Текст книги "Хранить вечно"

Автор книги: Федор Шахмагонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

– Я закончу свою мысль… Не я это определяю и сразу никто не определит, что вы добудете… Если информация будет отнесена к первой категории, вы станете очень богатым человеком.

– Как я смогу выбраться за границу?

– Туристское путешествие… Просьба предоставить политическое убежище…

– Если я почувствую, что они мной заинтересовались, что делать?

– Лучше вам этого не почувствовать… Мой совет – не ждать встречи со следователем! Вы врач… Я думаю, что вы не нуждаетесь в наших средствах…

– Не нуждаюсь…

– Что вас тревожит?

– Художник… Я его едва привел в сознание, так он испугался.

– Это хорошо, что испугался… Пугливый не пойдет на себя доносить… Он предупрежден, что в случае провала мы его на дне морском разыщем… Цепочка выстроена отличная, поверьте, вам ничего не грозит, если только вы сами будете осторожны!

Сальге вышел из машины, не доезжая до Москвы…

Приближались последние часы его пребывания у нас в стране. Василий даже погрустнел.

– Досадно отпускать, – сказал он мне.

В одном из южных портов Сальге поднимался по трапу на туристский теплоход. Василий стоял на посту в форме пограничника рядом с сотрудником таможни. Он проверил документы у Сальге и не удержался от шутки. Возвращая документы, он сказал:

– В добрый путь! До скорой встречи!

– Спасибо! – ответил Сальге по-французски и продолжал, коверкая русские слова: – Мне ошень, ошень нравилось в ваше стране…

Теплоход отчалил…

18

Сальге уехал, а мы занялись исследованием белых пятен, оставшихся в этой истории.

Прошлое Раскольцева, прошлое Шкаликова…

И еще одно пятнышко.

Я уже упоминал, что Казанский сбывал доллары, полученные у Нейхольда, валютчику.

Кто он?

Поначалу нам казалось, что решить эту загадку будет нетрудно. Но здесь мы встретились с трудностями непреодолимыми.

Очень скоро мы убедились, что валютчик этот был человеком Нейхольда.

После первых же сделок с долларами он появился у Казанского как человек случайный.

Казанский обедал в ресторане. К его столику подсел грузный человек восточного типа. Казанский принял его за грузина. Потом сам же отказался от этого предположения. Уточнить, кто же он и откуда, так и не удалось. Он оказался веселым, общительным собеседником. Разговорились за столом, продолжили разговор в мастерской. Назвался незнакомец Габо. Он восхищался талантом Казанского, тут же купил у него картину. До утра распили не одну бутылочку; уходя, Габо шепнул, что купил бы валюту… Казанский рискнул. Габо отдал деньги, не торгуясь, сказал, что будет позванивать и возьмет, если еще появится… И позванивал.

Дома они больше не встречались. Габо звонил, и они встречались на улице, в подъездах домов. Короткая, как молния, встреча. Сверток передает Габо, сверток передает Казанский. И все… Никогда своего адреса или телефона Габо не оставлял.

Казанский и не пытался их заполучить. Ему казалось, что именно так конспирация надежнее,

У Казанского сложилось впечатление, что Эдвардс и Нейхольд знали о Габо. После встречи Казанского с Эдвардсом за рубежом Габо ни разу не позвонил…

Мы его искали, но поиски ни к чему не привели…

И вот опять всплыла эта фигура.

Мы уже упоминали о Гамузове, таксисте, доставившем Иоахима Пайпера в гостиницу «Украина».

Ни по возрасту, ни по роду своих занятий он не подходил к этой компании. Его появление возле Сальге было для нас неожиданностью. Пришлось встретиться с Гамузовым на другой же день. Встретились в таксопарке, в кабинете инженера. Я предъявил ему удостоверение и предупредил, что разговор будет крайне серьезным. Он пожал плечами, но робости я у него не почувствовал.

Я сразу спросил:

– Кого вы, Юрий Александрович, встретили вчера на аэродроме?

Он попытался увильнуть от прямого ответа.

– Я работал на линии… Ждал пассажиров…

– Почему вы взяли именно того пассажира, который подошел позже других?

– Он мне больше понравился…

– Приплатить пообещал?

– Пообещал! – ухватился Гамузов за эту поставленную ему мной же лазейку.

Я выбросил на стол веером пачку фотографий.

Сальге идет по летному полю к аэровокзалу, он, Гамузов, протискивается сквозь толпу пассажиров в аэровокзал, останавливается у табачного киоска. Подбрасывает ключи, Сальге идет мимо киоска… Сальге садится в машину…

– Что означает этот жест с ключами? – спросил я.

