Текст книги "Повелитель Грёз (СИ)"
Автор книги: Ferra Geza
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– Прощай, малыш Элден, – говорит Суфир.
Все следующие удары попадают в голову. В звенящей тьме Элдену удается разобрать тонкий голосок.
"Он здесь, он здесь!" – вот что тогда кричал евнух.
Последнее, что помнил Элден, был отдаленный хлопок – то створки распахнутых врат врезались в стену.
45
Три заговорщика сидят в закопченной комнатушке на окраине нижнего града. На столе догорает лучина, за окном видно Арушу. Ночью она не похожа на реку – чернильная вода сливается с тьмой и, кажется, что вместо русла там щель в самые недра Ишири, в пропасть. Элден вертит в руках клочок бумаги с небрежно начертанным планом кладбища.
– Ты уверен, все правильно нарисовано?
– Да, мой отец не устает повторять, что помнит день погребения Суфира как вчерашний. Хоть и минуло десять лет. – Подсвечник проговаривает быстро и, закончив, плотно сжимает маленькие губы.
– Положи эту схему в надежное место, чтобы не потерять, – предостерегает Арнель. – В сапог, например. Тебе нужно сразу же найти могилу! Приступить к работе без промедления!
– Я и так запомню. Мне хватит и полпеска.
– Даже не верится, – переходит на почти шепот Подсвечник, – может, завтра Суфир оживет. По-настоящему, не как твои поднятые мертвецы. Ты взаправду думаешь, что такое вообще вероятно?
– Суфир – великий чародей и мой учитель. Я видел, в храме Ош-Лилим он с легкостью творил трудновообразимые даже для жрецов чудеса. Суфиру под силу вернуться в наш мир по-настоящему, я не сомневаюсь. Почти.
– Да поможет ему Заступник! – молит Подсвечник. – И нас благословит на богоугодное дело!
Все трое осеняют себя семиугольным вештакским знамением.
– В любом случае мы обязаны попытаться. – Элден кладет на стол бумажку с картой. Все уже в голове. – Иначе это станет предательством Суфира. И Сад-Вешта.
– Осталось мало времени, давайте еще раз проговорим наш замысел, условимся окончательно, – предлагает Арнель. – Я с Подсвечником жду тебя здесь. Ты идешь сперва Шамшорхским трактом, затем абрикосовой дорогой, затем сворачиваешь на кладбищенскую тропку, тропа Забвения, как ее еще называют. В столь поздний час там никого не будет, это точно.
– Да, – кивает Элден.
– Выкапываешь мощи Суфира – да сияет вечно имя его! – пробираешься по зарослям к реке. Я тебе с этого берега показывал, где спрятана лодка.
– Я помню.
– Возвращаешься сюда к нам, проводишь обряд, – продолжает Арнель. – Постарайся ни на кого не наткнуться! Ночью от случайных встреч одни неприятности и передряги.
– Проводим обряд, и Суфир возвращается! – Глаза Подсвечника полны счастья. – Представляете? Вдохновитель вештаков и всего растоптанного люда! Мы вернем славу Сад-Вешту! И впишем в историю себя! Наши имена застынут в переплетенных серебряными нитями фолиантах.
– Казнив Суфира и разрушив Сад-Вешт, они думали, что победили, – качает головой Арнель. – Но это не так. Уже часов через пять вновь родится вдохновитель нашего возмездия и пророк безжалостного воздаяния для них. Святой Суфир Вдохновитель!
– Элден, ты помнишь еще кое-что? – вкрадчиво вопрошает Подсвечник.
– Что именно ты имеешь в виду?
– Что тебе нужно будет сделать в случае неудачи. Если тебя схватят или загонят в ловушку.
– Выкинуть мощи, чтобы никогда не достались врагам.
– А затем? – Арнель внимательно смотрит на Элдена. – Ты же не забыл кинжал?
– А затем убить себя.
Элден очнулся через девять дней. Во всем замке распевали молебны и воздавали хвалу в честь чудесного спасения властелина, вернуться после столь длительного беспамятства мог только поистине богоспасаемый повелитель. Он сидел в опочивальне на краю широкой княжеской постели, застеленной атласным узорчатым покрывалом. До появления Дираиша и Кейварта терзаемый жаждой властелин осушил уже два кувшина воды и почал третий.
