Текст книги "Злой лжец (ЛП)"

Автор книги: Фейт Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Глава 23

Доминик

Я веду Кэндис в свою квартиру, благодарный, что она не пытается спорить. Она вообще ничего не говорит. Одно это должно мне все сказать.

Она в одном из своих настроений. Это значит, что сегодня я ничего от нее не добьюсь. Я ожидал, что она хотя бы спросит, почему я не отвез ее обратно в ее квартиру, но она все время молчала.

Я выхожу из машины первым и помогаю ей, проклиная себя, когда смотрю на ее стройные ноги, выставленные напоказ, и на ее задницу в этих кружевных трусиках. Мне следовало заставить ее надеть платье. Послушала бы она? Наверное, потому что сейчас она выполняет приказы. Не мои. Массимо.

Я почти ревную, но я скажу свое слово очень скоро, и ей придется меня выслушать, нравится ей это или нет. Я не думаю, что она пока что осознает, что те пятнадцать миллионов, которые я только что заплатил, говорят о том, что я фактически владею ее прекрасной задницей. Так что она может дуться сколько угодно.

Я хочу выяснить, что здесь происходит, но я не собираюсь приниматься за хорошего человека и просто отпускать ее. Я планирую использовать этот наш небольшой провал в своих интересах.

Массимо и Тристан должны быть на пять или десять минут позади нас. Я хочу затащить ее внутрь и допросить ее, прежде чем они придут сюда и начнут допрашивать меня. Я знаю, что они не ожидали, что я выброшу столько денег.

Я тоже не ожидал, что сделаю что-то подобное, но я бы сделал это снова, чтобы увидеть выражение лица этого долбаного ублюдка. Жак Бельмон не понял, что его, черт возьми, ударило, когда он посмотрел на меня. Этот тупой ублюдок действительно думал, что я позволю ему перебить мою ставку. И на чертовой яхте моей семьи тоже. Но у него есть яйца. Я должен отдать ему должное. Этот придурок выглядел так, будто он будет играть всю ночь, но тайная угроза не получить посвящение в Синдикат – вот что его подкосило.

Если бы я не знал планов Массимо на его счет, я бы позволил ему сделать следующую ставку, а затем прикончил бы его.

Что касается присутствия Массимо и Тристана. Я взял их с собой, потому что знал, что Кэндис отбила бы меня. Я также сделал это в знак того, что прояснил ситуацию и не имею никаких секретных дерьмовых вещей между нами. Я пошел на аукцион, чтобы выиграть, так что было лучше, чтобы они пришли и увидели, что происходит, чем услышали это и сходили с ума по моей заднице.

Кэндис держит голову прямо, пока я провожаю ее в лифт, и прислоняется к стене, пока мы поднимаемся.

Ее щеки краснеют, когда я приковываю взгляд к ее телу, и она натягивает мою куртку на себя плотнее, прикрывая грудь. Как будто это единственная часть ее тела, которой я хочу восхищаться.

Я намеренно опускаю взгляд на ее задницу. Как бы она ни была совершенна, я не думаю о ее заднице. Я думаю о ее киске. Она была тугой той ночью. Девственно тугой.

Она бросает на меня взгляд, граничащий с холодным, жестким, как будто это должно заставить меня перестать смотреть на нее.

Не заставит. Здесь я буду напоминать себе, кто я, что я и чего я хочу.

Я продолжаю смотреть, пока лифт не останавливается и двери не открываются прямо в мою гостиную.

Я отдаю ей должное за мужество, которое она демонстрирует сейчас в этом противостоянии.

– Иди внутрь, Кэндис, – говорю я ей.

Стиснув зубы, она поворачивается и следует моим приказам. Хорошо. Это начало.

– Мы идем наверх, – говорю я ей.

Мы поднимаемся наверх, и когда она входит в открытую дверь моей спальни, я вижу, что она изо всех сил старается не выглядеть впечатленной, но у нее это не получается.

