Текст книги "Смерть и прочие неприятности. Орus 1 (СИ)"
Автор книги: Евгения Сафонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 12
Fieramente
Fieramente – бурно, гордо, дико, живо, надменно, отважно (муз.)
Следующие три дня прошли по расписанию, к которому Ева уже успела привыкнуть. Утром – тренировка с Гербертом, потом – урок с Эльеном, следом – свободное время, которое Ева распределяла между досугом и обучением. Правда, теперь ко всему этому ещё добавились вечерние визиты в гостиную, где Герберт чинил Дерозе. Теперь, правда, всего по паре осколков, как изначально и обещал; но поскольку сильнее всего пострадала как раз верхняя дека, уже восстановленная, Ева не жаловалась. Даже по самым пессимистичным прогнозам виолончель должна была вернуться к ней в течение пары недель, и это её вполне устраивало.
К тому разговору по душам они с некромантом больше не возвращались. Да Еве и не хотелось. Общение исключительно на деловые темы её даже радовало, и прогресс на уроках – тоже. Когда её не обливали презрением, они с Гербертом работали вполне продуктивно; так что Ева уже могла почти мгновенно сотворить простой защитный купол (не впускавший и не выпускавший ни заклятия, ни предметы) и чуть медленнее – барьер Берроля (заклятия не впускавший, но успешно выпускавший). Атакующие заклинания давались хуже: достать Герберта ей пока не удалось ни разу, но Ева не унывала. В конце концов, для атаки у неё всегда оставался смычок, коим она уже могла эффективно и без особо напряга обезвредить трёх теневых монстров, атакующих с разных сторон.
Она всё ещё не понимала, как минимальный набор заклинаний, смычок и будущий меч, функции которого явно в первую очередь сведутся к бутафорским, помогут ей победить самую могущественную чародейку страны. Но полагала, что у Герберта есть некий хитрый план. Даже пробовала невзначай расспросить его об этом, однако некромант в ответ столь убедительно изобразил бессловесный камень, что его можно было расколоть разве что допросом с пристрастием. Да и то не факт.
В общем и целом нежизнь налаживалась. Эльен взялся учить её танцам («Столь прелестное создание, избранное невестой будущего монарха, просто обязано блистать на балах!»), так что порой надоедавшее конспектирование сменилось куда более весёлым заучиванием разных па. Да и Мэт заскучать не давал – в своей манере.
– Господи, опять эти треклятые бабочки в животе, – тоскливо проговорила как-то вечером Ева, по дороге в гостиную вглядываясь в экран прихваченного с собой смартфона: заряд которого девушка, памятуя о скором расставании, теперь тратила без опаски.
Герберт, шествовавший впереди, обратил на неё непонимающий взгляд.
– Я читаю. Роман. Любовный, – устало пояснила Ева. – И не понимаю, почему у влюблённых девушек в книжках вечно поселяются бабочки в животе. Никогда подобного не испытывала. – Привычно читая на ходу, она скользнула задумчивым взглядом по строкам очередного тома популярной саги об отважных юных борцах с нечистью. В данной сцене герой и героиня танцевали в ночном клубе, и героиня сражалась с пресловутыми бабочками в собственной брюшной полости, пока обнимавший её герой и вовсе «был в агонии», борясь с романтическим искушением. – Даже интересно, что имеется в виду.
В этот миг сзади прошелестел голос того, о чьём незримом присутствии Ева, конечно, снова успела забыть.
– Правда хочешь узнать? Могу помочь…
Вообще Ева очень не хотела выказывать перед демоном свою слабость. Но тогда всё-таки закричала. И кричала ещё какое-то время после того, как иллюзия исчезла, а Герберт, в кои-то веки проявив чуждую ему человечность, обнял её за плечи, настойчиво напоминая, что всё это не по-настоящему.
Когда ты вдруг чувствуешь, как нечто чужеродное судорожно мечется по твоему желудку, а потом опускаешь взгляд и видишь, как из-под твоей кожи подле пупка, едва прикрытого разодранной в клочья рубашкой, вылезают здоровенные мотыльки со слипшимися от крови крыльями – не закричать трудно.
