Текст книги "Королевы-соперницы"
Автор книги: Фиделис Морган
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
– Вы из какой-то газетенки, да? Из непотребного журнальчика?
В глубине дома взвизгнула собака. Женщина на мгновение отвернулась.
Графиня бросилась вперед и распахнула дверь, за которой скрывался мистер Лукас. Но увидела она совсем не то, что ожидала.
Пол в комнате был застлан парусиной, мебели не было вообще. Опущенные жалюзи создавали в помещении легкий полумрак. В центре комнаты на полу сидел, скрестив ноги, мистер Лукас. Он был обнажен, если не считать толстой набедренной повязки, похожей на детский подгузник. Он стряхивал что-то со своей бледной кожи длинными ногтями.
– Слишком жарко. Слишком жарко. – Он встал. – Я должен принести извинения. Мухи, мухи, мухи. Понимаете, так всегда бывает, когда становится слишком жарко. – Он сморщился. – Я не виноват. Просто меня избрал Бог.
Графиня оглянулась на женщину, которая пожала плечами, как бы говоря – вы хотели его видеть!
– Мухи! Мухи! Закройте дверь! – воскликнул мужчина. – Если я выпущу их, небо почернеет. Все это знают.
Войдя, женщина закрыла дверь и встала рядом с графиней.
– Понимаете, это из-за пота. Из-за него из меня выходят мухи. Пот превращается в мух. – Мистер Лукас посмотрел на низкий серый потолок. – Как жаль, что стало жарко. Я не стал бы потеть, и не было бы мух. Это все я виноват. Слишком много мух.
Графиня видела, что этот человек полностью лишен рассудка.
– Вот, вы нашли то, что искали, – прошептала женщина на ухо графине. – Все еще хотите задавать свои вопросы?
– Это из-за потери жены?
– О нет. – Женщина грустно усмехнулась. – Он уже много лет в таком состоянии.
Графиня внезапно забеспокоилась, в тот ли дом она попала.
– Это дом Анны Лукас, знаменитой актрисы?
– О, красавица Анна, я твой. – Мужчина поднялся и закружился в причудливом танце. – Красавица Анна, иди домой. – Он посмотрел на графиню и обаятельно улыбнулся. – Знаете, она умерла – Анна Лукас. Не так давно. Мне говорили, что слава о ней шла по всему городу, но она съела слишком много клубники. Клубника в апреле! Вы слышали о таком? – Он вернулся к своему грубому танцу. – Это послужит ей уроком. Бедную Анну лови, держи, веером бей, догони. – Он неистово замолотил по воздуху руками.
Женщина подошла к нему и с привычной сноровкой снова усадила на пол.
– Простите. – Графиня мягко тронула женщину за руку. – Я не знала.
– Так, значит, вы действительно не из театра? – Уведя графиню из комнаты, женщина пригласила ее в сад. – Там об этом все знали. Она жила здесь, чтобы держаться подальше от публики.
– В театре все знали? – озадаченно переспросила графиня. Насколько она помнила, рассказы об Анне Лукас рисовали ее жизнь как полную тихого семейного счастья. – Вы говорите, актеры знали, что мистер Лукас потерял разум?
Они вышли в сад, где Джек играл с большой собакой, бросая ей палки. Женщина указала графине на скамью.
– Некоторые из них, – кивнула, садясь, женщина. – Этот самодовольный Сиббер. Год или два назад он воспользовался ситуацией. Решил, что Анне требуется немного «внимания», как он это называл. Еще эта мегера Ребекка Монтегю. Она точно знала. Сюда приезжала пару раз. И все время оставляла Анну в слезах.
– Кто-нибудь еще?
– Ее управляющий тоже знал. Он должен был, раз нанимал ее.
Графиня попыталась вспомнить все, чему была свидетельницей. В театре все как один рисовали исключительно картину семейного блаженства.
– Не надо так удивляться. Миссис Лукас была мудрой женщиной. Имела голову на плечах... – Женщина ахнула и прикрыла рот рукой. – Простите за эти слова. Но она справлялась. По-своему. Она зарабатывала достаточно денег, чтобы содержать их и платить мне.
– Вы смотрите за ним?
– Только за ребенком. Миссис Лукас настаивала на том, чтобы самой ухаживать за несчастным умалишенным.
