Текст книги "Молотов. Полудержавный властелин"

Автор книги: Феликс Чуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 55 страниц)

Это не перспектива

– Что-то у нас не то с сельским хозяйством…

– Писателей надо пересадить в Наркомзем, они там наведут порядок, – шутит Молотов.

– Американцы ликуют, снова с нами заключили договор на продажу зерна. Никогда, говорят, не было такого договора – на несколько лет. Неприятно.

– Что неприятно – это мелочи. Для государства это мелочи. А на будущее надо обеспечить себя крепко. Вот для этого надо поработать лет десять еще. Чтоб отдельные неурожаи не влияли. Мы хотим всего, мы почти герои, когда хотим все сразу иметь. А на деле мы не такие уж герои, не во всех отношениях герои. Я думаю, это означает, что нам надо дальше двигаться с сельским хозяйством по пути социализма, а мы…

Пятилетки нам теперь кое в чем вредят. Сковывают, сковывают. В свое время это было полезно, не только полезно, а необходимо, а теперь отрезки в пять лет уже не дают полной ясности… Если была бы, так сказать, какая-то перспектива и в нее бы укладывалась пятилетка, тогда бы это было понятно, а практически отделываются тем, что много практических задач записано, а куда мы идем, собственно, не ясно… Обдумать перспективу не хватает головы, а пятилетка уже не перспектива. Это когда-то было.

– Когда у нас ничего не было?

– Когда у нас разрабатывалась первая пятилетка, – продолжает Молотов, – тоже характерно, мы стояли за пятилетку, а правые, Рыков и Бухарин, – за двухлетку и очень упорно за это дрались.

– Почему?

– Нам нужно выйти из трудного положения в сельском хозяйстве. Чтоб не провалиться, вот давайте решим, что же нам делать в ближайшие два года? А фактически они хотели отставать. За два года мы бы не продвинулись на коллективизацию крестьян. Значит, мы бы давали какие-то частные указания, обходя основной вопрос… А сейчас написано, напичкано всяких практических указаний, а перспективы никакой. Ведь какую-то политическую линию нам надо… Улучшить положение народа – это же не перспектива! Это же с тех пор, как Октябрьская революция произошла, это всегда было. Для коммунизма это не перспектива. Создаем материально-техническую базу коммунизма. Как же мы ее создаем? Как все это увязано одно с другим? Вот в металлургии то-то сделать, то-то, то-то, а в общем, улучшить положение народа и этим подвести эффективность. Это правильно, но это ж ничего не дает определенного. Если генеральная линия на мирное сосуществование, тогда нам революция не нужна.

24.12.1975

Письмо Фрумкина

– …Коллективизацию мы неплохо провели. Я считаю успех коллективизации значительней победы в Великой Отечественной войне. Но если б мы ее не провели, войну бы не выиграли. К началу войны у нас уже было могучее социалистическое государство со своей экономикой, промышленностью…

Я сам лично размечал районы выселения кулаков…

Выселили четыреста тысяч кулаков. Моя комиссия работала.

18.12.1970, 09.05.1972, 11.05.1978

– Сталин говорил, что мы выселили десять миллионов. На самом деле мы выселили двадцать миллионов. Я считаю, что коллективизацию мы провели очень успешно.

18.12.1970

– Василий Белов, писатель, просил меня узнать у вас о письме Фрумкина в Политбюро.

– Правильно, есть такой Фрумкин. Это было летом в 1928 году.

– Точно! Память у вас…

– Потому что я знаю по общему, так сказать, конспекту событий. Он касался и меня в этом письме, критиковал, Фрумкин – это один из таких коренников – правых. Большевик. Он выступил с письмом, когда мы начали на коллективизацию нажимать, а он – против коллективизации. В 1927 году на XV съезде партии по коллективизации мне поручили доклад. Фактически я был председателем деревенской комиссии в ЦК, и вся ответственность… Я деревенский, но деревню знаю плохо.

Он доказывал, что борьба против кулачества ведет к деградации сельского хозяйства, что мы останемся без хлеба, а он занимался заготовками по государственной линии. Если кулака мы прижмем, будет голод. Я по коллективизации был в числе, так сказать, застрельщиков, он и на меня нападал – вот, дескать, неправильно. Было такое письмо, его резко осудил ЦК. А за спиной Фрумкина стояли Рыков и Бухарин. Он с ними все время был в контакте.