– Мы непременно отыщем ту гадину, что вызвала это... исчадие, – заверил Дираиш. – Исчадию удалось ускользнуть, но в том нет нашей вины! Оно обернулось дымовым столбом и перемахнуло через стены замка! Его видали в нижнем граде и предместьях, а далее след теряется.
– Уже проводим допросы, – сказал Кейварт. – Ждать придется не долго, гадина выдаст и себя, и местонахождение поганого исчадия. Наше дознание никто не выдержит.
– Идете по стопам Ураша с его башней Болей, – грустно улыбнулся властелин. – Заканчивайте ваши труды. Я знаю, кто вызвал это исчадие.
Дираиш и Кейварт переглянулись.
– Кто же, позвольте узнать? – осведомился Кейварт.
– Не важно, он уже наказан. Отпустите всех подозреваемых.
– Я не очень понимаю, но, как вам будет угодно, ваше сияние.
– Мой повелитель, пока вы спали, точнее, стойко сражались с костлявыми ручищами жнеца душ, приходили нелучшие вести. – На слове "ручищами" выражение лица Дираиша сделалось совсем детским.
– Что еще?
– Позвольте, я расскажу, – вымолвил Кейварт, – все-таки в основном там мои разведчики. На темени, в землях Сад-Вешта, объявился самозванец. Как раз на следующий день после несчастья с вами. Представляете, он называет себя чудесно спасшимся Суфиром Вдохновителем! И знаете что? Эти простачки ему поверили. Впрочем, и мои старые разведчики отмечают удивительное внешнее сходство этого лжеца с Суфиром.
Элден усмехнулся.
– Он обещает небывалое духовное возрождение Сад-Вешта и всей Ишири. Хотя и материальное тоже. Он говорит, что отныне люди забудут о голоде, нужде, хворях телесных и душевных. Что у каждого на столе будет птица, а по праздникам ягненок. Что бароны и достопочтенные образумятся, не станут мучить добрых людей понапрасну. Что в мозолистых руках тружеников всегда найдется черный скол.
– Враки, – подытожил Дираиш.
– Конечно, – согласился Кейварт, – ведь это противоречит самому мирозданию. Каждый должен знать свое место, особенно чернь. Но... наша чернь о нем позабыла. Войско Лжесуфира увеличивается день ото дня, крестьяне покидают селения, оставляют поля сорнякам и воронам. Городские низы тоже пошли за ним. И знаете, что они считают? – Кейварт почесал лысую макушку. – Они называют этого самозванца пророком, мессией! Причем, как мне докладывают, эти глупцы искренне в это верят! Они на каждом углу наперебой горлопанят речи, что втирает им проклятый лжец. При этом зачастую совершенно перевирая слова и первоначальный смысл. Да, мои люди много забавных историй рассказали. Еще эти простачки носят своего надменного идола в паланкине, осыпают лепестками роз и тюльпанов, целуют его грязные ступни, и кличут, как я уже говорил, снизошедшим пророком.
– Мой повелитель. Вероятно, Кейварт слишком о вас заботится, вы еще слабы. Он не сообщил главного. Мы, конечно, посылали войска на подавление бунта и разбили бы смутьянов в зародыше, но... три четверти наших солдат перешли на их сторону, а оставшиеся бежали. Лжесуфир даже не стал отвлекаться на Сад-Вешт, брать его. Он сразу пошел сюда. И, боюсь, мы ничего не сможем ему противопоставить.
– Сколько у него войска?
– Трудно определить, – ответил Кейварт. – Однако можно утверждать наверняка – в разы больше, чем у нас.
– Где-то двести-триста тысяч.
– Сколько?! Да не может такого быть! Как он кормит такую ораву?!
– К сожалению, именно около трехсот тысяч, – вздохнул Кейварт. – И с каждым часом армия лжепророка растет. А кормит... очень просто. Они о будущем не заботятся, не думают, как, например, пережить зиму. Крестьяне присоединяются к войску, покидают дома, унося с собой все припасы. Зачем рассуждать о грядущем, если Суфир Вдохновитель все им уже объяснил? В том мире ведь не будет нужды и страданий. Так он получает и людей, и жрачку на первое время. Потом, конечно, четверо из пяти опухнут с голода, но то случится уже после победы. Не страшно, все равно там такие полчища Лжесуфиру уже не будут нужны. Для него даже хорошо, что сотни тысяч погибнут. Меньше недовольных и разочарованных.
