Текст книги "60 семейств Америки"

Автор книги: Фердинад Ландберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

Вполне вероятно, что в будущем немало таких спасающих от налога филантропических фондов обратятся к аналогичным странным сделкам.

Джордж Ф. Бейкер младший умер в мае 1937 г.; по его завещанию был установлен филантропический фонд, свидетельствующий, что Бейкер хорошо усвоил от Рокфеллера старшего, что давать выгоднее, чем получать. Бейкер унаследовал от своего отца в 1931 г. капиталовложения, оцененные по самым низким ценам периода депрессии в 73 млн. долл. В 1929 г. имущество Бейкера старшего имело биржевую стоимость в 200 млн. долл. В промежуток между смертью отца и сына цены на бирже значительно возросли; но поскольку размеры имущества сына не сообщались, а также потому, что он, как известно из завещания, предварительно перевел крупную часть своего состояния жене и четырем детям, невозможно точно определить, сколько он оставил после себя.

"Нью-Йорк таймс" ориентировочно определила ценность его имущества после передачи жене в 1934 г, бумаг "Ферст нэйшнл бэнк" на 5 млн. долл, (до повышения в то время еще умеренного налога на дарственные акты) и после перевода двум сыновьям и двум дочерям сумм, установить которые не удалось, в 60 млн. долл. Предположив, что этим ограничиваются размеры всего состояния ("Таймс" заявила, что его ценность могла быть и выше – до 80 млн. долл.), мы заключаем из этого безотрадного анализа, что после уплаты федерального налога и налога штата на имущество семейству Бейкер осталось бы всего 20 млн. долл. "Таймс" истолковала закон о доходе 1935 г. так, что состояния, превышающие 50 млн. долл., облагаются налогом в 70%, в то время как согласно закону состояния, превышающие 50 млн. долл., должны были облагаться налогом в' 70% после предварительной уплаты 32 362 600 долл, за первые 50 млн. долл.

Однако Бейкеры не были намерены уплатить министерству финансов даже эту сумму; более того, федеральный закон разрешает выплачивать в кредит часть налогов штатов в размере 80% суммы, подлежащей уплате согласно, федеральному налоговому закону 1926 г. "Таймс" высказала предположение, что Бейкер устроил все таким образом, чтобы с оставленного им имущества была уплачена государству максимальная сумма.

24 июля 1937 г. "Таймс" опубликовала некоторые пункты завещания Бейкера под типичным лживым заголовком: "Дж. Ф. Бейкер завещал народу 15 000 000 долларов".

Бейкер был одним из членов стоявшей за республиканской партией группы, которая с ожесточением выступала против высоких налогов во время перевыборной кампании 1936 г. Таким образом, получился парадокс: Бейкер не хотел, чтобы его деньги шли государству, и все же пожелал оставить народу четверть своего состояния. Посмотрим, в чем тут было дело.

Если после передачи жене и сыновьям "значительной суммы", как было сказано в завещании, чистое состояние Бейкера равнялось 60 млн. долл., то филантропический посмертный "дар" сократил подлежащую налогообложению ценность этого состояния до 45 млн. долл. Таким образом имущество освободилось от 10-миллионного излишка сверх 50 млн. долл., с которого пришлось бы уплатить федеральному правительству, из расчета 70%, 7 млн. долл.

С оставшихся 45 млн. долл, следовало уплатить штату Нью-Йорк налог на состояния, превышающие 10 млн. долл., который составил бы, из расчета 16,5%, 7 500 тыс. долл. Согласно закону о доходе 1935 г. налог, подлежащий уплате федеральному казначейству с этой суммы, составил бы 7 200 тыс. долл.; федеральный налог на остающиеся 45 млн. долл, равняется 11 662 600 долл, на первые 20 млн. долл, и 69%, или 17 250 тыс. долл., на остающиеся 25 млн. долл.

Вместо 40 млн. долл, налога, которые должны были быть взысканы с этого состояния по сообщению "Таймс", действительная уплата налогов составила бы, приблизительно, нижеследующую сумму (если считать, что общая сумма наследства равнялась 60 млн. долл.):

Федеральный имущественный налог 28 912 000 долл.

Минус кредит на уплату налога штата 7 200 000

Чистый федеральный налог 21 712 000 долл.

