Текст книги "Злой лжец (ЛП)"
Автор книги: Фейт Саммерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Глава 21
Кэндис
Мы с Хелен только что сели на Bel Montov, одну из многочисленных яхт, принадлежащих Д'Агостино. Здесь сегодня состоится Декадентский аукцион. У меня есть полчаса до его начала.
Дыши…
Я могу это сделать.
Я сделаю это.
Конечно, я представляла, что нервничаю, но сейчас я чувствую совсем другое.
Слово – предательство приходит мне на ум, когда я думаю о Доминике. Я не забыла, что он мне сказал, ни серьезность в его глазах, когда он поклялся найти способ вернуть меня. Острая боль вины пронзает мое сердце в ту секунду, когда я вспоминаю. Вина тяжким грузом висела на мне с тех пор, как я ушла от его двери.
Вытесняя воспоминания, я шепчу безмолвные молитвы тому, кто готов меня услышать. Кто знает, как сильно я хочу ответов и справедливости за смерть моих родителей. Кто знает, это единственная причина, по которой я могла бы подумать о продаже души темной стороне после всего, что со мной произошло.
– Ух ты, как мило, – сияет Хелен, прерывая мою молитву. Она оглядывается вокруг с благодарной улыбкой. – Они действительно выложились в этом году.
Поднимаясь на верхнюю палубу, мы восхищаемся хрустальными люстрами, которые нас встречают.
– Да, это действительно красиво, – соглашаюсь я.
Мои каблуки тонут в плюшевом кремовом ковре, когда мы добираемся до зала, который был подготовлен для дам, принимающих участие в аукционе. Впереди длинный фуршетный стол с закусками, вином и барменом, делающим коктейли. Слева от нас находится более просторный зал, где будет проходить аукцион. На заднем плане играет мягкая джазовая музыка, создавая идеальную атмосферу.
Все прекрасно. Хотелось бы оказаться здесь при других обстоятельствах.
У Д'Агостино всегда бывают вечеринки на яхтах, но я никогда не была ни на одной из них и не была на яхте такого размера. Или такой элегантной.
Все лодки, на которых я плавала, были предназначены для развлечения, например, для рыбалки или просто для прогулок по открытому морю с целью исследования вод.
А вот так живет другая половина. Я намеренно держалась подальше все эти годы из-за людей, которые там бывают. Думаю, это восходит к той поговорке о корнях человека. Они всегда будут возвращаться к ним каким-то образом.
Я не считала себя бедной много лет благодаря Д'Агостино. У меня достаточно денег, и так было долгое время. Я просто не вписываюсь в круг богатых или людей из высшего общества. Как будто они смотрят на меня и понимают, что я новичок или, скорее, Джакомо Д'Агостино пожалел меня. Другими словами, я была его благотворительным случаем. Я знаю, что это было не так, но это не мешало людям так думать. Все знали, кто такие Д'Агостино, даже когда у них ничего не было, и люди всегда знали Риччи как семью слуг.
Мы направляемся к буфету, где собрались несколько женщин-участниц со своими гостями. Как и я, они носят маленький золотой браслет на левом запястье. Когда мы приближаемся, я получаю несколько неодобрительных взглядов в свою сторону. Несколько девушек даже начинают шептаться. Я уверена, что это, конечно, потому что я номер тридцать один и использовала свои связи, чтобы перейти к однозначным числам. Обычно я бы признала свою вину, потому что я неправа, но сегодня мне все равно.
Сегодня все, что меня волнует, – это обеспечение моего покупателя. Я подписала окончательный контракт вчера вечером, прежде чем пойти спать. Они делают контракты из двух частей, так что вы можете передумать участвовать вплоть до того момента, как вы подпишете это окончательное соглашение. После этого сделка с вашей стороны будет закрыта. Это значит, что вы соглашаетесь быть темной, дикой фантазией какого-то богатого ублюдка.