Комната большая и просторная, с большой деревянной кроватью в центре и полированными половицами. Стена полок вмещает все мои книги, которые я собирал годами, начиная с начальной школы и заканчивая MIT. Затем идет арка, ведущая на балкон.

Она уже бывала в моей квартире, но никогда в моей спальне. Я всегда думал, как она будет выглядеть, запутавшись в моих простынях, а ее голое тело будет лежать в моей кровати. Скоро я это узнаю.

Я подхожу к комоду и роюсь в нем, пока не нахожу одну из своих старых студенческих футболок.

– Надень это. – Я передаю ей футболку, и она берет.

Я почти смеюсь, когда она поворачивается ко мне спиной и снимает мою куртку. Платье она бросает на землю, и я удивляюсь, какого черта она сделала это дерьмо сегодня вечером.

Я попал на аукцион, когда он начался. Я стоял сзади, прямо в тени, наблюдая за всем происходящим. Я никогда не действую слишком быстро. Это для того, чтобы я мог оценить людей и понять, каковы их мотивы.

Поскольку Кэндис выглядела отчаянной и раздетой, я предполагаю, что это связано с деньгами. Вот почему большинство женщин участвуют в таких аукционах. Я просто зол как черт, что она думала, что должна это сделать.

Она натягивает мою футболку, и она поглощает ее, останавливаясь чуть выше колен. Когда она вылезает из шестидюймовых каблуков, она снова становится собой, и мне приходится смотреть сверху вниз на маленькую женщину передо мной.

Я вытаскиваю деревянный стул из-за стола и ставлю его рядом с ней.

– Садись.

Она садится, и в ней чувствуется юное, детское присутствие, когда она инстинктивно тянется к своим волосам и начинает заплетать шелковистые кончики.

– Почему тебе понадобились деньги? – спрашиваю я. Она замирает, а ее глубокие, осенние глаза встречаются с моими.

– Ничего особенного, – отвечает она, что, конечно, не удивляет.

– Тогда зачем ты участвовала в аукционе?

– Без причины.

Господи…

– Без причины? Ты принимаешь меня за полного идиота? Если тебе не нужны были деньги, зачем идти на этот аукцион? Ты сняла с себя одежду. Черт, я до сих пор не понимаю, как остался жив, когда это произошло.

Она отворачивается к окну с выражением усталости и поражения.

– Кэндис, поговори со мной. Скажи, что происходит. У тебя какие-то проблемы?

– Никаких проблем.

– Тогда почему?

– Просто так. – Ее взгляд становится холодным и непреклонным. – Я хочу домой.

– Нет.

Она сверкает на меня глазами, полными огня. – Ты не можешь меня удерживать!

– Пятнадцать миллионов говорят иначе.

– Ты придурок!

– Куколка, если только ты не хочешь, чтобы я трахнул твою идеальную задницу, я бы избегал этого слова. – Это искушение сводит меня с ума. Она сексуальнее, когда злится, и еще сексуальнее, когда я ее шокирую. Сейчас она и то, и другое, и чертовски возбуждает меня на что-то порочное.

– Ты такой ублюдок, – усмехается она.

– Да, мы оба это знаем. Расскажи мне, что происходит, Кэндис. Тебе ни за что не удастся убедить меня, что ты устроила этот аукцион ради развлечения.

Я встречаю тишину, которая теперь заставляет меня беспокоиться. Это совсем не похоже на нее – быть такой скрытной. Я понятия не имею, о чем идет речь. А это значит, что это еще одна вещь, которая добавится к постоянно растущему списку дерьма.

– Я имею право делать то, что хочу и когда хочу. Это мое тело.

– Ну, на следующие тридцать дней и тридцать ночей ты будешь принадлежать мне, так что, похоже, я просто забрал эти права.

– Это смешно. Ты думаешь, это способ вернуть меня?

