Текст книги "Молотов. Полудержавный властелин"

Автор книги: Феликс Чуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 55 страниц)

А. Н. Яковлев

– Яковлева на XXVII съезде избрали Секретарем ЦК.

– Что-то не очень надежный, – говорит Молотов.

(И опять, как в воду глядел. –  Ф. Ч.)

09.03.1986

Брею Молотова

(30 апреля 1986 года состоялась моя 139-я и последняя встреча с живым Молотовым.)

В Фонд помощи Чернобылю

Вчера позвонил Сарре Михайловне, она сказала, что Молотов очень плох, болен, на 1 Мая они никого не приглашают. Пошла спросить у него и, вернувшись, сказала, чтоб я приехал 30 апреля от пятнадцати до шестнадцати часов.

Когда я приехал, он спал. Сарра Михайловна разбудила его. Вячеслав Михайлович вышел из своей комнаты в синем халате, махнул мне рукой и пошел умываться. Потом сел на диван, а я устроился напротив на стуле.

– Вы в этом халате, как помещик, – говорю я.

– Помните фото Мусоргского? – спрашивает он.

– Репин рисовал его в халате. (А действительно, похоже!)

– Давно вы не были, – говорит Молотов.

– Ездил на Камчатку, в Амурской области был, на своей родине.

– После войны сорок лет, а что изменилось в других странах за это время? – говорит Молотов. – Мы же новый мир построили!

Мы громадная страна, и много еще дикости. Они (капиталисты. –  Ф. Ч.)считают, что это легко пройдет у них. Ведь фактически весь капиталистический мир был против нас…

– Раньше все хвалили друг друга и ничего не делали, – говорю я, – а сейчас ругают и тоже ничего не делают.

– Ничего не делают, – соглашается Молотов. – Плохо то, что все ругают. Действительно, не за что ухватиться.

– Феликс Иванович, извините, вы не сможете его побрить? – обращается ко мне Сарра Михайловна.

– Попробую, – говорю я. – Безопасный бритвой?

– Электрической. Вячеслав Михайлович, вот вы чай попьете, и Феликс Иванович вас побреет.

…Побрил Вячеслав Михайловича. Брил долго, тщательно электрической бритвой «Харьков».

– Я ожидал, что на съезде назовут причины, в чем дело, почему мы так отстаем, – говорю Молотову.

– Мы были в отсталом положении в начале революции, а тут такая большая война, такие трудности, на Западе не думали, что мы вообще сохранимся, Советское государство, – подавляющее большинство было настроено в таком духе. Нет, с-считаю, что-то поддались…

– После войны сорок лет прошло. Я считаю, что период Брежнева нас сильно затормозил.

– Он затормозил, безусловно. Хрущевщина повторилась в период Брежнева. Это да. Это говорит о том, что у нас много гнилых мест и в самой партии много еще отсталости, темноты, недоученности. Но тем не менее мы начали выходить из этого трудного положения, в общем, успешно… Конечно, не надо себя успокаивать, а нам много работать надо… Сейчас опасность – благодушие, прикрытое критикой.

– В этом году восемьдесят лет, как вы в партии, юбилей.

– Да, чересчур много. Я не собирался так много жить. Все мои сверстники уже давно в «Могилевской губернии»… Над чем работаете?

– Над книжкой об Ильюшине. Сейчас у нас стала заметна такая проблема: потеря мастерства во многих сферах. Удивляюсь, как наши самолеты летают: делают их безобразно! Недобросовестно.

– Это как раз результат того, что теперь крестьянский слой поднялся… Поднят громадный пласт из безграмотности, полуграмотности, И новое еще не переварили. Как это дело будет… А оно то поднимается, то опять назад… В технике мы подтянулись, но надо в два-три раза больше.

– Возле Артека появились американские корабли, посмеялись над нами и ушли.

– Надо достать бы их, – говорит Молотов.

– При Хрущеве, помните, сбили американский самолет? Хрущев в вашем руководстве столько лет пробыл, для него даром не прошло.

– Конечно, он способный человек, но в больших делах плохо разбирался. И плохо умел пользоваться марксизмом. Классовой жизни не понимал.

Первая моя встреча с Молотовым была в Артеке. Последняя встреча – я побрил его. И конечно, не знал, что это последняя…

– Помолодели, Вячеслав Михайлович, – говорю ему.

– Нужно иногда и молодиться, – соглашается он.

– В честь праздника надо.

– Ну, я сегодня никого не приглашал, потому что сам нездоров. И в окружении меня тоже – Сарра Михайловна что-то чувствует себя плохо…

Говорили о писателях – Ю. Бондареве, В. Распутине, Е. Исаеве… Я сказал, что собираюсь в Афганистан.

