Текст книги "Да забыли про овраги #play_to_return"

Автор книги: Ежи Тумановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

13. Заграница нам поможет

– Думаю, вам надо просто сесть в кресло, как обычно, – сказала Оксана, – а я расположусь рядом на стуле так, чтобы меня вообще в кадре видно не было. Ноутбук же мы поставим на столе.

– Ну, не знаю, – заметно нервничая, сказал полковник Комаров. – Всё-таки с американцами говорить придётся, каждая мелочь важна, нельзя ударить в грязь лицом перед коллегами. Ты уверена, что лучше будет просто сидеть? Может, всё-таки фуражку и китель с орденскими планками надеть?

Оксана демонстративно закатила глаза, тяжело вздохнула и тоном занудной учительницы, которой до смерти надоел туповатый ученик, сказала:

– Товарищ полковник, я понимаю ваше желание произвести впечатление, но они же подчеркнули, что разговор ожидается неофициальный, просто для рабочего обмена информацией. Мне кажется, они вообще хотели бы, чтобы этот разговор остался между ними и нами. Поэтому, чем меньше официоза – тем лучше.

– Ну, хорошо, хорошо. Убедила, – проворчал Комаров. – Оставляем рубашку с погонами и всё на этом. А ты непременно должна сидеть рядом, как и договаривались. Вон ты у нас какая красавица – глядишь, выдадим замуж за американца какого-нибудь, раз свои оболтусы такое счастье мимо обходят. Не всё ж тебе с компьютерами в обнимку сидеть.

Оксана вежливо улыбнулась в ответ и машинально посмотрелась в зеркало, висящее на стене. Форма действительно сидела на ней прекрасно, подчёркивая достоинства фигуры.

– На запись то поставила? – обеспокоенно спросил Комаров.

– Поставила, не волнуйтесь, – ответила Оксана.

Дверь кабинета приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась голова Свирина:

– Товарищ полковник! Позвонили! Сказали, что готовы к сеансу и ждут вас в "олане" каком-то!

– Принято, спасибо, – сказала Оксана, и заместитель исчез, бесшумно прикрыв дверь.

– Так, давай скорей, – засуетился Комаров, выпрямляясь в кресле и устремляя пристальный взгляд на закрытый пока ноутбук.

Оксана подняла экран, запустила программу видеоконференцсвязи и, нажав на кнопку установления соединения, в ответ на появившийся запрос, устроилась на стуле по правую руку от Комарова.

Экран моргнул чернотой, переходя в другой режим работы и перед Комаровым появилось изображение человека в мундире. Короткая стрижка черных с проседью волос, жёсткое, изрезанное первыми возрастными морщинами, лицо, внимательных взгляд тёмных глаз,  строгий галстук, белая рубашка, китель, щедро украшенный орденскими планками и значками.

Комаров метнул в Оксану убийственный взгляд и, натянуто улыбнувшись, помахал рукой  американскому коллеге. Тот тоже заулыбался и помахал рукой в ответ.

– Хеллоу, – раздался в динамиках ноутбука его хрипловатый голос.

– Поздоровался, – сказала Оксана.

– Это я и без тебя понял, – стараясь не шевелить губами, буркнул Комаров, и, широко улыбаясь собеседнику, сказал: – И вам не хворать!

– Товарищ полковник, говорите как обычно, а то вас заносить начинает, – тихо сказала Оксана. – Не могу же я каждую идиому для него расшифровывать.

– А ты не расшифровывай, а смысл передавай, – сказал Комаров, не поворачивая головы. И уже громче, для американца, добавил: – Как дела, как здоровье? Э-э-э, как погода?

Оксана тяжело вздохнула и заговорила по-английски. Услышав её голос, американец заулыбался ещё шире и что-то быстро сказал в ответ. Оксана качнулась влево, в поле зрения камеры ноутбука, и, судя по всему, представилась. Ещё, наверное, минуту,  она продолжала обмениваться с американцем короткими репликами, а Комаров терпеливо ждал, продолжая натужно улыбаться.

– Чувствую себя болванчиком в лавке с игрушками, – буркнул он, когда Оксана наконец, закончила говорить по-английски и повернулась к нему.

