Текст книги "Да забыли про овраги #play_to_return"

Автор книги: Ежи Тумановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– К бою, – немедленно отозвался женский голос, звучащий, словно отовсюду.

Корпус танкетки ощутимо дрогнул. Я прижался глазом к прицелу наводчика.

В расползающихся клочьях тумана показалась башня здоровенного, обведённого синим  кантом, танка, ствол которого смотрел прямо мне в лицо. Я отпрянул от прицела, пытаясь сообразить, что теперь делать. Повернулся в сторону командирского прицела, прильнул к нему, вглядываясь в детали карты и стараясь подавить легкий приступ паники.

Голая степь на самом юге глобальной карты. Зелёные точки, изображающие союзные  машины, редкой цепью преградили дорогу колонне синих точек. Причём, синие колонной  двигались до того, как мы вступили в игру, а сейчас вереница вражеских машин довольно шустро рассредотачивалась в обе стороны от грунтовой дороги. И, судя по карте, до ближайшего ко мне вражеского танка, было довольно далеко. Ничего себе, у меня оптика в прицеле!

Снова прижался глазом к прицелу наводчика. Теперь, успокоившись, я обратил внимание, что в моём поле зрения, помимо устрашающего танка, продолжающего двигаться прямо на меня, есть масса мелочей, на которые я сперва даже не обратил внимания. И все они явно имели отношение к работе наводчика.

Помимо перекрестья, в центр которого по идее должен прилетать мой снаряд, там ещё были какие-то горизонтальные и вертикальные шкалы, кривая линия, похожая на обычную гиперболу и колонки цифр справа и слева. Впрочем, слева вверху большая буква "Д", знак "равно" и показатель "1095 м", скорее всего, обозначал дистанцию до объекта, на который смотрело перекрестье прицела. Я был почти уверен в этом. И приободрился.

Итак, нас занесло в драку по типу "стенка на стенку". Отлично. В толпе проще затеряться.

Я снова посмотрел в командирский прицел. Синие уже растянулись в полный фронт, надвигаясь на наши позиции дугой, словно собравшейся охватить нас с флангов и превратиться в безжалостные клещи. В поле зрения прицела наводчика вражеский танк просто напрашивался на выстрел. Так чего тянуть?

Я наклонился к пушке, выискивая тот рычажок, что дёргал Серпилин, командуя сам себе "огонь". Вот он, кривой, с круглой ручкой из какого-то пластика, всем своим видом так и намекающий, что именно он среди прочих элементов управления самый главный. Я положил на него ладонь, медленно свёл пальцы и ещё раз заглянул в прицел.

К моей досаде, корпус вражеского танка медленно смещался влево, грозя вот-вот убраться из перекрестья нитевидных линий. Ну, да неважно. Все равно не успеет.

Глубоко вздохнув и задержав дыхание, точно собирался стрелять из винтовки, я со всей силы дёрнул кривой рычажок вниз. Пушка звонко и совсем не страшно бумкнула. На мгновение справа от меня мелькнул короткий казённик, и тотчас укатился обратно вперёд. С легким звоном мне под ноги упала гильза, а боевое отделение затянуло удушливой пороховой гарью. Морщась, и с трудом перебарывая желание сплюнуть горькую слюну, я буквально прилип к прицелу.

Вражеский танк уже почти выкатился из перекрестья прицела, как вдруг у самого края его башни что-то мелькнуло и во все стороны брызнул веер огненных искр.

– Ура! – возликовал я. – Попал!

"Есть попадание", – всплыли в поле зрения темные буквы системного сообщения. "Повреждений противнику не нанесено".

Как это не нанесено? Как это?! Я же попал!

– Ложкин, – сказал я обиженным голосом. – Почему нет повреждений у вражеского танка? Я же своими глазами видел искры.

– Значит, не пробил, – спокойно ответил Ложкин. – Менять позицию будем?

– Погоди, – сказал я ему и потянулся за новым снарядом.

Секунд за двадцать я справился с заряжанием пушки и решил оценить поле боя взглядом "сверху". Все равно мой противник уже "сбежал" из прицела наводчика.