Ну, вообще-то самостоятельный довольно человек и известен тем, что в 1911 году первым выступил по одному вопросу. В Питере шла тогда борьба между большевиками и меньшевиками. Меньшевики уже становились ликвидаторами, мы их костили вовсю, что они хотят ликвидировать партию; ну а мы видели партию нелегальной, строго конспиративной организацией, которая умеет работать во всех легальных местах, где только можно. Очень гибкая, очень стройная и очень-очень умная была линия, которая отличала большевиков. И тогда поднялся вопрос: каков классический лозунг рабочих Питера? Меньшевики выдвинули предложение: построим в Питере рабочий дворец как центр культурной работы среди рабочих. А Фрумкин выдвинул предложение: не дворец рабочий, а рабочую ежедневную газету. Его поддержал тогда, известный тоже рабочий, булочник, потом он сделался антисталинцем, в последние годы, уже в шестидесятых годах умер. Просто уже деградировал, не разбирался совсем. А тогда он поддержал эту идею Фрумкина.

Мы, большевики, – за. Не за рабочий дворец, а за каждодневную рабочую газету. Так вот и «Правда» возникла. А меньшевики – тоже свою ежедневную газету.

Фрумкина роль маленькая, но просто она запомнилась, и все-таки время от времени вспоминали, что он…

Написал он в ЦК: посевные площади сокращаются, урожай падает, товарного хлеба стало меньше, страна останется без хлеба, а вы настаиваете против кулаков, толкаете страну в пропасть.

Это очень определенный человек, Фрумкин. Хорошо его знал. Честный человек, прямо нападал, открыто на ЦК. Открыто писал, что не допускает коллективизации, критикует, кого хотите, и съезд партии, и Сталина…

Его точка зрения гуманна, более гуманна. Но если стать на нее, мы бы войну не выиграли.

– А что с ним потом стало?

– Он в число правых попал, по-моему, тоже. Вторая полоса.

До XV съезда мы с Бухариным вырабатывали все решения по коллективизации, я был докладчиком, подготовляли этот проект. Потом переделывали, изучали, трое: Сталин, Бухарин и я, по коллективизации вырабатывали основные решения, направления… До этого, правда, Бухарин выступил: «Обогащайтесь!» А это оказалось не случайно.

03.02.1972

Получилось лучше, удачнее…

Бухарин для того, чтобы прикрыть свою оппортунистическую линию, в одной из резолюций то ли Пленума, то ли конференции предложил: «Вы говорите, что я защищаю кулака, а я за форсированное наступление на кулака!» Сталин смеялся: «Бухарин – за форсированное! Мы и то не предлагали это! Поскольку он предлагает, давай запишем: форсированное наступление на кулака!» Деваться ему некуда.

А потом по-прежнему себя вел, конечно. Вовсю критиковал линию партии. Знаменитая формула, подписанная тремя – Бухариным, Рыковым, Томским: ЦК проводит троцкистскую линию в вопросе о деревне, в вопросе о крестьянине, это политика военно-феодальной эксплуатации крестьянства.

Во-первых, мы за нажим на кулака. Крепкий нажим на кулака. Но за такой нажим, чтобы он все-таки не распространялся на основную массу крестьянства.

А Троцкий не учитывал, что надо с крестьянином считаться. Он считал, что это люди, которые не могут быть за социализм.

Гибкость политики, она нам помогла очень здорово. А Бухарин говорил, что достаточно экономических мер для того, чтобы покончить с кулаком.

Троцкий изменил партии уже в том, что он проводил военно-феодальные атаки, то есть безжалостный грабеж.

03.02.1972, 13.04.1972

– …Сталин и Молотов, – говорю я, – в своих выступлениях отмечали, что к деревне надо подойти осторожно, без всякой фантазии, что нэп продлится долго… Если бы мы повели дело так, то не было бы того положения, которое мы выправляем и сейчас. Тогда хлеб стали закапывать в ямы, началось пьянство, и, хотя кулацких хозяйств было всего три-четыре процента, раскулаченных оказалось несравненно больше.

Молотов ответил, что верно, они так говорили, но время показало и жизнь подсказала необходимость более резкого перехода к коллективизации.