– Можешь поспорить, что это так. – Я одариваю ее сводящей с ума улыбкой, и она кипит.

Внизу я слышу шаги и знаю, что пришли Массимо и Тристан. Я поворачиваюсь и ухожу от нее, и когда я закрываю дверь, а затем запираю ее, ее торопливые шаги эхом отдаются от половиц.

– Доминик! Ты что, только что запер меня здесь? – вопит она с другой стороны, лихорадочно пробуя ручку. Она крутит ее слева направо, когда она не поддается.

Я не отвечаю. Она может оставаться там, пока я не разберусь, что мне с ней делать.

Когда она начинает стучать в дверь, я спускаюсь вниз.

Массимо и Тристан ждут меня в гостиной. Когда я вхожу, на лицах обоих появляется осторожное выражение.

Я не совсем уверен, что им сказать, но я знаю, что они здесь, и они знают, что я привел Кэндис с собой, как будто мой выигрышный приз вызовет разногласия. Единственное, что есть на моей стороне, это то, что эти двое взбесились, когда я рассказал им, что происходит.

– Что она сказала? – спрашивает Массимо.

– Ни черта.

Они обмениваются обеспокоенными взглядами.

– Совсем ничего? – подталкивает Тристан.

– Она сказала, что у нее нет проблем. Я не уверен, верю ли я этому.

– Должно быть, ей нужны были деньги, – нараспев говорит Тристан.

– Так почему же она нас не спросила? – резко говорит Массимо.

– Может быть, ей нужна была куча денег, но она не хотела просить.

– У нее теперь есть деньги, – вмешиваюсь я, прежде чем они успевают продолжить спор. – Больше денег, чем она может вынести.

Массимо стискивает зубы и втягивает воздух, принимая выражение лица босса, когда он смотрит на меня. – Доминик, что ты собираешься с ней делать?

Вот так. – А ты как думаешь? – с ухмылкой спрашиваю я.

– Доминик, не играй со мной. Это Кэндис. Это грязно, когда дело касается вас двоих.

– Я не играю с тобой, и я прекрасно понимаю, в какой запутанной ситуации мы с ней находимся.

– Я отвезу ее обратно к себе. – Он смотрит на лестницу.

– Ты никуда ее не отвезешь, – отвечаю я, шокируя его.

– Помни, с кем ты, черт возьми, разговариваешь, Доминик, – рычит он. – Не думай, что я какой-то идиот, который не знает, что ты используешь это в своих интересах, чтобы вернуть ее.

– Конечно, я, блядь, собираюсь использовать это в своих интересах, и ни черта вы оба не сделаете. Какого хрена вы смеете на меня нападать? Особенно ты, – бросаю я в ответ.

– Почему именно я?

– Массимо, помнишь, как ты добился Эмелии? Господи Иисусе, ты заставил ее отца отдать ее тебе в качестве уплаты долга и пытался отобрать ее наследство. Черт возьми. – Я не стал ничего говорить Тристану. Я пропустил его, потому что, по крайней мере, он не бросил мне вызов.

Если бы он это сделал, я бы с радостью напомнил ему, как он похитил Изабеллу и увез ее на свой остров, пытаясь выманить ее отца из укрытия.

Ни один из них, не могут мне ничего сказать.

Массимо отступает, понимая, что я прав. – Не смей причинить ей боль, Доминик.

– Я не буду.

– Доминик. – Тревога затуманивает его глаза.

– Что?

– Ты ведь не собираешься снова употреблять наркотики?

Нет смысла обижаться. Это не его вина, что он задает мне этот вопрос. Это моя вина.

Конечно, он бы спросил меня об этом. Я отсутствовал два года, и почти два года до этого я вел тайную жизнь, в которой они не участвовали. Тристан бросает на него взгляд, хотя я ценю это, потому что он доверяет мне, когда я обещаю больше никогда не трогать это дерьмо.

