Текст книги "Королевы-соперницы"

Автор книги: Фиделис Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава четвертая
Удивление

Первейшая и наиболее умеренная из Страстей.

Перемена в лице выражается разве что простым поднятием одной брови.

Глаза устремлены на объект, вызывающих удивление.

Когда церемония закончилась, графиня и Элпью быстро прошли через перекресток Семи циферблатов, следя, чтобы их не обчистили знаменитые ирландские карманники, промышляющие в этом районе. Уже стемнело, а улицы, по которым они шли, освещались скупо.

Женщины замедлили шаги, только когда пересекли Ковент-Гарден-Пьяцца. Площадь сияла, освещенная сотней факелов. Из таверн то и дело выходили посетители. Под портиком церкви проститутки в масках быстренько оказывали услуги клиентам.

– Почти дома. – Элпью забренчала в кармане монетами и хитро глянула на графиню. – Может, истратим наши последние деньги на скромный ужин где-нибудь здесь?

– Вместо того чтобы снова есть похлебку Годфри из бычьих хвостов? – В глазах графини промелькнула веселая искорка. – А ты хитрая девчонка! Будь по-твоему.

Они заняли столик в маленькой комнате в «Голове арапа» и заказали уже готовые блюда за девять пенсов. Элпью остановила свой выбор на устричном пироге, а графиня предпочла пудинг из свинины с тушеными овощами.

Молча жуя, сыщицы перебирали в голове события последних нескольких дней.

– Миледи! – Элпью проглотила ложку устриц. – Вам не кажется, что мы очутились в странном положении?

– Это почему?

– Нас наняла особа, желающая, чтобы мы нашли убийцу, а эта особа...

– Вполне вероятно, и совершила преступление. Да, я об этом думала. Но заметь, у них у всех был зуб на Анну Лукас. – Графиня сморщилась, и кусок белил, отколовшись с лица, упал в ее ложку, полную подливы. – При каждом удобном случае Ребекка дает нам понять, что она презирала эту женщину, но посмотри на остальных. Мистер Макрел...

– Вы действительно не помните его имени? Каждый раз вы называете его другой рыбой. – Элпью положила в тарелку кусочек хлеба, чтобы впитать подливку.

– Он кажется мне таким самодовольным. – Графиня жеманно улыбнулась. – Мне нравится наблюдать, как он паникует, когда я неправильно к нему обращаюсь.

– Настоящая пытка для такого тщеславного актера.

– Да-да, я знаю. Так что у нас есть, Элпью? Давай-ка запишем.

Элпью достала из кармана карандаш и листок бумаги.

– Благодаря моему пребыванию в доме предварительного заключения мы знаем, что скоро в этом убийстве обвинят невинного человека. Почему – полная тайна. Поскольку, живи я через улицу от места жестокого преступления, я порадовалась бы больше, если б схватили настоящего убийцу, а не козла отпущения.

– Возможно, таким образом пристав и стражники получают дополнительную награду – за очищение своего района от преступников?

– Поэтому нашими настоящими подозреваемыми являются: мистер Киппер...

Элпью записала: «Сиббер».

– Он имел зуб на Анну Лукас, потому что она загубила его попытку проявить себя как антрепренера, сорвав лекцию. И он как будто бы делал ей нежелательные романтические предложения.

– Мистер Рич.

– Да, Ричу она, похоже, не нравилась, потому что всегда настаивала на увеличении жалованья, а теперь он надеется нажиться на ее смерти, зная, что публика валом повалит в театр из любви ко всяким ужасам.

– Муж. – Графиня отправила ложку с едой в рот и начала жевать.

– Обязательно. – Элпью отхлебнула эля. – Зрелище погребения его жены явно доставило ему огромную радость. Ухмылялся, как дурак. И уже в объятиях другой женщины, сидевшей с ним в экипаже, и Ребекку поцеловал на глазах у всех.

– Какое отвратительное заведение. – Графиня с гримасой вынула изо рта кусок белил и показала Элпью. – Посмотри, у меня в подливе штукатурка. – Она отодвинула тарелку. – Да, этот муж – подозрительный тип, но он заставляет меня еще больше подозревать Ребекку.

– Лампоне тоже темная личность. – Элпью вывела его имя. – Сегодня днем у мистрис Монтегю я кое-что услышала.