Налог штата Нью-Йорк в 16,5% на 45 000 000 долл. 7 500 000 долл.

Общая сумма налога 29 212 600 долл.

На первых 10 млн. долл, своего благотворительного пожертвования Бейкер сохранил 7 млн. долл., а на следующих 5 млн. долл, он сохранил 3 450 тыс. долл, федеральных налогов, итого 10 450 тыс. долл., или более

⅔ суммы, оставленной на "благотворительность". Тем самым филантропический фонд, контролирующий акции "Ферст нэйшнл бэнк" на 15 млн. долл., обошелся семейству Бейкер немногим более 4 млн. долл.

Таким образом взыскание налогов уменьшило состояние Бейкеров лишь до 30 787 400 долл., а не до 20 млн. долл. Однако эта цифра не представляет, вопреки сообщению "Таймс", всех капиталовложений, оставленных под контролем семейства Бейкер. Повидимому, в действительности это семейство, если брать за основу скромную оценку его состояния в 60 млн. долл, и сделанные раньше внутрисемейные дары, сохраняет контроль над капиталом, равным по крайней мере 40 млн. долл., т. е. вдвое большим, чем указывала "Таймс".

В завещании Бейкера стояло условие, что его филантропический фонд должен оставаться под надзором его семьи, с тем чтобы его контролировали сыновья Бейкера, когда они достигнут совершеннолетия. В этом фонде было сосредоточено достаточное количество ценных бумаг "Ферст нэйшнл бэнк", чтобы семейство Бейкер могло сохранить свой постоянный контроль над 22% основного капитала банка. На филантропические цели шел доход только с 7 500 акций, переведенных фонду, притом лишь на цели, определяемые самими Бейкерами, что увеличивало их власть над лицами, не имеющими отношения к миру финансистов. Кстати, Бейкер, явно в ожидании налогового закона 1935 г., увеличил количество акций, переведенных им благотворительному фонду, с 5 тыс. до 7 500.

Однако даже после всего этого снижение знаменитого состояния Джорджа Ф. Бейкера, которое в 1929 г. имело биржевую ценность в 200 млн. долл., до каких-нибудь 40 млн. долл, представляется поразительным. Поэтому рассмотрим этот вопрос более тщательно.

Как мы видели, Бейкер младший унаследовал от своего отца состояние, оцененное в 73 млн. долл.; с этой .суммы было взыскано около 13 млн. долл, федеральных налогов и налогов штатов. Бейкер младший не только перевел перед смертью на имя своей жены и двух сыновей около 11 тысяч акций "Ферст нэйшнл бэнк", но также передал некоторую часть своего имущества двум своим дочерям, г-же Джон М. Скифф и г-же Т. Сафферн Тэйлер.

Характерно, что в завещании не приводилась оценка этих капиталовложений. Но даже после того, как они были оценены, нельзя определить, каким капиталом обладает в действительности эта семья: для этого необходимо было бы знать все внутрисемейные дарственные акты, произведенные в течение ряда лет, и число лиц, между которыми были распределены эти средства.

Возвратившись назад, к уплате подоходного налога за 1924 г., мы найдем, что Джордж Ф. Бейкер и его сын уплатили примерно равные суммы налога на свои доходы с объединенного состояния, которое определяли в 210 млн. долл. Короче говоря, еще в 1924 г. Бейкер младший получал половину семейных доходов. Поскольку имущество Бейкеров не потерпело никакой катастрофы и его биржевая ценность была лишь временно снижена в 1931 г., нельзя утверждать, что уплата федерального налога, которую мы разобрали выше, могла бы намного сократить это состояние. Между тем, если бы за тем Бейкером, который умер в 1937 г., числилась значительная часть состояния сверх 50 млн. долл., она подлежала бы гораздо более высокому обложению, чем было указано. Но если имущество было в "значительной" степени распределено между его женой, двумя сыновьями и двумя дочерьми, что, по-видимому, имело место в данном случае, его смерть, вопреки утверждению "Нью-Йорк таймс", не навлекла на состояние никакой "налоговой катастрофы".

