Текст книги "Гренадёры"
Автор книги: Евгения Биткова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Отчет 9
Арика
Наверняка есть местечко, где нам будет лучше, но пока мы здесь.
Немецкая пословица
Кусок стены надгробной плитой давил на грудь. Каждый последующий вдох давался все с большим трудом. Нос забило пылью и крошками штукатурки. Глаза заливало кровью из разбитой головы. Правую руку я уже не чувствовала, но очень надеялась, что она была на месте. В который раз я сделала бесплодную попытку выбраться. Бесполезно. Я слишком пострадала и не могу направить нужное количество праны. Вместо накопления в кисти левой руки она растекалась по «трубам» всего тела, заполняя собой наиболее поврежденные участки. Но, не поступи она так, я бы уже умерла. Организм умный, не то что я. Сил хватало лишь на поддержание стены, иначе прихлопнула бы она меня, как таракана тапком, не больше. Но долго это продолжаться не может. Всему есть предел. Моей выдержке тоже.
Ничего не скажешь, веселенькое нам досталось дельце! Обезвредить группу подрывников-самоучек. И угораздило нас устроить облаву во время их опытов по добыче новой взрывчатки. Но есть положительный момент – обезвреживать уже никого не надо. Подрывников либо завалило, либо разорвало на кусочки. Правда, нас тоже. К счастью, только завалило. И где-то среди всех этих завалов должен быть и Ким.
Плита, поднявшись на пару жалких миллиметров, опустилась обратно, взметая за собой облако удушающей пыли. Из-под ногтей потекла кровь.
«Кхе-кхе», – казалось, мои легкие как следует отштукатурили.
Вот вам и капитальный ремонт! Мутило. Глаза начали слипаться. Прости, Ким, я плохой Пес. Я не смогла спасти своего хозяина. Я даже себя не могу спасти. Рука вяло сползала вниз. Грохот падающей стены сравнялся со звуком закрывающейся крышки гроба.
Я мечтала стать сильной, потому что не хотела больше плакать. Я много тренировалась, надеясь полагаться только на себя. Я решила никому больше не доверять. Но затем у меня вновь появилось много дорогих мне людей. И я снова стала рыдающей малышкой. Получается, те, кого мы любим и кем дорожим, делают нас такими слабыми? Как так выходит? Мне не понять.
Горячие капли падали мне на лицо. Что еще? Кровь? Или это у кого-то протек кран? Бред, о чем я вообще думаю. Я ведь уже должна быть размазанным блином, схоронившимся под грудой камней и бетона, а сверху, будто сахарной пудрой, присыпанной шпаклевкой с потрескавшейся краской. О, святой профитроль, я даже на грани смерти только о еде и могу думать! Могила меня не исправит. Но все-таки, что это там капает?
Открыть глаза удалось не сразу. Запекшаяся кровь закрывала большую часть обзора. Я смогла рассмотреть лишь смутный силуэт, склонившийся надо мной. Так вот ты какая, смерть! Интересно, почему смерть, как заведенная, повторяет: «Прости меня, прости»? Я ведь понимаю, у каждого своя работа, без обид. К чему драматизм? Обжигающая капля упала мне на губу. Ну вот, на самое больное место. Порез только-только начал затягиваться. Но что-то мне подсказывало, что этот шрам тоже останется со мной навсегда. Навсегда подобралось незаметно. Хм, а капля соленая. Ну не надо мне сыпать соль на раны! Или это вкус моей собственной крови? А может, слезы? Смерть плачет? Глупость! О ужас, неужели мое искореженное тело выглядит настолько кошмарно, что вызвало плач у самой смерти! Уж она и не такие виды видала! Смерть наклонилась к самому моему лицу.
– Прости, я хотел тебя защитить.
Я попыталась ответить, но вместо звуков из меня вышло лишь жалкое бульканье. Смерть затонула во мраке. Я потеряла сознание.
Когда я была маленькой, мне было достаточно лишь заплакать, как все прибегали ко мне, готовые решать любые проблемы, ограждать от всех страхов и тревог. Так было до пяти лет, пока бабушка не взяла на себя мое воспитание.
