Текст книги "Молотов. Полудержавный властелин"

Автор книги: Феликс Чуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 55 страниц)

Цунами

После войны от сильного цунами на Курильских островах погибло 28 тысяч человек, среди которых было много военных. В одной воинской части остался жив солдат со знаменем. Когда об этом доложили Сталину, он решил представить солдата к званию Героя. С солдатом побеседовало начальство, и он сказал, что во время стихийного бедствия думал о том, как бы уцелеть, а знамя ему только мешало, и он вообще случайно оказался возле него. Сталин, узнав об этом, сказал:

– Как жаль, что у нас нет награды за честность! – и велел все-таки поощрить солдата. Маршал Василевский приказал сшить ему форму из офицерского материала и дать отпуск домой на тридцать суток, не считая дороги.

Бутылка балтийской воды

В результате наступательной операции советские войска вышли к Балтийскому морю, и командующий генерал Баграмян решил порадовать Сталина, послав ему бутылку балтийской воды. Но пока эта бутылка добиралась до Кремля, немцам удалось отбить плацдарм и потеснить наши войска с побережья. Сталин уже знал об этом и, когда ему вручили бутылку, сказал:

– Верните ее товарищу Баграмяну, пусть он ее выльет в Балтийское море!

Барахло

После войны генералы везли вещи из Германии. Сперва на это смотрели сквозь пальцы, а потом Сталин приказал проверять в Бресте составы и переводить имущество в пользу государства.

Один генерал-полковник у которого экспроприировали целый вагон вещей, стал возмущаться, что напишет Сталину. Об этом мне поведал маршал А. Е. Голованов. «И ведь хватило ума – написал!» – смеялся Александр Евгеньевич.

Верховный прочитал и наложил такую резолюцию: «Вернуть г. – полковнику барахло», И. Сталин». Нет, его не понизили в звании до полковника, но вся военная верхушка узнала об этом и подсмеивалась над ним.

Помидоры

Во время посещения Всесоюзной сельскохозяйственной выставки Сталин обратил внимание на то, что экспонируемые помидоры подпортились, и, когда садились в машину, напомнил:

– Помидоры не забудьте убрать! Но только помидоры – я больше ничего не говорил.

«России я не пропью!»

Главный маршал авиации А. Е. Голованов вспомнил эпизод, когда его пригласили в Кремль на обед по случаю приезда Черчилля.

«За столом было всего несколько человек. Тосты следовали один за другим, и я, – вспомнил Голованов, – с беспокойством следил за Сталиным, ведь Черчилль – известный выпивоха, устроил за столом как бы состязание со Сталиным, кто больше примет спиртного».

Сталин пил на равных и, когда Черчилля на руках вынесли из-за стола отдыхать, подошел к Голованову и сказал: «Что ты на меня так смотришь? Не бойся, России я не пропью, а он у меня завтра будет вертеться, как карась на сковородке!»

В воспоминаниях Голованова эта фраза не прошла. На полях было написано: «Сталин так сказать не мог».

«Не мог! Да он мне лично это говорил!» – воскликнул Александр Евгеньевич.

– Такие вещи в дипломатии имеют значение, – сказал Молотов, – и Сталин не сбрасывал их со счета… Узнали мы, что Бевин, английский министр иностранных дел, неравнодушен к картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Ну и мы перед одним из заседаний министров иностранных дел великих держав сделали ему сюрприз: привезли из Третьяковки эту картину и повесили перед входом в комнату заседаний. Бевин остановился и долго смотрел на картину. Потом сказал: «Удивительно! Ни одного порядочного человека!»

09.07.1971

– Сталин иной раз в узком кругу вытаскивал из кармана письмо запорожцев турецкому султану – носил с собой несколько лет.

«Е…ли мы эту Англию!» – все смеялись, конечно.

Но он придавал большое значение нашей дипломатии.