– Я не использую Массимо. Тебе больше не придется об этом беспокоиться, и я уверяю тебя, что я не причиню вреда Кэндис. Я говорю это чертовски серьезно.

Его лицо смягчается. – Что ты собираешься делать?

– То же самое, что ты бы сделал, если бы купил женщину за пятнадцать миллионов долларов, Босс, – отвечаю я, и его глаза расширяются. – Но я по-своему. Вы оба знаете, что она все еще любит меня, так что вы не имеете права говорить мне, что у меня нет шанса наладить отношения с ней. Если что-то происходит, я выясню, что именно. Кроме того, со всем дерьмом, что происходит в нашей жизни, нам не нужно, чтобы она бегала вокруг, наживая себе неприятности, и продавая свое тело. Не думай, что наши враги не знают, что она важна для нас. Она важна для меня. Она в безопасности, если она со мной. Все, что я делаю помимо этого – личное.

Это все, что им нужно знать. Если бы какой-то другой ублюдок выложил пятнадцать миллионов долларов, они бы его не допрашивали, поэтому я прекращаю любые дальнейшие вопросы.

– Хорошо? – спрашиваю я, приподняв брови.

Они оба смотрят друг на друга, а затем снова на меня. Когда они оба кивают, напряжение покидает мои плечи.

– Я доверяю тебе, Доминик, – предупреждает Массимо.

Я отвечаю коротким кивком.

– Позвони нам, если что-то случится, – говорит Тристан.

– Хорошо.

Они уходят, а я опускаюсь и сажусь на диван.

Когда я думаю о том, что сделала Кэндис, мне хочется дышать огнем. Я в ярости от того, что еще вчера она сказала мне, что не хочет быть со мной, а сегодня она здесь с этим… Я не знаю, что это за хрень. Это просто наводит меня на мысль, что с ней определенно что-то происходит.

Но… что бы это ни было, оно дало мне дорогу. Этот чертов аукцион был моим спасителем и открыл дверь с ответом на то, как я получу свой шанс с ней. Мы в дерьме с нашими врагами, но я не могу придумать для себя лучшего лекарства, чем тридцать дней и тридцать ночей с Кэндис Риччи.

Я хочу ее вернуть, и на этот раз я не собираюсь потерпеть неудачу.

На этот раз она будет моей.

Сердце, разум, тело и душа.

Все.

Я хочу все.

Глава 24

Кэндис

Я смотрю в окно на чернильно-черное небо.

Я сижу на полу, прислонившись головой и спиной к стене, руки на коленях.

Я жду и думаю, что теперь делать.

Теперь я являюсь собственностью Доминика Д'Агостино на тридцать дней и тридцать ночей, и мой план не мог пойти еще хуже.

Я сделала все, чего никогда бы не сделала, придумала глупый план поучаствовать в аукционе людей, чтобы соблазнить мужчину, с которым никогда не буду встречаться, и вот я здесь.

Что теперь?

О Жаке не может быть и речи, так что это возвращает меня к исходной точке, за исключением того, что теперь я выгляжу как какая-то шлюха, и мне придется придумать хороший повод, чтобы рассказать об этом Доминику.

Что-то, что сработает, пока я пытаюсь разобраться во всем и найти выход из этой запутанной ситуации.

Шаги по ту сторону двери заставляют меня подпрыгнуть. Прошел почти час с тех пор, как Доминик привел меня сюда.

Ранее, когда он спускался вниз, я слышала голоса Массимо и Тристана. Они, несомненно, придут и поговорят с ним. Не знаю, видели ли они меня на сцене или ждали сзади. Думаю, это неважно. Я уже выставила себя в плохом свете.

Хотя я не знаю, о чем именно они говорили, могу предположить, что они говорили о том, что происходило тогда и что происходит сейчас.

Я никогда не думала, что Массимо или Тристан позволят Доминику держать меня здесь и обращаться со мной как с собственностью. Однако тот факт, что я все еще заперта в спальне Доминика, опровергает это.