Хорошо ещё, подобающей ситуации боли не было. Мэт очень старался не нарушить условий контракта.
Об этом Ева и вспоминала вечером третьего дня: недобро глядя на демона, по-хозяйски развалившегося в кресле, пока они сидели на полу, а Герберт сращивал друг с другом пару мелких боковых щепок.
– Значит, своих любовников ты не любила? – внезапно, точно не возвращаясь к оборванному пару дней назад разговору, уточнил некромант.
Немного ошалев от вопроса (который в твиттере она бы однозначно процитировала под тегом #ВНЕЗАПНО), Ева проследила, как Герберт кладёт на пол кусок лакированного дерева, минуту назад ещё бывший двумя разными кусками.
– С чего такой вывод?..
– Твой амант выдаёт, что первый… опыт у тебя уже состоялся. Однако ты сказала, что никогда не любила, – в голосе некроманта скользнула едкость, необычная даже для него. – Твои обожатели об этом знали?
Ах, да. Амант. Ева вспомнила местные книги, утверждавшие, что эта часть ауры меняется после потери девственности. Вернее, менялся тип энергии, наполняющий «любовный резерв», и влёк за собой изменение ауры.
Естественно, для Герберта незамеченным это не осталось.
Для его больной мозоли, возникшей после давнего предательства девушки – видимо, тоже.
– Я сказала, что не испытывала глупых ощущений вроде бабочек в животе. К любви это никак не относилось. – Она сердито дёрнула прядь светлых волос, выбившуюся из-за уха. – А моя личная жизнь – не твоё дело.
«Обожателей» у Евы было двое. Один в девятом, последнем для неё классе общеобразовательной школы. Другой в колледже, на втором курсе. Первый никак не мог понять, почему его девушка зачастую предпочитает ему общество виолончели; и все объяснения, что она не предпочитает ему виолончель, что такова её судьба – большую часть своей жизни проводить за инструментом, ради занятий зачастую отказываясь от кино, развлечений, свиданий, прогулок с друзьями – не помогали. Второму – пианисту, с которым её поставили играть в камерном ансамбле – как раз не терпелось от платонических отношений перейти к другим, и Ева уступила. Потом, вспоминая неловкий торопливый секс в классе, где они репетировали, немного жалела: о том, что поддалась скорее желанию из любопытства попробовать, что это такое, и «чтоб всё было, как у взрослых», чем чему-либо ещё – а результат ожиданий не оправдал. Впечатления от нескольких таких «репетиций» у Евы колебались от «противно» до «забавно», так и не добравшись до отметки «приятно»; но разошлись они не поэтому. Она просто устала чувствовать себя рыцарем рядом с капризной принцессой – когда ей самой так часто хотелось забраться на ручки к кому-то сильному и спокойному, кто приласкает, утешит и успокоит надорванные нервы вместо того, чтобы трепать их ещё больше. А по части капризов и тонкости душевной организации мальчики-музыканты зачастую могли дать девочкам фору.
С обоими Ева порвала сама, когда осознала, что чужие претензии и истерики успели выжечь чувство дотла. И потому особо не страдала.
– Пожалуй, не моё, – на удивление спокойно согласился Герберт, поднимаясь с колен. – Завтра меня не будет целый день. Надеюсь, на сей раз ты не вытворишь глупостей.
– Я за ней присмотрю, – подал жизнерадостный голос Мэт.
– Если я буду полагаться на то, что ты за ней присмотришь, я могу уже считать её сидящей в темнице. – Некромант пристально взирал на девушку сверху внизу. – Отдать тебе тщательно продуманный приказ? На всякий случай?
– Не надо, – всем своим видом выражая послушание, откликнулась та. – У меня своя голова на плечах есть.
– Рад, если так. Не покидай замка, урок с Эльеном, естественно, не отменяется. Можешь идти.
Ева думала, что он сядет у огня, но вместо этого некромант неторопливо направился к выходу.
