Текст книги "Королевы-соперницы"

Автор книги: Фиделис Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Графиня всмотрелась, черты лица действительно показались ей знакомыми.

– А почему вы побелели? – спросила Элпью, касаясь его потрескавшейся кожи.

– Avanti. Идемте. Идемте. – Он побежал назад, графиня и Элпью последовали за ним.

Его студия тоже оказалась белой. На полулежали пустые формы, а в каждом углу стояли причудливые фигуры, задрапированные огромными кусками ткани.

– Гипс! Гипс! – крикнул Лампоне, помешивая палкой в большом котле, наполненном чем-то белым. Он потрогал бок кастрюли. – Mamma mia! – Подхватив котел, он разлил жидкость, похожую по густоте на сливки, в подготовленные формы.

Графиня увидела ведра с водой и стоявшие рядом с ними мешки с гипсом.

– Вы очень заняты, синьор Лампоне?

– Очень, очень занят. Я устраиваю выставку.

Элпью расхаживала по комнате, рассматривая рисунки с тщательно изображенными Страстями: Плач, Острая боль, Презрение, Ненависть, Ужас, Страх, Отчаяние, Удивление, Любовь...

– Синьор Лампоне... – Графиня попыхтела. – Где ваша любовница? Ваша возлюбленная?

Лампоне замер.

– Почему вы спрашиваете?

– Это важно. Нам нужно поговорить с вашей любовницей.

Лампоне воздел руки и разразился потоком итальянских восклицаний. Прошел в угол студии к подножию пыльной, заляпанной краской лестницы и крикнул, обращаясь наверх:

– Gioiello! Сокровище мое! – Лампоне вернулся к своим формам и принялся ожесточенно стучать ими по деревянному полу. – Моя ненасытная похоть сейчас спустится. А я должен работать.

Графиня переместилась к Элпью, стоявшей у лестницы.

– Что? – На верхней ступеньке лестницы появился человек, закутанный в простыню, и стал спускаться, опустив голову и протирая со сна глаза.

– Две женщины к тебе, tesoro.[33]33
  сокровище (ит.).


[Закрыть] – Лампоне продолжал грохотать формами. Он повернулся к графине. – Мы были в постели. Понимаете, искусство пробуждает любовь.

– Извините, что побеспокоили вас, мисс! – крикнула графиня. – Но прежде чем вы покинете страну, чтобы свить гнездышко с мистером Лампоне, нам хотелось бы получить от вас некоторые сведения.

Фигура сбросила простыню, явив свою полную наготу.

– Какие сведения?

Но обнаженный человек перед ними не был Сарой. Любовью Лампоне оказался растрепанный юноша.

Нисколько не смущаясь, графиня повернулась к Лампоне.

– Но где же Сара? Вы же должны были бежать с Сарой.

– Сара?

В глазах сонного юноши, посмотревшего на Лампоне, мелькнули искорки.

– Сара... горничная Ребекки.

– Лампоне! Путается с простой горничной! Я? – Глаза Лампоне расширились, усы зашевелились. – Чтобы великий Лампоне резвился с какой-то коротышкой-служанкой? Да как вы смеете! – Схватив палку, с которой еще стекали капли жидкого гипса, он погнался за графиней.

Элпью уже была у двери. Последнее, что услышала леди Анастасия, выскакивая вслед за компаньонкой из студии, крики юноши:

– Ах ты, вероломный итальянский потаскун! Кто еще такая Сара?

– Уф! – выдохнула Элпью, когда они выбрались на улицу.

– Художественные натуры! – проговорила графиня. – Всегда одно и то же. Нам следовало бы догадаться. Культурный мужчина не станет тратить время на неряху.

– А вот жестокий и грубый вполне мог... – Элпью схватила графиню за руку. – Сара была в театре в тот вечер, когда убили Анну... Возможно, она ослушалась свою хозяйку, приказавшую ей идти домой, и осталась поблизости. И за Ребеккой в Сент-Джеймсский парк она тоже могла пойти. А вдруг важный человек, с которым она надеется сбежать, – это лорд Рейкуэлл?

Графиня остановилась.

– Значит, Рейкуэлл обманом получит деньги Ребекки, а потом вместе с Сарой уедет на плантации. Ну конечно! У таких, как он, и бывают интересы в Новом Свете.

