Текст книги "Королевы-соперницы"

Автор книги: Фиделис Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава десятая
Гнев

Потребность или желание преодолеть имеющееся сопротивление.

Красные, воспаленные глаза, взгляд бегает и сверкает. Лоб нахмурен, на переносице – морщинки.

Ноздри трепещут, губы надуты и вывернуты, нижняя губа находит на верхнюю, уголки губ чуть-чуть раздвинуты в презрительной усмешке.

Графиня и Элпью без труда нашли на площади мальчишку-факельщика, который проводил их до Мурфилдса и жилища Лампоне. Они обходили гуляк, которые, покачиваясь, шли от столба к столбу, размахивая кружками с элем и распевая непристойные песни. Во время своей продолжительной прогулки женщины миновали много темных, укрытых тенью переулков. И на всем пути их сопровождали выкрики и стоны совокуплений.

– Неужели, Элпью, все только этим и занимаются, вот так? Неужели порок притаился за каждой дверью? Неужто Лондон превращается в Содом?

Факельщик насмешливо фыркнул. Дальше они шли в молчании. Пройдя через Мургейтские ворота, мальчик обернулся.

– Я подожду вас здесь, если желаете, но по полям ночью не пойду. Это место небезопасно для пешеходов, здесь столько всякого отребья.

– Но ты же сказал, что проводишь нас до места, – рассердилась Элпью.

– Мне дорога жизнь, – ответил мальчишка. – Я еще молодой. Если нападут на пару таких старух, как вы, что с того, а у меня вся жизнь впереди.

– Ах ты, дерзкий пройдоха! – Элпью выхватила у него факел. – Тогда жди нас здесь. Если мы не вернемся к тому времени, как пробьет час, зови стражу. Эта леди очень важная персона. Ее зовут графиня Эшби де ла Зуш, и она личный друг короля.

– Да что вы? – Мальчик окинул графиню презрительным взглядом. – Что ж, бывает, и коровы летают.

Элпью уже собралась двинуть нахалу в ухо, когда графиня потянула ее за локоть.

– Идем, Элпью. Чем скорее сделаем, тем скорее вернемся домой и благополучно заснем в наших теплых постелях.

Элпью подняла факел повыше, и женщины двинулись по топким лугам Мурфилдса. Единственными звуками были уханье совы да чавканье их шагов. Дойдя до центральной известняковой дорожки, женщины оглянулись. Огромные вытянутые очертания Вифлеемской больницы высились позади них.

– Давайте держаться этой тропинки, пока идем на север, – сказала Элпью. – Я очень боюсь, что мы потеряем туфли в этой грязи. А в начале тропинки сможем взять наискосок через луг.

Похрустывание гравия слегка успокоило сыщиц, но в свете факела деревья отбрасывали призрачные, фантастические тени, плясавшие вокруг женщин.

– Нынешние дети кажутся такими самоуверенным, ты не находишь? – громко посетовала графиня и продолжила шепотом: – Позади нас кто-то есть. Слышишь шаги?

– И правда, мадам, – ответила Элпью, беря графиню под руку и ускоряя шаг. – Из-за этого проклятого факела мы как на ладони.

– Ой, смотри! – весело воскликнула графиня. – Нас ждет мой муж.

Элпью непроизвольно вздрогнула, потому что испытывала к мужу графини непреодолимое отвращение, но затем сообразила, что ее госпожа просто пытается отпугнуть преследователя.

– Быстрее, – тихонько проговорила Элпью. – Цель уже видна, давайте перебежим по траве.

Подобрав юбки, женщины побежали по краю поля. У двери Лампоне они остановились, тяжело дыша и с промокшими ногами. Элпью вставила факел в железный держатель на стене и огляделась.

– Возможно, злодей присмотрелся к нам и решил, что с нас нечего взять, – сказала Элпью, стуча в дверь Лампоне. – Вот преимущество старой поношенной одежды.

Графиня вспыхнула. Ее платье было отменного качества, пусть даже его фасон двадцать лет как вышел из моды.

Элпью постучала еще раз. Внезапно дверь открылась. В проеме стоял Лампоне в длинной белой ночной рубахе и размахивал рапирой.

– Assassini! – воскликнул он. – Ladra![35]35
  Воровка (ит.).


[Закрыть] Что вам нужно среди ночи?