– Господин подполковник попросил звать его просто Джимми. Он ценит вашу деловую хватку, но, прежде, чем дать ответ на ваш вопрос о причинах, заставивших его искать связи с русскими спецслужбами, хочет попросить о максимальной, насколько это возможно, конфиденциальности этого разговора.

– Лишнего не сболтнём, пускай не боится, – пожал плечами Комаров.

– Ещё Джимми сказал, что несмотря на отсутствие признаков государственной тайны в том вопросе, что он собирается обсуждать, некоторые силовые ведомства в его стране могут… Как бы это перевести? Ну, проблемы могут ему создать, в общем.

– Что-то я не понял, – озабоченно сказал Комаров. – Он точно по нашему вопросу говорить желает? Какое отношение наш жулик имеет ко всех их силовым ведомствам?

Оксана снова повернулась к ноутбуку и заговорила по-английски. Комаров от нечего делать принялся разглядывать американского коллегу, который время от времени переводил взгляд с Оксаны на него и ослепительно улыбался.

– Скалится, скалится, – пробурчал Комаров, – а чего скалится – не понять.

– Джимми говорит, что случайно узнал о том, что произошло в нашем ведомстве. И этот случай заинтересовал его, поскольку пару месяцев тому назад он и сам потерял сотрудника при схожих обстоятельствах. Энди Гарсиа формально не был на службе, когда впал в кому прямо за своим игровым компьютером, но соль ситуации в том, что как раз в это время он вел расследование ряда преступлений, связанных с поведением игроков в киберпространстве. Джимми просил уточнить, что надеется, что вы понимаете, что такое киберпространство и какие там могут совершаться преступления.

– Ну ничего себе, – оскорбился Комаров. – Что ж они там, совсем нас дикарями считают? А ну, скажи ему, что всё мы прекрасно представляем. И что наш сотрудник пострадал именно во время официального расследования, именно преступлений и именно в киберпространстве!

Американцу он больше не улыбался.

– Джимми просит рассказать о произошедшем как можно подробнее. Взамен, если его предположения подтвердятся, он обещает сообщить некую весьма важную информацию, которая может пролить свет на некоторые аспекты совершенных преступлений.

– А вот это уже нормальный разговор, – оживился Комаров. – Расскажи ему всё, особых секретов тут нет. Только не говори, что Ломушкин у нас здесь находится. А то мало ли что. Неудобно будет. Скажут: совсем русские одичали – не могут сотрудника до больницы довезти.

Пока Оксана пересказывала американскому подполковнику события последних дней, у Комарова зазвонил сотовый телефон. Бросив короткий взгляд на Джимми, Комаров воровато потянул аппарат из кармана и, увидев, кто ему звонит, сделал извиняющийся жест и принял звонок.

– Только, если что-то очень срочное, – сразу же сказал он в трубку, – я занят. Нет? Ну всё, отбой.

Джимми быстро заговорил по-английски. Через несколько минут Комаров не выдержал и спросил:

– Ну что он там, все последние сплетни тебе рассказывает?

– Очень странное рассказывает, – сказала Оксана, дослушав американца и кивнув ему головой. – Причём, сразу говорит, что, мол, всё, это слухи, и точных подтверждений у него нет, но по некоторым сведениям может случиться так, что наш мошенник имеет отношение к некоей засекреченной программе ЦРУ.

– Что за чушь? – удивился Комаров. – Можно я пальцем у виска покручу? Как думаешь – поймёт?

– Он говорит, что один его знакомый имел отношение к этой программе. Но его оттуда уволили некоторое время назад. А через два месяца с ним случился досадный несчастный случай.

– Оказывается, параноики не только у нас имеются. Что за программа хоть?

– А вот тут начинается самое странное, – сказала Оксана. – Джимми уверяет, что всё начиналось как благородное и безобидное стремление к точному копированию отпечатка  личности человека и переноса его в компьютер. Точнее так: начиналось как безобидное увлечение нескольких "ботанов", но стоило им получить первые обнадёживающие результаты, как на эти исследования наложило лапу государство в лице спецслужб.