– К нему примыкает не только чернь, – произнес Дираиш. – Многие из высокородных тоже с ним. Солдаты, вот, тоже отнюдь не только рядовые к нему переходят. Даже о нескольких сотниках известно. Что уж говорить о десятниках... И Холеф вас предал, мой повелитель. Сбежал к самозванцу.
– Все-таки мне стоило произвести его в сотники. Он так мечтал... Хотя все равно сбежал бы.
– Разумеется. – Кейварт бы сплюнул, если бы не вашорский ковер под ним. – У него замечательный нюх на победителя. Ему надо в скачки податься. Он и за своим покровителем Сагдаром ведь не пошел, совершенно точно определил тогда расклад. А ныне, к сожалению для нас, все куда понятнее.
– Да... И сколько у нас людей?
– Тысяч тридцать. Из них мы более-менее можем рассчитывать на три. Остальные в любое мгновение могут переметнуться.
– Да, сейчас лазучары нам бы не помешали, – покачал головой Элден. – Может, часть людей удалось бы отвратить от Суфира. Эр-Вейна вы, конечно, не нашли?
– Нет, – ответил Кейварт. – Пока под знамена самозванца еще не встало столько людей, мы искали, старались. Все тщетно. Похоже, сама судьба насмехалась над нашими потугами. А теперь даже и лазучары не помогут.
– Мой повелитель, люди уже бегут из замка. Нам не выстоять, все кончено.
– Он будет здесь через неделю. Мы разрушили мосты, завалили тракты, выжгли поля, но это лишь немного их задержит.
– А вы почему не бежали?
– Мы верны вам, мой повелитель. Но не стану вас обманывать, я хотел бы, чтобы вы освободили меня от обязанностей первого воеводы и позволили тоже покинуть замок.
– Ты пойдешь к нему, Дираиш?
– Нет, даю вам слово. Мне не по пути с... этими.
– Ты свободен. Хвала тебе за добрую службу. Я тебя хорошо понимаю, этот замок всегда был тюрьмой для всех. Даже для властелинов. Вернее, для их душ.
Дираиш протянул цепочку кулона сквозь лежащие иглы смоляных волос и положил серебряную сороку на столик перед Элденом.
– Вряд ли сейчас найдутся желающие надеть это, – заметил Элден.
– Подумать только, ведь большинство из них искренне верят в пророчества Суфира Вдохновителя и в свои грезы! – воскликнул Дираиш. – Нет, есть там, ясное дело, и такие, кто по шкурным соображениям... Но большинство-то!
– Некоторые там, кажется, уже начинают понимать. Мои разведчики докладывали, что в нескольких боях восставшие отказывались сражаться, несмотря на свое огромное численное преимущество. Покидали поле боя и расходились по домам, селениям. После этого самозванец стал выставлять заграждения, и в следующих подобных случаях пытавшихся уйти или бежать расстреливали лучники и арбалетчики. Он может себе такое позволить, его перевес в людях просто чудовищен, подумаешь, несколько тысяч не с врагом будут сражаться.
– Все же это снежинка в салирской горной шапке, – звонко вымолвил Дираиш. – Большинство счастливы идти за ним, счастливы довериться. Как хорошо, что к ним спустился всезнающий мессия!
– А когда они поймут, будет уже поздно, – хмыкнул Кейварт. – Они и представить не могут, в каком мире будут жить их дети. Ишири постигнет невиданная в истории катастрофа, я уверен. На нас снисходит тьма, прикинувшаяся светом.
– Когда-то и я тоже безоговорочно верил Суфиру, – грустно усмехнулся Элден, – считал его святым и учителем. Впрочем, последнее – правда, он действительно меня обучал. Я даже был на его казни, а перед ней – плакал.
– Насколько я знаю, вроде тогда многие горевали, – пожал плечами Дираиш. – И тот Суфир хотя бы был настоящим.
