Текст книги "Фактор роста (СИ)"

Автор книги: Евгений Сурмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Внешне девушка совсем не соответствовала своей фамилии. Анну скорее можно было принять за полячку или даже скандинавку. Фигуристая, высокая блондинка с правильными чертами лица, пухлыми губками и тёмно-синим цветом глаз дружила со спортом и с гордостью носила значок ГТО второй ступени, то есть могла дать фору большинству его оболтусов.

Анна зацепила Ивана не только внешностью, но и тем, что при знакомстве совершенно его проигнорировала, оставаясь в рамках холодной вежливости. Девушка ему нравилась, и он очень надеялся, что больше не увидит её этим летом.

Парадокс? Отнюдь, если вы помните, что Иван в меру своих возможностей отслеживал обстановку в дивизии и окрестностях. Информации было море и совершенно открытой, нужно было просто уметь запоминать и сопоставлять важное.

Факт первый. В мае-июне активизировались всякие выродки из различных бандформирований. Это и боевики из ОУН[59]59
  ОУН – Организа́ция украи́нских национали́стов – террористическая украинская националистическая политическая организация, действовавшая на территории Западной Украины. Период наивысшей активности – конец 1920-х – 1950-е годы.


[Закрыть] и участники различных польских националистических организаций навроде СВБ[60]60
  СВБ – Сою́з вооружённой борьбы́ (польск. Związek Walki Zbrojnej, ZWZ) – это подпольная польская военная организация, которая действовала в 1939—1942 годы. Создана на базе ранее действовавшей подпольной организации «Служба Победе Польши». 14 февраля 1942 года СВБ был реорганизован в «Армию Крайову».


[Закрыть] и обычные уголовники. Причём руководители банд за редким исключением или сами являлись агентами иностранных разведок или так или иначе были с ними связаны.

Прикрываясь лозунгами о независимости, бандиты почему-то предпочитают воевать не с бойцами РККА или сотрудниками НКВД, а расправляться в основном с учителями, докторами, председателями колхозов и колхозными активистами. Хотя, нужно признать, хорошо доставалась и работникам партийных и советских органов.

Например, 27 мая был застрелен начальник Паниковецкого Райотдела ГКВД Львовской области товарищ Тихий. Ещё жарче обстоят дела в соседней Волынской области. Так 26 мая в селе Гуции Волынской области состоялся настоящий бой с бандой оуновцев. Кроме оружия у бандитов изъята оуновская переписка с военно-учебными пособиями и окружное знамя ОУН[61]61
  «Обзор работы органов НКВД по борьбе с бандитизмом в западных областях УССР. 15 июня 1941 г.» Сборник документов: «Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. Документы. В двух томах. Том 1. 1939–1943.» С. 313–319.


[Закрыть].

Спрашивается откуда Иван так хорошо осведомлён об устроенном бандитами терроре? Так угадайте, кто отдувается за весь корпус, когда органам нужна помощь армии. Первый раз его привлекли в конце апреля, наверно по принципу – Жук командировочный, если что и случится Жука не жалко. Но получилось справно, вот и стали потом товарищи чекисты стребовать Ивановых бойцов при всяком случае.

А дело было так. В конце апреля, числа примерно 25-го, оуновцы совершили налёт на школу в уже упомянутой Волынской области. Убили директора школы, учительницу и человек десять ранили. Кажется, в том числе и председателя колхоза. Разумеется, такой террор не остался без ответа. Про всё Иван не знает, но среди прочего чекисты провели несколько облав. Вот в одной такой облаве они и поучаствовали. Два отделения бойцов под командованием Ивана да плюс санитар.

По рассказам Макея Жук всегда представлял оперов НКВД этакими битыми жизнью волкодавами. Реальность оказалась несколько иной. Нет, может быть, в Москве в центральном аппарате они именно такие. Но вот товарищи милиционеры, к которым прикрепили Ивана до волкодавов немножечко не дотягивали. До овчарок или доберманов, впрочем, тоже, чуть-чуть. Но Жук своё мнение предусмотрительно засунул себе поглубже в карман и не отсвечивал. Стоял, где скажут и смотрел куда скажут. Что ещё большего от оцепления требовать.