– Интересно, – сказал Комаров, – продолжай.

– Копирование личности человека на электронный носитель открывало огромные возможности, – сказала Оксана, и вдруг что-то спросила у американца, терпеливо ждущего, пока она переведёт всё своему начальнику. Дождавшись ответа, она продолжила: – Ну, первое что приходит на ум любому человеку – можно сделать тысячи электронных копий гениальных учёных, и они день и ночь будут работать своими неутомимыми умами над любыми проблемами человечества. Здорово, правда?

– Здорово, – согласился, поражённый, нарисованными перспективами, Комаров.

– Можно оцифровать известных писателей и поэтов, инженеров, медиков – да кого угодно, чья работа зависит прежде всего от конкретной личности, от персонального набора знаний и умений человека.

– Электронные следователи, опера и аналитики, – сказал Комаров, смакуя перспективы. – Это ж можно всю преступность в год-другой вывести под корень!

– А ещё политики, – подсказала Оксана. – На самом деле, список почти бесконечен. Человечеству, вкупе с роботизацией, открылась бы дорога в золотой век.

– И что же пошло не так? – возвращаясь к реальности, спросил Комаров. – Ну, раз нет вокруг меня электронных сотрудников, а электронная копия меня самого не рулит ими день и ночь – значит, что-то пошло не так?

– Да, верно, – согласилась Оксана. – Прежде всего, те, кто взял романтических ботанов под плотную опеку, не собирались осчастливить всё человечество. В лучшем случае, разработка должна была стать монопольной собственностью узкого круга мировых элит.

– Знакомая тема, – сказал Комаров. – Проходил мир по этим граблям, и не один десяток раз.

– А дальше, произошёл случай, и вовсе изменивший все представления о копировании личности человека на электронный носитель.

– Ботаны отказались работать на жестоких олигархов?

– О, нет, ботаны такого свойства, если я правильно поняла мысль Джимми, перевелись у них  давным-давно. Да и технологии покупки человека с потрохами сейчас таковы, что отказаться просто невозможно. Нет, всё гораздо проще и сложнее одновременно. Попытавшись сделать электронный отпечаток одного из разработчиков, пожелавшего стать первым полноценно-оцифрованным человеком, они потерпели неудачу. Их товарищ впал в кому.

– Это он что, намекает, что Ломушкина попытались скопировать в компьютер? – возбуждённо спросил Комаров, впившись взглядом в улыбающегося американца.

– Он такого утверждения не делает, но говорит, что явно существует нечто общее в случаях геймерской комы и тех сведениях, что незадолго до смерти рассказал ему знакомый. А ещё, он очень рассчитывает, что взамен полученной информации, мы будем делиться  с ним результатами нашего расследования, поскольку он тоже очень волнуется за своего сотрудника и хочет ему помочь.

– А что это у него там белое на левом плече? – спросил Комаров, глядя в экран ноутбука. – Птичка что-ли нагадила? Нет, не переводи, это я так.

Джимми снова заговорил, но на этот раз его речь была совсем короткой.

– Он говорит, что был бы признателен, если бы раз в два-три дня мы связывались с ним по этому номеру. А если ему станет ещё что-то известно – он нам тоже сразу расскажет. И на этом хочет завершить сегодняшний разговор, – сказала Оксана.

– Скажи ему, что я очень признателен за полученную информацию, и что мы с ним непременно свяжемся, как только появится что-то новое, – сказал Комаров и вскинул руку в прощальном жесте: – Гудбай, Америка!

– Гудбай, – улыбнулся Джимми, выслушав Оксану, посмотрел на своё левое плечо и отключился.

– Ну, как вам разговор? – спросила Оксана улыбаясь. – Считаете, что-то нам это добавило?

– Интересно, зачем он звонил? – спросил Комаров, не отводя прищуренного взгляда от экрана. – Не оставил никаких проверяемых сведений о себе, вбросил мутную байку, полюбовался результатом и взял обещание делиться информацией. Очень, очень грубо.

14. Есть контакт! Ну, почти...