На общей карте картинка выглядела странной. Все зелёные точки стояли одну более-менее прямую линию, и лишь одна торчала достаточно далеко впереди, точно собираясь единолично вступить в схватку с надвигающимся "серпом" из точек.

– Геройству буйных поём мы песню, – сказал я улыбаясь. – Это хорошо, что такой дурак в нашем стане нашёлся. Пока на него внимание будет отвлечено – можно и пострелять.

Я снова взглянул в прицел наводчика. Самый краешек вражеского танка виднелся теперь с левого края. Что там делал Серпилин, чтобы довернуть пушку?

Наощупь нашёл круглые рукояти, покрутил один из них. Перекрестье сдвинулось вверх. Ага, это вертикальная наводка. Значит, второй маховик должен наводить пушку в горизонтальном направлении.

Через несколько секунд чужой танк снова оказался в перекрестье прицела. Случайно взявшись рукой за окуляр, я обнаружил, что его можно поворачивать, уменьшая степень увеличения оптики и получая за счёт этого, более широкое поле зрения. Так, отлично. Ну что, попробуем ещё разок чужую броню на прочность?

Четыре мощных удара снаружи, от звона которых аж загудело в ушах, стали для меня полной неожиданностью. В полном недоумении я смотрел на крохотные отверстия, сквозь которые сочился в темноту рубки дневной свет. Приглядевшись, я понял, что каждая дырочка расположена на вершине здорового холмика из брони. Судя по скорости следования ударов, мы получили прямо в "лоб" башни пулемётную очередь. А бугорки – это деформированная броня после удара пуль, которым совсем чуть-чуть не хватило энергетики, чтобы пробить самую толстую часть моего танка. Из пулемёта!

Вместо того, чтобы испугаться, я вдруг рассердился. Подумаешь, большой танк с крупнокалиберным пулемётом. У самих пушка найдется!

Мрачно оскалившись, я сдвинул прицел левее и ниже, надеясь, что мне повезёт и снаряд моей пушечки нащупает в броне здоровяка слабое место. Рука сам нашла спусковой рычаг. Рывок! Выстрел!

Пушка прыгнула назад, а я наоборот – наклонился вперёд, к прицелу. Как раз, чтобы успеть заметить, как тёмный бурун сметает с корпуса какой-то предмет. Я что, разбил ему фару?

Снова взглянув в командирский прицел, я оценил отважную глупость того союзного танка, что выехал вперёд. Он уже был в полукольце врагов, но стоял неподвижно, даже не пытаясь сбежать. Хотя, от такого количества пушек разве сбежишь? Кстати, а почему не слышно выстрелов других танков? Вроде бы, раньше чужие выстрелы через броню я слышал.

Всё это было очень странно. Тут я вспомнил, что у меня есть рация. Протянув руку куда-то в темноту, нащупал рычажок, сдвинул его с  места, приподнял край шлемофона, чтобы услышать, если в наушниках, висящих где-то рядом на стене, будет что-то слышно. Странно, но первое, что я услышал, был чей-то истерический смех. Да что они, все с ума посходили?

Я стащил шлемофон и нацепил наушники. В уши хлынул поток голосов, перемежающийся звонкими щелчками и коротким шумом эфира. И "зелёные", и "синие" обсуждали какого-то придурка и при этом очень громко и заразительно смеялись.

Ещё не особо понимая соль юмора, я тоже непроизвольно разулыбался. Кажется, речь шла про тот танк, что остался на месте, когда все остальные "зелёные" отъехали назад, занимая места в специальных укреплениях. Отъехали назад?!

– Мужики, а он ржачный, этот Лом, – отчетливо сказал вдруг один из голосов. – Считаю, что гаечку от меня он заслужил.

Коротко дзинькнуло и перед глазами всплыло системное сообщение:

"Вам переведена 1 гайка от игрока "Nikola"-зелёный".

Снова легкий звон.

"Вам переведена 1 гайка от игрока "Vit154"-зелёный.

Дзинь.

"Вам переведена 1 гайка от игрока "Ilog"-синий".

