Текст книги "Дар на веревочке (СИ)"

Автор книги: Евгения Гордеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Евгения Гордеева
Дар на верёвочке

Редкий дар, это всегда испытание. А если его отбирают? Это испытание вдвойне… А если тебе всего девять лет, и у тебя нет защитников? Самостоятельно выбрать путь и идти по нему… А как же месть обидчикам? Всему своё время…

Глава 1

Закон подлости работает на совесть

Телега тряслась по просёлочной дороге, скрипя бортами и колёсами, грозя развалиться на какой-нибудь кочке, будь та побольше да покрепче.

Возница чертыхался себе под нос, проклиная эту дорогу, старую телегу, степь, сирот и всю жизнь в целом. Двое суток трястись через сухую степь ради какой-то девчонки, которой так некстати приспичило стать десятилеткой! А ведь в Пыксе народ готовился к празднованию дня Святых Источников. Бабы варили бузу, затевали кулебяки и расстегайчики. Молодой кабанчик, уже освежёванный, висел на крюках под навесом старостиного дома. Из погребов хозяйки доставали соленья и копченья…

– Эх, – сглотнул набежавшую слюну возница, – надо было не слухать приютское начальство, справить Источники, а ужо потом тебя в Загорье везти, упыриное отродье! Спасите меня Пресветлые! – он зло посмотрел на худенькую девочку, жавшуюся к дальнему борту телеги, и сплюнул макуху. Кинул в рот новый кус жмыха и подстегнул мерина. – Шевели копытами, травяной мешок! Загорье вон ужо виднеется.

Загорье было большим, куда там его родной Пыксе, селом с храмом, ярмарочной площадью и постоялым двором. Источники можно было справить и там, но всё это стоило не один медник. И комната на постоялом дворе, и еда, и выпивка (чего уж там). За всё плати. А дома праздник всегда вскладчину…

Жалование приютского сторожа было невелико, но на полях он давно не горбатился, и старуха его гордилась званием Сторожихи, при любом удобном случае кичась перед соседками, как подвезло её муженьку с работой. Только вот такие поездки раздражали сторожа. Едва сироте исполнялось десять лет, его тут же отправляли на служение в какой-нибудь храм. Нечего казённые денежки проживать. Хотя приютские сироты и так сполна отрабатывали свой чёрствый хлеб в свинарниках и птичниках. Но храмы тоже требовали своё. Вот и довелось ему везти эту несносную Параску к месту её 'взрослой' работы накануне праздника.

Параска попала к ним в приют всего год назад, и обломать девчонку под серую безропотную массу воспитанников за это время так и не удалось. Хмурый настороженный взгляд жёлто-зелёных глаз исподлобья и умение постоять за себя отпугивали от девчонки не только других сирот, но воспитателей. Один раз её попытались высечь розгами, но прутья не желали слушаться направляющей их руки. Сторож тогда не на шутку испугался, ибо наказание сирот входило именно в его обязанности, и сопротивление привычного инструмента экзекуции чуть не свело его с ума. Он тогда сразу смекнул, что Параска попала к ним из Змеиного дома. Редко, но привозили к ним оттуда этих упырят. И всякий раз приютское начальство молило Пресветлых о скорейшем избавлении их от таких сироток. Вот и сейчас никто слушать не хотел, что праздник большой, что сторож тоже человек…

– Сдам тебя божникам и сразу домой, – рассуждал сторож. Купол Загорьевского храма уже чётко вырисовывался на утреннем небе. Остальные строения села значительно уступали собору по высоте, так что в предутренних сумерках казалось, будто храм парит над горизонтом. – Глядишь, к вечеру в Пыксу вернусь, – продолжал вслух мечтать дедок. – Авось не всю бузу мужики выпьют, чего и мне перепадёт! А уж расстегайчиков моя старуха припрячет для муженька…

Голодной девочке слушать размышления сторожа о расстегайчиках было физически больно. Пустой желудок, и так не привыкший к насыщению, сжимался от спазмов, требуя хоть кусочка хлеба, хоть макухи. Макухи даже лучше. В жмыхе иногда попадались целые семечки, так любимые Параской. Но сторож даже не думал кормить упырицу. Пусть хоть сдохнет в дороге, кто её пожалеет?

