось, что она покачивает бедрами, как женщина.

Она остановилась перед ним в ожидании, предоставляя ему поцеловать себя в губы. Ее глаза были закрыты.

Он поколебался долю секунды. Она – нет, оно сказал он себе. – выглядела так доверчиво, так любяще, так женственно, что он не мог не сделать этого.

– За Землю! – произнес он отчаянно и свел концы пальцев на ее шее.

Она обмякла, падая на него, ее лицо скользнуло по его груди. Лейн поймал ее под мышки и положил лицом вниз на кровать. Личинка, выпавшая из ее руки на пол, корчилась от боли. Лейн поднял ее за хвост и в ярости, вызванной ужасом, что он будет не способен сделать это, взмахнул ею, как хлыстом. Раздался треск, когда голова личинки врезалась в пол и кровь брызнула из ее глаз и рта. Лейн поставил пятку на голову личинки и давил, давил, давил, пока не ощутил под ногой плоскую массу.

Затем быстро, чтобы успеть, прежде чем Марсия придет в сознание и произнесет слова, которые сделают его слабым и вызовут тошноту, он подбежал к шкафчику. Выхватив из него узкое полотенце, он вернулся назад и вставил ей кляп. После этого он веревкой связал ее руки за спиной.

– Сейчас, дрянь! – Лейн задыхался. – Мы посмотрим, кто выиграет! Ты сделала со мной это, ты! Ты это заслужила, а твой монстр заслужил смерть!

Он торопливо начал укладываться. Через пятнадцать минут он упаковал в два узла костюмы, шлемы, баллоны, пищу. Он поискал оружие, о котором она говорила, и нашел нечто, что могло им оказаться. Оно имело приклад, подходящий к его руке, и диск, который мог служить регулятором интенсивности того, чем оно стреляло. Эта штука, как надеялся Лейн, могла испускать из своего грушевидного конца парализующую и убивающую энергию. Конечно, он мог и ошибаться. Эта штука могла использоваться совсем для других целей.

Марсия пришла в себя. Она села на краю кровати, ее плечи поникли, голова опустилась; слезы бежали по ее щекам в полотенце, которым был заткнут рот. Ее расширившиеся глаза были сфокусированы на раздавленном черве у ее ног.

Лейн грубо сжал ее плечи и поднял с кровати. Она дико взглянула на него, и он снова слегка встряхнул ее. Он почувствовал тошноту. Он знал, что убил личинку, хотя не хотел делать этого. Он знал также, что связал ее так жестоко, потому что боялся не ее – себя. Ловушку, в которую она попала, он подстроил потому, что, несмотря на свое отвращение, хотел предаться этому акту любви. Предаться, подумал он, было верным словом. Оно содержало налет преступления.

Марсия повернулась кругом, почти потеряв равновесие из–за связанных рук. Ее лицо дергалось, и звуки рвались из–под кляпа.

– Заткнись! – взвыл он и вновь встряхнул ее. Она вырвалась и упала на колени. Он сразу же поставил ее на ноги, отметив, что колени были ободраны. Вид крови, вместо того чтобы смягчить, разъярил Лейна еще больше.

– Веди себя нормально, или тебе будет хуже! – прорычал он.

Она бросила на него короткий взгляд, откинула назад голову и издала странный придушенный звук. И сразу же ее лицо приобрело синеватый оттенок. Секундой позже она тяжело рухнула на пол.

Испуганный, он перевернул ее. Она была в смертельном шоке.

Он вытащил кляп, залез ей в рот и захватил корень языка. Язык выскользнул, но Лейн схватил его вновь. Язык стремился вырваться, словно живое существо, не повиновавшееся ему.

Наконец Лейн извлек ее язык из глотки: она проглотила его в стремлении убить себя.

Лейн ждал. Когда стало ясно, что она приходит в себя, Лейн снова засунул ей кляп в рот. Когда он завязывал сзади узел, ему в голову пришла мысль, от которой руки его опустились. Что, если это будет продолжаться? Если позволить ей говорить, она произнесет слово, которое повергнет его в рвоту. Если оставить ее с кляпом, то она вновь проглотит свой язык.