– Обязательно зайди и расскажи! Это последнее, что я от него услышал. Все.

30.04.1986

«140»

Как обычно, на чистой странице дневника я написал номер следующей встречи – 140-й. Красным карандашом. Но красное пришлось обвести черным. 140-я – были похороны…

Восьмого ноября вечером, в двадцать часов, мне позвонила Зинаида Федоровна, родственница Молотова, и сказала, что он умер.

– Он вас очень любил… Я была у него в больнице, он сказал: «Зина, знай, Феликс – это такой замечательный человек, для меня всегда праздник, когда он приходит».

…Летом он заболел – воспаление легких. В июне отвезли в Кунцевскую больницу. Там он и умер 8 ноября

1986 года в 12 часов 55 минут. Лег, как обычно, в это время отдыхать и не проснулся.

 
Легкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надо бы просить…
 

И все-таки ничто в жизни не проходит бесследно. Мне передали, что в больнице, перед смертью, Молотов стал подозревать, не хотят ли его отравить… Вся его жизнь прошла среди гибельных опасностей, как говорил Черчилль о нем…

В той же больнице в это время лечилась и его дочь Светлана – в другом корпусе. Ее муж Алексей Дмитриевич Никонов зашел к Молотову, он в это время спал. Проведав Светлану, решил еще раз зайти к Вячеславу Михайловичу, а он уже был мертв.

Внук Вячеслав был у Молотова за день до смерти, 7 ноября, поздравил с 69-й годовщиной Октябрьской революции. Молотов чувствовал себя уже очень плохо, поговорить не удалось, только «да», «нет». Полностью отработал Молотов…

Хоронили его 12 ноября.

В «Известиях» и «Вечерке» было кратко:

«Совет Министров СССР с прискорбием извещает, что 8 ноября 1986 года на 97-м году жизни после продолжительной и тяжелой болезни скончался персональный пенсионер союзного значения, член КПСС с 1906 года Молотов В. М., бывший с 1930 по 1941 год Председателем Совета Народных Комиссаров СССР, ас 1941 по 1957 год – первым заместителем Председателя Совнаркома СССР и Совета Министров СССР.

Совет Министров СССР».

В этом извещении сказано, что Молотов член КПСС, но забыто о том, что тридцать шесть лет он входил в состав Политбюро!

В десять утра на улице Грановского стали собираться люди. Поехали на автобусах в Кунцево. Траурный зал № 1. Здесь было человек двести, и еще люди стояли на улице. На Новодевичьем кладбище я видел много знакомых. Пришли родственники Сталина, Артема-Сергеева, Подвойского, Тевосяна, Булганина, Кагановича, Микояна… Публику охрана не пропускала.

Молотов лежал в красном гробу, в красных гвоздиках – пароль большевиков. Темно-синий костюм, серый галстук, белая рубаха. Лицо сильно изменилось, осунулось. Стояли четыре венка: от Совета Министров, от дочери и зятя, от внуков и правнуков, от друзей и близких. На подушечках – Золотая звезда Героя Социалистического Труда № 79, четыре ордена Ленина, орден «Знак Почета» и четыре медали: «За оборону Москвы», «За победу над Германией», «За доблестный труд в Великой Отечественной Войне» и «800 лет Москвы».

Такое извещение… и только в «Вечерней Москве» за 11 ноября 1986 г. Утром похороны, и кладбище закроют на санитарный день…

Рядом, в соседнем зале, который поменьше, лежала в гробу какая-то старушка в платочке…

Траурный митинг был недолгим. Разрешили выступить четверым: Стаднюку, ветерану крейсера «Молотов» Е. Стругову, племяннику Молотова В. Скрябину и мне.

Представитель Управления делами Совмина закрыл митинг. Несколько человек, в том числе генералы Г. Ф. Самойлович, И. И. Джорджадзе, А. Ф. Сергеев и я подняли гроб на плечи и вынесли к машине.

Облепили фотокорреспонденты. Много было иностранных. Золотую звезду на подушечке нес народный герой – знаменитый летчик Г. Байдуков. Сперва подушечку со Звездой хотела нести какая-то старушенция, но я увидел в толпе Г. Ф. Байдукова и подумал, что будет справедливо, если эту роль исполнит легендарный сталинский сокол. Георгий Филиппович охотно согласился.

К Новодевичьему кладбищу ехали мимо здания Министерства иностранных дел на Смоленской площади.

– Не грех бы остановиться здесь! – сказал кто-то. Но проехали мимо.

