Текст книги "Том 4. Письма 1820-1849"
Автор книги: Федор Тютчев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 51 страниц)
Тютчевым И. Н. и Е. Л., 27 октября 1844*
103. И. Н. и Е. Л. ТЮТЧЕВЫМ 27 октября 1844 г. Петербург
Pétersbourg. Ce 27 octobre
J’ai reçu, cher papa, vos deux dernières lettres et je ne puis vous dire, combien j’ai été touché de la bonté que vous avez eu de prendre soin de notre établissement futur à Moscou. D’autre part, la dépense que vous aviez faite pour nous mettre en possession d’un logement, me contrarie un peu. Car, de la manière dont les choses se sont engagées ici, je ne prévois pas à quelle époque je pourrai m’en aller d’ici. Voici ce qui eusse. J’ai vu la semaine dernière le Vice-Chancelier et l’accueil qu’il m’a fait a de beaucoup surpassé mon attente. Je ne sais si je vous ai écrit que l’année dernière nous avions été en rapports suivis et que plusieurs de mes lettres, relatives aux affaires du jour avaient été mises tant sous ses yeux que sous les yeux de l’Empereur*. Aussi après un quart d’heure de conversation sur ce qui avait été le sujet de notre correspondance, il m’a fut obligeamment demandé, si je ne consentirai pas à rentrer au service. Comme j’avais de longue main pour cette question, je lui ai dit que oui et comment j’entendais à y rentrer. Il m’a alors demandé de prolonger mon séjour à Pétersbourg, en me disant qu’il reconnaissait, qu’il y avait quelque chose à faire, qu’il y penserait et que sous peu j’aurai de ses nouvelles. En un mot et pour abréger les écritures que je fais, j’ai été entièrement satisfait de cette entrevue, moins encore dans mon intérêt personnel, que dans l’intérêt de la chose qui seule m’intéresse.
Ces jours-ci j’ai fait aussi la connaissance de la Comtesse de Nesselrode* qui a été pour moi d’une gracieuseté et d’une amitié peu commune. C’est chez le P
J’ai retrouvé ici encore un zélateur. C’est L. Narischkin*, l’aide de camp général. J’ai été le voir au jour de son retour de Gatchina, et il m’a dit qu’ayant lu par hasard une brochure que j’ai publiée l’été dernier en Allemagne*, il en avait, suivant son habitude, parlé à tout le monde et avait finalement réussi à la faire lire à l’Empereur qui, après l’avoir lue, a déclaré qu’il y retrouvait toutes ses idées et a paru curieux de savoir qui en était l’auteur. Je suis assurément très flatté de cette coïncidence, mais par des motifs qui, puis-je le dire, n’ont rien de personnel.
J’aurais encore une foule de choses à ajouter sur ma position actuelle à Pétersb
На Английской набережной, в доме Маркевича, у г-жи Бенсон.
Перевод
Петербург. 27 октября
Я получил, любезнейший папинька, ваши два последние письма и не могу передать вам, сколь я был растроган добротой, с какой вы позаботились о нашем будущем устройстве в Москве. С другой стороны, мне несколько досадно, что вы потратились, дабы предоставить нам пользование квартирой. Ибо, судя по тому, как складываются здесь дела, я пока не вижу, когда смогу уехать отсюда. Вот как они обстоят. На прошлой неделе я виделся с вице-канцлером, и прием, оказанный им мне, намного превзошел мои ожидания. Не знаю, сказывал ли я вам, что в прошлом году мы были в постоянных сношениях и что некоторые мои письма, относящиеся до вопросов дня, были представлены и ему и государю*. И вот после четвертьчасовой беседы о том, что служило предметом нашей переписки, он весьма любезно спросил меня, не соглашусь ли я вернуться на службу. Так как я уже давно предвидел этот вопрос, я сказал ему, что да и как я мыслю это возвращение. Тогда он попросил меня продлить мое пребывание в Петербурге, говоря, что считает необходимым что-то устроить, что он об этом подумает и вскорости я о нем услышу. Одним словом, и дабы сократить ненавистное мне писание, – я был вполне удовлетворен этим свиданием, даже не столько из своих личных интересов, сколько в интересах дела, единственно меня затрагивающего.
На днях я познакомился также с графиней Нессельроде*, которая отнеслась ко мне чрезвычайно ласково и любезно. Я встретился с ней у князя Вяземского. Мы были вчетвером, оба Вяземские, она и я, и разошлись только в три часа утра. Через день она пригласила меня к себе. Мне оказан был самый ласковый прием. Это весьма умная женщина и отменно любезная с теми, кто ей нравится. Опускаю подробности, ибо в письме они походили бы на сплетни. Но о чем я не могу умолчать, это о приязни, какую при всяких обстоятельствах выказывает мне князь Вяземский. Самый близкий родственник не мог бы с большим рвением и усердием, нежели он, заботиться о моем благе.