29.07.1971, 12.02.1972

Англичане

– Бевин – это черчиллевец. Враждебный. А Иден, помощник Черчилля, слишком мягкотелый, слишком деликатный и довольно беспомощный. Иден, конечно, мне больше нравился. С Иденом можно было ладить. А с Бевином – это такой, что невозможно. Этот Бевин был у нас на вечере в Лондоне. Ну, наша публика любит угощать. Мои ребята его напоили, изощрились так, что, когда я пошел его провожать, вышел из дома, а он был с женой, такая солидная старушка, она села первой в автомобиль, он за ней тянется, и вот когда он стал залезать туда, из него все вышло в подол своей супруги. Ну что это за человек, какой же это дипломат, если не может за собой последить? Его напаивали, ему нравилось, а русские любят напоить.

– Иден – аристократ. Но аристократы бывают разные. Черчилль тоже аристократ, но у него и линия есть, есть и характер. А у того характера мало, у Идена.

Как оратора я его не видел, а вот как с министром иностранных дел я с ним много дел имел. Не выдающийся. Но очень обходительный. И хитрый. Он премьер-министром был, Иден, и сразу показал, что он не на месте.

09.03.1979

Кто что читает на ночь

– Как-то мы сидели с Макмилланом, он был министром иностранных дел Англии, я его спрашиваю: «А что вы читаете на ночь? Какую книгу избираете?» «Я, – говорит, – читаю «Историю папства». «А я, – говорю, – романы читаю. Сейчас вот читаю последний роман С. Малашкина «Страда на полях Московии».

09.05.1972

Бивербрук

– В 1941 году, я у Бережкова читал, к нам приезжал лорд Бивербрук. Что он из себя представлял?

– Он представляет интерес. Это капиталист газетный. Но это очень живой человек, и подход к нам имел неплохой.

– К нам относился хорошо?

– И Черчилля уговаривал. Да, так и есть, – говорит Молотов. – Он сказал о Сталине: «Если этот человек всегда такой, каким я его видел, то он никогда не говорит ни одного лишнего слова». Неглупый человек Бивербрук. Интересно было иметь дело с ним. Можно было договориться – не обо всем, но о каком-то минимуме.

29.04.1980

Вышинский

– Вышинский – хороший оратор, а дипломат неважный. Очень горячий. Но запинать мог своими речами. Очень любил играть словами. Американцы часто даже не понимали его. Но был остроумен.

Английский министр иностранных дел Бевин, выступая, сказал, что он выходец из простых рабочих, стал министром в правительстве ее величества, а господин Вышинский – из дворян, стал министром в правительстве рабоче-крестьянского государства и выступает как представитель трудового народа.

– Вот между нами какая разница! – сказал Бевин.

– Наоборот! – воскликнул Вышинский. – Между нами много общего!

– В чем же? – спросил с недоумением Бевин.

– Мы оба изменили своему классу!

Вышинскому приписывают также одну фразу, написанную на полях документа, где упоминалась «голландская королева»: «Голландскими бывают только сыры и х…, а королева – Нидерландов».

Когда он говорил в ООН, – он очень хлесткий, на всякие фразы очень ловкий, он в душе агитатор, живет доказательным чувством и от души говорил очень яркими словами, – ну, естественно, бил американские монополии, всячески обвинял… А там сидят наверху сенаторы: «Куда он ведет, что он говорит, чем все это закончится?» Он мог подействовать на настроение.

11.06.1970, 09.05.1972

Клементина Черчилль

Клементина Черчилль, вдова английского премьера, прислала Молотову соболезнование по случаю смерти его жены. На конверте адрес: «Москва, Кремль, Молотову».

Думает, что он по-прежнему обитает в Кремле.

– Многие не знают, что вы исключены из партии, – говорю Молотову.

– Коль мне дали дачу, думают, что и в партии восстановили. Маленкову даже в Москву въезд воспрещен.

28.07.1971

Молотов пошел искать письмо вдовы Черчилля Клементины с соболезнованиями по поводу смерти Полины Семеновны Жемчужиной.

– Сталин через Полину Семеновну подарил Клементине перстень, но на родине у нее украли. Она через прессу просила вернуть за большое вознаграждение, но так, по-моему, ничего и не вышло.