– А куда ты завтра?.. – всё-таки решилась спросить она, провожая взглядом его спину.
– Есть дела. А вечером в столице состоится турнир по немагическому фехтованию, – бросил тот через плечо. – Весь столичный свет собирается там. Мой брат – выступает.
– Твой брат? Тот, который тоже претендовал на престол? – это оказалось несколько неожиданным. – Он фехтует?
– Лучше всех в Керфи. Надеюсь, завтра он это подтвердит.
И, не считая нужным прощаться, Герберт прикрыл за собой дверь.
– Тоже хочешь на турнир, златовласка? – безошибочно расшифровав задумчивость в её взгляде, пропел Мэт.
– Хочу. Но не пойду. Даже не намекай. – Решительно встав, Ева состроила насмешливую гримаску. – Герберт большой мальчик, как-нибудь справится без меня.
В конце концов, развеяться и прогуляться я успешно могу и в саду, думала она, возвращаясь в свою комнату. Там-то меня никто не увидит. И ничего мне не грозит. Верно?
К сожалению, как оказалось впоследствии, это было не совсем верно. Зато Еве представилась уникальная возможность собственным примером опровергнуть распространённую фразочку о том, что не ошибаются только покойники.
Как выяснилось, и им это вполне под силу.
* * *
Вечер следующего дня Гербеуэрт тир Рейоль встречал, восседая в ложе на трибуне Королевской Арены.
Подходил к концу последний этап командной игры. На ярко освещённой арене прорастили деревья и наискось рассекли изумрудный газон рекой, шелестящей прозрачными водами, бесследно исчезающими прямо под резной оградой трибун; воздвигли скалы, фонтаны, лабиринты из низких зелёных кустов и две низкие каменные башни. Большая часть декораций была иллюзией, но крайне искусной. В команды собирали пятерых, каждого защищал зачарованный костюм, парализовавший игрока при точном попадании в сердце и определённом количестве «мелких ранений». Спустя некоторое время упавший «воскресал», но после каждого паралича это время становилось всё больше – и за каждое «убийство» команде начислялись очки. Игра заканчивалась, когда кто-то добирался до знамени вражеской команды: пёстрые флаги, раздуваемые волшебным ветром, гордо реяли на верхушках обеих башен, и заполучить их было совсем непросто.
В этой дисциплине турнира, особенно любимой публикой по причине зрелищности, участие принимали не все. Берегли силы для одиночной борьбы – да и не каждый способен был действовать в согласии с теми, с кем уже завтра придётся соперничать. Но Миракл Тибель принимал; и трибуны взревели, когда он в очередной раз подоспел на помощь товарищу, попавшему в окружение трёх противников – и, отчаянно рискуя, отбил от всех троих. Спася в той ситуации, которую многие сочли бы безнадёжной.
Где почти все предпочли бы «продать» соратника, но не подставляться самому.
– Они так любят его, – проговорил Кейлус Тибель, глядя в бинокль на ликующих зрителей, скандирующих имя представителя королевской семьи. – Мальчишку, даже командовать неспособного.
Миракл отсалютовал трибунам, расчеркнув воздух кончиком шпаги: сцену от остальной арены отделял звуконепроницаемый барьер, не позволявший толпе мешать игрокам или подсказывать любимчикам о грозящей им опасности, но отзвуки рёва пробились даже сквозь него. Тёмно-синий фехтовальный костюм Миракла Тибеля за сегодня встретил лишь пару лёгких ударов врага, в спокойном лице под тёмными кудрями не было ни торжества, ни насмешки – одно удовольствие от игры, в который раз идущей по твоим правилам.
– Трудно совмещать функции капитана с функциями лучшего бойца, – бесстрастно заметил Герберт. – Командиру пристало координировать действия остальных, не рискуя собой. Мирк не из таких.