Элпью подняла факел. Его свет отчетливо заиграл на серебряном носу мужчины.

– Синьор Лампоне! – воскликнула графиня. – Это я, леди Эшби де ла Зуш, графиня Клэпхемская, баронесса...

– Нам нужно задать вам несколько вопросов огромной важности, сударь, – смело вступила Элпью, – касательно вашей подруги Ребекки Монтегю.

Лампоне опустил клинок.

– А что с ней?

– Она в беде, – ответила Элпью.

– Надо думать, – сказал Лампоне. – Выйти замуж за такого никчемного повесу, как Джайлз Рейкуэлл. – Он жестом предложил женщинам войти.

В студии царил еще больший беспорядок, чем прежде; большие гипсовые отливки занимали весь пол, а ряды горшочков с порошкообразными красками выстроились в порядке цветов радуги. Пол и стены были покрыты разноцветными полосами.

– Сейчас полночь, дамы, а этой ночью меня ждет важная работа с приятельницей из театра.

– В ночной рубашке? – спросила Элпью.

– Да, потому что это создание Венеры. Сегодня ночью мы занимаемся любовью.

Элпью посмотрела наверх. Там на лестничной площадке стояла фигуристая молодая особа, которая заменила Анну Лукас в «Королевах-соперницах». Она была совершенно голой.

– Эй! – крикнула она. – Какие-то трудности?

– Возвращайся в постель. – Лампоне махнул рукой. – Я с ними разберусь.

– А вы не леди из «Глашатая»? – поинтересовалась девица, вильнув бедрами. – Меня зовут Элизабет Ллойд. Я совсем недавно играю, но меня очень хорошо принимали в «Друри-Лейн». Мистер Рич хочет, чтобы я выступила и в следующих постановках труппы. Когда будете упоминать про меня, я пишусь черед два «эл».

«Боже, какие тщеславные существа эти актеры! – подумала Элпью. – Думают только о том, как бы раздуть свою славу».

«Хочет шумихи и даже не предлагает заплатить», – подумала графиня.

– Синьор Лампоне, – обратилась она к хозяину, – мы пришли к вам в связи с вашим носом.

– Моим носом? – переспросил Лампоне, скашивая на него глаза. – А что с ним такого? Он отлит из первоклассного серебра по глиняной модели, которую я сделал с моей дорогой утраты по памяти.

– Но почему, – натянуто улыбнулась графиня, – у вас нет носа из плоти и костей, как у всех нас?

– Потому что я его потерял.

– Как неосмотрительно, – сказала графиня. – А вы не можете рассказать нам, как это случилось?

– В то время я был еще мальчишкой и с честью лишился его в битве при Нише.

– При Нише? – воскликнули все три женщины разом.

– Да, при Нише. Это Богом забытый городишко в Сербии, к юго-востоку от Белграда. Я сражался на стороне маркграфа Баден-Бадена. Нашим противником был великий визирь Копрулу Фасл Мустафа. Этот могучий мусульманин одолел нас.

– Я видела, как он выступал на Варфоломеевской ярмарке, – вступила актриса, спустившаяся тем временем к ним и услышавшая что-то знакомое. – Его зовут Силач из Кента.

– И когда сербское солнце закатилось, мой нос пал жертвой ятагана.

– Я опять ничего не понимаю, – призналась Элизабет.

– В Нише. – Лампоне обнял обнаженную девушку. – Я был героем.

– К черту Ниш! – воскликнула графиня. – Вы уверены, синьор Лампоне, что наплели нам столько чепухи не для того, чтобы заморочить головы?

– Могущественный маркграф наградил меня, и я вернулся к себе домой, на Сицилию.

– Боюсь, вы лжете, синьор. – Графиня насмешливо улыбнулась. – Ибо у меня есть причина подозревать, что ваш нос съеден сифилисом.

– Сифилисом! – Схватив рапиру, Лампоне крутанул ею в воздухе, срезав несколько прядей с уже и без того поредевшего парика графини. – Чума на вас и ваш сифилис!

– Свинья! – Элизабет отпрянула, в ужасе разглядывая свое тело. – Неудивительно, что ты всегда занимаешься любовью в полной темноте.

– Cara![36]36
  Дорогая! (ит.).