Она пересказала графине обрывки подслушанной под дверью беседы между Ребеккой и Лампоне.

– Все эти разговоры про отсечение головы от тела... страсть да и только.

– Я не сомневаюсь, что они в этом деле заодно. Нет, ты посмотри! – Графиня выудила из своей тарелки хрящ. – Да-да, Элпью. Ребекка – очевидная подозреваемая. В конце концов, кровь бедной женщины была у нее на руках. – Графиня помахала рукой, подзывая прислуживавшую за столами девушку, чтобы та принесла счет. – Мы должны вести себя с ней мило, пока не вернем деньги, а уж тогда распрощаемся с ней навсегда. – Она поежилась. – Так или иначе, но эта женщина – настоящая фурия. Мы обе были свидетельницами ее вспыльчивости.

Неряшливая официантка подошла, тяжело ступая, к их столу, и Элпью подала ей два причитающихся шиллинга.

– Какая ирония, мадам, что мы зависим от денег троих из четырех наших подозреваемых.

– Скандал! – Графиня встала, отодвигая стул. – Богине удачи придется сотворить чудо и послать нам скандальчик попикантнее, и побыстрее. А пока я предлагаю выпить за то, чтобы ничем не прогневать Ребекку Монтегю. Потому что именно ей мы должны больше всего.

Женщины шли домой в молчании.

– Как приятно для разнообразия не оглядываться постоянно – нет ли рядом пристава, – сказала графиня, открывая парадную дверь.

Войдя в холл, они услышали, как из кухни их зовет Годфри. Он появился на пороге, лихорадочно закивал в сторону передней гостиной и беззвучно произнес слово «посетитель». Графиня посмотрела на коробки и сундуки, составленные у стены, обитой дубовыми панелями, и пригорюнилась. Скрестив пальцы, она взмолилась, чтобы это не оказался ее муж, вернувшийся в надежде снова наложить лапу на ценности, которые еще не умыкнул.

Элпью тихонько открыла дверь в переднюю гостиную. В камине горел огонь, у камина сидела Ребекка. Ее служанка Сара расчесывала длинные черные волосы актрисы.

Услышав скрип половицы, Ребекка обернулась:

– Наконец-то вы благополучно вернулись. – Она любезно им улыбнулась. – Я уж боялась, что вас растерзали титиры.

– Что?.. – Графиня неловко шагнула вперед, пораженная представшей ей непринужденной домашней сценой. – Почему?..

– Думаю, вы согласитесь со мной, графиня. – Поднявшись, Ребекка повернулась к ним лицом. Она была в домашнем наряде: из-под светлого, восточного шелка пеньюара виднелись рюши ночной сорочки, на ногах красовались прелестные комнатные туфли из розового атласа. – Я думаю, мне будет безопаснее пожить у вас. И вам обеим будет легче меня охранять.

Разинув рты, Элпью и графиня молча стояли в дверях. Собачонка, свернувшаяся перед огнем, наклонила голову, посмотрела на Элпью и, оскалив зубы, зарычала.

– Сара посветит мне, когда вы решите, какую комнату мне предоставить. – Ребекка взяла листы с текстом пьесы, которую она просматривала. – Разумеется, я заплачу. По обычной цене для местных гостиниц, которая, как я полагаю, окажется вполне приличной, включая небольшие чаевые.

Графиня и Элпью не шелохнулись. Ребекка рассмеялась.

– У вас обеих такой вид, будто вы окаменели и превратились в кариатиды. – Они по-прежнему не двинулись с места. – Я поставлю вас на постамент во дворе Нового дворца.

Позади них в коридоре послышалось какое-то движение, появилась голова Годфри.

– Горячее вино с яйцами, сахаром и пряностями готово, если кто желает.

– Как мило, Годфри. – Ребекка широко ему улыбнулась. – Ты славный парень.

– Сюда я ничего не понесу, – заворчал он. – Вам придется самим прийти на кухню.

Ребекка слегка подтолкнула Сару вперед. Девушка сделала неуклюжий книксен и вышла.

Впервые Элпью обратила внимание, что у служанки над верхней губой посажена мушка. Элпью припомнила, что она всегда там была, но сейчас, поздним вечером и при госпоже, одетой по-домашнему, это казалось неуместным.