– Деревня сразу поднялась к коллективизации. Начался бурный процесс, какого мы и не предполагали. Получилось гораздо лучше, удачнее. Что касается раскулачивания, то в постановлении ЦК 5 января 1930 года отмечалось, где, в каких областях проводить коллективизацию, но, конечно, перегибы были, и немалые, и Сталин об этом говорил.

Что касается нэпа, то он не был отменен, и отдельные его элементы есть и сегодня.

Я понимаю крестьянских писателей: им жаль мужика. Но что поделаешь? Без жертв тут было не обойтись. Говорят, что Ленин бы не стал так поступать. Ленин в таких делах был посуровее Сталина. Многие говорят, что Ленин бы сам пересмотрел свои положения о диктатуре пролетариата, что он не был догматиком, и т. п. Это им очень так хотелось бы, чтоб он пересмотрел!

11.05.1978

Еще пороху мало

– Сейчас в народе говорят: при Хрущеве было плохо, а теперь еще хуже.

– И не может быть все хорошо, – отвечает Молотов, – пока империализм существует. Надо империализм уничтожить. У себя достроить многое.

Социализм – дело мирового значения. А то – вот надо мяса, надо то, это… Ну что же, если мы на это направим главные усилия, у нас некоторые успехи могут оказаться, а потом мы будем у разбитого корыта. Вот и все.

Империализм-то остался.

– Но для империализма, – говорю, – остался социализм, его противник. Почему у них все есть, а у нас нет?

– У нас еще пороху мало.

Спрашиваю:

– А можно ли сейчас ликвидировать колхозы, как вы считаете?

– Сразу нельзя. Но вести надо к этому. Большой шаг вперед сделан последним постановлением ЦК. Специализация, кооперирование и переход на индустриальные рельсы, на аграрно-индустриальный путь развития. Задача поставлена, кстати сказать, правильно, я даже думаю, что моя записка немножко к этому подтолкнула. С этим поторапливаться надо. Очень важный путь, по которому, конечно, колхозы должны пойти и повысить этот самый уровень обобществления, то есть превратиться в советские хозяйства. Другого пути нет. Сказано Марксом, Энгельсом, Лениным.

Исключая землю, что мы национализировали, наши кооперативные хозяйства – не последовательно социалистические. Фабрики и заводы – последовательно социалистические. Это имеет значение. Отдельные законы надо осмыслить обоснованно. С этого надо начинать – специализация и концентрация, а потом аграрно-индустриальное развитие.

Но зажиточные колхозы будут против. Они оказались в благоприятном положении за счет государства, получают мелиорацию и прочее, а продукцию – часть сдают, часть себе оставляют. Очень выгодное положение. Этого Маркс и Энгельс и боялись…

По-моему, колхозы уже отжили…

Торопиться не надо, но и тянуть дело тоже нет оснований, потому что это замедляет подъем сельского хозяйства. Тормозит. У Сталина в «Экономических проблемах» по этому вопросу правильная мысль, очень правильная мысль.

30.06.1976, 25.10.1980

О репрессиях

«Пока государство существует…»

– Все равно вы сейчас не получите готовых фактов, которые запутаны и всячески, так сказать, исковерканы и затуманены другими фактами. Будто бы и выпутаться сейчас полностью нельзя. Но все-таки основное-то, оно остается, если вдуматься и постараться разобраться. Во-первых, наша страна выбралась на передовые, так сказать, позиции, и в ней есть две основные вещи с самого начала ее революции, которые она не могла преодолеть в короткий срок. И даже сейчас еще не преодолела полностью. Первая – это внутренняя отсталость. Выбраться на самые передовые позиции на разрушение капитализма и построение социалистического общества в отсталой стране – это же ведь очень сложная задача. Подавляющее большинство считает, что это даже противоречит марксизму, и так ведь изображают, что Ленин отошел от Маркса. На Западе стараются. Хотя это последовательный сторонник, мыслитель и революционер в духе Маркса, Энгельса. Маркс строил свою теорию на объективных моментах, а Ленин, дескать, ввел субъективный момент в такой мере, в какой Маркс не предусматривал. Это, конечно, неверно, но в какой-то мере фактически соответствует. Это новый момент – отсталость страны. Второй момент: развитые капиталистические страны остались капиталистическими. Это уже внешний момент. Тут никуда не денешься. Вот с этими двумя вещами, не говоря уже о всем прочем, надо считаться. Это такие колоссальные трудности, которые преодолеть можно, если возможно, только при особых условиях. Ленин даже после победы, в первые годы Советской власти, допускал, что мы, так сказать, провалимся. Открыто говорил, что если мы не сумеем осуществить построение социалистического общества, то все же мы сделаем все, что только можно сделать. Он уступать был неспособен по своему общему, так сказать, направлению. Но, видите ли, уже вот Гроссман пишет: дело не в Сталине, а в Ленине. Тут тоже есть своя правда, потому что у Ленина не было тех возможностей, которые у Сталина появились. Ленин разве бы терпел всю эту оппозицию вокруг себя, но он был не в состоянии в те годы. И что он мог сделать? Его гениальность в том, что он в этих условиях удержался. Это действительно гениально.

