Том 4. Письма 1820-1849

Текст добавлен: 5 октября 2016, 04:40

Текст книги "Том 4. Письма 1820-1849"

Автор книги: Федор Тютчев

Жанр:

Поэзия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 51 страниц)

Назад к карточке книги

Тютчевым И. Н. и Е. Л., 1/13 октября 1843^*

94. И. Н. и Е. Л. ТЮТЧЕВЫМ 1/13 октября 1843 г. Мюнхен

Munich. Ce 1/13 octobre 1843

Enfin, chers papa et maman, me voilà à Munich, où je suis arrivé, sain et sauf, dimanche dernier, c’était le 26 septembre v st. Vous savez par ma lettre de Réval que j’ai dû m’embarquer le 4 sept pour Helsingfors, de là je me suis rendu par Abo, à Stockholm, où je n’ai pu m’arrêter qu’un jour. Je suis allé attendre dans un petit endroit de la côte de Suède, Istadt, le bateau à vapeur qui m’a transporté à Stralsund, d’où j’ai gagné, par le nouveau chemin de fer, Berlin. J’ai été singulièrement favorisé par le temps, si bien que dans toute cette tournée que j’ai faite de la Baltique, j’en ai une navigation aussi douce et aussi paisible que pourrait l’être celle d’un lac. Stockholm que je n’ai vu qu’en passant est un magnifique panorama et une pauvre ville. A Berlin, où je me suis arrêté cinq jours, j’ai beaucoup vu les Lerchenfeld et les Meyendorff^*; lui, Meyendorff, m’a chargé de faire ses compliments à Nicolas qu’il a connu d’autre temps à Vienne. Quant à sa femme, dont j’avais beaucoup entendu parler comme d’une personne très spirituelle, très originale et passablement capricieuse, elle m’a fait l’accueil le plus gracieux, et nous nous sommes quittés les meilleurs amis du monde. C’est une cousine à Lerchenfeld et une amie à Mad. de Krüdener qui m’avait donné une lettre pour elle. J’ai eu par elle beaucoup de détails sur J. Gagarine qu’elle affectionne tout particulièrement et qu’elle a vu tous les jours l’hiver dernier à Berlin.

De Berlin, grâce au chemin de fer, il ne m’a fallu que 7 h pour arriver à Leipsick, de là en une heure à Altenbourg, où j’ai pris la diligence qui m’a emmené à bon port à Munich en deux fois vingt quatre heures. J’y ai trouvé ma femme, rentrée depuis deux jours en ville de Tegernsee, se portant à charme, ainsi que les enfants que j’ai trouvés considérablement grandis et développés, surtout le petit garçon. Hier j’ai fait venir les trois petites qui sont à l’Institut, etc. etc. Et maintenant que me voilà réussi dans mes impressions habituelles, je pourrais croire que ces cinq derniers mois que je viens de passer n’ont été qu’un rêve, si je n’éprouvais, en pensant à vous, et un regret réel de vous avoir quittés, et un désir très positif de vous revoir. Aussi comptez bien qu’à moins d’obstacle imprévu et tout à fait inattendu, vous me reverrez en Russie dans le courant de l’année prochaine. Munich depuis longtemps n’a plus d’intérêt pour moi, et ma femme en est encore plus fatiguée que moi-même. Le voyage que je viens de faire, en secouant ma paresse, a ranimé en moi le désir d’un déplacement. Je n’ai plus trouvé ici les Sévérine, partis pour Pétersb, et je dois les avoir rencontrés en chemin sans les reconnaître.

Ici j’ai trouvé tout le monde très préoccupé des événements qui viennent de se passer en Grèce^*. On a des inquiétudes non pas précisément pour la personne du Roi Othon, mais pour son autorité, pour sa Royauté – et je crois, quant à moi, les inquiétudes parfaitement fondées. Mais ce qui m’intéresserait bien plus que les événements qui se passent à Athènes, ce serait de savoir ce qui se passe à Овстуг. Il n’y a pas de soirées qui commencent déjà à devenir longues que je ne pense à vous et que je ne cherche à deviner quelle est l’humeur de Nicolas.

Quelles nouvelles avez-vous de Dorothée et de son mari? Je compte leur écrire prochainement. Il me semble encore me voir chez eux, dans leur salon voûté, à leur table – sous le coup de la parole facile, intarissable et quelque peu paradoxale de Николай Васильевич. Je suis fort heureux de les avoir revus.