Я хорошо помню, как плакала, случайно разбив свою любимую фарфоровую куклу, и как громко прозвучала пощечина, отозвавшаяся во всех углах зала. Помню мой взгляд, прикованный к бабушкиной руке с выступающими от старости венами, короткими ухоженными ногтями и крупным перстнем с янтарем, ее вкрадчивый, властный голос:
– Привыкла ждать помощи? Думаешь, все проблемы решаются слезами? Так знай, женщина никому не должна показывать своих слез. Никогда! Если у тебя есть время плакать, значит, у тебя есть время решать проблему. В твоей жизни настанет момент, когда никто не придет тебя спасать. Так научись справляться со всеми трудностями уже сейчас. Оставь надежду на других, если есть надежда, то вслед за ней придет и разочарование, сожаления, ненависть. Пока ты не познала их, учись преодолевать преграды самостоятельно.
Мне было пять лет. Я мало смогла понять из бабушкиных слов. Но они застыли в моей памяти, как застывает жук в смоле, превращаясь в вечный янтарь. Янтарь, сохранившийся до сих пор.
Бабушка, как же ты была неправа. Люди одиноки, они не могут жить не полагаясь на других. Жить без надежды. Даже ты. Все твои упования были возложены на меня. Но в одном ты права. Разочарование, оно всегда рядом. Я та, кто подарил его тебе. Наш последний разговор. Мои слова, теперь твой янтарь. Думаю, ты все еще его хранишь. Мне жаль.
Холодно. Сначала горячие слезы, а теперь что? Остыли? Ох, опять мне очи свои несветлые разлеплять, да сколько можно! Когда я к праотцам отправлюсь? Хм, что-то как-то у смерти пушистость повысилась. Прошлый силуэт поглаже был, а этот сверху лохматится. Где-то я эту нестриженую личность встречала. В прошлой жизни, когда была кулебякой? Так вот кто меня съел!
– Буль-буль, – враждебно побулькала я. Руки, крутившие мою голову, замерли. Раздалось до боли знакомое хмыканье.
– Дурочка.
Холодные прикосновения возобновились. Холодные и успокаивающие. Сам дурак… Ким.
* * *
Каждую пятницу в поместье приезжала телега с продовольствием. Выгружаясь и меняя полные бочки на пустые, возничий получал свои деньги и уезжал обратно в город. Так продолжалось уже несколько лет. Из недели в неделю, из месяца в месяц. Самое обычное действие, не привлекающее ничье внимание. Именно поэтому оно как нельзя кстати. Возничий не знал, что в этот раз вез еще и пассажира. Только через час взрослые обнаружат пропажу. Но за этот час я буду уже далеко.
Крушица, не будучи столицей или довольно крупным городом, ухитрялась являть собой место, где, точно в огромном котле с солянкой, кипела всевозможная жизнь. Богатые, бедные, торговцы, туристы, воры, убийцы – каждый находил себе место в его петляющих улочках.
В подобном месте, где на каждом пятачке может произойти какое-нибудь событие, начиная с оброненной в лужу булки и заканчивая убийством, люди перестали удивляться текущей вокруг них жизни, но в этот теплый весенний день одно обстоятельство сумело привлечь внимание многих.
Двенадцатилетняя девочка, гуляющая в одиночку по городу. Что может быть особенного в самом обычном ребенке? Мало ли таких детей в Крушице? Немало, но вот «особенное» имелось. Девочка была одета в кружевное белоснежное платье, расшитое замысловатыми узорами из жемчуга. На ногах красовались дорогие туфли на низком каблучке. Каштановые волосы, собранные в две длинные косы, спадали на плечи. Голову девочки венчал витиеватый серебряный обруч с переливающимися на солнце мелкими бриллиантами. Определенно, простые дети так не одеваются. Девочка, несомненно, принадлежала к высшим слоям общества. Но тогда почему ее никто не сопровождает? Такие люди не гуляют без охраны. Однако она гуляла.
Я, задрав голову вверх, стояла, с интересом рассматривая огромные часы на башне площади. После того как они пробили два часа, заиграла музыка, и из маленьких дверей под часами вышли человечки, начав танцевать. Через пару минут музыка смолкла, и человечки, закончив свой танец, удалились обратно за дверцы. Я восторженно захлопала в ладоши. Вот здорово! Хорошо, что мне повезло увидеть представление. Правда, жаль, что оно такое короткое. Чем теперь заняться? Я, покрутившись на каблуках, заметила стоявшую возле фонтана девушку. Рыжие волосы медью сияли в лучах солнца. Восхищенно ахнув, я подбежала к ней.