[Закрыть] Я тебя люблю! – воскликнул Лампоне, протягивая к ней руки. – Ты ragazza stupenda![37]37
  великолепная девушка! (ит.).


[Закрыть]

– А ты презренный итальянский дикарь! И мне наплевать, если я никогда больше тебя не увижу. – Актриса стащила пыльную простыню с каркаса большой статуи и завернулась в нее. – Прости меня, Боже, за слепоту.

– Смотри! Ведьма! Полюбуйся, что у меня тут! – Лампоне задрал подол рубахи, выставив на всеобщее обозрение свои гениталии. – Я чист!

Графиня прикрыла ладонью глаза Элпью.

– Я не только нос потерял при Нише!

Прищурившись, графиня присмотрелась. Вместо пениса у Лампоне был жалкий обрубок.

– Господи, Элпью! – вскричала она, убирая ладонь от глаз компаньонки. – Посмотри. Какой потрясающий образец! Как желудь.

– Но ты пырял меня, как жеребец. – Элизабет Ллойд тоже посмотрела, явно пораженная данным открытием. – Как тебе это удается?

Лампоне нетвердой рукой полез в карман и вытащил искусственный пенис с завязками. Графиня снова вскинула руку, оберегая Элпью от этого зрелища.

– Прошу прощения, синьор, – проговорила графиня, пятясь к двери. – С тех пор как пропала Ребекка, мы сами не свои из-за тревоги о ней. Мне искренне жаль, что мы вас побеспокоили.

Выходя из комнаты, Элпью заметила, что Элизабет взяла у Лампоне приспособление, и могла бы поклясться, что женщина попросила тут же им воспользоваться.

Покинув дом Лампоне, Элпью взяла все еще горевший факел и тут же замерла и поднесла палец к губам. В свете факела на тротуар падала тень: вжавшись в ближайшую стену, стоял мужчина.

– Поговорите со мной, – шепотом попросила она графиню, подавая ей факел.

– Как мило со стороны синьора Лампоне предложить подвезти нас до дома в его экипаже, – непринужденно произнесла графиня. – Надеюсь, ночь окажется не слишком холодной для пони.

Элпью на цыпочках подкралась к мужчине, тоже прижимаясь к стене. Она стремительно бросилась вперед и, схватив соглядатая за шиворот, вытащила на свет.

– Ну-ка, дай на тебя посмотреть, трусливый сукин сын!

Моргая на свету, перед ними стоял Никам. Он, защищаясь, поднял руки.

– Не бейте меня. Это всего лишь я, мистрис, Никам Роупер.

– Ах ты, брехливая собака! – ругнулась графиня. – Что ты о себе возомнил, преследуя нас, словно ищейка?

Никам Роупер стоял, открывая и закрывая рот.

– Давай, приятель, – сказала Элпью, подтаскивая его к графине.

– Ну, – произнесла та, когда мужчина встал перед ней, – нечего тут стоять и изображать из себя придушенного дрозда. Объяснись-ка.

– Я не имел в виду ничего дурного, графиня. – Он съежился, словно ожидал удара. – Я надеялся, что вы приведете меня к Бек.

– Никам, – сказала Элпью, – сейчас уже за полночь. Разве ты не должен быть дома со своей женой?

– Она не заметит. – В голосе Никама прозвучала угрюмая нотка. – Да и вообще это ее не касается.

– Итак, Никам. – Графиня взяла его за руку. – Ты можешь взять факел и проводить нас через Мурфилдские топи, а затем мы проводим тебя домой.

Никам колебался, но потом взял факел.

– Мальчик все еще там. Я оставлю вас у Мургейтских ворот.

– Почему, Никам? Ты же можешь пойти с нами. Нам наверняка по пути.

Никам зашагал по полю.

– Мне не требуются няньки, благодарю. Я провожу вас через эту топкую местность, а потом пойду домой один, если вы не против.

* * *

Графиня и Элпью вошли к себе уже после полуночи. Годфри нигде не было видно, очаг потух.

– Как странно! Он никогда не уходил из дома по ночам.

На графининой кровати лежала записка. Графиня развернула ее.

– Мистер Пипс приглашает меня завтра вечером на бокал рейнского. Как мило.

Элпью помогла своей госпоже снять платье и корсет и переодеться в ночную рубашку. Обе улеглись в кровати, и Элпью задула свечу.

– Ветер усиливается, миледи. Слышите?