Простите. Опять то же пространство между нами – но, надеюсь, ненадолго. Да сохранит вас Бог и утешит нас новым свиданием. С нетерпением жду известий от вас. Живите, будьте покойны, по возможности здоровы и вполне уверены, как вы нежно любимы.

Перевод

Мюнхен. 1/13 октября 1843

Наконец-то, любезнейшие папинька и маминька, я в Мюнхене, куда прибыл целым и невредимым в прошлое воскресенье, – это было 26 сентября старого стиля. Из моего письма из Ревеля вы знаете, что 4 сентября я должен был сесть на пароход, чтобы плыть в Гельсингфорс, – оттуда я поехал через Або в Стокгольм, где мог остановиться всего лишь на один день. Я отправился в Истад, местечко на шведском побережье, ожидать парохода, который доставил меня в Штральзунд, откуда я по новой железной дороге прибыл в Берлин. Погода необыкновенно благоприятствовала мне, так что во время всего моего путешествия по Балтийскому морю плавание было столь же приятным и спокойным, как могло бы быть на озере. Стокгольм, виденный мной лишь мельком, великолепен как панорама и беден как город. В Берлине, где я провел пять дней, я часто виделся с Лерхенфельдами и Мейендорфами^*. Он, Мейендорф, поручил мне кланяться Николушке, коего знавал когда-то в Вене. Что до его жены, о которой я много слышал как об особе весьма остроумной, весьма оригинальной и довольно-таки капризной, то она оказала мне самый ласковый прием и мы расстались наилучшими друзьями. Письмо к ней дала мне кузина Лерхенфельдов и приятельница госпожи Крюденер. Я узнал от нее много подробностей об И. Гагарине, к коему она питает особливое расположение и коего она видела ежедневно прошлой зимой в Берлине.

Из Берлина, благодаря железной дороге, мне потребовалось всего семь часов, чтобы приехать в Лейпциг, оттуда один час до Альтенбурга, где я сел в дилижанс, в двое суток благополучно доставивший меня до Мюнхена. Здесь я застал мою жену, за два дня перед тем возвратившуюся из Тегернзее, вполне здоровой, равно как и детей, коих я нашел значительно выросшими и развившимися, в особенности мальчика. Вчера я вызвал к себе трех девочек, которые в институте, и т. д. и т. д. А теперь, когда я вновь окунулся в свои обычные впечатления, я мог бы предположить, что проведенные мной последние пять месяцев были лишь сном, если бы, думая о вас, я не ощущал весьма живого сожаления о том, что покинул вас, и весьма положительного желания свидеться с вами. А потому, если не случится важных и совсем непредвиденных препятствий, рассчитывайте увидеть меня в течение будущего года. Мюнхен уж давно не имеет для меня интереса, а моей жене он надоел еще больше, чем мне. Путешествие, только что совершенное мной, встряхнув мою лень, пробудило во мне желание переменить место. Я уже не застал здесь Севериных, которые уехали в Петербург и которых я, должно быть, встретил в пути, не узнав их.

Здесь я нашел всех весьма озабоченными событиями, только что происшедшими в Греции^*. Опасаются не столько за особу короля Оттона, сколько за его авторитет, за его королевскую власть, и, что до меня, я считаю эти опасения вполне основательными. Но что интересовало бы меня гораздо более, нежели события, совершающиеся в Афинах, это то, что делается в Овстуге. Нет вечера, а они становятся уже длинными, чтобы я не думал о вас и не старался угадать, каково расположение духа Николушки.

Какие известия имеете вы о Дашиньке и ее муже? Рассчитываю вскорости написать им. Мне кажется, что я еще вижу себя у них, в их сводчатой гостиной, за их столом – под огнем легкой, неистощимой и слегка парадоксальной речи Николая Васильевича. Я весьма счастлив, что свиделся с ними.

Простите. Опять то же пространство между нами – но надеюсь, ненадолго. Да сохранит вас Бог и утешит нас новым свиданием. С нетерпением жду известий от вас.

Живите, будьте покойны, по возможности здоровы и вполне уверены, как вы нежно любимы.

