Текст книги "Да забыли про овраги #play_to_return"

Автор книги: Ежи Тумановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Прямо на казённике пушке лицом вниз лежал Серпилин, а его спина была словно исполосована ножами. Слева торчали кверху ноги заряжающего, причем одна из них была согнута под неестественным углом. Никто из них не двигался. За бортом самоходки снова поднялся столб огня, земли и дыма, но грохот я не услышал, а почувствовал. Теперь я понимал, что именно происходило, но сделать уже ничего мог.

Со стороны моторного отсека вырвался язычок пламени. Я попытался встать, но вдруг понял, что не чувствую ног. Упираясь руками о казённик пушки и рацию, попытался подняться выше борта, но понял, что на это мне просто не хватит сил. И тогда я перестал бороться и обмяк на командирском сидении.

Вокруг самоходки поднимались султаны разрывов, но ни один из них в нас не попадал, точно мы были заговорены. Земля сыпалась мне на лицо и я, слабеющей рукой надвинул на лицо очки.

"Ну что, как загорается?" – поплыли перед глазами слова текстового сообщения.

Огонь из моторного отсека вдруг рванулся наружу, точно почуяв свободу. Жаром мне опалило лицо запахло палёными волосами. Я пытался оценить весь комизм ситуации: мне предстояло сгореть заживо в компьютерной игре. Но смеяться не хотелось. Ведь всё выглядело чертовски реальным.

"Вижу, ты уже уже немного согрелся", – продолжали бежать строчки текста перед глазами. – "Я подожду, посмотрю, как пройдёт первый хороший урок в твоей новой жизни. И запомни, глупый неудачник: здесь, в игре, мои возможности куда шире, чем ты даже можешь себе представить. А значит, все свои глупые надежды на побег отсюда без моего ведома, можешь сразу оставить".

Я невольно охнул и постарался отвернуть голову, когда язык пламени вдруг лизнул моё ухо. Кажется, половина волос на голове исчезли с треском в огне. И хоть голову теперь жгло так, что хотелось орать от боли, я вдруг почувствовал странное облегчение.

Внутреннее облегчение.

Взгляд наткнулся на гранату, лежащую справа на маленькой полке. С трудом подняв руку, я сунул палец в кольцо и сказал, едва ворочая распухшим языком, прямо в насмешливые буквы перед глазами:

– Да пошёл ты.

И потянул за кольцо.

9. Предатели, шаг вперёд!

Совещание по «Теме-1», как начальство велело называть расследование случаев «геймерской комы», включая ЧП, произошедшее прямо в недрах силового ведомства, началось со скандала. Полковник Комаров, похожий на вулкан, готовый устроить устрашающее извержение, встречал каждого приглашенного тяжёлым взглядом, и, не отвечая на приветствие, отводил взгляд в сторону.

– Все в сборе, товарищ полковник, согласно списку, – отрапортовал молодцеватый лейтенант и уже собирался выйти за дверь, но остановился и вернулся, увидев начальственный палец, указующий ему на стул.

– Доброе недоброе утро, товарищи причастные, – мрачным голосом сказал Комаров, обводя взглядом присутствующих. – Сейчас здесь собраны только те, кто в курсе о произошедшем с курсантом Ломушкиным. И теперь я хочу знать: кто из вас слил информацию о случившемся, журналистам?

В абсолютной тишине было слышно, как шумно дышит первый заместитель Комарова, Свирин, страдающий от излишнего веса и одышки.

Никто не спешил давать признательный показания – все только недоумённо переглядывались, поскольку обвинения, высказанные полковником выглядели не только серьёзно, но и абсурдно, с учётом специфики заведения, в котором все присутствующие работали. Ну, или почти все. Поэтому, постепенно взгляды переместились на профессора Абрамова, сидящего на противоположном от Комарова, краю длинного стола.

Оценив градус общего внимания, Абрамов усмехнулся.

– Не надо на меня так смотреть, господа чекисты, – сказал он с усмешкой. – Вы журналистов не любите по долгу службы, а у меня с ними – многолетняя вражда, с регулярными переходами на личную ненависть. Поскольку терпеть не могу тупых профанов, в деталях излагающих любые тайны мироздания в двадцатисекундном репортаже.