Распадок между двумя холмами резко выделялся обильной зеленью на фоне, покрытых пшеницей, пологих склонов. Мы мчались прямо туда, в скопище огромных кустов, зелёной рекой тянущихся между холмов дальше, чем хватало глаз. И лишь когда до границы кустов оставалось совсем немного, а перед нами вырос дымящийся остов лёгкого танка, с пушкой, направленной в непроницаемую для взгляда, зелёную стену, мне вдруг пришло в голову, что наверняка не я один такой умный, чтобы поискать самоходки в этом месте. А раз умных тут хватает, значит…

– Гриня, стой! – резко скомандовал я, ещё не додумав свою мысль до конца.

Ложкин без колебаний топнул по педалям и я буквально впечатался лицом в маленькое лобовое окошко. Это было больно. Но, глядя на бессильно опадающий тёмный веер разрыва прямо перед носом нашей машины, и услышав, как ударили дробью по броне осколки, я ощутил такое внутреннее удовлетворение, что сразу забыл про боль.

– Левее бери, вот за этот подбитый танк становись!

Ложкин вывернул штурвал и наш бронетранспортёр юркнул за остов подбитого танка. И почти тут же в наше укрытие ударило так, что только обломки железа полетели во все стороны.

– Вот это мы попали, – с нервным смешком сказал я, приникая к маске командирского прицела.

– Никак нет, командир, – отозвался в шлемофоне голос Серпилина. – Я не стрелял!

– Ладно, ладно, – буркнул я, поворачивая рукояти прицела, чтобы оценить обстановку по карте большего масштаба, – что такое идиома, я вам между боями объясню.

Судя по тому, что я видел, покрытое зеленью пространство тянулось на несколько километров, причудливо извиваясь между склонами холмов, и, видимо, повторяя своей зелёной массой изгибы, невидимого из-за кустов, ручья. Шириной в добрую сотню метров, это скопище кустов могло спрятать не то, что несколько самоходок противника, а целую артиллерийскую дивизию. И раз по нам открыли огонь в тот момент, когда мы ещё толком никого не видели, значит противник находился где-то совсем недалеко. Мы стояли к подбитой машине правым бортом и в своё боковое окошко мне хорошо были видны сквозные дыры в танковой броне. Это чем же его тут угощали? Интересно, сможет ли разбитый танк надёжно укрыть нас от огня противника?

Близкий разрыв перед капотом, ощутимо толкнул бронетранспортёр, в броню звонко ударили осколки. Озабоченно посмотрев на здоровую, с ладонь размером, железяку, попытавшуюся проникнуть с улицы в кабину прямо на уровне моей головы, но застрявшую на полпути в толстом железе борта, я приложился к прицелу, оценивая диспозицию.

Вражеских машин по-прежнему не было видно в густых зарослях. Бронетранспортёр аккуратно спрятался за подбитым танком, однако любая попытка выехать вперёд или назад, неминуемо вела к прицельному выстрелу в борт. Но стоять на месте – тоже не вариант. Попробовать развернуться и отъехать назад, продолжая прятаться за подбитой техникой?

А чего я, собственно туплю? У меня же есть рация! Кстати, а у меня есть рация?

Заветные наушники и щиток с перекидным регулятором обнаружились за прицелом командира. Я сдернул шлемофон и нацепив наушники, повернул рычажок в положение "слушать зелёных". На уши немедленно обрушилась лавина переговоров, команд и возбужденных выкриков.

– Эй, кто-нибудь, с броней потолще! – заорал я, зажав тангенту микрофона. – Нашел вражескую арту, нужна помощь!

Толпа продолжала возбужденно галдеть, не обращая на меня внимания. Ну правильно, сейчас не ночь, а у меня нет осветительных снарядов. Обратить на себя внимание будет непросто.

– Зеленые, слушай меня! – рявкнул я, что было сил. – В кустах между холмами, самоходки "синих"!

– Лом, слышу тебя, сейчас помогу, – раздался в наушниках спокойный голос.

– Будь осторожен! – радостно заорал я в ответ. – Лупят по всем, кто приближается!

И принялся натягивать шлемофон.

