Текст книги "Королевы-соперницы"

Автор книги: Фиделис Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Извини, Элпью. – Графиня взяла ее за руку. – Надеюсь, нам не придется торчать там слишком долго.

– Признаюсь, мадам, пахнет не очень-то заманчиво, – рассмеялась Элпью. – Но когда какая-нибудь большая группа пойдет на выход, мы сможем выскользнуть вместе с ними. Вы наденете мой плащ. И мы с вами сбежим из Тауэра не менее удачно, чем это проделывали до нас многие благородные узники.

Вечером того же дня экипажи и портшезы запрудили узкий северный подъезд к Йорк-Билдингс со стороны Стрэнда. Другие зрители прибывали с юга по реке и поднимались с берега по Йоркской лестнице.

Элпью со своей хозяйкой стояли напротив входа в концертный зал, рядом с Водными воротами. Как и обещала Элпью, они выбрались из Тауэра с большой группой посетителей. Пристав заметил графиню только у церкви Всех святых и бросился в погоню. Но за Таможенной набережной было достаточно закоулков и лазеек, чтобы сбить врага со следа.

Женщины укрылись в маленькой закусочной, полной матросов, где все блюда стоили девять пенсов, и потратили большую часть своего последнего шиллинга на дешевую, но сытную еду – пирог с устрицами и взбитые сливки с вином. Вдвойне теперь признательные Сибберу за предложение посетить лекцию, так как это давало им возможность посидеть в тепле, оттягивая возвращение домой до самого позднего времени, графиня и Элпью погуляли по берегу реки, пройдя по кипевшим жизнью набережным у Биллингсгейтского рынка, Рыбного рынка и Королевской пристани, прежде чем вернуться на городские улицы. К тому моменту, когда они подошли к Йорк-Билдингс и заняли свой пост, уже смеркалось.

– Скажи мне, если заметишь какую-нибудь знаменитость, Элпью. Зрение у меня уже не то, что в молодости.

Хотя время близилось к восьми часам вечера, у входа, освещенного множеством фонарей и факелов, которые держали слуги, факельщики и форейторы, было светло как днем.

– Я так волнуюсь, Элпью. – Графиня привстала на цыпочки, глядя поверх голов ожидающей толпы. – Снова оказаться в высшем свете!

Элпью не стала обращать внимание своей госпожи на то, что высший свет был разодет по последней моде, тогда как платье графини отражало вкусы четвертьвековой давности, и что высший свет сюда везли, а они пришли пешком, скрываясь от слишком сурового пристава.

– Нужно держать ухо востро, миледи. Кто знает, может, этим вечером нам подвернется материал на следующую неделю. – Элпью скрестила пальцы, воодушевленная неожиданной мыслью: если они принесут две статьи зараз, миссис Кью, возможно, выплатит им аванс за две недели и они смогут погасить долг графини – сколько бы там ни набежало. Внезапно ее охватила тревога, заставившая нервно завертеться на месте. А вдруг этот разнаряженный актер, с которым они утром познакомились в Тауэре, не явится с обещанными бесплатными билетами? Или придет с билетами, но потребует по две гинеи за каждый? Ее светлость будет унижена, а уж в какое бешенство придет она... Теперь, после стольких часов предвкушения, она будет весьма разочарована, если не попадет на эту лекцию о Страстях.

Всего несколько дней назад, когда графиня дремала у кухонного очага, Элпью вытащила «Левиафана» Гоббса из стопки книг, подпиравшей кухонный стол. Увлекательнейшее оказалось чтение! Начав с Блага и Зла, Гоббс разработал систему для определения чувств – от Надежды и Отчаяния до Соперничества и Зависти. Любовь, писал он, становится ревностью, когда появляется боязнь, что она не взаимна. Желание, соединенное с мнением, что желаемое будет достигнуто, называется Надеждой, а без такого мнения – Отчаянием. Любопытство Элпью к данному предмету было столь велико, что ей стало особенно приятно, когда Гоббс заметил, что именно любопытство отличает человека от животного.

– Пригнись! – прошипела графиня, отвернувшись и буквально уткнувшись в грудь Элпью.

– Где он, мадам? – Элпью приготовилась бежать. – В какой стороне?