– Хотя один вопрос все же продолжает меня беспокоить, миледи. – Элпью прислонилась к коновязи. – Разве у Рейкуэлла нет своих денег?

Шедшая рядом с ней графиня становилась все ниже и ниже ростом.

– Проклятые болота! – воскликнула она. – Давай-ка выбираться на центральные улицы, пока я не утонула в этой сырости.

Элпью вывела ее на выложенную известняком дорожку. Туфля графини смачно чавкнула, когда она выдрала ногу из топкой лужайки.

– По моему опыту, дорогая Элпью, нет ни одного представителя аристократии, который не объявил бы себя нищим. Стоимость домов, накладные расходы, земли, которые они потеряли при Кромвеле... Все они считают себя беднее церковной мыши. Чума на эту грязь! Знаешь, Элпью, одно время зимой здесь устраивали каток. Потом его осушили, но, похоже, не очень успешно.

– Что это за шум? – Элпью обернулась. Позади по дорожке, в клубах пыли, мчались, стремительно приближаясь к ним, два всадника. – Держитесь, миледи! – Она стащила графиню назад на влажную траву.

Лошади пронеслись, обдав женщин грязью. Графиня выплюнула попавшую в рот землю.

– Фу! Наверняка опять титиры.

Элпью протерла глаза.

– У них розовые ленты.

– Посмотри туда! Какое величественное сооружение, Элпью. – Графиня быстро зашагала по дорожке к красивому дворцу. – Какой знатный человек живет в столь великолепном жилище? – Они остановились на ступеньках, ведущих к воротам. – Это дом лорд-мэра Лондона?

На столбах, к которым крепились огромные кованые ворота, были установлены каменные статуи, изображавшие лежащих, но страдающих людей.

– Господи! – Графиня рассмеялась. – Вид у этих типов не очень-то счастливый. Где мы?

– В том, что они несчастны, сомневаться не приходится, мадам, – понизив голос, произнесла Элпью, – потому что это красивое место – Вифлеемская больница.

– Бедлам! – воскликнула графиня. – Этот дворец – пристанище для умалишенных? Честно сказать, те, кто построил такую дорогую резиденцию для ненормальных, сами сумасшедшие. Она похожа на дворец Лувр в Париже – дом короля.

Элпью ткнула графиню в бок. Две лошади, которые чуть их не затоптали, были привязаны у лестницы. Они пили из колоды, и от их боков валил пар.

– А где эти ужасные юноши с розовыми лентами? – Графиня огляделась. – Надеюсь, не прячутся в кустах, чтобы нас ограбить.

– Я так думаю, они развлекаются, глазея на бедных узников. И в самом деле, мадам, в безумный век мы живем. Итак! – Элпью порылась в кармане. – Раз уж мы здесь, заплатим свои два пенса и войдем?

Графиня обдумала предложение.

– Возможно, мы увидим мистера Лукаса...

Она подхватила Элпью под руку, и сыщицы поднялись на высокое крыльцо и вошли в изящную дверь. Элпью опустила входную плату в красивые ящички для денег, которые являлись частью раскрашенных статуй, изображавших выпрашивающих милостыню цыганок. За статуями стоял дородный мужчина в синем одеянии, с большим жезлом.

– Больные женщины в западной галерее, мужчины – в восточной! – рявкнул он. – Сегодня у нас очень занятные обитатели в обеих галереях, дамы, если вы соблаговолите выбрать.

Они свернули налево и прошли через железную ограду в мужское крыло больницы.

Их встретил оглушительный шум. Ничего громче этого бренчания цепей, хлопанья дверей, чтения стихов, пения и криков ни графиня, ни Элпью в своей жизни не слышали, даже когда сидели в Ньюгейтской или Флитской тюрьме во время самых страшных бунтов.

– Где тут может быть мистер Лукас? – проорала Элпью, внося свой вклад в какофонию.

Некоторые пациенты сидели за решеткой, другие, которых считали безобидными, бродили на свободе. Элпью по очереди вглядывалась в клетки.

– Ну, скажу вам, мадам, пахнет здесь похуже, чем нашатырем или аммиаком. Какое вонючее место. Как в зверинце.

Мужчина в клетке жевал и одновременно бормотал:

– Сыр хорош с хлебом, а хлеб хорош с сыром, и хлеб – это хлеб, а сыр хорош, и хлеб с сыром...

Другой мужчина рядом с ним маршировал на месте.