– К Абрамову у меня вопросов нет, – внёс ясность Комаров. – Поскольку хорошо знаю его много лет. К остальным вопрос есть и этот вопрос желает получить ответ немедленно. И лучше по-хорошему, добровольно, пока не пришли спецы из службы внутренней безопасности, и не вытрясли правду техническими средствами.

– Да что случилось-то, товарищ полковник? – спросил Свирин, на лице которого было столько служебного рвения, что лишь самый бессердечный начальник, мог заподозрить его в контакте с прессой.

– Случилось, – веско сказал Комаров. – На сайте городской газетёнки появилась новость, что спецслужбам ничто человеческое не чуждо, и что один из офицеров впал в кому из-за игры на компьютере. В служебное время. Что гораздо хуже, эту новость тут же потащили по другим таким-же газетёнкам, бложикам и социальным сетям. Со злорадством и смакованием каких-то новых, на ходу выдуманных, подробностей. И если вы думаете, что я это так вот оставлю…

– Товарищ полковник! – с возмущением сказал Свирин, поднимаясь со стула. – Мы же все тут не дети. Не первый год работаем и службу знаем. Да разве бы мы пошли на такое?

Он обвел широким жестом всех, сидящих за столом, словно приглашая присоединиться.

– Действительно, с чего такое недоверие? – вопросил с места второй заместитель.

– А может, проще у самих журналистов спросить? – подал голос техник, вместе с врачом накануне допустивший несчастье, и оттого теперь выглядевший  виноватым. – Сперва по-хорошему, а если…

– Отпёрлись от всего журналисты, – сказал Комаров. – Чего я, собственно, и ожидал. Заявили, что у них ночью кто-то сайт взломал и оставил новость, а они вроде не при делах. Они так делали уже, помните, при расследовании массовой гибели наркоманов? И когда мы помогали полиции ловить маньяка три года назад. Чуть что – коварные хакеры им новости пишут на сайте.

– Да не переживайте вы так, товарищ полковник, – сказал первый заместитель, с тяжелым выдохом опускаясь на место. – Ну посмеялись и ладно. Новость, как понимаю, убрали. А в сетях этих, интернетных, никого долго ничего не интересует. Завтра уже никто и не вспомнит.

– Не вспомнит, говоришь?! – внезапно зарокотал, начавший было успокаиваться, вулкан. – Мне с утра уже из управления звонили с подробным рассказом о том, что в сетях этих творится. Да там уже анекдоты сочинять начали! Статейки гнусные писать про бездельников в погонах! Фотожабы какие-то делать! Что это вообще такое – фотожабы?

– Фотомонтаж, с целью получить смешное или оскорбительное изображение, –  нейтральным голосом сказала программист Оксана. – Обычно делается с использованием фотографии конкретного человека, но, по большому счёту, наляпать могут что угодно.

– Вот,– с тихой яростью в голосе сказал Комаров. – "Оскорбительное".

– И всё-таки, товарищ полковник, – подал голос второй заместитель, – может, это не наши? Информация первоначально по открытым каналам шла – что-то могли просто перехватить, если где-то есть прикормленные связисты. Ну какой нам резон трезвонить о своих неудачах? Неужели думаете, что тут есть кто-то, продавшийся за деньги?

Комаров опустил глаза и несколько секунд молчал, а потом ответил уже совершенно спокойным голосом:

– Может, я действительно погорячился. Ладно, служебного расследования утечки пока устраивать не буду, но если вдруг ситуация повториться – не обессудьте: каждый на полиграфе тест пройдёт. Так, лейтенант, отправляйся на рабочее место, далее тебя разговор не касается.

Офицер, собиравший совещание согласно списка, поднялся и вышел за дверь.

– Давайте теперь по делу, – сказал Комаров. – Только коротко и ясно. Саша, что там с нашим парнем? Обнадёжь чем-нибудь.