Ложа, где они сидели, предназначалась исключительно для светлейшей семьи. В данном случае – королевы, её кузена и наследника престола. Открытая арена, в дождливую погоду закрывавшаяся магическим куполом, кольцами тянула вокруг овальной сцены ряды сидений: жёстких – на местах подешевле, мягких – там, где за представлением наблюдали состоятельные зрители. В королевской же ложе, отделанной алым бархатом (крытой, едва заметно мерцавшей прозрачной плёнкой колдовского щита, огораживавшего её полукругом), стояли несколько пышных удобных кресел, за которыми на почтительном отдалении дежурили бдительные стражники.
– Он мог бы командовать, но ему хватает мудрости распорядиться своими силами наилучшим образом. Умерить свои амбиции, прислушиваться к чужим советам. Играть в команде, когда ты сильнее многих, и мог бы довольствоваться участью блестящего одиночки, – молвила королева. Вроде бы благодушно – но задумчивость, скользнувшая за этим благодушием, напугала бы кого угодно. – Нетрудно понять, почему им восхищаются.
Подвеска на груди Миракла (такие использовали для связи на расстоянии) полыхнула колдовской синевой, однако тот, не дожидаясь указаний командира, уже бежал с товарищем к реке. И без указаний знал, что ему прикажут: атаковать последнее святилище соперника, белевшее на том берегу, пользуясь тем, что защищавшие его враги обездвижены на ближайшие минуты.
Святилищ на арене было шесть. По три на каждой стороне. И все три необходимо было разрушить, чтобы открылись двери башен, по условиям игры в начале запертые. Конечно, настоящие каменные храмы шпагами колупали бы очень долго; но эти, сотворённые магами, рассыпались в пыль от нескольких точных ударов.
– Как это печально, дорогая сестра, не правда ли? – наблюдая, как Миракл рассекает стремительные и мелкие речные воды, заметил Кейлус. – Толпа покупается на внешний блеск, на смелость и доброе сердце. И ты, которая хочет привести их к величию, сделать жителями страны, властвующей над целым континентом, для них словно злая мачеха из сказок; а юнец, не чурающийся тешить народ, словно балаганный фокусник… – будь сочувствие, с которым он покачал головой, материальным, им вполне можно было бы отравить лошадь. – А ты что думаешь, Уэрти? Многие на этой трибуне предпочли бы, чтобы твой титул достался твоему брату. Многие были разочарованы, когда не достался.
Тот промолчал. Пристально следя, как Миракл взрезает воздух серебристым лезвием, рубя тонкие белые колонны святилища, напоминавшего изящную мраморную беседку – и, как только оно взорвалось облаком белой пыли, кидается наперерез противнику, слишком поздно вынырнувшему из-за деревьев на защиту своего строения.
– Ты выше его, Уэрт. Выше всех, кого сейчас видишь. Не забывай, – шепнула королева, под цепким взглядом кузена склонившись к племяннику. Ласково огладила Герберта по волосам. – Нет ничего выше и важнее тебя и твоей задачи. Наша цель – Керфианская империя, и мы достигнем её… ты и я.
Тот не шелохнулся. Даже не подал вида, что услышал, неотрывно наблюдая за темноволосым юношей на арене. А тот кружил вокруг соперника на светлой песочной дорожке, прикрывая отступление товарища по команде: с изящностью исполнения танцевальных па, заложив одну руку за спину, сплетая в воздухе вязь серебристых вензелей поющей стали. Уворачиваясь от ответных атак легко, точно смеясь – но это было не так: над врагами, даже поверженными, Миракл Тибель не смеялся. Никогда. И предпочитал считать не врагами, а оппонентами.
Ещё одна черта, за которую его так любили.
– Я должен сказать кое-что, дорогая сестра, – понизив голос, изрёк Кейлус с тщательно дозированной озабоченностью. – До меня дошли весьма неприятные слухи. О некоем заговоре… как раз в пользу нашего дорогого Мирка.
Королева рассмеялась. Тихо, очень мелодично, словно мягко зазвенел колокольчик, выкованный из звёздного серебра – или из колкого света бриллиантов, усыпавших бордовый бархат её платья.