Они подошли к занавешенному окну, за которым безумец тихонько напевал свою песню про мух.
– Сейчас он тихий. Но у него случаются и приступы буйства. Это бывает, когда он гоняется за мухами.
– Вы не думаете, что он мог...
– Убить свою жену? – Женщина насмешливо пожала плечами. – Мог, если бы это случилось здесь. Но он никогда не покидает этот дом, эту комнату. А когда ее не бывало дома, за ним приглядывала я. И в ту страшную ночь он точно был здесь, со мной и с Джеком. В ту ночь его сумасшествие обострилось. Словно он узнал об этом раньше нас, бедняга. Он все плакал и плакал.
– Что теперь с ним будет?
– Его отправят в Вифлеемскую больницу.
– А ребенок?
– Если не будет денег, о нем позаботятся власти.
– А вы? Миссис?..
– Миссис Ли.
– Где вы будете жить?
– У меня есть родственники на Ньюгейтском рынке. Подыщу себе работу по соседству.
* * *
И когда она
Поймет, что от моей руки погибнет,
То низко голова ее поникнет,
Разящему мечу навстречу сердце прыгнет.
Императрица Роксана удалилась со сцены. За кулисами она снова превратилась в Ребекку и немедленно съездила Элпью по уху.
– Я, между прочим, в спектакле участвую, женщина. – Она вырвала из рук Элпью свою юбку. – Если ты будешь вот так таскаться за мной, словно оцепеневшая дурочка, то зрители, пожалуй, посчитают меня сбежавшей из Бедлама или еще что похуже. – Она сделала шаг и обернулась. – И по тому, что я рассказывала тебе о пьесе, ты помнишь, что меня нельзя отвлекать до следующей сцены.
Громко стуча каблуками, она направилась к своей гримуборной. Подойдя к двери, Ребекка тихо вскрикнула, и Элпью подбежала посмотреть, что случилось.
Перед ними стоял убого одетый мужчина.
– О мистрис Монтегю! У меня нет слов.
– А у меня есть, – сказала Элпью, хватая мужчину за локоть. – Это дамская артистическая. Вам нельзя здесь находиться.
– Позвольте мне. Я же пришел увидеть мистрис Монтегю. – Мужчина вырвал локоть. Комкая в руках шляпу, он застенчиво проговорил: – Я хотел узнать, не согласитесь ли вы стать моей женой.
Элпью посмотрела на Ребекку. Судя по ее виду, мужчину она не узнавала и смотрела на него с неприкрытым ужасом.
Крепко держась за косяк, Ребекка спокойно, но твердо произнесла:
– Я не знаю вас, сэр.
– Да знаешь, Бекки. – Он улыбнулся и переступил с ноги на ногу. – Это же я. Ты меня знаешь. Я всегда сижу в первом ряду партера. На каждом спектакле, в котором ты играешь. Ты часто мне улыбаешься.
Элпью не могла отвести от него глаз. Вот уж чудак так чудак. Он думал, что раз он знает Ребекку, то и она должна его знать. Элпью сменила тактику:
– Джереми, не так ли? – Подойдет любое имя, лишь бы отвлечь его.
– Нет. – Мужчина сердито покачал головой. – Никам.
– Ну конечно же. Так вот, Никам, вы же не захотите пропустить конец пьесы. В последнем акте у мистрис Монтегю большая сцена. Вам следует находиться в зале, сэр, иначе вы ее пропустите. А Ребекка специально вам подмигнет.
– Правда? – Он улыбнулся. – Это не шутка?
– Зачем мне с вами шутить? – улыбнулась Элпью. – Вы особый друг мистрис Монтегю в зрительном зале.
Никам пристально посмотрел на актрису. Ребекка подтвердила слова Элпью легким кивком.
– Идемте, Никам, – сказала Элпью. – Вы знаете, что она должна подготовиться к следующей сцене. Ей уже пора на выход. Я провожу вас до двери, а там вы найдете дорогу самостоятельно. Я проверю, будете ли вы в зале.
После ухода неожиданного визитера Элпью постаралась успокоить Ребекку:
– Вы же сами говорили, что за кулисы незваными приходят самые разные люди.