Я нашел здесь еще одного радетеля. Это Л. Нарышкин*, генерал-адъютант. Я был у него сегодня по его возвращении из Гатчины, и он сказал мне, что, случайно прочитав прошлым летом брошюру, напечатанную мною в Германии*, он, следуя своей привычке, всем говорил о ней, и в конце концов ему удалось представить ее государю, который, прочитав ее, объявил, что нашел в ней все свои мысли, и будто бы поинтересовался, кто ее автор. Я, конечно, весьма польщен этим совпадением взглядов, но, смею сказать, – по причинам, не имеющим ничего личного.
Я еще многое мог бы прибавить касательно моего настоящего положения в Петербурге, но это останется до другого раза. Простите, любезнейшие папинька и маминька. Ввиду того, что мы переехали, будьте любезны направлять ваши письма по нижеследующему адресу: на Английской набережной, в доме Маркевича, у г-жи Бенсон.
Тютчевым И. Н. и Е. Л., 13 ноября 1844*
104. И. Н. и Е. Л. ТЮТЧЕВЫМ 13 ноября 1844 г. Петербург
St-P<étersbourg>. Ce 13 novembre 1844
Comment, chers papa et maman, avez-vous pu imaginer que quelque chose qu’il arrive, je quitterai la Russie, je ne dis pas sans vous avoir revu, mais même sans avoir passé plusieurs mois avec vous. On me nommerait ambassadeur à Paris, à la condition de m’en aller immédiatement de Russie, que j’hésiterais à accepter. C’est pour vous dire, combien peu je suis pressé de m’en aller, et ma femme c’est encore moins. L’idée seule de retourner à Munich lui donne le cauchemar – et ce n’est qu’à présent que par le contraste elle éprouve dans sa plénitude l’ennui qu’elle y a subi dans les derniers temps. Et puis pourquoi ne l’avouerions-nous pas – Pétersb
Pour moi, arrivé à l’âge de 40 ans, sans avoir p. ad. jamais venu au milieu de la société russe, je me trouve très satisfait d’y être et je me trouve très agréablement impressionné de la bienveillance peu commune qu’on m’y témoigne. Ce n’est pas une vanité seulement qui s’en trouve flattée. C’est encore un autre sentiment, un sentiment meilleur que la vanité.
Quant à mes intérêts, à mes affaires de service, j’ai tout lieu d’espérer qu’en définitive elles profiteront aussi de ce séjour. Ce qui m’a fait manquer ma carrière jusqu’à présent, c’est précisément mon absence continuelle du pays. Toutes mes relations russes c’est à l’étranger que je les ai formées. Le Vice-Chancelier me témoigne de l’intérêt, et ce qui est mieux encore, c’est qu’il en prend aussi à l’affaire, à la cause que je plaide devant lui. Quant à Comtesse N
Перевод
С.-Петербург. 13 ноября 1844
Как могли вы подумать, любезнейшие папинька и маминька, чтобы я, как бы ни сложились обстоятельства, покинул Россию – уж не говорю не повидавшись с вами, но даже не проведя с вами нескольких месяцев. Будь я назначен послом в Париж с условием немедленно выехать из России, и то я поколебался бы принять это назначение. Говорю вам это, чтобы доказать, сколь мало я расположен уезжать, – а жена моя еще того меньше. Одна мысль вернуться в Мюнхен действует на нее как кошмар, и она только теперь, при сопоставлении, во всей полноте ощущает ту скуку, какую испытывала там в последнее время. А затем – почему бы не признаться в этом? – Петербург, в смысле общества, представляет, может статься, одно из наиболее приятных местожительств в Европе, а когда я говорю – Петербург, это Россия, это русский характер, это русская общительность. Вот что ей нравится и вот почему она так стремится в Москву, ибо уверена, что в Москве найдет это в еще большей степени.
Что касается меня, то, достигнув сорокалетнего возраста и никогда, в сущности, не живши среди русских, я очень рад, что нахожусь в русском обществе, и весьма приятно поражен выказываемой мне благожелательностью. Это не только льстит моему тщеславию. Тут другое чувство – чувство, которое лучше тщеславия.