– Эти ненормальные моряки оказались не такими уж чокнутыми, как мы думали.

Стекла в окнах задрожали, из щели под дверью донесся самый настоящий вой.

– Зажги свечу, Элпью, а то, боюсь, с этими завываниями я не усну.

– И правда, мадам, у меня в голове так и крутятся новости, которые мы с вами сегодня узнали.

– Давай-ка разведем огонь, выпьем чего-нибудь горячего и подумаем.

Завернувшись в одеяла, они уселись в мягкие кресла, наблюдая, как потрескивает под сырым углем растопка.

– Ну и денек, Элпью. Мы съездили к этим странным безумцам в Лаймхаусе, которые утверждают, что они родители Ребекки, но в то же время не испугались даже новости о ее смерти; туда нас сопровождал чудак, посвятивший свою жизнь преследованию актрисы, веря, что она за него выйдет, и это несмотря на жену, которую, как я подозреваю, он прячет в доме, объявляя умершей.

– Вам удалось, мадам, что-нибудь вытянуть из него во время вашей прогулки в Тауэр?

Элпью добавила угля и вытащила железный крюк, готовясь подвесить чайник.

– Только то, что он, похоже, подозревает нас еще больше, чем мы его. – Графиня пристроила ноги поближе к огню. – Но я поговорила с йоменом и теперь уверена, что Рейкуэлл был около театра в ночь страшной смерти миссис Лукас. Это он сорвал с меня парик.

– Как так?

– Вечером накануне суда он пошел в часовню. Я думаю, что один из его дружков выдал себя за адвоката, как тот священник, которого он привел на «Причуду», тоже пришел на службу, и в одной из кабинок они обменялись плащами. Приятель отправился на несколько часов в камеру Рейкуэлла, потом Рейкуэлл сам вернулся после полуночи под видом адвоката, и его дружок ушел в своем собственном обличье.

– Да, на суде говорили о разном цвете плащей в ночь, когда он ударил кинжалом того беднягу на Лестер-филдс. Возможно, он всегда прибегает к этой уловке. – Элпью размышляла, наливая воду в чайник из большого кувшина. – Но все-таки как же никто его не узнал?

– Было темно.

– Да, конечно. Но йомен наверняка светил себе фонарем... – Элпью подвесила чайник над огнем. Теперь ветер ревел в трубе, распластывая пламя в очаге. – И в камере... там же должна быть свеча.

Графиня сменила позу. Об этом она не думала. И действительно, казалось неправдоподобным, чтобы стражник привел заключенного в камеру и запер, а потом этой же ночью впустил к нему адвоката и не обратил внимания на их лица.

– Так на чем мы остановились?

– На возможности того, что некто убил сначала Анну Лукас, потом ее коллегу Ребекку Монтегю. И что у Ребекки был сифилис.

– Какое это имеет отношение к смерти Анны?

– Откуда я знаю? – развела руками графиня. – Напиток еще не готов?

– Что мы будем? Посеет? Вино с пивом, сахаром и яйцами? Шоколад?

– Давай побалуем себя. – Графиня улыбнулась. – Выпьем чаю.

Элпью взяла свечу и чашку, чтобы принести из передней гостиной чай. Графиня подняла с пола листок бумаги. Взглянула на него. Годфри, по всей видимости, складывал какую-то головоломку, потому что на листок были наклеены вырезанные из газеты буквы. Графиня свернула его трубочкой, подожгла в очаге, зажгла от него другую свечу и бросила листок в огонь.

С заднего двора донесся страшный грохот.

– Обрушилась задняя стена! – оповестила графиня Элпью. – Она всегда казалась мне ненадежной. – Взяв мехи, графиня собралась раздуть огонь. – Разумеется, убийцей мог быть один из противников. Сумасшедший, который считает всех актрис шлюхами и верит, что Господь привел его на землю, чтобы убивать распутных женщин. – Она стала качать воздух старыми кожаными мехами. – Годфри так переменился в последнее время, ты не находишь? Я замечаю, что он стал собирать головоломки, Элпью. Я только что нашла одну, составленную из газетных букв.

Вошла Элпью с чаем.

– Где он?

– Кто?

– Листок.

Графиня поворошила угли кочергой.

– Я использовала его вместо растопки.

