Текст книги "Смерть и прочие неприятности. Орus 1 (СИ)"

Автор книги: Евгения Сафонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Перед глазами Тима наконец всплыл дверной порог. Последнее, что он видел, прежде чем упасть. А в ушах…

– Я… что-то вспомнил. – Он облизнул пересохшие губы, чувствуя мерзкий медный привкус во рту. – Когда ты сочинял. Мелодию… похожую.

Под недоумённым взглядом Кейлуса он судорожно сдвинул брови, пытаясь вспомнить больше, но в затылке тут же всплеснулась боль. Словно предупреждая: нет, Тиммир Лейд, даже не пытайся.

Не то будет куда хуже, чем сейчас.

– Не могу… вспомнить. – Он невольно прижал ладонь к месту, где жгуче пульсировала кровь. Тут же опустил: слабость давала о себе знать, реагируя дрожью даже на такое простое движение. – Я где-то слышал её, но не помню, где. И сейчас… тоже… больно.

– И ты потерял сознание от этого?

Тим кивнул. Почти плача – в равной степени от боли и осознания, насколько глупо всё это звучит.

Последнее, чего он ожидал, так это того, что лицо Кейлуса вдруг разгладит странное удовлетворение, точно он получил ответ на давно терзавший его вопрос.

– Мелодия, – медленно повторил он. – Музыка. – Он коротко выдохнул. Затем рассмеялся. – Ну конечно.

Тим слушал, как смех переходит в хохот. Не понимая, что послужило причиной подобного веселья, но подозревая, что его бессвязный бред сообщил нечто очень важное.

И лишь затем вспомнил, что в Лигитрине, в юности приютившем Кейлуса на самый, наверное, счастливый год его жизни, располагалась не только знаменитая на весь мир консерватория.

– Тебя загипнотизировали, – весело пояснил Кейлус наконец, подтверждая догадку. В мужском голосе ещё звучали отзвуки смеха. – И поставили блок. Неумелый, отсюда и такие последствия. Хотя, полагаю, если бы не удачное стечение обстоятельств, первый припадок случился бы куда позже. – Он рывком поднялся на ноги. – Ты точно не помнишь ничего подозрительного в саду Рейолей?

Тим покачал головой. Уже зная, что это, даже будучи правдой – во всяком случае, правдой, известной ему, – ничего не доказывает.

– Вы думаете, это… сделала она? – он следил, как Кейлус в явно приятном возбуждении меряет шагами комнату, сжимая сцепленные руки за спиной.

– Девчонка может владеть Даром, несвойственным для наших мест. Но хорошо знакомым мне. – В словах скользнуло предвкушение. – Гипноз – одна из основных разновидностей музыкальной магии. А с помощью гипноза легко можно поставить блок.

– Я… мог видеть её? Столкнуться с ней? А потом меня просто заставили об этом забыть?

– Да. – Замерев подле кровати так же резко, как до того поднялся, Кейлус уставился в стену, интересную разве что отсутствием на ней чего-либо интересного. Даже узоров на однотонных обоях. – Мог.

Тим следил за его лицом. И знал, о чём он думает. О том, что взломать блок в его голове – единственный способ заполучить действительно достоверную информацию. О том, какую цену чаще всего платят за попытку взломать ментальный блок. Может, и о том, готов ли он её заплатить.

Что ж, свой ответ на последний вопрос Тиммир Лейд знал совершенно точно.

– Кейл, – тихо проговорил он, – если это поможет найти её…

Кейлус опустился на край его постели, и выражение его лица заставило слова затихнуть в горле.

– Даже не думай. – Ладонь, пахнущая острой горечью лекарств, легла на его волосы; губы, пахнущие (так знакомо) сладкой прохладой пряных леденцов, легко коснулись его виска. – Не такой ценой. – Тонкие нервные пальцы музыканта в рассеянной задумчивости скользнули сквозь русые кудри Тима, спутанные после долгого болезненного сна. – У меня будет новое поручение для охотников за головами… пусть ищут в Шейне и его окрестностях кого-то, кто обращался к лекарю с жалобой на странные провалы в памяти. Или на травмы, полученные невесть каким образом. Или на припадки, подобные тому, что случился с тобой.

– Думаешь, она могла повстречаться с кем-то ещё? – спросил Тим со странной смесью облегчения и покорности тому, что в таком случае идти придётся по сложному пути.

– Весьма вероятно. И если девчонка разбрасывается неумелыми блоками, рано или поздно блок должен дать о себе знать. Даже без катализатора. Спровоцировать приступ.

