Текст книги "Хранить вечно"

Автор книги: Федор Шахмагонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Перед отправлением поезда приехал маршал, с ним представитель Центрального Комитета партии Ольга Михайловна Дубровина.

Они прошли по вагонам. Маршал спрашивал в последний раз перед дальней дорогой, не забыли ли что, не нужна ли помощь, желал удачи и мужества. За маршалом шла по вагонам седая высокая женщина. Десантники перешептывались, называли ее имя. Те, кто знал ее биографию, радовались, что именно она пришла попрощаться с ними.

Ольге Михайловне хотелось хотя бы на минуту увидеть сына, посмотреть его товарищей, тех, с кем теперь ему делить все тяготы походной жизни далеко от родной земли. Уезжали добровольцы в Испанию, помочь республике в тяжелые для нее дни.

Никита, увидав в проходе вагона мать, вышел навстречу.

Ольга Михайловна подошла к сыну и положила ему на плечи руки. В вагоне темновато. Но и в тусклом свете Никита видел, как блестят неестественным блеском глаза матери. Но она не дала затянуться прощанию. Оттолкнула сына и быстро пошла вперед.

Прощание закончилось. От темного вокзальчика тронулась машина, раздвигая фарами белые хлопья снега.

Поезд дал гудок, заскрипела сцепка, загромыхали буфера, и застучали на стыках колеса.

Поезд остановился на полустанке. Пассажиров ждали грузовые машины. Ночью приехали в порт. На рейде, в темном море, прикрытом серыми зимними тучами, взблескивали огни корабля…

16

В огромном и беспокойном мире встретились два человека, встретились, чтобы тут же расстаться и никогда больше не встретиться.

Никита приехал на мадридский фронт. Курбатов под именем австрийского гражданина Вильгельма Кемпенера состоял в интернациональной бригаде и сражался за свободную Испанию. Рамсей и Кольберг вывели его из игры в Германии. Гейдрих полагал, что в его лице получил своего агента в интербригаде. Протянулись к Курбатову две ниточки связи – одна от Кольберга, другая от Рамсея. Но он ждал главной, ждал сигнала из Москвы и человека от Дубровина.

Никита все знал о Курбатове. Прощаясь и давая последние наставления сыну, Дубровин говорил:

– Ты встретишься с человеком, которому мы доверяем… Эточеловек сложной судьбы, но человек искренний. Он предан России. Я даже не боюсь сказать, что он разделяет идеи Октябрьской революции… Он начал белогвардейским офицером… Но он был юношей и легко заблудился. А когда прозрел, без колебаний отдал себя служению революции… Он не коммунист. И это мы ему не ставим в упрек. Жизнь еще протянется, и как повернется его судьба – неизвестно. Он помогает нам от чистого сердца, понимая, что только наша страна может остановить страшный разбег фашизма! Владислав Павлович Курбатов… Это его настоящее имя. В Испании он действует под именем Вильгельма Кемпенера. О тебе он будет знать лишь то, что ты из Москвы, от меня… В нашей профессии лишние знания обременительны…

…Человек, который привел Никиту к Курбатову, удалился. Они остались вдвоем. В блиндаже горел керосиновый моргасик. При его свете Курбатов разглядел гостя. Что-то знакомое, далекое и родное уловил он в его лице. Память судорожно поднимала из прошлого почти неуловимый образ. Он был похож. Похож на кого-то из очень близких. На кого? Он из России? Прошло так много лет. И сходство неуловимое. Курбатов силился вспомнить, спрашивать он не имел права.

Снег, великаны сосны, мрачные, непроницаемые ели. Река. Над рекой, над ледяной голубоватой равниной замшелая звонница. Деревянная, словно вязанная из бревен, церквушка. Третьяки. Старик рассказывал о ссыльном поселенце, об Алексее Федоровиче Дубровине. Рассказывал, как его сынок, Михаил Иванович Проворов, повез роженицу тайгой, в метель, в ночь к акушеру… Неужели? Неужели это сын Алексея Федоровича? И стершийся образ этого человека вдруг ожил в сознании Курбатова.

А между тем настала минута дать последние инструкции. Гость последние минуты со своими. Тревожно за этого юношу, так похожего на Алексея Федоровича Дубровина.

Стрелки часов сошлись на условленном часе.

– Вас ждут! – сказал Курбатов.

Они вышли из блиндажа.

Темная южная ночь. Звезды сияют, словно кто специально их подсвечивает изнутри. Но их сияние нисколько не раздвигает густой и вязкой темноты. Иногда на той стороне, там, где враг, взлетают ракеты. Но и они не разряжают темноты.