– Я тоже искренне верил всем его словам. Как и эти люди сейчас.
– Ну, сколько вам было, когда его казнили? Десять лет, получается. Немудрено, что вы так легко поддались, дети склонны верить в несбыточные мечты.
– Нет, Дираиш, я и до недавнего времени продолжал считать его Вдохновителем. Выходит, так и не отвык от несбыточных мечтаний... В замок я попал из-за него. И тот человек, ведущий сотни тысяч бедняг к неосуществимым грезам, и есть настоящий Суфир.
Элден обо всем рассказал.
Они помолчали.
– Да, не стоило вам глотать его зуб, – наконец изрек Дираиш.
– Я полагал, что иду к свету, но на самом деле меня направляла тьма. Как и этих людей сейчас. Они ведь в большинстве своем обыкновенные добрые крестьяне – сеют, пашут, растят детей. Они не порождение тьмы, но служат злу по собственной глупости. Как и я когда-то.
– Или из-за страха, – добавил Кейварт. – Если к тебе в дверь постучатся люди Суфира, хочешь не хочешь, а придется выбирать. Или собираешь пожитки и припасы, присоединяясь к нему, или просто собираешь и отдаешь все им. А это почти наверняка значит голодную смерть для всей семьи.
Они помолчали еще.
– Я... я столько раз прокручивал все в голове, – глядя в голую стену, проговорил Элден. – Все те убийства... У раненых на испытаниях огненных трубок не было надежды, какая разница, кто их прикончит? Или все-таки есть разница? Иногда мне кажется, что нет, а потом я снова думаю, что есть... А те, что погибли в Ночь Вечной Жизни, как ее нарекли... Хм... Новая власть, Суфир, ее, конечно, переименует во что-нибудь зловещее, вроде "Ночь Безумств Кровавого Князя". Там ведь я на самом деле мог спасти некоторых! Мы сняли осаду довольно легко, если бы, например, я убил на десять человек меньше, ничего бы страшного не случилось. Ну, меньший кусок хлеба у каждого. Меньшая пайка. Выдержали бы, победили. Но как я мог понять, сколько людей хватит, а сколько нет? Мы сотворили то с очень большим запасом. Перестраховались. Человек двадцать, а, может, и сорок я мог смело оставлять в живых. Но я даже не размышлял тогда о таких вещах. Я выбирал между убивать – не убивать. А сколько именно убивать, нет, таких вопросов я себе тогда не задавал... А ведь даже одна спасенная душа – невероятно много. Впрочем, если бы пришлось выбирать, кто знает, может я вообще умом повредился бы. Кого пощадить – сорокалетнего ветерана Миринна, храбро бившегося в десятках битв, но последнее время сдающего. Не оставить сиротами шестерых его детей. Или пятнадцатилетнего Немьюра, ни разу не обагрившего клинок кровью. И будущего отца шестерых детей. Так и не суждено им оказалось родиться. Я все время думаю об этих вещах, думаю и думаю. И не нахожу ответа.
– Вы спасли остальных, еды на всех все равно не хватало. Уж лучше от кинжала, чем от голода, – сказал Кейварт. – Такой уж представился выбор. Не сделай вы этого – замок неизбежно бы пал. Победа Кед-Феррешем! Еще неизвестно, что лучше, Суфир или они. Тогда вы пролили меньшую кровь. Не всегда альтернатива злу – добро.
– Только вы можете вынести себе приговор, – тихо вымолвил Дираиш. Глаза его сделались серьезными и печальными. Грустный то ли мальчик, то ли девочка. – Лучше вас никто не знает.
– Я виновен. И я... – Элден обхватил руками голову. – Я убил Эми! Здесь нет мне оправданий! Я мог ее спасти, вернее, не подставить под удар. После разгрома Ураша надо было вернуть малыша в Сад-Вешт! Чтобы, когда меня свергнут, не убили и ее вместе со мной. Мое падение было неминуемо, я и тогда в глубине души понимал.
– Ваш разум поработил Суфир, – заметил Дираиш. – Мало кто выдержит его чары.
– Я еще мог себя контролировать. Эми умерла из-за меня.
– Вы пытались оживить Суфира, может, с Эми когда-нибудь получится? – предположил Кейварт. – Они же не знают, где она похоронена.