Новый удар по нашему укрытию сдёрнул башню мёртвого танка с креплений, и сдвинул её в сторону. Справа от меня открылся чудесный вид на зелёные заросли. Ощущение опасности обострило чувства и замедлило время. Требовалось срочно найти новое укрытие, но при этом не попасть под огонь, ожидающей меня пушки, и сделать всё это быстрее, чем снаряд прилетит мне прямо  в окошко.

Буквально несколько секунд хватило мне, чтобы найти на карте в непосредственной близости большую яму, визуально достаточно глубокую, чтобы спрятать там бронированную машину. До неё по прямой было не больше полусотни метров, но находилась она даже ближе к зелёным зарослям, чем наше укрытие. Однако же, выбирать не приходилось.

– Гриня! – скомандовал я водителю. – По моей команде сдашь назад, буквально на несколько метров, а потом – сразу рви вперёд на максимально возможной скорости, и забирай вправо. Серп и Зверь, ваша задача нанести зелёным насаждениям максимальный урон. Вопросы есть?

– Не понял задачу, командир, – отозвался Серпилин.

– И я не понял, – прозвучал в шлемофоне слегка растерянный голос Зверева.

– Плотный огонь по кустам, – нервно сказал я, поглядывая в правое окошко. – Мне нужно, чтобы вы огнём пробили в зарослях как можно более длинный коридор. Так понятно?

– Так точно! – хором отозвались пулемётчики.

– Гриня, поехали!

Бронетранспортёр завыл на низкой ноте, дёрнулся назад, и тут же прыгнул вперёд, и помчался, наращивая скорость. Над головой и в корме загрохотали пулемёты, позади раздался жуткий треск близкого разрыва. Я держался двумя руками за сидение, стараясь не биться головой о борт слишком часто и до рези в глазах выискивал сквозь переднее окошко, разлинованное бронированным жалюзи, такую нужную нам сейчас яму.

– Гриня, ещё правее!

Я уже не понимал что и откуда грохочет, и почему со всех сторон видимость сократилась практически до нуля. Но я видел заветную яму и одинокий кустик над самым её краем, и всеми силами стремился туда, в это условно-безопасное место. И когда бронетранспортёр с рёвом ухнул куда-то вниз, я не испугался, а заорал от радости.

От мощного удар снизу, меня буквально сложило пополам, и я сильно ударился головой о выступающую рукоять, за которую должен был по идее держаться. Оглушенный, с трудом пережидая острую боль в разбитом лице, я сперва решил, что оглох. Но когда нашёл в себе силы повернуть голову и посмотреть на Ложкина, тот, как ни в чём не бывало, сказал:

– Приехали, командир. Какие будут следующие указания?

Я провёл рукой по лицу, убедился, что ни зубы, ни нос не сломаны и только тогда полностью распрямился и посмотрел в окошко правой двери. Чуть выше верхней пластины бронежалюзи, виднелся край почти отвесной земляной стенки. Это значило, что с глубиной я угадал и если сверху у бронетранспортёра что-то и торчит над уровнем земли, то лишь незначительная часть крыши. И пулемёт Серпилина!

– Серп, Зверь, – сказал я хрипло, выворачивая голову, чтобы посмотреть жив ли наводчик. – Как у вас там дела?

– Повторно легко ранен, – сказал спокойным голосом Зверев. – Могу продолжать бой.

– Получил лёгкое ранение, – сказал Серпилин, и заворочался на своём месте, звеня пулемётной лентой. – Могу продолжать бой.

– Противника кто-нибудь наблюдает? – спросил я, пытаясь разобрать что-нибудь, сквозь покрытое пылью переднее окошко.

– Никак нет.

– Никак нет.

– Никак нет.

Я посмотрел на Ложкина, который после своего короткого доклада выжидательно уставился на меня.

– Гриня, нужно понять, жив ли у нас двигатель. Попробуй завестись, но никуда ездить не вздумай. Серп, наблюдай за противником. Справа, по ходу движения, значительные заросли кустов. Там, как минимум, одна вражеская самоходка. Зверь… Нет у меня для тебя заданий. Хотя, перезарядись пока. Серп, тебя это тоже касается, как только осмотришься.