– Посмотри, у меня сыплется грим! Ужасная дешевка. – Ребекка стояла перед зеркалом, снимая грим влажной губкой, а затем взяла кисть и заново нанесла белила на лоб, снова нарисовала брови. – Я видела его раньше. Я сразу же его узнала.
– Видели в зале?
– Нет, не здесь. – Окунув кисточку в склянку с красной помадой, Ребекка подмазала губы. – Но он был рядом с Йорк-Билдингс в тот вечер. Помню, когда я ссорилась с Анной, то увидела его – он смотрел в окно фойе, прижавшись к нему лицом...
Элпью задумалась. Ей тоже показалось, что она его уже где-то видела. Это был человек, который бросил в Сиббера конфетой, когда они хотели войти в концертный зал.
Женщины молча стояли в гримерной, перебирая в памяти мгновения той страшной ночи. Тишина сделалась звенящей.
– Вы пропустили свой выход, мистрис Монтегю. – В комнату вбежал служитель. – Мистер Сиббер произносит одну из своих тщательно подготовленных импровизаций.
Растрепав волосы и приведя в беспорядок платье, чтобы походить на женщину, лишившуюся рассудка, Ребекка Монтегю подобрала юбки и бросилась на сцену.
– Кинжал? – Она на ходу обернулась. – Где кинжал?
Элпью схватила его со скамейки с разной бутафорией и побежала следом.
– Элпью, ты была неподражаема! – Графиня покачала головой. – В свое время мне доводилось видеть плохих актеров, но ты! Обезьяна и та лучше бы носила шлейф Ребекки Монтегю.
Графиня добралась до театра «Друри-Лейн» к последним минутам заключительного акта и застала финальную сцену с участием Элпью. Пораженная леди Анастасия увидела, что большую часть времени Элпью поглядывала на свой вырез. Графиня просто изумилась. Девчонке подвернулась возможность блеснуть на сцене в составе прославленной Королевской труппы, а она любуется собственной фигурой!
Сыщицы проводили Ребекку и Сару до дома на Джермен-стрит, а сами улизнули под благовидным предлогом. Графиня сказала Ребекке, что должна навестить герцогиню де Пигаль, свою лучшую подругу, жившую через несколько улиц и заболевшую ангиной.
На самом деле у нее не было намерения навещать Пигаль, да она при всем желании и не смогла бы, так как та на месяц уехала во Францию осмотреть свои виноградники. Оставив Ребекку на попечение Годфри, графиня просто хотела поговорить с Элпью наедине. И теперь женщины сидели на скамейке на Сент-Джеймс-сквер. Смеркалось, пришли мальчики, чтобы зажечь недавно развешанные на этой роскошной площади фонари.
– Что нам делать с поисками убийцы Анны Лукас? – спросила Элпью, горя желанием увести разговор от своего выступления на сцене.
– Пока ты выделывала курбеты на подмостках, я воспользовалась возможностью навестить мистера Лукаса.
Глаза Элпью расширились.
– И?...
– Он совершенно безумен. И, по моему мнению, был бы не способен осуществить убийство своей жены. Но, увидев его, я поняла, что в лице актеров мы столкнулись с компанией лгунов, лицемерных негодяев, неспособных сказать правду. Они затеяли оплести нас паутиной лжи в отношении семейного счастья мистера и миссис Лукас.
– Значит, сузить круг поисков нам не удалось.
– Напротив, дорогая Элпью. Как говорят в Ньюмаркете в день скачек: поле свободно. Есть у тебя бумага и карандаш?
Элпью достала из кармана требуемые орудия.
– Давай-ка запишем порядок событий, происшедших в ту роковую ночь.
– Сначала опоздание Анны Лукас.
– О molti problemi in casa... Что ж, теперь мы знаем, что она имела в виду. Безумного мужа.
– Затем Ребекка и Анна Лукас поссорились, при этом Лампоне оказался меж двух огней. Ребекка пригрозила уйти, но, когда Анна пошла на сцену, Ребекка села в зале.
– Почему? – Графиня сложила перед собой ладони. – Почему она осталась посмотреть? Это не имеет смысла.
– Представление начинается, и Ребекка резко и явно нарочно его прерывает.