– Чем вы занимаетесь, – спросила Элпью, – что топчетесь на одном месте?

– Я утрамбовываю совесть, чтобы она не поднялась и не бросилась мне в лицо. – Он прыгнул вперед и стал трясти прутья решетки. – Берегитесь! Берегитесь! Она свирепа, как разбуженный лев, она рычит вот так. – Он издал могучий рев, заставив Элпью отпрыгнуть назад, а мужчину с хлебом и сыром – выплюнуть полный рот еды, запачкав графиню.

Старик в следующей клетке протискивался сквозь прутья и кричал:

– Я достаточно стар, чтобы у меня выросли волосы там, где у вас их нет. – Он похлопал себя по штанам. – Хотите посмотреть, дамы?

Отведя глаза, Элпью быстро прошла дальше.

– О, Элпью! – в тревоге вскричала графиня. – Какие неистовые силы овладевают этими созданиями, делая их такими?

Красивый мальчик рядом с ними подпрыгивал, непрерывно что-то бормоча.

– Что он говорит?

– Помогите, помогите, помогите, помогите, мадам.

– Чем мы можем тебе помочь, дитя? – спросила графиня, надеясь дать ему конфету или денег, чтобы облегчить его очевидные страдания.

– Теперь уже никто не может мне помочь. Осторожнее, старая леди, ибо я пытаюсь удержать свою мочу, но когда она вырвется наружу, вы наверняка утонете вместе со всеми этими душами.

Графиня быстро отошла в сторону.

– Какая химера – жизнь, Элпью. Легкое дуновение ветра. – Она поднесла к носу платок, чтобы приглушить вонь.

– Бедняжки, бедняжки. – Элпью бросила взгляд на следующий ряд безумных узников.

– Увы, увы, мадам... – Мужчина рядом с графиней наклонился к ней и покачал головой. – Это и в самом деле печальные души.

– Жалкое зрелище, сэр, – отозвалась графиня сквозь смятый платок. – Мы ищем здесь друга. Мистера Лукаса.

– Лукаса? Нет. Я его не знаю. – Мужчина пошел в ногу с графиней. – Я занимаюсь биржевыми спекуляциями в Сити. Мне нравится прогуливаться здесь по галереям. Ради собственного душевного здоровья. Мой бизнес – деньги. И очень успешный, будьте уверены. Сегодня миром правят деньги. – Он коснулся локтя графини. – Позвольте дать вам совет. Вкладывайте, мадам! Вкладывайте ваше золото. Вы удвоите, утроите его.

Хотя золота у нее было немного и, уж конечно, не имелось свободного для инвестиций, предложение показалось графине заманчивым.

– И какое же общество, товар или компанию вы порекомендуете, сэр?

Мужчина оглянулся – убедиться, что их не подслушивают.

– Вкладывайте в воздух, мадам. Вот в чем суть. В воздух. Он будет подниматься все выше и выше.

Графиня вздрогнула. О чем болтает этот человек?

– Поверьте мне, мадам. Я знаю свое дело. У меня есть вклады от самого человека.

– От какого человека, сударь?

– От человека на Луне, конечно же. – Мужчина пожал плечами и значительно кивнул. – Уж если он не знает, мадам, то кто? Ответьте мне на этот вопрос.

– Не забывайте, миледи, некоторые пациенты могут свободно гулять по галерее. – Элпью благополучно увела графиню прочь. – В мужском крыле мы не можем с уверенностью сказать, кто пациент, а кто нет, если только это не женщина, как мы.

Позади раздался взрыв беспорядочного шума. Элпью повернулась к графине и повысила голос:

– Это бесполезно, мадам. Их здесь столько... Да и чего мы добьемся? Мистер Лукас точно ничего нового нам не скажет.

– Кто знает? Иногда безумец заметит какую-то мелочь, которую мы оставим без внимания.

И тут они услышали – в отдалении, перекрывая шум, зазвучала песня:

– О, красавица Анна, я твой, красавица Анна, иди домой.

Графиня сунула скомканный платок в карман и, подобрав юбки, устремилась в ту сторону. Элпью бросилась за ней.

Лукаса они увидели в дальнем конце галереи, рядом со входом.

– Он кажется ужасно высоким, Элпью. Что случилось? – ахнула графиня, проталкиваясь сквозь пациентов и посетителей. – Он идет на ходулях?