Что до моих интересов, до моих служебных дел, я имею полное основание надеяться, что в конце концов пребывание здесь и им послужит на пользу. До сих пор моя карьера терпела неудачу именно вследствие постоянного моего отсутствия. Все мои русские отношения завязались за границей. Вице-канцлер выказывает мне внимание и, что еще важнее, интересуется также делом – тем делом, которое я перед ним отстаиваю. Что до графини Нессельроде, она была необычайно любезна со мной и также весьма ласково приняла мою жену, которая намедни была у нее на вечере. К сожалению, она уехала вчера в Митаву навестить приятельницу, у коей пробудет четыре недели. Это некстати. Довольно близко познакомились мы также с госпожой Зеебах, дочерью графа Нессельроде*, доброй и симпатичной особой. На днях мы обедали у графини Воронцовой*, которая принимает раз в неделю, и т. д. и т. д. Сегодня вечером я еду к госпоже Смирновой, у которой будет великий князь Михаил Павлович*. Что касается до великой княгини Марии Николаевны, которая вернулась в город, я надеюсь увидеть ее на этих днях. Вот пустые подробности, но я сообщаю их вам как доказательство своего усердия. Что до меня, то прошу вас только об одном, любезнейшие папинька и маминька, это быть вполне уверенными, что ваше желание видеть меня в Москве не сильнее моего желания оказаться там, и я уеду из Петербурга для того лишь, чтобы туда отправиться. Самый нежный привет Дашиньке и ее мужу.
Вяземскому П. А., ноябрь – декабрь 1844*
105. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ Ноябрь – декабрь 1844 г. Петербург
Jeudi
Voici, mon Prince, l’article non-mutilé*. J’oserai seulement vous prier de le lire un peu vite pour que je puisse au plutôt restituer le livre au propriétaire qui le réclame. Lisez seulement les trois derniers chapitres de l’article, les Polonais, les Russes et l’aperçu général. Tout le reste se trouve à peu près intact dans votre exemplaire. Mais n’est-il pas attristant de voir qu’un étranger, un ennemi presque, a de nous-même, de ce que nous sommes et pouvons être, toute cette intelligence, toute cette conscience historique qui nous manque si complètement et ce qui le prouve, c’est que bien des hommes, même les plus avancés parmi nous, auront lu cet article sans y rien comprendre… Il y a plus. Il y a sous la haine de cet étranger non seulement plus d’intelligence, mais encore plus de sympathie. Comparez, je vous prie, le coup d’œil si poétique et pourtant si vrai qu’il jette sur la carte de la Russie, avec toutes les ignobles petites caricatures, prétendues nationales, dont nous nous sommes mis depuis quelque temps à illustrer le pays…
Une des dispositions les plus chagrinantes qui se remarquent en nous, c’est cette disposition à entrer dans toutes les questions par leur côté le plus mesquin et le plus ignoble. Ce besoin d’aborder le château par la basse-cour. Ceci est mille fois pis qu. Car l’ignorance, dans une nature saine, est croyante et merveilleuse, tandis que cette disposition-là est à tout jamais stérile.
Quand on lit quelques-unes de nos productions nouvelles inspirées par cet amour exclusif de la caricature on est souvent obligé de convenir que parmi nous la caricature est bien moins affaire d’imagination qu’affaire de caractère, ce qui n’est pas du tout la même chose. C’est la différence qui sépare l’esprit d’Aristophane de ce génie d’esprit qu’à défaut de périphrase on pourrait tout bonnement appeler l’esprit goujat.
Si je ne savais pas, mon Prince, quelle est votre répugnance à prêter des livres, je me hasarderais à vous demander quelques livres russes, p e
Où en est votre notice sur Kriloff?* Où vous verra-t-on ce soir? Moi, je compte aller ce soir chez les Karamzine.
Mille respects. T. T.
Перевод
Четверг
Вот, князь, статья в неизувеченном виде*. Осмелюсь только просить вас прочесть ее скорее, дабы я мог незамедлительно вернуть книгу владельцу, который ее требует. Читайте только три последние главы: поляки, русские и общий обзор, все остальное находится почти без изменений в вашем экземпляре. Но не прискорбно ли видеть, что иностранец, почти враг, имеет о нас, – о том, что мы есть и чем можем быть, – такое точное понятие и такой ясный на нас взгяд, чего мы совершенно лишены; доказательством этому служит то, что у нас весьма многие, даже из числа наиболее передовых людей, прочтут эту статью и ничего в ней не поймут… Скажу больше: в ненависти этого иностранца заключается не только больше понимания, но и больше симпатии. Сравните, прошу вас, его столь поэтический и, однако же, столь верный очерк карты России с теми гнусными мелкими карикатурами, якобы народными, коими мы принялись с некоторых пор прославлять нашу страну…
Одна из наиболее прискорбных наклонностей, замечаемых у нас, – это наклонность подходить ко всем вопросам с их самой мелочной и гнусной стороны, потребность проникать в хоромы через задний двор. Это в тысячу раз хуже невежества. Ибо в простой здоровой натуре невежество простодушно и забавно, тогда как эта наклонность изобличает и вседа будет изобличать одну лишь злость.