– Объявляется антракт, и с этого момента наши дороги расходятся: я какое-то время сижу у реки. Затем презренные титиры пробегают мимо и срывают с меня парик, а торговец имбирными коврижками приходит мне на помощь. Я заглядываю в зрительный зал, как раз когда является Ребекка Монтегю с окровавленными руками. А ты?
– Я вернулась в зал, – сказала Элпью. – Увидев, как и вы, что многие зрители ушли, я села поближе. После короткой паузы Лампоне появился на сцене и стал в подробностях рассказывать о теории Страстей.
– Куда делась Анна?
– Видели, как она садилась в карету...
– Кто видел?
– Этот итальянец.
– Значит, в действительности мы не знаем, правда ли это, – заметила графиня. – Если он убил миссис Лукас, то мог солгать, чтобы это скрыть. Где все это время находился мистер Сиббер?
– Повсюду. На сцене, за сценой, среди зрителей...
– Значит, если миссис Лукас была убита в промежутке между нашим уходом из зала и появлением Ребекки с окровавленными руками, это мог быть...
– Кто угодно! – Элпью стала считать их по пальцам: – Лампоне, Сиббер, Ребекка...
– Продавец коврижек, титиры...
– Этот ненормальный фанатик Никам. Да вообще любой из зрителей. – Элпью испустила глубокий вздох. – Или кучер, если уж на то пошло.
– А если они все втроем? Ребекка, Лампоне и Сиббер.
– Но они вроде бы все друг друга ненавидят.
– А сильнее всех из них Анну ненавидела Ребекка. – Графиня содрогнулась. – И где она сейчас? В моем доме на Джермен-стрит. Наверное, придумывает, как бы убить нас всех в своих постелях. По крайней мере Годфри действует верно. Он просто игнорирует ее присутствие, надеясь выжить ее.
– Может, и нам следует так поступить?
– И рискнуть быть брошенными в Ньюгейт?
– Или хуже, – покачала головой Элпью, – вызвать ее гнев. В ярости она привыкла раздавать оплеухи.
– Я могу еще кое-что рассказать об этой банде неуправляемых возмутителей спокойствия – титирах. Сегодня пара этих ужасных мальчишек промчалась мимо меня на явно краденых лошадях. Добрый коновал, который подвез меня обратно в город, поведал, что один из них мчался на украденной лошади и врезался в дерево сразу за заставой на Тоттнем-Корт. Лошадь погибла на месте, а самого парня отвезли в больницу Святого Варфоломея.
– Ненавижу титиров! – воскликнула Элпью. – Лорду Рейкуэллу повезло, что у него надежное алиби. Думаю, что заключение в Тауэре исключает его из числа подозреваемых.
– Они умудрились закинуть мой парик прямо на подоконник к... – Вскрикнув, графиня прижала ладонь ко рту. – Пипс! Он посчитает меня полной невежей. Я и рубца поесть не пришла, и не извинилась.
– Кто такой этот Пипс, чье имя вы опять выкрикнули?
– О, Сэмюэл Пипс. Я знала его много лет назад. Он живет рядом с концертным залом в Йорк-Билдингс. Он служил в морском ведомстве. Даже не настоящий моряк, так, клерк.
– Может быть, он что-то видел в ту ночь?
– Он практически слеп. – Графиня наклонила набок голову. – Но он и правда говорил о каком-то шуме.
– Так пойдемте поговорим с ним.
– Завтра.
– Девять часов очень холодного вечера. – На площадь вышел ночной сторож. Он неторопливо обошел Сент-Джеймс-сквер, поглядывая на ярко освещенные окна. – И все спокойно.
– Девять часов! – Графиня вскочила. – Нам пора домой.
Первое, что встретило их, когда они вошли в дом на Джермен-стрит, – запах.
– Мне страшно, Элпью, – промолвила графиня, крадясь к кухне. – Что могло случиться?
– Даже не представляю, миледи. – Элпью обошла ее. – Пахнет, как в дорогой закусочной.
– Знаю. Какой восхитительный аромат, – сказала графиня. – Но нам хорошо известно, что Годфри готовить не умеет.