– Он? – Графиня покачала головой. – Нет, это отвратительная старая карга, Гонория Бастл. Мы вместе ходили в школу, Элпью. Как ты знаешь, меня зовут Анастасия. Дорогая Гонория убедила всех называть меня Нэсти-Эсс.[6]6
  Nasty-ass можно перевести с английского, как «противная дура».


[Закрыть]Ненавижу эту женщину. Отойдем вон туда, Элпью.

Графиня повернулась спиной к бурлящей толпе и поспешила в тень у реки.

– Но лекция, мадам! – Элпью следовала за ней. – Нам в другую сторону.

Раздираемая противоречивыми чувствами, графиня оглянулась на блестящее сборище.

– Ты права. Тогда скажешь, когда она войдет в зал. Мне невыносимо столкнуться с этой седой старой гарпией.

– Горяченькие! С дымком! – Освещаемый оранжевым светом жаровни мужчина продавал у Водных ворот имбирные коврижки. – Горячие коврижки. Полпенни кусок.

– Подождите здесь, миледи, а я проберусь вперед и найду этого Сиббера с билетами.

Графиня кивнула и устроила целое представление из покупки полупенсового куска горячей коврижки, чтобы объяснить, почему она не рвется в здание вместе с остальной толпой.

Элпью протискивалась сквозь давку. По гербам на дверцах карет она видела, что, помимо известных актеров, здесь собрались и представители аристократии. Она наблюдала, как люди шумно приветствуют друг друга. Сколько крика и смеха. Как там у Гоббса? Гримаса Внезапной Радости?

Леди Бастл маячила впереди. С написанным на лице презрением она, прихрамывая, вошла в фойе концертного зала, где ее энергично приветствовал высокий тучный мужчина с внешностью богатого фермера.

Элпью пробилась поближе. Около дверей теснилась группа бедно одетых людей, тянувших руки, чтобы коснуться юбки или камзола проходящих актеров. Некоторые из них протягивали букеты цветов и письма. Одна из женщин буквально бросилась на актера, чтобы поцеловать его в щеку. Он лишь улыбнулся и, слегка помахав толпе, вошел внутрь, где, как заметила Элпью, насухо вытер щеку платком.

Элпью дивилась преданности, написанной на лицах окружающих. Судя по виду этих людей, некоторые из них не могли позволить себе хорошей обуви или еды и, однако же, повергали себя к ногам этих пустых, тщеславных существ, называемых актерами.

Она с усилием протолкнулась еще на несколько футов вперед.

– А я уж думал, что вы не придете, – раздался позади нее мягкий голос. Элпью обернулась и встретилась глазами с Сиббером, который стоял с двумя билетами в руке. – Надеюсь, ваша напарница-писательница с вами?

– Ее соблазнил аромат горячей имбирной коврижки. – Элпью взяла билеты. – Она сейчас подойдет.

– Смотрите! – закричал стоящий рядом фанатик. – Это сэр Новая Мода!

Шумная толпа окружила Сиббера. Он достал из кармана горсть леденцов и принялся раздавать возбужденным поклонникам.

Один мужчина, взяв конфету, запустил ею в Сиббера, больно ударив того по лицу.

– За Анну! – крикнул мужчина. – Милая Анна! Любовь моя.

С застывшей улыбкой Сиббер потащил Элпью прочь, к лестнице, ведущей в Йорк-Билдингс.

– Кто такая Анна?

– Коллега-актриса. – Сиббер втолкнул ее в фойе Музыкальной комнаты. – Надеюсь, будет сегодня выступать.

– А сэр Новая Мода? – Элпью высвободила руку из его пальцев.

– Это роль, которую я играл в прошлом сезоне. Имел значительный успех. Между прочим, я сам ее и написал.

– А конфеты? – Элпью была заинтригована. Казалось, что мистер Сиббер пришел подготовленным к приставаниям фанатиков театра.

– Это публика, которая меня кормит. Поэтому я делаю все возможное, чтобы оставаться с ней в хороших отношениях. – Сиббер протиснулся сквозь плотный слой людей. – Мы должны подождать внутри, если хотим избежать этих невыносимых приставал.