Подойдя к графине и ее компаньонке, Ребекка взяла их под руки.

– Идемте, девочки. Давайте выпьем, что там приготовил Годфри.

Пес бойко побежал следом за хозяйкой.

– Мистрис Монтегю... – Перед кухонной дверью графиня остановилась. – Прежде чем вы войдете в мою кухню, я с большой неохотой должна вам кое в чем признаться. – Она толкнула дверь, явив взору актрисы весьма необычную кухню, снабженную не только обычными принадлежностями и приспособлениями для готовки. Здесь также находились три кровати, письменный стол, стопки книг и бумаг, через все помещение была протянута веревка для сушки белья, которая в настоящий момент не пустовала. – В этом доме нет спален. Комнаты наверху обветшали настолько, что жить в них нельзя, и мебели там никакой нет.

Ребекка обвела взглядом загроможденную кухню и подняла бровь. Ничего подобного в своей жизни ей еще видеть не доводилось.

– Единственными обитателями второго и третьего этажей являются голуби, – продолжала наседать графиня. – Но вы можете без стеснения к ним присоединиться, если пожелаете.

Ребекка посмотрела на тонущую в темноте лестницу.

– Элпью вам посветит. – Графиня выхватила у Сары свечу и передала своей бывшей горничной. – Я уверена, что, как только вы увидите эти помещения, вы решите вернуться в свой комфортабельный дом на Литтл-Харт-стрит. – Она почти насильно погнала актрису и ее служанку вверх по лестнице, Элпью поднималась впереди, освещая путь.

– Я не позволю, чтобы какая-то соблазнительная актерка оказалась в моей постели... – бормотал, ни к кому конкретно не обращаясь, Годфри, поворачивая над огнем насажанный на вилку кусок хлеба. – Дьяволовы шлюхи! Вы знаете, миледи, что говорит Принн о женщинах-лицедейках?

– Да-да, Годфри. – Закатив глаза, графиня плюхнулась в кресло. – Ты достаточно часто нам об этом напоминаешь. Мне кажется, что я уже выучила всю книгу наизусть. – Она тоже нацепила на вилку кусок хлеба и стала поворачивать ее над раскаленными углями.

– Прекрасно известно, – Годфри от души почесал черным ногтем в промежности, – что актриса ведет мужчину к прелюбодеянию, самоосквернению и содомскому греху.

– Я бы не стала волноваться, Годфри... – Графиня помолчала, размышляя над его заявлением. – Мистрис Монтегю не останется. Уверяю тебя, в моей кухне содомского греха не будет.

Ребекка вернулась на кухню через несколько минут.

Графиня поднялась, держа в руке вилку с хлебом.

– Я знала, что вы передумаете, как только увидите, в каком состоянии верхние этажи.

– Я вовсе не передумала. – Лицо актрисы было странно напряжено. – Вы должны мне много денег, графиня. У вас есть выбор. Вы позволяете мне остаться, и с каждым прожитым здесь мной днем ваш долг будет соответственно уменьшаться. Если вы не позволите мне остаться, я начну начислять проценты. Более того, я потребую от вас немедленной выплаты долга, иначе снова напущу на вас приставов. И может, на этот раз они сразу засадят вас в Маршалси или Ньюгейтскую тюрьму без спасительного пребывания в доме предварительного заключения.

– Но здесь нет ни комнат, ни кроватей...

– Это уж моя забота. Но, графиня, говорю вам, я останусь, есть у вас кровати или нет.

На следующее утро, проведя ночь на полу в передней гостиной, Ребекка поднялась ни свет ни заря и послала за носильщиками, чтобы доставить такие предметы роскоши, как огромная кровать с периной и кресло, которые поместили в одной из облезлых верхних комнат. При виде такого вторжения Годфри накинул плащ и удалился, громко фыркая.

Пока Ребекка с Сарой расставляли мебель, графиня и Элпью заперлись в нужнике во дворе.

– Она поставила меня в безвыходное положение, – прошипела графиня. – Спасибо тебе – заняла у нее деньги!

И без обвинений графини грядущий день не сулил Элпью ничего хорошего. Днем она должна была выйти на сцену, наряженная в свое самое лучшее платье и увенчанная грандиозным головным убором с перьями, чтобы сыграть в «Королевах-соперницах» служанку, несущую шлейф Ребекки.