Элпью приоткрыла кухонную дверь, и сыщицы ахнули при виде открывшейся им идиллической домашней картины. Годфри, умытый и причесанный, сидел за столом, с которого убрали все бумаги и изысканно накрыли. Сара вешала на окно занавески, до этого пожелтевшие, а сейчас поразительной белизны, Ребекка же наклонилась над котелками, рядком висевшими над огнем.
Поднимавшийся от этих котелков пар был несравненно ароматнее, чем запахи в заведении Локета.
– Я велела Саре купить разных вин у вдовы Пикеринг, так как не знаю ваших вкусов, – сказала Ребекка, указывая на батарею бутылок, выставленных на буфете. – Там ром, черный Кюрасао, венгерское, настойка на персиковых косточках, рейнское и для послеобеденного отдыха – шалфеевая настойка.
Графиня и Элпью приросли к месту. Только, повернув головы, таращились на выстроившиеся на буфете напитки.
– Что касается ужина: на первое, – проговорила Ребекка, снимая фартук, – я приготовила кинк.
– Кинк? – переспросил Годфри, в глазах которого мелькнула искорка надежды, так как Сара нагнулась, чтобы взять вторую занавеску, и ее грудь оказалась на уровне глаз старика. Он удовлетворенно заворчал.
– Это французский суп с чесноком, шафраном и луком-пореем, с приправой из апельсинов и лимонов.
Графиня решила, что она спит, видит сон и в любой момент может проснуться. Она кротко улыбнулась Элпью.
– Затем – говядина а-ля мод.
– А-ля мод? – Элпью заговорила только ради того, чтобы привести в движение отвисшую челюсть.
– Приготовленная с беконом, кларетом, гвоздикой, мускатным орехом, перцем, корицей и подаваемая на гренках из французского хлеба. – Ребекка сняла с одного из котелков крышку, и комната наполнилась божественным ароматом еще одного изысканного блюда. – К ней будут поданы салаты из вареной моркови и свеклы.
Годфри отхлебнул лучшего рейнвейна. Элпью и графиня уставились на него, а Ребекка меж тем продолжала:
– И наконец, снежный крем – это сливки и яйца, взбитые с розовой водой и розмарином, а к напиткам немного сладкой пшеничной каши на молоке и миндаль. – Она развернула какой-то пакетик. – Чуть не забыла. Я купила вам подарок за то, что разрешили у вас пожить. – Она достала из пакета белый квадратик льна. – Это салфетки из нового модного магазина д'Ойлиса на Генриетта-стрит.
Графиня и Элпью по-прежнему не могли сдвинуться с места.
– Д'Ойлис! – только и воскликнула леди Анастасия.
– Да вы садитесь, садитесь. – Взмахом руки Ребекка указала на стулья и стала раскладывать салфетки рядом с приборами. – Еда остынет.
Компаньонки следили за ней как завороженные.
– О нет! – вскричала Ребекка. – Вы что, вегетарианки?
– Конечно, нет, – сказала Элпью, подходя к столу и отодвигая для своей хозяйки стул. – Мы принадлежим к англиканской церкви.
После трапезы, когда Сара с ведром воды ушла на двор мыть посуду, а Годфри вздремнул в своем кресле у огня, Ребекка налила себе остатки рома.
– Вернемся к более серьезным предметам... – Графиня пристально посмотрела Ребекке в глаза. – Почему вы нам солгали?
Ребекка не ответила.
– Повторяю, мистрис Монтегю, вы нам солгали. Вы знаете о миссис Лукас гораздо больше, чем сообщили нам.
– Например?
– А мистер Лукас?..
– Театр отличается от реальной жизни, – сказала Ребекка. – Здесь важно совсем другое.
– Довольно этой чепухи! – отрезала графиня. – Я не вчера на свет родилась. Различие между выдумкой и реальностью и правдой и ложью существует.
– Вы не понимаете...
– Зато я понимаю, что вы решили подольститься к нам замечательным ужином...
– Нет! – Ребекка стукнула по столу, отчего зашатались бокалы. – Я люблю готовить. Люблю еду. А на пятерых готовить легче, чем на двоих. Я думала, вам понравилось.
– Нам очень понравилось, – сказала Элпью. – Но мы не можем работать с вами, если вы не откроете нам всей правды. О вас, об Анне Лукас, обо всем.
– Мне нечего сказать.