Элпью подпрыгнула, пытаясь разглядеть, что происходит.

– Нет, мадам, он, кажется, сел кому-то на плечи.

Толпа становилась все гуще. Женщины пробирались мимо пациентов, глазевших сквозь прутья решеток. Пение оборвалось.

– Элпью, ты его видишь?

Элпью опять подпрыгнула для лучшего обзора.

– Я вижу его, мадам. Он направляется к выходу. – Она еще подпрыгнула. – О нет. – И пошла быстрее.

– Что такое, Элпью? – Шедшая вперевалочку графиня перешла на легкую рысь. – Что происходит?

– Его уводят те двое юношей, мадам... с розовыми ленточками, которые обогнали нас в Мурфилдсе.

– Титиры! – Графиня тоже попыталась подпрыгнуть, но только скособочила парик. Придерживая его, она двинулась вперед. – Идем, Элпью, мы должны его спасти. Титиры – это гнусные, бессердечные негодяи. Им ничего не стоит ради шутки расправиться с беднягой.

Женщины покинули галерею с пациентами и свернули в центральный холл, перепрыгивая через две мраморные ступеньки. Элпью держалась немного впереди, несмотря на столкновение с группкой хихикавших девушек, которые поднимались по лестнице ей навстречу. Через тяжелые двери она выскочила во двор. Когда же она добралась до огромных ворот со столбами, то увидела двух молодых людей, галопом мчавшихся прочь с мистером Лукасом за спиной одного из седоков.

– Ну, я не знаю, – пропыхтела графиня, подковыляв к Элпью. – Что тут творится?

– Ума не приложу. – Элпью обняла графиню. – Но ничего хорошего это не предвещает. Я опасаюсь за безопасность этого несчастного, лишившегося рассудка джентльмена.

– Да. – Графиня провожала взглядом удалявшееся облако пыли. – Бедняга, может, и не в себе, но в этой достойной жалости семье и так было достаточно несчастий. А Рейкуэлл – точно самый бессовестный ловкач из всех, что мне доводилось видеть. – Она огляделась. – Как быстрее всего добраться до Линкольнз-Инн-филдс? Я считаю, что у нас остался только один путь.

– О, мадам... – Элпью закусила губу. – Что же это за путь?

– Мы должны пойти к судье и все ему рассказать.

Глава восьмая
Изумление

Переизбыток Удивления, когда мы не знаем, хорош для нас объект или нет.

Брови подняты, больше в середине, чем по краям. Рот открыт, губы сухие.

Северную сторону Линкольнз-Инн-филдс составляла череда элегантных домов, называвшаяся Ньюменз-роу. Судья жил в его западном углу. Элпью проводила графиню до парадного входа, а сама в одиночестве пошла на Джермен-стрит.

Графиня постучала. Лакей открыл дверь и проводил графиню в дом.

Не прошло и нескольких минут, как ее пригласили к высокопоставленному лицу. Он сидел в изящном резном кресле и курил длинную трубку. Когда графиня вошла, судья поднялся и предложил ей кресло по другую сторону камина.

– Итак, графиня! Кажется, я не имел удовольствия встречаться с вами раньше. Чем могу служить?

– Я пришла, чтобы рассказать об убийстве. Или скорее о связанных между собой убийствах, незаконной церемонии венчания, побеге заключенного из Тауэра, подкупе и продажности в высших сферах, краже со взломом и похищении.

– Помилуйте! – Судья выпустил большое облако синеватого дыма. – Да у вас просто каталог преступлений. Вы собираетесь продержать меня на службе до самой моей смерти?

– Я знала одну из убитых женщин. И меня ужасают не только сами преступления, но и та цепь безобразий, которую оставляет за собой виновный в этих ужасных злодеяниях.

Судья позвонил в маленький ручной колокольчик, вошел слуга.

– Пожалуйста, принеси нам чай и печенье, Том. – Он посмотрел на графиню. – Или вы предпочитаете стаканчик бренди?

– Бренди? Днем? – Графиня неловко поерзала в кресле. Неужели он принимает ее за ненормальную старую пьяницу? – Нет, спасибо, милорд, я с удовольствием выпью чаю.

Когда слуга ушел, судья наклонился к графине через разделявший их столик. – Назовите его!

– Кого назвать?

– Полагаю, вы кого-то подозреваете. Так кто же этот злодей, который оставляет за собой цепь безобразий?