– Суфир вернулся из мертвых, потому что в нем великая чародейская сила. А Эми... Эми просто добрая девочка. Такие не возвращаются. Кажется, само мироздание делает все, чтобы свет стал еще злее. Вообще странно, что мир называют по-другому еще светом. Наш мир впору величать тьмой.
46
Раздвинув ветви, десятилетний Элден с кроны дуба наблюдает за казнью Суфира. Рука с топором поднимается, плащ подергивается за ней, переливается алым и малиновым. Так красиво.
Удар неудачный. Суфир трясется, толпа охает. Палач снова заносит топор, с лезвия капает кровь. Второй удар – тоже несмертельный, связанные руки бьются за спиной Вдохновителя. Женщины в толпе плачут, мужчины молят прекратить мучения боголюбимой жертвы. С третьего раза палач наконец отсекает гладко выбритую голову. Взяв ее за ухо, возносит над эшафотом, из разинутого рта Вдохновителя свисают кровавые слюни, лицо искривлено в уродливой гримасе, а глаза, как и всегда, полуприкрыты.
Откуда же Элден это помнит? Значит... он смотрел на плащ только до первого удара, а затем все-таки следил за кончиной своего учителя. Всю жизнь Элден корил себя за то, что отвернулся и наслаждался переливами тряпки, не проводил Суфира, предал. Оказывается, то разум защитил неокрепшую детскую душу, вытеснил тяжкие воспоминания. Смерть Суфира была жестокой в назидание злонамеренным.
– Вот что происходит с изменниками! – кричит достомол Сарой. Он опирается на серебряную трость – драгоценный дар своего милостивого властелина Дарагана.
Элден и Шрай уходят с площади, ни словом не обмолвившись о произошедшем, как будто никакой казни достопочтенного защитника угнетенных и не свершилось.
– Я так тебе рад, – говорит Элден. – Мы лето не виделись, но я по-прежнему считаю тебя лучшим другом.
– И я тебя тоже, – отвечает Шрай. – Без тебя здесь стало скучно. Жалко, что тебя отпустили всего на день.
– Да, вечером мне надо возвращаться в храм. Но хорошо, что вообще отпустили, просто мой наставник, господин Ашмид, подозревает возможные волнения из-за... всего этого. В Ош-Лилим сейчас только жрецы.
С балкона прекрасного дворца Эртамхилор, твердыни, увенчанной пятью остроконечными башнями, в окнах которых всегда горят свечи, говорит некнязь Орай. По сторонам от него стоят его сыновья – старший Чевек и младший Лик.
– Суфир выявил омерзительное двуличие! За маской покровителя обездоленных и защитника нашего Сад-Вешта скрывалось отродье, готовящее мятеж против его сияния, блистательного Дарагана! Мы, вештаки, как его верные подданные, не потерпим нападок на властелина, ни словесных, ни деятельных. Дараган повелел казнить изменника и даже выказал нам великую честь – прислал достомола всех благодатных, благородного Сароя. С всемерной радостью мы исполнили наказ его сияния. Слава князю Сафарраша и всей Ишири!
«Слава!» – отозвалась толпа.
– Суфир скрывался в Ош-Лилим, думал, мы не посмеем войти. Что же, для властелина на его земле не может быть запретных чертогов! По его благословлению мы схватили изменника и свершили правосудие. Долгие лета Суфир при сафаррашском дворе изображал верность его сиянию Дарагану. Притворялся покровителем сломленных, невинно терзаемых по всей Ишири. Но особенно – как уроженец нашего великого города – якобы пекся о процветании Сад-Вешта. Так вот – все то оказалось ложью. Наш властелин раскрыл истинные намерения Суфира. Злые намерения. Будучи вештаком, он всех нас подставил, теперь вам, смиренным жителям Сад-Вешта, нужно преклонить головы и отдать в Кед-Феррешем старших сыновей. То скромная плата за измену Суфира. Вот теперь, счастливо скажу вам, Сад-Вешт действительно ждет процветание! Благоденствие на века!