– Здравствуйте, тетенька! У вас такие красивые волосы, прямо как у нашей кошки! – сделала я комплимент то ли кошке, то ли девушке. Незнакомка удивленно обернулась. Посмотрев на меня, она тепло улыбнулась.
– В самом деле? Я рада. Значит, у тебя рыжая кошка?
– Да, только она еще в темную полоску! Но если честно, то она не моя, а садовника, – затараторила я. – А вы не знаете, тем танцорам, которые выходили из дверей под часами, не страшно танцевать? Такая большая высота!
Девушка недоуменно посмотрела на башню, потом, поняв, о чем я толкую, рассмеялась.
– Думаю, не страшно. Они ведь ненастоящие.
– Ненастоящие?
– Да. Там куклы. Живых людей нет.
– А-а, – разочарованно протянула я.
– Ну, ты не расстраивайся. Вряд ли бы нашлись такие смельчаки. О, хочешь апельсин? – рыжеволосая, порывшись в сумке, протянула мне такой же рыжий фрукт.
– Хочу, а можно?
– Конечно, угощайся!
Мы присели на край фонтана. Несколько секунд я сосредоточенно чистила апельсин. Делать это без ногтей было крайне неудобно. Но ничего, уж теперь я их точно отращу!
– А где ты живешь?
– Не здесь.
– Это я поняла. Ты приехала сюда с родителями?
– Нет, с бочками.
– А?
Умею я озадачивать, ничего не скажешь. Я победно оторвала последний кусочек шкурки и, не размениваясь по мелочам, целиком засунула апельсин себе в рот. Потек сок. Девушка изумленно кинулась подавать мне платок.
– Осторожно! Жалко будет испачкать такое красивое платье.
– Не жалко. Оно мне хуже горькой редьки надоело, – напыщенно сказала я, вытирая лицо.
– Ну что ты, оно тебе очень идет. Ох, голова моя пустая! Мы ведь даже еще не познакомились! Так, давай начнем все сначала, меня зовут Улина, а тебя?
Я представилась. Девушка чуть ли не в ужасе вскочила на ноги. Глаза ее стали точно блюдца, губы неуверенно дрожали. Немного успокоившись, она взяла себя в руки.
– П-приятно познакомиться. Выходит, ты его дочь, – с какой-то грустью и в то же время нежностью в голосе произнесла Улина. – Дай я на тебя посмотрю.
Я недоуменно встала. Неужели она не насмотрелась на меня, пока мы говорили? Девушка аккуратно коснулась моего лица.
– Лицо совсем другое, – тихо произнесла она.
– Мне говорят, я больше похожа на маму, чем на папу, – пояснила я.
– Да, выходит, так. – Улина взяла меня за руки. – Но руки его, такие же длинные чуткие пальцы.
– Лучше бы у меня были сардельки! – вырывая руки, прокричала я. – Тогда бы меня не заставляли этим заниматься!
– Этим?
– Неважно.
– Так как поживает твой отец? – после минутного молчания неуверенно спросила девушка.
– Хорошо. Все палкой машет, – небрежно ответила я. Улина звонко рассмеялась, но почему-то невеселым смехом, в нем чувствовалась боль.
– Да, он в этом настоящий профессионал! Всю жизнь готов этим заниматься.
– Вы знаете папу?
– Да, знаю, хорошо и очень давно.
– Но раз вы его знакомая, почему ни разу не приезжали в гости?
– Приезжала. – Девушка ласково погладила меня по голове. – Когда тебя еще не было. Ни тебя, ни твоей мамы…
– Не было мамы? Мне казалось, мама с папой очень давно знакомы, – не поверила я.
– Выходит, я дольше, – печально заключила Улина. – Но все же, Арика, что ты делаешь в Крушице одна?
Я увернулась из-под руки и отошла на шаг в сторону.
– Я убежала из дома, – нехотя призналась я.
– Убежала?! Как? Зачем?