Этим бы всё и закончилось, если бы Ивану не поручили отконвоировать трёх подозрительных задержанных. На первый взгляд обычные крестьяне – угрюмые, в пропылённой долгой дорогой одежде и чуть заискивающие перед милиционерами. Троица шла на заработки во Львов, и даже имела при себе какую-то бумагу из сельсовета одного из колхозов Яворовскго района. Задержать их старший участковый уполномоченный младший лейтенант милиции товарищ Дидул решил скорее для отчётности, чем подозревая в чём-то конкретном. И обыск задержанных поэтому провёл соответственно, лёгонько похлопав ладонями по верхней одежде.

Конвойным делам Ивана специально не учили, но зато он прекрасно знал какой урон можно нанести человеку простым гвоздём или даже, скажем, осколком стекла. А учитывая, что и конвойные, по сути, вчерашние колхозники, да ещё по прикидкам Жука лет на десять помладше задержанных, рисковать он не собирался.

Блюдя субординацию, Жук отвел главного милиционера в сторону и попросил разрешения обыскать задержанных нормально. Впрочем, если бы Василий Григорьевич, а именно так звали участкового Дидула, не согласился, Иван всё равно бы всё сделал так, как сам считал правильно.

– Что, товарищ старший сержант, неужто забоялся? Твоих то хлопцев почитай два десятка будет, – поддел Жука милиционер.

Только вы же помните: «Лучшая подруга бойца – лопата». Те, кто на курсах вёлся на такие провокации, не просто много бегал в полной выкладке, но ещё и пробовал себя в роли экскаватора. Разумеется, вместе с остальными парнями своего отделения. Вы пробовали копать землю зимой? И не пробуйте. Как правило, одного раза хватало, чтобы отбить всякую охоту делать что-то «на слабо».

– Верно, Василий Григорьевич, боюсь. Случись что, вы за меня будите письма писать родным? Ваш сын погиб, потому что командиру-придурку было лень следовать элементарным правилам безопасности, и он забил на все должностные инструкции. Так?

От такой постановки вопроса милиционер немного прифигел и на пару секунд даже выпал из реальности. Но Василий Григорьевич человеком был опытным, даже можно сказать, тёртым. Уже не первый год работающим в милиции. Да и обстановка на западной границе Союза не располагала к излишней рефлексии и учила вычленять главное. А главное, как понял участковый уполномоченный Дидул, было в следующем. Первое, присланный старший сержант был совсем не так прост, как казалось на первый взгляд. И второе, случись что этот сержант без сомнений и колебаний виноватым сделает именно его, скажет запретил начальник обыскивать задержанных.

– Да ты что, старшой, я ж шучу. Тебе их конвоировать тебе и решать, что и как делать. Мне вон тот, постарше который, не нравится, взгляд как у сидельца. Так что ты имей ввиду. Тщательней его там.

– Спасибо, Василь Григорич. Учту, – понизил тон официальности Иван, принимая своеобразные извинения участкового.

Обыск Жук провёл, как учили, по всем правилам. Поставил подозреваемых на колени, руки за голову, щиколотки скрещены. Единственно что не связал руки и ноги захлестнув заодно кожаным шнурком шею. Всё-таки это не враги, а обычные советские граждане.

– Комар, Дергач, Лось, распределили цели, отошли на три шага, целимся в бедро, – распорядился Иван, не сомневаясь, что при необходимости уложит все троих задержанных и сам.

Внешние признаки указывали на то, что серьёзных рукопашников среди них нет. Да и не серьёзных тоже нет. Никто из задержанных не занимался систематически физкультурой, минимум двоим приходилось голодать в детстве, координация движений также оставляла желать лучшего. Но пусть его бойцы прочувствуют каково это – целится в живого человека.

– Учись, Чоботов, как обыск проводить нужно, – с легко читаемым сарказмом, сказал милиционер Дидула одному из своих помощников, долговязому парню в плохо сидящей на нём форме с пустыми петлицами.

Впрочем, сарказм мгновенно улетучился, когда Жук вытащил из сапога задержанного настоящую финку. Ехидная улыбочка на лице младшего лейтенанта милиции сменилась удовлетворённой. Ведь задержанный без ножа и задержанный с ножом это две большие разницы, даже если потом вдруг окажется что это перочинный ножик для нарезки колбасы.

Задержанный Николай Дзюмюк так наличие финки и объяснял. Хлеб, сало порезать, щепок для костра настрогать, погреться. Хоть и конец апреля, а температура чуть-чуть плюсовая. Да и от зверья какого или там одичавших собак отмахнуться при случае можно. В общем нож в походе инструмент необходимый.