– Вам очень даже есть что сказать, мистрис Монтегю. Например, вы можете объяснить, что происходило во время ваших визитов домой к миссис Лукас, после которых она всегда, по словам няни ее ребенка, заливалась слезами?
– Я об этом не знаю. Я никогда не стремилась ее обидеть.
– Мы видели, как вы с ней обращались, – фыркнула Элпью. – Мы были в тот вечер в концертном зале, помните? И из-за вас она расплакалась перед всеми нами.
Ребекка молчала. Вернулась со двора с чистыми тарелками Сара. Слышалось только потрескивание огня и позвякивание раскладываемой по местам посуды и кухонной утвари. Ребекка не отводила глаз от своего бокала.
– Сара, отнеси, пожалуйста, в наши постели грелки. – Она допила бокал, пока девушка набирала из очага горячие угли и наполняла ими медные грелки. – Потом можешь ложиться спать.
Когда служанка ушла, Ребекка наклонилась над Годфри, проверяя, спит ли он, но уже один его храп служил достаточным тому доказательством. Актриса налила себе немного шалфеевой настойки и сделала глоток, прежде чем заговорить:
– Мы с Анной Лукас... мы притворялись.
Графиня хмыкнула, закинув голову.
– Клянусь вам. А в тот вечер мы хватили через край.
– И зачем вы это делали? – поинтересовалась Элпью. Вы же открыто оскорбляли друг друга.
– Да. Мы отрепетировали это днем, когда Сиббер сказал, что заманил вас в ловушку.
– Заманил в ловушку?
– Этот маленький плут не мог поверить своему счастью, когда столкнулся с вами в тот день в Тауэре. Он решил, что вы напишете о нем. Сделаете его знаменитым. И когда мы об этом услышали, то решили его обставить. – Ребекка подлила себе еще. – Мы все спланировали. Анна должна была нарочно опоздать. Мне же нужно было разучить с Лампоне эту его чушь, а затем приедет она, и мы разыграем ссору по поводу того, кому выступать.
– Не понимаю. Вы хотите сказать, что знали про ее опоздание?
– Ну конечно. Я сама сходила с ней на Стрэнд к Майскому дереву и наняла экипаж, который должен был доставить ее к Йорк-Билдингс.
– Но зачем ей надо было опаздывать на репетицию?
– Ради вас. Чтобы вы написали о нас, а не о Сиббере, а он бы выставился ничтожным жадным болваном, каким и является. Мы сделали это для вашей же выгоды.
– Но после ее смерти, – вмешалась Элпью, – вы все равно говорите о ней недоброжелательно. Зачем продолжать притворяться?
– Мы так долго этим занимались – изображали враждебность. Понимаете, публике это нравится. Они не хотят знать нас. Им не нужны мы настоящие. Они хотят видеть сценических персонажей. В моем случае это сварливая женщина. Анна же всегда выступала в роли жертвы. Как ни печально признавать, но в жизни она страдала даже больше, чем те несчастные создания, которых играла на сцене.
– Вы знаете, в чью карету она села, выйдя из театра?
– Да она вообще в карету не садилась. – Ребекка поставила бокал на стол. – Она заплатила тому же самому кучеру, которого мы наняли, чтобы он постоял позади здания на случай, если потребуется забрать нас обеих.
– И вы бы узнали этого кучера?
– Конечно. Я прекрасно его знаю. Он мой... – Пауза показалась почти невыносимой. – ...родственник.
– И вы можете отвести нас к нему?
– Да. – Ребекка вылила себе остатки настойки. – Я уже перепила, но мне наплевать. Я знаю, что нахожусь среди друзей. – На глазах актрисы выступили слезы. – Вся эта затея задумывалась как шалость. – Она принялась тереть руки, словно смывая с них кровь. – Чего мы не планировали, так это ее... – Она разразилась рыданиями. – Я этого не вынесу. Мы ссорились до последних минут ее жизни.
– Вы сказали, что это была игра.
– Да. Но все равно последние мои слова, обращенные к ней, были жестокими. – Она судорожно вздохнула и взяла себя в руки. – Но она знала правду. Она знала, что ради нее я была готова на все. Бедная маленькая Анна. Понимаете, правда состоит в том, что я ее просто обожала.