Элпью потихоньку осмотрелась и увидела широкий зад леди Бастл, протиснувшийся в дверь, ведущую в концертный зал.

– Вы идите. – Она повернулась и помахала со ступенек графине. – Я должна дождаться свою госпожу.

Графиня ковыляла, раздвигая толпу.

– Мистер Сэмен! – громко окликнула она Сиббера. – Как приятно снова с вами встретиться!

– Сиббер! – Он поцеловал графине руку. – Это мне приятно вас видеть. Этим вечером вы просто ослепительны, миледи.

Элпью глянула на свою хозяйку – белила на ее лице были испещрены не только трещинами, но и черными крапинками – копотью от углей торговца имбирными коврижками. Одна из нарисованных бровей размазалась, так что казалось, будто графиня хмурится, а ее парик, залихватски съехавший набок, еще и низко надвинулся на лоб.

Сиббер источал улыбки и лебезил сверх всякой меры. Элпью стало интересно, какую цель он преследует.

– Так вы нашли в Тауэре, что искали, сэр? – Один из зрителей, пытавшийся протиснуться внутрь, толкнул графиню, и она упала в объятия Сиббера.

– Да, да. Я видел место, где были извлечены из земли кости тех двух мальчиков. – Сиббер воодушевленно кивнул. – Их, между прочим, нашли не так давно. Мне тогда было три года. – Он достал из кармана большие часы и откинул крышку. – Осталось всего несколько минут,. Идемте, миледи, я проведу вас на ваши места, а потом увидимся во время перерыва – я припас для нас троих бутылочку хереса.

– Не утруждайте себя, – сказала графиня, все еще стремившаяся избежать столкновения с наводившей на нее страх леди Бастл. – Мы подождем, пока станет немного потише.

– Ребекка! – позвал Сиббер женщину, стоявшую в уголке вместе со своей горничной. – Ты идешь?

Женщина злобно посмотрела на Сиббера.

– А разве не Анна Лукас должна все это проделывать? – Резким движением она развернула веер. – Но это жалкое создание не соизволило даже появиться! В результате я потратила последний час с этим жутким французишкой, приноравливаясь к его нелепому жаргону.

– Демонстрацию проводишь ты? – Сиббер источал непонятную смесь тревоги и облегчения.

– Изо рта у него воняет хуже, чем асафетидой,[7]7
  Асафетида – ароматическая смола корней Ferula Asafoetida.


[Закрыть]а от помады для усов запах, как от циветы[8]8
  Цивета – мелкое хищное млекопитающее; некоторые виды этого семейства имеют пахучие железы, выделяющие мускус.


[Закрыть] во время течки. Честно говоря, Колли, с меня довольно.

Юбки Элпью как-то странно зашевелились. Необычная собачка, вцепившись ей в подол, тянула его изо всех силенок. Элпью исподтишка пнула собачонку, и та тоненько взвизгнула.

Лицо Ребекки потемнело, и она бросила на Элпью гневный взгляд.

– Поосторожнее, мисс! – Она подхватила собачку на руки и заворковала над ней, та принялась лизать ей шею. – Моя собака принадлежит к бесценной породе папильон, любимой породе венценосных особ по всей Европе.

– Папильон! – Графиня протянула пухлый палец, и собачка лизнула его. – У Людовика XIV такие были, точнее, у его придворных дам. Какая прелесть. Знаешь, Элпью, этот малыш назван бабочкой из-за своих шелковистых ушей – видишь, как они лежат? Я права, мистрис Монтегю?

– Я зову его Рыжик. – Ребекка улыбнулась. – Сокращенно от Рыжего Адмирала.

– Не пора ли нам в зал, мистер Сиббер? – напомнила Элпью, оглядывая опустевшее фойе и желая оказаться подальше как от актрисы, так и от ее компаньона в собачьем обличье. – Не хочется пропустить начало.

У Сиббера задергалась щека.

– Без Ребекки или Анны лекция вообще не начнется. – Он мрачно улыбнулся Ребекке. – Поскольку одна из них должна демонстрировать выражения лица во время выступления синьора Лампоне, который, к твоему сведению, Ребекка, итальянец.