Двенадцатилетний Чевек улыбается, глядя на отца, кивает после каждой фразы. Семилетний Лик же напуган, беспокойно крутит головой, переводя взгляд то на некнязя, то на поддакивающую толпу. Умащенные волосы обоих принцев – особенно длинные младшего – блестят чужеземными маслами. Тридцать черных сколов за флакончик выжимки из цветов ширихагских степей.
После Элден тепло прощается с Шраем, говорит, что они еще обязательно встретятся. Ведь, когда Элден станет нечистым жрецом, он сможет выходить из храма. Потом отправляется домой, обнимает мать. С ней он за сегодня видится уже второй раз, конечно, едва перешагнув порог Ош-Лилим, он сразу же бросился домой. Там его встретило благополучие, небывалое со времени казни отца. Мать сообщила, что господин Ашмид перечисляет даже больше оговоренного. Он заявляет, малыш Элден делает невероятные успехи и ее сына ждет большое будущее.
Вечером Элден возвращается в Ош-Лилим. Навстречу бегут люди – мужчины, женщины и дети. В руках и за спинами некоторых – мешки и котомки с мукой, посудой, бронзовыми украшениями, у других – ничего. Однако на лицах совершенно всех – страх. За первой волной бегущих следует вторая, там окровавленные, перебитые, полусогнутые. Элден слышит слова «сафарши», «каратели» и «Дараган». Но чаще всего доносится «глупец Орай».
Далее шагов пятьсот Элден никого не встречает, а потом в конце широкой дороги, всегда оживленной улицы кожевников, скорняков и красильщиков, вырастает пылевое облако. Всадники.
Элден кидается за телегу, стоящую у глухой стены дома-саркофага. Два сафарша спрыгивает с лошадей, подходят. Они не заглядывает под телегу, что там может быть интересного? Им нужно проверить то, что на ней. Вештаки в спешке оставили много добрых вещичек. Вот и здесь сафаррашские солдаты находят малахитовый ларчик, гребешок, инкрустированный агатами, колье с россыпью опалов, сережки с какими-то незнакомыми Элдену каменьями. Он слышит, что это все «для лапушки дочурки». Ему хорошо видно, как мародеры скидывают поживу в лежащий на земле мешок. Туда летит амулет то ли с рубином, то ли с яшмой – слишком быстро упал, Элден не успел определить. Такие талисманы вештакские ловкачи с немалой маржой продают несведущим заезжим, утверждая, что изделия сии покрывают носящего броней, непробиваемой для порчи и сглаза нечистых. Конечно, продавцам известно, что это сказки, но невдомек торгашам, что и сами они недалекие. Элден после лета постижения мудрости в храме может сказать точно – никакие порчи и сглазы нечистые вообще не насылают!
Из доспехов на сафаррашских солдатах лишь кожаные нательники, Дараган даже не удосужился посылать в Сад-Вешт тяжелых латников. С нератным людом и эти справятся, а вештакские воины не станут вмешиваться, пока их самих не атакуют или не прикажет некнязь Орай. А он не прикажет.
Один из сафаршей отходит к стене противоположного дома, спускает портки. Пьяно молвит, что сейчас внесет свою лепту в благообразное вештакское искусство, и мочится на переплетения букв, изумительную каллиграфическую вязь. Элден готов был бы поспорить, что в то мгновение его собственные глаза стали огромными, как у милашки Ашмиль с вербного конца. Это же начертаны слова во хвалу Чудотворца! Как этот всадник может вершить подобное святотатство?! Потом подходит второй и следует примеру соратника. Элден чуть не плачет от стыда и бессилия. В Сафарраше ведь тоже молятся Чудотворцу! Теми же самыми словами, что здесь сложены, абсолютно теми же самыми! Там тоже бережно расписывают стены молитвами и хвалами, всего только что на своем письме, сафаррашскими буквицами. Как эти солдаты могут осквернять изречения во славу своего Заступника?! Может, они просто не умеют читать по-вештакски? Да и по-сафаррашски, наверное, тоже? Надо бы им тогда научиться!
Обчистив телегу, сафарши уезжают прочь, и Элден бросается к храму. Много времени из-за них потеряно, теперь следует поспешить, а то порки от Ашмида не избежать. Навстречу под низкой пеленой плывут синюшные тучи, взглянув на них, Элден замечает нечто более ужасное, нежели осквернение славословий. К великой башне, что высится над Ош-Лилим, с земли привязаны веревки, штук пятнадцать-двадцать. Элден оглядывается: и остальные шесть башен опутаны, как мачты лафортийских каравелл, что он видел на гравюрах. Неужели?! Только не это!