– А вдруг она действительно убила Анну Лукас? Возьмет и зарежет нас в наших же постелях? – предположила графиня, хватаясь за горло. – Придется соглашаться со всем, что она скажет, иначе мы рискуем остаться без голов.

– Разве вы ей не доверяете? – спросила Элпью, уже зная ответ.

– Она хитрая, как китаец, но и вполовину не такая честная.

– Да, ей бы подошло слово «острая». – Элпью прижала палец ко лбу. – Но – нашла коса на камень. Мне кажется, существует простое решение.

Графиня ждала, поджав губы.

– Мы должны раскрыть это ужасное преступление, найти виновного и упрятать его за решетку. Только тогда мы избавимся от этой напасти.

– Ну конечно, Элпью, это же ясно как Божий день! – фыркнула графиня. – Я пойду и сегодня к обеду изловлю убийцу.

– Я знаю, это не просто. Но уверена, что мы сможем разрешить эту загадку, как сделали раньше. Я продолжу разнюхивать закулисные тайны в театре, а пока я буду там, вы сможете разузнать о ней.

– О ком? О мадам Топни-ножкой?

– Нет. Об убитой, Анне Лукас. Выясните, где она жила, раскройте тайны ее драгоценной семейной жизни, узнайте обо всех, кто мог желать ей смерти.

– Один такой человек нам точно известен. – Графиня кивнула в сторону дома. – Прославленная Роксана собственной персоной вместе с ее знаменитым притопыванием. – Графиня топнула по полу нужника, и фонтан вонючей грязи и нечистот забрызгал ей юбку. – Фу! Нужно вызвать золотаря, чтобы вычистил тут, пока их величество не пожаловались. – Графиня распахнула дверь нужника и увидела Сару, бегущую по направлению к кухне.

Графиня чопорно приподняла юбки и последовала за ней.

– Мадам Монтегю, – заговорила она, едва вступив в кухню и перебивая Сару, которая что-то торопливо шептала на ухо Ребекке. – Мне нужно выяснить у вас некоторые подробности. – Она бросила взгляд на горничную. – И поговорить мы должны наедине.

– Вы уже это делали. – Ребекка вскочила. – Я всего лишь актриса. Что я знаю об убийствах?

– Мистрис Монтегю, я лишь хочу спросить, в каком, по вашему мнению, направлении нам следует поработать первым делом? – Элпью пыталась хранить спокойствие. – Вам ничего такого не известно, не было ли угроз в адрес миссис Лукас?

Взмахом руки Ребекка отпустила свою служанку.

– Приведи комнату в порядок, Сара. – Потом села на деревянную скамейку. – Я слышала, вы подозреваете меня? – Она бросила угрюмый взгляд на Элпью.

– Расскажите нам о миссис Лукас.

– Она была подхалимкой...

– Нет! – Графиня хлопнула в ладоши. – Факты. Где она жила? Где ее муж? Кто был ее банкир? Были у нее дети, любовники?

– Один ребенок, один муж, любовников не было.

– И где нам искать ее мужа?

– У них дома.

Элпью делала пометки. Ребекка подошла к ней и вырвала у нее из рук карандаш.

– Но вы не должны туда ездить, вы меня понимаете... – Она нависла над графиней. – Я приказываю вам не впутывать в это мистера Лукаса.

– Как скажете. – Графиня улыбнулась ей с непроницаемым видом и наклонила голову набок. – Когда, вы сказали, начинается ваш сегодняшний спектакль? Я слышала, колокола на церкви Святого Иакова пробили час. Разве вам обеим не нужно загримироваться и переодеться в ваши восточные наряды?

Спектакль! Элпью замутило.

– Я пойду с вами. – Графиня занялась сбором вещей, готовясь к выходу. – Не хочу пропустить театральный дебют Элпью.

В молчании все четверо шли в театр. Было не слишком холодно, но они промокли под моросящим дождем.

Несмотря на сырую погоду, на Ковент-Гарден-Пьяцца царила обычная сутолока из ларьков, тележек, портшезов и пешеходов. Графиня, Ребекка, а за ними Элпью и Сара невольно выстроились гуськом, пробираясь среди рядов лоточников, торгующих дешевыми украшениями и овощами. Между рынком и северным входом полным ходом шло представление с участием Панча и Джуди.