– Без МРТ говорить, конечно, сложно, наверняка, но даже на основании показаний тех приборов, что имеются здесь...мой опыт подсказывает, что кома у вашего курсанта не совсем обычная. Грубо говоря, его мозг продолжает сохранять высокую активность, хоть и работает не так, как обычно. Мне необходимо время, чтобы изучить данные коллег по "геймерской коме" – тогда можно будет сказать что-то определённое. В качестве доброго знака могу отметить, что за полтора  года с момента первого случая такой комы, ни один пациент ещё не скончался.

– Как "полтора года"? – удивился Комаров. – Это же недавно началось.

– Началось, судя по всему, давно. Просто раньше, с играми эти случаи никак не связывали. Ну играл человек, ну, перенервничал, упал-ударился. Привести в сознание не сумели. И лежит он себе месяцами под аппаратурой жизнеобеспечения, никого не трогает. Вот только сейчас начали разбираться и выделять тех, кто в больницу попал сразу из-за компьютера. И самый ранний, из выявленных, случай, как раз и произошел один год и семь с половиной месяцев назад.

– Вот это номер, – сказал Комаров. – А эта самая МРТ в твоём хозяйстве есть?

– Есть, – улыбнулся Абрамов, – но сюда не повезу. Тяжело будет демонтировать-перевозить-монтировать. Могу Ломушкина туда отвезти и потом обратно вернуть. Без сюрпризов.

– Давай, это отдельно обсудим, – поморщился Комаров. – Что-то ещё?

– Ты слишком многого хочешь вот так сразу, – развёл руками Абрамов. – Но могу про себя сказать: я отложил многие дела и договорился с институтом, что буду проводить занятия со студентами удалённо,через интернет. Только, чтобы больше уделять внимания изучению "геймерской комы" вообще, и курсанту твоему, в частности.

– Спасибо, Саша. Я ценю. Честно.

– Опять же, из министерства "помогли", тебе помогать, – улыбнулся Абрамов.

– Так, идём дальше. Что там с хакером? Что-то удалось узнать? Какие-то дополнительные меры по защите нашей сети предприняты?

– Уязвимость нашли и ликвидировали, – сказала Оксана. – А вот с хакером пока не разобрались. Следы он за собой подчистил качественно. Но у меня нет сомнений, что в кому Ломушкин впал после того, как запустил какую-то программу. Ну или открыл какой-то файл.

– "После" – не значит "вследствие", – сказал Абрамов.

– Я и не утверждала, что между этими событиями есть связь, – сказала Оксана. – Но согласитесь, для такого маловероятного события, как впадение в кому, последовательность весьма многозначительная.

– Хотя жизненный и научный опыт и противоречит, должен… нет, просто обязан с вами согласиться, – сказал Абрамов. – Воздействие на сознание какой-то информацией, которая шокировала молодого человека, и привела его в кому, в теории могло иметь место. Но! Это же спортлото какое-то! То ли будет шокирован человек, то ли – нет, преступник не знает. Зато гарантированно получает готового свидетеля начала преступления. А главное, я пока не смог ответить сам себе на один простой вопрос: зачем? Ну, вот зачем вашему хакеру пугать игроков, чтобы те впадали в кому? Какой с этого, прошу прощения за слово, навар? Кто-нибудь из вас может мне сказать: зачем?

– Может, он их грабит? – осторожно сказал Свирин. – Ну, пока они в отключке? Нашел квартиру с игроком, ошарашил через игру, да и вынес вещички.

– Всё проверили уже, исключено, – отмахнулся Комаров.

– У меня пока всё, – сказала Оксана. – Есть небольшой шанс, что получится восстановить если не весь тот файл, что открывал Ломушкин, то хотя бы его часть. И проанализировать, что это могло быть. Понадобится время. Не возражаете, если я продолжу работу возле игрового компьютера?

– Не возражаю, – сказал Комаров. – Что у нас ещё есть?

– Разрешите доложить, товарищ полковник? – спросил второй заместитель.

– Даже настаиваю на этом.