Письмо Молотов не нашел, но принес портрет Рузвельта, подаренный в Вашингтоне во время переговоров в 1942 году, – большая фотография красивого человека в роскошной, обтянутой зеленым шелком рамке с надписью фиолетовыми чернилами по-английски:

«Моему другу Вячеславу Молотову от Франклина Рузвельта. Май 30, 1942» [20]20
  Подобный портрет, только в рамке бордового цвета, подарил Молотову и государственный секретарь США Бирнс с надписью: «С лучшими пожеланиями моему другу Вячеславу М. Молотову».
  Вячеслав Михайлович иногда показывал эти портреты гостям.


[Закрыть].

11.06.1970

– Рузвельт был империалист, причем такой, который любого схватит за глотку.

Один товарищ заметил: быть парализованным и пролезть в президенты в Америке, да на три срока, это каким же проходимцем надо быть!

– Хорошо сказано, – подтвердил Молотов.

05.02.1982

– Мы подписали очень важную декларацию. Сталин в самом начале с большим трепетом к этому относился. На Ялтинской конференции, в 1945-м. Об освобождении народов Европы. Пышная декларация. Американцы дали проект. Я к Сталину пришел с этим документом, говорю ему: «Что-то уж чересчур». – «Ничего, ничего, поработайте. Мы можем выполнять потом по-своему. Дело в соотношении сил».

Нам было выгодно, чтоб у нас сохранялся союз с Америкой. Это важно было.

15.08.1975

Кому доверять?

– Голованов слышал от Сталина, что англичанам и французам как-то можно доверять, а немцам – никогда.

– Я думаю, что Голованов либо попал под какую-то руку – мало ли по какому поводу это было сказано, – но Сталин был одинаково осторожен в отношении любого из них.

24.08.1971

В 1945 году Молотов ехал на поезде в США и в вагоне узнал о смерти Рузвельта.

– Ужинали в вагоне-ресторане. Это, когда я в предпоследний раз был в Америке. Надо было подготовлять ассамблею Организации Объединенных Наций и осуществлять руководство этой ассамблеей.

Вагон-ресторан полон был. Вошел какой-то гражданин и говорит: «Сейчас передали, что Рузвельт умер». Никакого внимания. Никакой реакции. Американец, если политика его хватает за карман, тут он на все готов. А президент – все-таки американцы его поддерживали подавляющим большинством… Представьте себе наше положение, можно разве было подумать, что никто никакого внимания?

– У нас больше переживали, чем у них.

– Конечно. Американцы в этом отношении довольно толстокожие. Пока их кошелек… Пока их лично не коснется, ничего не волнует… Рузвельт умел прятать свое отношение к нам, а Трумэн – тот совсем не умел прятать. Откровенно очень враждебно относился.

– Они распланировали даже, как они оккупируют Советский Союз: выпустят эмигрантов из Америки, снабдят их оружием, войсками, те создадут свое правительство, уничтожат коммунистов, раздробят Советский Союз на кусочки, оторвут все национальности друг от друга…

– Правильно. Они мечтают! Но в последние годы они уже чувствуют, что у них уходит земля из-под ног, поэтому поставили Рейгана, прямо бешеного антикоммуниста.

16.06.1983

– Пройдет Рейган в президенты, как вы думаете? – спрашиваю.

– Пройдет!

Не ошибся: прошел.

30.10.1984

– Эйзенхауэр говорил, что мирное сосуществование – это существование в концентрационном лагере. С Эйзенхауэром я встречался. И с Даллесом встречался. Эйзенхауэр – так, добродушный. Даллес – это такой крючок, что уж помни, что это крючок. И брат у него разведчик. Эти братцы такие, что они к тебе в карман залезут и голову оторвут заодно.

14.01.1975

– Джон Фостер Даллес – типичный империалист. Однобокий в этом смысле. Закаленный, убежденный. Это его роднило с Черчиллем. Мы однажды в Париже целую неделю заседали, никак не могли принять повестку дня, разъехались по домам.

30.07.1970

Уилки

Я передал Молотову рассказ поэта Владимира Туркина, с которым недавно летал на БАМ.

…Во время войны в СССР приезжал американский сенатор Уилки. Ему решили показать российские просторы, повезли на Волгу. Туркин тогда учился в военном училище. Курсантов срочно переодели в штатскую одежду, в русские рубашки, дали в руки по косе. Здоровые ребята, косят и поют: «Ой ты, Волга, Волга-матушка!»