– Это важно, мадам. – Элпью высыпала чайные листья в заварочный чайник. – Что говорилось в той записке?

– Там было: «Держитесь подальше, а то пожалеете». Как ты думаешь, что это может значить?

– Это значит...

Элпью вскочила и пинком закрыла дверь в коридор. В ту же секунду в трубу с ревом ворвался ветер, притянутый сквозняком, и, оторвав кусок сажи, обрушил его в очаг, осыпав голову и плечи графини.

Она протерла глаза и уставилась на Элпью, сплевывая в очаг черную слюну.

Со двора донесся, заглушая даже ветер, громкий стон.

Элпью схватила кочергу.

– Что это?

Женщины секунду молча смотрели друг на друга. Затем со страшным треском распахнулась кухонная дверь, ведущая в сад. Бумаги разлетелись по комнате, свеча потухла. Огонь в очаге, уже и без того прибитый сажей, излучал совсем слабый свет.

– Две развратницы! – Голос был мужской, тяжелые шаги приближались. – И Бог покарает вас за вашу распущенность.

Когда глаза Элпью привыкли к темноте, она увидела, что мужчина закутан в белую ткань, закрывающую лицо. Он размахивал длинной деревянной палкой. Элпью ахнула. Господи, только бы это был не топор.

Графиня шарила в поисках свечи, чтобы хоть как-то осветить комнату. Фигура с ревом надвигалась на Элпью.

Внезапно у ног Элпью, лая и кусая ее за лодыжки, возник Рыжик.

– Господь снизойдет на вас всепожирающим огнем, чтобы очистить вашу нечистоту.

Графиня нырнула под стол.

Отбиваясь от собаки, Элпью уронила кочергу. Мужчина поднял деревянную палку, нацеливаясь на Элпью, и как раз в этот момент графиня сдернула с него белое одеяние.

Перед ними стоял насквозь промокший и размахивавший метлой Годфри.

– Суки! – Он расплакался и подхватил Рыжика на руки. – Не трогайте мою собаку.

– Годфри! – Графиня поднялась. – Ради всего святого, что на тебя нашло?

Он простер свою узловатую руку, указывая належавшую на столе книгу.

– Я прочел эту мерзость, которую вы принесли в дом. Так которая из вас?

– Годфри, почему ты прятался во дворе, завернувшись в простыню? – Графиня лихорадочно пыталась разобраться в происходящем, пока Годфри стоял перед ней, покачиваясь и меча взглядами молнии. – Ты совсем выжил из ума?

– Как я мог спать с вами в одной комнате, ах вы, развратницы, шлюхи, потаскухи! – Пес принялся лизать Годфри лицо. – Никто меня не любит, кроме этой собаки. Мы ушли во двор и соорудили навес из простыней, но порыв ветра унес их вместе с нужником.

– Элпью, раздуй огонь. – Графиня села. – Годфри, пожалуйста, сядь и объясни, о чем ты говоришь.

– Не думаю, что это вы, миледи, но кто-то принес в этот дом сифилис. Иначе зачем вы читаете такие книги и почему в кладовке спрятаны бутылка болеутоляющего эликсира доктора Кокбурна, пакетик потогонного экстракта и укрепляющие ртутные капли?

– Что касается книги, – вздохнула графиня, – то я купила ее по ошибке. Что до лекарств, ничего не могу сказать. Элпью, а тебе про них что-нибудь известно?

– Конечно, нет, мадам.

– Тогда, пожалуйста, закрой дверь, а то меня продует и кончится тем, что придется каждый вечер растираться укрепляющим бальзамическим электуарием мистера Олкрейса. И вам обоим придется мириться с его вонью.

– Это все она, ваш приемыш, графиня. – Годфри попятился от Элпью, идущей по кухне. – Эта потаскуха Элпью. Это она. Вы пытаетесь ее защитить.

Графиня вздохнула:

– Уверяю тебя, Годфри, ничего подобного я не делаю.

Тогда он подошел к кровати Элпью и стал сбрасывать на пол простыни и подушки.

– Годфри! Держи себя в руках. – Графиня встала лицом к лицу со своим слугой. – Я пыталась оградить тебя от этих сведений, но ты зашел слишком далеко, обвиняя Элпью. Единственным больным человеком в нашем доме была Ребекка. Констебль сказал нам, что тело было сильно поражено признаками последней стадии сифилиса. Видимо, ее служанка Сара держала лекарства в кладовке подальше от любопытных глаз.