Гвалт праздничного сельского дня обрушился на девочку непривычными ощущениями. Смех, музыка, разряженные люди, кони и запахи… хлеба, жареного мяса, кислого кваса, яблок, мёда… Голова девочки закружилась и она, боясь вывалиться из телеги, вцепилась тонкими пальцами в борт.

– Матушки мои, – раздался над ухом сироты жалостливый женский голос, – ребёнок-то голодный!

Миловидная женщина всунула в руки девочки свежий, с хрустящей корочкой, бублик.

– Спасибо, – прошептала обескураженная Параска и впилась зубами в подаяние, пока сторож не увидел и не отобрал бублик.

Толпа народа тем временем загородила всю дорогу, и ехать дальше к храму на телеге не представлялось никакой возможности. Сторож привязал мерина в обозном ряду и потащил свою кару к храму. Чем ближе они приближались к белоснежному строению, тем хуже становилось девочке. Параска стала задыхаться. Ощущение приближающейся смерти придало ей силы, и она принялась отчаянно сопротивляться. Сторож злился на строптивицу, не замечая, как белеет и без того бледная девчушка.

– Не упирайся, Параска! Я тебя, упырицу, всё равно в храм сдам, как ты не сопротивляйся! Вот, змеиная девка! Да простят меня Пресветлые!

Ругаясь на упирающуюся Параску, сторож не заметил, как над базарной площадью на секунду повисла гнетущая тишина, а потом раздался треск… Люди, находившиеся перед храмом стали крутить головами в поисках источника неприятного звука. Кто-то в толпе заметил, как перекосились храмовые ворота и истошно завопил. Цепная реакция в мгновение распространила волны страха по площади. Народ ринулся прочь, а увлечённый сторож упорно двигался задом к вожделенному храму. По белым стенам древнего строения уже бежали трещины, выкрашивая из стен небольшие камешки. Но, по мере увеличения трещин, увеличивались и камни, выбиваемые из стен невидимой силой. Грохот разрушения и вопли людей слились в один предсмертный хрип. Несколько секунд, и величественный храм осыпался, погребая под обломками и своих служителей и прихожан. Рыночную (она же храмовая) площадь заволокло пылью. На какое-то мгновение мир застыл, затих, а потом первый, отчаянный крик боли разорвал эту тишину на лоскуты. Те, кто чудом выжил в этой катастрофе, в ужасе бросились вон. Те, кто находился за пределами площади, наоборот побежали туда. Кто-то хотел помочь, у кого-то там были родные, кто-то из любопытства, а кто-то с мыслями поживиться.

Тоненькая детская ручка с намертво зажатым недоеденным бубликом словно приковала взгляд женщины, бросившейся на площадь в поисках мужа.

– Детонька, да за что ж судьба с тобой так? – заплакала женщина и начала скидывать камни, завалившие ребёнка. На её радость, обломки храмовой стены завалили тело худого мужика, а девочка под ним была жива, но без чувств. Женщина осмотрела старика – возничего и сокрушённо покачала головой. – Отмучился, сердешный, – проломленный череп мужчины не оставлял надежды на то, что он жив. Обезображенное болью лицо с открытыми глазами вызывало дрожь. Чёрные во всю радужку зрачки только подтверждали, что хозяин этого тела уже стоит в очереди в светлые чертоги. Осторожно подняв худенькое тело ребёнка, женщина попыталась вынуть из судорожно сжатой ручки огрызок грязного бублика, но ей это не удалось. Маленькие пальчики намертво сжались и не выпускали свою добычу. – Бедное дитя…

– Малуша, ты жива?! – Через завалы к ней пробирался встревоженный мужчина. – Беда-то, какая… – он пробрался к жене и с удивлением осмотрел её ношу. – Кто это?

– Сиротка, – всхлипнула женщина, – её, видать, этот старик в храм вёз. Я её бубликом угостила, – кивнула она на свисающую ручку.

– Она что… умерла? – осторожно спросил муж.

– Нет, чувств лишилась, видно от страха.

– Куда ж её теперь? – оглянулся на руины храма мужчина.