Уилки был потрясен: тяжелое положение на фронте, а тут…

– Почему, такие крепкие ребята, не воюете? – спросил сенатор.

– Наше время еще не подошло, нас еще не призвали.

– А почему?

– У нас много еще таких!

«Это была ложь, но святая ложь!» – говорил В. Туркин.

– Какая-то карикатура, – отреагировал Молотов. – Может быть, кусочек правды, но это ведь масштаб маленький… Он был кандидатом в президенты от республиканской партии. Хотел капитал себе нажить политический. Ничего особенного не представлял. Обедали вместе, разговоры вели. Здоровый, толстоватый, высокий.

– А где эти обеды проходили, где принимали его?

– В разное время в разных местах. Но главным образом в Кремле. Второй зал от большого зала, где Верховный Совет заседает, там обедали. Екатерининский зал так называемый.

Теперь в другом месте подписывают документы. Я даже удивляюсь, почему там теперь подписывают. По-моему, это непрезентабельное место – на лестнице.

– А может, чтоб их было видно – для съемок?

– Вот только из-за этого, а так – некрасиво…

Владимирский зал – для купечества. Торжественные приемы были в Георгиевском зале. Это и теперь так. Наиболее подходяще.

24.12.1975

(Когда ожидали визита президента США Никсона в Москву, зачем-то заставили окрестных жителей обрывать цветущие одуванчики вдоль дороги, по которой должен был проехать американский президент. Я тогда работал в Шереметьеве на летных испытаниях и хорошо помню это. С Уилки еще понятно, но одуванчики-то зачем? Тем более что Никсон прилетел не в Шереметьево, а во Внуково. «Умом Россию не понять…»)

Южнокорейский «Боинг»

Недавно над Сахалином сбили южнокорейский пассажирский самолет. Версия – он нарушил воздушное пространство СССР с разведывательными целями. Запад отвергает это.

– Рейган – он идет на всякие такие… Запугать хочет, – говорит Молотов. – А по-моему, он сам очень запуган общим положением. Он чувствует, что многое не удается, так давайте бомбы делать. Поэтому нам такая нагрузка достается… Рейган запугивает, но на окончательный, решающий шаг он, по-моему, не пойдет.

– В истории с самолетом мне не понравилось первое сообщение у нас в газетах – до того неуклюжее!

– Да, да, – соглашается Молотов.

– Сообщили, что советские истребители вылетели к нему на помощь, потом он удалился, и десять минут еще было видно его в локаторе. Так напечатали в «Правде». Зачем вводить всех в заблуждение?

– Да, нехорошо. Неуклюже.

14.10.1983

Рузвельт. Америка

Один из гостей просит показать снимок с Рузвельтом в Вашингтоне.

– Да ничего там особенного, – отвечает Молотов. – Вам одна буржуазия нравится, – шутит он. – Что это вы за буржуазию стоите? А то скажут обо мне: вот предатель нашелся! Гитлеру продавался, Рузвельту продавался, Черчиллю продавался!

14.01.1975

– Так раздули Рузвельта по телевидению – и союзник наш, и все понимал, и уничтожил безработицу… Такой прогрессивный был по отношению к своему народу – даже смешно!

05.02.1982

Спрашиваю:

– Англичане и американцы вели переговоры с немцами в 1945 году за нашей спиной?

– Было, было. Самого разговора я не помню, но это было. Я вызывал послов и вручал им ноты по этому поводу.

05.02.1982

Говорим с Молотовым об Америке, о том, что это такая страна: если ты украл булочку, тебя посадят в тюрьму или оштрафуют, а если ты украл железную дорогу, тебя изберут в сенат.

16.06.1983

– После войны, в 1947 году, а может быть, в 1948-м, помню, какой-то острый вопрос был, мы вдвоем были в кабинете Сталина. Что-то он сказал, я сказал, не помню деталей. Он говорит:

– Ну как ты думаешь, войну-то они из-за этого не начнут?

Это о Трумэне. Много раз обменивались. Какая-то телеграмма была, сообщение, что-то надо было предпринять, может быть… «Войну-то они из-за этого не начнут?» Чувствует, что они обижены были.