 
Я научу, как ловко
Вам от жены избавиться.
Вот ножик, вот веревка,
Вот палка, если нравится.
 

Гротескная куколка колотила свою кукольную жену, покуда бедная фигурка не упала в уголочке.

– Ну ладно, вставай, Джуди, дорогая, я больше не буду тебя бить. Вставай, я сказал. – Кукловод вынул руку из Джуди, оставив ее вялой и безжизненной.

– Что ж, тогда с тобой покончено. – Панч подхватил Джуди и отбросил ее.

«Очень кстати!» – подумала графиня. Муж разделывается со своей женой.

– Хи-хи-хи! Потерять жену – значит приобрести состояние.

Кукла, изображающая очаровательную женщину, появилась на крохотном квадратике сцены, и мистер Панч всплеснул руками:

– Какая красавица! Какое милое создание! Хотел бы я станцевать с ней джигу.

«В самую точку!» – подумала графиня. Мистер Лукас избавляется от жены, потому что его искушала другая женщина. Та, что была ее соперницей во многих отношениях: топающая ножкой актриса, Ребекка Монтегю.

– Терпеть не могу этот балаган, – сказала Ребекка. – Побои и убийства под карканье, которое он называет пением. И тем не менее он загребает хорошие деньги.

По мере приближения к театру толпа, похоже, становилась все гуще там, где обычно редела.

– Как видно, надежды мистера Рича на зрителей воплотились в действительность, – заметила Ребекка. – Народ валом валит в театр.

– Увы, нет, – сказала Элпью, встав на цыпочки и посмотрев поверх голов. – По-моему, это те, кого вы называете противниками.

Элпью оказалась права. Улица была заполнена людьми, которые, окружив вход в здание, размахивали плакатами.

– Что там написано? – Графиня стала вглядываться в даль, прищуриваясь. Это и потекшая от сырости черная краска, которой она подкрашивала брови, сделали графиню похожей на человека, налетевшего на дверь и поплатившегося синяками.

Элпью прочла:

– «Театр – подмостки дьявола», «Одиннадцатая заповедь: не посещай театр», «Господь говорит: закройте все театры»...

– Кому Он это сказал? – поинтересовалась графиня, подбирая юбки и ввинчиваясь в людской водоворот. – Не помню, чтобы в Библии вообще упоминался театр.

– Проститутка! – закричала в лицо графине какая-то женщина. – Размалеванная шлюха!

Ребекка в мгновение ока оказалась между ними.

– Лучше быть размалеванной шлюхой, мадам, чем злословящей сукой с постной рожей!

Женщина ахнула и отступила, позволив тем самым графине протиснуться к двери.

– Непристойность, отбросы и похоть! Верните приличие! – кричал прыщавый и косоглазый молодой человек. – У вас только непристойность, отбросы и похоть!

Когда четверка добралась до входа, Ребекка повернулась к толпе и крикнула:

– Разве вы не должны сидеть дома, дамы, и шить и готовить вместо того, чтобы беспокоить распутных женщин, идущих заниматься своим варварским ремеслом?

– Траченная сифилисом потаскуха, закрой свой рот...

– Я не потаскуха, ты, сушеная вобла, а будь я траченная сифилисом, разве была бы у меня такая гладкая кожа? Посмотрите! Я не крашусь. И возможно, если бы тот пятнистый парень позволил грязи своего тела выйти с помощью небольшой порции непристойности, отбросов и похоти, как вы их называете, у него улучшился бы цвет лица. Сара, дверь!

Уже в театре графиня пожелала Элпью удачи.

– А я снова выберусь на улицу и выпью пока чашечку шоколада в ближайшей палатке.

– А протесты?

– Несмотря на свою размалеванность, мистрис Монтегю, я тоже за словом в карман не полезу и не хуже вас могу дать противникам отпор. – Графиня уже стояла у выхода. – Увижу вас обеих через час. На сцене.