– Ребекка не была непотребной сифилитичкой. Как вы смеете! – Годфри опустил пса на пол и теперь надвигался на графиню. – Вы... вы... грязная сплетница!

– Годфри, я не потерплю подобной чепухи, – твердо заговорила графиня. – Или ты берешь себя в руки, или уходишь отсюда навсегда. – Рыжик подскочил к графине и попытался лизнуть ей руку. – Сейчас я предлагаю тебе просушить простыню перед очагом, а потом всем нам надо поспать. Потому что на завтра, Годфри, у меня для тебя важное задание.

Годфри устремил на нее мрачный взгляд.

– Я хочу, чтобы ты проследил за Никамом и выяснил, где же он все-таки живет. Мы знаем только, что в переулке рядом с Патерностер-роу. Его семейная жизнь кажется мне подозрительной. Он что-то скрывает. Возможно, он знает, где Сара. Возможно, он был последним, кто видел Ребекку живой. Мы даже можем предполагать, что это он ее убил. Патерностер-роу, – проговорила графиня. – Странное название для улицы, да и окрестные названия ему не уступают.

– В прежние времена папистские священники ходили там, повторяя свои молитвы. «Богородицу», пройдя вверх и вниз по Аве-Мария-лейн, и «Отче наш» – вниз по Патерностер-роу, и заканчивали...

– В Амен-корнер, полагаю? – Она почесала песика за ушами. – Нелепое название для улицы, а, Рыжик? Нелепое, нелепое название.

Укутанный от ветра, который все еще завывал по улицам Лондона, Годфри вышел до рассвета, чтобы подежурить снаружи до прихода Никама. Ему было приказано проследить Никама до его дома и сразу же вернуться к графине с адресом.

Элпью и графиня тоже завернулись в плащи и ушли вскоре после этого.

На Сенном рынке царил беспорядок. Тенты киосков хлопали на ветру. Сено, солома и мусор маленькими смерчами носились по площади, а лавочники тем временем ловили перепуганных животных, которые выбрались из своих покореженных загонов.

– Сколько загадок, – проговорила графиня, отпрыгивая в сторону от гуся, который вытянул перед ней шею, хлопая крыльями. – Кто был тот странный человек в квартире Ребекки прошлым вечером и что ему было надо?

– Да. – Элпью помогла графине обойти ведро угрей, грозившее опрокинуться, потому что по нему бил копытом перепуганный ослик. – И где эта скверная девчонка Сара?

– Не уплыла в Новый Свет, насколько мы знаем, грязная неряха! – Подобрав юбки, графиня перешагнула через кучку конского навоза. – Не представляю, как женщина вроде Ребекки могла держать у себя в горничных такую угрюмую грязнулю. Она же постоянно хандрила.

– Может быть, миледи, это как-то связано с теми странными морскими волками из Лаймхауса?

– Ничего не могу тебе на это сказать, Элпью. Я не поняла почти ни одного слова из их речей. Если нам снова понадобится их навестить, предлагаю взять с собой переводчика. На каком языке они говорили?

– Думаю, на обычном английском, но сдобренном морским жаргоном.

– Ну, тогда чума на эту их морскую тарабарщину, в которой, по-моему, сам черт ногу сломит.

– Может, поискать кого-нибудь, кто разгадает для нас этот шифр?

– Полагаю, Элпью, ты не хочешь сказать, что у тебя есть друзья-пираты и им подобные?

– Нет, мадам, но вы знаете такого человека.

– Я? За кого ты меня принимаешь? К твоему сведению, девчонка, среди моих знакомых нет пиратов, морских разбойников и корсаров.

– Я имела в виду мистера Пипса, мадам, и так удачно, что вы встречаетесь с ним сегодня вечером за бокалом вина...

– Элпью! – Графиня остановилась. – В самую точку! Старина Пипс, бесспорно, все знает о кораблях. Видимо, только о них он и знает, но, вероятно, сможет помочь нам советом.

Навстречу им катил наемный экипаж. Графиня бросилась в подворотню, спасаясь от брызг, полетевших из-под колес, которые пробороздили огромную лужу.

– Может, стоит презентовать ему пакетик чая.