– Нет, – я говорю, – не начнут.

Я тоже высказал такое мнение, что обостряется очень положение. Вот это я очень хорошо помню. Ставил вопрос о том, что не нужны лишние обострения…

29.02.1980

Американский Хрущев

– Это американский Хрущев. Болтун и авантюрист! – Так Молотов охарактеризовал американского президента Картера.

13.05.1978

Разговор с Бережковым

В Доме литераторов я познакомился с Валентином Бережковым, который в свое время был переводчиком у Молотова.

– Бережков передавал вам большой привет, спрашивая: «Он помнит меня?» Помнит, говорю. Он сказал такую фразу: «Я понимаю, как им со Сталиным было трудно, они за десять лет сделали невозможное, то, что никто не смог бы сделать, но, с другой стороны, основы сегодняшнего трудного положения в отношениях с Америкой они заложили, и нам приходится теперь искать ходы. Они не оставили нам никакой лазейки для отношений с Соединенными Штатами. То есть вы заложили основы…

– Плохих отношений, – продолжает фразу Молотов.

– Да, да. Говорит, трудно было на вашем месте поступать по-другому, но так получилось. Он работает секретарем нашего посольства в США.

– Нет, на него надо осторожно смотреть, – делает вывод Молотов.

13.01.1984

– Я слышал такие разговоры: давайте отдадим Курильские острова японцам, они из них сделают конфетку! Настроят там всего. Они ведь задыхаются от тесноты.

Я говорю: «Отдадим им Курилы, они и запрут нас».

– Запрут, конечно, – соглашается Молотов. – Разве можно это делать?

30.09.1981

Де Голль

После больших морозов сегодня оттепель, чуть ли не плюсовая температура. Молотов немного похудел, но выглядит по-прежнему бодро. Рассказываю ему о прогнозе американских астрологов: Европа станет коммунистической, конфликт между двумя системами вспыхнет в самой спокойной ныне точке земного шара.

Шота Иванович говорит о Троцком – много, долго, как водопад. Потом перешел к Петру Первому – столько полезного сделал для России, которая до него была отброшена от Запада.

– Но много немцев напустил в Россию, – говорит Молотов.

Я давно заметил, что при всем своем интернационализме Вячеслав Михайлович невероятно болеет за все русское, считая, что мы должны сами, своими силами превзойти мир.

– Вы Иловайского читаете? – спрашивает он и тут же добавляет: – Реакционный историк.

– Но лучше читать такие книги, – возражает Шота Иванович, – чем смотреть всякую ерунду по телевизору.

– А мы смотрим, – подмигивает мне Молотов.

– Симонова смотрели? – спрашиваю.

– Смотрел не все. Покрасовался он, показал себя, – говорит Молотов.

– Сказал, что он ничего не изменяет – как было в войну написано, так и оставляет. А сам везде заменил слово «немец» на «фашист».

– Верно? – спрашивает Молотов. – О, это хитрый очень!

Шота Иванович произносит тост за Молотова:

– Вы такую жизнь прожили!

– Что значит – прожил? Вы что, меня уже хоронить собрались?

Читаю вслух статью в «Правде» «Об упорядочении цен»:

– Меня возмущает формулировка: «Цены несколько повышены». Это «несколько» – в два раза. И на детскую одежду.

– Это позор! – говорит Молотов. Показываю ему отрывок из мемуаров Де Голля. Молотов все это читал.

– Он мне прислал свои мемуары на французском, – говорит Молотов.

Для Де Голля, конечно, не имело значения то, что Молотов уже не в Кремле, исключен из партии… Молотов есть Молотов.

Для Де Голля не имело значения и то, что у нас антисталинская кампании. Президент Франции, приехав в Москву, возложил венок на могилу Сталина. Представляю, как чувствовали себя наши стоящие рядом лидеры, когда высокий, прямой, негнущийся Де Голль стоял на Красной площади у могилы Сталина, держа руку под козырек…

18.02.1977

На переговорах

– Американцы предлагали поделить Германию на какие-то мелкие?..