Законы о подоходном и имущественном налогах и налоге на дарственные акты, в особенности последний, составлены так, что они как бы предоставляют богачам премию за многочисленное потомство. Налоговые законы лишь заставляют богачей манипулировать своими состояниями по частям, чтобы избежать эффективного обложения. Однако газеты вроде "Таймс", сообщающие, что 22-миллионное наследство Сайруса Маккормика было в 1936 г. обложено налогом в 11 680 тыс. долл., что с состояния Генри X. Роджерса в 16 255 440 долл, было взыскано в 1935 г. 11 600 тыс. долл, налога и что 30-миллионному наследству Джеймса Кузенса угрожает взыскание 21 млн. долл, налога, затушевывают превентивную функцию многочисленных дарственных актов, облагаемых низким налогом, филантропических фондов и семейных корпораций с объединенным капиталом.

В 1918 г. шоколадный король Милтон С. Херши сделал филантропический вклад в индустриальную школу его имени в городе Херши (штат Пенсильвания). Акции, которые он передал школе, оценивались в 60 млн. долл.; акции, которые он оставил себе,– в 1 млн. долл. Однако Херши сохранил персональный контроль над не подлежащим обложению налогом благотворительным фондом, доход от которого предназначался на заботу о здоровых, обязательно белых детях-сиротах. Обстановка на фабрике Херши не изменилась, и постоянные стычки с рабочими свидетельствуют о царящем там духе "человеколюбия". Бастующих рабочих усмиряли классическими средствами при помощи полиции и виджилянтов[1 Виджилянты – члены фашистских "комитетов бдительности" – (Прим, перев.)]. Наблюдения, произведенные в этом районе, который почти полностью находится под господством филантропического фонда Херши, показывают, что этот фонд является попросту орудием власти, которое держат в своих руках несколько человек. Жизнь всех обитателей этого района находится под деспотическим контролем. Школьная программа ограничена жесткими рамками узко ремесленного обучения и, как считают некоторые наблюдатели, делает "облагодетельствованных" учеников совершенно непригодными к работе в других отраслях. В 1936 г. средняя недельная заработная плата на фабрике Херши составляла 17 долл. 30 цент.

Банкир Чарлз Хейден оставил в 1937 г. наследство, неофициально оцененное в 50 млн. долл. Доход с этих средств предназначался на организацию благотворительного заведения для мальчиков и юношей, что дало возможность избежать уплаты налога с наследства. Эта организация была названа филантропическим фондом Чарлза Хейдена. Поучительно заметить, что Хейден не был женат и не имел детей. Не менее поучительно учесть то обстоятельство, что этот обширный фонд был оставлен в руках компаньонов Хейдена, которые с его помощью осуществляют широкий промышленный и социальный контроль. Если бы Хейден оставил свое имущество непосредственно на имя этих лиц, им пришлось бы уплатить 70% федерального налога, за вычетом налога штату Нью-Йорк. Поскольку это имущество давало шестьдесят с лишним директорских постов в промышленных предприятиях, его стоило сохранить.

В самом деле, учреждение филантропических фондов стало тонким искусством, и похоже, что возникает опасность, как бы капитализм под натиском налоговых законов не превратил сам себя целиком в "филантропическое" предприятие * которое поставит под свой контроль не только экономический аппарат, но и души людей.

О том, какие угрожающие размеры принимает учреждение филантропических фондов, легче всего судить на основании условий завещания покойного Эндрью У. Меллона; ознакомившись с этим документом, мы приходим к заключению, что между адвокатами миллионеров существует тайный сговор, как держать состояния вне досягаемости народа, предназначая их с виду для народа. Меллон умер в конце августа 1937 г., и его состояние в 200 – 400 млн. долл, было оставлено «просветительному и благотворительному обществу Э. У. Меллона», но при условии, что бессменными попечителями фонда будут сын покойного Поль, зять его Дэвид К– Э. Брюс, его адвокат и те, кого они назначат своими преемщиками. Как писала «Геральд Трибюн» 29 августа 1937 г., сообщение об этом «было сделано в момент, когда должностные лица министерства финансов США... готовились удержать с наследства Меллона колоссальные налоги. На это же рассчитывали и сборщики налогов в Гаррисбурге (столице штата Пенсильвания), где нетерпеливые чиновники уже объявили, что с имущества Меллона ожидается поступление в казну штата Пенсильвания по меньшей мере 28 млн. долл.». Как было указано в завещании, до своей смерти Меллон передал значительные средства своему сыну и дочери; но так как у него было только двое детей, которым он мог передать свое состояние, передача им по наследству всего состояния повлекла бы за собой уплату огромного налога на дарственные акты. Завещание Меллона показывает, что учреждая филантропические фонды, богатые больше заботятся о том. чтобы сохранить контроль над своими пожертвованиями, чем о непосредственном владении ими, если они не могут иметь то и другое, так как по условиям завещания семейство Меллон сохраняет контроль над обширным имуществом, которое в случае обычной передачи по наследству подлежало бы обложению налогом в 70%.