– Курьян? – Просящие, наполненные слёзами глаза жены…

Ему всё сразу стало понятно. Девочка, дочка, несбыточная мечта Малуши, которая после первых родов больше не имела возможности выносить ребёнка.

– Как Асташ её примет? – с небольшим сомнением произнёс Курьян.

– От нас зависит, – мягко улыбнулась Малуша, получив согласие мужа, и крепче прижала к себе тоненькое тельце Пресветлыми посланного ребёнка.

Магистр Маер едва сдерживался, слушая доклад дежурного мага.

– …в результате чего храм был разрушен до основания и дальнейшему восстановлению не подлежит, – бесстрастным голосом зачитывал донесение молодой служка. – Источник силы уничтожен неизвестным способом, следы магических ритуалов отсутствуют!

Бодрый, даже несколько радостный тон мага разозлил магистра окончательно. Деревянные подлокотники резного кресла задымились под пальцами Маера. Молодой маг, наконец, заметил свирепое состояние главы Ордена и втянул голову в плечи, стараясь незаметно для наставника сплести заклинание, защищающее от спонтанных выбросов силы. Магистр закрыл глаза, усилием воли загоняя гнев, рвущийся наружу в глубины души, собираясь выплеснуть его позже.

Кто?! Кто посмел нарушить шаткое равновесие мировых сил? Божники? Им надоело делить свои храмы с магами, и они решили пожертвовать одним из них, чтобы обвинить ненавистных чародеев во всех грехах? Теперь на всех храмовых площадях они будут кричать о том, что маги вконец потеряли совесть и посягнули на святыни! И народ будет им верить, потому что разрушить здание могут и простые смертные, а вот уничтожить источник силы способен только маг. Причём очень сильный маг. Жрецы будут призывать паству отказаться от услуг магов – кровопийц и предадут анафеме тех, кто думает иначе. Механики тоже могли провернуть такую провокацию, но, опять же, без мага и тут не обошлось бы…

– Экстренный сбор Совета, – ледяным тоном объявил магистр.

Дежурный маг облегчённо вздохнул, мысленно осенив себя храмовым знаком, и бросился исполнять приказ. Через тридцать минут весь Совет Ордена Змеи был в сборе. Десять магов расселись по своим креслам, с нескрываемой тревогой взирая на главу Ордена. Маер выдержал трагическую паузу, обвёл коллег внимательным взглядом, не дрогнет ли у кого мускул на лице, не опустит ли кто глаза, и прошипел, подражая тотему Ордена, как и было положено по уставу.

– В Загорье сегодня разрушен Храм Ветров… до основания, – взгляд его остановился на магистре Карпинии, от чего тот постарался стать единым целым со спинкой своего кресла. – Это хорошо… Очень хорошо, что все вы сегодня остались в крепости…

Немигающий взгляд Маера скользил по лицам членов Совета, останавливаясь на ком-то на пару секунд, и двигался дальше по зигзагообразной траектории. Члены Совета сначала недоумённо переглядывались между собой, не понимая, почему разрушение храма в каком-то Загорье так расстроило главу Ордена. Но странное поведение Маера заставило их нервничать. Маги устремили свои взгляды на магистра, ожидая объяснений. Стало так тихо, что они слышали стук собственных сердец. Пауза затягивалась.

– Жрецам нужна наша помощь? – нарушил тишину Ярл, самый молодой маг в Совете. – Мы никогда не отказывали им…

– Боюсь, помощь понадобится нам, – прошипел Маер, уже не пытаясь сдерживать свой гнев, – а не жрецам. Они это происшествие обернут в свою пользу. А против кого, вы, надеюсь, сами можете догадаться?!

– Объясните, магистр, что там случилось, что Вы так трагично нам вещаете? – вступила в разговор единственная женщина – член Совета.

– Калина права, – поддержал её Карпиний, – храмы рушатся время от времени, грунт осядет, паводок… Что особенного случилось с Храмом Ветров?

– Уничтожен источник! – рявкнул Маер, рывком поднимаясь из кресла. – Уничтожен так, что следов не осталось! – он обречённо упал в кресло и добавил совсем тихо. – Никаких следов…

Кто-то из магов присвистнул, кто-то охнул, кто-то поперхнулся воздухом на вздохе и закашлялся.