– На небольшие государства, – подтверждает Молотов. – Глупая мера. Такие предложения были. В Америке все-таки, по-моему, тупые политики. Нелепость.

01.01.1985

Глупость

Молотову передали мнение одного хорвата: «Вы сделали ошибку, что не уничтожили немецкую нацию».

– Это фашизм, – говорит Вячеслав Михайлович.

– Я читал «картофельный план» – после войны засадить всю Германию картошкой, чтобы у нее не было промышленности, а всех немцев выселить на острова британских колоний.

– Был такой американский деятель Моргентау, – говорит Молотов. – Он писал в таком духе: не дать Германии восстановить свою промышленность. Тоже глупость. Довольно нелепая.

07.11.1979

«Жертвы Ялты»

«Вышла за рубежом книга «Жертвы Ялты», – говорю Молотову. – Написал ее внук Л. Н. Толстого Николай Толстой. Описывается ваша встреча с Иденом в 1944 году в Ялте, где вы договорились о репатриации советских граждан, оказавшихся за границей. Англичане потом переусердствовали и вернули всех насильно. Многие кончали жизнь самоубийством. Десять процентов возвращенных расстреляли, а девяносто процентов попало в концлагеря.

– Я такой встречи не помню, – отвечает Молотов. – Ее не было. Разговор, видимо, был. А возможно, нам и посылали людей, чтобы заслать разведчиков.

– Наверно, было, – говорю я. – Они приводят количество – тридцать тысяч человек.

– Ну, это они могут. Не проверишь.

04.03.1978

– Есть версия, по которой Жуков предлагал не останавливаться на Берлине, а двинуть дальше, взять Париж…

– Я такого не помню. Люди плохо знают географию [21]21
  Однако подобные настроения и слухи были. Из периода «холодной войны» хорошо помню такую песню, которую, разумеется, не исполняли по радио или в концертах:
Всю Европу с Волги и до Рурапрошагали за три перекура.Шагом, шагом, шагом, братцы, шагомпо долинам, рощам и оврагам.Океан нам тоже не препона,потому что с Волги мы и с Дона.Шагом, шагом, шагом, братцы, шагомпо долинам, рощам и оврагам.Шагом, шагом, полные отваги,мы дойдем до города Чикаги.Океан нам вовсе не фигура —всю Европу за три перекура!

[Закрыть].

08.03.1974

Рассматриваем фотографию Потсдамской конференции. Прошу рассказать, кто есть кто. Молотов поясняет:

– Это Вышинский, Громыко, Кузнецов Николай Герасимович, это начальник охраны Власик, Майский… Это Геращенко, заведующий экономическим отделом.

– Это Сталин, это Молотов, – говорю я.

– Верно, Сталин, Молотов. Это мой помощник Подцероб, это Царапкин, так называемый Новиков, Силин, второй мой помощник Потрубач, это мои ребята…

– А рядом со Сталиным кто сидит?

– Это Голунский, заведующий юридическим отделом МИДа, он переводил. Но он не только знал языки, он очень хорошо знал законы, и поэтому Сталин посадил его рядом с собой, чтоб нас не надули. Сталин не раз говорил, что Россия выигрывает войны, но не умеет пользоваться плодами побед. Русские воюют замечательно, но не умеют заключать мир, их обходят, недодают. А то, что мы сделали в результате этой войны, я считаю, сделали прекрасно, укрепили Советское государство. Это была моя главная задача. Моя задача как министра иностранных дел была в том, чтобы нас не надули. По этой части мы постарались и добились, по-моему, неплохих результатов.

Нас очень волновали польский вопрос, вопрос о репарациях. И мы своего добились, хотя нас всячески старались ущемить, навязать Польше буржуазное правительство, которое, естественно, было бы агентом империализма. Но мы – Сталин и я за ним – держались такой линии, чтоб у себя на границе иметь независимую, но не враждебную нам Польшу. На переговорах и раньше споры шли о границах, «линии Керзона», линии «Риббентроп – Молотов». Сталин сказал: «Назовите, как хотите! Но наша граница пройдет так!» Черчилль возразил: «Но Львов никогда не был русским городом!» «А Варшава была», – спокойно ответил Сталин.

09.07.1977

– Гесс сидит, Вячеслав Михайлович.