– Списались со всеми представителями компаний, которые являются разработчиками игр, что были запущены на компьютере Ломушкина. Без деталей – просто объяснили, что ловим преступника. Часть из них оказались за рубежом, но все выразили готовность помочь всем, чем только смогут.

– Просьба пока одна, – сказал Комаров. – Нужны все возможные данные на игрока по кличке "Саурон". Когда входит и когда выходит из игры, какие данные о себе оставляет, адреса, пароли, явки, фамилии – нам всё пригодится. Спроси, могут ли отправить ему определённое сообщение.

– Хорошо, товарищ полковник.

– Может, стоить привлечь психолога? – спросил Абрамов. – Если преступник изначально настроен на контрсоциальное поведение – это же не просто так, верно? Это отклонение.

– Позор на мои седины, – сокрушенно сказал Комаров. – До этого должен был первым додуматься я! Ведь и правда: этот Саурон настоящий шизик. А это мозгоправа  хлеб, вообще-то.

– Привлечь штатного психолога? – спросил первый заместитель.

– Да, начнём со штатного. А там – посмотрим.

10. Не лови забралом мух

Тело болело целиком, от макушки до пяток, но внутри, вместо привычной уже тоскливой растерянности, зияла холодная и невозмутимая пустота. Враг себя обозначил, ситуация стала понятной, а значит – появилась точка приложения сил. Это когда у тебя нет цели, ты плывёшь по реке жизни медленно подгнивающим бревном, лишь время от времени оживляясь на перекатах житейских трудностей. А когда цель в наличии, да не какая-то абстрактная вроде «мира во всём мире», а точная, пусть и не очерченная до деталей, все болезни, все депрессии растворяются в яростном потоке личных устремлений.

Я глубоко вздохнул и резко сел на лежаке. Осмотрел безукоризненно новый комбинезон, в который оказался облачён после респауна, провел руками по абсолютно целой, без следов от  ожогов, голове. Остальные члены экипажа ещё не пришли в себя, но выглядели именно спящими, а не мёртвыми, какими я их запомнил перед спасительной чернотой взрыва гранаты. Судя по всему, тяжесть ранений в момент смерти влияла на самочувствие моих виртуальных товарищей при последующем респауне. Что ж, буду иметь ввиду.

Три топчана с фигурами в комбинезонах, с кукольно-равнодушными лицами, смотрелись странно, словно я попал на фабрику ростовых игрушек. Собственно, почти так оно и было, но в то же самое время, они были моими товарищами, и думать о том, что это обычные программные модули и нарисованные дизайнером картинки, мне не хотелось. Поэтому я поднялся и медленно двинулся в сторону искореженного и обугленного куска металла, в котором с большим трудом можно было опознать нечто, ездившее когда-то на гусеницах.

Самоходка выглядела так, словно Саурон не удовлетворился гибелью экипажа, и продолжал расстреливать вышедшую из строя технику до момента ее переноса с поля боя в ангар. Хотел напоследок лишить меня даже минимальной возможности вернуться в бой?

Возможно.

Я внимательно осмотрелся по сторонам. Если Саурон не шутил, этот ангар может надолго стать моим домом. Правда здесь, в игре, я не чувствовал голода, и вроде бы не испытывал необходимости спать, да и долго находиться здесь планов не было, но, тем не менее, мне предстояло теперь всякий раз после боя возвращаться именно сюда.

Моя новая квартирка выглядела как огромная крытая площадка-квадрат, со стороной примерно метров в сорок. Высоченный потолок почти не просматривался из-за легкой дымки, скрадывающей источник освещения. С двух сторон, условно отделяя небольшие проходы вдоль стен, высилось по четыре колонны. Слева у колонн стоял деревянный стол со сплошной П-образной скамейкой. На монолитном бетонном полу виднелись четыре белых прямоугольника, нанесенных безупречно белой краской. Судя по по белому углу, заметному под искорёженной гусеницей самоходки, прямоугольники определяли места размещения моей техники. Значит, разом я могу здесь держать пять броневичков разного назначения? Неплохо.