У Гамузова все поплыло перед глазами. Он вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

– Это кто же? Кого я встретил?

– Это я хотел у вас узнать.

– Шпион?

– А если шпион? Вы понимаете, Гамузов, чем это вам грозит? В чем вы окажетесь соучастником?

И Гамузов начал рассказывать…

Все оказалось просто до удивления.

Однажды Гамузов довез с вокзала до гостиницы пассажира. По дороге они разговорились. Пассажир, как ему показалось, восточной национальности, предложил Гамузову хороший приработок. Он должен будет обслуживать его во время его приездов в Москву. Телефонный звонок. Надо будет встретить на вокзале, стоять у подъезда гостиницы с включенным счетчиком, выезжать по вызову в любой час дня и ночи. Оплата всего плана за день, второй план Гамузову. Пассажир назвался Габо. Гамузов подладился под его вызовы. Освобождал на дни приезда Габо своего Помощника от работы. По телефонному звонку подавал машину. Ездили по Москве, по московским магазинам, по московским гостиницам, выезжали иногда за город. Ничего подозрительного в поведении Габо шофер не замечал. Считал его богатым человеком, и только. Сам никогда ему не звонил и не искал. По его заданию он иногда обслуживал и других клиентов. Расплачивался всегда Габо.

– Каких клиентов?

– Разных… Приходилось развозить шлюшонок, – показывал Гамузов. – Всяких гуляк… Несколько раз возил иностранцев…

Так и на этот раз… Он должен был встретить человека, который, сходя с самолета, снимет шляпу и вытрет белым платком пот со лба… После этого надо будет подойти к киоску с сигаретами, ничего не купить, у книжного киоска подбросить ключи и сесть в машину. Приезжий подойдет к машине, протянет листок бумаги с адресом. Его нужно будет доставить в гостиницу, подчиняясь в дороге каждому его требованию.

Гамузов дал нам словесный портрет Габо. У нас имелся портрет Габо, сделанный Казанским. Мы показали его Гамузову. Он признал его.

Незадолго до повторного визита Сальге и Эдвардса в нашу страну мы передали Раскольцеву специально подготовленные сведения. Мы знали, что там всерьез задумаются над этими материалами. Кто-то должен был проверить всю цепь связи, расспросить Раскольцева с глазу на глаз, как ему удалось получить переданный им материал.

Для этого могли прислать любого агента.

Прислали Сальге и руководителя всей операции Эдвардса.

Решено было нанести удар стремительно. Точка удара – Гамузов, через него по Габо, а через Габо – по Сальге и Нейхольду.

Габо позвонил Гамузову и назначил встречу на улице. Габо сел в машину, тут же подъехала оперативная милицейская машина. Габо взяли. Обыск на месте дал незамедлительные результаты. У Габо в кармане была обнаружена пачка долларов и фунтов стерлингов. В милиции Габо отказался объяснять, откуда у него валюта. Его доставили к нашему следователю Игорю Ивановичу Архипову, моему старому другу и сослуживцу. Я договорился с Архиповым, что приду на первый же допрос.

Встреча с Габо…

Это действительно был грузный, восточного типа человек. Его можно было принять и за грузина, и за армянина, и за азербайджанца… Ни паспорта, ни каких-либо других документов при нем не обнаружили. Но он конечно же понимал, что ему придется говорить о себе. По его щекам лились слезы, он и оправдывался, и каялся.

Архипов начал допрос по форме:

– Ваши имя, фамилия, год рождения, место рождения, адрес местожительства?

Архипов занес перо над бумагой.

Габо потянулся к боковому карману… Затем махнул рукой:

– Забыл! В гостинице забыл, дорогой! В столике… Там и паспорт, и записная книжка… Зовут меня Вахтанг. Фамилия – Кабанов. Ударение на последней букве… Русская фамилия… Не виноват! Так записали, когда паспорт мальчиком получал… Беспризорным рос, по детским домам! Отца как звали, не знаю… Записали Семена… Мать помню… Умерла – мне лет пять было. Сапоги чистила в Сочи на станции…

– Айсор? – спросил я его.

– Если бы это было так просто, гражданин начальник! Тогда, в двадцатых годах, и грузинские князья, и русские дворяне сапоги чистили, в лакеях ходили… Получается, дорогой, что по матери я армянин… Доказать трудновато… И кому и зачем доказывать? Отец торговцем был… Догадываюсь, что грек… Опять же не докажешь… Никто меня об этом не спрашивал… Вот до этой минуты! В военкомате спрашивали, когда призывался…

– Когда призывались?