– Затем! Я не могу там больше жить! Я хочу заниматься тем, что я люблю делать, а не тем, что мне надо делать! А они этого не понимают! Всё твердят про семейные традиции! А я не хочу их продолжать! Не хочу! – с последней фразой я звучно топнула ногой по мостовой. Осколок камня отлетел в сторону на пару сантиметров, распоров подол юбки Улины. По раскрасневшимся от злости щекам потекли слезы. Девушка подбежала ко мне и обняла.
– Ну-ну, не плачь. Все хорошо, не хочешь – не делай. Я тебя не заставляю. А давай ты пойдешь ко мне в гости! А? Я тебя с сестрой познакомлю, идем?
Я неуверенно кивнула. Улина быстро повела меня вниз по улице.
Угловой дом. Третий этаж. Трехкомнатная квартира. Одна проходная. Запах табака. Куча безделушек на полках. Цветы. Быстро распахивающаяся дверь.
– Роза, Роза! Ты не поверишь!
Девушка, нет, уже женщина, так удивительно похожая и не похожая на Улину. Те же длинные медные волосы, но не волной, а мелкими кудрями. Умные глаза с уставшими морщинками, сигарета во рту, скривившиеся в недоуменной улыбке губы.
Через секунду она спросит: «В чем дело?» Через пять секунд меня оставят одну в комнате. Через минуту из-за дверей раздадутся взволнованные голоса. Через час будут бесчисленные звонки. Через семь часов я буду спать на скрипучем диване. Через неделю я стану ученицей госпожи Розы. Через две недели перееду в новый дом. Через четыре месяца Улина умрет. Спустя год я узнаю, что это было убийством. Через три года я буду работать в ЗОГе. Отчет подошел к концу.
Первое, что я почувствовала, был запах крахмала и еще чего-то резко щекочущего нос. Крахмал. Жесткие, колющиеся простыни. На них просто невозможно спать! Тихий звук, раздававшийся справа и легкий ветер слева. Значит, слева, возможно, окно, тогда справа кто-то есть.
Белый потолок. Я не знакома с этим потолком. «Вот и познакомились», – промелькнула очередная глупая мысль. «Раз моя голова в состоянии производить глупые мысли, значит, с ней все хорошо», – заключила я. Несколько секунд я лежала, набираясь сил, чтобы повернуть голову. Казалось, голова весит целую тонну и сделана из сплошного чугуна. Такой тяжелой она не была даже в редкие, но тяжкие минуты похмелья. Видимо, старею. Сместив свой купол, я поморгала и сделала измученное лицо.
– В здравом (почти что) уме и светлой (местами) памяти я завещаю все свое имущество (надеюсь, от него что-то осталось) Отделу. А ты позаботься о Шнурике, – умирающим голосом поведала я свою последнюю просьбу.
– Удружила, а Власу ты его оставить не можешь?
– С ума сошел, что ли?! – возмутилась я, приподнявшись с кровати, позабыв о роли умирающей. – Да он его при первой удобной возможности живодерам продаст!
– А я при второй.
Ким ловко перехватил летящую в него подушку и осторожно присел на край кровати.
– Вижу, ты идешь на поправку. Врачи сказали, через неделю тебя можно будет выписать.
– Даже раньше! Я обязательно выйду отсюда к своему дню рождения!
– Да, он ведь совсем скоро, – задумчиво протянул парень, приобняв подушку и явно не торопясь ее возвращать.
– Ким, ты ведь не забыл, когда мой день рождения? Правда? – с недоверием спросила я.
– Разумеется, не забыл. Я не ты, я ничего не забываю.
– К сожалению?
– Порой, – тихо ответил он.
Мы замолчали. Я посмотрела в окно, за которым понемногу начинали желтеть листья. Порывистый ветер безжалостно сдирал ослабшие листочки.
– Знаешь, когда выйду, надо будет сходить навестить могилу госпожи Улины, – сообщила я, казалось, самой себе. Ким заинтересованно приподнял голову.
– С чего вдруг такое решение?
– Просто подумала, что стоит так поступить.
– Просто? Хорошо, неплохая идея, сходи. Можешь взять и госпожу Розу.
– Нет, она ходит одна.
– Одна. Похоже на нее.
– Похоже.
Еще один лист слетел с дерева. Пора посмотреть в другую сторону, а то чего-то меня эта картина в депрессию вгоняет. Я взглянула на друга. Пластырь на щеке и на лбу, вид потрепанный, но переодеться успел. Интересно, как выгляжу я?