Продолжая поворачиваться и осматривать свои владения, я ещё раз скользнул глазами по четырем топчанам у задней стены, тёмным углам, куда свет почти не проникал, и, наконец, принялся разглядывать переднюю стену. Она тоже почему-то была освещена крайне слабо, причем выглядела не столько бетонной, сколько закатанной асфальтом, и мне вдруг подумалось, что если сейчас кто-то разглядывает мой ангар на экране компьютера, то смотрит он на меня именно оттуда.

На всякий случай я энергично помахал руками, вглядываясь в непроницаемую темноту сплошной стены, и даже подпрыгнул несколько раз, как бы пытаясь привлечь внимание, но потом решил, что наблюдатель, подключенный к моему аккаунту, давно бы уже проникся моим бедственным положением и внёс бы мне на счет круглую сумму игровой валюты. А значит, не скакать надо, а проверить, состояние счёта. Да и вообще, заняться делами.

Открыл меню, развернул во всю ширину его древовидную структуру. Повернулся кругом, оценивая, обступившие меня со всех сторон прямоугольники. Да, тут с наскока не возьмёшь. Планомерный подход нужен. Ладно, начнём с проверки счёта.

За два подбитых и один повреждённый танки противника нам полагалась хорошая премия, но досрочный выход из игры с помощью самоподрыва, был засчитан как отказ продолжать игру без особых на то причин. С наложением серьёзного штрафа, съевшего большую часть заработанного. А ведь даже предыдущий вариант своей машины мы собирали по крохам, экономя на каждой ерунде.

Но главная проблема была не в этом. Следовало составить для себя план действий, исходя из сложившейся ситуации.

Саурон раскрылся полностью и теперь хотя бы этот момент головоломки больше не представлял собой тайны. Свихнувшийся от бесконечных игр программист решил стать настоящим рабовладельцем, придумав способ насильственного погружения людей в виртуальный мир. Что я мог ему противопоставить?

Первым делом, следовало, конечно, продолжать пытаться подать весточку своим. Правда,  я ничего не знаю о связи своего сознания с игровым персонажем, в котором временно оказался заточён. А это значит, что даже передав сообщение Комарову, свою личную проблему я этим не решу. И  выпутываться в любом случае придётся самому. Причём, у меня пока только одна ниточка, ведущая к решению проблем – это Саурон. Который вовсе не горит желанием отпускать меня отсюда. И заставить его сделать это, я не могу. Просто потому, что у меня нет на него рычагов давления.

С другой стороны, возможность для общения у меня с ним имеется. И, судя по его словам, отставать от меня он не собирается. А значит, канал обратной связи присутствует в полном объеме. Осталось придумать, как превратить его в рычаг. Времени у меня полно. Главное – не дать себе скатиться в уныние. Ведь тогда вместо того, чтобы искать решение проблемы, я стану просто грустным овощем.

Итак, обратная связь с Сауроном. На первом этапе необходимо заставить его регулярно выходить на контакт. Либо полностью подчинившись и выполняя все его требования, либо… правильно, сопротивляясь, чтобы раззадорить, заставить уделять как можно больше внимания непокорному пленнику. И как только я придумаю, как мне на него надавить, объект будет уже под рукой. Хоть и в состоянии охоты на меня.

А значит, нужно набрать игрового опыта, заработать игровых денег и купить себе более серьезную броню. И пушку. Чтобы при встрече с черной самоходкой найти, чем ответить на фугасную издевку.

Приободрившись этими нехитрыми мыслями, я открыл в меню магазин техники. Не может быть, чтобы не было предусмотрено простых вариантов для потерявших в бою весь капитал, игроков.

Мои ожидания оправдались в полной мере. Разнообразных недорогих машин для продолжения деятельности, в игре было предусмотрено немало. Причём, самой дешёвой была техника шестого уровня. Можно было взять готовый аппарат, в котором основные узлы уже были установлены, что позволяло немедленно идти в бой. Типовые решения для новичков имели романтичные названия, но меня совсем не привлекали. Ведь даже нехитрый расчёт показывал, что то же  самое можно было скомпоновать "вручную", процентов на тридцать дешевле.