Верить ему или нет в обязанности Дидулы не входило, поэтому участковый вступать с задержанным в дискуссию не стал, справедливо рассудив, что на месте разберутся, но в любом случае изъятое холодное оружие большой плюс к оценке его работы начальством.

– Петро, подь сюды, – Иван поманил одного из бойцов, – ты вроде в деревню отпрашивался.

– Дык, товаришу старший сержант, видпусти, будь добрий. У брательника старшого весилля в недилю. Видпусти на один денёк, будь ласка. Я ж зовсим поруч живу тут в мистечку. Я гостинцив принесу, – волнуясь перешёл на родную речь боец.

– Свадьба – это серьёзно, – Жук кивнул головой в сторону стоящего с правого края задержанного, – обыщи его. Найдёшь что, получишь не день, а двое суток увольнительной. И катись в своё местечко празднуй.

– Да я его… – Петро наткнувшись на взгляд Жука моментально заткнулся, чуть не подавившись языком.

Иван покачал головой, в который раз напоминая себе, что перед ним вчерашние хуторяне, считай, почти дети и с ними нужно помягче.

– Не перебивай меня больше.

– Вибачте, товаришу старший сержант.

– О господи, за что мне это наказание. Петро, учи язык, – Жук повернулся к остальным бойцам, – вас всех это тоже касается, учите язык. Не будет в бою у командира время вашу мову перелопачивать. Короче. Петро, сейчас спокойно без суеты его тщательно обыскиваешь. Спокойно я сказал. Без суеты и тщательно. Находишь и едешь гулять на свадьбу. И самое главное. Если на второй день выпьешь хоть сто грамм, знаешь, что будет?

– Знаю, – Петро покосился на своё отделение, копать окопы им всем уже обрыдло до поросячьего визга.

– Вот и не пей. И не стой чурбаном или до заморозков собираешься его обыскивать? Стой, оболтус! Винтовку давай сюда.

Если на учениях его бойцы уже более-менее постигли азы дисциплины и смысл приказа, то любая внештатная ситуация по-прежнему выбивала их из себя. Вот и сейчас, отчасти Иван давал красноармейцу Петру Михоленко повод получить увольнительную, а отчасти хотел понаблюдать за действиями остальных подчинённых.

Как он и предполагал процесс изъятия финки наихудшим образом сказалось на исполнении приказов. Комар без приказа бросился задержанного Дзюмюка неумело вязать, наматывая тому на кисти виток за витком, какой-то серой от пыли верёвки. По мнению Ивана выдернуть из получающегося безобразия руки при желании не составило бы никакого труда.

Дергач и Лось встали рядом, неосознанно опустив стволы винтовок в землю, и громким шепотом спорили насчёт «посадють» или «не посадють».

Милиционеры вели себя нисколько не лучше. Участковый вместе с помощниками подняли третьего задержанного и начали его в четыре ладони ощупывать и охлопывать. Заставили снять сапоги и задрать рукава уже изрядно поношенной, но ещё крепкой драповой шинели. Что хуже всего, при этом они почти заслонили мужика от Ивана.

Жуку ничего не оставалось, как использовать сложившуюся ситуацию для незаметного наблюдения за задержанными. Сместившись на пару метров, Иван смог худо-бедно следить за перемигиванием всех троих.

И его, если можно так выразится, «засада» оправдала себя на все сто. Когда Петро, нащупав в рукаве задержанного нож, заорал, как резанный, от радости, так или иначе отреагировали все.

– Курва! – второй задержанный попытался дёрнуться, но получил промеж лопаток прикладом от закончившего вязать Дзюмюка Комара и уткнулся лицом в землю.

– Твою мать! Добегался! – душа младшего лейтенанта Дидула не смогла сдержать ликование. Ведь один задержанный с ножом это хорошо, а два просто великолепно. А два – это уже «группой лиц по предварительному сговору». Это же практически банда! Нужно ли говорить, что задержана банда благодаря проницательности и высокому профессионализму товарища участкового уполномоченного?

А вот третий задержанный, с виду крестьянин лет тридцати, среднего роста с грубыми чертами лица практически не отреагировал, только лицо покривил, да неосознанно провёл левой ладонью по поле шинели чуть ниже кармана. Ну мало ли может рука вспотела. А может…

Через несколько минут суета немного улеглась, и Иван подошёл к участковому.