– Ким?
– М?
– А как я выгляжу?
– Понимаешь, такие вопросы, если ты хочешь услышать правду, лучше не задавать, – уклончиво ответил Ким.
– Что?! Так плохо?! Зеркало мне!
– Началось, – вздохнул парень и вышел из комнаты. Через минуту он вернулся с зеркалом.
– Ух, ты меня напугал! А тут всего лишь припухшая физиономия, перевязанная голова и сломанная рука.
– Всего лишь? Ну-ну. Кстати, чтобы рассмотреть руку, зеркало можно было и не использовать.
– Знаю, это я за компанию! Но вот чего я не понимаю: почему я пострадала больше, чем ты? Это несправедливо!
– Ты еще и справедливости требуешь? Забудь, мечтатель. Просто во время взрыва ты уже находилась в помещении, следовательно, тебе досталось сильнее, а я только собирался войти, меня лишь снесло взрывной волной. Понятно?
– Понятно, – угрюмо кивнула я. – Но все равно нечестно.
– Успокойся. – Ким подложил под меня подушку. – Отдыхай, для тебя главное сейчас – выздороветь. Потом будешь устраивать протесты.
Я хотела было возмутиться, что вполне полна сил и мне все море по колено, но внезапно почувствовала накатившую усталость и дикое желание поспать. Но прежде чем окунуться в сон, нужно успеть сделать нечто важное.
– Ким. – Друг остановился в дверях. – Спасибо за то, что вытащил из-под завала. Если бы не ты, я бы была мертва.
Ким стоял не оборачиваясь, наконец он произнес:
– Не благодари. Здесь совершенно нет моей заслуги.
Я осталась одна наедине с колючими простынями. Нет заслуги, но как же? Ведь это ты меня спас. Правда?
Только преодолев последнюю ступеньку, Ким поднял голову. Возле выхода со двора больничного крыла его ждали.
– Ну как себя чувствует Ари? Надеюсь, ее скоро выпишут.
Ким медленно смерил юношу взглядом. Золото и сталь на секунду столкнулись, наэлектризовав воздух, и так же внезапно отступили.
– Через неделю выпишут. Благодаря тебе. – Последние слова Ким произнес после небольшой паузы. На лице Опала проскользнула загадочная улыбка.
– Давай пройдемся. Я хочу с тобой кое о чем поговорить.
Шли молча, не произнося ни слова. Первые дни осени напоминали о себе холодным ветром. Ким поежился и внезапно поймал себя на мысли, что пытается прикрыться шарфом, которого сейчас на нем не было. Тот самый шарф. Отведя глаза от темной мостовой, он посмотрел на небо, обрамленное кронами деревьев. Если вспомнить, тогда он шел также, то смотря себе под ноги, то поднимая голову вверх, не находя для себя ничего интересного. Небо было такое же светлое, но было заметно теплее. Тогда стояло лето.
* * *
Пять лет назад он только переехал сюда с родителями и сестрой. Какой это по счету был переезд? Он перестал считать. Как и перестал заводить друзей. Зачем они, если через месяц, а может, и раньше, а может, и позже придется прощаться. Да он и сам никогда не любил шумное общество. Большое количество людей его утомляло. Он предпочитал сидеть в уединении дома, но именно сейчас он больше всего не хотел там быть.
Бесцельно блуждая по незнакомым улицам, Ким случайно набрел на территорию полуразрушенной школы. Когда-то здесь резвились дети, а теперь лишь разломанные стены и погнувшиеся качели. От детской площадки осталось одно воспоминание, но один ребенок на ней все же был. Ким обошел площадку и присел на ржавый заборчик. Склонив голову набок и прикрыв глаза от яркого солнечного света, он попытался рассмотреть находившегося здесь человека.
Девушка. Худая. В шортах и рубашке. Волосы коротко пострижены, топорщатся в разные стороны. На смуглом лице, руках и ногах можно заметить светлые полоски шрамов. Шрамы? Ким наклонил голову набок. Посмотри на нее со спины – мальчишка мальчишкой. Драчливый, растрепанный. Только шрамы не от драк. Больше похоже на побои.