Переведя дух, я ощутил, как начинает отпускать нервное напряжение. Но на рефлексию времени не было. И не успел Ложкин завести двигатель, как я уже припал к прицелу командира.

Судя по форме ямы, это была либо воронка от какого-то чудовищного по мощности снаряда, либо задумка дизайнеров, добавивших её для игрового баланса. Если бы у нас был тяжёлый танк, его толстая башня как раз торчала бы над краем ямы и представляла бы собой серьёзную угрозу любому противнику, засевшему в зарослях.

Наша пулемётная башенка слабо походила на танковую башню, но пока по ней никто не стрелял. И это при том, что прямо напротив нас в глубину зелёной чащи теперь уходила самая настоящая просека, украшенная снизу, торчащими толстыми обрубленными ветками. Зелёный коридор получился неровным, живоописуя траекторию движения двух пулемётных стволов, на мчащейся по бездорожью машине, но простирался достаточно глубоко в заросли, чтобы препятствовать  незаметному перемещению вражеских машин на расстоянии прямой видимости. И хотя неподвижный пулемёт Серпилина всерьёз угрожать мог бы разве что велосипедистам, сам факт моего временного контроля над ситуацией принес минутное моральное удовлетворение.

Переместив поле зрения прицела на то место, где мы недавно прятались от обстрела, я обнаружил, что башня подбитого танка лежит рядом с корпусом, что означало своевременность и точность, принятого мной решения. Но возгордиться я не успел. Проквакал сигнал, оповещающий, что мы в прицеле значительно более мощной машины, и с оглушительным грохотом крышу и борт транспортёра вспорола пулемётная очередь.

От неожиданности я резко дёрнулся и даже попытался инстинктивно привстать, но тут же упал обратно на сиденье. Стреляли видимо в Серпилина, но немного промахнулись: очередь прошла за моей спиной, но перед ногами, сидящего позади, наводчика. Ложкин задумчиво ковырял пальцем в большой дыре, Серпилин начал поворачиваться влево и только тут до меня дошло, что по нам стреляли сзади.

Через мгновение я имел сомнительное удовольствие наблюдать в командирский прицел за антитанком "синих", который мы обстреляли незадолго до этого, и от которого сбежали, используя преимущество в скорости.

– Вот зануда! – сказал я в сердцах. – Не мог себе пожирнее цель найти?

Чужая самоходка только перевалила через гребень холма и мы в своей яме представляли для неё весьма лёгкую мишень. На которую и снаряд-то тратить жалко.

– Серп, достанешь его?

– Достану командир, но не пробью, – спокойно отозвался наводчик.

Новая очередь вспорола борт – теперь позади Серпилина. Удирать бесполезно – пока мы выкарабкаемся со дна ямины, борта бронетранспортёра станут похожими на дуршлаг, а его  содержимое – на красную вермишель. Но что мы могли сделать?

– Ладно, тварь, – сказал я злобно, изучая в прицел позывной вражеской машины, – в следующей жизни, где у нас пушка покруглее будет, нарисую тебе отдельный счётец за избиение "младенцев".

Я был почти уверен, что до оглушающей темноты мне остаётся всего несколько секунд, как вдруг ситуация начала стремительно меняться. Вместо того, чтобы продолжать кромсать нас из пулемёта или добить одним пушечным выстрелом, чужой антитанк принялся неуклюже сдавать назад, пытаясь одновременно отвернуть ствол куда-то в сторону. Поворотом рукояти я уменьшил карту и чуть не заорал от радости: на другой стороне ложбины, прямо на гребне холма, напротив антитанка "синих" стоял тяжёлый танк с зелёной окантовкой. Башня его была повернута в сторону врага, а ствол по длине не уступал пушке врага.

Антитанк и тяжёлый танк выстрелили практически одновременно. Приглушенный шлемофоном, оглушительный грохот двух серьёзных орудий заставил вибрировать корпус нашего бронетранспортёра, что прекрасно ощущалось даже сквозь обивку кресла. Внешне противники никак не изменились, и мне даже сперва показалось, что промазали оба, но затем союзный танк спокойно повернулся и принялся спускаться вниз по склону, а антитанк "синих" остался неподвижно стоять на гребне холма.