– Давай выпьем вина, – предлагает Хелен, заметив, какое внимание мы привлекаем. Она берет два бокала красного вина и протягивает один мне.
– Спасибо.
– Не волнуйся. Предлагаю тебе выпить несколько, чтобы снять напряжение. Ты выглядишь нервной. Похоже, что сегодня сучки вышли на улицу с дополнительными когтями. – Она бросает кинжалы в рыжеволосую девушку, которая смотрит на меня с другого конца комнаты. Женщина отворачивается и продолжает разговаривать со своей подругой.
– Боже мой, посмотри, какой переполох я вызвала. – Я морщусь с нервной улыбкой.
– К черту их, они хотели бы быть тобой.
Я смеюсь. Не могу представить, чтобы кто-то хотел быть мной. – Боже, спасибо. И еще раз спасибо за то, что делаешь это для меня и идешь со мной.
– Конечно, как будто я собиралась это пропустить. К тому же Адам будет в отъезде на все выходные. Мне нужно было чем-то развлечься. – Она усмехается.
Мне нравится, когда она говорит об Адаме. Забавно наблюдать, как она пытается скрыть серьезность их отношений друг к другу.
– Он просто сказал мне убедиться, что на сцене буду не я, – усмехается она.
– Нет, это я.
– Это ты, и ты выглядишь потрясающе. – Она оглядывает мое платье и одобрительно кивает.
Я чувствую себя элегантной и красивой в этом платье. Это золотое платье с открытой спиной и очень глубоким V-образным вырезом. Разрезы по бокам демонстрируют мои длинные золотые ноги. Остальное демонстрирует все остальное. Это все, чем я не являюсь. Созданное, чтобы отвлекать и демонстрировать мои лучшие достоинства, это беспроигрышный вариант, и я знаю, что оно будет выигрышным с Жаком.
– Спасибо.
– Просто постарайся не выглядеть такой нервной. Эти девушки просто боятся конкуренции. Некоторые из них живут ради таких аукционов и зарабатывают свой годовой доход, работая всего один месяц, – утверждает Хелен, подчеркивая слово – работа.
– Правда? – Я не могу не смотреть и не чувствовать удивления.
– Да, – булькает она.
Она собирается сказать что-то еще, когда мы обе видим, как в комнату входит женщина в прозрачном платье. Наши рты открываются. Господи, она на самом деле голая.
Без трусиков или бюстгальтера под прозрачным материалом, она выставляет напоказ все. Все, как и массивные груди размера – три D, которые, очевидно, были увеличены хирургическим путем, и ее задница тоже.
Ее тело напоминает нечто среднее между Ким Кардашьян и Памелой Андерсон, и она намеренно собрала свои платиновые светлые волосы на макушке в небрежный пучок, чтобы сосредоточить внимание на своем теле.
Награда за то, что она привлекла всеобщее внимание, без сомнения достается ей.
– Это Джиджи Метростов, номер три, – шепчет Хелен.
– Номер три? – хриплю я. Паника сжимает мою грудь.
– Да.
– Номер три, это как до меня? – Я четыре.
– Ага.
Как по команде в этом моем ебаном плане я бросаю взгляд в другой зал и вижу Жака, разговаривающего с другим джентльменом, одетым в смокинг. Глаза Жака устремлены на Джиджи, и она тоже его видит.
Если она передо мной и выглядит так, мне придется придумать способ улучшить свою игру. Но насколько низко я готова пасть?
– Вот это ты называешь отчаянием или королевой, – усмехается Хелен.
Я выбираю последнее из-за грязного взгляда, который Джиджи бросает на меня, когда смотрит в мою сторону, и ее ледяные голубые глаза скользят по моему золотому браслету. Она окидывает меня взглядом, оценивает, а затем задирает нос, словно я дерьмо, в которое она пытается не вступить.
Господи Иисусе… ух ты. Ох, как бы я хотела свернуться калачиком на диване и смотреть фильм. Эти женщины здесь не просто стервы, они акулы. Золотоискательницы.