Гайки все падали и падали, а я сидел, не в силах поверить, что обсуждаемый всеми кретин – это я. Позор джунглям! Каждый звоночек, возвещающий о поступлении денег на счет, был похож на плевок.

– Ах, вы уроды! – вскипела во мне вдруг благородная ярость. – Ложкин, вперёд!

Двигатель взревел на полных оборотах, и вдруг жуткий грохот заполонил всё пространство вокруг, ослепляя, вытесняя мысли, лишая способности оценивать происходящее. Словно сотня психанувших дятлов набросилась на мой танк. В состоянии, близком к бессознательному, я смотрел, как множится число маленьких дырочек в передней полусфере танкетки. Дернулся и слабо вскрикнул Ложкин, обмякая на своём сидении. И перед тем, как десяток рассерженных пчёл впились в мою грудь, я всё-таки успел понять, что со мной происходит.

"Из пулемётов толпой загасили. Твари."

А потом была спасительная темнота.

11. Осветительным, огонь!

Мы сидели за столом и лопали тушёнку. Помимо гаек, что набросали мне игроки, повинуясь каким-то своим местным игровым традициям, мы с Ложкиным кое-что заработали за обнаружение нескольких единиц техники (да, оказалось, что разведчикам здесь тоже платят), за первый выстрел в бою (пустячок, а приятно), за обстрел заведомо непробиваемого противника (вот ещё бы знать заранее, что он непробиваемый) и за общую победу «зелёных» в игровом эпизоде. Новый нормальный танк на эти деньги купить было нельзя, но на ремонт и пополнение боеприпасов – хватило вполне. И даже немного осталось.

И я купил тушёнку.

– Главная наша ошибка, – говорил я внушительно, работающему ложками экипажу, – заключалась в том, что мы не увидели общего манёвра и не заметили подготовленных позади позиций.

– И боевое задание не читали, – вставил Серпилин, отрываясь от банки. – А там это всё было написано.

– Не перебивай, – сказал я строго. – А без панорамного прицела из танка вообще ничего не видно. Мне нужен панорамный прицел!

– Панорамный прицел можно поставить командиру в том случае, если в экипаже имеется наводчик, – сказал Серпилин.

– Уже знаю, – буркнул я, вскрывая новую банку тушёнки. – Значит, надо придумать, как тебя взять с нами в бой.

– Техника шестого уровня…

– Я знаю, что в танкетке всего два места. И что?

Теперь все трое смотрели на меня не отрываясь, хоть и продолжая ковыряться ложками в тушёночных банках.

– Мало ли, какие правила в игре придуманы? – продолжал я бодрым голосом. – На то мы и люди, чтобы правила нарушать и обходные пути искать.

Мой экипаж внимал мне с вниманием прихожан на исповеди у пророка. Даже жевать перестали. И это здорово сбивало с толку.

– Чего остановились? Открывайте второй ящик, продолжаем обед!

Дождавшись, пока каждый откроет по второй банке, я продолжал:

– Посадим тебя, Серпилин, сверху на броню – да и всё. Делов то!

– На возможность установки панорамного прицела это никак не повлияет, – возразил  Серпилин. – Правила установки оборудования формализованы по количеству мест экипажа.

– Вот, проклятая бюрократия, – сказал я с чувством, легко в мыслях отказываясь от дурацкого плана. – Значит, придётся больше отдавать внимания командирскому прицелу. А ведь точно! Как это я раньше не додумался? Вид сверху – решает! Так, Ложкин, доедай скорее – поедем пробовать идею.

Забираясь на своё место, я помянул недобрым словом конструкторов танкетки, содрав кожу на боках и больно стукнувшись локтем. Потом вспомнил, что сам комплектовал машину по принципу "насколько денег хватило", и смирился.

Люк закрывать не стал, и при скудном освещении проникающем сквозь проём над головой, ещё раз осмотрел пушку. Расположение рычагов теперь виделось вполне логичным и удобным, а боеукладка оказалась расположенной вообще в единственно возможном месте. Благо, вытаскивать снаряды из неё я мог одной рукой и наощупь.