Тютчевым И. Н. и Е. Л., 10/22 марта 1844^*

95. И. Н. и Е. Л. ТЮТЧЕВЫМ 10/22 марта 1844 г. Мюнхен

Munich. Ce 10 mars

En vérité, chers papa et maman, je ne comprends rien à votre silence, ni à celui de mon frère. Voilà plus de dix semaines que je vous ai écrit pour la dernière fois^*. C’était dans les derniers jours de l’année passée, et depuis quatre semaines j’aurais fort bien pu avoir un mot de réponse. Nicolas surtout me paraît inexplicable, car depuis le moment, où j’ai pris congé de lui au bureau de diligences à Moscou, il ne mplus donné signe de vie, et cependant il me semble que depuis tout ce temps il aurait bien eu quelque chose à me dire…^*

Tout ceci m’afflige et me contrarie beaucoup et de plus cela me fait éprouver par rapport à vous des inquétudes, dont je ne puis me défendre. Ce n’est pas quand je vous sais, à votre âge, établis à la campagne et loin de tout secours, que je puis me contenter d’avoir des nouvelles de votre santé une fois tous les six mois. J’avais adressé ma dernière lettre directement à Orel. Quant à celle-ci, je vais par surcroît de précaution l’adresser à Dorothée, en la priant de vous la faire parvenir. Sévérine qui est en ce moment à Moscou n’aura pas manqué, je suppose, de l’aller voir. J’ai eu dernièrement de ses nouvelles de Pétersbourg. Il paraît très satisfait de l’accueil qu’il y a trouvé et m’annonce son retour en Allemagne pour la fin de ce mois. Ma correspondance avec Pétersb a été cet hiver plus active que de coutume. J’ai reçu dernièrement avec des nouvelles des Krüdener une lettre fort aimable du Comte de Benkendorff qui vient aussi en Allemagne dans le courant de cet été pour prendre les eaux, et il se pourrait même qu’il vient à Kreuth, dont le séjour il y a quelques années a fait grand bien à sa santé. Je me félicite grandement de le revoir.

C’est à Vienne qu’il se fait de grands préparatifs de fête en vertu de l’arrivée de l’Empereur qui y est attendu au mois de mai, après quoi il ira prendre les eaux à Töplitz. On parle beaucoup d’un mariage pour la Grande-Duchesse Olga avec Archi-Duc Etienne^*, récemment nommé gouverneur de Bohême et la mission du Comte Orloff à Vienne n’a fait qu’accréditer ces bruits. Il serait à désirer que cela se fit. Il y aurait beaucoup d’avenir dans un tel mariage.

Ici l’hiver s’est passé assez doucement sauf les maladies, la scarlatine surtout qui a fait des ravages parmi les enfants. Je connais des familles, où elle a emporté jusqu’à trois enfants dans l’espace de quinze jours. Les nôtres, grâce au Ciel, ont été épargnés, tant les petites qui sont à l’Institut que les deux qui sont à la maison. J’ai là une lettre d’Anna pour vous qui devait vous être expédiée il y a plus que 9 semaines. Mais je prends la liberté de la supprimer définitivement, car en vérité elle ne vaut pas le port qu’elle vous coûterait. C’est une très bonne enfant, ainsi que ses sœurs, et je suis fort content d’elles. Mais leur avenir ne laisse pas parfois de me préoccuper très sérieusement.

La santé de ma femme a été passable cet hiver à ses rhumatismes près. Aussi les médecins insistent-ils plus que jamais pour qu’elle prenne des bains de mer l’été prochain. Je l’exhorte aussi pour ma part et je désire d’autant plus vivement qu’elle se débarrasse une bonne fois de ses rhumatismes que nous avons plus que jamais l’intention de nous acheminer en automne vers vous. Notre plus grand désir, ce serait de passer l’hiver prochain avec vous à Moscou. Quant à Munich, nous en avons assez tous les deux, et ma femme en est encore plus excédée peut-être que moi.

Il y a eu ici quelques changements dans le corps diplomatique. Un nouveau Ministre d’Autriche, d’Angleterre, de Würtemberg. Un jeune Prince Оболенский, neveu du Pce Wiasemsky, a été attaché à la mission. C’est un bon jeune homme et qui m’a été vivement recommandé par Meyendorff de Berlin.

J’apprends en ce moment-même que la pauvre tante Hannstein est subitement tombé malade et qu’elle était au plus mal. Je cours voir ce que c’est.