Десять минут спустя, получив домашний адрес миссис Лукас в церкви Святого Эгидия, где он был внесен в книгу регистрации смертей, графиня направлялась по дороге на север. Семья Лукасов, похоже, жила за городом. Этого графиня не понимала. Все в Лондоне, особенно театральная братия, жили на расстоянии нескольких минут ходьбы от места своей работы. Почему миссис Лукас выбрала для себя такое удаленное место? Или решение исходило от мистера Лукаса? Она вспомнила, как этот противный коротышка Киппер говорил о своем желании поселить жену в какой-то отдаленной, Богом забытой деревне.

Пока она находилась в церкви, весеннее солнце высушило морось, и стало довольно тепло. Торопливо шагая по Сент-Джайлз-Хай-стрит, графиня надеялась, что дом Лукасов окажется не слишком далеко. Церковный служитель заверил ее, что она вполне дойдет туда пешком, но, поскольку священники известны тем, что нечасто пользуются наемными экипажами, графиня заволновалась.

Ей хотелось, чтобы семья Лукасов жила хотя бы в соседнем Сохо, где она зашла бы в славную французскую кондитерскую. Но нет, ей пришлось идти на север. Графиня обозрела поля на другой стороне Тайбернской дороги. Какой-то идиот хотел назвать ее Оксфорд-стрит! Графиня не понимала смысла: это же дорога в Тайберн, а не в Оксфорд. Конечно, в конце концов по ней, наверное, можно добраться до Оксфорда, в том смысле, как говорят: «Все дороги ведут в Рим», – но это не значит, что все их надо называть Римскими улицами.

Возмущенно пыхтя, графиня двинулась вперед. По ту сторону Тайбернской дороги далеко простирались поля. И в этих полях, помимо угрожающего вида диких животных – коров, свиней и овец, явно пасущихся не на привязи, – стояли еще и жуткого вида лачуги и хижины, населенные самым разнообразным немытым сбродом. Графиня решила, что не стоит затевать поход по пересеченной местности, а лучше пойти по Тоттнем-Корт-роуд.

Большинство лондонских дорог пребывало в ужасном состоянии. Но Тоттнем-Корт-роуд была сущим адом. Движение здесь было небольшое, только изредка проезжали, громыхая, почтовые кареты, направляясь на север и везя пассажиров сквозь крохотные пригороды, такие, как Хэмпстед (где можно было набрать ключевой воды), или за леса Эдмонтон-Чейза (где грабители с большой дороги, возможно, отбирали у путников все, что те везли), или до Хендона (а зачем кто-то хотел ехать туда, оставалось настоящей тайной). Было тихо, но хуже тишины были кучи мусора. Они высились по обеим сторонам дороги и теперь под выглянувшим солнцем дымились, давая выход заключенной в них вони. Но пострашнее этого удручающе голого пейзажа была предлагаемая им компания. Ибо вдоль всей дороги мусорные кучи кишели копавшимися в отбросах людьми – своего рода людскими отбросами.

Элпью посмотрелась в большое зеркало в подвижной раме, установленное в артистической. Ее лицо было покрыто толстым слоем грима, на голове красовалась большая чалма, украшенная разноцветными перьями.

Закончилось музыкальное вступление, и Элпью ясно услышала гомон зрительного зала. Внезапно ей стало так страшно, что перехватило дыхание. Элпью вцепилась в спинку стула и сделала глубокий вдох. Сколько лет она насмехалась над актерами за их самомнение? Теперь же, когда она вот-вот должна была выйти на сцену, ее захлестнула волна восхищения. Как им это удавалось? Зачем они это делали?

В комнату, встряхивая руками, с которых капала вода, ворвалась Ребекка. Элпью вдруг вспомнила о непонятном ритуале, предварявшем каждый спектакль.

– Идем. Скоро наш выход.

Актриса осмотрела себя в зеркале и стремительно повернулась к двери, ведущей за кулисы.

В тусклом свете, который просачивался со сцены сквозь планки перегородок, они степенно проследовали к боковой двери, которая открывалась прямо на авансцену. Ребекка подняла руки и бросила взгляд на Элпью. Для нее наступал момент нести шлейф.

Со сцены донесся голос:

– Идет ревнивая и гордая Роксана, чело нахмурив в мыслях о возмездье.

Пока произносились следующие строчки, Ребекка тряхнула головой, распуская волосы. Преображение было полным. С искаженным от гнева лицом она сделала глубокий вдох, раздувая ноздри, и вылетела на сцену.