– С третьим что?

– Вроде чистый. Но жопой чую он с ними. Пущай в управе разбираются.

– Это и так ясно. Есть одна идейка. Разреши проверить, Василь Григорич?

– Действу, старшой. Я смотрю ты парень головастый.

Иван подошёл к так и стоящему без сапог третьему подозреваемому. Мужчина пытался наглостью скрыть страх, и от того отчаянно жестикулируя и поминая через слово «курва» доказывал милиционерам, что с остальными попутчиками он познакомился в дороге вот чуть ли не только что.

Безсопожный повернулся к Ивану лицом и вероятно что-то уловив во взгляде подошедшего военного на глазах сник, буквально прошептав напоследок своё «курва».

– Говорят у уоновцев на лопатке трезубец выжжен, показывай спину.

– Как желает пан командир, – мужчина начал суетно сдёргивать с себя одежду, одновременно пытаясь угодливо заглянуть Ивану в лицо.

За пару минут задержанному, не могущему скрыть своей радости и облегчения, всё же удалось снять с себя шинель, линялую кофту и задрать рубаху.

– Повернись спиной. Выше.

Совершенно не интересуясь открывшимися лопатками Жук демонстративно помял пальцами полу шинели задержанного перед глазами подошедшего участкового. Василий Григорьевич хмыкнул и тоже протянул руку пощупать ткань.

– Ааа! Пся кряев! Цидулю знайшли! – что есть мочи заорал второй задержанный.

Крик как спусковой крючок запустил сразу несколько событий. Безсопожный, с протяжным воем «ку-у-у» разматывая портянки ломанулся бежать. Задержанный Дзюмюк, второй раз получив прикладом по спине, снова приложился лицом о землю. Первый задержанный так же свалился на дорогу и стонал от, чуть не сломавшего ему ребро, тычка стволом винтовки. Что в общем-то не удивительно учитывая, что ткнул его с испугу красноармеец Башкиров по кличке Лось.

Но больше всех отличился Дергач недолго думая выпаливший в убегающего из винтовки, да так ловко, что беглец рухнул как подкошенный.

Пристрелить задержанного пусть и при попытке к бегству это конечно залёт. И Жуков и участковый понимали это совершенно ясно. Но отреагировали каждый в силу своей, если можно так выразиться, роли.

Жук подскочил к Дергачу, даже ещё сам не зная, как на его выстрел реагировать. То есть понятно, что наказать. Какого фига он вообще стрелял, да ещё на поражение. Ни куда дальше оцепления этот типчик без сапог бы не убежал. И в сапогах бы, впрочем, тоже не убежал. Но вот реакция начальства на этот выстрел будет во многом зависеть от того, что за бумага зашита в шинели. Вдруг там просто банкнота. Тогда и ему и Дергачу не поздоровится. Но зачем тогда второй кричал?

Хорошо в неведении Иван оставался очень недолго. Участковому хватило пары секунд оценить обстановку, и он без колебаний, вспоров ножом шинель, вытащил спрятанную там цидулю.

– Допрыгался, курва! – по тому, как радостно, с хищными нотками в голосе, закричал милиционер сразу стало ясно, у него в руках не банкнота.

– Смотри, старшой, какую мы зверюгу словили, – Василий Григорьевич потряс листком и сам же пояснил, – это Ананий Закоштуй, один из помощников Скопюка. А Иван Скопюк руководитель Волынской краевой экзекутивы ОУН[62]62
  Закоштуй Ананий, Скопюк Иван реальные личности, члены ОУН. Сведения взяты из протокола допроса члена ОУН Куца А. И. (Сарамага П. Т.) 28–30 апреля 1941 года. Сборник документов: «Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. Документы. В двух томах. Том 1. 1939–1943.» С. 287.


[Закрыть]. Жаль убили только паскуду. Вот бы его поспрашать, наверняка и про теракт в селе Величье знал.

– Дядько Василь, так он же живой, вон глазами лупает – огорошил всех долговязый милиционер Чоботов.

– Да ты шо? А чего он брякнулся? Или от страха. А ну глянь не обгадился ли случаем, курва.

– Есть трохи, дядько Василь.

Вот так под дружный хохот удачно закончилась его первая «боевая» операция.