Взял снаряд, мимолётно ощутив удовольствие от совершенства его внешнего вида (ну и что, что дизайнер нарисовал?), зарядил пушку, примерился к обоим прицелам.

– Экипаж бронированной машины номер триста двенадцать к бою готов!

– К бою.

Свет над головой померк, когда танкетку затянуло туманом. А потом, к моему удивлению, стало совсем темно.

“Восточная зона глобальной карты, сектор 218, тип – смешанный: лес. Барсучья гряда".

Люк по-прежнему был открыт – это я сразу проверил, подняв руку над головой. Ни в прицеле наводчика, ни в командирском прицеле не было видно не зги. И выглядело всё это очень странно.

Встав ногами на сидушку, я осторожно высунулся из люка. Прислушался.

В темноте угадывались неясные силуэты деревьев и башни танков, стоящих по соседству. Где-то вдалеке торопливо откашлялся пулемёт, потом почти на пределе видимости, небо слегка подсветило красным, а спустя несколько секунд покатилось эхо далёкого взрыва.

Мы явно покинули ангар и стояли в одной из многочисленных локаций глобальной карты, готовясь к бою. Но почему, черти гейм-мастера раздери, тут выключен свет? Может, боевое задание рассеет мглу недостатка информации? Я опустил на лицо очки, продолжая вслушиваться в окружившую меня плотным коконом, тёмную ночь. С удовлетворением убедился, что меню работает нормально. Ткнулся в боковую панель, вчитался в строчки задания.

"Редкая удача дарована твоему экипажу. Ночной бой позволяет проявить все свои лучшие качества командира. Основная цель: уничтожить одну единицу вражеской бронетехники. Дополнительная цель: выжить в бою."

Ну, зашибись. Попробовал, называется, командирский прицел. И как теперь воевать, если вообще ничего не видно?

Рядом зарычал танковый дизель, лязгнули гусеницы и, воняя сгоревшей солярой, соседняя машина ушла в непроглядную ночь. Союзник, между прочим. Вот как он ориентируется в темноте?

Я уже собирался поднять очки на лоб, как вдруг заметил маленькую приписку к заданию:

"Если твоя машина не оборудована приборами ночного видения, поищи подарок в боеукладке".

Предложение поискать подарок в боеукладке выглядело, как минимум, двусмысленно. Тем более, что лишний раз трогать снаряды в кромешной темноте не хотелось категорически. Я поднял очки на лоб и выбрался из люка. Со всех сторон в ночи взрыкивали грубыми голосами смертоносные машины, устремляясь к одним им ведомым целям. Вдруг где-то впереди раздался тонкий угрожающий свист и я уже собирался юркнуть обратно, как вдруг увидел ярко-белую полосу, устремившуюся в небо. А потом там, под низкими тучами, вспыхнул яркий свет и осветительная ракета начала свой медленный путь к земле, покачиваясь  на стропах парашютика. И сразу стали видны контрастные, в её мертвенно-белом свете, силуэты разъезжающихся танков, лесной массив вокруг и перекресток трёх дорог, прячущихся среди деревьев.

А ведь это вариант! Когда кто-то пускает осветительную ракету, можно успеть поменять позицию, а то и, чем гейм-мастер не шутит, найти себе цель для стрельбы. И пока искусственный свет разливался из-под низких туч, следовало поспешить.

Стоило мне захлопнуть крышку люка над головой, как неподалеку раздался громкий хлопок и в борт танкетки хлестко ударил веер осколков. От дробного металлического звука меня аж передёрнуло и сразу в голове всплыли воспоминания о том, как десятки пулемётов изрешетили  мою машину в прошлом бою. Но в этот раз, стоять и ждать смерти я не собирался.

– Ложкин, давай вперёд!

– Но я ничего не вижу, командир, – растерянным голосом сказал водитель. – Ты фары забыл купить!

– Да без разницы! – заорал я в темноту, буквально всем телом чувствуя всё новые разрывы, сотрясающие землю под нашей танкеткой.

Громкие хлопки и грохот снаружи начали сливаться в сплошной равномерный грохот.