– А если охотники никого не найдут?

– Тогда будем действовать наугад. Но я думаю, что найдут. В конце концов, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. – Кейлус улыбнулся, и висок Тима обжёг тихий и очень недобрый смешок. – А я достаточно хорошо знаю иномирных девочек, чтобы помнить, как они любят искать себе приключения.

ГЛАВА 21
Sul tasto

Sul tasto – буквально «на грифе»: указание исполнителю на струнном инструменте играть у грифа для извлечения более мягкого, прикрытого звука (муз.)

– А что всё-таки ты собираешься делать с драконом? – поинтересовалась Ева двумя вечерними посиделками позже, пока они, завершив просмотр «Унесённых призраками», пили фейр под Неоконченную симфонию Шуберта.

Вчера им пришлось заряжать планшет, потому что энергия и в батарейке, и в портативном аккумуляторе окончательно и бесповоротно закончилась. И Ева очень нервничала по этому поводу, но всё прошло вполне благополучно. Правда, вначале она пластиковой карточкой долго отковыривала у планшета крышку и сам аккумулятор, а затем Герберту пришлось довольно долго сидеть, удерживая электрическое поле вокруг прижатой к клеммам стальной проволочки; но Ева на пару с Дерозе скрасили его ожидание небольшим концертом, так что в итоге оба остались не в обиде. А наградой их усилиям послужила «Золушка» (фильм, который Ева нежно любила хотя бы за голубые глаза бывшего Робба Старка, сцену бала, которую она могла пересматривать бесконечно, и сногсшибательное платье, всегда заставлявшее её завистливо вздыхать). Герберт, правда, в пух и прах раскритиковал принца: мол, правитель из него аховый, раз предпочёл союзу с сильным государством брак по любви, тем самым обрекая страну на большие проблемы. Ибо «вера в добро разобраться с врагами и нищетой не поможет».

В ответ Ева добродушно посоветовала ему не бурчать. На что получила тоже вполне добродушное хмыканье.

Тогда же Герберт и вручил ей вторую кружку. Вчера, когда они устроились перед планшетом. Просто достал из пустоты полнёхонькую чашку, буднично пояснив, что это иллюзия. И поскольку от него принимать подобное подношение Ева не боялась, то наконец узнала, что фейр очень похож на зелёный чай с мелиссой – и очень даже вкусный.

Что ни говори, иллюзия у Герберта вышла чертовски правдоподобной. И вкусом, и запахом, и даже тем, как глиняные стенки чашки грели Евины холодные руки.

– Мы его убьём, – просто ответил некромант. – Думаю, где-то через неделю, как будешь готова.

Ева, не слишком воодушевлённая этим планом, уставилась на него.

– Убьём?..

– О чём это?

Казалось, её вопроса Герберт не услышал: подперев подбородок рукой, он смотрел на экран планшета, где метались цветные столбики эквалайзера. И лежал рядом (теперь, на третий вечер, уже лежал), даже как-то мечтательно полуприкрыв глаза, внимая светлой побочной партии.

– Симфония? – Ева сама призадумалась над ответом. С «Неоконченной» всё было не так просто. – А тебе как кажется?

Некромант обвёл пальцем край почти опустевшей кружки. И слушал, пока свет лиричной мелодии в конце экспозиции не уступил место вступительной теме-эпиграфу – гнетущей, мрачной и торжественной, как тяжёлая поступь судьбы, – чтобы затем, высоко над тревожным волнением скрипок, повторно запел главную партию печальный гобой.

– Человек и рок, – сказал он затем. – Любовь и смерть. Мечта и реальность. Их противопоставление. Их борьба. – Губы Герберта дрогнули в невесёлой усмешке. – Думаю, во всех случаях в конце победит не первое.

– Ты прав, – вспоминая минорный финал, признала Ева. Осмыслила всё, что он сказал, в применении к музыке, и даже как-то горделиво добавила: – Во всём, пожалуй.

За два вечера, которые по обоюдному желанию они завершали «музыкальной паузой», Ева уже успела установить – в глубине души венценосный сноб на удивление тонкий музыкальный ценитель, не пасовавший ни перед сложными хитросплетениями полифонии Баха, ни перед дерзкими гармониями позднего Бетховена. И что Рахманинова (и не только его, как сейчас он снова доказал) он действительно понимает.

И её игру оценил явно не потому, что к виолончели прилагалось её симпатичное личико.