Он врывается в храм, здесь повсюду сафарши. Маленький послушник никому не интересен, он сразу несется к Ашмиду. За вратами молельни раздаются голоса, резкие и раздраженные. Элден приоткрывает дверь и, высунув голову в щель, остается на пороге.
– Что, нечистое отродье, у нас приказ храм пока что не трогать, но на его блох это не распространяется! – кричит сафарш. В его руке факел, совсем близко от лица стоящего на коленях Ашмида. Свет очищает грязный снег волос и бороды. Наставник замечает ученика и мимикой призывает его уходить, вслух приказать не может то ли из-за боязни обратить внимание сафаршей на Элдена, то ли из-за сломанной челюсти.
Элден колеблется, как можно оставить учителя в беде?
– Прости, нам уже сегодня возвращаться, – кричит солдат, – но вот тебе на память Дараганов дар! – И факел касается лица Ашмида.
Элден, не затворяя дверь молельни, мчится прочь из храма, проскакивает между сафаршами, тем на него плевать.
По улицам со всех концов Сад-Вешта людей сгоняют к дворцу Эртамхилор, вероятно, там произойдет нечто важное. На детей не обращают внимания, и Элден безнаказанно сворачивает с широкого Бычьего прогона, минуя брошенные дворы вештаков, выходит на пустынную Черешневую дорогу. Тоже направляется к дворцу некнязя, но зато в одиночестве, без этих окриков и хлестаний кнутами по земле.
В стороне он улавливает мужские голоса, мягкие и вкрадчивые, будто какое-то воркование. Элден оставляет позади проулок, очутившись на Гусином выводе, замечает впереди, по пути к Эртамхилору, трех сафаррашских мечников и вештакскую девочку лет семи-восьми. На ней грубое платьице и поношенные башмаки, но не дранье; нет никаких украшений – даже сережек, – но девочка опрятна, и распущенные светлые волосы спускаются до пояса. Она явно из низов, но из тех благочестивых семей, что не стоят вереницей вдоль оживленных трактов, требуя черного скола, а зарабатывают его скромным трудом. В руке у нее сеточка с двумя ломтиками черного хлеба и облезлым кувшином с треснутой ручкой. Сафарши видят Элдена, но быстро смерив его взглядом и не обнаружив в запыхавшемся мальчишке угрозы, снова поворачиваются к девочке. Один из них, самый толстый, просит разрешения попить из кувшина, девочка неуверенно кивает. Достав сосуд, он гладит ее по голове и возвращает сеточку. Бородатый в потертом нательнике кладет ей на плечо большую ладонь, что-то сказав, ведет к узкому проходу меж глухих стен домов-саркофагов, ведущему на сейчас безлюдный задний двор. По другую сторону ступает высокий с мечом в длинных ножнах, приобнимает ее за талию, запустив руку за скрывающие спину волосы девочки. Она держит в тонкой руке сеточку с двумя ломтиками хлеба, что-то говорит солдатам, а те ей мягко отвечают, поглаживают ее. Третий, потный толстяк с кувшином, тянется за ними.
Что же Элдену делать? Как спасти девочку? Здесь никого, да и потом у них мечи. А если бы даже не было, все равно никто бы не вступился: в городе паника, все думают о своих шкурах. Хотя и раньше далеко не первый встречный помог бы. Может, бросить в них камень? И что тогда, даже если попадет, вреда особого не причинит, а потом... они поймают его и поведут на задний двор тоже. Элден от бессилия закусывает до крови губу, слезы катятся по щекам. «Да здесь молоко! – выкрикивает толстяк и сплевывает белую струю. – Тьфу ты... Я-то думал, что получше». Он кидает облезлый кувшин в стену дома, на стене остается молочная клякса, тонкие полоски скользят по шершавой поверхности в сточную канаву. Элден что есть мочи срывается с места. Он успевает убежать уже далеко, но все равно слышит крик девочки – настолько тот пронзительный.