Если лицам, контролирующим филантропические фонды, удается сохранить этот контроль в период налоговой путаницы, они могут рассчитывать, что при более благоприятной политической обстановке им представится возможность снова завладеть их прежней собственностью. Действительно, самый факт существования стольких частным образом контролируемых филантропических фондов даст в свое время богачам весьма веский мотив, чтобы спровоцировать в области права переворот, который вернет капиталы фондов в полную собственность их частных попечителей. Учреждение Меллоном филантропического фонда доводит понятие филантропии в современной практике до абсурда, ибо Меллон никогда не обнаруживал человеколюбивых чувств и попросту делал все, что было в его силах, чтобы избежать уплаты налогов. После смерти Меллона его адвокаты заявили, что за свою жизнь он пожертвовал на филантропию свыше 70 млн. долл.; но они забыли добавить, что эти благодеяния заключались, в основном, в «дарах» выгодным для него лично учреждениям – Питтсбургскому университету, Меллоновскому институту и технологическому институту Карнеги, которые в большей или меньшей степени были подсобными учреждениями меллоновскон промышленной империи, состоящей из «Галф ойл компани», «Алюминум компани», «Копперс кок компани» и т. д.

Для решения вопроса об этих псевдофилантропических учреждениях не требуется никаких новых законов, хотя можно ожидать, что в скором времени в законодательных органах выступит какой– нибудь агент крупных состояний и предложит создать специальные законы для филантропических учреждений; бесплодно ломясь таким образом в открытую дверь, богачи вызовут проволочку на десять или двадцать лет, в течение которых многое может измениться. В своде законов уже имеется достаточно законов, с помощью которых можно было квалифицировать посмертные «дары» 1937 г., сделанные Бейкером, Меллоном и Хейденом, как явно нефилантропические ухищрения, имеющие целью гарантировать сохранение промышленного контроля в руках немногих; облеченные конституционными правами должностные лица налогового управления обладают достаточной свободой действий для того, чтобы решить вопрос о филантропическом характере этих так называемых благотворительных фондов. Лишь в том случае, если должностные лица налогового управления откажутся признать эти фонды благотвори, тельными организациями, будет предотвращена консервация крупных состояний и владельцы последних лишатся возможности навязывать обществу свою эгоистическую волю. Меллоиовские посмертные «дары» снова доказывают, что филантропические фонды– лишь механизмы для увиливания от налогов, что давно уже открыл хитрый Рокфеллер.

Следует уделить хотя бы немного внимания крупным художественным коллекциям, оставленным «в дар человечеству», так как широкую публику часто радуют сообщениями о том, что какой-нибудь финансовый разбойник предоставил в ведение общественных учреждений ценную коллекцию.

Художественные интересы магнатов, далеко не являющихся эстетами, носят почти целиком финансовый характер, В условиях частных аукционов редкие произведения искусства приобрели высокую ценность; но, независимо от этого, можно проследить связь между покупкой произведений искусства за границей и различными нормами налогов, колебанием в курсе иностранной валюты и высотой тарифов. Что касается первой причины, то нужно иметь в виду исключительную сложность налоговой системы. В дополнение к федеральным налогам – подоходному, имущественному и налогу на дарственные акты – имеются еще подоходный и имущественный налоги штатов, а также местные налоги на личное и недвижимое имущество. К тому же произведения искусства дают удобный повод для всевозможных финансовых махинаций, так как устанавливаемая за них цена обычно бывает произвольной и они редко подлежат оценке на открытых торгах. Поскольку частная бухгалтерия, фиксирующая покупку и продажу предметов искусства, ведется весьма небрежно и не подлежит расследованию федеральной торговой комиссии и комиссии по торговле между штатами, то в этой области возможны всяческие трюки: например, заграничные продавцы произведений искусства часто разрешают своим американским клиентам преувеличивать уплаченные ими при покупке цены, если им выгоднее показать при уплате налога высокую цену, и наоборот, преуменьшать ее, если это. почему-либо оказывается для них желательным.