Минуту или две женщины шли молча. Когда они миновали голубые столбики, отмечавшие вход на Лестер-филдс, Элпью остановилась.

– Значит, вот забор, который в этот раз спас лорда Рейкуэлла от танца с веревкой на шее.

Деревья на поле угрожающе раскачивались. На траве валялись обломанные ветки. Графиня и Элпью постояли, разглядывая жалкий акр травы, на котором человек умер только потому, что находился не с той стороны забора, чтобы рассчитывать на помощь.

– Рейкуэлл настолько порочен, он такой подлый и вероломный, такой наглый и грубый, что я невольно прихожу к мысли о его связи со всей этой тайной.

– И каким образом он держит в руках всех этих высокопоставленных людей, что они не признали его виновным даже перед лицом неопровержимых улик?

Графиня и Элпью с трудом продвигались вперед под напором ветра, который несся вдоль Дерти-лейн.

– Тьфу на этот ураган! Я боюсь, что мы не доберемся живыми до Флита.

– Интересно, удастся ли Годфри выследить Никама в такой день, как сегодня? Возможно, у этого человека хватит ума остаться дома, сидя перед жарким камином.

Графиня рассмеялась:

– Да он, наверное, плетется за нами ярдах в ста позади, надеясь, что мы приведем его к мистрис Монтегю. – Она перекрестилась. – Упокой, Господи, ее душу.

– Он действительно этого хочет? – Элпью помогла графине завернуться в плащ, полы которого хлопали на ветру, как зловещие крылья. – Подозреваю, что у этого человека не все в порядке с головой.

– Конечно, не в порядке. Но Рейкуэлл – гораздо более серьезный враг. Как по-твоему, зачем титиры увезли бедного умалишенного мистера Лукаса из надежных стен Бедлама?

– Вот загадка так загадка. Может, они хотят попросить за него выкуп.

– Да кто заплатит? Его жена мертва, а сын в работном доме.

– И потом, держать у себя такого буйного, агрессивного помешанного – это невероятные хлопоты.

Упавшее дерево перегородило Стрэнд рядом с Майским шестом, и транспорт по обе стороны от него встал на неопределенное время. Кучера ругались, стоя на крышах своих экипажей, наемные экипажи и кареты выстроились вереницей, а лошади, и без того напуганные свистом ветра, ржали, некоторые из них вставали на дыбы, создавая еще большую сумятицу и повреждая повозки.

– Впервые в жизни я рада, что мы идем пешком! – крикнула графиня, перекрывая несусветный шум. – Кроме того, мы сэкономим на расходах.

– Движение в Лондоне организовано просто возмутительно, – заметила Элпью. – Когда я была девочкой, такого не было.

– Беда в том, что теперь очень многие держат свои экипажи. – Графиня подобрала плащ, который энергично бился на ветру. – Мне говорили, что через триста лет, если мы продолжим в том же духе, улицы Лондона станут непроходимыми, поскольку их покроет слои конского навоза толщиной в пять футов.

Уличные вывески бились друг о друга и скрежетали, мотаясь взад-вперед под шквалистым ветром.

– Пешком мы точно доберемся туда быстрее. – Элпью пригнулась, уворачиваясь от вывески «Голого мальчика и трех селедок», вырванной из держателей и пролетевшей над их головами.

– Если останемся живы, – заметила графиня.

В кои-то веки у решетки Флитской тюрьмы не было никого ни внутри, ни снаружи. Жестокий ветер разогнал и посетителей, и узников.

Элпью прижалась лицом к решетке и позвала Валентина Верниша. Он появился через несколько минут, в лице ни кровинки, вид удрученный.

– Я думал, вы меня бросили. – На щеке у него красовался порез, на шее – синяки.

– Что с вами случилось, сударь? Что с вами сделали?

– Анну Лукас очень любили. Здесь оказались люди, которые желали бы наказать меня, поскольку судья признал меня виновным, даже не дождавшись прошения о помиловании. Они посчитали веской уликой найденный при мне нож.

– Вам его подсунули те, кто вас арестовывал?

Верниш безнадежно пожал плечами.

– Это был мой собственный нож. Я резал и переворачивал им куски коврижки.

Графиня припомнила его – длинный, острый, похожий на кинжал.

– Думайте о хорошем, – успокаивающе проговорила графиня. – Потому что, сидя в этих мрачных серых стенах, вы заработали безупречное алиби.