– И как, по-твоему, мы убьём дракона? – всё-таки спросила Ева, терзаемая любопытством и не самыми хорошими предчувствиями.

– Отправимся в его логово. Вместе с Мираклом, мы уже обо всём договорились. Постараемся, чтобы финальный удар нанесла ты, но в крайнем случае, полагаю, пророчество не обидится, если он падёт от наших рук. Учитывая все обстоятельства. – Указательный палец некроманта рассеянно стучал по глине в такт музыке. – Затем я погружу его в стазис. В нужный момент подниму, и мы разыграем нападение на столицу и твою героическую победу. Всё просто.

На словах всё и правда звучало просто. Но поскольку Эльен успел поведать Еве кое-что о здешних драконах, она сильно сомневалась, что на практике всё выйдет именно так.

Тот самый дракон, которого ей предстояло победить, был одним из немногих представителей своего вида, ещё обитавших в Керфи. Он гнездился в заброшенном замке не столь далеко от Шейна (пара часов конным ходом), на пустынных землях, куда забредали разве что глупые заблудшие коровы да овцы – и откуда уже не возвращались. Сотню лет назад огнедышащая зверюга весьма досаждала людям периодическими налётами на города и деревни; когда же те всерьёз взялись за истребление его сородичей, дракон разумно счёл, что лучше поумерить свой пыл. С тех пор он и засел в замке, предпочитая поддерживать с людьми нечто вроде вооружённого нейтралитета. И поскольку он был одним из старейших и, соответственно, сильнейших, люди не горели особым желанием с ним воевать – все предыдущие попытки выкурить гигантскую ящерицу из её каменного гнезда заканчивались плачевно.

То есть горой рыцарей средней степени прожарки, законсервированных в собственных доспехах.

– Ты уверен, что в пророчестве всё же речь идёт о драконе? Эльен говорил, тот дракон сидит у себя в замке и никого особо не трогает… только скотом с пастбищ подкармливается. И то не слишком наглея.

– Не знаю больше ни одного претендента на роль страшного смертоносного чудища, обитающего на Шейнских землях и способного «явиться» до конца года.

– И ты думаешь, у нас троих получится его победить? – признавая правоту некроманта, хмуро заметила Ева. – Сам говорил, ни тебе, ни твоему отцу приструнить его не удавалось.

– Получится, – изрёк Герберт с обезоруживающей уверенностью. – В конце концов, иного выбора у нас нет. А в последний раз, когда мы с отцом отправились в те проклятые развалины, я был далеко не так силён, как сейчас. – Он сделал ещё один глоток. – И мы всё равно ушли оттуда живыми.

– Зачем вы вообще туда пошли? Если дракон не так уж досаждает… пока, по крайней мере…

– Дело принципа. И отец хотел устроить мне испытание. – Герберт отсутствующим взглядом смотрел в пространство, явно вспоминая дела давно минувших дней. – Мы даже солдат с собой брать не стали… во всяком случае, не в замок. Не хотели расплачиваться их жизнями. А дракона вполне можно победить даже в одиночку.

Ева вспомнила тот разговор с Эльеном, из которого узнала много интересного о своём чешуйчатом противнике. И драконах вообще.

«А они правда собирают себе огромную сокровищницу? – полюбопытствовала она, разглядывая гравюры в книге, которую призрак услужливо ей приволок. – В наших сказках драконы всегда спят на грудах золота…»

«В этом вы не ошиблись, – подтвердил её любезный учитель. – Как и во многом другом».

Ева изучила взглядом легендарное создание, запечатлённое на пожелтевшей странице. Четыре лапы, крылья, чешуя, цепочка шипов на спине и длинный хвост: типичный дракон, неотличимый от типичных человеческих представлений.

«Никогда не понимала, зачем им золото и драгоценности. Они же всё равно не могут их тратить».

«О, это весьма любопытный вопрос. И… поэтичный. – Эльен улыбнулся интересу в её глазах. – Видите ли, на самом деле драконы – величайшие ценители красоты в нашем мире. Как и гномы. Говорят, для них золото и камни поют, и в их блеске и мерцании они слышат мелодии, недоступные нам. Песня золота услаждает им слух… и золото они собирают, чтобы песня эта всегда звучала в их обители».

«И правда поэтично, – оценила удивлённая Ева. – Надо же… никогда не думала об этом в таком ключе».

«Люди в вашем мире многое поняли о магии и магических существах. На удивление многое. – В голосе призрака слышалось поощрительное ободрение, которым он не скупился делиться с ней с первого дня их знакомства. – Но кое-что можно понять и познать, лишь столкнувшись с этим».