В недрах моей машины раздался неприятный треск, танкетка рыкнула чахлым движком и несмело покатила вперёд. Но даже такого слабого толчка оказалось достаточно, чтобы мои рёбра чувствительно сдавило о какие-то железки, невидимые в темноте. Мне показалось, что Ложкин что-то кричит, но сквозь стрёкот двигателя и грохот разрывов долетали лишь отдельные слабые звуки. Шлемофон!

Я схватил провод и наощупь воткнул его в разъем бортовой сети.

– … и тогда мы точно встанем! – раздался в наушниках голос Ложкина и тут же последовал тупой удар всего моего организма о массу твёрдых предметов передо мной. Я коротко взвыл.

Движок танкетки чахоточно откашлялся и заглох. В кромешной темноте по-прежнему не было видно ни зги.

– Ну вот, я же говорил, – печально сказал Ложкин. – В дерево воткнулись.

– Тихо! – сказал я, прислушиваясь к удаляющимся звукам разрывов. – Кажись, пронесло.

Ещё некоторое время мы сидели в тишине, а потом я вдруг сообразил, что на командирский прицел должны передаваться данные с тех союзных машин, что ушли вперёд. Осторожно ощупав руками какие-то железные выступы и провода, я с трудом нашел резиновую "маску" командирского прицела, и приник к ней.

Сперва я не видел ровным счётом ничего. Всё та же темнота перед глазами, и если бы не давление резиновой прокладки на скулы и лоб, можно было бы подумать, что никакого прицела я просто не нашёл. Однако, уже вскоре глаза чуть не ослепило крохотными вспышками разрывов, на которые я смотрел с "большой высоты". Пошарив руками, я нащупал поворотное кольцо на рукояти, позволяющие менять масштаб карты. И когда в следующий раз огненные вспышки озарили крохотные участки карты, приблизил их, чтобы рассмотреть получше: кто там стреляет, куда, и что из всего этого получается.

– Так что, командир, пробуем отъехать? – спросил водитель.

– Погоди, – сказал я ему. – Сейчас разберёмся, где противник и тогда поедем фраги сшибать.

А над картой разливалось уже знакомое мертвенно-бледное свечение осветительной ракеты. И в этом белом свете вдруг всё стало видно, точно жизнь бацилл под мощным микроскопом.

Покрытая лесом гряда холмов разделяла синие и зелёные точки, причём и те, и другие уверенно ползли с двух сторон вверх по склонам, готовясь сойтись в бою на самом верху. На левом фланге, там где склон оказался пониже, два больших танка и антитанк "зелёных" сумели первыми оседлать вершину, и теперь  пытались организовать обстрел противника. Мешал им гребень холма, выбираясь из-за которого, они тут же становились отличным мишенями. И если их до этого момента ещё не подбили, то лишь потому, что темнота слишком часто останавливала перестрелку.

Всё это я успел разглядеть, пока горела очередная осветительная ракета, а затем сумрак  укрыл карту точно также, как и поле боя посреди ночного леса. Полная темнота боевой рубки меня больше не дезориентировала, но раздражала. Поводив руками перед собой в тщетной попытке найти хоть какой-нибудь выключатель, я сказал Ложкину:

– Можешь хоть какую-нибудь лампочку включить?

– Да, командир.

И в тот же момент слева и справа от меня зажглось по небольшому плафону, полностью осветив крохотную кабину и спину механика-водителя впереди.

– Так что ж ты молчал, паразит? – возмутился я, чувствуя тем не менее облегчение. – Давай, сдавай назад понемногу. Сейчас разберёмся, как тут воевать.

Затарахтел движок танкетки, Ложкин потянул за рычаги и короткий толчок бросил меня вперёд, навстречу крайне твёрдому прицелу наводчика. Но переживать за очередной синяк было некогда: пока было видно хоть что-то, следовало поторопиться.

– Стой! Дай пару минут осмотреться.

Первым делом следовало послушать соратников по команде. Я снял шлемофон, нацепил наушники и повернул регулятор в положение "слушать зелёных". И в тот же миг в уши хлынул поток криков, команд, щелчков, эфирного "белого" шума и невнятного бубнежа. Ну как вот пользоваться такой связью в бою?