Очевидно, что с моей стороны глупо думать, что они вмешаются. Это также глупо, потому что я знаю, на что я подписалась.

Я помню, как Эмелию и Изабеллу держали под замком. Я была той, кто открывал двери с другой стороны. Я была той, кто делал все возможное, чтобы убедить их, что все будет хорошо, хотя я знала, что все, что придумают братья Д'Агостино, будет неправильным на всех уровнях. А теперь посмотрите на меня.

Глупо полагать, что братья посчитают, что я заслуживаю иного обращения, если они потворствуют такому дерьму.

Ключ гремит в замке, ручка двери поворачивается. Дверь открывается, и входит Доминик.

Он закрывает дверь, снова запирает ее, затем смотрит на меня и кладет ключ в задний карман.

– Готова поговорить? – спрашивает он.

– Ты запер меня здесь. Мне нечего тебе сказать.

Он усмехается. – Ангел, ты же знаешь, что это не совсем то, как ты должна со мной обращаться, верно? По моим записям, мои пятнадцать миллионов говорят, что мы должны быть голыми в постели прямо сейчас, блядь.

Я до сих пор не могу поверить, что он заплатил за меня пятнадцать миллионов. Пятнадцать миллионов долларов и сделал это так, словно это была мелочь.

– Или нам не обязательно быть в постели, – добавляет он, пристальнее глядя.

– Я не лягу с тобой в постель. Я хочу домой.

Он поднимает брови и достает из кармана сложенный листок бумаги. Когда он его разворачивает, узнавание заставляет мой желудок провалиться в бездну ада.

Я не думаю, что я могла бы быть более смущенной прямо сейчас, если бы я попыталась. Это контракт аукциона. Это один лист бумаги с моим именем и подписью в конце.

Он шагает ко мне своими длинными, мощными ногами и останавливается в нескольких шагах. Протягивая контракт, Доминик преувеличенно прочищает горло и начинает читать.

– Я, Кэндис Элизабет Риччи, искренне и без предубеждений соглашаюсь с ожиданиями Декадентского аукциона, которые предусматривают, что мой покупатель будет иметь прямое право собственности на меня в течение следующих тридцати дней и тридцати ночей. Поскольку оплата будет произведена немедленно после объявления победившей ставки, я соглашаюсь со всеми условиями, в частности: что мое тело принадлежит моему покупателю. Таким образом, я соглашусь на все, что потребует мой покупатель, и признаю, что ничто из того, что он запросит, не будет запрещено. Это включает в себя и не ограничивается такими действиями, как половой акт, БДСМ, анальный секс, фистинг, секс с несколькими партнерами… – Его голос затихает, и он смотрит на меня сверху вниз. Вместо дикого желания, которое он демонстрировал ранее, и юмора в его глазах мерцает гнев. – Мне нужно продолжать?

– Пожалуйста, не надо.

– Хорошо, потому что я ни с кем тебя не делю. Твоя красивая киска принадлежит только мне, – ухмыляется он.

Я только и делаю, что смотрю на него.

– Деньги на твоем счете, и ты можешь делать то, что пожелаешь, – кивает он.

С моими пятьюдесятью процентами это будет семь миллионов долларов. Я никогда не думала, что доживу до того дня, когда на мое имя будут записаны такие деньги. Любой другой запрыгал бы от радости, но я хочу вернуть их.

У меня на кончике языка вертится сказать ему именно это, но гамма эмоций, сталкивающихся во мне, заставляет меня держать язык за зубами. Отчаяние из-за денег – единственное, во что я могу позволить ему поверить прямо сейчас, пока мне не придется сказать правду.

– Нам нужно обсудить планы на следующие тридцать дней. – Он приседает передо мной.

– Доминик, ты серьезно собираешься это сделать? Со мной? – Я пытаюсь его урезонить. Вот и все. Я знаю, это как говорить со стеной, но я пытаюсь.