– Плохой же это заговор, если о нём ходят слухи. – Она улыбнулась, наблюдая, как маленькие фигурки бойцов, разрозненные по лежащей перед ними арене, стягиваются для финальной атаки. – Я тронута твоей заботой, Кейл, но можешь не волноваться. Все слухи, что расходятся по моему королевству, прежде всего приходят ко мне.
– Нисколько не сомневался в бдительности твоих осведомителей. И всё же. – Сидя вполоборота, Кейлус подался вперёд, склонившись ближе к креслу сестры. – Не думаешь ли ты, что наш Мирк… под самым нашим носом… сошёлся с той самой обещанной девой?..
Толпа сопроводила начало последнего боя ликующими криками. Боя одной команды, уверенной в своём превосходстве, готовой закончить игру, с другой: собравшейся перед открытыми дверьми своей башни, защищая её с отчаянностью тех, кому уже нечего терять.
– Забудь о заговоре, Кейл. И о пророчестве. Надеюсь, мы все вскоре о нём забудем, – откликнулась Айрес небрежно. – Пророчества – вещь зыбкая и опасная. Иные из записей Лоурэн уже не сбывались…
– Или мы просто об этом не знаем.
– …но даже если это правдиво, ничто в нём не указывает на моё правление. – Айрес чуть повернула голову, взглянув на кузена; ресницы её дрогнули, очертив намёк на холодный прищур. – Или ты решишься это оспорить?
Любой другой человек, причастный к королевскому двору и хорошо знакомый с повадками Её Величества, под этим прищуром в мыслях уже собирал бы вещи для скорого переселения в каменоломни. Однако Кейлус Тибель, помимо того, что он прекрасно осознавал своё особое положение, при внешней утончённости и некоторой женственности представлял собой персону отнюдь не робкого десятка.
– Что ты. И в мыслях не было. – Глаза под лениво прикрытыми веками блеснули, точно лунные блики на ледяных водах тёмного зимнего озера. – Чтобы твоё сердце было… как там сказано… «холодно и черно»? Одного взгляда на ваши нежные отношения с Уэрти хватит, чтобы решительно это опровергнуть. При всём уважении к светлой памяти наших общих родственников – и родная мать не относилась бы лучше к тому, на ком навеки лежит клеймо сына изменников.
Вряд ли Герберт мог этого не услышать. Но он не шелохнулся. И не ответил на укол ни словами, ни взглядом.
Как ничем не выдал своё мнение о предыдущей гипотезе дорогого дядюшки.
– Дети не в ответе за грехи отцов. – Королева следила, как Миракл теснит сразу двух противников: бесстрашно, бесшабашно, паутиной непрерывных быстрых движений, сливавшихся в единое текучее кружево ударов. – И я буду скучать по сестре, пока живу.
Зрители не сразу осознали, что на арене против пятерых сражаются четверо. И поняли это лишь тогда, когда пятый, в пылу битвы незаметно проскользнувший в двери вражеской башни, вдруг появился на её верхушке – и, подняв флаг, окончил игру звуком горна, разнёсшимся из ниоткуда над ареной и беснующимися трибунами.
– Браво, – сердечно улыбаясь, Айрес зааплодировала слегка вскинутыми руками. – Имя Тибелей не посрамлено.
– И в моём кошельке прибавилось золота, – добавил Кейлус.
– Ставишь на родственников?
– Когда среди родственников главный чемпион арены, соображениям этики и неудобства свойственно отходить на второй план. – Прищёлкнув каблуками, кузен королевы неторопливо поднялся с места. – Разрешите? Поспешу забрать свой выигрыш, пока есть возможность не проталкиваться через всякий сброд.
Проследив, как он покидает ложу, Айрес вновь воззрилась туда, где медленно таяла и река, и деревья, и башни. Оставляя лишь зелёный газон и помост, на котором сиял трофейный кубок, сам собой выдвинувшийся посреди арены. Туда и направились победители – и, легко взбежав по белым ступеням, Миракл замер в шаге от желанного приза, позволив своему командиру первым взять его, в жесте безусловного торжества вскинув высоко над головой.