Не снимая наушников, я решил посмотреть, что же за "подарок" ждал меня в боеукладке. На первый взгляд, ничего необычного в ячеистом ящике, где как бутылки в винных погребах, лежали под наклоном тусклые снаряды, не наблюдалось. Однако, присмотревшись, я заметил, что пять латунных цилиндров лежат развернутыми в противоположную сторону. Взял один в руки, поднес поближе к лампочке. И в тот же миг перед глазами поплыли строчки системного сообщения:

"Вами получен подарок, снаряды осветительные, 5 штук. Используйте их с умом".

Так вот чем освещали поля боя другие игроки! Но мне-то как эти снаряды использовать? Задрать свою пушку по-зенитному в небо не получится – танковые пушки для этого не предназначены. Отъехать подальше? В полной темноте? Очень смешно. Похоже, "подарок" – просто милая шутка программистов над новичками.

И как нарочно в этот момент один голос выделился из общего шума и с усмешкой произнес:

– Представляете, у "арты" на этот бой боекомплект заменен на десять осветительных снарядов! Никаких фугасов! Что у нас, что у "синих" арта тупо в качестве лампочек оставлена.

Снаружи начали раздаваться гулкие выстрелы, причем с каждой секундой их частота возрастала. Я коротко заглянул в командирский прицел – так и есть: сразу три осветительные ракеты повисли над ночным лесом, освещая неровную двойную линию из "зелёных" и "синих" танков, между которыми зачастую оставалось всего лишь несколько десятков метров самой верхней части гребня цепочки холмов. То там, то тут один из танков переваливал через гребень, стараясь оказаться сбоку от машин противника, делал пару выстрелов и отъезжал обратно под ураганом выстрелов. Тем, кому не повезло, вовсю горели на обоих склонах, озаряя багровым светом высокие сосны.

В наушниках больше ничего толкового слышно не было, и я решил, что можно будет попробовать с кем-нибудь связаться, когда количество техники с обеих сторон подуменьшиться. Я натянул шлемофон и сказал:

– Ложкин, давай по правой крайней дороге. Видишь, правее нас перекрёсток и там три дороги? Вот правая там… видишь?

– Вижу, командир.

Я упёрся руками в стенки своей металлической клетушки, и когда танкетка, сильно раскачиваясь на кочках, покатила наконец в нужную сторону, перестал болтаться  в ней, как килька в консервной банке. Правда, теперь посмотреть в командирский прицел было по-настоящему страшно – казалось, что стоит мне наклониться к резиновой маске, окаймляющей  окуляры, как машина подпрыгнет на ухабе и я просто разобью себе лицо. Но стоило Ложкину притормозить, чтобы довернуть танкетку вправо, как я вцепился в ручки командирского прицела и прижался лицом к резине маски.

Держаться за рукояти и одновременно смотреть на, периодически подсвечиваемое, поле боя, оказалось весьма удобно. Я нашёл свою танкетку, которая сверху выглядела не так уж и  смехотворно, и вовремя дал команду Ложкину на поворот в нужную сторону. Посчитав, что мы отъехали достаточно, я сказал:

– А теперь поверни на девяносто градусов влево.

Танк замедлил ход и остановился.

– Это как, командир? – удивлённо спросил Ложкин.

– Часы представляешь? – ответил я вопросом на вопрос, после небольшого раздумья.

– Ну, представляю, – осторожно сказал Ложкин.

– Представь, что мы стоим по направлению к цифре "двенадцать", а нам нужно повернуть на "девять".

Танкетка заверещала своим слабосильным движком и ловко крутанулась влево.

– А теперь вперёд, – сказал я, не отрываясь от командирского прицела. – Мне надо, чтобы мы с тобой заехали на вершину холма.

Движок танкетки взвыл и мы медленно тронулись вперёд, практически сразу ощутимо задираясь передней частью машины кверху. Судя по всему, склон здесь был достаточно крутой. Через несколько секунд, опасаясь, что мы вот-вот можем перевернуться, я приказал Ложкину остановиться. Мой гениальный план по просачиванию в тыл противника через фланг на большом удалении внезапно дал трещину, столкнувшись с предусмотрительностью гейм-дизайнера.