– Я жду, чтобы начинать, мистер Сиббер. – Ближайшая дверь распахнулась, и вышел крупный мужчина с обвислыми черными усами, откидывая голову и подкручивая артистически длинными пальцами кончик уса. Но самым поразительным в этом необычном лице был торчавший в его центре серебряный нос. – Я должен изложить свое понимание выражения Страстей, пока меня не покинуло вдохновение.

Суматоха на улице привлекла всеобщее внимание к входной двери. Прибыл портшез, и из него выскочила взбудораженная женщина.

– Напилась, наверное! – воскликнула Ребекка так, чтобы все слышали. – Распустехи любят прибегнуть к стимулирующим средствам. – Она пощекотала собачке шейку. – Не так ли, дорогой?

– Ridiculoso![9]9
  Здесь: Неслыханно! (ит.).


[Закрыть] – Итальянец подбросил свои бумаги. – Я знаменитый мастер. Я не работаю с необязательными людьми.

Анна Лукас, растрепанная, но трезвая, протиснулась сквозь толпу поклонников и вошла в фойе.

– Синьор Лампоне, mia apologia.[10]10
  Извините (искаж. ит.).


[Закрыть] О molti problemi in casa... – Она повернулась к Ребекке и холодно перевела: – У меня большие неприятности дома. – Она поздоровалась с Сиббером, поцеловав его в щеку, затем упала на колени перед художником. – Perdona mia,[11]11
  Простите (искаж. ит.).


[Закрыть] синьор Лампоне. Lavoriamo. Идемте, за работу!

– Один момент, сэр. – Ребекка отдала собачку служанке и выступила вперед. – Я потеряла драгоценный весенний день, репетируя вашу белиберду. Означает ли это, что мне не возместят затраченные усилия?

Художник посмотрел на Сиббера. Сиббер смотрел в пол.

– Я могу предоставить вам место бесплатно...

– Бесплатное место! Вы, наверное, смеетесь? – Ребекка подбоченилась и расхохоталась, закинув голову. – Я потратила целый час времени, занимаясь своим прямым ремеслом, и за это мне заплатят. – Вздев бровь, раздувая ноздри и опустив уголки рта, она притопывала ножкой и испепеляла Сиббера взором.

– Смотрите! – завопил итальянец, указывая на Ребекку. – Эта женщина – perfetto! Великая актриса. Она демонстрирует Удивление, тут же сменяющееся Презрением. Magnificento![12]12
  Совершенство. Великолепно! (ит.).


[Закрыть]

Элпью украдкой глянула на графиню. Из этого непонятного эпизода можно состряпать замечательную статейку.

– Так скажи мне, Колли, ты хочешь, чтобы Страсти показывала эта второсортная лицедейка? – Ребекка Монтегю явно намеревалась воспользоваться моментом. – Вот, посмотри на ее лицо... еще едва заметную, но ты уже различаешь понемногу проступающую на нем Ревность. – Ребекка внезапно повернулась к Анне и с размаху влепила ей пощечину. – Так... Физическая Боль, сменяемая Изумлением... – Она отступила на шаг. – Что же будет дальше? Или Плач, или Злость, я полагаю.

Закрыв лицо руками, Анна Лукас побежала в зал.

– Давайте, сударь, – улыбнулась синьору Лампоне Ребекка, – пошевеливайтесь, начинайте свою тягомотину. – Она взяла Сиббера под руку. – А тебя я ловлю на твоем предложении о месте, Колли. Ни за что на свете не пропущу такой провал. – Она повернулась к своей служанке, которая на протяжении данной тирады незаметно переминалась у нее за спиной. – Сара, ступай домой и приготовь ужин.

Служанка сделала реверанс и быстро удалилась.

Итальянец воздел руки, пробормотал несколько неразборчивых ругательств и последовал за Анной Лукас по проходу.

– Я представил тебе своих новых друзей, Ребекка? – с лукавой улыбкой спросил Сиббер. – Это леди Анастасия Эшби де ла Зуш...

– Баронесса Пендж, графиня... – забормотала графиня.

– И ее...

– Служанку, да. – Ребекка даже не удостоила их взглядом. – Может, пойдем?