Читая некоторые из наших новых произведений, вдохновленных этой исключительной любовью к карикатуре, приходится зачастую сознаваться, что у нас карикатура – гораздо менее плод творческой фантазии, чем потребность самой натуры, а это совсем не одно и то же. Тут такая же разница, как между остроумием Аристофана и тем родом остроумия, которое, за неимением подходящего иносказания, можно было бы назвать просто-напросто площадным.
Если бы я не знал, князь, как вы не любите одолжать книги, я решился бы попросить у вас несколько русских книг: один или два тома Гоголя, последнего издания*, где находятся отдельные произведения, с которыми я еще не знаком.
В каком положении ваша заметка о Крылове*? Где можно видеть вас сегодня вечером? Я предполагаю отправиться вечером к Карамзиным.
Усердно кланяюсь. Ф. Т.
Тютчевым И. Н. и Е. Л., 7 декабря 1844*
106. И. Н. и Е. Л. ТЮТЧЕВЫМ 7 декабря 1844 г. Петербург
St-Pétersbourg. Ce 7 décembre
Malgré la recommandation de papa je ne suis pas sans inquiétude, chère maman, au sujet de votre santé et je ne serai tranquille que quand j’aurai revu de votre écriture, et je ne le serai tout à fait que quand je vous aurai revu vous-même. Je n’ai guères lieu non plus d’être grandement satisfait de ma santé depuis mon arrivée. Si le séjour de ce pays convient à tous mes goûts et instincts, ce terrible climat est décidément contraire à ma nature. Je ne sens que trop que j’ai entièrement perdu l’habitude de l’hiver russe. C’est le premier depuis 1825 que je subis. La vie de Pétersb
L’autre jour j’avais été invité à une petite soirée chez la G
Je suppose Nicolas arriver ou sur le point d’arriver. Ce n’est pas le manque de neige qui le retiendra dorénavant. Car depuis quelques heures il en est tombé en immense quantité. Au reste, j’accepte la neige, ainsi que tous les autres attributs de l’hiver. Il n’y a que le grand froid que je n’accepte pas, et nous commençons à nous apercevoir, ma femme et moi, que nos vêtements d’hiver allemand ne sont plus à la hauteur de la circonstance.
J’ai revu l’autre jour Евт<их> Ив<анович> Сафонов qui se conserve étonnamment bien. Nous sommes très satisfaits de notre établissement*, et mon seul regret c’est qu’il ne soit pas à Moscou.
Adieu, chers maman et papa. Je baise tendrement vos mains. T. T.
Перевод
С.-Петербург. 7 декабря
Несмотря на наставление папиньки, я продолжаю беспокоиться касательно вашего здоровья, любезнейшая маминька, и успокоюсь лишь тогда, когда увижу ваш почерк, а вполне перестану тревожиться, только увидев вас самих. Я тоже не имею причины быть весьма довольным своим здоровьем со времени моего приезда. Ибо если пребывание в этих краях соответствует всем моим вкусам и влечениям, ужасный климат решительно противен моей природе. Я слишком хорошо ощущаю, что совершенно отвык от русской зимы. Эта зима первая, которую я переношу с 1825 года. Петербургская жизнь также вовсе не способствует сохранению здоровья. Я редко возвращаюсь домой ранее двух часов утра, и однако до сих пор был только один бал; по большей части это просто вечера, посвященные беседе. Сегодня вечером мы едем к графине Воронцовой, у которой, говорят, будет собранье в 400 человек и будет музыка. Графиню Нессельроде ожидают на этой неделе. Я несколько рассчитываю на ее присутствие, чтобы дать ход тем благоприятным намерениям, которые, как меня уверяют, существуют касательно меня. Впрочем, несколько лиц, близких вице-канцлеру, утверждают, что я буду иметь полное основание остаться довольным и что начнут с того, что вернут мне ключ*.
На днях я был зван на маленький вечер к великой княгине Елене Павловне*, но по глупому недоразумению вместо меня приглашение получил некий г-н Тучков, старый Тучков, малоразговорчивый и совсем не бывающий в свете. Он, однако, явился на зов и понял ошибку только в передней Михайловского дворца. Но было уже поздно ее исправить.
Полагаю, что Николушка уже приехал или приедет на днях. Отныне недостаток снега уж не может послужить ему помехой, ибо за несколько часов его насыпало в огромном количестве. Впрочем, я согласен на снег, так же как на все остальные принадлежности зимы. Я не согласен только на сильные морозы, и мы с женой начинаем ощущать, что наши одеяния, пригодные для немецкой зимы, не удовлетворяют требованиям здешней.
Я свиделся на днях с Евтихом Ивановичем Сафоновым, который удивительным образом не меняется. Мы очень довольны тем, как устроились*, и я единственно сожалею, что не в Москве.
Простите, любезнейшие папинька и маминька. Нежно целую ваши ручки. Ф. Т.