Когда я снова сосредоточилась на Жаке, его уже нет. Он даже не узнал меня.
– Не обращай на нее внимания, – бормочет Хелен, явно пытаясь подбодрить меня. Она увидела, что Жак тоже смотрит на Джиджи. – Он охотился за тобой неделями. Не волнуйся.
– Я постараюсь.
Я знаю, что не продумала это, и это безумие, потому что Жак мог решить быть придурком и пойти к голой женщине. Это могло бы оставить меня на милость кого-то другого.
Боже мой, что, черт возьми, я буду делать, если это произойдет?
Хелен начинает говорить об Адаме, чтобы отвлечь меня. Она рассказывает о своих планах на отпуск на ближайшие две недели, и я пытаюсь слушать, но едва слышу ее слова. Мое сердце колотится в груди, а нервы гудят от беспокойства о том, что сегодняшняя ночь пойдет к черту.
В моей голове проносятся самые разные мысли, и начинается паника.
Но у меня едва ли есть время как следует напугаться, потому что через пятнадцать минут элегантная дама, которая напоминает мне Долли Партон, вызывает меня и других аукционистов. Пожелав удачи, я оставляю Хелен и следую за женщиной, которая ведет нас в комнату в задней части, похожую на примерочную.
– Привет всем, – сияет она ослепительной улыбкой. – Я Синтия. Ведущая сегодняшнего аукциона. Мы собираемся начать, и я хотела пожелать вам удачи. Помните, сегодня вечером – веселье. Также не будет лишним подзаработать мелочи по пути.
Пока все смеются над шуткой, я улыбаюсь.
– Если ни у кого нет вопросов, давайте готовиться. Мне нужны номера от одного до пяти, чтобы выйти на сцену через пять минут, так что сделайте последние приготовления сейчас. – Она хлопает в ладоши от восторга.
Женщины передо мной начинают приводить себя в порядок. Номер один распускает волосы. Номер два снимает бюстгальтер, чтобы лучше продемонстрировать грудь, и собирает свои длинные черные волосы в пучок, чтобы продемонстрировать заднюю часть платья и задницу. Номер пять приподнимает грудь в бюстгальтере с эффектом пуш-ап, чтобы привлечь внимание к своему глубокому декольте.
Джиджи, однако, бросает на меня еще один грязный взгляд, а я просто смотрю на нее в ответ. Ни одному из нас не нужно ничего исправлять.
– Ладно, пойдем, – кричит Синтия, и мы следуем за ней.
Мы поднимаемся по лестнице, ведущей на сцену. С того места, где мы стоим, мы видим зал, заполненный до краев мужчинами в первых рядах сидений, у всех есть таблички для ставок.
Остальные места сзади заняты мужчинами и женщинами, которые пришли поддержать мероприятие и пообщаться на вечеринке после него.
Я вижу Хелен в заднем ряду, но она меня не видит. Потом я вижу Жака. Он в первом ряду и смотрит прямо на меня.
Нервная дрожь скользит по моей спине и замирает, когда его глаза впиваются в меня с желанием. Победа пытается прорваться сквозь мои нервы, потому что я снова завладела его вниманием, но в нем есть также холодная, темная грань, которая напоминает мне змею. Я помню, что он мне сказал, и как мне придется использовать свой рот, чтобы получить то, что я хочу.
Я благодарна, когда голос Синтии, открывающей аукцион, отрывает наши взгляды.
Глава 22
Кэндис
Синтия выходит на сцену, и зрители аплодируют.
Она представляет девочку номер один, которая появляется в своем элегантном красном платье, как будто только что вышла из сна.
Ставки за нее начинаются с двухсот тысяч и очень быстро растут до постоянного миллиона. Я так потрясена, что не спускаю глаз с того, что она делает, и, что еще важнее, кто за нее делает ставки.