Бывают семьи и похуже его. Впрочем, он не знал, что хуже: моральное или физическое насилие. Молот и наковальня. Разная боль, но она все так же болезненна. Что за каламбур? «Думать слишком много тоже плохо», – решил Ким, потирая виски. Медленно начинаешь сходить с ума. Его ум, он начинал его ненавидеть. А память? Она играла с ним злую шутку. Будто в голове установили фотоаппарат, который беспрерывно снимал моменты его жизни. Потом происходит показ. Все до мельчайших деталей запечатлено на этой пленке. Запах подгорелой картошки с кухни, шум проезжающего за окном экипажа, скрип половиц, шуршание маминого фартука, дрожание хрустальных подвесок на люстре, интонация отца. Нет, он не кричал. Он никогда не кричит. Все его доводы взвешенны и обдуманны. И это бесит больше всего. С ним нельзя поспорить. Как? А теперь, вспоминая свой собственный голос и свои слова, ему становилось жутко, как сильно он на него похож. Нет, он не будет таким, как отец. Всю жизнь провести в сырых склепах. Не иметь места, которое можно назвать домом. Ха, да лучше сдохнуть! Ким бессильно сжал свои волосы. Черт, как же удалить эту пленку? Как ее стереть? Может, просто заменить? Чем?
– Эй, лохматое чудовище! Ты находишься на моей территории! Уходи, ты мешаешь мне тренироваться.
Ким недоуменно поднял голову. Да, это та девчонка. Хм, вблизи она выглядит довольно симпатичной, только взгляд с прищуром и сдвинутые брови портили ее детское лицо. Такой взгляд принадлежит человеку, не доверяющему другим людям. Смотрящему на всех с опасением, ждущего удара в спину. Если учесть шрамы, то неудивительно.
– У тебя есть соответствующий документ, подтверждающий твои права на владение данной собственностью?
– Чего?! – опешила девчонка.
– Насколько я понимаю, это муниципальная собственность, и если ты не являешься членом муниципалитета, то у тебя нет законных оснований меня прогонять, – отчеканил Ким, в упор смотря на девушку.
– Да ты! Да я! – пропыхтела незнакомка, залившись краской от возмущения. – Если ты сейчас же не уйдешь, я тебя побью! Вот!
– Интересно. Но сомневаюсь, что ты сумеешь это сделать.
– Сомневаешься?
– Да. С учетом твоего роста, пропорции, мускулатуры и толщины костей – я считаю данную возможность химерической.
– Химе… что?!
– Невыполнимой, – перевел парень.
– Ах, «невыполнимой»! Ну, это мы сейчас посмотрим! – зловеще произнесла девчонка, похрустывая костяшками пальцев.
Через минуты Ким возвращался домой заметно прихрамывая. Впервые его побила девушка. Впервые он усомнился в своей логике. Будет ему новый опыт. И новая нестираемая пленка позора. Но он почему-то чувствовал себя довольным. Физические мучения отвлекали его от своих обычных дум. Интересный способ, но, пожалуй, повторить он его не рискнет. Странная девушка. В первый раз он заинтересовался кем-то посторонним. Нужно будет и завтра сходить на ту площадку, вдруг удастся ее встретить. Только следует запастись бинтами… и йодом. Но сначала доковылять бы до дома.
Эта была их первая встреча. Ссадины болели еще долго.
– Садись.
Внезапное слово выдернуло Кима из потока воспоминаний. Он нехотя сел на сомнительно чистую скамейку. Опал опустился рядом.
– Я уезжаю.
– Поздравляю, – равнодушно буркнул Ким.
– Я не поздравлений ждал.
– Прости, подарков с собой нет.
– И не этого. – Юноша откинулся на спинку скамейки. – Арика, я не смогу за ней больше присматривать. Вся ответственность ложится на тебя.
– Успокоил.
– Последний раз. – Опал пропустил мимо ушей язвительность Кима. – Ты не блистал. Если бы меня тогда не было рядом…
– …то ее уже не было бы здесь. Я знаю свои проколы. К чему весь этот разговор? Акира не маленький ребенок. Конечно, ее умственные способности и здравый смысл оставляют желать лучшего… много лучшего. Но она умеет позаботиться о себе самостоятельно.
– Умеет? Я был бы только рад, но ей все еще нужна нянька.
– Из тебя бы получилась неплохая, так? Тогда объясни мне, ты так о ней печешься и тем не менее сделал все возможное для того, чтобы она возненавидела тебя до глубины души. Почему?