С трудом различаются силуэты разбитых зданий, редкие деревья. Теряются во тьме линии окопов.

– Сегодня тихо… – заметил Курбатов. – Очень тихо… Обычно франкисты делают две – три вылазки за ночь… Сегодня нет… Может быть, даже потому, что ждут вас…

Овражком перебрались к покинутым окопам. Это ничейная территория, пустая полоса между враждующими сторонами.

Окопами вышли к разбитому дому, к переломленному пополам дереву.

Курбатов достал карманный фонарик. Прикрыл его рукой, чтобы не было видно вспышек со стороны позиций интербригады. Мигнул три раза… Сделал паузу и мигнул еще два раза.

– За этим разбитым домом начинается овраг… – сказал он Никите. – Ползком по дну оврага… По руслу высохшего ручейка. Никуда не сворачивать… Скосы оврага минированы. Внизу русло резко сворачивает влево… Там встать и дать сигнал… Все!

Никита протянул на прощание руку, Курбатов обнял его и поцеловал. Никита откликнулся на этот порыв. И вдруг, оттолкнув Курбатова, как бы опасаясь продления этого момента, выпрыгнул из окопа. Шаги… Стихли и шаги. Растворилась в темноте его фигура…

…Никита обошел развалины, спустился в овраг. Вот оно под ногами, каменное русло. Он лег и пополз. Под руками обтесанные водой камни, они белеют в темноте.

Попадались крупные темные валуны гранита, шумела под ним мелкая галька.

Никита опускался ниже и ниже. Вот и поворот. Каменистый обрыв устоял перед потоком воды и повернул русло влево.

Никита вынул из кармана комбинезона завернутую в плотную бумагу, ччобы не сломалась, папироску. Это была первая в его жизни папироска, которую он должен был закурить. В ладонях, чтобы не видно было вспышки, зажег спичку, закурил. Встал в полный рост и очертил в темноте круг огоньком папиросы. Бросил ее, растоптал каблуком…

Наверху шорох шагов. Посыпались по обрыву мелкие камешки. Перед ним выросла темная фигура.

– Кто здесь? – раздался приглушенный голос. Спросили на немецком языке.

Никита произнес обусловленные паролем слова.

– Прошу за мной! – последовал приказ.

Они поднялись вверх и очутились на краю реденькой апельсиновой рощицы. Рощу окружал невысокий каменный забор. Они перебрались через забор. Раздался оклик часового. Проводник назвал пароль. Через несколько шагов они опустились в траншею, по траншее вышли за линию окопов.

…Проводник, немецкий офицер, видимо, имел жесткие и точные инструкции. В полной темноте они вышли за линию окопов, в темноте подошли к машине. Проводник распахнул заднюю дверцу и спросил:

– Вам нечего мне сказать?

– Нет!

– У вас есть какие-нибудь пожелания? В чем-нибудь нужда?

– Нет!

– С вами есть какие-либо документы или записи?

– Меня предупредили, что я ничего не должен брать с собой…

– Вы когда-нибудь пользовались парашютом?

– Да.

– Вы сами хотели бы собрать парашют или доверяете нам? Для вас складывал парашют специалист…

– Я доверяю вашему специалисту…

Машина уходила в ночь по дороге. Миновали шлагбаум, машина остановилась на взлетном поле возле самолета. В кабине виднелся силуэт пилота.

Проводник вручил Никите пакет.

– Вы прыгнете с парашютом… Ночью… Дождетесь рассвета. Вы должны прийти в ближайшее отделение гестапо и вручить пакет офицеру. Ни с кем и никаких объяснений… Только в гестапо…

Никита надел парашют, поднялся в кабину. Так они с проводником и не увидели друг друга при свете. Летчик сидел к нему спиной.

Несколько часов полета. Самолет сделал посадку, заправился и опять поднялся в воздух.

Осенние ночи длинные. Прошло еще несколько часов. В ларингофоне раздалась команда:

– Прыжок!

Никита отодвинул крышку фонаря, вышел на плоскость крыла и провалился в пустоту. Через несколько секунд почувствовал толчок. Купол раскрылся…

Внизу темнота, не очень-то далеко от того места, куда он опускался, тянулась ровная линия огоньков. Железная дорога. Выброс был точным.

Опустился. Поле. Под ногами пашня. Полная тишина. Неподалеку помигивали огни железнодорожной станции.

Теперь общий план операции ломался, усложнялся сразу по нескольким линиям.

Кольберг для Рамсея разработал такой вариант. Курбатов переводит через линию фронта агента, этого агента на самолете перебрасывают в Германию. Агенту был оставлен адрес конспиративной квартиры Кольберга. На эту квартиру он и должен явиться.