Слушая трагический надрыв скрипок в разработке, Ева подумала, что дракон-эстет – не то существо, которое ей хотелось бы вульгарно и примитивно убить. Если честно, ей вообще никого убивать не хотелось, уж тем более подобное существо.

Особенно если вспомнить о наличии у этого существа громадных зубов, острых когтей и пламени, в сочетании с предыдущими двумя пунктами вполне способном превратить Еву в относительно аппетитный бифштекс.

– Герберт, ты не думал, что с драконом можно… договориться? Эльен рассказывал, они у вас вполне разумные. Пусть в людей и не превращаются.

– Сомневаюсь, что дракон согласится услужливо умереть на глазах у обитателей Айдена.

– Ему не обязательно умирать. Мы можем предложить ему устроить точно такой же спектакль, только с его участием. – Ева пожалела, что на планшете у неё не завалялось её обожаемого «Сердца дракона»: для наглядной демонстрации, что за договор способен заключить ушлый дракон с не менее ушлым рыцарем. – Смотри… Столица ведь стоит на берегу озера, правильно? Оно огромное, и в него впадает река. Я могу «победить» дракона так, чтобы он упал в озеро и вроде как утонул. Искать его на дне никто не будет, там очень глубоко, а он проплывёт под водой и…

– И куда денется потом? – с видом, воплощавшим собой почти кристаллизующуюся концентрацию скептицизма, уточнил Герберт.

– Попросим его покинуть свой замок. И улететь в горы. Думаю, если альтернативой будет смерть, он неохотно, но согласи…

– Не говори чепухи. Убить будет проще.

Тон некроманта ясно намекнул, что на сей раз возражения не принимаются. Впрочем, порой Ева вполне осознанно предпочитала не понимать намёков.

– Может, для начала хотя бы попробуем…

– И слышать не хочу. – Под величественное оркестровое тутти Герберт резко сел; остатки фейра в его чашке чуть не выплеснулись на покрывало. – Драконы – не те существа, с которыми можно договориться. Поверь. И я помню о твоей угрожающей доброте ко всему вокруг, и о страхе, который ты не можешь не испытывать при мысли о столкновении с подобным… существом. Но мы с Мираклом сможем тебя защитить. Ты и сама себя защитишь, надеюсь – не зря же я так гонял тебя с магическими щитами.

Прекрасно различив сердитость, которую он честно попытался спрятать за мягкостью, Ева поняла: на сей раз спорить действительно бесполезно. И это отнюдь не отменяло того, что ей ни капельки не хотелось решать проблему таким путём.

Хм…

– А щиты защитят меня от дракона? – прикидывая кое-что, уточнила она.

– Сквозь щиты не пробьётся ни его пламя, ни его пасть. До поры до времени, – не слишком утешительно добавил некромант. – Нагрузка на щит при атаке дракона будет колоссальной, твои силы быстро закончатся. Так что сражение лучше не затягивать. – Допив фейр под репризу, вновь разливающую в воздухе нежные переливы побочной партии, Герберт отставил пустую кружку. – Завтра у меня встреча с Айрес. Надеюсь, без меня ты времени зря терять не будешь.

– Да. Конечно. – Ева прикинула ещё кое-что. – И когда ты примерно вернёшься?

К чести Герберта, он оказался достаточно проницательным, чтобы не обмануться её абсолютно невинным тоном.

– С чего такой интерес?

– Просто хочу рассчитывать время. Мне же надо подготовить для просмотра что-нибудь ещё. – Ева посмотрела на него большим и очень честными глазами. – И можешь… оставить мне какой-нибудь артефакт, чтобы я могла связаться с тобой на расстоянии? Пока тебя не будет? Вдруг ещё один шпион твоего дядюшки пожалует, – добавила она настолько непринуждённо, насколько позволили актёрские способности. – Не хочу разбираться с ним без тебя.

– В прошлый раз тебя это не остановило. И время моего возвращения тебя не слишком интересовало.

– Это было до того, как мы… поладили.

Такой довод Герберту крыть было нечем. И когда подозрение в его взгляде растаяло, Ева ощутила лёгкий укол совести.

Ох, не хотелось ей манипулировать им после всего, чего она добилась с таким трудом. Не хотелось.

Но когда ей фактически не оставляют другого выхода…

– Ладно. Будет тебе артефакт. А вернусь я, полагаю, около шести. – Дослушав завершающие аккорды первой части симфонии, Герберт посмотрел на кружку в её руках. – Допила?