Для начала требовалось выбрать раму – основу моего будущего танка. Сгоревшая самоходка, как первая техника для новичка, имела раму пятого уровня. Глядя на свои скромные финансы, я предельно отчетливо, ещё не пускаясь в подсчёты, как-то сразу оценил, что мой родной уровень сейчас – шестой. Нет, я бы мог, конечно, вместо покупки основного модуля  шестого уровня, починить раму своей самоходки – по деньгам вышло бы примерно одинаково. Но ведь тогда и все остальные модули пришлось бы ставить тоже пятого уровня. А, как я посчитал ранее, на починку самоходки мне изрядно не хватало.

Поэтому, бестолково перебрав все варианты, отличий между которыми всё равно не понимал, я остановился на первой попавшейся раме под названием КУ-1, от которой, как мне хотелось верить, веяло особой надежностью. Подтвердил покупку. С легким металлическим звоном рама появилась в одном из пустых прямоугольников на полу ангара.

Доступные двигатели казались просто мотоциклетными. Я двигал пальцем ленту меню, пытаясь найти за близкую цену хоть что-то посолиднее, но перед глазами продолжали возникать и пропадать смешные по размерам, оребрёные металлические бока движков, один в один похожими на тот, что стоял в садовом культиваторе моей бабушки.

Наконец внимание привлек двигатель, бока которого выглядели непомерно раздутыми, но по высоте зато он смотрелся значительно меньше. Его и купил, памятуя, что для легкой техники во все времена низкий профиль был залогом выживаемости. А значит, общий принцип выбора модулей имело смысл строить вокруг наименьшей высоты. Рама с двигателем смотрелась слишком похожей на мотоблок для приусадебного участка, и я поспешил продолжить покупки.

Катки и гусеницы я взял не задумываясь. Толщину брони рассчитал автоматически, исходя из мощности двигателя. Посмотрел, печально удивился. Пять миллиметров? Надёжная защита только от хулигана с кирпичом, да и то, если хулиган не слишком настырный. Хотя нет, в свойствах брони было указано "противопульная", что давало некоторые, оторванные от реальности, надежды.

Топливный бак – стандартный для данной рамы. Пушка – 37 мм. Мда, это конечно, не гаубичный калибр. Небольшая, в общем-то, пушка моей первой самоходки теперь казалась весьма серьёзным оружием. Ну, да не до жиру.

Башню выбрал самую крохотную и приплюснутую. Осмотрел критически – похоже, в такую башню только один из членов экипажа поместится. Ладно, пока не до комфорта. Подвеска. Усиливающие бронепластины. Смехотворные, по миллиметру, но всё же. Нет, дополнительную броню движок уже не потянет. Топливо. Нет, не надо мне особой чистоты и такой же стоимости. И так денег уже в обрез. Боекомплект снарядов. От фугаса такого калибра толку нет – берём бронебойно-зажигательные. Самая простенькая рация.

Увлечённый конструированием, я и не заметил, как очнулись от сна после реcпауна остальные члены экипажа. Только когда счет опустел, а рядом с остатками гаубицы появилась новенькая кургузая танкетка, я вдруг понял, что уже не один любуюсь нашим новым средством передвижения. Обернувшись, обнаружил, что мой экипаж стоит за моей спиной и безмолвно следит за манипуляциями. Тогда я сделал пару шагов назад, чтобы оказаться в общей шеренге, и сказал:

– Ну что, нравится?

Экипаж отозвался напряжённым молчанием. Я посмотрел на спокойные до полного равнодушия лица, и сказал:

– Тогда, занять места согласно боевого расчёта.

– В бронетехнике шестого уровня имеется только два места для членов экипажа, – осторожно сказал Серпилин. – Поэтому, необходимо определить, кому их занимать и в какой очередности.

А вот этот сюрприз я проморгал.

– Как это "два места"?

Серпилин пожал плечами и вытянулся в строевой стойке.