Дрожа с головы до пят, за ней, спотыкаясь, поспешила Элпью.

Пар поднимался над кучами вдоль пустынной Тоттнем-Корт-роуд, где жили беднейшие из лондонских бедняков, проводившие свои дни, копаясь в отбросах города. Драная одежда была навалена вперемешку с вонючими отходами, которые привозили золотари, навозом, сломанной мебелью, гниющей пищей и прочим мусором огромного, людного Лондона.

Графиня содрогалась, шагая мимо. Наблюдая за этими несчастными созданиями, она чувствовала себя такой счастливой. В конце концов, у нее есть прекрасный дом, великолепная компаньонка Элпью. Что до Годфри, то хотя он и был жалкой, ворчливой развалиной, но оставался верен ей, этого никто бы не смог отрицать. Единственная неприятность состояла в том, что она была должна деньги сумасшедшей актрисе, которая, вполне возможно, убила свою соперницу и в настоящее время жила с графиней под одной крышей!

Графиня обернулась. Позади слышался громкий топот копыт. Она увидела только облако пыли, поднимавшееся над дорогой. Топот стал громче, и, как только показались лошади, графиня бросилась прочь с дороги, спотыкаясь о груды мусора.

Лошади были великолепны. Из самых дорогих, скаковых, возможно, принадлежащих какому-нибудь герцогу или графу. Когда они приблизились, графиня получше рассмотрела всадников. Но они оказались не благородными особами, а мальчишками, безошибочно узнаваемыми по розовым лентам титиров. Они пришпоривали и хлестали своих лошадей, состязаясь друг с другом в скорости.

Когда они промчались мимо графини, она упала навзничь на груду гнилых овощей. Дряхлый старатель, оказавшийся поблизости, подбежал и помог ей подняться.

– Вот, госпожа, держитесь. – Он обтер руки о свою грязную одежду и посмотрел вслед наездникам. – Титиры. Постоянно гоняют здесь лошадей. Избалованные барчуки.

– Неподходящее место для скачек. Почему не заняться этим в Нью-Маркете?

– Ах, леди, вы меня, стало быть, не поняли. Скорее всего это не их лошади. Они крадут их у какой-нибудь коновязи в городе. Бедняга владелец и не подозревает о пропаже, пока не окажется слишком поздно. Эти шалопаи выбирают только самых лучших, самых быстрых лошадок и носятся на них сломя голову. Сбивают людей. Даже налетают на деревья. Случается, и сами убиваются насмерть. Ох уж эта молодежь, иногда ездят без седла и вышибают себе мозги.

– Зачем они это делают? – Графиня посмотрела вслед уменьшающемуся облаку пыли. – С чего бы им откалывать подобные номера?

– А просто так. – Старик вытер руки о грязные штаны. – Они творят это для собственного удовольствия.

– Скачут для удовольствия! – воскликнула графиня. – У нынешних молодых людей явно слишком много свободного времени. В мое время они бы воевали.

– Да, – согласился оборванец. – И посмотрите, что теперь со мной стало! Копаюсь в этих кучах в поисках дров для очага.

Графине стало ужасно жаль старика, и она достала шиллинг.

– Возьмите. И скажите, далеко ли еще до места, называемого Райская улица?

– Ты погубил меня. Я разума лишусь. – Ребекка привычно топнула ногой, чтобы привлечь внимание зрителей к себе: – Сказал, что страстен ты, возможно ль это? Так ласков с ней, так холоден со мной.

Пока Ребекка произносила напыщенные вирши, Элпью прикладывала все силы, чтобы казаться невозмутимой и в то же время наблюдать за актерами (Сиббер выглядел особенно угрожающе с огромным сверкающим ятаганом) и за публикой. К несчастью, в тот момент, когда Элпью обратила взор в зрительный зал, ее опять затошнило, а ноги задрожали так сильно, что заколыхались юбки. Все эти люди сидят и смотрят. И зачем только актеры обрекают себя на такие муки?

Совершенно неожиданно Ребекка бросилась вперед. Застигнутая врасплох, Элпью рванулась за ней самым неуклюжим образом, и зрители как один громко вскрикнули. Обретя равновесие, Элпью вдруг заметила, что актеры замолчали и смотрят на нее. В зрительном зале почему-то послышались свистки, кое-кто захлопал.