– Нет, Ребекка. Я собирался сказать «ее соавтора по перу Элпью». – Сиббер галантно улыбнулся. – Леди Эшби де ла Зуш и мистрис Элпью пишут о светских новостях для «Лондонского глашатая».

Элпью было приятно понаблюдать, как Ребекка пытается подавить бурю сменяющих друг друга Страстей, в основном Ужас и Ярость, одновременно лихорадочно ей улыбаясь. Актриса явно не привыкла проявлять свои эмоции в столь непосредственной близости от представителей прессы.

Освещенный свечами зал был битком набит болтавшими между собой зрителями. Свободными оставались только места в последнем ряду, зарезервированные специальными табличками.

Сиббер провел трех женщин в зал, когда закончилось музыкальное вступление и музыканты раскланялись, и встал у двери в конце прохода, готовый к любым сюрпризам.

Синьор Лампоне и Анна Лукас поднялись на сцену, раздались и стали нарастать аплодисменты. Лампоне поднял руки, прося тишины.

– Дамы и господа, сегодня вечером я поговорю с вами на тему о Выражении. Эту фантастическую науку необходимо изучать всем артистам, будь то художники, как я, или актеры, как моя уважаемая подруга Анна Лукас, которая любезно согласилась продемонстрировать сегодня основы данной науки.

Нестройные аплодисменты.

– Вы также увидите, что моя философия полезна и просто как инструмент для жизни. Итак, дамы и господа, сначала я объясню, что Страсть – это движение чувствительной составляющей нашей души. Страсть состоит из многих частей – главным образом из внутренних движений, например, при Ненависти учащается пульс, а при Желании сильнее бьется сердце, и из внешних движений, таких как стиснутые в Гневе кулаки или спасение бегством, вызванное Страхом.

Заерзав на сиденье, Ребекка пробормотала себе под нос:

– Или зевота, вызванная мучительной скукой.

Графиня ухмыльнулась. Она сама не выразилась бы лучше.

– И разумеется, часть тела, наиболее ярко выражающая Страсти, – это лицо. Лицо, которое быстрее всего получает из мозга наиболее сильные сигналы.

Графиня подавила зевок. Больше часа подобного вздора? Она посмотрела на соседей в поисках моральной поддержки, но, по всей видимости, только их с Ребеккой не захватило происходящее.

– Теперь я покажу вам простое упражнение. – Лампоне повернулся к Анне Лукас. – Прошу вас, мадам Лукас, освободите свое лицо от всякого выражения.

Анна стояла в центре сцены, Лампоне встал позади нее.

– Наморщите лоб, насупьтесь, хмурьтесь.

Анна свела брови.

– Глаза сияют, взгляд скошен в сторону, постоянно горит огнем.

Анна Лукас привела свои глаза в требуемое положение.

– Ноздри расширены и напряжены, губы плотно сжаты, уголки рта оттянуты в стороны и вниз, зубы стиснуты.

Анна затрепетала ноздрями и сжала губы.

– Теперь пусть кто-нибудь в зале скажет мне, что это означает.

– Запор у второразрядной актрисы, – пробормотала Ребекка.

Графиня с трудом удержалась от смеха.

– Какую из Страстей, дамы и господа, вы лицезреете перед собой? – Он указал на джентльмена в блестящем каштановом парике.

– Ревность? – предположил мужчина.

Лампоне самодовольно повел плечами, и Анна расслабила лицо. Аплодисменты.

– Теперь, Анна, поднимите брови и сведите их, а внешние концы опустите, веки опущены.

Элпью видела, что многие из зрителей тоже следуют указаниям Лампоне.

– Рот слегка приоткрыт, уголки опущены вниз. Голова небрежно наклонена набок.

Он снова повернулся к аудитории.

– А теперь? Мадам? – обратился он к Ребекке.

– Позвольте сказать, синьор Лампоне, что я считаю вас гением... – Взрыв аплодисментов. У Анны Лукас начали подергиваться мышцы лица. – Я бы предположила, что выражение лица миссис Лукас указывает на печаль, которую она испытывает, когда размышляет о том, что я играю лучше.

Кто-то засмеялся, остальные смущенно зашевелились.

На мгновение Анна Лукас застыла, затем разрыдалась и убежала через маленькую дверь в конце сцены.