Карта в командирском прицеле оставалась непроницаемо-тёмной, однако гулкие звуки выстрелов и разрывов продолжали проникать сквозь чахлую броню танкетки. Хорошо, наверное, иметь ночной прицел.

Поскольку запасного плана у меня не было, приходилось придумывать его "на ходу". И удачная мысль посетила меня немедленно. Бой длился уже достаточно долго и обе стороны практически израсходовали осветительные снаряды. А у меня такие снаряды ещё были. И если предупредить своих союзников, когда я смогу подсветить поле боя, они получат преимущество. И в благодарность, может быть, выслушают меня и помогут связаться с полковником Комаровым.

План был настолько гениальным, что прежний гениальный план казался полным убожеством. Особенно с учётом того факта, что танкетка уже стояла на крутом склоне и её пушка смотрела по-зенитному в небо. А ведь я её смогу задрать ещё выше средствами вертикальной наводки орудия!

– Глуши мотор, – сказал я Ложкину, вытащил из боеукладки осветительный снаряд, который по форме не отличался от бронебойных, но имел в средней части по окружности жирную белую полосу.

Вдохновленный простым, но невероятно эффективным планом, лихо толкнул снаряд в казённик и закрыл затвор. Получилось так быстро и молодцевато, что я на секунду возгордился своими успехами, распрямил спину и тут же набил здоровый синяк на плече.

Теперь предстояло задрать ствол орудия и я приник правым глазом к прицелу наводчика, одновременно устраивая руки на штурвальчиках. Оказалось, что небо, хоть и укутанное тучами, выглядело в прицеле всё-таки чуть-чуть светлей, чем непроницаемо-чернильная темнота, укрывшая склон холма. Поэтому я отчётливо видел неровный край вершины, въехать на которую так и не решился. Повернул на четверть оборота штурвальчик вертикальной наводки и перекрестье прицела медленно поползло вверх, а кусок абсолютной темноты в нижней части поля зрения, стал уменьшаться.

Тем неожиданнее стало появление чёрного пятна, мгновенно почти полностью заслонившего собой небо. Несколько мгновений я растерянно смотрел на него, потом повернул штурвальчик дальше, смещая поле зрения прицела ещё выше и вдруг понял, что смотрю на контур башни танка. Прямо у меня на глазах, с другой стороны холма на самую вершину медленно вползала вражеская машина. И что характерно, никто её, кроме меня, не видел.

Понимая, что у меня есть всего несколько секунд, я быстро посмотрел в командирский прицел и не обнаружил синюю точку танка противника напротив зеленой точки своей машины. Получалось, что я его увидел случайно, лишь потому, что "неправильно", с точки зрения игрового процесса, использовал свои возможности. Но как привлечь внимание союзников?

Я схватился за микрофон рации, одной рукой прислоняя к голове наушники, но услышав множество, перебивающих друг друга, голосов, понял, что быстро поднять тревогу не сумею. Оставалось последнее средство: атаковать вражеский танк и надеяться, что мне удастся если не подбить тяжёлую машину – а судя по размеру башни, танк был из числа тяжёлых – то хотя бы повредить её, и привлечь к ней внимание. Терять мне было нечего: как только меня обнаружат, до выноса из боя моей танкетки останутся считанные секунды.

Я бросил наушники и снова припал к прицелу наводчика. Чужой танк как раз переваливал через гребень холма и был виден целиком, причем позади него виднелась, задранная в небо, пушка ещё одного танка!

Быстро подведя штурвальчиками перекрестье прицела на середину тёмного силуэта, я задержал дыхание и что есть силы дёрнул за спусковой рычаг. Пушка звонко грохнула и боевое отделение заволокло дымом, но мне было не до этого. Прижавшись, выпученным от изумления глазом к прицелу наводчика, я провожал взглядом длинную светящуюся линию, протянувшуюся от моей танкетки к грозному силуэту вражеского танка. Ё-моё! Я же зарядил осветительным!