1937 год был необходим. Если учесть, что мы после революции рубили направо-налево, одержали победу, но остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны тридцать седьмому году тем, что у нас во время войны не было «пятой колонны». Ведь даже среди большевиков были и есть такие, которые хороши и преданны, когда все хорошо, когда стране и партии не грозит опасность. Но если начнется что-нибудь, они дрогнут, переметнутся. Я не считаю, что реабилитация многих военных, репрессированных в тридцать седьмом, была правильной. Документы скрыты пока, со временем ясность будет внесена. Вряд ли эти люди были шпионами, но с разведками связаны были, а самое главное, что в решающий момент на них надежды не было.

…Все это Молотов сказал в ответ на бытующее суждение о том, что, если бы не погибли Тухачевский и Якир, у нас не было бы такого страшного начала войны.

– Это модная фальсификация, – сказал он.

18.12.1970

– Один профессор у меня бывает. «Как объяснить этот период?» – спрашивает. Я говорю: а что было бы, если б они, правые, стали во главе государства? Как бы повернулась история? Если вы проанализируете по деталям, вы найдете выход из положения.

19.02.1977

– В условиях государства, пока государство есть, оно кой-какие болезни с собой несет, а без него нельзя жить, нельзя двигаться вперед, – говорит Молотов.

– Неодинаковый уровень жизни, в зависимости от того, нарком ты или…

– А это как раз связано. Это все надо учитывать. Пока государство существует, а оно еще долго будет жить, пока деньги – они еще тоже поживут – это такие глубокие причины порождения всяких отрицательных явлений, в том числе бюрократизма, карьеризма, стяжательства всякого, ну и жестокости.

…Чистка партии вполне соответствует принципу демократического централизма, но нигде не проводится, никогда, только у нас проводилась. Вот теперь чехи повторили. А мы несколько чисток провели, и таких, что просто… Очень острых. И тут тоже было ошибок немало.

– Значит, в 1938 году было не до реабилитации, как вы считаете? Из-за близости войны?

– Из-за войны и из-за того, что еще неясно, проверять-то через кого. Много очень недоверия. И пострадали не только ярые какие-то правые или, не говоря уже, троцкисты, пострадали и многие колебавшиеся, которые нетвердо вели линию и в которых не было уверенности, что в трудную минуту они не выдадут, не пойдут, так сказать, на попятную.

И все-таки Хрущевы сохранились, Микояны сохранились, и не только они…

– Да, но обидно, что погибли хорошие, понимаете?

– Такое острое дело… В острой такой борьбе, в такой сложной, которая проводилась руками не всегда проверенных лиц, иногда, может быть, злостно помогавших уничтожению хороших людей, и такие были, безусловно.

Это, знаете ли, очень сложно проверять. В этом опасность государства, особенно государства диктатуры пролетариата, всякой диктатуры – она требует жесткой дисциплины, непримиримой. А через кого проводили мы это? Через людей, которые не всегда этого хотят, а в душе очень даже противятся этому, а если почувствуют опасность, они перегнут палку, чтобы выслужиться и карьеру сохранить. И через таких людей очень и очень многие дела делаются, потому что нет готовых, чистеньких таких, очищенных от всех грехов людей, которые бы проводили политику очень сложную, трудную, сопряженную со всякими неясными моментами. Проверят – не проверят, и сама проверка не всегда подходяща бывает… Устроить чистку партии – это опасно очень. И начнут чистить лучших. Вычистят многих, которые честно, прямо говорят, а те, которые все шито-крыто держат, за начальством готовы выслуживаться, те сохранят свои позиции. А это и раньше было тоже в какой-то мере неизбежно, пока карьеризм, приспособленчество держат людей в цепях…

– Тридцать седьмой год – продолжение революции, – говорит Шота Иванович.