– Ура! – заорал я, продолжая разглядывать вражескую машину в командирский прицел.

Лишь увеличив картинку, я заметил в лобовом бронелисте антитанка "синих", большую дырку.

– Ура, – ответил мне неуверенный хор, вразнобой по внутренней связи.

– Командир, – сказал Серпилин, – а мы разве кого-то подбили?

– Вы чего, парни? – сказал я возбуждённо. – Наш союзник подбил вражескую машину!

– И что? – подал голос Зверев.

– Ну, мы же воюем против общего врага. Значит, победа нашего союзника – это и наша победа. А кроме того, он же нас защитил!

– Ура! – с энтузиазмом заорал экипаж.

Я поморщился и стянул с головы шлемофон и взялся за наушники рации. Наверняка наш спаситель хочет что-нибудь у нас спросить. К моему удивлению, на передней панели рации у переключателя появилось ещё одно положение: "Тебя вызывают". И над ним горела зелёная лампочка. Я быстро перебросил рычажок и прижал динамик наушника к уху.

– ...глухой что-ли? Эй!

– Нет-нет, на связи! – крикнул я поспешно, сжимая в руках здоровенный угловатый микрофон. – Там в кустах арта! Будь осторожен!

Я разглядывал союзный танк, что неспеша катился вниз по склону в мою сторону. Рядом с ним виднелось имя игрока – "Викинг".

– Здесь не может быть арты, – сказал Викинг, судя по голосу молодой парень, – я входил в этот эпизод на первых тактах и всё время следил за списком прибывающих игроков. Арты не было. А вот ПТ-пушек на гусянках – сколько угодно.

Это меня озадачило. И правда: с чего я взял, что в этом скоплении кустов прячутся артиллерийские системы, ведь я же ни одной не видел! С другой стороны, мое задание предлагало уничтожить именно гаубицу. Что за ерунда?

– Подумай сам, – снисходительно продолжал Викинг, – если бы здесь могла быть арта, то все легкие и середняки давно бы уже вытаптывали этот красивый овраг. Не один же ты здесь такой умный.

Он засмеялся, а мне даже стало стыдно.

– Но по мне кто-то стрелял оттуда, – сказал я осторожно. – А зачем танкам прятаться здесь, в овраге? Какой смысл?

– Сейчас поглядим, кто там прячется, – оптимистично сказал Викинг. – Можешь из своей ямы выбраться и помаячить? Он, конечно, меня видит и не купится, но если ты немного поближе к нему подъедешь – может и раскроется.

– Могу, но он же меня сразу размажет, – сказал я опасливо.

– Ты же под прикрытием, – рассудительно сказал Викинг. – Только не тормози, выезжай скорее, а то уйдет по зелени.

Я снял наушники и натянул шлемофон.

– Приготовиться к бою. Серп и Зверь, ваша задача выкосить пулемётами ещё одну дорожку в кустах. Выберите общее направление и стреляйте. Если увидите противника – переносите огонь на него. Гриня, вперёд!

Движок нашей машины уже работал на малых оборотах, поэтому сразу после моей команды, Ложкин утопил педаль,и бронетранспортёр, яростно раскидывая гусеницами землю, полез вверх по крутому склону ямы. Нос машины задрался и я оказался почти лежащим на спинке кресла. В переднее окошко было видно лишь голубое небо в чёрных полосах копоти. Потом машину рвануло вниз и мне пришлось упираться и руками, и ногами, чтобы не отбарабанить по броне головой унизительную и болезненную дробь.

Практически сразу же ударили в унисон оба пулемёта, а я тут же схватился за командирский прицел.

– Правее, Гриня! Ещё правее!

Вид сверху позволял оценить глубину просеки, вырубленной пулемётами ранее, и новую неровную прогалину, прямо на глазах выкашиваемую в кустах плотным огнём. Маленький бронетранспортёр уже вплотную приблизился к стене зелени и отважно воевал с зелёными зарослями, в то время как тяжелый союзный танк остановился на склоне и выжидательно, с короткими паузами поворачивал башню вправо и влево.