– В этом и проявляется моя забота. Смешно, не правда ли? Тогда она казалась такой беззащитной, боялась всех. Но затем научилась мне доверять, стала цепляться и полагаться во всем.
– Такое ощущение, что ты описываешь приручение дикого зверька, – скептически заметил Ким.
– Пожалуй, – усмехнулся юноша. – Этот зверек так ко мне привязался, но ему нельзя было больше со мной оставаться, а он не хотел уходить.
– И единственный способ прогнать его было заставить бояться? Разрушить доверие, зародить ненависть. Ей не оставалось ничего другого, как уйти самой.
– Верно.
– По-моему, ты слишком переусердствовал, – угрюмо ответил Ким. – Шесть переломов. Ее до сих пор мучают кошмары. Сразу после того случая она тренировалась до потери пульса. Ее это чуть не убило.
– Но она жива. А если бы я тогда так не поступил, то шансов бы уже не было.
Очередной порыв холодного ветра с шелестом понесся по кронам деревьев.
– Ким, я слышала, в разные сезоны листва шелестит по-разному, ты как считаешь?
– Я никогда не задумывался над этим.
– Ну а если задуматься?
– Думаю, это возможно. Весной, летом, осенью и зимой скорость ветра различается. Вероятно, дело в этом.
– Ким, ты дурак.
– А?
– Зимой на деревьях нет листьев! Ветер их не трогает!
– Точно, я не учел.
– Ха, тоже мне самый умный! Ан нет!
– Радуешься?
– А то! Хочу приз!
– Приз?
– Да, угости обедом!
– Хорошо, угощу.
– Легко согласился.
– Что такого?
– Ничего. Я научу тебя быть более осмотрительным.
Какой старый разговор. Это было после их первого совместного задания. Тогда он плохо знал свою напарницу. И она действительно научила его осмотрительности. Еще никогда его кошелек не был таким пустым. Сейчас он неожиданно понял, из каких глупых, но значительных мелочей состояла их жизнь. Как много было таких пустых разговоров, самых обычных, ни о чем и обо всем сразу. Как Акира, она могла быть ничем и всем одновременно. Она всегда заполняла собой пустоту в сердце, в душе. Она была отличным другом и надежным напарником. Легкомысленная девчонка. Кому она могла помешать?
– Это форма одной престижной мужской академии?
Опал скользнул взглядом по своему костюму.
– Да. Академия для детей высокопоставленных лиц. Сколько пафоса, не находишь?
– Нахожу. После пятого года обучения учеников отправляют на дальнейшее обучение за границу? На Восток?
– Программа служит для поддержания дипломатических отношений с Востоком. Обмен учениками: мы к ним, они к нам. Как будто это сможет сделать нас ближе. Глупо, – усмехнулся Опал.
– Глупо, – согласился Ким. – Но по данной программе учатся только на дипломатическом факультете, значит, ты пойдешь по стопам семьи?
– Значит, пойду, – грустно заключил юноша. – В нашей семье почти все дипломаты или политики. Нравится, не нравится, а делать будешь то, что скажут. Я не Ари. Я не могу громко хлопнуть дверью и уйти в наемники, наплевав на мнение окружающих. Не получится. Да и семья у меня, не такая, как у нее. Они глаза не закроют.
– Акира – это отдельный случай.
– Точно.
Серые облака медленно заволакивали небо. «Наверное, будет дождь», – подумал Ким. Конечно, будет, ведь зонта у него при себе нет. Всегда так.
– Я одного не могу понять: зачем? Зачем ее хотели убрать?
– Кто знает, какие у них в голове тараканы? Я и сам до конца не понял. Могу предположить вариант внутренних разборок и заметание следов. Политика, дипломатия – все это грязные игры. Я давно понял, что живу в грязи. Госпожа Улина, она была первой. Не знаю, что ей удалось выяснить, но это послужило причиной ее смерти. Госпожу Розу достать было сложнее. Они не рискнули, но решили перестраховаться и убрать Арику. Ненаглядная ученица сестры, единственная дочь мужчины, которого она любила больше жизни. Вдруг Улина решила ей что-то рассказать? Случайно, мимоходом. Я их опередил. Вызвался исполнить зачистку. Отец тогда очень удивился. Забавно. Я сделал так, чтобы все выглядело как несчастный случай. Она поскользнулась и сорвалась с обрыва. Я все просчитал. Она бы не умерла. Роза как раз научила ее одному приему. У Ари варит башка, когда нужно. Мой «провал» они сочли оплошностью новичка. В больнице дали заключение: потеря памяти вследствие сотрясения мозга. Ее можно было оставить в покое. Я очень надеялся, что оставят.