– Некий титулованный джентльмен, сэр. Молодой человек, обладающий высокомерием и уверенностью человека, который считает себя выше закона, милорд.

– Выше закона, подумать только! – Дверь открылась, и вошел Том с чайным подносом. Он молча расставил чашки и удалился. – Боюсь, я не одобряю пребывание в городе такого отчаянного молодчика. Назовите же его, графиня. Позвольте нам схватить этого повесу и восстановить покой в потревоженном мире.

– Этот человек – предводитель титиров, – сказала графиня, поднося чашку к губам. – Лорд Рейкуэлл.

– Джайлз Рейкуэлл! – Судья осушил свою чашку, снова взял трубку и набил ее табаком. Зажег от огня в камине бумажный жгут и раскуривал трубку, пока не пополз витой полоской синий дымок. – Спасибо за сообщенные сведения. Они очень полезны.

– Хотите услышать подробности? – Графине не верилось, что судья так спокойно воспринял ее слова. – Мне известны время, места...

– В этом нет необходимости, графиня. Мы осведомлены о скверном поведении Рейкуэлла и его мальчиков-полуночников. – Он поднялся и открыл для графини дверь. – Я разберусь в этом деле. Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли сюда. Лондонцы могут спать спокойно, пока такие люди, как вы, будут проявлять подобную бдительность.

Не успела графиня опомниться, как снова очутилась на улице.

Поднявшись по своей лесенке, фонарщик менял свечу в одном из фонарей на площади. Как странно, подумала графиня, что лучше всего защищены элегантные и свободные от преступников улицы. Вероятно, это применимо и к людям: лучше всех защищены наиболее могущественные. Потому что в глубине души графиня понимала – ее визит был бессмыслен. Этот человек не собирался воспользоваться ее информацией, и лорд Рейкуэлл мог не бояться, что его арестует лорд судья Ингрем.

– Он снова приходил, – сердито заметил Годфри, когда Элпью вошла в дом. – Все вынюхивает. Битый час стоял на улице. А когда я окликнул его, быстренько смылся.

– Как выглядит этот человек?

– Обыкновенно, – ответил Годфри и пошевелил угли в очаге, пока они не разгорелись, давая тепло. – Седеющие волосы, среднего роста, одежда потертая. Чуть моложе меня.

Элпью положила купленную графиней книгу на кровать хозяйки. Ее так и подмывало развернуть и посмотреть приобретение в надежде, что там окажется какая-нибудь многообещающая работа по философии, но решила, что лучше дождаться возвращения графини. Элпью обратила внимание, что подписи под рисунками Лампоне с изображением Страстей часто цитировали Декарта, а также Гоббса, и теперь после прочтения «Левиафана» и возвращения его на место – под ножку кровати Годфри она надеялась снова заполучить какой-нибудь труд этого мыслителя.

В этот момент Элпью услышала низкий булькающий звук, доносившийся из-под кровати графини.

– Что это? – Но не успела она наклониться и посмотреть, как оттуда выскочил песик Ребекки, вцепился Элпью в подол и принялся трепать его, как крысу. – Какого черта?

– Ой, сегодня днем он сидел на крыльце. – Годфри оторвал собачонку от Элпью и посадил себе на колени. Песик немедленно успокоился, когда Годфри стал поглаживать его по голове. – Ее ищет, что тут гадать. Не волнуйся, малыш, я потом отнесу тебя к ней домой и прослежу, чтобы та девчонка тебя покормила. – Он еще погладил пса, и Элпью заметила, что на глазах у старика выступили слезы. Отвернувшись, она захлопотала по хозяйству.

– Я все думаю о ней, – произнес Годфри. – И о чудовище, которое такое творит.

Лицо Годфри приняло обычное брюзгливое выражение, но от Элпью не ускользнули ни прерывающийся голос, ни дрожащий подбородок. Интересно, а это какая Страсть, подумала Элпью. Не прятал ли Годфри печаль, чтобы не показаться чувствительным?

Она положила руку на плечо старика и, сев рядом с ним, уставилась на огонь.

Уже темнело, когда графиня добралась до дома, запыхавшаяся и промокшая.

– Разверзлись хляби небесные. – Она отряхнула одежду и поманила Элпью. – Быстрей. Мне нужно попасть в дом констебля, прежде чем его вызовут на обычные ночные происшествия.