– А кто прислал сообщение? – спросила Калина, сохраняя спокойствие, что удивило Маера.

– Сведения точные. Пока вы собирались, я сам всё проверил, – ответил ей магистр, – там пусто.

– Это какой же силой надо обладать, – простонал Нетосий, маг-экспериментатор, – чтобы уничтожить источник?

– В этом-то и вопрос, – согласно закивал головой Маер, – кто этот маг? И кому он помогает? Жрецам или механикам? Кто из них устроил эту провокацию? Кто хочет сделать из магов козлов отпущения?!

– Значит, нам надо обвинить их первыми, – запальчиво предложил магистр Гардаш, заместитель Маера. – Надо немедленно отправляться в столицу к князю Добромиру, пока время на нашей стороне!

– Отправляйся, – кивнул головой Маер, – и объяви всем о розыске ренегата. Надо только вычислить того, кто способен на такое?

– А если это Они? – прошамкал Лука Лукич, старейший маг Совета.

– Чушь, – резко отреагировал Маер, – нарушать структуру потоков Они не станут. А уж если и задумали такую пакость, уничтожили бы храм в Ильвилесе!

– Они бы уничтожать храм не стали, – возразила Калина, – зачем Им это надо, когда достаточно избавиться от источника? Кто бы из божников заметил, что сила ушла?

Мужчины с интересом уставились на коллегу. Ярл даже соизволил восхититься железной логикой магички. Жерл, его старший брат, наоборот всем своим видом пытался показать, что всё высказанное Калиной – само собой разумеющееся, и о Них никто и не думал.

– Дельные предложения есть? – Маер обвёл всех глазами. Совет молчал. – Ярл, раздели всех членов Ордена на десять частей… Нет, не девять. Гардаш получит другое задание. Каждый из вас должен в минимальное время провести проверку всех наших магов. Я думаю, что другие школы тоже начнут тайную инспекцию на благонадёжность, возможно, не только своих. Для нас важно, что бы Орден Змеи не имел к этому никакого отношения! Всем это понятно? Ростичар, это к тебе относится в первую очередь!

– Почему? – поднял взгляд неестественно красивый блондин. – Почему такое недоверие? – захлопал он телячьими глазками.

– Сам знаешь, – огрызнулся Маер, а Жерл хохотнул.

– Голословные обвинения, – Ростичар надменно откинулся на спинку кресла, – я никогда и не при каких обстоятельствах не выдаю служебные тайны!

– Да, они сами собой из тебя выдаются, когда твою башку сносит! – рявкнул глава Ордена. – До выяснения личности мага – ренегата я вам запрещаю мотаться по бабам!

Все члены совета открыли рты от такого приказа главного. Только Калина поджала губы, чтобы не расхохотаться. Она прекрасно знала, что стоит только обратить на себя внимание, и Маер выдаст запрет и ей, а так, вроде по бабам она не мотается, а про мужчин…

– А Ка… – начал было Ярл, обиженно оттопырив нижнюю губу.

Калина бросила на него просящий и, одновременно, обещающий взгляд, и молодой маг замолчал на полуслове.

– Чего ты хотел? – устало спросил его Маер.

– Ка… Когда приступать? – Ярл еле отвёл взгляд от весёлых огоньков в глазах Калины.

– Пять минут назад, – прошипел главный.

Зал Совета мгновенно очистился от магов.

– Калина, – Ярл схватил женщину за локоть, нагнав её в конце коридора, – что ты имела в виду, когда так на меня смотрела?

– Что бы ты ещё и на запрет мотаться по мужикам не нарвался! – усмехнулась магичка.

– Получается, что нас лишили радости жизни, а тебя нет?!

– Почему только меня? – подняла Калина изящную бровь. – У всех вкусы разные! – она обворожительно улыбнулась и исчезла за дверью своего кабинета.

– Разные? – крикнул разозлённый Ярл и начал дубасить кулаком в её дверь.

– Ярл, ты уже списки раздаёшь? – услышал он сзади шипение магистра Маера.

– Будьспол! – пролепетал молодой маг и бегом сорвался выполнять задание.