Но это для сэра Рамсея.

Для того чтобы осуществить переброску агента на самолете, Кольберг должен был получить санкцию Гейдриха. Поэтому он изложил Гейдриху план лишь первой части своей операции. Он доложил, что сэр Рамсей обратился к нему с просьбой через Курбатова внедрить агента. Гейдриху понравилась возможность заполучить английского агента, даже внедрить его и не трогать. Использовать как подсадную утку, чтобы дезинформировать через него англичан и выявить его связи. Гейдрих даже предложил вариант внедрения. Предполагалось, что они устроят английского агента на службу в одну из частных торговых фирм.

Поэтому все, что начиналось на линии фронта под Мадридом, шло под наблюдением людей Гейдриха, осуществлялось его службой. Агент должен был явиться по адресу Гейдриха. Это предусматривалось условием операции. Встреча Кольберга с агентом должна была произойти на квартире начальника отделения гестапо того района, где должен был совершаться выброс на парашюте.

Но для англичан Кольберг именно в этом пункте разрывал план операции, разработанный с Гейдрихом. Он через Курбатова, все ему объяснив, передал агенту адрес своей конспиративной квартиры в одном из небольших городков, где они должны были с ним встретиться уже без ведома Гейдриха. Оттуда он собирался переправить английского офицера к Рамфоринху.

Но Никита получил иные инструкции. Минуя оба адреса – и адрес Гейдриха и адрес Кольберга, – сразу проследовать к Рамфоринху. Курбатов передал Никите номер телефона Рамфоринха, который тот ему передал для срочной связи по делу о сыне.

Никита снял парашют. По инструкции из оперативного плана Гейдриха он должен был его тут же закопать. Стало быть, парашют разыскали бы, даже если он исчезнет. Жечь нельзя. Его здесь ждали, огонь заметен издалека. Никита осторожно, не торопясь сложил парашют, так что он уместился в специальный мешок с зашитым в него свинцовым грузом… Неподалеку от станции, куда он был выброшен, протекала речка, через нее проходил железнодорожный путь. Держась железнодорожной насыпи, Никита прошел к мосту, отошел берегом речки в сторону и утопил в воде мешок с парашютом. Ботинки у него были обработаны таким образом, чтобы собаки не могли взять след.

К рассвету он ушел далеко от места выброса. Из предосторожности подальше от железнодорожной линии. В Москве ему был указан городок, куда он мог прийти и найти телефон для междугородной связи.

Одет он был так, чтобы не выделяться из общей толпы. Все было рассчитано на то, что его будут искать, после того как он не явится по назначенным адресам. Никто не знал, что Кольберг и здесь обезопасил себя. Но, обезопасив себя, он тем самым и обезопасил Никиту. Утром еще ничего не было известно. Поэтому Никита действовал очень осторожно. Ему повезло. По телефону его сразу соединили с Рамфоринхам, тот дал номер телефона, по которому его соединяли, где бы он ни находился: в Берлине, в резиденции своего промышленного государства, в поместье, дома или на заводах.

Он услышал отрывистый, старческий голос. Это совпадало с характеристикой, которую дал Курбатов.

Никита сказал всего лишь несколько слов, как это было и обусловлено между Курбатовым и Рамфоринхом. Он назвал город, откуда звонил, и адрес отделения связи. На другом конце провода на мгновение замолк голос. Затем последовало распоряжение ожидать неподалеку от узла связи машину.

Впереди было несколько часов ожидания. Самые опасные часы. Дальше? У Рамфоринха? Разве там не ожидали его опасности? Все могло быть. Но там начинается операция, продуманная и рассчитанная. Если неверно рассчитанная, то и к этому он готов. Здесь, в этом городке, его ожидают всякие случайности. А ему говорили, когда он уезжал: «Опасайтесь случайностей, это самое страшное, что подстерегает разведчика».

И Никита пошел по городу. Деловой походкой, как будто бы стояла какая-то перед ним цель. Идет человек, даже спешит куда-то. Он решил все эти два часа ходить и ходить, ни на минуту и нигде не останавливаясь…

Условия операции первого этапа были соблюдены. Ни офицер, который принял его из рук Курбатова, ни летчик, ни обслуга самолета не видели при свете его лица. В лицо его никто не видел и не знал здесь. Все на паролях. И вот он исчез. И все же лучше ходить и ходить, чтобы нигде и никому не примелькаться.

Городок жил спокойной жизнью.