– А что судья, мадам? – Элпью схватила их плащи. – Это он направил вас к констеблю?

– Нет. У судьи не больше стремления расследовать преступления Рейкуэлла, чем у меня стать членом парламента. Поэтому мы пойдем к констеблю и опознаем труп. Возможно, узнав, кто убитая, слуги закона немного зашевелятся.

***

– Графиня, какая приятная неожиданность. – Констебль провел их в холл. – Так что случилось? Кража со взломом? Разбойники на мирных улицах Сент-Джеймса?

– Нет, констебль, – сказала графиня. – Мы пришли в связи с телом женщины, которое нашли в парке прошлой ночью. Нам кажется, мы можем опознать убитую.

– Ах да, дама в зеленом плаще. – Он понизил голос. – Я бы не стал так уж волноваться на ее счет. Это верно, миледи, ее убили, но...

– Но что?

– Я бы не стал связываться с подобными ей. Эти шлюхи сами напрашиваются на неприятности. Невозможно рыскать в поисках мужчин в уединенных местах и не пострадать.

– Но...

– Во всяком случае, я убежден, даже лучше, что она умерла. Можно сказать, слава Богу – отмучилась.

– Простите, констебль, я не совсем вас понимаю.

– Ей все равно уже оставалось немного! – Графиню чуть не свалило с ног прогорклое дыхание констебля, зашептавшего ей в лицо. – Вопрос нескольких недель, мне сказали, и мы так и так получили бы труп.

– Констебль, я понятия не имею, о чем вы говорите. Почему она должна была умереть?

– Потому что не смогла бы больше жить.

– Вы хотите сказать, ее преследовали? – Элпью вспомнила о человеке, который, по словам Годфри, следил за их домом. – Ее убийца все равно настиг бы ее?

– В каком-то смысле да.

– Что ж, констебль, окажите нам любезность, назвав имя злодея. Надеюсь, вы засадили его под замок?

– Вы не поняли, мадам. Я говорю, что она все равно умерла бы, это правда, но ее убийца – не мужчина...

– Женщина? – ахнула Элпью.

– Она была разрушена, миледи. – Нахмурившись, констебль зашептал графине на ухо. – Французским подарком, мадам, неаполитанской язвой. – Он выпрямился. – А если по-английски, графиня: люэсом!

– Я отказываюсь понимать вас, сударь. – Графиня отодвинулась и прочистила ухо, забрызганное слюной констебля. – Пообещав английский язык, так и скажите по-английски.

– Простите, миледи, да, конечно. По-английски. Ну, понимаете, умершую, может, и убили, но, по словам хирурга, который осматривал тело, в убийстве не было необходимости.

Графиня уставилась на констебля в полном недоумении.

– Несчастная женщина, – продолжал он, – все равно вскоре умерла бы и без помощи убийцы, ибо у нее была последняя стадия испанской оспы!

– Испанская оспа! – тихонько воскликнула Элпью. – Вы хотите сказать, что у нее был сифилис?

– Насквозь проедена им, леди. – Констебль скривился от отвращения. – Мы поняли это, едва сняли с нее одежду. Никогда не видел тела в таком жутком состоянии. Нарывы, язвы... ф-фу! – Он передернулся.

Ребекка поражена сифилисом! Графиня была не в состоянии в это поверить. Как могла такая умная и красивая девушка допустить, чтобы с ней случилось нечто подобное? И такая новость оскорбит ее память. Графиня увлекла Элпью к двери.

– Я ошиблась, констебль. Леди, которую мы ищем, не может быть той, о ком вы говорите. Идем, Элпью. Простите, что отняла у вас время, сударь.

Дождь лил как из ведра. Накинув капюшоны, графиня и Элпью прижались друг к другу.

– Непредвиденный поворот, графиня. Почему вы ему не сказали?

– Ребекка мертва, но она была знаменитостью. Думаю, что, сообщив констеблю, чье это тело и кто, следовательно, был заражен сифилисом, я лишь дам жителям Лондона совершенно необязательную пищу для пересудов.

Элпью, осознававшая всю иронию такого решения (потому что разве они с графиней не зарабатывали себе на жизнь распространением подобных историй), тем не менее согласилась, прикидывая, не придержит ли графиня эти сведения для читателей «Глашатая», с тем чтобы опубликовать их попозже.