– Таш, посмотри, кого мы привезли с ярмарки! – Курьян потрепал сынишку по курчавой голове. Сын же хмуро разглядывал худое существо неопределённого пола, жавшееся к юбке его матери.

– Её зовут Делька, – мать нежно погладила по коротким для девочек волосам, обрезанным по плечи, – она будет тебе сестрой.

– Делька! – резко произнёс мальчишка. – Неделька! – и уткнулся отцу в бок.

– Таш! – всплеснула руками Малуша. – Сынок, так нельзя! – Паренёк не смотрел на мать, нервно теребя ремень отца. – Курьян, – она кивнула на надутого сына и увела Дельку в дом.

– Пап, а она, – мальчик хмуро глянул в сторону дома, – у нас всегда будет жить?

– Нет, не всегда, – попытался успокоить его отец. – Она же когда-нибудь вырастет, станет взрослой, выйдет замуж… Женщины ведь в дом мужа уходят. Это ты с нами всегда жить будешь. Ну, пока свой дом не построишь.

– Зачем вы её купили? – обиженно просопел паренёк.

– Да мы и не покупали ее, в общем-то… Понимаешь, Таш, она – сирота.

– Точно, серота! – нервно рассмеялся мальчик. – Как мышь – серая.

– Сирота, – вздохнул Курьян, присаживаясь на бревно, – это когда ты остался совсем один в мире. Нет мамы, нет отца. Совсем никого нет, понимаешь?

– А куда они делись? – с небольшим интересом спросил сын, недовольно поджимая губы.

– Делька говорит, что маму её убили, когда ей было всего семь лет.

– А сейчас ей сколько? – удивился мальчишка. – Семь с половиной?

– Сейчас ей десять. Она в приюте жила. А там тех, кому больше десяти лет, не держат, сразу в храм на услужение отправляют.

– Ей десять лет? – не поверил Таш. – На два года младше меня! Она малявка!

– Да, сын, она совсем маленькая и хрупкая. Она чуть не погибла при обрушении храма. Мама её спасла.

– Мама? Ух, ты! А как храм обрушился? Ты мне расскажешь?! – загорелись глаза паренька.

– Расскажу… Так что ты скажешь насчёт сестры?

– Да пусть живёт! Жалко, что ли… Ты мне про храм расскажи!

Первое время Таш игнорировал новое существо в их доме. Если Делька попадалась ему на пути, он по большой дуге обходил её, стараясь даже не смотреть на девчонку. Никогда с ней не разговаривал, не помогал, даже если это требовалось. Девочка жалобно на него поглядывала и тоже молчала. Мальчишки с улицы поначалу посмеивались над ним, дразня малолетней невестой, но Таш с одними подрался, других закидал камнями, третьих сам высмеял. Взрослое население тоже с любопытством поглядывало на Дельку, но девочка редко появлялась на людях, предпочитая оставаться дома. На улицу её совсем не тянуло. Девчонки, её ровесницы задирали носы при виде маленькой и худенькой Дельки, и демонстративно перешёптывались. Мальчишки не подходили, опасаясь реакции Таша, а младшая ребятня, копавшаяся в песочных кучах, не привлекала саму Дельку.

Постепенно волнения вокруг сироты улеглись, и жизнь деревеньки вошла в привычное русло. А Делька старалась помогать своей названной матери, как могла. Вот только женские хлопоты её мало привлекали. Больше ей нравилось смотреть, как Курьян месит глину, крутит гончарный круг и творит горшки, крынки, чашки и плошки. Долго не позволял ей гончар помогать себе, но как-то поддался на уговоры, и радостная Делька бросилась месить глину. Вымазавшись по самую макушку, девочка, тем не мене, замесила ему очень приличную заготовку и горшки из неё получились на удивление лёгкие и прочные. Курьян не мог нахвалиться на свою помощницу, зато Таш ходил хмурый. Девчонка его злила. Надо сказать, гончарное дело совсем его не привлекало, и как не пытался Курьян приобщить сына к ремеслу, мальчик только яростнее сопротивлялся. А тут нашлась помощница! Мало того, что мама ей старалась подсунуть лучшие кусочки, ласкала её, так теперь и отец забыл, кто в их семье родной ребёнок, а кто нет.