Если предмет искусства покупается для частной коллекции, желательно, чтобы он оценивался низко. Иногда низкая оценка бывает выгодной и в том случае, если его помещают в частном музее, где он представляет собой частицу недвижимой собственности. Однако, если этот предмет искусства предназначается для снижения общей суммы обложения подоходным налогом, предпочтительно преувеличить его стоимость. Так, например, если сумма в 75 млн. долл., представляющая прибыль от деловых операций за границей и подлежащая обложению налогом, объявляется затраченной на покупку художественной коллекции, которая в действительности стоит 25 млн. долл., то удается утаить целых 50 млн. долл. Произведения искусства, конечно, ввозятся в США беспошлинно. Если подобная коллекция размещается в мнимо публичном частном музее, ее владелец может потребовать освобождения от уплаты местного налога на недвижимое имущество за земельный участок со– .лидных размеров и ждать затем повышения цен на землю, которое может в свое время возместить всю стоимость коллекции.

Согласно частным отчетам, заграничный рынок про* изведений искусств изобилует всяческими скидками, льготными ценами и конфиденциальными уступками, имеющими целью окутать туманом точные цены, и в этой подозрительной атмосфере могут иметь место практически неуловимые финансовые махинации. Произведения искусства, оцениваемые ниже их действительной стоимости, дают возможность скрывать капиталовложения, а также по частям передавать богатство друзьям и знакомым, что фактически позволяет уклоняться от уплаты налога. Мы не можем привести точных фактов, так как эта область окутана тайной. Более того, невозможно дать хотя бы гипотетические иллюстрации применительно к структуре налогов в любой период, если не известны специфические налоговые проблемы внутри любого взятого для примера семейства.

При многостепенной налоговой структуре Соединенных Штатов обложение произведений искусств налогом производится в различных районах совершенно разными способами. Хотя федеральный закон един, налоговые законы штатов многообразны, так же как и муниципальные законы о налоге на недвижимое и личное имущество.

Колебание в курсе обмена иностранной валюты в Европе часто дает американцам возможность приобретать произведения искусства почти даром. Если бы после доставки в Соединенные Штаты эти произведения перепродавались или передавались, то огромная прибыль, связанная с подобной сделкой, подлежала бы обложению налогом. Однако американские денежные тузы редко признаются в своих огромных прибылях, хотя, как показывает та часть их деятельности, которая поддается учету, они заинтересованы главным образом Именно в прибылях. Предположим, что некий американский миллионер послал агента по закупке произведений искусств, которого мы обозначим буквой А, закупить различные предметы искусства в некой стране, где валюта временно резко обесценена; допустим, что они стоят 100 тыс. долл. Затем агент А "перепродает" их агенту Б (также служащему этого мецената), который перепродает их компании по продаже произведений искусств В (частная агентура), а она в свою очередь перепродает их находящейся в Париже компании Г (также частная агентура). При каждой перепродаже цена повышается, но так как находящийся за кулисами миллионер все время перепродает эти предметы искусства через подставных лиц самому себе, для него цена их попрежнему равна 100 тыс. долл. Затем компания Д может выставить эти произведения на аукционе, где агент Е, открыто выступающий от имени нашего американского миллионера, предлагает за них наивысшую цену. Цена, уплаченная на аукционе, равняется, скажем, 5 млн. долл.; о ней сообщают газеты.

Затем коллекция ввозится в США без уплаты пошлины. Несколько лет спустя, миллионер, нуждаясь в наличных деньгах, продает ее за 4 млн. долл. При этом он терпит "убыток" в миллион долларов, на который может получить скидку при уплате подоходного налога. Но так как действительная стоимость его покупки 100 тыс. долл., а цена при перепродаже – 4 млн. долл., он фактически получил прибыль в 3 900 тыс. долл., из которой следует вычесть только стоимость связанных со сделкой расходов, комиссионных и гонорара агентам; кроме того, он одновременно избежал уплаты налога на доход в миллион долларов, на которые была сделана скидка.