– Я волнуюсь за Годфри. – Графиня нетвердой походкой двинулась под дождем дальше. – Его первого мы должны оградить от этой ужасной новости. Пока он хотя бы не оправится от первого удара.

Остаток пути они шли молча. Добравшись до Джермен-стрит, сыщицы обнаружили Годфри, прятавшегося в подворотне на некотором расстоянии от их дома. Старик выскочил и преградил женщинам путь.

– Он снова здесь! Тот соглядатай! – Годфри мотнул головой.

Прищурившись, графиня разглядела мужчину в длинном плаще и грубой войлочной шляпе, стоявшего под проливным дождем и не сводившего глаз с окон второго этажа в доме графини.

– Господи, мадам, – Элпью схватила графиню за руку, – я его знаю. Это чокнутый из театра. Он забрался в дамскую гримуборную... зовут его Никам.

– Ты уверена, Элпью? А ты, Годфри, уверен, что это тот самый человек, которого ты видел под нашими окнами?

– Это точно он.

– Значит, это один и тот же субъект. – Графиня притаилась в подворотне, выглядывая на улицу. – Мне казалось, что принят закон, запрещающий мужчинам проходить за кулисы?

– Да, но он как-то проник туда. В разгар спектакля, мадам. Я помню, что Ребекка испугалась, и я его выпроводила. Но он явно со странностями. Следит за ней. Он сам в этом признался.

– Идемте, друзья мои, лучше поговорим с ним и выясним, почему он торчит здесь целыми днями, разглядывая наши грязные створчатые окна. Элпью, обогни церковь и отрежь ему дорогу с той стороны.

Элпью бросилась выполнять.

– Так, Годфри, очень важно завести его в дом тихо. Нам ни к чему, чтобы сбежалась стража и схватила нас за нарушение общественного спокойствия.

Через пару минут они схватили и втащили промокшего и ошеломленного мужчину в переднюю гостиную и усадили там. Графиня заперла дверь на ключ, а ключ положила в карман. Годфри зажег свечу.

– Ну? – Элпью, подбоченившись, встала перед задержанным. – Зачем ты следишь за домом миледи? Ты грабитель? Если мы захотим, то можем сдать тебя властям, и ты окажешься в тюрьме. Поэтому, если не хочешь провести эту ночь на каменном полу в Брайдуэлле, давай выкладывай, что ты замышляешь.

– Я тебя знаю. – Он пристально посмотрел на Элпью. – Ты актриса, да? Я встречал тебя с ней.

– С ней? – набросилась на него графиня. – А кто такая «она»? Султанша Месопотамии?

– Она это играла? – Мужчина задумался. – Султанша Месопотамии? Что это за пьеса? Не помню такую.

– Значит, вы называете себя актером, мистер?.. – Графиня улыбнулась. – Простите... как вас зовут?

– Роупер, мадам. Никам Роупер.

– Так вот, Никам... надеюсь, вы не возражаете, если я буду называть вас просто Никам?

– Нет. – Мужчина закрутился на стуле. – Куда вы ее спрятали?

– Как я могу ответить на этот вопрос, если мы не знаем, о ком вы говорите?

– Вы знаете о ком... – Мужчина испустил звучный вздох. – О Бекки. О великой Бекки Монтегю.

– Так, значит, это ты? – Годфри бросился к мужчине и схватил его за галстук. – Зачем, о, зачем ты это сделал?

Мужчина схватил Годфри за локти, пытаясь его побороть. Элпью кинулась было их разнимать, но графиня удержала ее, приложив палец к губам и оставив эту парочку мериться силами в мерцающем свете свечи.

– Я ничего такого не делал...

– Тогда что ты задумал, подлая крыса, день и ночь болтаясь около дома моей госпожи?

– Раз так, а чем ты с ней занимаешься? Я знаю, что она несколько раз оставалась с тобой в этом доме. Какие у тебя на нее права? Она моя.

– Моя! – прорычал Годфри.

– Моя! – завопил Никам Роупер.

– Ты прикончил ее, да? – Лицо Годфри потемнело. – Ты пошел в парк и...

Графиня вскрикнула. Было необходимо прервать Годфри, прежде чем он сообщит Никаму, что Ребекка убита. Мужчины тут же повернулись к ней.