Сиббер шагнул вперед и, проходя мимо Элпью, шепнул ей:

– Засунь обратно, дорогая.

Она не поняла, о чем он говорит, и посмотрела на Ребекку, стоявшую с сердитым видом.

– Прочь! Прочь! – воскликнула та, поворачиваясь к Элпью. – Дай место урагану, иначе я смету тебя, как пыль. Уйди!

Ребекка произнесла эти слова настолько естественно, что Элпью решила, будто она кричит именно на нее. Элпью повесила голову, чтобы уклониться от гневной тирады. И тут увидела, что же послужило причиной волнения в зале. Ее правая грудь выскочила из корсажа, когда Элпью споткнулась, и торчала на виду у всего света. Элпью в ужасе отвернулась и затолкала ее назад, в недра платья.

– Явись же, яркая планета, править миром... – продекламировал Сиббер.

В зале захихикали.

– Восстань из тени, как луна приходит...

Публика завопила и загоготала, и Элпью почувствовала, что сейчас умрет от стыда.

В конце дорожки, обсаженной красивыми цветами, стоял крохотный коттедж. Графиня открыла калитку, чувствуя облегчение, что добралась до цели своего путешествия. Она не могла поверить, что такая известная актриса, как Анна Лукас, жила так далеко от города, и добираться к ней нужно было по такой отвратительной дороге. Графиня с ужасом ожидала обратного пути и гадала, нет ли поблизости таверны, где она могла бы нанять повозку для возвращения в город.

Графиня постучала в дверь коттеджа, и она тут же отворилась.

На пороге стоял мальчик лет двенадцати, веснушчатый, с взъерошенными волосами. Сын Анны Лукас, догадалась она, так как на рукаве у ребенка была черная повязка.

– Мистер Лукас дома?

– Кто его спрашивает? – спросил мальчик, успешно загораживая вход.

– Леди Анастасия Эшби де ла Зуш, графиня Клэпхэмская, баронесса...

– Спасибо, мы не нуждаемся в благотворительности. – Мальчик попытался захлопнуть дверь, но графиня уже переступила через порог одной ногой.

– Я не занимаюсь благотворительностью. Но я должна поговорить с вашим отцом.

– Кто это, Джек? – Появилась женщина, вытирая перепачканные в муке руки.

Это она обнимала в карете мистера Лукаса. Быстро она, подумала графиня. Вот вам и драгоценная семейная жизнь. Еще не успело остыть тело жены, а в доме уже поселилась другая женщина.

– Вы из театра? – спросила она.

Надеясь, что это поможет ей проникнуть в дом, графиня кивнула.

– Мне нужно поговорить с мистером Лукасом наедине.

– Невозможно! – отрезала женщина.

– Его нет? – Графиня сделала шаг в холл.

– В некотором роде. – Женщина украдкой бросила в сторону взгляд, подсказавший графине, что искомый мужчина находится в передней гостиной. – Иди, Джек. Поиграй на солнышке.

Как только ребенок выбежал на улицу, графиня сделала еще шаг вперед и схватилась за дверную ручку. Женщина бросилась на графиню, отталкивая ее от двери. Некоторое время они боролись, но женщина была крупнее и сильнее, и графине стало страшно. А вдруг именно эта женщина сговорилась с мужем убрать миссис Лукас с дороги? И она здесь совершенно одна, в их полной власти, и никто, даже Элпью, не знает, где она находится. Она отпустила ручку.

– Мадам, боюсь, что мне нужно переговорить с мистером Лукасом относительно театра. Предполагается устроить бенефис в память о его жене, чтобы собрать средства для ее несчастного ребенка. Но мне нужно его разрешение...

Женщина окинула ее взглядом.

– Вы не из театра, – проворчала она. – Если бы вы были из театра, то не явились бы сюда. Кто вы?

– Я леди Анастасия Эшби де ла Зуш, графиня...

– Угу. – Женщина с каждой минутой вела себя все грубее. – А я королева сицилийская. Что вам здесь надо?

– Мне нужно поговорить с мистером Лукасом. – Графиня надеялась, что, если произнесет это достаточно уверенно, женщина, возможно, и впустит ее.