Перевод

Мюнхен. 10 марта

По правде говоря, любезные папинька и маминька, я никак не возьму в толк ни вашего молчания, ни молчания брата. Вот уже два с половиной месяца прошло с тех пор, как я писал к вам в последний раз^*. Это было в последние дни прошлого года, и месяц спустя я мог бы вполне получить ваш ответ. Николушкино молчание особенно кажется мне необъяснимым, потому что с тех пор, как я простился с ним в конторе дилижансов в Москве, он ни разу не подал мне признаков жизни. И тем не менее мне кажется, что за это время у него все-таки есть что мне сказать…^*

Все это меня очень обижает и огорчает и, кроме того, заставляет беспокоиться о вас. И я ничего с этим не могу поделать. Я не могу довольствоваться тем, что получаю весточку о вашем здоровье раз в полгода, когда я знаю, что вы находитесь в деревне, вдали от всякой помощи. Я отправил свое последнее письмо прямо на Орел. Что касается до этого письма, я из предосторожности отправлю его на имя Дашиньки и попрошу ее передать его вам. Северин, находящийся теперь в Москве, наверное, не преминул навестить ее. Я недавно получил от него письмо из Петербурга. Он, кажется, весьма доволен оказанным ему приемом и извещает меня о своем возвращении в Германию в конце этого месяца. Моя переписка с Петербургом этой зимой была гораздо оживленнее обыкновенного. Недавно с вестями от Крюденеров я получил письмо от графа Бенкендорфа, который собирается этим летом приехать в Германию на воды, и может даже, что он приедет в Кройт, пребывание в котором несколько лет назад было очень благотворным для его здоровья. Я буду очень рад его увидать.

В Вене идут большие приготовления к торжествам в честь приезда государя; его ожидают в мае, после чего он поедет на воды в Теплиц. Здесь ходят слухи о свадьбе великой княжны Ольги Николаевны с эрцгерцогом Стефаном^*, недавно назначенным правителем Богемии, и миссия графа Орлова в Вене только подкрепляет эти слухи. Было бы желательно, чтобы это произошло. Такой брачный союз обещает большую будущность.

Зима у нас прошла довольно спокойно, если не считать болезни, особенно скарлатину, унесшую много детей. Я знаю семьи, где она унесла до трех детей за две недели.

Наши, слава Богу, избежали этой участи – и малышки в институте, и двое младших дома. У меня в руках письмо Анны к вам, которое я должен был отправить более двух месяцев назад. Но я взял на себя смелость не посылать его вовсе, ибо, по правде говоря, оно не стоит почтовых расходов, которые на него уйдут. Она славная девочка, как и ее сестры, и я очень доволен ими. Но их будущее порой заставляет меня серьезно задумываться.

Здоровье моей жены этой зимой было довольно сносно, если бы не ее ревматизмы. Доктора более чем когда-либо настаивают на том, чтобы этим летом она брала морские ванны. Я тоже со своей стороны призываю ее к этому, чтобы она раз и навсегда избавилась от своих ревматизмов, потому что мы как никогда решительно настроены этой осенью ехать к вам. Наше самое большое желание – провести зиму с вами в Москве. Что касается до Мюнхена, он обоим нам надоел, и моей жене, наверное, еще больше, чем мне.

Здесь в дипломатическом корпусе произошли некоторые перемены. Новые австрийский, английский и вюртембергский посланники. Молодой князь Оболенский, племянник князя Вяземского причислен к миссии. Это славный молодой человек, горячо рекомендованный мне также Мейендорфом в Берлине.

В эту самую минуту я известился, что бедная тетушка Ганштейн внезапно слегла и ей очень худо. Бегу узнать, что с ней.

Тургеневу А. И., 6/18 мая 1844^*

96. А. И. ТУРГЕНЕВУ 6/18 мая 1844 г. Париж

Ce samedi. 18 mai <18>44

A mon arrivée à Paris, j’ai commencé par demander après vous, cher Александр Иванович, et j’ai appris, non sans désappointement, que vous étiez à la campagne depuis une quinzaine de jours. Si vous ne voulez pas rendre ce désappointement définitif, soyez assez bon, la première fois que vous rentrerez en ville, de me faire savoir l’heure où je pourrai vous voir. Nous demeurons dans votre voisinage le plus proche. Rue St-Honoré, № 383.

Ma femme me charge de la rappeler à votre bon souvenir et aime à espérer que vous lui procurerez aussi le plaisir de vous voir.