Ева с лёгким сожалением проследила, как исчезает из пальцев иллюзия обожжённой глины. Приятный прохладный привкус во рту – послевкусие фейра – пропал вместе с ней.

Если бы только они могли выпить что-то по-настоящему вместе…

– Спасибо ещё раз, – сказала она, отмахиваясь от тяжёлых мыслей.

– Одна из немногих приятностей, которые я могу тебе подарить. – Герберт следил, как она закрывает плеер на планшете. – Если только устроить целый фальшивый обед…

Ева сама не поняла, почему печаль, скользнувшая в словах, так её согрела. Чужая печаль не должна греть. При нормальных обстоятельствах.

Впрочем, их обстоятельства трудно было назвать нормальными.

– Предпочту отложить обед до своего воскрешения. – Её ответная улыбка вышла даже теплее обычного. – Чтобы он был уже не фальшивый.

Она ещё успела заметить щёлочкой приоткрытую дверь, прежде чем на кровать бесцеремонно вспрыгнул белый бесхвостый кот. Тот самый, который тёрся у ног Герберта в день, когда Ева открыла глаза на алтаре.

О котором она успела забыть – вследствие того, что с тех пор ни разу его не видела.

– Это Мелок, – протянув руку к коту, немедленно боднувшемуся об неё усатой щекой, сказал Герберт.

– Мелок?

– Я назвал. Маленький был, – неохотно добавил некромант, будто оправдываясь.

Ева постаралась скрыть улыбку.

– Давно я его не видела.

– Я и сам его нечасто вижу. Хорошо хоть всегда могу позвать для процедур. Он тот ещё бродяга… ласку просит редко. Не любит чужаков. – Герберт почесал кота, жмурившего умные голубые глаза, за смешным большим ухом. – Значит, свыкся с твоим присутствием, раз не прячется. И даже сам сюда пришёл.

Ева немного удивилась тому, что явно довольный кот даже не думает мурлыкать. И лишь когда он сел, увидела нечто, в сочетании со словами о «процедурах» подсказавшее ей ответ на эту загадку.

Крупный рубин, мерцавший в груди среди белой шёрстки.

– Герберт, он что…

– Твой предшественник. Можно сказать. Да. – Тонкие пальцы скользили по чистой недлинной шерсти: белой, как снег, который всё никак не накрывал землю, ждущую зимы. – Первый, кого я успешно посмертно исцелил и погрузил в стазис. Только хвост не смог прирастить.

Ева с жалостью смотрела на своего кошачьего товарища по несчастью.

– Что с ним произошло?

– Я долго отрабатывал регенерацию и стазис на крысах. Пока учился. Выходило недостаточно хорошо. Тогда мой отец кинул Мелка своим охотничьим псам. Решил придать мне стимул. И был прав: когда я понял, что у меня нет права на ошибку, то сделал всё идеально. Не считая хвоста, но это мелочь. И мурлыкать он разучился… как потом выяснилось. А в остальном явно остался собой.

Он поведал это так спокойно, так отстранённо, что Еве на миг очень захотелось тоже сделаться некромантом. Дабы поднять достопочтенного господина Рейоля из могилы – и собственноручно отправить обратно.

– Твой отец… – она даже не знала толком, что здесь можно сказать, – он просто…

– …не считал животных чем-то значимым. Не считал, что животное можно по-настоящему любить. Но знал, что Мелок важен для меня. Причуда, которой можно воспользоваться. – Герберт потрепал кота, развалившегося на постели рядом с хозяином, по блаженно подставленному меховому пузу. – Он лежал в стазисе несколько лет. В фамильном склепе. Пока я не написал ту формулу, которой потом поднял тебя. Отец сперва ругался, что я попусту расходую энергию… поддерживая стазис у какого-то животного.

– А потом? – боясь спугнуть протянувшуюся между ними хрупкую ниточку доверчивой откровенности, сплетённой музыкой, фейром и сказками, тихо спросила Ева.

– А потом отец погиб. Формулу я изобрёл, уже когда остался один. И после его смерти больше мне никто ничего не указывал. – Зарывая пальцы в белый мех, наблюдая за тем, как мерно пульсирует рубин в кошачьей груди, Герберт помолчал. – Жаль, что правильные выводы из всего этого я сделал куда позже. Тогда мне преподали важный урок.

– Что твой отец – бесчувственный скот?

Это вырвалось непроизвольно. И, учитывая непростое отношение Герберта к покойному господину Рейолю, это наверняка стоило сдержать.