– В отношении чего? – Верниш не проявил особого интереса.

– Второго убийства. Совершенного в той же манере, что и первое.

Верниш пожал плечами, отчего брякнули цепи, сковывавшие его руки.

– Да, – сказала Элпью. – Но оно доказывает, что ваши подозрения насчет Ребекки были необоснованными.

Верниш вопросительно посмотрел на нее.

– Да-да, – вступила графиня. – В прошлый раз вы сказали нам, что Ребекка Монтегю...

– Смуглая Бек, – вставила Элпью.

– Что смуглая Бек «должна признаться». Так вот, мистер Верниш, в этом не будет необходимости. Более того, это невозможно.

– Почему? – Верниш заговорил высокомерным, дерзким тоном. – Какой благовидный предлог она изобрела на этот раз?

– Ей не нужно...

Графиня знаком велела Элпью умолкнуть, прежде чем она огласит неприятную новость.

– Мистер Верниш, как вы знаете, я считаю вас человеком порядочным и воспитанным. Редкие качества в наш век массовой преступности. Так много молодых людей становятся самыми настоящими паразитами, мошенниками, хулиганами и подлецами. Естественно, я говорю о шайке этих самых отъявленных негодяев в царстве нечистого – титирах.

Верниш не ответил, поэтому графиня продолжила:

– Главарь этих одиозных, самодовольных головорезов – один из...

– Рейкуэлл, – фыркнул Верниш. – Думаю, они с Ребеккой нашли общий язык.

– Вы что-то знаете о свадьбе? – спросила Элпью. – Кто вам сказал?

– Она.

– Ребекка?

Верниш кивнул.

– Когда она сюда приходила?

– Она приходила несколько раз.

– И о чем вы говорили?

– А вам-то какое дело? – Верниш угрюмо глянул на них. – Я попросил ее пойти к мировому судье и спасти мою жизнь. – Он засмеялся. – С таким же успехом я мог бы попросить сатану перестать мучить грешников. Она рассмеялась мне в лицо и сказала, что сделает это, но в свое время. Как видите, я до сих пор здесь, и завтра утром меня должны повесить на Тауэрском холме.

Элпью закрыла лицо руками и застонала.

– Ребекка не может прийти, мистер Верниш. И перед судьей предстать тоже не может. – Графиня покрепче ухватилась за прутья решетки. – Потому что, и мне очень жаль сообщать вам это, она стала второй жертвой безумца, убившего Анну Лукас.

Верниш побелел, и затем его стошнило. Хватая воздух, он воскликнул:

– О, Бек, Бек! Спаси, Господи, твою душу. И мою. – Когда он поднял голову, по щекам его струились слезы. – Кого подозревают?

– Власти еще не связали две эти смерти. Они случились в разных районах, и тело еще не опознали. Потому что злодей отрубил ей голову.

– Тогда как?.. – Верниш вцепился в решетку, в его глазах вспыхнула искорка надежды.

– Мы видели тело. Я узнала ее платье, драгоценности...

Верниш с рыданиями опустился на пол. В тюрьме было темно, и женщины больше не видели его лица, только слышали причитания и скрежет цепей о каменный пол.

– Мистер Верниш, – мягко произнесла графиня, – мы хотим вам помочь. Что мы можем сделать? Скажите нам, как мы можем вас спасти?

– Больше ничего нельзя сделать. – Он вытер лицо руками, перепачканными о грязные каменные плиты. – Когда это случилось?

– Три ночи назад. Он поднял глаза.

– Три?

Графиня и Элпью кивнули.

Элпью стало так жаль несчастного беднягу, что она попыталась найти какой-то просвет в безнадежной ситуации.

– Ваш кукольный театр все еще дает представления, сэр. Может, принести вам немного денег?

– Мои Панч и Джуди? – спросил Верниш, поднимаясь. – В Ковент-Гардене?

– Да, сэр, на Пьяцце. – Элпью улыбнулась. – Возможно, деньги смогут обеспечить вам какой-никакой комфорт...

Странная улыбка заиграла на лице Верниша.

– Мне нужна только одна вещь. – Прижав лицо к решетке, он прошептал: – Голова Ребекки. Найдите ее голову и принесите мне. Как только вы ее найдете, вы сразу все поймете.