Лампоне, казалось, не знал, то ли последовать за оскорбленной актрисой за кулисы, то ли продолжать демонстрацию самому. Некоторое время он продолжал говорить, пытаясь строить соответствующие гримасы, и наконец вскинул руки:

– Е un disastro! Un fiasco![13]13
  Катастрофа! Провал! (ит.).


[Закрыть]

Зрители растерянно зашептались.

– Дамы и господа. – Сиббер прошел по проходу и поднялся на сцену. – Позвольте предложить вам небольшой перерыв. Через десять минут, я уверен, синьор Лампоне будет рад продолжить свою лекцию. – Он повернулся к распахнутой двери, которая вела за кулисы. Из нее торчали две головы. – Музыканты? Прошу вас, сыграйте снова.

Сиббер посмотрел на ухмылявшуюся Ребекку Монтегю и знаком предложил ей присоединиться к нему на сцене.

Графиня и Элпью вышли из зала вместе с другими зрителями и решили прогуляться по террасе рядом с Водными воротами и сравнить свои наблюдения.

– Какой поворот, – проговорила графиня, закутываясь в плащ.

– Мне ужасно жаль, что она вмешалась, – заметила Элпью. – Я наслаждалась лекцией.

– Ты шутишь? – Графиня посмотрела на нее с изумлением. – Да я с большим удовольствием познакомилась бы с устройством водопровода.

В нескольких ярдах от среднего течения реки мягко покачивались на волнах две гребные лодки, хотя прилив был невысок и перед ними расстилался черный, укрытый тенью берег. Один из лодочников указал на террасу, заметив там людей – потенциальных клиентов, и приналег на весла, направляясь к берегу.

– У нас хватит материала до конца месяца, – сказала Элпью, подсчитывая на пальцах. – Девица Джимкрэк и ее возлюбленный-убийца, ссора между актрисами, это катастрофическое представление...

Как раз в этот момент на лицо графини упала чья-то тень.

– Нэсти? Кого я вижу, это же Нэсти-Эсс! – На них наткнулась леди Бастл. – Не слишком ли дороговат твой наряд, дорогая? Откуда ты выкопала это древнее платье? Ему самое место в музее.

Графиня беззвучно открывала и закрывала рот.

Бастл засмеялась:

– Ну и ну! Вот новая Страсть для мистера Лампоне. Как это называется, Нэсти-Эсс? Сумасшествие?

– Это называется, – встряла Элпью, —Достоинствоперед лицом неслыханной грубости.

Теперь дар речи потеряла Бастл.

– Послушай, девчонка, я не потерплю дерзостей от какой-то там служанки. На твоем месте я бы держала язык за зубами.

– На моем месте, мадам, вы бы выглядели гораздо лучше и понимали, что богатство не оправдывает хамства.

Лошадь, тянувшая проезжавшую мимо карету, фыркнула, как бы поставив точку в отповеди Элпью не слишком пристойным звуком, в то время как карета покатила дальше по Стрэнду.

Возмущенно запыхтев, леди Бастл, пошатываясь, прошла через Водные ворота и спустилась по лестнице к воде.

– Лодочник! – крикнула она. – Я уезжаю. Меня еще никогда так не оскорбляли.

Элпью обняла графиню, у которой предательски дрожал подбородок, и повела ее к одной из каменных скамеек под сводами Водных ворот.

– Я как будто снова очутилась в школе. После стольких лет...

– Посмотрите туда, мадам.

Они пригляделись – туманная фигура леди Бастл разместилась лицом к лодочнику, притиснутая другим пассажиром, видимо, ее другом-фермером. Лодочник, привычно смешивая разнообразные ругательства, поносил леди Бастл на чем свет стоит.

– Я же сказал, чтобы вы ступали осторожно, уважаемая. Из-за переизбытка ваших телес мы застряли в иле. По вашему голосу я не догадался, что вы такая туша, а излишков жира у вас побольше, чем у целой стаи китов.

– Лодочники, мадам, – стиснула руку графини Элпью, – никогда не спускают оскорблений!

– Дамы и господа, лекция возобновится через несколько минут. – Сиббер вышел на улицу, звоня в колокольчик. – Просим занять свои места.