Хитрый участковый Дидула составляя рапорт расписал действие Ивана с самой лучшей стороны, конечно же, оставив себе скромную роль мозгового центра. А Жука благодаря такой славе стали и дальше привлекать к силовому обеспечению мероприятий проводимых сотрудниками внутренних дел.

Так что Иван в курсе того, как сильно, в разы, увеличилась активность различных банд в последнее время на территории Западной Украины. Это факт первый.

Факт второй. Это особо не афишируется, но приглашение отдохнуть на берегу Чёрного моря в комсомольско-пионерском лагере получили не только жители Львова. Насколько известно Ивану, в Крым и Краснодарский край уже уехали десятки если не сотни родственников (в основном жёны и дети) командиров и партийных деятелей, из многих приграничных областей Украины и Белоруссии.

Вроде бы ну пригласили и пригласили, что тут такого. Есть детский лагерь «Артек» в Крыму, но его конечно мало для всей нашей огромной страны, будет ещё «Юность» в районе города Сочи. Только вот мама Анны Фишман, как сообщили верные источники, дама довольно много о себе понимающая и держащая товарища Фишмана в ежовых рукавицах, по приезду устроила мужу грандиозный скандал. Их, видите ли, привезли в чистое поле и лагерь ещё только начал строиться. Жильё в палатках, удобства на улице, да ещё должность разнорабочей на стройке подходит для босяков с Привоза, а не для дражайшей Софьи Аароновны.

А вот папа Анны, обычно не повышающий на супругу голос, вместо того чтобы признать свою вину и постараться как-то её загладить назвал Софью Аароновну дурой. Софью Аароновну! Дурой! Говорят, бедная женщина после такого потрясения даже слегла на несколько дней в койку и до сих пор ещё не оправилась до конца.

Вот такой вот второй факт.

И третий факт – Командир считает, что война начнётся этим летом. А для Ивана мнение Командира поважнее будет чем даже, скажем, мнение командира корпуса генерала Власова. Вывод очевиден. В стране проходит скрытая эвакуация населения из приграничных западных областей.

Вот и выходит, что Анна Фишер вернулась во Львов очень и очень не вовремя. От границы город меньше чем в ста километрах, бомбить его с первых дней будут обязательно.

Прислушиваясь к себе, Жук вдруг с раздражением осознал, что опять думает об этой девчонке. Перед глазами сразу же встал образ Мэй в обнимочку с Белым, которая говорит ему: «Правильно, Ваня, не теряйся. Мы вот уже, видишь, затусили с твоим дружком». Жука прям передёрнуло от того, как живо он это представил.

Настроение старшего сержанта мгновенно испортилось и оторвавшись от воспоминаний Жук недобрым взглядом, не скрывая хищную улыбку, оглядел лежащих по обе стороны дороги бойцов. Как говорит мудрый Макей: «Дивчина может подвести красноармейца, а вот лопата – никогда».

Но судьба распорядилась иначе. Показавшаяся на горизонте точка сначала превратилась в мотоциклиста, а потом в адъютанта командира 32-й танковой дивизии лейтенанта Савченко. Проигнорировав командование батальона, Пётр Савченко лихо подкатил к стоящему чуть на особицу Жукову.

– Жук, тебя в штаб вызывают. Срочно.

«За мной» – ёкнуло в груди Ивана.

– Кто?

– Лётчики…странные. Ефим Григорьевич, сказал, пулей.

«Раз странные, точно за мной, – пересаживаясь с коня на мотоцикл, усмехнулся про себя старший сержант Жуков, понимая, что наступает новый период его жизни, – эх, Анютка, голубые глазки, увидимся ли ещё когда-нибудь?»

– Тогда чего стоим? Кого ждём? Погнали!

Глава 16
Разговор за чашечкой кофе

Командир 32-го мотострелкового полка Михаил Петрович Павлычев рассматривал сидящего перед ним майора в форме ВВС и не мог отделаться от мысли, что перед ним более взрослая и оттого более опасная копия старшего сержанта Жукова. Причём внешне Жук и этот майор, язык не поворачивался называть гостя лётчиком, хотя и форма, и документы однозначно приписывали его к военно-воздушному флоту, были совсем не похожими.

С майором прибыло три человека, ожидающих окончания беседы за стенами кабинета, и они ещё больше запутывали картину.

– Можно, я задам вам прямой вопрос, товарищ Самойлов?