Несомненно, что многие миллионеры, особенно в XIX в., платили высокие цены за произведения искусства. Но в более позднее время они были не так глупы. За отсутствием официальных документов трудно отличить "овец" от "козлищ"; но прежде чем признать наличие эстетических мотивов в коллекционировании произведений искусства людьми, заинтересованными в прибылях, необходимо тщательно анализировать все индивидуальные особенности каждого отдельного случая. Однако официальные источники подтверждают, что собирание крупных художественных коллекций нередко объясняется мотивами финансового характера. Морган старший, председатель правления "Метрополитэн мьюзеум", предоставил музею свою коллекцию; широкая публика поверила, что он ее "отдал". Но после смерти Моргана стало очевидным, что он попросту "одолжил" свое собрание, которое было продано Морганом младшим примерно за 25 млн. долл, наличными. Как мы уже знаем, "Метрополитэн мьюзеум", художественный центр страны, использовался фирмой Моргана при сношениях с газетами, с которыми "Дж. П. Морган и Кº" не хотели иметь непосредственных связей. Мэнси оставил музею свои газеты и имущество, нажитое на бирже под покровительством Моргана; музей продал газету "Сан" одной из моргановских групп и газету "Телеграм" – Скриппс-Говарду. Сам Мэнси продал газету "Геральд" семейству Рид– Миллс. При этом музей унаследовал вексель, данный в покрытие части суммы, причитавшейся за "Геральд" и не имевшей никакого отношения к искусству; свыше 1 млн. долл, из причитающихся по этому векселю денег до сих пор не уплачено. Из документов неясно, была ли целиком покрыта задолженность музею после продажи "Сан".

Таким образом, "Метрополитэн мьюзеум", пользующийся любовью знатоков искусства, служит хитроумным средством для тайного владения газетами. Он состоит под контролем своих попечителей, имена которых мы приводили выше. Кстати, нью-йоркская "Сан" помещает больше рекламы торговцев произведениями искусства, чем какая-либо другая газета, хотя средний читатель газет, как правило, не помышляет о покупке произведений искусства..

Семейство Морган, следуя своему кредо – искусство ради денег, – выстроило рядом со своим домом на Мэдисон авеню большую библиотеку. Вход в эту библиотеку, где хранятся дорогие иллюстрированные рукописи я прочие литературные произведения, разрешался ограниченному количеству посетителей по специальным пропускам. Морган потребовал от городского управления освобождения библиотеки от уплаты налога на недвижимое имущество. Поскольку налог, причитавшийся с этого участка, превышал те 500 тыс. долл., которые требовались на расширение библиотеки, дело это вполне заслуживало внимания. Участок находится в центре Манхэттена, окружен огромными небоскребами, и ценность его ежегодно увеличивается. Однако Моргановская библиотека открыта лишь для весьма ограниченного круга избранных посетителей. А по вечерам, когда публика не допускается, библиотека снова становится частным палаццо Морганов.

Генри Клей Фрик, также заинтересованный в уклонении от налогов, превратил свой городской дом на Пятой авеню в частный художественный музей, который впоследствии был открыт для публики. Налоги на эти частные городские владения могут со временем превысить их ценность. Однако, если удастся сократить сумму уплачиваемого налога в период высоких налоговых норм, то если произойдет политический переворот, который приведет к снижению налогов, наследники и правопреемники первоначальных владельцев, сохраняющие свои законные права на это имущество, снова смогут превратить его в свою полную собственность.

В 1936 г. Эндрью У. Меллон объявил, что он полностью дарит государству свою 50-миллионную художественную коллекцию. По закону 1935 г. о доходе эта коллекция, оставаясь в составе имущества Меллона, была бы обложена налогом в 32 362 тыс. долл., которые надлежало платить наличными. Таким образом, принеся в дар свою коллекцию, Меллон сохранил 32 362 тыс. долл.