Обиженный Таш решил уйти из дома и всем доказать, что он тоже чего-то стоит. Он мечтал, как будут горевать по нему родители, а когда поймут, кто виновник всех бед, выгонят тощую Дельку из дома! И пусть она топает в свой храм…

Поднявшись ночью с печи, он на цыпочках, стараясь не скрипеть половицами, направился к выходу, прихватив с собой здоровый кухонный нож. Дорожный мешок со всем необходимым был припрятан ещё с вечера в сарае. За стенкой кто-то всхлипнул. Сначала Таш подумал, что ему показалось, или с улицы шум проник в дом. Может корова или овца вздохнула во сне, а он… Всхлип повторился. Теперь парнишка точно понял, что это плачет за тонкой перегородкой его 'сестрица' Делька. Мальчишка поморщился, но всё же зашёл в маленькую светёлку, отведённую девочке. Нет, она плакала не во сне. Она сидела на скамье у окна, уставившись глазищами на полную луну с такой тоской, какая не может быть у маленькой девочки. Слёзы уже высохли на её округлившихся щёчках. Солёные дорожки слегка светились в неясном лунном свете. Она снова шмыгнула, и по-мальчишески утёрла нос кулаком.

– Чего не спишь? – тихо окликнул её Таш.

– Грустно, – не оборачиваясь, прошептала Делька.

– Чего грустить-то? – не понял её мальчишка. – Сыта, одета, все тебя… любят! Уж лучше, чем в приюте?!

– Ты не любишь, – обернулась к нему девочка и, не мигая, посмотрела прямо в глаза. Таш оторопел под этим взрослым взглядом. – И считаешь, что твои родители променяли тебя на меня!

– Вот ещё, – независимым тоном произнёс Таш. Он и не предполагал, что малявка может заметить его состояние, чего даже мать не увидела, и сделать из этого выводы. Что, если неспроста не спит она этой ночью, а караулит его?

– Считаешь, считаешь, – напирала Делька. – А я так не хочу!

– Чего не хочешь? – подозрительно поинтересовался мальчишка.

– Не хочу, чтобы ты страдал! – Вот и приехали… Точно, караулит! Может, углядела, как он мешок собирал? А ведь он так старался всё сделать тихо и незаметно. – Это неправильно. Они – твои родители, они любят тебя, – Делька не оставляла сомнений Ташу в своём поступке. – А я – чужая и… – она снова шмыгнула носом, – неправильно это…

– Вот заладила: неправильно, неправильно! – насупился парень. – Объяснить толком можешь?

– Не могу. Я не знаю, с чего начать, – Делька подняла на Таша жалобный взгляд.

– Начни с самого начала, – подбодрил её мальчишка, устраиваясь на скамье. То, что сегодня ночью он никуда не убежит, он уже понял. Ну, хоть послушает что-то 'интересное'.

Таш никак не ожидал, что то, что он услышит, полностью изменит его отношение к этой девочке. Мало того, он действительно станет считать её своей сестрой.

До семи лет Делька жила с мамой – травницей в лесу, недалеко от небольшой деревеньки со смешным названием Жилка. Мама собирала травы, коренья, ягоды. Короче всё, чем богат лес. И лечила людей. Тем они и жили. Отца своего девочка никогда не видела. Мама сказала, что он – очень хороший человек, но у него другая дорога… Что лес – не для него.

А однажды ночью на их избушку напали. Это были ночные тати, разбойники. Лесная нечисть не трогала их, мама умела с ними договариваться, и маленькая Делька ни разу не подверглась даже невинной шутки со стороны нежити. А вот с людьми… Мама защищала дочь до последнего вдоха, но силы были неравны, татей было слишком много на одну женщину. Дельку от смерти спас проезжающий мимо их избушки маг. Он победил ночных разбойников, но маму спасти уже не смог. Тело, пронзённое стрелой, было пришпилено к стене дома. Холодные, мёртвые глаза матери безучастно взирали на полную, как сейчас, луну. Её жёлтый свет плескался в чёрных зрачках травницы. Маг Гардаш похоронил женщину, а дочь забрал с собой в замок на краю света. Там была школа магов. У Дельки обнаружились способности, и она стала ученицей школы. Почти три года Делька изучала магию.