А между тем Кольберг на квартире гестаповского офицера делал вид, что ждет его. Кольберг разыгрывал нетерпение и волнение. Поглядывал на часы. Вставал, ходил из угла в угол. Покачивал головой.

Офицер, конечно, все это брал на заметку, чтобы потом подробнейшим образом доложить по инстанциям.

Минуло контрольное время. Офицер начал проявлять беспокойство.

– Не сорвалось ли? Заблудился ваш подопечный?

– Так не бывает, – остановил его Кольберг.

Они ждали еще два часа.

Наступила для Кольберга крайняя минута напряжения. Он ждал звонка из Берлина. Нет, не с вопросом, прибыл ли агент. Такого вопроса не должно было быть. Если последовал бы такой вопрос, Кольберг очень сильно обеспокоился бы. Это означало бы, что Гейдрих начал обо всем догадываться и начал проверку. Нет! Кольберг ждал другого сообщения.

Звонок раздался. Звонок прямой междугородной связи… Специальной полицейской связи. Трубку снял офицер гестапо. К аппарату пригласили Кольберга.

Он услышал с другого конца голос Гейдриха.

– Вы, конечно, никого не дождались? – раздался вопрос.

– Никого не дождались… – ответил сдержанно Кольберг. И добавил: – Ждем!

– Ждите, пока вас не сменит мой офицер… Если кто и появится, то совсем не тот, кого мы ждем! Может произойти замена…

«Прошло, проскочило», – с облегчением подумал Кольберг.

– Что случилось? – спросил он встревоженным голосом.

– В вечерних газетах будет опубликовано сообщение о том, что в воздухе взорвался самолет люфтваффе над территорией Южной Германии, невдалеке от французской границы… Ваш пассажир заметает за собой следы. Об этом у нас договоренности не было.

«Пронесло, пронесло», – повторял про себя Кольберг. Именно на это заключение Гейдриха он и рассчитывал, когда закладывали под сиденье самолета взрывное устройство.

– Теперь остается выяснить, – продолжал Гейдрих, – когда раздался взрыв, находился ли пассажир в самолете или он уже покинул самолет.

Этот вопрос не понравился Кольбергу. На первый взгляд это выглядело нелепостью. Но Кольберг умел улавливать в любом вопросе, даже и в неожиданном, его скрытый смысл. Гейдрих как бы подталкивал его на признание, что взрыв самолета – это дело рук его, Кольберга. Даже поощрительные нотки прозвучали в его голосе. Но после такого признания открылись бы ворота для подозрения, что он, Кольберг, воспользовавшись окном через границу, подготовленным ему гестапо, скрыл английского агента от своих.

– Так не ошибаются! – ответил он Гейдриху. – Я надеюсь и жду… Может быть, разбился… Или повредил себе ногу…

Разговор на этом закончился. Кольберг ждал, а офицер гестапо через несколько минут получил указание произвести розыски на месте намеченного приземления парашютиста.

Но Кольберг и офицер из отделения гестапо не знали, что последовала команда по всем службам тайной полиции искать парашютиста. Гейдрих шел на то, чтобы дезавуировать всю операцию. Ему теперь важнее было выяснить, куда делся английский агент. Важней намеченной ранее игры. У него еще не возникло подозрения к Кольбергу, он рассматривал его пока как возможного при скандале виновника, на которого можно переложить ответственность за исчезновение агента. Гейдрих не думал, что Кольберг решился с ним на двойную игру, он не подозревал Кольберга в сочувствии англичанам, но ему показалось, что Кольберг мог посвятить во всю эту историю адмирала Канариса.

Он не верил адмиралу Канарису, подозревал его в сочувствии англичанам.

Именно Канарис, по мнению Гейдриха, мог решиться на обман гестапо и скрыть от него английского агента, воспользовавшись подготовительной работой гестапо. Поэтому он дал приказ искать, везде искать парашютиста.

Больше всего Гейдрих рассчитывал на то, что найдут парашют. На это рассчитывал и Кольберг. По его замыслу разрыв операции должен был начаться именно с этого момента. Выпрыгнул и исчез. Исчез, не выпрыгнув, – это мало устраивало Кольберга. Это означало бы, что и он отключается англичанами от операции, так же как и Гейдрих.

К полудню прочесали с собаками всю местность. Нигде, ни в одном месте собаки не проявили никакого волнения, не нашли ни следов парашюта, ни свежевырытой земли. Кольберг даже засомневался, не сработал ли механизм взрывателя, заложенный им при осмотре самолета, раньше времени. Но от него-то не скроется этот пришелец. Если не придет к нему на явку, то обнаружится у Рамфоринха. Он знал ту точку, куда совершался заброс. Пока он только мог восхищаться ловкостью агента.