Я быстро подошел к танкетке, легко забрался на броню, открыл люк, заглянул внутрь. Даже с первого взгляда стало понятно, что "два места" – это ещё изрядное преувеличение. Плохо бронированный гробик явно начинали создавать с расчётом на одного танкиста, а место для второго выделяли уже по остаточному принципу, когда всё было готово.

– Без командира машина в бой идти не может, – сказал водитель. – Без мехвода – тоже. Так что, нечего тут и определять. Вот.

Я растерянно посмотрел на наводчика:

– А как же мы вдвоём-то будем?

– Каждый член экипажа должен быть в состоянии заменить собой кого угодно, – сказал Серпилин равнодушным, как мне показалось, голосом.

– Но я и стрелять-то не умею!

– Есть курсы подготовки наводчиков, стоят недорого.

– Но у нас ничего не осталось! – сказал я, начиная немного паниковать.

– Значит, будешь воевать, как сумеешь, командир, – спокойно сказал Серпилин.

– А может, вы с Ложкиным в бой сходите? – предчувствуя ответ, я спросил с такой безнадёжностью в голосе, что мне мог бы позавидовать любой актёр-трагик.

– Это невозможно, – сказал Ложкин. – Без командира машина не покидает ангар.

– Это невозможно, – повторил за водителем Серпилин. – Если ты не готов идти в бой, значит подождём, пока будешь готов.

– У меня другое предложение, – решительно сказал я. – Ты меня научишь стрелять!

– Это как? – удивился Серпилин и уставился на меня с застывшим лицом.

Теперь было отчётливо видна разница между этим нарисованным персонажем и обычным человеком. Он не задумался и не впал в транс, а именно "завис": замершая в абсолютной неподвижности фигура виделась тем, чем она и являлась – обычной картинкой.

Понимая, что в программе бота реакции на моё предложение предусмотрено не было, я похлопал неподвижного наводчика по плечу и громко сказал:

– Просто сделаешь всё, как в бою. А я посмотрю. Это и есть обучение.

Серпилин враз "оттаял", отрапортовал "так точно, командир", и полез в люк.

– А как же наша самоходка, едрить? – спросил заряжающий Зверев, и выжидательно уставился на меня, хмуря густые брови.

Я попытался сам себе сказать, что отвечать совсем необязательно – с каких это пор люди перед ботами отчитываются? Но устоять перед этим требовательным, отлично прорисованным талантливым художником, взглядом, не смог.

– Самоходку нашу мы обязательно починим, – твёрдо пообещал я ему, и склонился над открытым люком, где Серпилин уже вовсю лязгал затвором пушки.

– Мы на такой учились в танковой школе, – бубнил в чреве танкетки Серпилин. – Но чтобы как следует из неё стрелять, всё равно опыт нужен.

– Это понятно, – сказал я ему, заглядывая в башню. – Показывай, как заряжаешь, как целишься и как стреляешь.

Серпилин сунул руку куда-то вниз и вытащил маленький снаряд, больше похожий на патрон-переросток. Наводчик держал его, полностью обхватив пальцами одной руки, из-за чего возникало впечатление, что это просто сувенир, уменьшенная копия настоящего снаряда, которой можно полюбоваться и поставить в сервант за стекло. Но Серпилин не стал им любоваться, а легким движением толкнул в казённик и закрыл затвор. Лязгнул металл и блестящий латунный цилиндрик исчез в недрах пушки. А Серпилин, не останавливаясь ни на миг, сам себе скомандовал "огонь!" и дёрнул за маленький рычажок.

От резкого звука выстрела я непроизвольно вздрогнул всем телом, ноги мои подкосились и я упал животом на открытый люк. В оглохших от грохота выстрела ушах стоял неприятный звон.

Выпучив глаза, я поднялся на ноги и в бешенстве заорал на Серпилина, который деловито заталкивал в казённик следующий снаряд:

– Ты что делаешь?!

Серпилин замер, потом поднял кверху голову и уставился на меня. Вокруг него курился пороховой дым и, поднимаясь кверху, лениво переваливал через края люка, создавая впечатление, что наводчик варится в большой кастрюле супа.