– Я только знаю, что с тех пор, как она сюда пришла, я потерял ее из виду. – Никам Роупер заплакал. – Я всегда знал, где она, днем и ночью, в «Линкольнз-Инн» или в Лаймхаусе, но теперь, если только вы не заперли ее на чердаке или не похоронили мертвую под полом, она исчезла с лица земли.

Годфри сильно встряхнул Никама.

– Отпусти его, Годфри. Думаю, мистер Роупер и без того расстроен. – Графиня указала на сундучок с чаем. – Элпью! Приготовь чаю для нашего гостя. Годфри, пожалуйста, помоги Элпью с чайником для воды, ты же знаешь, какой он тяжелый.

Элпью увела Годфри из комнаты и тихонько прикрыла дверь.

– Даже этой ее мрачной девчонки нигде нет. – Никам Роупер тяжело опустился на стул. – Я ходил к ней домой. Но там никого нет.

Графиня присела на соседний стул.

– И как давно вы следите за Бекки, Никам?

– Я не слежу за ней. – Он возмущенно посмотрел на графиню. – Я провожаю ее. Иногда она в одиночку ходит в темные и опасные места, и мне нравится думать, что я ее добровольный личный телохранитель.

– Очень похвально, Никам.

– В смысле, пока она не станет моей.

– Вашей?

– Я ей говорил, писал ей. Если она согласится меня взять, я избавлюсь от своей жены и женюсь на ней.

– Избавитесь? Вы убьете ее или просто потребуете развода?

– Какой смысл с вами говорить? – Никам хотел было встать. – Вы не понимаете.

Графиня действительно совершенно ничего не понимала. Она наклонилась к своему собеседнику.

– Вы упомянули, что она ездила из «Линкольнз-Инн» в Лаймхаус, Никам. Это вы для красного словца сказали?

– Вы никогда о них не слышали? Первый – это театр рядом с конторами юристов, второй – квартал, где полно матросов, сразу за Уоппинг-Уолл.

– Слышала и про тот, и про другой.

– Понимаете, она собиралась выйти за меня. Я мог предложить ей красивый дом. Я живу в Сити, в одном из переулков рядом с Патерностер-роу.

– Как мило!

Графиня знала этот район. Все переулки там были темными отвратительными щелями. Сам Патерностер-роу представлял собой торговую улочку, где обосновались галантерейщики, книгопродавцы и несколько сомнительных таверн. Были здесь заведения с дурной репутацией: гадалки, аптекари, которые специализировались на ядах и любовных зельях, и сводни, с готовностью делавшие аборты, когда составленные ими союзы приводили к нежелательными последствиям.

– Вы там же и работаете?

– Я удалился от дел. – Мужчина повесил голову. – С тех пор как умерла моя жена. У нас был маленький магазин, мы торговали рыбой.

– Рыбой! Чудесно. – Графиня просияла. – Обожаю рыбу. – О чем болтает этот тип? Минуту назад он говорил, что избавится от жены.

– О да, мы торговали самой разной рыбой: лещом, треской, тунцом, палтусом, пикшей, карпом, форелью, угрями...

– Как это, должно быть, увлекательно. – Взяв на заметку несколько новых названий рыб для будущих встреч с мистером Сиббером, графиня остановила Никама, прежде чем он перечислил всех морских и речных обитателей. – Я просто слюной истекаю при мысли о вашей изумительной рыбе. Но вернемся к вашей жене...

– Я не собираюсь говорить о своей жене с такими, как вы. – Лицо Никама помрачнело. – Вы никогда не поймете...

– Тогда давайте поговорим о Бекки. Мы тоже ее потеряли, Никам, и хотели бы знать, когда вы видели ее в последний раз?

– Это было... – Никам нахмурил брови, потирая переносицу большим и указательным пальцами. – Это было вчера. В предыдущий вечер она посетила праздник на «Причуде». Я видел, как она вышла отсюда и села на козлы кареты с парнем, который часто ее возит.

– С Джемми?

– Это он. Довольно приятный человек. Кажется, он какой-то ее родственник.

Графиня кивнула:

– Двоюродный брат.

– Нет, нет. Больше чем брат, я бы сказал.

– Не любовник, часом?

– Возьмите свои слова назад, мадам! – Никам вскочил. – Вы недостойная сплетница. Я не потерплю подобных выражений.

– Простите! – Графиня подняла руки. – Просто из-за ее недавнего брака с лордом Рейкуэллом...