В этой школе было одно забавное правило: давать будущим магам звучные имена. Так что ученикам редко оставляли их настоящие имена. Маги считали, что человек, одарённый силой зваться должен соответственно его высокому статусу. Магистр магии Делька, или, как говорят в народе: ведьма Делька – звучит не солидно. А вот ведьма Фраира… Это да! Так Делька стала Фраирой.

Всё было хорошо. Ученица Фраира делала успехи, радуя наставников и вызывая зависть некоторых учеников, пока не наступил тот злополучный день. Юные маги гуляли во внутреннем дворе замка, когда прямо посредине площади открылось око телепорта, и из него на полном скаку вылетела чёрная карета, запряжённая четвёркой вороных коней. Эта карета неслась прямо на группу младших учеников, среди которых была и Фраира. В страхе быть раздавленной копытами и колёсами, девочка вскинула руки, выставляя щит. Что она могла? Маленькая, только начавшая обучение, против опытного мага, управлявшего телепортом и чёрным экипажем. Оказывается, очень много. Она разметала коней по двору и опрокинула карету одним своим щитом. Маг, сидевший на облучке, от удара силы слетел с козел, описал высокую дугу и плюхнулся в кусты жасмина. Пассажир опрокинутой кареты заполучил кучу синяков и перелом ключицы. А это был наместник провинции, и он затребовал самого строгого наказания для наглеца, позволившего себе такое поведение по отношению к высокопоставленной особе. Он даже настаивал на смертной казни. Как маги не доказывали, что ребёнок не виноват, что это был просто испуг, а не покушение, отстоять ученицу Фраиру им не удалось.

Наказание было суровым. Над девочкой провели обряд и лишили силы. Потеряв то, что стало неотъемлемой, как казалось, частью, она была так напугана, что не помнила, что происходило потом. Как её провожали из замка (зачем магам бездарный ребёнок?), как везли в приют. Делька была потеряна и опустошена. Серые казематы сиротского дома ещё больше усугубили её угнетённое состояние. Кроме всего, в приюте снова сменили имя. Теперь её звали Параской. Но Дельке было всё равно: как её зовут, что она ест, где спит, что делает…

Год в приюте она провела, как в дурном сне. Вспоминались какие-то злобные лица взрослых и детей, которые чего-то от неё хотели. Более сильные мальчишки и девчонки отнимали у неё тот скудный паёк, которым их 'щедро' кормили в грязной трапезной, кишащей мышами и тараканами. Когда она пыталась сопротивляться, её били. Один раз даже розгами пытались высечь, но экзекуция не состоялась. Что там случилось, девочка не поняла, но сторож, ответственный за наказание воспитанников, с тех пор шарахался от неё, как от нечисти. Делька еле дождалась своего дня рождения, и со спокойной душой покинула сиротский дом. Но по мере приближения к новому месту жительства ей становилось всё тревожнее и тревожнее. Делька ждала чего-то страшного, непоправимого. Волна боли и страха, накрывшая её на храмовой площади, заполнила лёгкие, мозг, каждую клеточку тела, сделала ватными руки и ноги. Но она сопротивлялась, не хотела идти в храм, а разъярённый сторож тянул её вперёд. А потом всё резко оборвалось, и наступила блаженная темнота. Очнулась Делька уже на руках Малуши. Она сразу вспомнила добрую женщину, накормившую её бубликом, и девочка инстинктивно прижалась к спасительнице, стискивая слабыми ручонками её шею.

Делька закончила свой рассказ и снова посмотрела на луну, жёлтую и аппетитную, словно пшеничный блинчик.

– И ты, правда, была магичкой? – шёпотом спросил потрясённый Таш.

– Ученицей, – не стала преувеличивать девочка.

– А-а-а… а что ты могла?

– Свечку пальцами поджечь, – подумав, сообщила Делька. – Да и свечка мне не нужна была, я могла шарик такой сделать, чтобы освещал. Могла воду ладонью подогреть, но не сильно… Потом, грязь с одежды стряхнуть, если свежая, нечистика отогнать. Много ещё чего.