– Гесс сидит по нашей вине.

– А почему – по нашей вине?

– Они были за то, чтобы его освободить, а без нас не могут решить. Нюрнбергский процесс [22]22
  – Я принадлежу к тем людям, которые знают историю нашей партии не только по документам, потому что по документам никакая история не происходит, – говорит бывший заместитель министра иностранных дел В. С. Семенов. – А я знаю эту историю по разговорам, по телефонному звонку, по мимолетному замечанию, и эта история, как и всякая иная история, как история Великой французской революции, хотя она была буржуазная, это была история, не записанная на пленку. Это была история мимолетного столкновения, мимолетного обмена мнениями. Если б написать историю партии по этим мимолетным столкновениям и явлениям…
  Революция делается не на бумаге, а в разговоре, в том, что сказано по телефону, но никогда не будет воспроизведено в каком-то документе. Несколько слов, одно слово решало – туда или сюда.
  Я был представителем военной администрации в Германии. Звонок:
  – Это Сталин говорит. Передаю трубку Молотову.
  – Слушаю, Вячеслав Михайлович.
  – Вам поручается поехать в Нюрнберг и посмотреть, как там наша прокуратура работает. (В это время шел Нюрнбергский процесс. – Ф. Ч.)
  – Будут ли какие установки, Вячеслав Михайлович?
  – Установок нет, сами разберитесь.
  Я поехал в Нюрнберг, посмотрел: Руденко, Смирнов ведут дело хорошо. Я жил там недели две-три, потом их собрал и сказал: «Вы ведете дело правильно. Я – политический советник маршала Жукова, разрешите, я отбуду к месту назначения и доложу об этом товарищу Сталину.


[Закрыть]…

16.06.1977

– Поляки интересуются судьбой польских офицеров в нашем плену, это больное место… Они говорят, что наши расстреляли…

– Они могут. Есть специальное заявление советского правительства. Этого я и придерживаюсь. Была же потом комиссия. Руденко входил.

– А сколько поляки принесли горя Украине, Белоруссии, – говорит писатель И. Ф. Стаднюк. – Между прочим, в Первую мировую войну поляки были самыми страшными для украинцев. Очень жестокие. Они не выбирали кого-то, а сразу наказывали целую деревню.

– Националисты все – польские, русские, украинские, румынские, они на все, на все пойдут, самые отчаянные, – говорит Молотов.