– В сорок первом… Родился я в двадцать втором году…

– Воевали, Вахтанг Семенович? – спросил Архипов.

– Воевал… Из-под самого Киева к Ростову отступали… Под Ростовом ранили… Это когда Тимошенко на немцев с севера нажал. Госпиталь… Опять воевал…

– Где?

– На Кавказе…

– Что делали после войны?

– Торговал… Овощами торговал, рыбой торговал…

Я сел за столик почти рядом с Габо. Все, что он рассказывал, было похоже на правду, но такую правду легко было и склеить. Вся операция с Сальге и Эдвардсом во всех ее деталях требовала от нас работы и работы… Ничего нельзя было принимать на веру, ни одной версии по первому ходу.

Я взял со стола Архипова конверт, заглянул в глаза Габо.

Сейчас он судорожно выбирает, что может подбросить нам, как отвести главный удар, что дать, чтобы не продешевить, что спрятать, как смертельную для себя опасность.

Я положил перед ним конверт и спросил:

– Может быть, вы, Вахтанг Семенович, задумаетесь над своей сказочкой? Мы за правдивость на следствии… Это всегда облегчает участь, смягчает наказание… Сказочки сочинять все учатся с детства, но и верят им только дети…

Габо пожал плечами.

– Адреса такого не существует., – добавил я.

– Тогда заберите эту валюту… Она мне не нужна! Она не моя!

– Спасибо! – воскликнул Архипов. – Мы ее и так забрали… Но вы не ответили на главный вопрос следствия… Где вы взяли эту валюту? Для чего она вам?

Человек может управлять собой до известного предела. Он может сохранить на лице в трагическую минуту улыбку, но улыбка эта будет иметь такие оттенки, что превратится в гримасу. Габо попытался сохранить и улыбку, и внешнюю жизнерадостность и продолжал играть под простачка, но в его темных глазах засветился испуг, он разгорался в ужас. Не может человек похудеть в одну секунду, но Габо сразу осунулся, изменились краски на его лице.

– Это не милиция работала! – крикнул он.

– Вы недооцениваете нашу милицию!

– И не за мной вы охотились…

– Милиция охотилась за Гамузовым… Неужели вы вообразили, что ему разрешат превратить государственную машину в вашу личную машину…

– Государство от этого не пострадало…

– Интересы других граждан страдали… Но наш интерес проистекает из другого… Откуда у вас валюта? Почему вы так любезно предоставили Гамузова обслужить Иоахима Пайпера?

– Какого Пайпера?

Мы показали ему фотографию Сальге.

– Я его не знаю! Не он мне заказывал машину… Я все расскажу!

Опять ползут слезы из глаз.

– Проклятый! – воскликнул Габо. – Всучил мне беду! Где мне его искать?

Архипов между тем, порывшись в столе, вдруг выложил на стол сразу несколько фотографий. Сальге на аэродроме. Нейхольд на аэровокзале. Гамузов во всех видах по дороге к машине. Сальге и Гамузов у машины.

Можно было считать, что первый торг с самим собой Габо закончил. Решился что-то нам приоткрыть. Пока самую малость. Отстраняя от себя Сальге, он отдавал нам Нейхольда. И только. Рыдая, каясь, он признавался в валютных сделках с Нейхольдом. Нейхольд скупал валюту у своих коллег и перепродавал Габо… Один конец. Другой конец сделки уходил на юг… Посыпались имена и адреса. Возникало новое ответвление в деле, но к нашим вопросам оно отношения не имело. Важно было, что Габо назвал Нейхольда – мы получили возможность пригласить его к себе как свидетеля через консула его страны.

Показания Габо давали основание к привлечению Нейхольда к уголовной ответственности за валютные сделки.

Отступлений от стандарта в таких случаях ждать не приходилось. Нейхольд начал с бурного возмущения, угроз протестовать, с полного отрицания своих связей с Габо.