И вдруг я понял, что делать дальше.

– Гриня, заезжай в "зелёнку" и глуши движок! Зверь и Серп, стой!

Пулемёты замолчали, как обрезало, а через пару мгновений, когда во все окошки принялись скрести зелёные листья и толстые ветки, двигатель заглох. Одновременно остановился, сильно качнувшись, и бронетранспортёр.

Теперь мы находились в зарослях, как и наш противник. А значит – были невидимы для него, как и он для нас. Оставалось получить из этого положения определённое преимущество.

– Серп, направление на три часа. Зверь, направление на один час. По кустам, маскирующим противника, огонь!

Зелёный массив расчертили тонкие дорожки, радиально расходящиеся от бронетранспортёра. Я оторвался от командирского прицела и посмотрел назад. Все пространство за моим креслом плавало в сизом дыму. Запаха я, правда, уже не ощущал. На полу, словно пытаясь повторить рельеф окружающей местности, громоздились целые горы стреляных гильз. Причём, сверху непрерывно сыпались всё новые латунные цилиндрики. Пустая пулемётная лента, спускаясь сверху, сама собой складывалась в аккуратную гармошку. В бортах сияли ярким дневным светом многочисленные пробоины.

– Экипаж, доложить остаток боеприпасов, – сказал я, снова наклоняясь к прицелу. – Надо бы всю эту дикую рощу на одинаковые примерно квадраты поделить. Окультурить, так сказать.

– Предпоследний комплект боеприпасов заряжаю, – доложил Серпилин.

Его пулемёт замолк и сверху сразу перестали сыпаться дымящиеся гильзы.

– А я предпоследний уже зарядил, – сказал Зверев.

– Ну ничего себе, – решил пошутить я. – Разорите так меня таким расходом патронов. На бой всего один комплект полагается, а вы уже по три израсходовали.

– Какие будут указания по экономии боеприпасов? – немедленно отозвался Серпилин.

– Действуйте, как и раньше, – поспешил сказать я. – Это шутка была. Только теперь Серп на одиннадцать часов, а Зверь – на девять. Огонь – по готовности.

Вид сверху через прицел командира позволял не только планировать рассечение зелёной массы пулемётным огнём, но и просто наслаждаться красивой картинкой. Я поменял масштаб, обнаружил, что недалеко от тяжелого союзного танка появился танк поменьше, также застывший в ожидании. Над головой загрохотал пулемёт Серпилина, узкая светлая полоска выбитой зелени разрезала зелёную массу на две неравные части. Следом потянулась ещё одна, рассекая большую часть на два куска. Я снова изменил масштаб, окидывая взглядом поле боя целиком.

Между десятками подбитых машин продолжали кружить, пытаясь найти позицию для стрельбы и при этом не подставить под выстрел свой борт, "зелёные" и "синие" бронированные машины. Прямо у меня на глазах, рядом с горящим танком появилось янтарно-жёлтое яйцо с полупрозрачной скорлупой, сквозь которую отчётливо просматривался корпус низкой длинноствольной машины. Случайный снаряд, попавший в скорлупу, бессильно взорвался на её поверхности. Мне стало любопытно и я приблизил картинку. Некоторое время "яйцо" продолжало защищать машину, но вскоре "скорлупа" треснула и танк "синих" сразу же выстрелил, немедленно сбив гусеницу антитанку "зелёных". Судя по всему, я стал  свидетелем того, как новый игрок прибывает на поле боя. Интересно, как долго будет длиться этот игровой эпизод? И можно ли успеть вернуться сюда, в случае, если меня подобьют?

Оба моих пулемёта замолчали и я вернул в поле зрения прицела свою машину. Узкие коридоры в пятне зелени, прошили его насквозь и уперлись в склоны.

– Коридор в кустах пробит, – доложил Серпилин.

– Коридор в кустах пробит, – эхом отозвался Зверев. – Задача выполнена.

– Продолжаем разговор, – сказал я весело. – Серп на десять часов, Зверев – на два часа. Огонь!