Вероятно среди бета-тестеров игры таких кретинов, как я, не нашлось и поэтому никто специально не прописывал, как должен вести себя осветительный снаряд попадая в танк. Поэтому он повёл себя так, словно ничего особенного не случилось и он штатно сработал между небом и землёй: на броне тяжелого танка противника загорелся яркий белый огонь.

Я ахнул и полез в боеукладку за новым снарядом. Пока трясущимися руками я его выколупывал из ячейки и разворачивался, чтобы засунуть в пушку, на моем теле не осталось наверное и квадратного сантиметра без синяка или ссадины. При всём при этом вдруг оказалось, что в маленьком объеме танкетки ужасно жарко, и к тому времени, когда я обливаясь потом, затолкал новый снаряд в казённик, мне уже хотелось выбраться на броню и стащить с себя мокрый комбинезон.

Как только затвор лязгнул, возвещая, что орудие к выстрелу готово, я снова припал глазом к прицелу наводчика. Вражеский танк уже успел съехать на нашу сторону, пытаясь таким образом скрыться среди деревьев. Яркий "фонарь" продолжал гореть на его броне, придавая всем его попыткам спрятаться изрядную долю анекдотичности. Судя по воплям из наушников, резко набравшим громкость и градус возбуждения, спрятаться "синему" действительно не удавалось.

Я отчаянно завертел рукоятками штурвальчиков, но выстрелить не успел. Издалека донеслись частые хлопки и на броню тяжеловеса посыпались снаряды моих союзников. Несколько секунд я любовался снопами искр от бронебойных снарядов, прекрасно видимых даже в свете догорающего осветительного снаряда, сопровождаемых жуткими ударами металла о металл. Потом, почти одновременно, в лобовой плите вражеского танка образовалось чёрное отверстие пробитой брони, а на башне распустился огненный "цветок" фугасного взрыва.

– Ура! – гаркнул Ложкин, когда вражеский танк окутался дымом.

Я же обнаружил в прицел наводчика краешек второго танка, который перестал подниматься на вершину, и стоял теперь неподвижно, видимо уверенный, что его никто не обнаружит.

– Отлично, – прошептал я, аккуратно подводя перекрестье прицела в нужное место.

Дёрнул за рычаг, и, дождавшись, пока казённик пушки вернётся на место, и даже не пытаясь оценить результат, наклонился, вытаскивая из боеукладки осветительный снаряд. Почему-то именно в этот момент, мне вдруг показалось, что ещё один вражеский танк целится в меня из темноты леса, и сейчас я так и умру, скрючившись в жаркой и вонючей каморке крохотной башни танкетки. Отчаянно захотелось вдохнуть свежего воздуха, но вместо этого в горло лез едкий пороховой дым.

Обдирая кожу на плечах и спине, я вырвал снаряд из боеукладки и принялся заталкивать в пушку. Густой дым все никак не улетучивался, мешая смотреть, пот заливал глаза, и я никак не мог протолкнуть латунный цилиндр в ствол, а где-то в темноте враг уже кривил в злой усмешке тонкие губы, уверенно взяв меня в прицел.

Наконец снаряд ушёл вперёд и с облегченным всхлипом, я закрыл затвор. Смотреть в прицел было некогда. Левой рукой я принялся бешено вращать штурвальчик вертикальной наводки, а правую положил на спусковой рычаг. И как только левая рука встретила сопротивление, правая тут же рванула круглую рукоять вниз. Задранная до отказа вверх пушка, метнула в тёмное небо осветительный снаряд и экран командирского прицела просветлел.

Теперь можно было перевести дыхание и… убраться с этого места.

– Ложкин, давай малый назад, – сказал я, стащил с головы шлемофон и водрузил на неё наушники, после чего схватился руками за рукояти командирского прицела.

Снаружи была слышна азартная пушечная стрельба. В командирский прицел было хорошо видно, как в мою сторону начинают подтягиваться танки, активно расстреливая сразу две чужих машины, пытающиеся задним ходом вернуться на свою сторону холма. А в наушниках… Я даже не поверил своим ушам, когда услышал:

– Лом – красава! Давай ещё свет!