Элден возвращается на Бычий прогон, окликиваемые сафаррашскими всадниками вештаки спешат к Эртамхилору. В канавах по сторонам дороги Элден видит разрубленные тела, отсеченные головы. Прямо посреди улицы лежит нагая женщина с ободранной кожей, веревка с одной стороны скручивает несчастной руки, а с другой – концы оборваны. Вероятно, женщину привязали к лошади, да так и волокли. Может, сразу упала, может, сперва удавалось поспевать. Женщина еще жива, ободранные ступни водят по земле, поднимая сухую пыль. Все проходят мимо, а если кто остановится, получит от всадника кнута.
На площади пред дворцом Эртамхилор толпа, Элден продирается сквозь. Почти у стен, шагах в пятидесяти от ворот, в петле висит Орай. Глаза некнязя выпучены, на губах кровавая пена, розовые слюни свисают до живота, вылезшего из-под порванного кафтана. На балконе стоят достомол Сарой и сыновья некнязя. Чевек выглядит безучастным, совершенно отстраненным, а Лик захлебывается слезами. Оба мальчика взъерошены, и волосы их больше не блестят, а у старшего еще разбиты губы и багровый синяк на всю щеку.
Сарой водружает корону Сад-Вешта на голову Чевеку и передает ему белоснежный свиток, величиной в полроста мальчика, с начертанными в благодатных храмах письменами покорности.
– Встречайте своего нового некнязя! – кричит достомол.
Вештакам приказывают стать на колени. Запинаясь, Чевек принимается читать клятву верности достопочтенному его сиянию властелину Дарагану.
– Громче! – повелевает Сарой.
Чевек сглатывает. Его тонкий голосок летит над площадью, руки некнязя дрожат, разбитые губы путаются в буквах. Тогда Сарой стукает серебряной тростью по бедру Чевека, и мальчик правильно произносит ранее сказанное неверно.
– Дабы не допустить измен впредь, – кричит достомол, – наш властелин оставляет часть смиренного воинства на пиках и отрогах Рун-Халима. Солдаты его сияния призваны блюсти порядок день ото дня, они не позволят скрыться злым намерениям, подобные Суфиру теперь не спрячутся в ваших храмах. Будьте уверены: с вершин Рун-Халима воины богоизбранного повелителя обозревают весь Сад-Вешт, словно они – впрочем, так и есть! – око Заступника!
За спиной Элдена раздается сначала шипение, а затем ужасный грохот. Он одновременно со всеми оборачивается, и... вместо одной из семи великих башен над домами уже не возвышается, а просто торчит уродливый огрызок! Веревки от земли к остальным башням туго натянуты. От следующей отваливается верхушка, потом средняя часть, они падают в разные стороны и обе – на дома вештаков, вздымая к низковисящей пелене и грозовым тучам под ней облака светло-коричневой пыли. Обломки же похоронят под собой людей! Хвала Чудотворцу, дом Элдена далеко от ближайшей башни, точно не заденет. Но Шрай... Он же живет рядом с тем местом, куда рухнула верхушка второй башни! Элден кидается туда. Сейчас это важнее всего, затем он побежит домой, а дальше вернется в храм, тот солдат сказал, что им скоро оттуда уходить. Надо помочь Ашмиду, только бы он был жив! Элден уносится с площади и слышит за спиной пробирающие до костей громогласные речи достомола:
– Нет предательствам, нет скверне, нет заблуждениям! Да правит вечно смиреннейший из живущих благородный князь Дараган!
Дом Шрая разрушен, но не полностью. Дальняя от дороги часть жилища погребена под обломком башни, а ближняя выстояла, только облицовка осыпалась, и входную дверь перекосило. Вот бы Шрай оказался в уцелевшей половине! Или бы вообще его не было дома!
Надежды Элдена не оправдываются. Он входит, переступая через битую посуду, отводит полог, скрывающий дальнюю комнату. Побледневший Шрай сидит в углу, одна нога, начиная с неестественно вывернутого – в другую сторону! – колена, зажата под серым обломком башни.
– Элден, – шепчет Шрай.
– Подожди, я сейчас. – Элден оглядывается по сторонам. – Я приведу помощь, мы тебя освободим!