– Конечно, товарищ майор. И я думаю можно без лишнего официоза.

Секунду подумав Павлычев встал и протянул руку:

– Михаил.

– Виктор.

«Какие красные глаза у майора, – отметил комполка, – похоже не выспался».

– Распоряжусь чайку покрепче заварить?

– А может лучше я тебя кофе угощу? У нас настоящий, уже молотый. Эквадорский, сорт робуста. Вкус, конечно, не шоколад, особенно с непривычки, но по мозгам бьёт, как кувалдой. И захочешь не уснёшь. Может попробуешь ради интереса?

– Можно.

Отдав необходимые распоряжения ординарцу, майор Павлычев, раз уж гость сходу перешёл на «ты», решил добавить в разговор побольше личного:

– Я так понимаю ты его постоянно пьёшь. Не вредно?

– Если часто как я, то, конечно, вредно. А так просто хороший стимулятор. Мы тонну закупили для диспетчеров. Мало, конечно, но приходится чем-то жертвовать.

– Что за диспетчера такие?

– При Главном управлении ВВС РККА создан единый центр, куда круглосуточно будет стекаться вся информация по воздушной обстановке над территорией СССР. В военное время центр будет собирать и анализировать информацию, поступающую с фронтов и передавать её дальше, как руководству ВВС, так и в наркомат обороны. Генерал-лейтенант Смушкевич предложил возглавить этот центр мне, и я согласился. Вот поэтому на мне форма командира-лётчика. Об этом ведь хотел спросить?

– Да. Но как ты узнал?

– Ха, чего проще. Ты мне петлицы и фуражку взглядом чуть не прожёг. Да и документы рассматривал дольше, чем чекисты проверяют.

– А как же… – майор Павлычев замялся не зная, стоит ли спрашивать про школу, где готовят десант для захвата Варшавы.

Но на этот раз гость не стал договаривать фразу, вероятно для того, чтобы понять, что известно майору мотострелку.

– Со школой, где старший сержант Жуков обучался? – выкрутился товарищ Павлычев.

– Приходится совмещать.

– Ясненько. Значит Жуков теперь в ВВС служить будет? Хотя такой кадр везде с руками оторвут.

– Почему в ВВС? В документе же чётко сказано – по месту службы. А служит он, насколько я помню, в 64-й стрелковой дивизии.

«Конечно, конечно. А предписание тебя просто с оказией попросили передать. Да и не припомню я чтобы комдива Пушкина о простом майоре предупреждали аж из штаба округа. То-то он быстренько умотал по каким-то вдруг образовавшимся неотложным делам. А мне значит расхлёбывай».

– Как Жук вообще служил, расскажешь вкратце?

– Вкратце. Энергичный, инициативный, грамотный. Мне б ещё таких ещё хотя бы десятка два. Не полк бы был, а сказка. Мы пытались выйти на руководство школы, – гость чуть кивнул, не считая нужным скрывать, что это ему известно, – но не смогли найти понимания ни в округе, ни в наркомате.

– А ведь корпус стоит практически на границе, мы первыми… – лётчик сделал жест ладонью и комполка неожиданно для себя резко замолчал.

– Даже не начинай, Михаил. Каждый наш выпускник обходится государству, как взвод мотопехоты вместе с транспортом. На место Жука я привёз тебе сменщика? Привёз. Это максимум. И то потому, что глупо бросать его подопечных. Какой вариант вы выбрали?

– Рота.

– Вот.

– А в следующей набор? Хотя бы человек пять. Мы пошлём лучших.

– Следующего набора не будет.

– Почему?

– А сам-то как думаешь, товарищ майор?

– Я то? Да, вроде, званием не вышел, чтобы много думать, за нас приказ думает, – попытался отшутиться Павлычев.

– А всё-таки? Мотострелковый полк – это не одна тысяча судеб и за всех ты в ответе.

– А я от ответственности не бегал, – Павлычев нервно, ломая спички, попытался прикурить, но так и отшвырнул сигарету незажженной, – и не побегу. Но там, – майор ткнул зажатым в кулаке коробком в потолок, – пусть скажут, что конкретно делать. Пусть не мне, пусть Власову скажут, будет война или нет. У нас вот, например, в округе призвали шестьдесят тысяч человек на Сборы, что с ними делать? Распускать или нет?

– Не успеете.