– Я считаю, что в известном смысле революция сегодня не закончена, – соглашается Молотов. – В какой-то мере, да. У нас еще не построен социализм полностью…

…Молотов рассматривал репрессии не как произвол руководства, а как продолжение революции в сложной международной обстановке:

– Люди, которые пришли на готовое, – им кажется, все проще делается…

03.02.1972

«Если бы задрожало руководство…»

– В этом надо разобраться. И надо вспомнить о троцкизме и особенно о правом уклоне. Дело в том, что в 1937 году шатающихся, колеблющихся было немало. Погибло много честных коммунистов. Нет дыма без огня. Но тут чекисты перестарались. Им дали задание, так они и рады стараться. У многих были колебания, иногда из-за этого гибли честные люди.

18.02.1971

– Кого обидели, кого понизили. Все эти разные мотивы толкали на критические позиции, а это были такие критики, которые не способны понять новое и готовы были идти на плохие дела…

Очень много было людей, которые на словах кричали «ура!», за партию и за Сталина, а на деле колебались. Яркий пример тому Хрущев, который в свое время был троцкистом… Разобраться во многом сейчас трудно. Но нужно было быть очень начеку.

Это сейчас мы все стали умные, все-то знаем и все перемешиваем во времени. Во всем были разные периоды. Надо разобраться и с каждым периодом, и с каждым действующим лицом отдельно.

Социализм требует огромного напряжения сил, в том числе и жертв. Здесь и ошибки. Но мы могли бы иметь гораздо больше жертв во время войны и даже дойти до поражения, если бы задрожало руководство, если бы в нем, как трещины и щели, появились разногласия. Если бы сломили верхушку в тридцатых годах, мы были б в труднейшем положении, во много раз более трудном, чем оказались.

Я несу ответственность за эту политику и считаю ее правильной. Я признаю, я всегда говорил и буду говорить, что были допущены крупные ошибки и перегибы, но в целом политика была правильной.

Все члены Политбюро, и я в том числе, за ошибки несут ответственность.

Но есть тенденция, что большинство осужденных невинно пострадало. В основном пострадали виновные, которых нужно было в разной степени репрессировать.

06.12.1969, 29.07.1971

– Но одно дело политика, другое – проводить ее в жизнь. Если отказаться от жестоких мер, это может привести к опасности раскола.

Сыграл свою роль наш партийный карьеризм – каждый держится за свое место. И потом, у нас если уж проводится какая-то кампания, то проводится упорно, до конца. И возможности тут очень большие, когда все в таких масштабах…

27.04.1973

– Марксистскую мысль надо все время подкреплять. Личность будет или не будет – неизвестно, дай бог, чтоб не одна личность была, а много хороших!

Кое-кто из-за этих ошибок пытался бросить тень на весь наш строй. Неправильно, не так-де строили социализм! А кто лучше построил? Мы впервые строили…

15.08.1972

– Я оправдываю репрессии, хоть там и были крупные ошибки. Надо иметь в виду, что это был и не просто перебор, если во главе госбезопасности оказался Ягода, который на суде прямо говорил: оппозиционеры потому так долго были наверху, что я им помогал; но я теперь признаю свою ошибку и неправильность, и поэтому пощадите меня, оставьте мне жизнь, потому что я вам услугу оказал!

У меня же есть стенограмма этого судебного процесса, он говорил: да, потому так поздно разоблачены правые и троцкисты, которые здесь сидят, что я этому мешал, но теперь-то я всех их разоблачаю, вы за это мне гарантируйте жизнь! Вот вам гад какой! Коммунист, нарком, вот какая сволочь сидела около Дзержинского! Его, как ближайшего помощника Дзержинского, сделали постепенно, не сразу, после Менжинского, наркомом госбезопасности… Что это за человек, что это за грязь такая душевная?