Поэтому то, что некромант всё-таки ответил, стало для Евы ещё одной приятной неожиданностью.

– Что никогда нельзя показывать, что тебе дорого. Чтобы никто не знал твоих слабых мест. Даже самые близкие. – Его рука в оцепенелости замерла на кошачьем животе. – А лучше вообще не иметь слабостей.

То ли оттого, что ласка прекратилась, то ли оттого, что Мелку просто надоело лежать, но кот перевернулся. Лениво выскользнув из-под хозяйских пальцев, спрыгнул с постели так же решительно, как на неё пришёл – и, ещё раз подтверждая гордое звание зверя, который гуляет сам по себе, направился к двери.

– По-настоящему близкие никогда не воспользуются твоей слабостью, – сказала Ева, вместе с Гербертом провожая кота взглядом. – И никогда не причинят тебе боль.

Некромант равнодушно пожал плечами:

– Близкие всегда причиняют боль. Даже не желая того. Хотя бы тем, что однажды обязательно оставляют тебя одного.

– За всё приходится платить. Эта боль стоит того, за что ты в итоге платишь.

– Не уверен.

– Я платила. Я знаю.

Это он оставил без ответа. И, глядя в его лицо, вновь замкнувшееся в замёрзшей невыразительности, Ева остро – на удивление – поняла, что отчаянно не хочет снова видеть его таким. Мальчиком, которому никто не дул на разбитые коленки, даже пока этот «кто-то» был жив; а потом – коротавшим долгие годы в обществе призрака в своём замке и призраков в своей голове, пока где-то сам по себе гулял его мёртвый кот и таил молчаливые обиды его единственный и бывший друг.

Когда её пальцы коснулись его руки, лежащей на покрывале, Герберт не вздрогнул. И лишь глаза выдали: этого он явно не ждал.

– Я не ударю тебя по больному. Ни за что, – дождавшись, пока он посмотрит на неё, произнесла Ева с тихой бархатной мягкостью. – В том, что в моих силах, по крайней мере. Веришь?

Он опустил взгляд. На её руку, так, что Еве тут же захотелось её убрать. Но прежде, чем она успела, Герберт перевернул ладонь: так, чтобы его пальцы оказались точно между её, чуть сплетаясь самыми кончиками.

Словно их руки были паззлом, и он проверял, сойдутся ли вместе разрозненные фрагменты.

– Тебе – пожалуй, – просто ответил некромант. Резко, точно опомнившись от забытья, отдёрнул пальцы; тут же поднялся с кровати. – Увидимся завтра.

Ева смотрела, как он уходит следом за своим котом. Приручить которого, как выяснилось, было не легче, чем хозяина.

Выключив планшет, откинулась на подушку, без сна глядя в потолок.

– И не стыдно? – прошелестел знакомый голосок.

– Что не стыдно? – даже не собираясь смотреть в сторону Мэта, прохладно откликнулась Ева.

– Сегодня давать обещание, которое не особо коррелирует с тем, что ты собираешься сделать завтра?

Ева сердито зажмурилась, чтобы случайно не увидеть ехидное мальчишеское лицо под светлыми вихрами.

– Я не собираюсь делать ему больно. И всё обдумала. – Странно, но в этот миг она сама себе верила. – Он постоянно сообщает мне о своих гениальных планах постфактум. Я имею право разок поступить так же.

– После того, как приучила нашего малыша есть у тебя с рук?

Ева сделала вид, что не слышит.

– Я ведь могу ему рассказать, – вкрадчиво пропело в темноте, разлившейся перед глазами. – Сама знаешь.

– Не расскажешь. Тебе интереснее будет поесть попкорн, наблюдая за действом, чем его пресекать.

– Какая уверенность.

– Хочешь сказать, напрасная?

Сквозь кружево слегка приподнятых ресниц она видела, как Мэт с издевательской беспомощностью вскидывает руки, словно завидев полицейское окружение.

– Ладно, ладно. Твоя взяла. – Судя по звуку, демон зевнул, старательно обесценивая её маленький выигрыш. – Но на твоём месте я бы приготовился к… интересным последствиям.

Ева демонстративно отвернулась к стенке, противоположной той, откуда звучал голос:

– Я стараюсь не совершать поступков, к последствиями которых могу быть не готова.

И постаралась забыть о том, что к последствиям приручения Герберта – судя по лёгкой и раздражающе приятной ошалелости, разлившейся в голове перед его уходом, – она явно была готова не совсем.