Габо опять, как сентиментальный разбойник, рыдая и кляня все на свете, отдавал нам Нейхольда. Он называл места их конспиративных встреч, телефоны Нейхольда, перечислял сделки, называя и суммы сделок. Нейхольд на очной ставке с трудом отбивался от его атак…

А между тем работала наша служба, выясняя точнее личность Габо. Наши товарищи имели его документы, фотографии и отпечатки пальцев. Решили всё отпечатки пальцев. Оказалось, что на Габо… Нет, не на Габо! Как у каждого оборотня, у него было не одно имя, В карательном батальоне «Бергман», сформированном фашистским командованием на Кавказе, он значился под именем Иоганна Муслима оглы. Наши войска, выбив захватчиков из Краснодара, захватили архивы одного из штабов этого батальона. В архиве было обнаружено досье взводного командира Иоганна Муслима оглы. С его фотографией, с отпечатками пальцев и аккуратными записями его деяний. По порыжевшей фотографии офицерика карательного батальона трудно было бы найти человека. Прошло более двух десятков лет. Тогда он был молод; вились у него, свисая на лоб, черные кудри; жестокий взгляд. Фотография порыжела, а оригинал слинял. Он расползся, обрюзг, полысел… В офицерике из досье угадать Габо было бы просто невозможно. Помогла немецкая предусмотрительность: оставили его отпечатки пальцев.

В сорок шестом году на одном из судебных процессов, которые вел Военный трибунал Северо-Кавказского военного округа, всплыло имя Иоганна Муслима оглы. Выяснилось, что он изменил Родине, добровольно сдался в плен, вступил добровольно в ряды карательного батальона, дослужился до взводного, принимал участие в ряде карательных экспедиций против партизан и мирных жителей и скрылся. Иоганн Муслим оглы был приговорен заочно к расстрелу…

На Иоганна Муслима оглы был объявлен всесоюзный розыск. В розыскное дело пошли его фотографии и отпечатки пальцев.

Волоков вызвал меня из кабинета следователя во время очной ставки Габо, сиречь Иоганна Муслима оглы, с Нейхольдом. Он показал мне выдержки из дела и заключение экспертов об идентичности отпечатков пальцев Габо и Иоганна Муслима оглы.

Тени прошлого, ядовитая пыль войны… Этот лукавый южанин, с сильно развитыми слезоточивыми железами, вызывал у нас омерзение и без этих дополнительных «данных». Я забрал папку и вернулся в кабинет следователя. Такого рода отлучка всегда вызывает тревогу у допрашиваемых. Иногда тревога бывает ложной, но на этот раз и Нейхольду и Габо было чем обеспокоиться.

Нейхольд не сдавался. Он отрицал все, о чем говорил Габо. А Габо, отдав Нейхольда только по его валютным сделкам, не расширял своих показаний.

Иоганн Муслим оглы – Нейхольд – Раскольцев – Сальге – Шкаликов – логическая связь!

Я положил папку на стол Архипову и громко сказал:

– Полистайте, Игорь Иванович!

Подошел поближе к Нейхольду. Мы встретились взглядами. Он держался, но уже мерцал у него в глазах страх.

– К чему же вы пришли? – спросил я его. – Решение отмалчиваться? Не слишком ли это рискованно, господин Нейхольд?

Он попытался усмехнуться. Улыбка получилась косой и жалкой.

– Жадность, жадность одолела! – твердил сквозь рыдания Габо.

Я обернулся к Габо.

– А под Киевом, когда вы добровольно сдавались в плен фашистам, что вас одолело?

Габо резко поднял голову и даже руки выставил, как бы заслоняясь от меня.

– Это неправда! Не было! Не было!

Я стоял, наклонившись через стол к Габо.

– Итак, Иоганн… Может быть, вы продолжите? Иоганн – это неполное ваше имя… Тогдашнее ваше имя!

Габо молчал. Крупные капли пота проступили у него на лысине, осыпали бисером лоб.

– Иоганн Муслим оглы! – докончил я за него.

Габо вдруг тихо пополз со стула на пол. Я испугался, подумал было, что у него плохо с сердцем, что слишком резко, без всякого подхода, ошеломил его. Но я ошибся. Он упал на колени, сложил молитвенно руки и завопил:

– Спасите! Спасите! Я все расскажу! Я все расскажу! Я хочу жить! Я много знаю! Я все знаю!

Я отступил от него. Архипов попытался поднять его, но напрасно, такую тушу не сразу поднимешь. Я налил воды в стакан. Архипов взял у меня стакан из рук.

– Выпейте воды! – предложил Архипов. – Встаньте!

– Не встану! Не тронусь! Жить хочу! Жить хочу! Давность лет! Закон есть такой… Я все расскажу!

Нейхольд сделал какое-то движение, Габо шарахнулся от него в сторону, легко перебросив свое грузное тело на другой конец кабинета.

– О нем! О нем расскажу! – воскликнул, указывая рукой на Нейхольда. – Это дорого стоит! Он не валютчик, он шпион!