– Это ты подменил заключение?
– Да. Я хотел спасти ее.
– Ценой ненависти к себе?
– Да, – печально кивнул Опал. – А еще я просто эгоист. Я хотел, чтобы она меня всегда помнила. Любовь забывается, ненависть и страх остаются в памяти навечно.
– Ты ужасный человек, – заключил Ким, откидываясь на спинку скамьи. – Но почему ты не мог ей все рассказать? Предупредить? Госпожа Роза смогла бы ее защитить, и обошлось бы без кровопролитий и психической травмы.
– Не мог. Я боялся. Боялся, что за мной следят. Постоянно. Может, это паранойя. Но я не хотел рисковать. Из двух зол я выбрал меньшее. Я до сих пор не знаю, поступил ли я правильно. Но изменить уже ничего невозможно.
* * *
– Опа, Опа! Идем обедать!
Радостный девичий крик пронзил тишину сада. Заспанные птицы с громким хлопаньем слетели с веток деревьев. По каменной дорожке бежала растрепанная девчонка. Тут ее ноги переплелись, и она со всего размаху упала на землю. Опал кинулся ее поднимать.
– Арика, осторожней! Нельзя так носиться, убиться недолго. Ну-ка, посмотри на меня, ничего не ушибла?
Девочка с серьезным видом принялась себя ощупывать.
– Да вроде в порядке.
– В порядке? Да ты посмотри, у тебя кровь!
– Правда? Где?
– На коленке. Ты ее расшибла. Горе луковое, что с тобой делать? – вздохнул Опал.
– Мириться. Опа, у тебя такие длинные волосы, неужели парни такие носят? – неожиданно спросила Арика, изучая его со стороны.
– Раньше носили. Теперь модно их стричь.
– А почему ты не стрижешь?
– Я приверженец старых традиций, – улыбнулся Опал. – Хочешь, чтобы я подстригся?
– Нет, просто интересно было бы на тебя посмотреть. Но длинные тебе идут, симпатичнее любой девочки, – ехидно заметила Арика.
– Ах так! Сейчас кто-то у меня побежит.
– Не надо! Я буду хорошей!
Несколько минут шли молча. «Шу-шу-шу», – стрекотали кузнечики. «Цок-цок», – цокали деревянные сандалии. «Жур-жур», – журчал садовый фонтан. Идиллия. Все так спокойно, и лишь ноющие мышцы да мозоли на руках напоминают о недавней утомительной тренировке. После обеда у него занятие по экономике, затем математика, логика, философия – бесконечный список наук, и так до ужина, а потом вновь тренировка по фехтованию, но лучше об этом не думать. Сейчас лишь сад, тишина и приятная компания.
– Опа, как прошла тренировка? Ты самый сильный?
– Конечно, а ты сомневалась?
– Нет! Ты самый-самый! Я в тебя верю! – радостно заверила Арика.
– Спасибо.
Она верит. Наверное, единственная, кто в него по-настоящему верит. Другие просто возложили обязанности. Им все равно как, но он должен их выполнить. И он молча выполняет. Вежливо улыбается родителям, вежливо улыбается слугам, прилежно выполняет все указания учителей. А потом запирается у себя в комнате и в слепой ярости швыряет вещи. Не плачет, задыхается. А утром вновь улыбается. Это длится несколько лет. Сейчас нагрузок больше, его готовят для поступления в академию. Он будет дипломатом. Как все быстро и легко решилось. Без вопросов, без скандалов. Его лишь поставили перед фактом. Всегда так. Всё всегда так.
– А как твои занятия с госпожой Розой? – спросил он, отогнав подальше ненужные мысли.
– У-у-у.
– Что такое? Что-то не получается?
– Все! Все не получается! Госпожа Роза говорит, что я просто какой-то па-та-ло-ги-чес-кий случай! – по слогам выпалила она.