На кладбище шофер стал подавать автобус с гробом к трибуне, где обычно произносят последние речи, но некто начальственным тоном и в то же время как-то испуганно и спешно стал заворачивать его вправо. Гроб установили на катафалк и повезли к могиле. Голова тряслась на сморщенной шее. Холодный лоб, седые усы… Кто-то из толпы заметил:

– Эти похороны обойдутся дороже, чем указ по алкоголизму!

Его закопали рядом с женой, П. С. Жемчужиной-Молотовой. Тут же могилы Н. С. Аллилуевой и других близких И. В. Сталина.

До сих пор ощущаю в руке комок мерзлой глинистой земли, смешанной со снегом, до сих пор слышу его удар о деревянную гробовую крышку, которая там, внизу, уже не казалась красной, ибо в этот момент мир для меня потерял все цвета, кроме черного и белого.

Хоронили и поминали за счет государства. Многие выступали на поминках. Поэт Михаил Вершинин сказал:

– Молотов – это больше, чем должность. Молотов – больше, чем личность. Это знамя. И его биография – не просто биография, это история, которая не зависит от нас.

В. С. Семенов вспоминал, как Молотов в МИДе «драл с сотрудников три шкуры»:

– Пропустили строчек пять в соглашении о рыболовной зоне в Японии. Японцы устроили большой скандал. Царапкин получил очередной выговор. Царапкин ходил с двадцатью пятью выговорами от Молотова! Но он его не только не выгонял, но ценил как работника.

В день смерти на квартиру и на дачу Молотова приезжали компетентные товарищи и увезли с собой два чемодана бумаг и фотографий.

На следующий день после похорон на могиле появились новые цветы. Были венки от иностранных посольств. От нашего МИДа венка не было. Многие зарубежные газеты дали материалы о Молотове, о его похоронах. Только не наши газеты…

На одном букете была лента с надписью: «От народа». У могилы толпились люди. Подошел субъект в кожаном пальто, схватил букет с лентой и грубо оторвал ее. В толпе возмутились:

– Кто вы такой? По какому праву?

– Я – директор кладбища, – ответило кожаное пальто. – И могу вас вообще отсюда выгнать.

…На даче в Жуковке быстро появился новый хозяин. Я приехал туда забрать конторку, за которой работал Молотов. Она валялась на складе у коменданта. Девушка, открывшая склад, сказала:

– Таких, как Вячеслав Михайлович, у нас на участке не было. Никаких просьб, тем более требований, капризов. Ни ковров, ни люстр, никакой роскоши…

На даче в Жуковке Молотов прожил с 8 июля 1966 года по 27 июня 1986 года.

– До последнего дня он старался все делать сам, – рассказывала Татьяна Афанасьевна Тарасова, домработница. – Очень волевой человек. Уже почти не мог ходить, а на прогулке стремился дойти до шестого столба. Бывало, скажешь: «Давайте до четвертого, Вячеслав Михайлович!» – «Нет, до шестого!»

Двадцать четвертого июня 1992 года с англичанами из Би-би-си я ездил к бывшей молотовской даче – сниматься для фильма. Незаметно провел их с аппаратурой через проходную. Почти шесть лет не был здесь. Внутри защемило…

Среди листочков, исчерканных в последние дни корявым почерком, есть один, где намечены тезисы, над которыми он собирался поработать:

«1. Основной принцип социализма (в отличие от коммунизма) – выполнение установленных обществом норм труда.

2. Коммунистическая партия – партия рабочего класса (Не всего народа).

3. Демократия при социализме».

К этим вопросам он возвращался не раз за годы наших встреч. Видимо, ему хотелось побеседовать по проблемам социализма и с нынешним руководством, и он сказал как-то домработнице:

«Позвоните управделами Совмина Смиртюкову. Попросите, чтоб Горбачев нашел возможность поговорить со мной».

Не получилось.

Мозг работал, как и в прежние годы. И только перед самым концом замечались отклонения. Незадолго до смерти он прочитал последнюю страницу «Правды», отложил газету и сказал: «На пять часов пригласите ко мне Шеварднадзе». Видимо, его взволновала какая-то международная проблема и он вошел в свою прежнюю роль члена Политбюро, первого заместителя Предсовмина и министра иностранных дел, руководителя внешней политики государства. Думали, что до пяти часов он забудет, но он надел костюм, галстук. И тогда ему сказали, что товарищ Шеварднадзе занят и не может принять…

Он пережил одиннадцать руководителей страны. Родился при Александре III, умер при Горбачеве.

На его похоронах я сказал: «Мы прощаемся сегодня с последним соратником Ленина, борцом за коммунизм…»