Нейхольд опустил руку в карман полуспортивной куртки.

– Держите его! Он будет стрелять! – закричал Габо.

Нейхольд вынул из кармана помятую пачку сигарет,

– Можно курить? – спросил он у Архипова.

Архипов поспешил поднести спичку Нейхольду.

– Спасибо. Но я все же прошу вас избавить меня от этого сумасшедшего… Я понимаю его чувства. Обвинение в спекуляции неприятно, но я ему ничем не могу помочь и вижу его первый раз…

– Ваш пропуск! – попросил Архипов. – Мы на некоторое время отложим наш разговор…

– Не выпускайте! Не выпускайте его! – закричал Габо. – Это он меня нашел!

Архипов держал ручку в руке, словно бы готовился подписать пропуск, он отложил ручку и с некоторым даже пренебрежением спросил:

– Что за нелепость? Как это он мог вас найти? Где найти?

Начиналась история Габо. Она была выделена в специальное дело.

Нас в этой истории может интересовать только одно положение.

Нейхольд действительно нашел Габо, Габо разыскал… Раскольцева.

Все же и же становилась площадка сопротивления Нейхольда. Наконец Габо назвал и Казанского.

– Все! – воскликнул Нейхольд. – Даю показания!..

Итак, настала минута. Наконец-то произнесено имя Сальге… Нейхольд назвал его Пайпером…

Узелок вязался за узелком. Все пока шло естественным ходом, и нигде этот ход не соприкасался с главным, пока еще ни Нейхольд, ни Габо нигде не могли почувствовать, что мы о них знаем давно, и значительно больше, чем они рассказывают. Габо догадывался, что Раскольцев оживлен как агент, но он не знал, что добывал Раскольцев для его хозяев. Нейхольд показал, что оживлял Раскольцева как агента Пайпер…

Они торопились распродать все по мелочам, чтобы отгородиться от большего.

Архипов положил перед Нейхольдом и Габо фотографию Сальге. Нейхольд не удержал восклицания:

– О-о! У вас есть даже его фотография?

Габо чуть скосил глаза на фотографию и тут же отвернулся. Но ни от меня, ни от Архипова не ускользнуло, что фотография не оставила его равнодушным.

Архипов подвинул фотографию ближе к Габо.

– Взгляните! – сказал он. – Этот человек вам известен?

Габо опять скосил глаза на фотографию. И вдруг Габо с силой ударил кулаком по фотографии.

– Известен! – крикнул он. – Очень даже известен!

– Кто он? – сейчас же задал вопрос Архипов.

– Мой старший брат!

Я тут же отошел к телефону и соединился с Василием.

– Василий Михайлович, могу вас поздравить!

– Слушаю, Никита Алексеевич! – откликнулся он.

– Вы помните сцену у причала? Что вы тогда пожелали своему знакомцу? До скорой встречи? Настало время с ним встретиться!

– Сейчас? Немедленно?

– Со всеми предосторожностями…

…Перед Габо легла фотография Шкаликова.

– Известен, известен! – кричал он. – Вешал, стрелял, доносил… Солдат из моего взвода!

– Имя?

– Там все под чужими именами жили!

Нейхольд встал. Габо замолк, настороженно косясь на Нейхольда.

– Распад личности! – произнес Нейхольд. – Я не хотел бы наблюдать эту…

Но он не закончил фразы. Слова, наверное, подходящего не подобрал.

Архипов не упустил возможности поставить на место этого ироническою молодого человека.

– Есть русская поговорка, – сказал он. – С кем поведешься, от того и наберешься! Распад этой личности начался не сегодня, господин Нейхольд!

– Я фаталист, господин следователь! – ответил он. – Профессия такая! Надо быть готовым к любому концу!

– Это хорошая мысль! – отозвался Архипов. – Я прошу вас не забыть ее! Мы еще побеседуем с вами на эту тему…

Отправили в камеру мы и Габо. Условились с Архиповым, что он сразу же, как привезут Раскольцева, предварительно допросит его, предложит сделать признания.

Я хотел встретиться с Сальге.

Сальге был приглашен к нам через консула страны, в которой он значился как Иоахим Пайпер. Все прошло спокойно, даже при всей резкости его характера.

Встретились.

Он немедленно заявил протест на немецком языке. Я не торопился с ответом, вглядываясь в его лицо.

– Вы владеете немецким языком? – спросил он опять же по-немецки.

– Так же, как и вы русским! – ответил я ему по-русски в предложил сесть для допроса.