Ее продали пожилому мужчине за полтора миллиона пять минут спустя. Это было быстро. Действительно быстро. Я никогда не ожидала, что это будет так быстро.
Девушка номер два выходит на сцену, и через несколько секунд после ее появления становится ясно, что пришло время профессионалам взяться за дело. Снятый ею ранее бюстгальтер был всего лишь реквизитом, который она могла использовать, чтобы бросить в толпу, которая сходит с ума, и причина, по которой она собрала волосы в пучок, была не в том, чтобы она могла показать свою задницу или подражать Джиджи. А в том, что она хотела выпустить их как настоящий кнут, чтобы начать свое шоу.
Стриптиз.
Стриптиз, который включал не только искусство снятия платья с открытой спиной и спуска в ее великолепный костюм для дня рождения, который заставляет всех мужчин впадать в эйфорию в своих попытках.
Я не уверена, как люди, которые здесь просто для общения, могут это выдержать. Даже Хелен выглядит шокированной, но другие женщины рядом просто сидят и смотрят, как будто видят такие вещи постоянно. Некоторые даже смотрят вместе со своими мужьями.
Не знаю, почему я удивляюсь. Я слышала, что женщины покупают таких девушек своим мужьям на дни рождения или просто так. Это отвечает на вопрос, что подарить человеку, у которого есть все.
Спустя два миллиона долларов номер два продана англичанину в первом ряду.
Ее шоу длилось дольше первой девушки на десять минут. Но только потому, что мужчины постоянно перебивали цены друг друга.
Меня напрягло то, как Жак на нее посмотрел. Сволочь, он ее хотел. Этот тик в его челюсти говорит о том, что он хотел.
Но, похоже, он хочет меня больше. Когда англичанин поднимается на сцену, чтобы забрать свой выигрыш, Жак снова смотрит на меня. В его взгляде усиливается любопытство, а также угроза, которую я достаточно мудра, чтобы принять во внимание. Он смотрит на меня так, будто мне лучше убедиться, что я стою ожидания.
Образ становится еще более выразительным, когда Джиджи выходит на сцену, словно она ее хозяйка.
Хелен была права. Женщина ведет себя как королева.
Джиджи выходит на центр сцены, как будто она на подиуме, но вместо того, чтобы демонстрировать одежду, она демонстрирует себя и демонстрирует, какой шедевр она представляет.
Я завидую ее уверенности. Она не делает ничего из того, что делали первые девушки, потому что знает, что ей это не нужно.
Ставка за нее начинается с миллиона, а не со ста тысяч, и все, что она сделала, это стояла там. Спустя несколько мгновений, когда она развернулась и наклонилась прямо на виду у Жака, чтобы показать ему свою задницу, я почти подумала, что мой план пошел к черту, и мне придется провести следующие тридцать дней в постели одного из других мужчин.
Я почти поверила в это и приняла свою судьбу, когда он поерзал на своем месте и искренне ей улыбнулся.
Но Жак не делает на нее ставки.
Ставки растут и растут, пока не достигают трех миллионов и не остаются на этом уровне.
Один, два, и Джиджи продали человеку в дальнем углу, похожему на русского мафиози.
Клянусь, я могу умереть от беспокойства, которое это во мне вызывает. Такое чувство, что это может убить меня гораздо быстрее, чем что-либо еще сейчас. Но я рассчитываю на свою счастливую звезду, Жак все еще сидит там и ждет меня.
Когда Джиджи забирают и увозят, все глаза продолжают восхищаться ее телом.
Теперь моя очередь.
Я следующая.
Я выхожу на сцену, когда Синтия зовет меня по имени, мои ноги дрожат, а сердце колотится так быстро, что мне кажется, оно вот-вот выскочит из груди и убежит прочь от этого мероприятия, хотя мне и нужно бежать.
Онемевшие нервы проносятся по моему телу, словно огонь, разжигаемый бензином.