– И ты это сама могла делать, без амулетов? – с сомнением поинтересовался Таш. Он видел такие штучки на верёвочках у некоторых сельчан, но стоили они дорого и многие обходились без магических накопителей. Зачем дома нужно 'вечное огниво', когда спички есть? Или амулет, отпугивающий любую нечисть, когда по всем углам избы бесогон разложен? Вот в дальней дороге, это да, нужная вещь, а так…

– Амулеты магам нужны, что бы увеличить свою силу, но я так могла, без них… Ты это… – замялась она, – не говори никому… Ладно? Я даже Малуше не сказала, что до приюта в школе училась.

– Почему? – Таш подумал, что мама гордилась бы такими способностями Дельки. Настоящая магичка! Шутка ли? У них бродячий фокусник раз в году в их Гдеглинку если и забредал случайно, так вся деревенька высыпала на представление…

– Потому что сейчас я не могу ничего! – прервала его мысли Делька. И так это горько прозвучало, безысходно. – Зачем говорить, если теперь ничего этого нет?! Я даже светляка сделать не могу, самого крохотного… Я неудачница! – она опять всхлипнула.

– Ну, не плачь, Неделька! – тихо прошептал Таш и погладил девочку по голове, как это делала мама.

– Почему ты меня так зовёшь? – успокоившись, спросила у него Делька.

– Сам не знаю, – смутился парень. – Но, если тебе не нравится…

– Когда ты говоришь так… нравится. Зови на здоровье, – просияла она такой обезоруживающей улыбкой, что Таш понял: он больше никогда не сможет причинить ей не то, чтобы зла, а даже самой маленькой неприятности. – Ты ведь не уйдёшь? – задала она неожиданный вопрос.

– А с чего ты решила, что я куда-то собрался? – начал хорохориться мальчишка.

– Просто, ночью во двор с ножами не ходят.

Делька протянула руку за спину Таша.

– Это… так просто, – насупился парнишка и стал вытаскивать нож из-за пояса. Рука неловко дёрнулась, и на ладошке Дельки заалел неглубокий порез. – Прости! – перепугался Таш.

– Ничего, – попыталась успокоить его девчушка, – на мне быстро заживает.

– Нет, я себя тоже порежу, – мальчишка полоснул ножом по собственной ладони, стараясь не кривиться от боли.

– Зачем?! – бросилась к нему Делька, хватая своей раненой ладошку его.

Капельки их крови перемешались и вместе потекли по рукам. Таш второй рукой прижал ладонь Дельки к своей и зашептал ей в ухо.

– Мы с тобой теперь кровные брат и сестра, на всю жизнь!

– Правда? – вытаращила на него глаза девочка. – Ты мне всамделишный брат теперь?

– Правда! – подтвердил Таш. – И теперь я тебя никому в обиду не дам! Буду защищать! Я ведь старший брат!

– Ух, ты! – обрадовалась Делька. – Меня, кроме мамы, никто не защищал. А порез теперь всегда должен кровить?

– Нет, – обескуражено замотал головой кровный брат.

– Тогда пойдём в палисадник, – предложила Делька, – я там трипутник видела. Чтобы зажило быстрее.

Рано утром Малуша, подоив корову, заглянула на печь, где спал Таш, и не обнаружила сына. Заспанный Курьян, продирая глаза, недоумённо уставился на встревоженную жену. Они дружно бросились в закуток Дельки. Оба ребёнка сладко спали на скамейке, пристроив головы друг на друге.

– Ну, и чем они тут занимались? – Малуша жалобно посмотрела на мужа.

– Чем? – хмыкнул Курьян. – Братались! – и кивнул на ладони, одинаково перевязанные обрывками тряпицы, из-под которых торчали увядшие листья трипутника. – Таш принял её, Малуша. Хотя, мог бы обойтись и без кровопролития…

Приёмная настоятеля столичного храма отличалась нескромностью и размерами. Главный божник Ильмении обставил свой быт максимально комфортно и роскошно. Мягкие диваны и кресла, обитые плюшем тёмно-зелёного цвета, пушистые сарацинские ковры на полу, хрустальные шары на изящных подставках, обеспечивающие нужную температуру в помещении, люстра и канделябры в том же стиле… Не поскупился светлый жрец для себя любимого. Даже новомодный искусственный водопадик журчал между кадками с экзотическими растениями.