– Ты же знаешь, Уэрт, – проговорила Айрес неожиданно, пока усталые победители наслаждались ещё не до конца осознанным выигрышем, пытаясь обнять разом всех товарищей и кубок. – Твои родители сами избрали свою дорогу. Но боль, поселившаяся во мне в день их гибели, не уходит до сих пор. – Не глядя, она накрыла своей рукой руку Герберта; взгляд её был устремлён на кубок, сиявший золотом ярче, чем венец в тёмных волосах королевы, на висках посеребренных сединой. – Ты ведь не оступишься? Не забудешь об узах крови, не предашь меня?
Тот встал, не отнимая руки. Нагнувшись над креслом тёти, легонько поцеловал её в чистую, без следа пудры или румян щёку.
– Ты сделала для меня больше, чем мама. Я никогда этого не забуду, – сказал он, прежде чем выпрямиться. – Мне пора. Нужно поздравить Мирка.
Айрес вновь рассмеялась:
– Так хочешь испортить ему настроение?
– За эти годы он уже должен был привыкнуть.
Герберт повернулся, намереваясь уйти – но Айрес, удержав его за руку, вынудила наследника престола вновь склониться над королевским креслом.
– Твой брат меня беспокоит, – негромко, чтоб не услышали стражники, проговорила она. – Последние месяцы он тесно общается со многими влиятельными людьми, не относящимися к числу наших друзей. Слишком многими, пожалуй. – В глазах королевы, оттенком напоминавших сухие лепестки бордовых роз, не было ни намёка, ни коварства: одна лишь печаль. – Боюсь, он никогда не примет моих планов. И не смирится с тем, что однажды я выбрала тебя. – Айрес на миг предостерегающе вскинула указательный палец, его подушечкой стукнув племянника по костяшке мизинца. – Я люблю Мирка, но он может стать очень серьёзной угрозой… тебе и мне. Будь осторожнее с ним, ладно?
Не ответив, Герберт бережно высвободил руку из её пальцев. Коротко кивнув, направился к тяжёлым дверям ложи, что слуги поспешили распахнуть прежде, чем принц приблизится.
Вышагивая по гулкой галерее Арены, отделанной мрамором и позолотой, Герберт неожиданно столкнулся с маленьким человечком в щегольской широкополой шляпе, вылетевшим из-за поворота ему навстречу.
– Ох, тир Гербеуэрт! – побелев от ужаса, человечек поклонился так ретиво, что едва не согнулся пополам. – Простите меня, я не видел…
– Всё в порядке, – сухо бросил Герберт, продолжая путь к служебной лестнице – кратчайшему пути за кулисы. Дежурившие подле неё стражники тут же расступились, не забыв предварительно открыть проход венценосному гостю.
Проводив принца взглядом, человечек, всё ещё слегка бледный, в свою очередь продолжил собственный путь. Лишь на ступеньках, уводивших на нижние этажи, бледность наконец покинула его лицо: вместе с неуверенностью в походке и глазах, в один момент уступившей место полнейшей, абсолютной невыразительности и экономной скупости каждого движения.
Спустившись на этаж ниже, человечек, пробираясь сквозь толпу расходящихся зрителей, оказался рядом с представительным мужчиной в чёрном облачении. Задержавшись подле него на пару мгновений, бросил несколько слов и, не теряя ни секунды, продолжил путь. Его собеседник тоже не задержался на месте: рассекая людское столпотворение, точно хищный бриг под чёрным флагом, он подошёл к длинному столу, где пестрели различные закуски и журчали миниатюрные фонтаны, переливая между серебряными чашами напитки различной степени благородства (стоимость билетов в ложи включала в себя подобные приятные сюрпризы, дабы почтенные гости могли отметить победу любимых игроков или скрасить горечь её поражения). Взяв с белоснежной скатерти высокий бокал, наполнил его игристым розовым питьём.
Перейдя к окну, за которым сияла огнями просторная брусчатая площадь, небрежно прислонился спиной к широкому каменному подоконнику – в шаге от лиэра Кейлуса, скрупулёзно пересчитывавшего свой выигрыш.