Я чувствую, как Жак смотрит на меня так, словно я уже его собственность и он укладывает меня в свою постель.
Я ожидала, что ставка упадет до ста тысяч, но когда кто-то кричит из дальнего угла и предлагает миллион долларов, я понимаю, что я больше не неизвестна. Я не Кэндис Риччи из прошлого, которая ходила в тени. Эти люди знают, кто я и на кого я работаю. По мере того, как ставки растут, от меня не ускользает, что они хотели бы использовать меня, чтобы приблизиться к боссу.
Или… может быть, это не так. Может быть, это потому, что они действительно делают ставки на меня, потому что они действительно хотят меня, и я этого стою.
Когда ставка достигает двух миллионов, я ошеломлена, но паника снова пронзает меня, потому что Жак не поднял табличку. Узел в моем животе затягивается, скручиваясь сильнее, чем макраме.
Черт… почему он не делает ставки на меня?
Что он делает?
Он смотрит на меня острыми, как бритва, глазами, и я почти могу видеть ход его мыслей. Я могу его читать, и выражение его лица такое же, как несколько мгновений назад.
Он хочет убедиться, что я того стою.
Он уже сказал мне, что хочет меня, так что если я хочу его, мне придется играть в его игру.
Мне осталось не так уж много дел. Я одета в едва прикрытое платье, под которым нет ничего, кроме трусиков.
Этот человек может хотеть от меня только одного, и если я хочу, чтобы он сделал ставку на меня, я должна это сделать. Несколько дней назад в обед он хотел, чтобы я разделась. По его сладострастному взгляду ясно, что он хочет, чтобы я сделала это сейчас. Придурок.
Когда ставки достигают двух с половиной миллионов, я отвожу взгляд от Жака. Мой взгляд падает на стену, и внезапно я больше никого не вижу в комнате. Ни Хелен, которая пялилась на меня с тем искусным любопытством, наблюдая, как далеко я зайду, ни Жака, который снова выглядит как тот хорошо одетый хищник.
То, что я вижу, – это то, чего я никогда не хочу видеть. Воспоминания о смерти моих родителей никогда не покидают мой разум. Они всегда там, задерживаются, ждут меня. Все, что мне нужно сделать, – нажать “play”, и я все это увижу.
Я вижу, как Папа умоляет сохранить жизнь моей матери, пока пламя лизало ее тело. Я вижу, как Мама кричит и плачет от боли. Я вижу, как человек с татуировкой кинжала на руке одним быстрым движением отрубает голову моему отцу. Я вижу обоих моих родителей… мертвыми.
Слово на его татуированном кинжале «Вечно». Да, это было уместно, потому что эта память будет вечной в моем сознании. Навсегда…
Слеза вырывается и скользит по моей щеке. Желая, чтобы другие слезы ушли, я стягиваю платье с себя. Вздох проносится по толпе в комнате, когда ткань плывет по моим ногам. Все в шоке от того, что я сделала.
– Четыре миллиона долларов, – говорит Жак, когда платье падает на пол, собираясь у моих ног.
Вот тогда я смотрю на него, но не могу ответить на его улыбку. Эта улыбка – я владею тобой должна сбить меня с ног. Она должна срубить меня, как траву, и показать, кто тут главный, пока его глаза изучают мое голое тело. Обнаженное, за исключением тонкого слоя ткани, который прикрывает мою киску.
Четыре миллиона – это самая высокая ставка, которую кто-либо делали сегодня вечером, и никто не собирается с ним конкурировать.
– Ух ты, замечательно, – сияет Синтия в микрофон. – Иду один раз, иду два раза…
– Восемь миллионов, – раздается голос из глубины комнаты, и я сначала широко открываю глаза, а потом оборачиваюсь и вижу обладателя голоса.
Когда я это делаю, мой рот отвисает и почти падает на пол. Вся кровь застывает в моем теле, когда Доминик выходит из тени. Я так потрясена, увидев его, что забыла, что стою здесь, на сцене, топлес, чтобы весь мир мог это увидеть.