Он может спасать ее много раз, но в конце концов она преуспеет в своих попытках задушить себя.

Единственное, что спасло бы Лейна, было для него невыполнимо. Если ее язык будет вырван с корнем, она не сможет ни говорить, ни убить себя. Некоторые люди сделали бы это. Но он не мог.

Чтобы добиться ее молчания, надо было убить ее.

– Я не могу сделать это хладнокровно, – объяснил он громко. – Итак, Марсия, если ты хочешь умереть, ты должна кончить жизнь самоубийством. Я мешать не буду. Вставай! Я беру твой багаж, и мы отправляемся.

Марсия посинела и осела на пол.

– Я не буду спасать тебя на этот раз! – заорал он, но обнаружил, что руки его неистово стараются развязать узел.

Идиот, твердил он себе, какой же он идиот! Конечно! Решение есть: нужно использовать ее собственное оружие. Повернув регулятор на парализующее действие, он выстрелил в нее, когда она начала приходить в сознание. Это, разумеется, означало, что он понесет ее и снаряжение – тридцать миль по трубе до ближайшего к базе выхода. Но он должен сделать это. Он соорудит что–то вроде упряжки. Он это сделает! Его ничто не сможет остановить. И Земля…

В этот момент он, услышав незнакомые звуки, оглянулся. В комнате стояли двое ээлтау в защитных костюмах, и еще один выползал из туннеля. У каждого в руке было оружие с грушевидным концом. С отчаянием Лейн схватился за оружие, висевшее на его поясе. Левой рукой он повернул регулятор в сторону ствола, надеясь, что это обеспечит полную мощность. Затем он направил грушу на группу…

Он очнулся, лежа на спине, одетый в свой костюм. На нем не оказалось шлема. Лейн ощутил, что его связали ремнем. Его тело было беспомощно, но он мог повернуть голову. Он так и сделал и увидел множество ээлтау. Тот, который парализовал Лейна своим оружием, стоял рядом.

Зазвучал английский язык с едва заметным акцентом:

– Успокойтесь, мистер Лейн. Вам предстоит долгое путешествие. Вам будет удобнее, когда мы окажемся на нашем корабле.

Лейн открыл было рот, чтобы спросить, как они узнали его имя, но тут же закрыл его, поняв, что они, должно быть, прочитали записи в вахтенном журнале на базе. И было неудивительно, что некоторые ээлтау знали земные языки. Столетия их патрульные корабли ловили передачи по радио и телевидению.

Тут к капитану обратилась Марсия. Ее лицо было ужасным, покрасневшим от слез и исцарапанным.

Переводчик обратился к Лейну:

– Марсийяа просит сказать ей, зачем вы убили ее ребенка7 Она не понимает, почему вы так поступили.

– Я не могу ответить, – объяснил Лейн. Его голова была словно в тумане. Комната медленно поплыла вокруг.

– Я скажу ей почему, – проговорила переводчица. – Скажу, что такова природа зверя.

– Это не так! – закричал Лейн. – Я не злобный зверь. Я сделал это, хотя я и собирался… Я не мог принять ее любовь и остаться человеком! Не разновидностью человека…

– Марсийяа, – объяснила переводчица, – просит, чтобы вы были прощены за убийство ее ребенка. И чтобы вы впредь после нашего обучения стали не способны на такие вещи. Сама она, хотя и поражена горем в связи со смертью ребенка, прощает вас. И надеется, что придет время, когда вы будете воспринимать ее как… сестру Она думает, что в вас есть что–то хорошее.

Лейн сжал зубы и прикусил кончик языка, когда они начали надевать на него шлем. Он не смел заговорить, потому что это означало бы, что он станет кричать и кричать. Он чувствовал, как нечто словно внедрялось в него, разрушало его оболочку и вырастало во что–то, напоминающее червя. Оно поедало его. А что должно было случиться, прежде чем это пожрет его, он не знал.