– Сделано, – глядя в сторону, сдержанно произнёс человек в чёрном. – Мой маг прицепил заклинание-маячок.
– Вы уверены, что это сработает? – уточнил лиэр Кейлус, передвигая рассыпанные по камню монеты из одной кучки в другую. – Все предыдущие маячки, которые пытались к нему крепить, разрушали защитные чары замка. Стоит ему вернуться домой…
– Это последняя магическая разработка. Пока о ней известно лишь в очень узких кругах, и методов нейтрализации ещё не существует. – ГЛАВА некоей организации, о которой тоже было известно лишь в очень узких кругах, непринуждённо хлебнул из своего бокала. – Маячок незаметен для носителя. Успешно преодолевает все существующие типы магической защиты, неуязвим для охранных чар. Как только объект покинет свою обитель, мы об этом узнаем. Если место, в которое он направится, мы сочтём подходящим, мои люди будут там же через пару минут.
– Лучшие люди, надеюсь?
– Лучшие. Я осознаю, с кем им предстоит иметь дело. – Голос человека в чёрном остался абсолютно бесстрастным: будто убийство принца для него ничем не отличалось от заказов, что он получал прежде. – Но даже если зверь сильнее всех в лесу – когда он одинок, умелому охотнику затравить его вполне по силам.
Лиэр Кейлус усмехнулся: он ценил метафоры и изящные формулировки.
– Последнюю часть задатка передам завтра утром, – сказал он.
Вместо ответа человек в чёрном отставил бокал на подоконник – и, таким лаконичным образом попрощавшись, удалился.
Оставив Кейлуса Тибеля мечтательно смотреть, как за окном мешаются друг другу экипажи, ждущие хозяев на площади перед Ареной.
Счастье, что малыш Уэрти так самоуверен, что всюду ходит без охраны. И так любит быть один. А ещё это будет чрезвычайно забавно: заплатить за убийство одного племянника выигрышем, полученным за победу другого.
Посмеиваясь собственному остроумию, лиэр Кейлус сгрёб монеты в бархатный кошель. Ему не нужно было напитков – вместо них он с успехом смаковал собственные мысли.
Всё идёт хорошо. «Коршуны» господина Дэйлиона своё дело знают, в этом сходились все известные ему источники. И пусть в качестве задатка с него потребовали стоимость хорошего трёхэтажного особняка – цель стоит любых средств, а часть этих денег он уже сегодня отбил. Спасибо племянничку, шедшему в его списке на устранение под номером два. Вот с Айрес пока лучше повременить… пусть сперва повоюет. Если сможет. Без неё заполучить Риджию будет трудновато, а перспектива править двумя странами вместо одной Кейлусу весьма приглянулась.
Вот бы ещё появились какие-нибудь вести о девчонке. Будь она в его распоряжении, сестру можно – и нужно – было бы убирать со спокойной совестью. Но иномирная гостья будто в межгранье канула. Или и вовсе из него не выныривала.
Никаких следов. Нигде.
Вспомнив кое-что, весьма его тревожившее, Кейлус медленно спрятал кошель во внутренний карман парчового жилета.
Может, хоть Тиму улыбнётся удача? А то Кейлус уже устал выслушивать от шпионов одно и то же. Как известно, хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам; и хотя ему очень не хотелось отпускать своего секретаря туда, где уже сгинули многие тренированные бойцы, только в нём Кейлус Тибель был уверен, как в самом себе. Так что – можно считать, что он сегодня лично отправился в Шейн. Проверить, не потерялась ли обещанная Лоурэн спасительница на землях наследника престола. Или, помилуй Жнец, в его замке.
Ведь если мальчишка заполучит ещё и её…
Непроизвольно сжав губы, Кейлус Тибель всё же направился к столу, где шипели и пенились разноцветьем благоухающие хмельные струи.
Вернись с новостями, Тим, думал он дорогой. Какими угодно. Всё лучше, чем их отсутствие.
Но сперва просто – вернись.