Доминик идет по дорожке, разделяющей ряды, и останавливается в центре комнаты. В отличие от всех остальных, он не одет. На нем только черная байкерская куртка, которая выдает его крутой настрой, пара джинсов Levi's, низко сидящих на бедрах, и черная футболка, которая демонстрирует богатство мышц, обрамляющих его пресс.
Он специально смотрит на меня долгим, пристальным взглядом, который привлекает и удерживает мое внимание.
Я знаю этого мужчину всю свою жизнь. Двухлетнее отсутствие не притупит мою способность угадывать, о чем он думает и что планирует. В конце концов, видит Бог, я провела достаточно времени, наблюдая за ним. Поэтому я понимаю по этому взгляду, который он на меня бросает, что он только что нашел способ, который поклялся найти, чтобы вернуть меня. Шок от осознания заставляет меня поднять платье с пола и прикрыть грудь.
– Восемь с половиной миллионов, – в ярости отзывается Жак.
– Десять миллионов, – отвечает Доминик и подходит ближе к Жаку, который теперь стоит.
Доминик надел свое игровое лицо. Лицо, которое он показывает тем, кто ему перечит. Жак смотрит на него с тем же выражением.
Если раньше не было ясно, что эти двое мужчин не любят друг друга, то теперь это стало ясно, поскольку они, похоже, готовятся к войне.
– Одиннадцать, – ухмыляется Жак, а Доминик смеется. Я знаю, когда слышу, что для меня игра окончена.
– Двенадцать миллионов, – бросает Доминик, и по толпе прокатывается волна шепота.
Доминик только что предложил за меня двенадцать миллионов долларов. Двенадцать миллионов долларов.
Что он сказал вчера?
Он тот парень, который покажет мне, чего я стою.
Он мне сейчас показывает. Он мне определенно показывает, но конфликт разрывает мой разум, потому что мне нужна была победа Жака.
– Тринадцать, – бросает Жак, и вот тут я сдаюсь.
Единственный человек здесь, который никогда не позволит другому перебить его ставку, стоит перед Жаком.
Два года. Доминик Д'Агостино отсутствовал два года, а теперь он снова появляется в моей жизни на одну неделю и рушит мои тщательно продуманные планы.
– Пятнадцать миллионов, – рычит Доминик и делает именно то, что я знала, что он сделает дальше, когда он вытаскивает свои пистолеты из заднего кармана и направляет их на Жака. – Давай, Бельмонт, сделай мой день, черт возьми. Сделай это, черт возьми. Перебей мою ставку. Мы можем играть всю ночь, если хочешь, и поставить все до последней монеты в банке, но ты ее не получишь. Сначала я убью твою задницу. Помочись на меня, и я помочусь в ответ. Ты поднимаешься на борт моей лодки и бросаешь мне вызов за мою девушку? Очевидно, ты ищешь смерти.
Боже мой, это кошмар.
– Mon ami,3 похоже, у нас возникло недопонимание? – отвечает Жак. Тот факт, что он нисколько не смутился, увидев оружие Доминика, свидетельствует о том, какой он на самом деле человек.
Я смотрю сейчас и мне страшно.
– Я так не думаю, mon ami. У меня нет времени на дерьмо или недоразумения. Я всегда четко понимаю, что происходит, а что нет. Так что… если хочешь произвести на меня впечатление, я думаю, ты знаешь, что делать. Capisce?4
Выражение глаз Жака при этом замечании меняет его настроение, и я понимаю, что они говорят о чем-то, во что я не посвящена.
Когда Жак поднимает руки в знак капитуляции и на его лице появляется фальшивая улыбка, моя голова становится легкой и нечеткой.
– Capisce. Она вся твоя, – громко и четко объявляет Жак. Быстрый взгляд на ошеломленную Синтию подтверждает, что он закончил торги, и мой план пошел к чертям.