Все железнодорожные станции в районе выброса контролировались, контролировались и шоссейные дороги. А в это время тяжелый «майбах», разъездная машина концерна фон Рамфоринха, увозил Никиту в баварское поместье барона. Машина, как и все другие, была проверена. Но у Никиты в руках были документы, подготовленные Рамфоринхом, документы, которые не могли вызвать никаких подозрений.

Вечерние газеты сообщили об авиационной катастрофе. Кольберг побывал на конспиративной квартире. Там никого не оказалось.

– Что же произошло? – встретил его вопросом Гейдрих.

Кольберг стоял, вытянувшись перед грозным шефом тайной полиции. Ему даже не надо было разыгрывать недоумения. Оно было искренним.

– Что произошло? – повторил свой вопрос Гейдрих.

– Я могу это объяснить только недоверчивостью англичан…

– В каком звене измена?

– Курбатов не знал, – ответил Кольберг, – куда должен был явиться агент. Инструкции о явке английский офицер получил от нашего человека на аэродроме…

– Об этой инструкции и вы не знали, – отмахнулся Гейдрих. – Я могу думать, что англичанам нужен был лишь канал переброски… Они им воспользовались… И никто не собирался выполнять дальнейших инструкций. Они и вам не верят, полковник. Но где же теперь его искать? И почему взорвался самолет?

– Они взорвали его, чтобы сбить нас со следа… Подвесить вопрос: а был ли парашютист? Это тоже очень просто…

– Все очень просто! – с раздражением ответил Гейдрих. Но сдержался. Ему не было нужды расправляться с Кольбергом. Он видел возможность сквитаться с англичанами – через Кольберга.

– Надо искать! – объявил он Кольбергу. – Это дело вашей чести, полковник. И вашей карьеры, судьбы вашей.

…Гиммлер имел «кружок» друзей рейхсфюрера СС.

В него входили богатейшие люди Германии. Эти «друзья» из своих денег создали фонд Адольфа Гитлера в сотни миллионов марок. Они шли на партийные нужды, на содержание СС и СД. Рамфоринх положил на стол Гиммлеру чек с внеочередным и никак не запланированным взносом.

Гиммлер снял пенсне и внимательно посмотрел на Рамфоринха.

– Мне кажется, – сказал Рамфоринх, – что я нашел возможность вернуть сына. Эту возможность мне подсказал полковник Кольберг из военной разведки… Я не хотел бы, чтобы он когда-нибудь мог мне напомнить об этой услуге.

…Гейдрих торопил Кольберга, он подключил ему в помощь своих людей. Получалось не очень-то складно, он открыл границу для английского агента и потерял его. Ответственности Гейдрих не боялся, было задето самолюбие и возникло недоверие к Кольбергу. Он решил поговорить с ним построже и попросил своего секретаря найти Кольберга. Мысль эта пришла ему в голову ночью. Казалось бы, куда проще найти в такой час человека. Секретарь задерживался. Гейдрих вызвал его и хотел потребовать объяснений, но секретарь опередил его.

– Мне сообщили, – объявил он, – сегодня в двадцать два часа двадцать три минуты полковник Кольберг попал в автомобильную катастрофу. Скончался по дороге в госпиталь.

– Как это произошло?

– Полковник ехал домой на служебной машине… На повороте его машину ударил в бок грузовик…

– Номер машины? Водитель?

– Машина скрылась… Полиция объявила розыск…

– У вас все?

– Все, – ответил секретарь.

Гейдрих задумался. Что-то, видимо, недоговорил ему полковник и вот теперь поплатился. Ниточка на этом и оборвалась. Польский офицер? Хм! Он тоже мог быть всего лишь рабочей шестеренкой в этой машине. Англичане не верили Кольбергу, поэтому и убрали. Такой вывод напрашивался сам собой. А чтобы не было конфуза, Гейдрих решил предать всю эту историю забвению. И он был глубоко уверен, что если найдут грузовик с изуродованным передком, то не найдут шофера. Чтобы проверить себя, он позвонил в полицию. Ему сообщили, что грузовик найден. Он был угнан за полчаса до катастрофы. Никаких существенных следов водитель грузовика после себя не оставил.

Гейдрих понял, что случилось что-то очень серьезное, что в это дело вмешались значительные силы и ему остается лишь сделать вид, что ничего не случилось… Поиски парашютиста прекратились.

Курбатов сражался под Мадридом в рядах интернациональной бригады, вел жизнь фронтовика, оборвав все связи с людьми Рамсея, а посланца, уже не от Кольберга, а от его преемника, передал в руки республиканским властям…