Графиня посмотрела на реку. Шлепая веслами, лодочник наконец отчалил от дальнего края лестницы, увозя леди Бастл во тьму.

– Хотите вернуться домой? – спросила Элпью.

– Где у входа меня поджидает этот гадкий пристав? – Графиня покачала головой. – Через несколько минут я пройду на наши места. Пусть сначала войдет публика.

Элпью окинула взглядом темные улицы, чернильно-черную реку. Небезопасное место.

– Я не могу оставить вас здесь, миледи.

– Почему? Иди вперед. Меня в отличие от тебя вся эта чепуха не интересует.

– Вы точно не хотите пойти?

Графиня велела Элпью отправляться.

Когда все зрители вернулись в зал, графиня снова прошлась по Бэкингем-стрит. Было очень темно. Насмотревшись на знаменитостей, их поклонники покинули свои позиции и растворились в ночи. Не видно было и продавца имбирных коврижек. Его жаровня по-прежнему жарко пылала, но сам он куда-то делся. Графиня вздохнула – она надеялась съесть еще кусочек. Свернув за угол здания, леди Анастасия прислонилась к балюстраде.

Этажом выше подняли окно, и высунулась лысая голова.

– Что происходит?

Графиня спряталась в тени. Она узнала этого человека, но не могла вспомнить, где они встречались. В любом случае было это много-много лет назад.

– Мэри? – Мужчина обернулся в комнату. – Ты слышала?

Он снова высунулся на улицу. Еще этажом выше подняли раму в окне, и появилась женская голова.

– Эй, вы! – воскликнул мужчина, указывая на графиню. – Там, в тени! Вы слышали? Словно крик альбатроса или завывание бури в парусах при сильном западном ветре.

Графиня вышла на свет, вглядываясь в обладателя лысой головы. Он смахивал на старого моряка, служившего у короля Карла. Она вспомнила и его нелепое имя: Чиреп, Тутс или что-то в этом роде.

– Небольшое волнение в концертном зале, сэр. Только и всего.

– Нет-нет. – Мужчина в такт стукнул пару раз по подоконнику. – Я отчетливо его слышал. Погодите-ка... – Он высунулся еще больше. – А я ведь вас знаю. Вы когда-то выступали на сцене?

– Осторожно, сэр, а не то упадете! – воскликнула в окне верхнего этажа женщина, прежде чем исчезнуть в глубине дома.

– Возмутительно! Построить концертный зал у моего порога! Я поселился здесь, желая покоя и тишины. Но с тех пор здесь хуже, чем в Бедламе.

– Идемте, мистер Пипс. – Женская голова появилась рядом с мужской. – Подхватите простуду, а ведь сами знаете, как вы не любите болеть.

Пипс! Точно. Человек из самого министерства. Сэмюэл Пипс. Всегда старался нащупать твои ноги под столом и пользовался любой возможностью, чтобы прикоснуться к твоей груди; а говорил только о ценах на парусину и о количестве бочек смолы, необходимых для плавания до Флашинга.

– Я знаю эту женщину. – Пипс отмахнулся от экономки и указал на графиню. – Верно? Я вас знаю. Не желаете ли отведать рубца?

– Да, Сэмюэл. – Поесть рубца звучало гораздо заманчивее, чем целый час смотреть, как корчат рожи. – Разумеется, ты меня знаешь. Это Эшби де ла Зуш – старая подруга Карла.

– Видишь! – Пипс повернулся к своей экономке. – Я же говорил, что знаю ее. Это леди Эшби де ла Зуш. – Он помахал рукой. – Поднимайтесь.

– Я должна сообщить Элпью, где я, Сэмюэл. Она ждет меня в концертном зале. Я вернусь через две минуты.

Довольно кивнув, Пипс не без помощи экономки исчез, и окно опустилось.

Графиня стала пересекать переулок, и в этот момент позади нее раздались страшные крики, сопровождаемые топотом ног. Обернувшись посмотреть, что происходит, графиня наткнулась на стену. Мимо нее, вопя во всю глотку, промчалась группа молодых людей. Двое несли факелы, освещая дорогу. Графиня вжалась в стену, чтобы остаться незамеченной, но темноволосый щеголь сорвал с нее парик и двинулся дальше. Пока графиня, прикрывая ладонями лысую макушку, пряталась в подворотне, юнец бросил парик своему приятелю, тот – другому, как в игре.