13.06.1974

– Перед назначением Рокоссовского в Польщу я туда ездил и сказал полякам, что мы им дадим в министры обороны кого-нибудь из опытных полководцев. И решили дать одного из самых лучших – Рокоссовского. Он и характером мягкий, обходительный, и чуть-чуть поляк, и полководец талантливый. Правда, по-польски он говорил плохо, ударения не там ставил, – он не хотел туда ехать, но нам было очень нужно, чтобы он там побыл, навел порядок у них, ведь мы о них ничего не знали [23]23
  Назначение К. К. Рокоссовского в Польшу не было ссылкой, как теперь нередко пытаются изобразить, – будто бы Сталин опасался таких крупных и популярных военных, как Жуков и Рокоссовский, и одного снял с должности главкома Сухопутных войск и отправил командовать округом, а другого послал в Польшу. Сам Рокоссовский рассказывал, как в 1949 г. Сталин пригласил его к себе на дачу и сказал:
  – Это не приказ, это моя просьба, Константин Константинович. Но если вы не поедете в Польшу, мы ее потеряем.
  Надо заметить, что после Сталинградской битвы Сталин стал называть Рокоссовского по имени-отчеству, вторым после маршала Б. М. Шапошникова, в то время как большинство своих подчиненных он называл по фамилиям.
  Во время беседы Сталин заговорил об известном аресте Рокоссовского.
  – Там били? – спросил он.
  – Били, товарищ Сталин, – ответил Рокоссовский.
  – Сколько у нас еще людей «чего изволите», – сказал Сталин.
  – Боюсь, как бы со мной не повторился тридцать седьмой год. – признался Рокоссовский.
  – Тридцать седьмого года больше не будет, – ответил Сталин.
  Любопытна резолюция Верховного на заявлении одной известной актрисы Генеральному прокурору СССР о том, что она фактически живет с Рокоссовским, а тот не оформляет юридически их отношения: «Суворова сейчас нет. В Красной Армии есть Рокоссовский. Прошу это учесть при разборе данного дела. И. Сталин» .
  Ни слова об этой актрисе, ни слова об их взаимоотношениях, а просто поставил рядом с Суворовым…
  В Польшу Рокоссовскому ехать не хотелось, но пришлось. Там он стал маршалом Польши, министром национальной обороны, заместителем Председателя Совета Министров. Причем за ним сохранялись советские должность, звание, регалии. Его родственники и друзья говорили мне, что он любил в застолье, вспоминая свой польский период, рассказывать, как красивая секретарша сразу принесла ему бумаги на подпись. «А я плохо знал язык, брал русские слова и приделывал к ним шипящие польские окончания. И сказал ей: «Разобрамшись, докладайте!» – имея в виду «разобравшись, докладывайте». А получилось: «Раздевшись, докладывайте!»
  Все смеялись.
  Когда Рокоссовский окончательно вернулся из Польши в СССР, его принял Хрущев и сообщил о назначении заместителем министра обороны СССР.
  – По мне бы и округом командовать вполне достаточно, – ответил скромный Рокоссовский.
  – Да вы не подумайте – это мы потому вас так высоко назначили, чтобы полячишкам нос утереть! – ответил Никита Сергеевич.
  «И так он плюнул в душу этими словами, – вспоминал Константин Константинович. – Мол, сам-то ты ничего из себя не представляешь, это ради высокой политики сделано…»
  Когда Хрущев развернул антисталинскую кампанию, он попросил Рокоссовского написать что-нибудь о Сталине, да почернее. От имени Рокоссовского это прозвучало бы: народный герой, любимец армии, сам пострадал в известные годы. Маршал наотрез отказался писать подобную статью. На другой день он был снят с должности заместителя министра обороны.


[Закрыть].

16.07.1978

– Рейган провозгласил, что Польша – это начало конца коммунизма. Польша всегда была в тяжелом положении. У нас много было разговоров о Польше с Трумэном, Гарриманом… Мы не можем Польшу потерять – нам же за это достанется. Если такая линия пойдет, и нас это захватит. К этому тоже надо быть готовым.

04.12.1981

– Поляки никогда не утихают и никогда не успокоятся. И без толку. Все на свою шею… Очевидно, будут еще серьезные события…

09.12.1982

Черчилль пишет, что англичане из-за Польши начали войну.

– Да, да, – соглашается Молотов и добавляет: – Союзники нас голыми руками хотели брать и заставлять делать то, что им надо! Они иначе полагали. А мы обыграли.

– Народ мало знает.

– Мало, да.

– Вы не допускали в Польше Миколайчика…

– Ну а как же. Черчилль, конечно, не пишет о том, что дал Монтгомери указание насчет немецкого оружия?

– Пишет.

– А для чего – как он пишет?

– Боялся русского усиления. Русские нарушили ялтинские соглашения: Вышинский появился в Румынии.

– Вышинский позже появился, – парирует Молотов.

04.10.1972

– В Польше дела неважные, – говорю я.

– Плохо не просто то, что там неважное настроение, – отзывается Молотов, – но то, как мы капитулянтски информируем об этом.

– Пришел наш танкер с продовольствием, они не подпустили к берегу, обстреляли. Лозунг: «Лучше умереть с голоду, чем есть русское дерьмо!» Есть нечего, не работают. Чехи прислали им состав с курами – не пропустили через границу. Партия оказалась там слабой, недостойной.

– Не то что слабой, – добавляет Молотов, – а никуда не годной. Съезд они неплохо провели. Но действий со стороны Кани (Первый секретарь ПОРП. – Ф. Ч.) не было. Гришин сказал твердо, что мы не отдадим Польшу.

– Вы со Сталиным еще в Потсдаме заявили, что Польша должна быть самостоятельным, но не враждебным нам государством.

– Ну а потом, когда мы ее приблизили к себе и она стала нам дружественной – тем более, – говорит Молотов.

03.06.1981