Я его знал очень хорошо в те годы, жалею, что он был близким человеком Дзержинскому. Дзержинский-то светлая личность, ничем его не запятнаешь, а это маленькая грязная сошка околопартийная, которая только в 1937 году попалась! Вот с какими гадами мы работали, а других-то не было! Не было! Поэтому, конечно, ошибки наделаны немалые. И нарочно нам подсовывали, и невинные попадались. Девять там, восемь, скажем, правильно, а два или один – явно неправильно. Ну, разберись во всем этом! А откладывать было нельзя. Война готовится. Вот ведь как.

09.01.1981

– Да, я и теперь считаю, что в основном в тридцать седьмом и вторую половину тридцатых годов правильно действовал ЦК. Сделать все это гладко, милостиво было бы очень плохо. Ведь интересно, что до этих событий второй половины тридцатых годов мы все время жили с оппозиционерами, с оппозиционными группами. После войны – нет никаких оппозиционных групп, это такое облегчение, которое многому помогло дать правильное, хорошее направление, а если бы большинство этих людей осталось бы живо, не знаю, устояли бы мы крепко на ногах. Тут Сталин взял на себя, главным образом, все это трудное дело, но мы помогали правильно. Правильно. И без такого человека, как Сталин, было бы очень трудно. Очень. Особенно в период войны. Дружности не было бы уже. Расколы. Кругом – один против другого, ну что это?

Переборщили и наделали немало ошибок – это тоже бесспорно…

А если бы не было этих репрессивных периодов, они бы не боялись так – тоже надо иметь в виду.

– Евтушенко пишет в своем романе, что если основано на страхе, то это не победа.

– Если б таких героев, как Евтушенко, поставить, была бы победа? Мы были отсталой страной. Мелкокрестьянской, как говорил Ленин. Конечно, то, что она уцелела, что социализм удержался и потом все-таки пошел вперед, – это, по-моему, величайшая заслуга того периода, и в этом сыграла важную роль эта самая эпидемия репрессий. Да. Ленин весной двадцать первого года на X съезде говорил, что надо беспощадную борьбу вести, и разве мы будем терпеть дальнейшие дискуссии? Нет, никаких дискусий! А они продолжались. При Ленине не было другого выхода, а уж после того, как Ленин отошел в начале двадцать третьего, – это тоже надо учесть: при Ленине и без Ленина. Даже при Ленине было столько несогласных, столько оппозиционных групп всевозможных. Ленин считал это очень опасным и требовал решительной борьбы, но ему и нельзя было выступать в качестве прежде всего борца против оппозиций, против разногласий. Кто-то должен был остаться несвязанным всеми репрессиями. Ну, Сталин взял на себя фактически громадное большинство этих трудностей и преодоление их. По-моему, в основном он с этим делом правильно справился. Мы все это поддерживали. В том числе я был среди главных поддерживающих. И не жалею об этом.

09.12.1982

– Правилен ли был тезис Сталина об обострении классовой борьбы при социализме?

– Правильный, поскольку это рассматривалось в определенных периодах… Не просто все время обострение, а в определенные периоды были обострения, безусловно.

01.01.1983

– Я слышал такой разговор, что Сталин и вы дали директиву органам НКВД применять пытки.

– Пытки?

– Было такое?

– Нет, нет, такого не было.

– Обвиняют Вышинского, что он отменил юридическое право, людские судьбы решались единолично.

– Ну, его нечего обвинять, он ничего не решал. Конечно, такие перебарщивания были, но выхода другого не было.

– Человека могли засудить по воле секретаря райкома.

– Могло быть. Настоящие большевики не могли перед этим остановиться в такой момент, накануне Второй мировой войны. Это очень важно.

– Еще говорят: такие, как Сталин, Молотов, только себя считали ленинцами, а других – нет.

– Но выхода другого не было. Если бы мы не считали себя ленинцами и не нападали бы на тех, которые колебались, тогда могли бы ослабиться в какой-то мере.

14.10.1983

– О тридцать седьмом говорят так: «В стольких семьях арестовали кого-то, что, Сталин и Молотов не знали этого?»

– Мещанский разговор. Он неизбежен, – отвечает Молотов.

01.01.1985

– Недавно я ехал с шофером из Москвы сюда. Пожилой человек, первый раз со мной ехал. Кого дают, с тем и еду. Я обыкновенно включаю «Маяк», информацию и музыку слушаю. А тут я вижу, он хочет поговорить со мной под тем предлогом, что я музыку выключил. Думаю, что он скажет. Какой-то повод нашел, какой-то я ему вопрос задал, чтоб немножко оживить это дело.