– Продано, – объявляет Синтия, не утруждая себя объявлением. Я просто продана.
Продана Доминику Д'Агостино за пятнадцать миллионов долларов.
Итак, что, черт возьми, это значит?
Доминик опускает оружие, поворачивается ко мне лицом, и я встречаюсь с ним взглядом. Когда он убирает оружие, он выходит на сцену, снимает куртку и набрасывает ее на меня, чтобы укрыть. Затем, словно я капризный ребенок, он обнимает меня за руку и уводит в противоположном направлении.
Я все еще в шоке от того, что он предложил такую цену за меня, а потом он сказал Жаку. Доминик сказал ему, что не может быть со мной. От шока у меня голова идет кругом. Это должен быть тот парень, которого я никогда не смогу получить, но он просто обращался со мной как с какой-то бесценной вещью. Он приехал сюда и чертовски меня шокировал.
Но… откуда он узнал, что я буду здесь, на аукционе?
Меня внезапно охватывает ярость, когда эта мысль приходит мне в голову, и я понимаю, что он вел себя как классический Доминик и, вероятно, шпионил за мной или делал что-то в этом роде.
Черт его побери, и черт меня тоже за то, что я влюблена. Это нехорошо. Все в беспорядке. Как я теперь спрошу Жака о Ричарде Фенмуаре? Черт… Я даже не знала, как я это сделаю раньше, но я надеялась, что эта идея придет мне в голову, когда я сближусь с Жаком.
Я жду, пока мы спустимся к подножию лестницы, и только потом отстраняюсь от Доминика.
– Как ты смеешь это делать? – огрызаюсь я.
Его сердитый взгляд заставляет меня следить за своим тоном.
– Ты издеваешься? Нам с тобой есть о чем поговорить, – рычит он. – Какого хрена ты делаешь, Кэндис? Какого черта ты, черт возьми, делаешь?
Этот вопрос заставляет гнев и смущение столкнуться в моей душе. Волна жара обрушивается на меня, сгущая мою кровь. Это делает мою голову легкой и путает мысли в моем сознании. Я не могу придумать, что сказать ему, чтобы объясниться.
Какого черта я, черт возьми, делала?
Я продавала себя. Вот что. Вчера я сказала этому человеку, что не могу быть с ним, потому что не хочу снова страдать, а через двадцать четыре часа он нашел меня на сцене, торгующей своим телом.
Внезапно из-за столкновения эмоций мне захотелось уйти от него как можно быстрее, несмотря на то, что я испытываю благоговейный страх от того, что он считал меня стоящей пятнадцать миллионов долларов.
– Кэндис, расскажи мне, какого черта ты сделала? – требует он.
– Мне не нужно перед тобой объясняться. Я перед тобой не отвечаю, – говорю я глупо, как будто это вообще имеет значение. Однако это то, что приходит мне на ум и срывается с моих губ.
Я делаю ровно один шаг влево и замираю на полпути, когда вижу Массимо, стоящего прямо перед нами. Тристан рядом с ним.
– Зато отвечаешь мне, – напоминает мне Массимо, и все, что я могу сделать, это поднять на него глаза.
В трусиках и на каблуках, с накинутой на плечи курткой Доминика, я похожа на дешевую шлюху, держащую в руках платье, которое едва ли можно назвать платьем. И я чувствую себя таковой.
Я чувствую себя шлюхой.
Шлюха.
Это слово… оно ошеломляет меня, и то, что я чувствую дальше, напоминает мне о том, как я себя чувствовала в прошлом.
Шлюха.
– Иди с Домиником. Сейчас же, – приказывает Массимо.
Я смотрю на Тристана, и его лицо еще более каменное, чем у его братьев.
Униженная, я поворачиваюсь к Доминику. На этот раз он даже не берет меня за руку.
Когда он жестом приглашает меня идти, я иду.