Простите – не забудьте моей просьбы. Вам душевно преданный

Ф. Тютчев

Перевод

Суббота. 18 мая <18>44

По приезде моем в Париж я тотчас стал справляться о вас, любезный Александр Иванович, и узнал не без разочарования о том, что вы уже недели две как в деревне. Ежели вы не хотите сделать это разочарование окончательным, будьте столь добры, в первый же раз, как вернетесь в город, дайте мне знать, в котором часу я могу повидать вас. Мы живем по соседству с вами. Улица Сент-Оноре, № 383.

Жена моя поручает мне передать вам привет и льстит себя надеждой, что вы также доставите ей удовольствие видеть вас.

Простите – не забудьте моей просьбы. Вам душевно преданный

Ф. Тютчев

Тютчевой А. Ф., июль 1844^*

97. А. Ф. ТЮТЧЕВОЙ Июль 1844 г. Париж

Paris. Ce juillet 1844

Ma bonne et chère Anna. J’ai reçu il y a quelques jours ta lettre qui, je le t’avoue, m’a fait jusque autant de peine que de plaisir. Tu voilà donc bien malheureuse, bien désespérée d’être dans ce même Institut où tu désirais entrer avec tant d’ardeur, où tu es entrée avec tant de jubilations^*. Souviens-toi, je t’en prie, des instances, des supplications, des persécutions que tu m’as fait subir pour me décider à te retirer de Weimar et à te réunir à tes sœurs. Et maintenant tu serais toute disposée à recommencer toute cette même agitation en sens inverse. Ne prends pas ce que je te dis ici pour un reproche, ma bonne amie, il n’est pas dans ma nature d’être un juge sévère des inconséquences d’autrui. Le souvenir de mes propres inconséquences suffirait pour me rendre indulgent, et d’ailleurs tu sais, si je suis naturellement disposé à l’indulgence envers toi. Si donc je te rappelle tes contradictions, c’est pour venir en aide à ta raison et la mettre à même d’apprécier plus sainement ta situation actuelle, tu dois comprendre, ma bonne Anna, en faisant un retour sur le passé, qu’il peut y avoir tout autant d’exagération dans le désir que tu as maintenant de quitter l’Institut qu’il y en avait il y a quelques mois dans ton impatience à y entrer. Au reste, tranquillise-toi. Je ne prétends assurément pas prolonger indéfinitivement ton séjour à l’Institut, l’âge où tu es, devrait déjà te rassurer à cet égard – dans quelques semaines nous serons de retour à Munich et je verrai alors ce qu’il y aura à faire.

Nous sommes plus que jamais dans l’intention d’aller cette année en Russie, et je n’hésiterais pas à t’amener avec nous, si je pensais que nous y allions pour y rester. Mais comme il est plus que probable que tel n’est pas le cas et que nous reviendrons en Allemagne au printemps prochain^*, tu comprends, ma bonne amie, que je ne pourrai pas t’associer à tous ces voyages sans interrompre toute la coulée de tes études, sans te faire perdre un temps bien précieux à ton âge. Voilà pourquoi je préférerais que tu ailles passer cet hiver auprès de ta tante Clotilde à Weimar, supposé qu’elle soit disposée à se charger de toi. Je m’en vais lui écrire à ce sujet, et sitôt que j’aurai sa réponse, je te la ferai savoir. De ton côté, tu pourrais, bien aussi dans tes lettres que tu lui écris, lui parler de ton désir de retourner auprès d’elle et faire un appel à l’amitié et à la tendresse qu’elle a pour toi. Tu comprends que je ne te propose cette idée que comme un simple projet et qui pour se réaliser a besoin avant tout du consentement de ta tante. Tu dois bien te garder par conséquent d’y compter comme sur une chose parfaitement certaine. D’autre part, il est possible que tu viennes à changer de sentiment à l’égard de l’Institut et que le chagrin que tu aurais à te séparer de tes sœurs, te fasse faire de nouvelles réflexions.

Quant à moi, s’il arrivait que nous nous décidions dans le courant de cet hiver à nous fixer pour quelques années en Russie, je ne manquerai pas de vous faire chercher ou de venir vous chercher moi-même au printemps prochain.

Voilà, ma bonne Anna, quelles sont mes intentions pour le moment, et toi qui aimes tant à échaffauder des projets pour l’avenir, tu trouveras, je n’en doute pas, dans le peu que je t’ai dit là de quoi bâtir plus d’un château en Espagne. Tâche de faire en sorte que tu sois plus contente du moment présent et que les autres le soient aussi de toi. Utilise bien ton temps et parle-moi avec quelque détail de tes occupations. J’espère vous revoir bientôt et je n’ai pas besoin de te dire quel plaisir j’aurai à vous embrasser. Quand tu verras tes oncles, dis-leur mille amitiés de ma part. Je ne leur écris pas d’abord parce que je suis excessivement paresseux et puis aussi parce que j’ignore lequel d’entre eux est en ce moment à Munic.