Он начал говорить: «Как это все-таки хорошо придумано в России, что вот Сибирь есть!»

Я говорю: «Да, Сибирь, конечно, это дело большое, без нее было бы трудно, она нам поможет во многих случаях».

«Действительно, во Франции нет Сибири, в Германии нет, у них дела не так идут».

Думаю, куда он клонит? «А в каком смысле вы говорите о пользе Сибири? Я понимаю, что у нас там богатства такие…»

«Я думаю, вы понимаете, в каком смысле я говорю. Было время, когда нужно было раздавить всю эту дрянь, весь этот мусор. Сталин-то дальновидный был человек, Иосиф Виссарионович дальновидный был, вовремя задавили кого надо. Именно вовремя, потому что надо было действовать крепко, решительно, беспощадно. И товарищ Сталин взял это дело крепко в руки».

«Я с вами согласен, правильно», – говорю ему.

Больше ничего он не стал говорить. Мы подъезжали, правда, уже к даче.

Люди все видят. Что же, говорят, вторую революцию, что ли, устраивать?

01.11.1977

– Я помню ребенком, – говорит Шота Иванович, – это было страшно, это было ужасно, появлялись сотрудники НКВД, это же был страх, как перед гестапо, допустим.

– Конечно, – говорит Молотов.

– Придут, кого-то заберут. Моего отца забрали, и он погиб, потому что не любил Берию, мать мучилась. Ужасно было, я не отрицаю и помню это хорошо, но надо сказать, без органов госбезопасности Советской власти не было бы.

– Конечно, – соглашается Молотов.

– Вот у Феликса дед был репрессирован [58]58
  Мой дедушка по материнской линии был объявлен кулаком и репрессирован фактически за то, что писал стихи, в которых критиковал районное начальство. Я впервые увидел его в 1967 году, когда он был реабилитирован и приехал ко мне в гости. Он рассказал, как их, сосланных, выгрузили с поезда в глухой уральской тайге и они сами стали строить себе жилье. Там он и остался жить после реабилитации, заведя новую семью. А прежняя – моя бабушка, мать, ее сестра и брат – жили нищенски, потому что бабушка, работая на шахте, получила тяжелую травму ноги и даже не получала пенсию. Дед говорил, что его сослали потому, что он выделялся среди односельчан любознательностью и стремлением учиться.
  – Я уже в 1912 году выписывал презервативы из Санкт-Петербурга, – с гордостью сказал он, – первым в селе сел на трактор при Советской власти. А то, что ты, внучек, пишешь стихи, это у тебя от меня! Я тебя по твоим напечатанным стихам и нашел.
  Я встретил его на Курском вокзале, в Москве его все удивляло, и удивление было образным. Так, про эскалатор в метро он сказал:
  – Как кишка колбасой, он людьми начиняется.
  Дед был могучий, огромный, Иван Евлампиевич. В другой свой приезд он взял на руки моего сына Ивана, своего правнука, и сказал:
  – Будь таким же здоровым, как твой прадед!
  Когда мы сели обедать, он сказал:
  – Что ты мне, внучек, в маленькую рюмку наливаешь? Давай в стакан! Правда, сейчас я ослаб. Раньше, бывало, две поллитры выпивал, и ничего, а сейчас мне хватает и одной.
  Когда я исправил свою оплошность насчет рюмки и стакана, дед неожиданно для меня первый тост поднял за Сталина:
  – Потому как он, внучек, был хозяин настоящий. Если бы не он, мы бы Советской власти головку открутили.
  – Почему?
  – Потому как не нужна она была крестьянину.
  – Это, может, кулаку она была не нужна.
  – А ты знаешь, кто такой кулак? Это тот, кто спит на кулаке, чтоб не проспать рассвет!
  Он говорил искренне, мой дедушка. Но и новая власть в ту пору не могла пройти мимо таких, как он.
  – А когда было лучше, при царе или?.. – спрашивал я у деда.
  – Я тебе скажу, внучек, при царе еды было больше. Ешь рыбу, – продолжал он, – а то при коммунизме мясо, может, и будет, а рыбы точно не будет. Так вот, при царе я питался неплохо, с одеждой было хуже. А главное, я хотел, но не мог учиться, потому что крестьянский сын. Революция произошла не потому, что были богатые и бедные, а из-за неравенства другого, социального, что ли, говорят. Чем хороша Советская власть – всех учит бесплатно. А я так и не выучился. Зато первым в селе трактористом стал. Стихи написал про одного местного начальника-дурака, меня и загребли… Отвезли нас на Урал, в тайгу, и – живите как хотите…