– Ты же сам приказал, командир, – спокойно сказал Серпилин и ловким движением закрыл затвор.

– Отставить стрельбу! – рявкнул я. – А ну вылазь из машины!

Пока Серпилин с невозмутимым лицом выбирался из люка, я тревожно осматривал непроницаемо-тёмную стену, куда улетел пусть и похожий на игрушечный, но всё-таки настоящий снаряд. Ни малейших следов разрушений, никаких намёков на сквозное отверстие. Боевой снаряд не смог пробить кирпичную кладку?

– Ты что,  совсем офонарел? – набросился я на Серпилина, едва он выбрался из танкетки и  вытянулся по стойке "смирно" рядом с остальными членами экипажа. – Это кто тебя научил стрелять в прямо в гараже?

– Разреши доложить, командир? – спросил Серпилин спокойно глядя мне в глаза.

– Ну?

– Вот та тёмная стена – это снарядоуловитель. Пробные выстрелы можно делать в ангаре. Так записано в положениях боевого устава.

Это заявление привело меня в замешательство. Я снова пытался применить жизненный опыт к игре, где действовали совсем другие законы. И теперь выглядел нелепо даже в своих собственных глазах. Смотреть же в глаза Серпилину мне и вовсе было стыдно.

– Ладно, всё, – сказал я быстро. – Серпилин, Зверев – вам за хорошую работу предоставляю отдых. А мы с Ложкиным выезжаем на охоту. Вопросы есть?

– А за какую, едрить, работу нам дали отдых? – с радостным недоумением спросил Зверев.

– Много будешь знать – плохо будешь спать, – сказал я ему грубым голосом и полез в танкетку. – Ложкин, на место!

– Что ты мне, командир, как собаке командуешь? – слегка обиделся водитель, но не дожидаясь моего ответа полез через в передний люк.

Я чувствовал себя смущённым и одновременно обиженным. Они что, сговорились командиру замечания делать?

Кое-как протиснувшись на место, я схватился за ручку на крышке люка и потянул вниз. Тяжелый кусок металла легко поддался и буквально упал, оглушив меня металлическим гулом.

Сразу стало намного темнее. Осмотрелся, насколько хватало освещения, в сумраке боевого отделения. Подозреваю, что примерно также чувствовали себя жертвы средневековой инквизиции, которых запирали в "железной деве". Любое движение приводило к тому, что я упирался ребрами, спиной или головой в какой-нибудь металлический выступ. Передо мной и чуть ниже, вполне с комфортом устраивался маленький и худенький Ложкин, немедленно вызвав у меня приступ зависти.

Прямо на уровне моих глаз торчал резиновый наглазник прицела наводчика. Левее – здоровая, похожая на маску для подводного плавания, резиновая же окантовка командирского прицела. Значит, на карту смотрим двумя глазами, а целимся – одним. Доходчиво. А как Серпилин заряжал пушку?

Глаза почти привыкли к темноте. Я потрогал казённую часть пушки справа от себя, потом сунул руку под неё и нащупал твердый и холодный цилиндр.

– Ну что, командир, стартуем? – нетерпеливо спросил Ложкин.

Я схватил снаряд, прижал его к груди, потянул за рычаг, как это делал наводчик, и, скорее ощутив, чем увидев, открывшийся канал ствола, неловко сунул латунный цилиндрик туда. Электродосылателя здесь не было, поэтому вместо него пришлось работать рукой. Когда же, наконец-то, лязгнул затвор, запирая снаряд в стволе, я вдруг понял, что очень устал, да к тому же набил наверное с десяток синяков.

Предстоящий бой вдруг предстал в самом мрачном цвете. И это я ещё даже стрелять не пробовал!

– А что теперь говорить? – спросил я Ложкина. – Мы поменяли танк. Какой у нас теперь номер?

– Номер не поменялся, – сказал Ложкин. – В тридцать четвёртой бригаде только один экипаж за номером триста двенадцать. Это мы.

– Экипаж бронированной машины номер триста двенадцать к бою готов, – сказал я громко, подключая шлемофон к бортовой сети.