– Ах вы, сучьи дети! – заголосила графиня. – Верните мне парик!

– Парик? – крикнул один из них. – Никакой это не парик. Это дохлая крыса.

С этими словами он высоко подбросил его, и парик, шмякнувшись об окно Пипса, повис на подоконнике.

Визжа от смеха, молокососы помчались дальше, ритмично распевая:

 
Не спи, не ложись,
Титиров берегись!
 

Графиня подождала, пока затихнут голоса, прежде чем решилась перевести дух. Всхлипывая от облегчения, что хулиганы не причинили ей вреда, и от смущения из-за потери парика, графиня съежилась у двери. Потом, зажмурившись, сползла по стенке и грузно опустилась на ступеньки.

Через некоторое время она услышала невдалеке шаги, а потом и мужской голос:

– Как вы? Не пострадали? – Кто-то медленно направлялся к графине. – Я торговец коврижками. Эти свиньи опрокинули мою жаровню. Вам они вреда не причинили? – Он деликатно протянул ей руку. – Ну и молодежь нынче пошла!

– Они утащили мой парик. – Она указала на окно Пипса. – Он висит там.

– Пойду найду сторожа, – сказал продавец коврижек. – Он сможет достать его своей пикой.

Графиня посмотрела на шерстяную шляпу мужчины.

– А нельзя ли?..

Торговец без разговоров снял шляпу и подал графине, которая натянула ее по самые уши.

– Спасибо. – Она боялась, что Пипс начнет ее искать. – Я не могу здесь оставаться. Подумают, что я бродяга, и меня заберут констебли.

Продавец коврижек помог графине подняться.

– Я скоро вернусь.

Он исчез в темноте.

– Я подожду вас там, – крикнула ему вслед леди Эшби, – в концертном зале.

Графиня быстрым шагом пересекла освещенное свечами фойе, по пути глянув на себя в зеркальное бра, и приоткрыла дверь в зрительный зал.

Элпью пересела на другое место, но и Сиббер, по счастью, тоже. Лампоне доверительно беседовал со сцены с завороженной аудиторией:

– Например, Гнев имеет те же основные движения, что и Отчаяние, однако выражаются они более агрессивно. Когда мистрис Монтегю подготовится – насколько я знаю, она набирает чашку воды из питьевого фонтанчика позади здания, – она покажет вам едва уловимую разницу между этими родственными страстями.

Графиня наконец-то высмотрела Элпью. Девчонка ухитрилась найти себе место в первом ряду. Не было и речи, чтобы пройти по всему проходу в шерстяной шляпе торговца. Она быстро обвела взглядом зал. Сиббер тоже сидел почти у самой сцены.

За кулисами послышались тяжелые шаги. Лампоне улыбнулся:

– Вот идет великая актриса с поступью феи!

Задняя дверь распахнулась, и на подмостки, спотыкаясь, вышла Ребекка Монтегю. Волосы у нее растрепались, лицо исказилось в застывшей гримасе.

– Eccelente...[14]14
  Превосходно... (ит.).


[Закрыть]– произнес Лампоне, возобновляя лекцию. – Несколько опережая программу, но все равно посмотрите: напряженные руки вытянуты вперед, положение ног говорит о готовности к бегству, все тело выражает расстройство...

Ребекка Монтегю остановилась, словно приросла к месту, лицо ее окаменело.

– Вы заметите, что брови высоко подняты, мышцы, удерживающие их в таком положении, вздулись и напряжены, ноздри раздуты, глаза расширены и бегают, рот широко открыт, кончики губ устремлены вниз, вены и сухожилия набухли, волосы как будто стоят дыбом, лицо бледное. Это воплощение...

Лампоне самодовольно улыбнулся:

– ...Ужаса.

Не меняя выражения лица, Ребекка Монтегю протянула руки к зрителям, чтобы им было лучше видно, и закричала.

Ее пальцы были красны. И с них стекала на пол алая жидкость, в которой без труда угадывалась кровь.