Adieu, ma chère enfant. Je t’embrasse mille fois et du fond du cœur, toi et tes sœurs. Que Dieu vous garde!

Перевод

Париж. Июль 1844

Моя добрая, милая Анна, я получил несколько дней тому назад твое письмо, которое, признаться, почти столько же огорчило меня, сколько доставило удовольствия. Итак, ты чувствуешь себя несчастной, ты в отчаянии от того, что находишься в том самом институте, куда так страстно стремилась, куда вступила с таким восторгом^*. Вспомни, пожалуйста, те настояния, те мольбы, коими ты неотступно преследовала меня, чтобы заставить взять тебя из Веймара и устроить вместе с сестрами. А теперь ты, кажется, вполне готова начать сызнова всю эту кутерьму, но только в обратном направлении. Не принимай того, что я говорю тебе здесь, за упрек, моя славная Анна; не в моем характере быть строгим судьей чужой непоследовательности. Напоминания о моей собственной было бы достаточно, чтобы склонить меня к снисходительности, а ты знаешь сама, как я от природы расположен быть снисходительным к тебе; так что, если я упоминаю о твоей непоследовательности, это для того, чтобы помочь твоему рассудку здраво оценить твое настоящее положение. Бросив взгляд на прошлое, ты должна понять, моя добрая Анна, что твое теперешнее желание покинуть институт может быть столь же преувеличено, как было несколько месяцев тому назад твое нетерпение поступить туда. Впрочем, успокойся. Я, конечно, не намереваюсь продлить твое пребывание в институте на неопределенно долгое время; самый твой возраст должен бы успокоить тебя на этот счет. Через несколько недель мы вернемся в Мюнхен, и тогда я посмотрю, что делать.

Мы совершенно определенно намерены ехать в этом году в Россию, и я бы не колеблясь взял тебя с собой, если бы думал, что мы останемся там навсегда; но ведь более чем вероятно, что этого не случится и что мы вернемся в Германию будущей весною^*. Поэтому ты понимаешь, мой добрый друг, что я не могу брать тебя во все эти путешествия, не прерывая хода твоих занятий и не заставив тебя потерять времени, столь драгоценного в твои годы. Вот почему я предпочел бы, чтобы ты провела будущую зиму у твоей тетушки Клотильды в Веймаре, если она согласится взять тебя к себе. Я напишу ей об этом и, как только получу от нее ответ, сообщу тебе. Со своей стороны ты тоже могла бы в письме сказать ей о своем желании вернуться к ней, взывая к любви и нежности, кои она питает к тебе. Ты понимаешь, что я даю тебе эту мысль лишь в виде проекта и для осуществления его нужно предварительно согласие твоей тетушки. Следственно, не стоит рассчитывать на это как на дело безусловно верное. С другой стороны, возможно, что твое отношение к институту переменится и что огорчение от предстоящей разлуки с сестрами заставит тебя вновь обдумать положение.

Что касается меня, то если случится, что будущей зимой мы решим основаться на несколько лет в России, я не премину послать за вами или же сам приеду взять вас будущей весною.

Вот, моя добрая Анна, каковы мои намерения в настоящее время. Ты ведь так любишь строить планы на будущее. В том немногом, что я сказал тебе здесь, ты, несомненно, найдешь достаточно материала для возведения не одного воздушного замка. Постарайся устроить так, чтобы быть более довольной настоящим и чтобы другие, в свою очередь, были довольны тобою. Проводи время с пользой и пиши мне более подробно о своих занятиях. Надеюсь вскоре увидеться с вами, и нет надобности говорить, какое удовольствие мне доставит обнять вас. Когда увидишь твоих дядей, передай им от меня самый сердечный привет. Не пишу никому из них, во-первых, потому, что чрезвычайно ленив, а во-вторых, потому что не знаю, который из них в настоящую минуту в Мюнхене.

Прости, мое милое дитя, обнимаю тысячу раз от всего сердца тебя и твоих сестер. Храни вас Бог!

Назад к карточке книги "Том 4. Письма 1820-1849"