[Закрыть]… Партия требовала с органов: «Плохо работаете!» Почти никогда им благодарность не выносили. – Шота Иванович рассказывает о своих родителях, пострадавших в тридцать седьмом. Отец, Иван Виссарионович Кванталиани, был обвинен в покушении на Берию. Расстреляли на мусульманском кладбище в Тбилиси. Мать сидела в тюрьме и во время войны выполняла семьсот процентов плана.

76.05.1977

– Мою маму арестовали за что? – говорит Шота Иванович. – Член семьи изменника Родины. ЧСИР. Член семьи, больше ничего.

– Я понимаю, – говорит Молотов. – А отец за что был арестован?

– Кажется, правый. С 1905 года член партии. Три раза сидел как большевик.

– Да хотя бы с наполеоновских времен. Когда-то был большевиком, потом, видимо, не стал большевиком.

– Всегда был большевиком. Мать получала за него персональную пенсию, когда реабилитировали, путевку получала бесплатную. Мать – дома сидела, из бедной крестьянской семьи.

– Из кулаков, может быть?

– Отец из бедной крестьянской семьи, и мать тоже… Сталин и вы смотрели с трибуны, когда несли «ежовы рукавицы». Сталин одобрил это?

– Так потому, что никто не возражал… Ежов – дореволюционный большевик, рабочий. Ни в каких оппозициях не был. Несколько лет был Секретарем ЦК. Работал в аппарате ЦК довольно долго. Первым секретарем Казахского обкома. Хорошая репутация. Что он мог подразложиться, это я не исключаю. Какие-то у меня остались впечатления…

– В книге А. С. Яковлева «Цель жизни» Сталин говорит примерно так о Ежове: «Звонишь в наркомат – уехал в ЦК, звонишь в ЦК – уехал в наркомат, посылаешь на квартиру – вдребезги пьяный валяется…» Как его тогда понять, Ежова? Был честным и наломал дров, да?

– Так можно сказать: наломал дров и перестарался… Когда человек держится за место и старается… Вот это и называется карьеризм, который имеет громадное значение, все растет, одна из главных наших современных болячек.

Руби, руби! Его же главный недостаток был в том, что он дошел до того, что как руководитель действительно в этот период уже разложился, я от вас слышу не первого, что так Сталин сказал. Я читал Яковлева, но не все помню. Ежова стали обвинять в том, что он стал назначать количество на области, а из области в районы цифры. Такой-то области не меньше двух тысяч надо ликвидировать, а такому-то району не меньше пятидесяти человек… Вот за это и расстреляли его. Контроля, конечно, за этим уже не было.

– Ошибка Политбюро, что слишком передоверились органам?

– Нет. Были недостатки… Можно сказать: Молотов не плешивый? Можно сказать. Но это вовсе не значит, что у него кудри. Если говоришь, что человек невысокий, это вовсе не значит, что он низкий. Я не говорю, что Ежов был уж совсем незапятнанным, но он был хорошим партийным работником. Контроля надо было больше… Был, но недостаточный.

– Органы поставили себя над партией?

– Нет, это не так. Опасность уклонов была настолько велика, что это надо учитывать. Недостаточно было времени, недостаточно возможностей. Я не говорю, что передоверились, а я говорю, что недостаточно контролировали, недостаточно. Что передоверились, я не согласен. Контроль недостаточный.

27.04.1973

– Были вещи, которые, конечно, ломали людей, чего тут говорить. А все эти оппозиции? Сегодня друзья, а завтра у нас шла острая борьба. Были хорошие люди, а среди правых тем паче, конечно. Из всех членов Политбюро, которые при Ленине были, один Сталин остался, а остальные в оппозиции. Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Томский, Бухарин… Конечно, сложная обстановка для Сталина – выдержать в таких условиях, со всех сторон критикуют – и недовольство, и брюзжание, и неуверенность, конечно, тут нервы должны быть. Сталин тоже очень ценил Бухарина. Еще бы! Человек очень подготовленный. А что поделаешь?

06.06.1973