– Или раз уж всё… Что⁈

– Чего ты завёлся, майор. Понимаешь, что война на пороге, но душой принять не можешь? Правильно понимаешь. Не успею я для тебя бойцов выучить. И резервисты не успеют по домам разъехаться. Именно на пороге. Неделя у нас, край две.

– А что же Москва? Вчера вот в «Красной звезде» и в «Правде» даже… Читал?

– Читал.

– И?

– Москва этим сообщением ставит Германии вилку. Если вдруг Гитлер решится на переговоры мы получаем дополнительное время. А если молчит, значит война дело ближайших дней. В воскресенье 22-го или 29-го.

– Не верю!

– Вот это правильно. Верить никому нельзя. ТАСС можно.

– Будешь? – не найдя, что ответить Михаил Петрович предложил гостю папиросы, да и самому хотелось закурить. Привести мысли в порядок. Злая, не совсем уместная шутка, как будто гость пытался доказать что-то тому, кого сейчас не было рядом. Нужно бы посмеяться, какой медиум выискался, прям вторая Блаватская[63]63
  Блава́тская Еле́на Петро́вна (урождённая фон Ган; 31 июля [12 августа] 1831, Екатеринослав, Российская империя – 26 апреля [8 мая] 1891, Лондон, Англия) – русский религиозный философ теософского направления, литератор, публицист, оккультист и спиритуалист, путешественница. Автор книг «Тайная доктрина», «Разоблаченная Изида» и других.


[Закрыть]. Но смеяться не хотелось, прежде всего потому, что сам Павлычев считал скорое начало войны очень вероятным.

– Не курю. Не тянет. Да и плохой пример не стоит парням показывать. Им то курить запрещено, войну ещё воевать. А я своё отбегал. Теперь письменный стол – мой боевой пост.

До этого Михаил Петрович рассматривал гостя, как некого абстрактного штабного руководителя. Даже, можно сказать, чиновника от армии. Школа переподготовки, какой-то центр при штабе ВВС. Сбивала ещё эта лётная фуражка, так и лезущая в глаза. А сейчас картинка сложилась. Плохо выбритый и с красными от недосыпа глазами Самойлов ведь был очень молод, как минимум лет на десять моложе тридцативосьмилетнего майора.

Сколько он пьёт уже эту свою робусту? Недели? Или скорее месяцы? Даже отметив сходство со старшим сержантом и оценив излучаемые майором флюиды опасности, Павлычев был словно загипнотизирован. Да и совсем не так представлял он командира разведчиков. Как? Трудно сказать. Но не так. У того должны быть казацкие усы, загорелое лицо со шрамом, хитрый колючий взгляд и вся грудь в орденах.

А сейчас словно молния, скупые движения, приглушённые эмоции, да и какое-то едва уловимое безразличие, это же всё просто от усталости.

Самойлову сейчас плевать и на него, и на Власова, и даже на Москву, вспомнив свой опыт недельного аврала, когда приходилось спать по четыре часа в сутки, понял комполка.

– Тяжело было?

– Я думал ты от моей фуражки так и не оторвёшься, – уголками рта Самойлов обозначил улыбку.

Павлычев отзеркалил в ответ кривую ухмылку и резко затушил окурок, демонстрируя что он думает о думках гостя.

– Фуражка красивая, спору нет. А вот где твои награды? Или набедокурил чего? – на грани хамства, парировал комполка

– Хочешь на чистоту, тащмайор, давай. Не для хвастовства, просто констатируя факт, мало у кого в Союзе боевого опыта столько сколько у меня. В Испанию не успел и на озере Хасан не был. А вот на Халкин-Голе, в Карелии и на оккупированных Польшей территориях повоевать пришлось. Чего мне это стоило? Два тяжёлых ранения. Японцы чуть на тот свет не отправили, чудом выкарабкался. А финны так по зимним болотам гоняли, что пришлось пальцы на левой ноге ампутировать. От поляков вот не получил ничего, зато нервов там оставил, один дьявол знает сколько.

Так что да, было тяжело. А награды. Есть награды. И «Звезда», и «Знамя». Не хуже, чем у людей.

Михаил Петрович на секунду удивился почему Самойлов поставил орден «Красной Звезды» перед орденом «Красного Знамени».

– Постой. Ты что Герой Советского Союза⁈

– Ну да. Так получилось.