– Почему нет? После той ночи ты не видишь привлекательности в том, что я владею тобой тридцать дней?

– Доминик. Мы с тобой не можем этого сделать.

– Но ты с Жаком можешь? Я в это не верю. Мы оба знаем, что если бы ты могла, то той ночи бы не произошло. – Его глаза мерцают желанием. – Мы делаем это.

Доминик встает и снимает футболку, обнажая свое шедевральное тело. Когда он начинает расстегивать пряжку ремня, мои нервы напрягаются, и я вспоминаю, как он брал меня снова и снова той ночью. Дикая ухмылка на его лице говорит мне, что он тоже об этом думает.

– Иди в кровать, детка, – приказывает он, и гневный румянец заливает мое тело.

– Нет. – Я не готова снова прыгнуть к нему в постель, что бы там ни было сказано в контракте.

– Ладно, тогда давай пойдем трудным путем.

Я успеваю сделать один вдох, прежде чем он наклоняется и поднимает меня с пола. Как будто я невесома, он бросает меня через плечо, хотя я и мечусь по нему.

– Отпусти меня, – кричу я.

– Ну и хрень.

Он подходит к кровати и усаживает меня в центр. Прежде чем я успеваю сформулировать следующие слова, он налетает и зависает надо мной. Движение настолько хищное и почти животное, что у меня перехватывает дыхание.

Я собираюсь возразить, когда он хватает меня за обе руки и прижимает их над моей головой, надавливая на меня всем своим весом, чтобы удержать меня внизу. Я вспоминаю кошку, которая ловит мышь.

Кот? Нет… он не кот. Он больше похож на свирепого льва, а я – на бедное невинное животное, которое совершило ошибку, встав у него на пути.

Он наклоняется так близко, что я думаю, он собирается поцеловать меня, но он этого не делает. Он останавливается на мгновение и впивается взглядом в меня. Горячий и сексуальный. Его глаза наполняются необузданным желанием, безмолвно говорящим обо всем, что он хочет сделать со мной.

Я принимаю его и едва успеваю сглотнуть комок в горле.

– Кэндис Риччи. Я устал, и у меня двухдневная эрекция. – Он прижимает свой член к моему животу, и я содрогаюсь при воспоминании о его гигантских размерах. Моя очевидная реакция заставляет его лицо расплыться в улыбке. – Или мы трахаемся, или мы спим. Сегодня вечером ты выбираешь.

Я задыхаюсь, мои чертовы щеки горят от его слов, а ощущение его твердого члена на мне снова ослабляет мою защиту. Образы того, как мы занимаемся сексом, и все способы, которыми мы это делали, снова всплывают в моем сознании, заставляя мои соски каменеть до твердых точек. Моя киска сжимается от той отчаянной потребности, которую только он раздражающе, кажется, вызывает во мне. Я никогда не думала о мужчине так, как об этом. Никогда.

И все же я не могу этого сделать. Не сегодня.

Вчера мне потребовалось все, чтобы покончить с ним. Даже если я признаю, что хочу его. Я не могу так просто сдаться.

– Я хочу спать, – отвечаю я.

– Уверена в этом, Ангел? Твои глаза говорят другое, и твое тело тебя выдает.

– Я хочу спать, – повторяю я, и в его груди раздается смешок.

Он отпускает меня, затем откидывает простыню, чтобы накрыть меня, и тоже проскальзывает под нее, переминаясь, чтобы оказаться ближе.

Доминик наклоняется к тумбочке и выключает свет.

Я лежу на спине и смотрю на него краем глаза.

Он лежит на боку и смотрит прямо на меня.

Я закрываю глаза и позволяю своим мыслям блуждать.

Сон – мое единственное спасение от суматохи этой ночи.

Я пыталась спать в постели зверя, но в итоге оказалась с дьяволом, которого я знаю.