Однако, если собрание Меллона стоило 50 млн. долл., как это, повидимому, и было, не следует ли все же считать это настоящим подарком? Но пока неизвестна финансовая роль коллекциии во внутренней истории меллоновского состояния, нельзя видеть в ней великодушное пожертвование. Даже если подлинная стоимость коллекции равнялась 50 млн. долл., она могла представить огромную финансовую выгоду для Меллона в момент, когда он располагал большим избытком наличных денег или имел наличные за границей и не был в состоянии перевести их в США из-за валютных или иных ограничений. Зачастую наличные средства сами по себе представляют неудобство для мультимиллионеров; будучи помещены в банки большими суммами, они редко приносят прибыль. Систему инвестиционных банков иногда бывает не в состоянии разместить 50 млн. долл, под достаточно надежное обеспечение, тогда как-бессмертные произведения искусства, которые можно застраховать от кражи, огня и других видов разрушения, представляют сравнительно устойчивую ценность.

Не может ли мультимиллионер в такой же степени сохранить свои средства, если он будет держать их в виде не приносящих дохода наличных? Однако наличные деньги часто снижаются в ценности, и это понижение сказывается в повышении цен. Например, после войны государственные процентные бумаги Соединенных Штатов котировались на фондовой бирже в 80% их номинальной стоимости. В 1918 г. курс доллара в Мадриде упал ниже 30 цент. В 1933 г. ценность его по сравнению с золотом упала на 40,4%.

Мультимиллионер учитывает все эти факторы и старается применять разнообразные формы капиталовложений. Произведения искусства представляют собой особую форму сохранения богатства и являются добавочным капиталовложением. Богатство размещается не только в многообразных акциях, облигациях и наличных деньгах, но и в недвижимой собственности, произведениях искусства, драгоценностях, полисах страхования жизни и т. п. После того как исчерпаны все возможности вложения капитала внутри страны, остаются международная сфера с ее многообразием валют и ценных бумаг и недвижимая собственность заграницей. После того как и это все использовано, остаются освобождаемые от налога филантропические фонды.

Огромная художественная коллекция, подобно крупному страховому полису, является формой страхования богатства от снижения денежного курса и многочисленных других видов финансовой неустойчивости. Произведения искусства фактически служат международной валютой почти в такой же мере, как золото. В периоды острой необходимости правительства конфискуют произведения искусства, принадлежащие частным лицам, наравне с золотом и иностранными ценными бумагами и валютой.

Таким образом, семейство Меллон извлекало из своей большой художественной коллекции финансовую выгоду. Предположив, что в основном эта коллекция существовала в своих теперешних размерах 20 лет, мы увидим, что ее 50-миллионная стоимость, разложенная на это число лет, составит 2 500 тыс. издержек в год, что следует считать сравнительно дешевой страховкой громадного состояния. Столкнувшись в настоящее время с такими нормами имущественного налога, которые угрожают сделать эту особую форму страхования весьма дорогой, семейство Меллон просто рассталось с коллекцией.

Пока имущественный налог не сделал эту коллекцию слишком дорогой, Меллон был гарантирован, что он всегда будет иметь от 25 млн. до 50 млн. долл., что бы ни случилось с американской валютой, какие бы ограничительные меры ни были приняты против его компаний. Если бы он не смог реализовать эти картины в Америке, их купила бы по солидной цене Европа.

Для непосвященного эти соображения могут показаться натянутыми. Но так могут подумать лишь те, кто не соприкасался с богачами, мозг которых беспрестанно работает над изысканием самых разнообразных способов применения своего богатства, которые бы давали возможность а) получать наибольший доход, б) уклоняться от уплаты возможно большего количества налогов, в) обеспечить максимум разнообразия в капиталовложениях и г) обеспечить наибольшую гарантию, какая только возможна. Завещания свидетельствуют о том, что эта забота о внутреннем распределении состояний простирается даже за пределы врат смерти. Большинство мультимиллионеров хотят, подобно Карнеги, чтобы их богатства сохранялись нетронутыми на вечные времена.

Неосведомленные люди часто жалуются, что богачи заинтересованы лишь в "мертвом" искусстве, редко уделяют внимание современному искусству и совсем уже мало заботятся о субсидировании современных им художников. Однако совершенно очевидно, что богачи, всецело занятые использованием и сохранением своего собственного могущества, не заинтересованы по существу и в "мертвом" искусстве. Оно привлекает их лишь в качестве высоко котирующейся международной валюты.