– И молчишь! А почему не носишь? По уставу же обязан, да и вообще, это же какая честь.

– Понимаешь, это тут мне смысла особого нет конспирироваться. Жук он прирождённый воин. Пусть пока наивный, добрый, но война это его. Хоть он сам об этом пока ещё весьма слабо догадывается. Плюс талантливый тактик, он даже минные закладки воспринимает, как прикладные тактические задачи.

Павлычев покивал, соглашаясь с оценкой старшего сержанта.

– Так вот. О чём я? А, конспирация! Точно. Уверен Жук у вас себя проявил. Хищник, даже щенок, будет всегда вести себя как хищник. Так что прикинься я простым авиатехником боюсь ты бы меня сразу раскусил.

– Это точно. Я сразу заметил, как вы похожи.

– Вот. У меня тут дела в прифронтовой полосе кой-какие. Герой да с орденами слишком приметно, а так я обычный майор, каких полно. К тому же передвигаюсь я по большей части на самолёте. А что может быть обычнее чем лётчик и самолёт? Вот и выпросил я разрешение носить форму немного не по уставу.

– Тяжело без пальцев-то?

– Однозначно с пальцами проще чем без них. Но я привык. Да и через неделю полегче станет. Что успели то успели.

– Война и полегче?

– Да. Груз ожидания перестанет давить. А то задолбало уже, какой год смотрят, как на сумасшедшего.

– Понимаю. Не зря говорят «хуже нет ждать и догонять».

– Точно.

– Может тогда и не стоит жилы рвать? Наверняка и в столице есть чем заняться?

– А сам то? Я ведь в любой момент могу в самолёт прыгнуть и улететь. У меня аэроплан служебный всегда под парами стоит. А ты через неделю, максимум две, в самой мясорубке окажешься. Нет желания за Урал, например, перевестись? За неделю как раз успеешь.

– Допустим, переведусь, а полк на кого?

– Вот и я не могу. Парни у нас смышленые, но большинство пороху по-настоящему не нюхавшие. Да и никто из нас на настоящей войне ещё не был.

– А с финнами не настоящая, по-твоему?

Ответить Самойлов не успел отвлечённый раздавшимися в коридоре радостными возгласами. А через несколько секунд появилась и причина шума.

– Товарищ майор, старший сержант Жуков по вашему приказанию явился, – стараясь демонстративно не замечать «чужого» улыбающегося командира, Иван козырнул и строго соблюдая устав, в трёх шагах от комполка замер по стойке смирно.

А вот товарищ майор, вместо того чтобы сразу скомандовать «Вольно», отчего-то медлил. То ли решил напоследок «помариновать» подчинённого, то ли обдумывал какой-то непростой приказ. Хотя Ивана это интересовало постольку-поскольку, понятно, что Командир здесь по его Жука душу. А стоять в тёплом кабинете это не на морозе копать, если надо он так по стойке смирно и полдня простоит.

Павлычев «мариновать» никого не собирался, комполка всего лишь рассматривал уже не своего сержанта и пытался собраться с мыслями. Он не совсем понимал, как нужно правильно реагировать на немного сумбурный разговор с Самойловым.

Уж слишком хорошо его прогноз ложился на начавшееся в округе шевеление. Первым тому подтверждением было то, что сам Михаил Петрович в заслуженный выходной находился не дома с семьёй, а на службе. Комдив Пушкин, тоже сорвался в штаб корпуса за какими-то указаниями, которые нельзя доверить телефонной связи.

Если допустить, что Самойлов лучше информирован и боевые действия, да уж говоря прямо – война, начнутся в следующее воскресенье 22 июня 1941 года, то сразу всплывают два неприятных обстоятельства.

Во-первых, начинать развёртывание корпуса нужно немедленно, хорошо, что голова об этом должна болеть у генерала Власова[64]64
  Тот самый генерал А. А. Власов, в 1942 возглавивший профашистскую РОА. По приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР повешен 1 августа 1946 года.


[Закрыть]. А во-вторых, ни 32-я танковая дивизия, ни 32-й мотопехотный полк к маневренной войне не готовы. Не хватает автотранспорта.

Справедливости ради нужно признать 8-я танковая и 81-я моторизованная дивизии укомплектованы автотранспортом намного лучше. Но и им придётся мобилизовать из народного хозяйства трактора, лошадей, да и всё те же грузовики.